Эффективность общественного производства и планирование 67 Взаимосвязь отраслевого и территориального планирования 77

Вид материала

Документы

Содержание 7. Экономические закономерности государственного социализма и механизм их использования Народные поговорки Вопросы экономики

Подобный материал:

• Вопросы к зачету по дисциплине «Корпоративное планирование», 48.25kb.
• Схем а территориального планирования олюторского муниципального района камчатского, 2903.88kb.
• Планирование деятельности предприятия, 396.29kb.
• «Формирование системы территориального планирования в Российской Федерации: проблемы, 75.53kb.
• Пояснительная записка Том 2 Материалы по обоснованию документа территориального планирования, 7546.48kb.
• Схема территориального планирования Александровского муниципального района, 3362.84kb.
• Финансовое планирование и прогнозирование. Финансовое планирование, его содержание,, 183.92kb.
• Территориальное планирование в целях развития рекреационного комплекса 13 > 2 Территориальное, 1889.39kb.
• Планирование как основа управления предприятием. Назначение, цели и горизонты планирования, 33.17kb.
• Областная целевая программа Создание гис калужской области (2004 2007 г.) Задание, 2851.53kb.

7. Экономические закономерности государственного социализма и механизм их использования

Что посеешь, то и пожнешь.

Шила в мешке не утаишь.

Народные поговорки

Повторяю, крах социализма в СССР был обусловлен, в частности, тем обстоятельством, что политическим руководством страны игнорировались объективные экономические закономерности нарождающейся новой общественной системы воспроизводства. Парадоксальность этого явления состояла в том, что в партийных документах, речах руководителей государства и партии, публичных выступлениях и статьях академиков, профессоров, докторов и кандидатов общественных наук содержались призывы соблюдать и эффективно использовать экономические закономерности социализма, а на практике с ними никто не считался. В управлении экономикой страны царил волюнтаризм. Находились академики, которые даже пытались теоретически его оправдать. Так, в статье Г.Козлова «Политическая экономия социализма: истоки и проблемы» («Коммунист». № 13, 1978) было написано следующее: «…в силу еще недостаточной разработанности методологии изучения социалистической экономики планомерное ее строительство и развитие в ряде случаев трактовалось как сознательное формирование государством новых экономических законов, то есть объективные процессы отождествлялись с субъективной деятельностью (например, планомерное развитие народного хозяйства с планированием). При всей методологической незрелости такой трактовки вопросов для тех условий она была исторически объяснимой и какое-то время оправданной, так как выражала реальные потребности революционного преобразования экономики и своим острием направлялась против контрреволюционных концепций реставрации капитализма (курсив мой)». Здесь Г.Козлов явно оправдывает поворот, который И.Сталин сделал в 1929 году, поправ марксизм и решения партийного съезда, утвердившего научную концепцию первого пятилетнего плана. Преемник И.Сталина также был из «крутых» политиков и его волюнтаризм даже превосходил волевые решения своего предшественника. Это он умудрился додуматься до провозглашения политики быстрого строительства коммунистического общества. И даже 14 лет спустя после отставки Н.Хрущева Г.Козлов в вышеупомянутой статье все еще продолжает писать о развертывании коммунистического строительства на базе «развитого социализма». И разве не демагогией является его утверждение о том, что «экономика и политика, теория и практика деятельности партии находятся в неразрывном единстве»? И эта фраза написана после того, как он несколькими строками выше писал о проявлениях субъективизма в руководстве экономикой, осужденных октябрьским (1964 год) Пленумом ЦК, где была поставлена жирная точка волюнтаристскому правлению Н.Хрущева.

Передо мной материалы круглого стола, проведенного редакцией журнала « Вопросы экономики», опубликованные в № 1 за 1977 год.

Во вступительном слове академик Г.Хачатуров (главный редактор журнала) вещал: «Необходимо, чтобы развитие теории и ее применение на практике смыкались возможно теснее. Это очень важно как для обогащения теории, так и для успешного решения назревших вопросов коммунистического строительства». Эта мысль на разные лады звучала в выступлениях всех участников круглого стола. Более того, Г.Хачатуров призывал участников совещания показать, как на практике достигается в процессе взаимодействия объективных экономических законов на базе достигнутого высокого уровня развития производительных сил реализация высшей цели социалистического общественного производства – обеспечение наиболее полного удовлетворения материальных и культурных потребностей народа. Однако именно этого в СССР и не было. На практике основная экономическая закономерность социализма не соблюдалась. Это не значит, что не повышался жизненный уровень населения, что не улучшалось качество жизни людей. И то и другое имело место. Но все дело – в мере. На первом месте среди реальных целей общественного производства были иные цели, о чем уже говорилось выше. А экономический механизм, придуманный в кабинетах ученых, чиновников и партийных функционеров, ориентировал предприятия на гонку за валом, не считаясь с затратами, о чем более подробный разговор еще впереди.

Участники упомянутого круглого стола не могли вообще обойти стороной проблему несоблюдения в стране системы объективных экономических закономерностей. Тот же Г.Хачатуров вынужден был констатировать, что не всегда обеспечивается «гармоничное сочетание интересов народного хозяйства, республики, области, коллектива предприятия и каждого трудящегося» и что «возникают противоречия интересов». И вся беда, по его мнению, в том, что гармония может быть достигнута только «при условии познания экономических законов и правильного использования их действия». Он отметил, что «предприятие не должно быть заