Н. Д. Кондратьева Институт экономики ран экономический факультет мгу им. М. В. Ломоносова долгосрочное прогнозирование: исторический опыт и критический анализ доклад

Вид материала

Доклад

Содержание Россия после кризиса Колбачев Евгений Борисовичд.э.н., проф. Модернизационные процессы во время и после глобального кризиса, их роль в социально-экономическом развитии россии Прогнозирование трансакционных издержек Долгосрочные инвестиции в человеческий капитал как основа перехода к инновационной экономике Современная элита как фактор социально-экономического развития Арутюнов Арсен Левоновичведущий инженер, Институт проблем управления им. В. А. Трапезникова РАН Перцов Леонид Владимировичведущий эксперт, аспирант, Институт экономики города Оськина Екатерина Сергеевна

Подобный материал:

• Н. Д. Кондратьева Институт экономики ран экономический факультет мгу им. М. В. Ломоносова, 4617.88kb.
• Д э. н. М. В. Грачева, зав кафедрой «Математических методов анализа экономики», 20.32kb.
• Доклад на Всероссийской научной конференции «От СССР к рф: 20 лет итоги и уроки», 140.15kb.
• Открытый Лицей «Всероссийская заочная многопредметная школа», 16.26kb.
• Открытый Лицей «Всероссийская заочная многопредметная школа», 17.42kb.
• Н. Д. Кондратьева Институт экономики ран контуры экономики будущего тезисы, 4750.89kb.
• Д. А. Никитенко Научно-исследовательский вычислительный центр мгу, Исторический факультет, 27.21kb.
• М. В. Ломоносова Факультет мировой политики VI модель ООН мгу им. М. В. Ломоносова, 711.34kb.
• М. В. Ломоносова физический факультет кафедра биофизики диплом, 466.05kb.
• Гринберг Руслан Семенович, чл корр. Ран, Президент Международного фонда Н. Д. Кондратьева,, 151.37kb.

РОССИЯ ПОСЛЕ КРИЗИСА

1. Отдать должное исследователям в области Кондратьевских циклов за развитие различных направлений этой проблематики и ее расширение (сослаться на соответствующие сайты по этой теме и постараться их систематизировать по предмету и срокам).
   
2. Обратить внимание на недостатки этих исследований, которые не учитывают необходимость взаимосвязи в длительных циклах таких явлений, как развитие производительных сил, демографических процессов, изменений индивидуального и общественного спроса на производимые блага (товары и услуги), сдвигов в социальной структуре населения, долгосрочных климатических изменениях, заметно влияющих на географию производительных сил, расселение, самочувствие населения (его пассионарность). Поэтому следует указать на большую взаимосвязь между теорией кондратьевских циклов и теорией этногенеза Л. Н. Гумилева. Особенно это заметно на примере ряда стран, прежде всего БРИК, в которых явно наметился новый цикл роста пассионарности. Что касается России, то здесь это явно прослеживается после периода нараставшего застоя (со второй половины 60 г.г. ХХ в.) и особенно после спровоцированного развала СССР, названного уже нынешним руководством страны трагедией. Общая длительность цикла падения пассионарности в России составила около 50 лет.
   

Только кондратьевскими циклами этого не объяснить! А вот в настойчивости официальной пропаганды возглавить этот процесс (послание Президента России 2009 года Федеральному собранию, выступление премьера на последнем съезде правящей партии, первое публичное интервью патриарха Кирилла в ноябре 2009 г.) просматривается стремление побудить общество к росту востребованности в новом поколении пассионариев.

3. Все эти факторы далеко не синхронизированы в пространстве и времени между собой, что усложняет анализ (примеры).

Рассмотреть по очереди вышеупомянутые факторы и показать на их фоне, что финансовые аспекты не могут быть предметом долгосрочного прогнозирования, ибо они связаны с краткосрочными сбоями (временные отрывы от реального сектора и спросовых изменений). Таким образом, по нашему мнению, финансовый кризис изначально – это не фактор, как представляется на первый взгляд, а следствие экономического кризиса в реальном секторе, где перегрев экономики образовался в связи с ножницами между «съежившимся» спросом на товары и услуги и финансовыми условиями покрытия предложения. Основные же факторы, это:

а) темпы и пропорции развития производительных сил и изменения в структуре спроса на жизненные блага;

б) демографические процессы и изменения в социальной структуре населения;

в) учет влияния климатических изменений (в том числе и связанных с вмешательством человека – Н.Н. Моисеев: предупреждение о последствиях ядерной зимы). Пересмотр состава часовых поясов – это административная необходимость управления?- тогда эти границы нужно сопрячь с границами федеральных округов. В любом случае это надо проверять на самочувствии людей в течение 2-3 лет (напомнить пример с надоями коров в одном из башкирских колхозов, когда пришлось перейти на собственный «часовой пояс»).

4. Пути совершенствования методологии долгосрочного прогнозирования: от констатации событий (или их вариантов) к разработке предложений по вариантам предупреждения негативных последствий, в том числе с выносом их на обсуждение мировой общественности. Особенно это важно в условиях глобализации и мезо-регионализации, которую мы наблюдаем сегодня (ЕС, АТЭС, НАФТА).


Колбачев Евгений Борисович
д.э.н., проф.,

Зав. кафедрой «Экономика и управление предприятием»,

Южно-Российский государственный технический университет (Новочеркасский политехнический институт)



МОДЕРНИЗАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ ВО ВРЕМЯ И ПОСЛЕ ГЛОБАЛЬНОГО КРИЗИСА, ИХ РОЛЬ В СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОМ РАЗВИТИИ РОССИИ

Во втором десятилетии нынешнего века в экономической политике должна возобладать «процессная» компонента. Место национальных модернизационных проектов в различных сферах экономики займут модернизационные процессы, что создаст предпосылки гармонизации экономики [1]. Функционирование национальной экономики в режиме модернизационных процессов, на наш взгляд, должно наступить после завершения кризиса. Однако антикризисные мероприятия, проводимые государством и бизнесом в настоящее время, должны носить проектный характер. Именно они могут создать условия к переходу российской экономики к переходу в режим модернизационных процессов.

Реализация такого подхода позволит наиболее эффективно осуществить государственную поддержку хозяйствующих субъектов реального сектора экономики, неизбежную в условиях глобального кризиса: финансовые ресурсы, выделяемые государством при этом, должны направляться на финансирование конкретных модернизационных проектов. Это позволит минимизировать коррупционное влияние на расходование средств, сократит число ступеней прохождения денег до конкретного проекта, обеспечит их целевой характер и затруднит расходование для спекуляции на фондовых и валютных рынках.
При этом необходимо указать на следующие, на наш взгляд - весьма важные, моменты.

1. Результатом антикризисных мероприятий должно стать не восстановление состояния национальной экономики , сложившегося к концу 2007 – началу 2008 г.г. , а коренные институциональные и структурные изменения в ней, ведущие к минимизации зависимости страны как от экспорта сырья, так и от импорта потребительских товаров и, что особенно важно - средств производства. Производственный сектор (в широком смысле этого слова – включая сферу производства новых знаний) должен стать приоритетным, а институты спекулятивной экономики должны быть минимизированы и очищены от неконструктивных элементов.
2. Антикризисные мероприятия должны отвечать целям общества в целом, которые, в свою очередь, могут быть сформулированы на основе важнейших положений Конституции Российской Федерации, утверждающей, что политика Российского государства «… направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека….» [2, ст.7, п.1], а свободное развитие человека предполагает добровольное участие в социальных сообществах; рост уровня и разнообразия знаний и навыков в рамках сообществ; активное использование этих знаний и навыков. Именно рост качества человеческого капитала страны должен стать главным результатом антикризисных мер.

Отбор проектов для финансирования в этом случае может быть осуществлён на основе оценки степени соответствия того или иного проекта новому технологическому укладу. Такая оценка может быть осуществлена на основе концепции, изложенной в наших более ранних работах [3], суть которой заключается в том, что рассматривается степень материализации информации в технологии, предусматриваемой проектом; характерный для неё размерный масштаб формообразования; характер ведущего производственного ресурса. В этом случае соответствующими новому («шестому») технологическому укладу будут технологии, в которых материализованы функции «определение технологических отношений», «определение возможных технологий», «формирование программ действий по организации производства», «обоснование параметров воспроизводимых продуктов» [4], а размерный масштаб формообразования составляет 100-0,1 нм. Ведущим ресурсом в таких технологиях является информация.

Осуществляющийся в рамках шестого технологического уклада перенос процессов формообразования на наноуровень может привести к концептуальным изменениям в экономическом инструментарии, используемом в управлении производственными системами. В этом случае может быть практически реализована концепция предельно эффективной технологи [5], под которой понимается технология, обеспечивающая максимально возможный выход целевого продукта (100%-ю селективность процесса). Степень приближения реальной технологии к предельно эффективной, ведущего, прежде всего, к снижению удельных затрат на производство, может рассматриваться как показатель эффективности производственного процесса.

Литература
1. Клейнер Г.Б. Экономика должна быть гармоничной. // Экономика и жизнь. – 2008. - №19.

2. Конституция Российской Федерации.

3. Колбачев Е.Б., Переяслова И.Г. Эволюция производственных систем: моделирование и мониторинг. – Новочеркасск: НОК, 2005.
4. Юнь О.М. Производство и логика: Информационные основы развития. - М.: Новый век, 2001. – 210 с.

5. Калягин Ю.А., Цыркин Е.Б. Разработка алгоритма расчета показателей предельно эффективной и реально достижимой технологии в нефтехимии./ В сб.: Применение мат.методов и ЭВМ при разработке и проектировании нефтехимических процессов. – М, 1982. С. 167-172.


Попов Евгений Васильевич
д.э.н., проф.,

гл. ученый секретарь,
Уральское отделение РАН


ПРОГНОЗИРОВАНИЕ ТРАНСАКЦИОННЫХ ИЗДЕРЖЕК


Стремительное развитие теории институциональной экономики привело к противоречию между накопленным арсеналом методов и средств институционального представления реальной хозяйственной деятельности и возможностью аналитического прогноза развития институциональной среды. Если неоклассическое представление о деятельности хозяйствующих субъектов опирается на теоретические разработки производственной функции, то институциональное моделирование до сих пор не имеет в своем распоряжении предполагаемый вид аналитической функции, описывающей изменения трансакционных издержек. Опубликованные в экономической литературе исследования по трансакционной функции носят качественный характер и не обладают возможностями количественного анализа.

Целью настоящего исследования является разработка аналитического представления трансакционной функции, позволяющей прогнозировать развитие институциональной среды сотрудничества между хозяйствующими субъектами.

Фундаментальные определения институциональной экономики позволяют выделить три ключевые зависимости трансакционных издержек от параметров экономических систем. Согласно Т. Эггертссону, трансакционные издержки прямо пропорциональны количеству экономических агентов, заключающих контракты между собой. А в соответствии с определением Р.Мэтьюза, трансакционные издержки обратно пропорциональны количеству заключенных контрактов и установленных норм, обеспечивающих выполнение данных контрактов.

Если под заключенными контрактами понимать формальные институты (институты - устоявшиеся нормы взаимодействия между экономическими агентами), а под нормами, обеспечивающими выполнение данных контрактов - неформальные институты, то можно моделировать на качественном уровне зависимость трансакционных издержек от основных институциональных параметров экономических систем.
В этом случае, трансакционная функция по аналогии с функцией Кобба-Дугласа будет иметь следующий вид:

С = B N λ / (F μ + I ν),


где С - трансакционные издержки фирмы; В - коэффициент пропорциональности, измеряемый в единицах издержек фирмы; N - количество экономически активных агентов (акторов), заключивших институциональные соглашения с фирмой; F - количество формальных институтов (контактов); I - количество неформальных институтов; λ, μ, ν - коэффициенты эластичности использования акторов, формальных и неформальных институтов для формирования институциональной среды.
В уравнении формальные и неформальные институты представлены как аддитивные слагаемые, так как они дополняют, но не перекрывают своими нормами различные направления хозяйственной деятельности. Иначе говоря, в каждом конкретной ситуации контрактные отношения могут быть определены в виде формализованных (классических) норм, либо в виде неформализованных (имплицитных) договоренностей между экономическими агентами.

Какие же основные выводы могут быть сделаны из предлагаемого вида трансакционной функции? Во-первых, введение аналитического вида трансакционной функции завершает построение инструментального аппарата оценки хозяйственной деятельности фирмы, начатого с производственной функции Кобба-Дугласа.
Во-вторых, построение трансакционной функции обеспечивает формирование прогнозных оценок при исследовании институциональной среды фирмы. Иными словами, прогнозирование инвестиций в трансакционные издержки возможно на основе оценки количества привлекаемых экономических агентов и трансакций в формализованном и неформализованном виде.

В-третьих, представление явного вида трансакционной функции обусловливает различие максимизации выпуска продукции и минимизации соответствующих трансакций. Действительно, если в производственной функции в качестве независимой переменой выступает продукция фирмы, а зависимыми переменными являются труд и капитал, то трансакционная функция описывает зависимость трансакционных издержек от количества экономических агентов, а также формальных и неформальных институтов. И снижение трансакционных издержек предопределяется как количеством агентов, так и трансакций между ними.

Таким образом, разработка аналитического представления трансакционной функции позволяет прогнозировать развитие институциональной среды хозяйствующих субъектов, и, как следствие, обеспечивать прогнозирование издержек сотрудничества в хозяйственной сфере.


Дунаев Юрий Алексеевич

студент магистратуры,

экономический факультет

МГУ им. М. В. Ломоносова


ДОЛГОСРОЧНЫЕ ИНВЕСТИЦИИ В ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ КАПИТАЛ КАК ОСНОВА ПЕРЕХОДА К ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКЕ

Изменения в структуре рынка труда в долгосрочной перспективе могут быть многообразны и разнонаправлены. Глобализация и транснациональный характер экономики знаний видоизменяют многие традиционные географические, отраслевые, профессионально-квалификационные границы в международном разделении труда и разрушают стереотипы во внутриотраслевом использовании труда. К концу двадцатого столетия перспективы мирового экономического развития определяются характерами перехода стран к инновационной экономике, где доминирующее положение занимает нематериальное производство: наука, образование, сфера услуг и т.д. Перед каждой страной встает задача поиска наиболее эффективных направлений своего развития, обеспечения конкурентных преимуществ в мировом экономическом пространстве, устойчивых и опережающих темпов роста, определения спектра приоритетных областей инвестирования, могущих стать двигателем социально-экономического прогресса.
Подход с позиций человеческого капитала открывает новые возможности для выявления факторов повышения качества рабочей силы. С помощью концепции человеческого капитала можно выявить тот факт, что молодые люди по-разному относятся к инвестициям в свое образование. Одни из них в период своего будущего профессионального определения либо под воздействием жизненных обстоятельств, либо в погоне за сиюминутными доходами выходят на рынок труда сразу же после окончания средней школы, а зачастую и не закончив ее. В данном случае молодые люди тут же начинают получать реальный доход, однако он в течение всей их жизни не поднимается достаточно высоко в силу их низкого профессионального статуса и конкурентоспособности.

Другая часть молодежи ориентирована на получение высшего образования и готова ради него отказаться от трудовой деятельности и заработной платы на длительное время. Отказ от текущего дохода и взятие на себя дополнительных издержек по обучению являются инвестициями в человеческий капитал, размер которого прямо пропорционален сумме материальных и трудовых затрат на образование и упущенных доходов. Для того, что бы получить рабочее место в первом или во втором сегменте рынка труда со стороны работника требуются существенные затраты на профессиональное образование, поиск работы и повышение квалификации. Они производятся в надежде на высокую ликвидность в будущем, которая проявляется не сразу, а лишь по мере карьерного роста, но затем значительно опережают заработки нижних сегментов рынка труда.
Недополученные, упущенные доходы представляют собой альтернативные, неявные издержки процесса обучения. Они имеют неденежный и даже нематериальный характер. Этот вид издержек можно рассматривать в качестве внешних эффектов, сопутствующих образовательному процессу. В ходе экономического роста все большая доля затрат приходится на неявные издержки, поскольку время обучения не сокращается, а наоборот, имеет тенденцию к увеличению. Мотивы инвестирования в образование имеют сложную структуру, определяются не только экономически, но и социальным, культурным, психологическим факторами.

С ростом уровня образования в силу стратификации общества повышается социально-экономический статус индивида, его места в социально-профессиональной стратификационной системе. При адаптации к условиям формирующегося информационного социума более образованные люди обладают преимуществами по сравнению с менее образованными. Так, например, в США в конце 70-х годов лица с высшим образованием зарабатывали, в среднем, на 38% больше тех, кто имел только среднее образование, а к концу 90-х годов этот разрыв увеличился до 71%. Ситуация, сложившаяся на российском рынке является прямо противоположной тому, что происходит на рынках развитых стран. За исключением научной элиты, обладающей уникальными знаниями и квалификацией, являющейся субъектом глобального рынка труда, сложившегося для данной категории рабочей силы, значительная часть работников с высшим образованием образует одну из социально-уязвимых групп на российском рынке труда. В частности это относится к молодым специалистам – выпускникам ВУЗов, имеющим достаточно высокий багаж теоретических знаний, но не обладающих практической подготовкой, опытом трудовых отношений. Они наиболее часто подвергаются статистической дискриминации. Получение высшего образование для них еще не является гарантией трудоустройства. Еще длительное время молодые люди будут вынуждении вкладывать инвестиции в свой человеческий капитал, чтобы наряду с теоретическими знаниями овладеть практическим профессионализмом и мастерством.
На сегодняшний день заработная плата работников с высшим образованием, занятых в бюджетной сфере, значительно отстает от среднего уровня заработков работников, занятых в промышленности (особенно, добывающей), строительстве и на транспорте и несопоставимо ниже доходов лиц, занятых в сфере услуг. Громадный образовательный потенциал, накопленный населением России, недоиспользуется.


Павленко Юрий Григорьевич

д.э.н., проф.,

ИЭ РАН


СОВРЕМЕННАЯ ЭЛИТА КАК ФАКТОР СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ


Одной из основных причин, препятствующих успешному поступательному развитию современной России, является неопределенность, отсутствие в обществе четкого представления о прошлом, настоящем и, как следствие, будущем облике страны. Такая неопределенность имеет свои объективные и субъективные стороны. В основе первых – сложность, неоднозначность пути, который прошла Россия за прошедший столетний период. Но есть и причины субъективного характера. Речь идет о механистическом, черно-белом мышлении, доминирующем в общественном сознании, включая сознание российской элиты.²⁰ Все это создает образ социальной действительности, наполненный мифами, далекими от рационального о ней представления.

Один из таких мифов это миф о некоей уникальности, особенности исторического пути развития России. Причем уникальность России рассматривается как с положительным, так и с отрицательным знаком. Однако любая страна, имеющая свою историю и географию, то есть свою траекторию исторического развития и конкретное место на земле, обладает своими особенностями, отличающими ее от любой другой страны. Более того, в долгосрочной перспективе, и в отношении России, несмотря на пережитые социальные потрясения, революции и контрреволюции, можно говорить об эволюционном пути развития. Эволюция сочетает в себе как качественные изменения, так и стабильность, преемственность, возврат к устоявшимся формам основополагающих институтов и механизмов функционирования общества. Примечательно, что массовое сознание, в отличие от сознания многих представителей российской элиты, положительно относится к такой стабильности, преемственности, к восстановлению ставших традиционными институциональных форм.

Непонимание необходимости и возможности такого эволюционного развития приводит к крайностям, к шараханью в социальном строительстве, в идеологии, в культуре. Как показывает исторический опыт, даже огромные человеческие и материальные ресурсы страны, в конце концов, не выдерживают радикального социального экспериментаторства.

Исторический опыт страны показывает, что игнорирование со стороны очередных экспериментаторов таких неизменных особенностей российских институтов как централизация управления, доминирование крупных производств, значительная роль в экономике военно-промышленного комплекса приводит лишь к ненужным потерям времени и ресурсов.

Еще одно положение – постулат о превосходстве элит относительно рядовых граждан все чаще в современном мире воспринимается как миф. Развернутая аргументация положения о превосходстве элит дана в известной книге Х. Ортеги-и-Гасета "Восстание масс", написанной в 1930г. Это превосходство, согласно Ортеге, вытекает из специфических качеств элиты. Так ценность культурной элиты, по его словам, состоит в ее готовности принять на себя ответственность за строгость соблюдения норм, без чего не возможна цивилизация. При этом жизнь представителей элиты посвящалась служению высоким идеалам. Благородство, по словам Ортеги, определяется требованиями, которое оно предъявляет к человеку, обязанностями, а не правами. Массовый же, или рядовой человек, не видит нужды в обязанностях и не имеет понятия, что они значат, не знает "чувства великого долга перед историей". Такое отсутствие "чувства долга перед историей" Ортега и определял как "восстание масс".

К концу 20-го столетия процессы глобализации в мире привели к иной ситуации, которую американский социолог К. Лэш определяет как "восстание эли". В данном подходе речь уже идет проблемах современной элиты, ее отношении к обществу и, в конечном счете, ее качестве и эффективности. По словам К. Лэша, элиты, определяющие повестку дня, утратили точку соприкосновения с народом. Прежний демократический идеал общего равенства условий подменяется выборным продвижением представителей низов в класс управленцев и специалистов. Нереалистический, искусственный характер современной, в частности американской, политики отражает, по мнению К. Лэша, ее оторванность от общественной жизни. Данная точка зрения представляется вполне обоснованной, она отражает объективные процессы, имеющие универсальное значение. Можно утверждать, что мы имеем дело не столько с кризисом общественного сознания, сколько с кризисом в сознании элит, с ее неспособностью решать насущные проблемы социально-экономического развития. Очевидно, что особенно остро негативные последствия "восстания элит" проявляются в странах так называемого периферийного капитализма.


Арутюнов Арсен Левонович
ведущий инженер,
Институт проблем управления им. В. А. Трапезникова РАН

Долгосрочный прогноз потребления энергоресурсов в сельскохозяйственном производстве России

Ситуация в начале 90-х, связанная с постоянным падением экономических показателей до 1999 г., определяющих сельскохозяйственное производство (т.е. падение производства продукции животноводства и растениеводства, связанных с постоянным сокращением численности поголовья крупного рогатого скота, сельхозтехники, площадей сельхозугодий, минеральных и органических удобрений и т.д.) сложилась во многом, благодаря реформирования экономики в 1992-1995 гг. Большая часть сельскохозяйственных организаций России (СХО) в эти годы были нерентабельны, т.е. экономически не эффективны, работая с отрицательным балансом, в основном из-за использования при производстве традиционных видов энергоносителей (электроэнергию, дизельное топливо и автомобильный бензин), цены и тарифы на которых росли экспрессивно и не пропорционально с темпами роста ВВП страны в эти годы.

В условиях постоянного роста цен и тарифов на традиционных видов энергоносителей, возникает вопрос о целесообразности использования биотоплива, т.е. использовать в сельскохозяйственном производстве “смешанные” виды (как традиционных, так и альтернативных) энергоресурсов, чтобы снизить тарифную нагрузку на энергоресурсы в СХО.
В настоящее время в стадии различных решений и коммерциализации находятся несколько технических процессов, направленных на получение биотопливных материалов различной природы для целей автомобильного транспорта, сельскохозяйственного производства, получения электроэнергии и тепла: биоэтанол из крахмалосодержащего сырья; биодизель на основе использования растительных масел; биогаз из различных отходов органической природы; биобутанол – процесс получения смеси ацетона и бутанола на основе использования зерна.

В результате проведенных реформ начала 90-х, связанных с макроэкономическими решениями по стабилизации денежного обращения, основанными на жесткой монетарной политике, с реформированием отношений собственности и с неподготовленностью экономики переходного периода с 1991 по 1999 гг. начался интенсивный спад производства сельскохозяйственной продукции, что привело к резкому сокращению потребления традиционных видов энергоносителей (электроэнергии, автомобильного бензина и дизельного топлива) в сельскохозяйственном производстве России. Потребление сократилось по электроэнергии, дизельному топливу в 4,0 раза, автомобильному бензину 6,3 раза в целом в стоимостном выражении [1].

При этом снижение потребления энергии происходило постоянно, несмотря на то, что производство продукции сельского хозяйства в сопоставимых ценах 2002 г., как в целом, так и в сельскохозяйственных организациях устойчиво росло, начиная с 1999 г. После 1999 г. годовое потребление дизельного топлива и автомобильного бензина практически менялось очень мало, а потребление электроэнергии до 2005 г. продолжало падать.
Дальнейшее сокращение потребление дизтоплива, бензина и электроэнергии было вызвано ростом цен на горюче-смазочные материалы и тарифов на потребляемые сельским хозяйством электроэнергию и газ. Более высокие темпы цен на потребляемые энергоресурсы по сравнению с ценами на реализуемую сельхозорганизациями продукцию приводят к усилению диспаритета цен и росту себестоимости производства.

При различных прогнозных оценках потребления традиционных видов энергоносителей сельхозорганизациями до 2030 года, полученных при помощи различных методов и моделей (авторегрессии и скользящего среднего – модель ARIMA, технологий SDWT (stationary discrete wavelet transform) - стационарного дискретного вейвлет преобразования, а также полученных темпов роста производства продукции сельского хозяйства до 2030 года на основе систем опережающих индикаторов для России) были получены следующие усредненные прогнозные значения на 2030 год: - темп роста продукции сельского хозяйства России составит 3,8% и 2737,5 млрд. рублей (в стоимостном выражении), потребление дизельного топлива, автобензина и электроэнергии – 20,5 млн. тонн, 12,3 млн. тонн и 42,1 млрд. кВт.ч. соответственно с темпом роста 3,8%.
Как видно, в 2030 году уровень потребления электроэнергии в СХО не достигнет уровня потребления электроэнергии в СХО 1991 года.
В связи со сложившейся ситуацией на рынке традиционных видов энергоресурсов, предназначенных на производственные нужды сельским хозяйством России, целесообразно смешанное использование как традиционных, так и альтернативных источников энергоносителей для значительного снижения издержек сельхозпроизводства.
В ряде стран-лидеров по производству альтернативных энергоресурсов (Бразилия, США, Канада, Китай, Индия и Европа) существуют специальные правительственные программы по переходу на биотопливо и доведению до 2010-2012 гг. долю производства и потребления биотоплива до 5-7 % в топливно-энергетических балансах выше упомянутых стран [2].

Согласно прогнозно-аналитическим расчетам Международного Энергетического Агентства (International Energy Agency, IEA) производство биоэтанола и биодизеля в США, Канаде, Европейском Союзе и в других странах, подписавших Киотский протокол по выбросам парниковых газов (СО2) в атмосферу будет неуклонно расти до 2020 года. При этом, также неуклонно будет расти и спрос населения на биотопливо [3,4].

Россия имеет хорошую природно-сырьевую базу (см. статистику согласно данным ФСГС РФ по отходам лесного хозяйства, животноводства и растениеводства) для создания отечественного биотоплива.

Литература
1. Арутюнов А.Л. Потребление энергоресурсов в сельском хозяйстве России. Экономическая наука современной России № 1(13), 2008. С.48-49
2. Hydrocarbon Processing Journal. Vol. 85 № 3.

3. International Energy Agency, www.worldenergyoutlook.org/graphs/
4. Oil & Gas Journal / Oct. 8, 2007.


Анисимова Галина Владимировна
к.э.н., доцент,

ведущий науч. сотр.,
ИЭ РАН


Регулирование социально-экономического неравенства
и стратегия развития России^*


Одним из наиболее сложных и социально конфликтных вопросов при разработке стратегии социально-экономического развития является обоснование пределов уровня неравенства доходов населения. Его актуальность определяется необоснованным усилением расслоения населения России. Коэффициент дифференциации денежных доходов приобрел устойчивую тенденцию к росту. Если в 1992 г. доходы наиболее обеспеченного населения превышали доходы наименее обеспеченного в 8 раз, то к 2008 г. - уже в 16,8 раз. Это вызвано в первую очередь диспропорциями в оплате труда по видам экономической деятельности, регионам, типам предприятий, ослаблением системы трудовых стимулов, низкой эффективностью действующих механизмов регулирования дифференциации в значительной мере обусловленного отсутствием глубокого теоретического анализа причин и факторов формирования неравенства.
Социально-экономическое неравенство отражает структуру доминирующих экономических интересов в обществе, одновременно являясь важнейшим фактором и результатом общественного развития. Различные аспекты неравенства в современном российском обществе необходимо рассматривать в комплексе, с учетом их противоречивого влияния на экономическое развитие. Оптимальный уровень неравенства стимулирует экономический рост. Избыточное неравенство начинает тормозить общественный прогресс, а при определенных условиях может достигать критического значения, создавая угрозу стабильности общества.
Наблюдаемый с 1999 г. определенный, устойчивый рост экономики в России (увеличение ВВП, объемов промышленного и сельскохозяйственного производства) сопровождался возрастанием его сырьевой составляющей, при свертывании инновационных компонентов. За последние годы сырьевая зависимость российской экономики постоянно усиливалась (в 2000 г. доля нефтегазового сырья в российском экспорте составляла 35%, а в 2007 г. - уже 50%), нефть и нефтепродукты стали главными экспортными товарами России и важнейшим источником пополнения бюджета.
Одним из важнейших факторов однобокости экономического роста явилось формирование обширных зоны низкооплачиваемости, в значительной мере коррелирующих с зонами бедности. Межотраслевая дифференциация зарплаты идет таким образом, что приоритетными стали добывающие отрасли и некоторые услуги, создающие их инфраструктуру. Зарплата работников, занятых в производстве машин и оборудования в 2,5 раз меньше, чем в добыче полезных ископаемых. Дифференциация в оплате труда между работниками различных отраслей экономики стала настолько существенной, что уже трудно говорить о формировании единого рынка труда. В некоторых отраслях номинальная заработная плата рабочих за 90-е годы увеличилась только в 2 раза (легкая, станкостроительная промышленность), в других отраслях увеличение составило 5 и даже 7 раз. В легкой промышленности рабочие в 1990 г. имели зарплату, составляющую 80% от средней величины зарплаты по промышленности в целом, а в 2006 г. стали получать лишь 47% от средне российского уровня. В такой отрасли как добыча топливно-энергетических ресурсов в 1990 г. зарплата была на 70% больше средней, в 2007 г. – уже на 150%. Разница в оплате труда между различными отраслями в ее крайних значениях (добыча топлива и легкая промышленность) к 2008 г. составила 5,2 раза. В начале ХХ века в России по имеющимся данным этот же показатель между крайними значениями оплаты труда рабочих в различных отраслях составлял 2,5 раза.

В рамках российской модели трудовых отношений имеется сильная зависимость зарплаты, социальных пакетов, уровня доходов от места работы: сектора экономики (экспортно-ориентированный или обрабатывающий); региона (нефтегазовый или дотационный); финансового состояния предприятия. В то же время различия в заработках слабо связаны с профессиональными характеристиками работников, с их человеческим капиталом. В результате оплата труда одновременно страдает как от «переизбытка» дифференциации, так и от ее недостатка. Поэтому необходимо ставить вопрос не только о снижении уровня дифференциации до некоего «социально-нормального», но и об изменении качества дифференциации, а именно: придания ей профессионально-квалификационного характера. Теоретической основой политики дифференциации в оплате труда должна стать концепция единого социального пространства. Суть этой концепции состоит в обеспечении каждого российского гражданина в любом регионе страны определенной совокупностью экономических возможностей и социальных прав, включая минимальный жизненный уровень и минимальный размер оплаты труда.


Перцов Леонид Владимирович
ведущий эксперт, аспирант,
Институт экономики города



Обобщение опыта применения программ социально-экономического развития на региональном уровне в 1999-2008 годах

Программы социально-экономического развития относятся к широко применяемым инструментам управления субъектами Федерации и мунипальными образованиями в современной России. Основным нормативным правым актом, регламентирующим порядок формирования и применения программ социально-экономического развития на региональном уровне является Приказ Министерства экономического развития и торговли РФ от 17.06.2002 № 170 «О совершенствовании разработки, утверждения и реализации программ экономического и социального развития субъектов Российской Федерации». В соответствии с Приказом, региональные программы социально-экономического развития должны являться механизмом комплексного анализа ситуации в субъекте Федерации, формализации приоритетов и последующего отбора ключевых мероприятий, финансируемых за счет федерального бюджета, бюджетов субъекта Федерации и входящего в него муниципальных образований.
Межкризисное десятилетие 1999-2008 годов стало для России периодом бурного экономического роста. В сфере государственного и муниципального управления данный период характеризовался окончательным переходом от «советской» модели государственного регулирования территориального развития к современным формам управленческого процесса, учитывающим ограниченность возможностей административных органов. Вместе с тем, обзор эмпирических исследований, ориентированных на оценку качества программ социально-экономического развития субъектов Федерации позволяет сделать вывод о явном недостатке научного знания о реальной роли программ социально-экономического развития в управленческой практике. Практически отсутствуют работы обобщающего характера.

Проведенное исследование качества среднесрочных программ социально-экономического развития субъектов РФ восполняет указанный пробел. Целью исследования было выявления роли программ социально-экономического развития в практике регионального управления за период 1999-2008 годов. Информационную базу исследования составили законодательно утвержденные региональные программы, представленные в справочно-правовой системе «Консультант-регион» и сети Интернет, а также данные мониторинга Министерства экономического развития РФ «Результаты реализации высшими органами исполнительной власти субъектов Российской Федерации мероприятий административной реформы в части внедрения механизмов управления по результатам».

Были рассмотрены все доступные программы социально-экономического развития 83 субъектов РФ, существовавших на момент проведения исследования. В рассматриваемый период программы фактически использовались в 69 субъектах РФ, причем только в 45 порядок формирования и реализации программ был закреплен отдельным нормативным правовым актом.
В ходе анализа выявлено 164 утвержденные программы социально-экономического развития, в том числе 53 программы, продолжительностью реализации в пределах 1 года (фактически краткосрочных планов действий администраций). В открытых источниках отсутствовали тексты 24 программ, еще 6 программ были исключены из рассмотрения, поскольку реальное начало их реализации выходило за рамки рассматриваемого периода. Таким образом, в исследуемую выборку вошла 81 программа из 68 субъектов РФ (была исключена Московская область, в которой применялись исключительно краткосрочные программы).

Подавляющая часть рассмотренных программ не соответствовала традиционно принятой в отечественной практике трактовке программы как комплекса взаимоувязанных по ресурсам, исполнителям и срокам осуществления мер, действий и мероприятий, направленных на достижение поставленных целей и задач. Лишь 53 программы из 81 содержали системное представление планируемых к реализации мероприятий и распределение объемов финансирования. Ежегодные планы деятельности органов исполнительной по реализации программы формировались только в 22 субъектах РФ. Полностью соответствующим критериям программно-целевого метода управления было признано не более 12 программ.
Наиболее характерными проблемами использования программ являются:
1. Слабая проработка системы целеполагания программы, обоснования ее связи с проблемами, решение которых требует применения программно-целевого метода.

2. Формальный подход при формировании механизмов контроля и оценки достижения целей и задач программы, ее эффективности и результативности.
3. Недостаточное внимание к механизмам проработки согласования программных мероприятий с непрограммной деятельностью, а также деятельностью федеральных органов государственной власти и органов местного самоуправления.

Проведенное исследование позволят сделать вывод о том, что большая часть программ социально-экономического развития субъектов РФ, принятых в рассматриваемом периоде, не соответствовала научно-обоснованным критериям применения программно-целевых методов управления территориальным развитием, и представляла собой инструменты индикативного планирования.


Оськина Екатерина Сергеевна

студентка
МГТУ им. Н. Э. Баумана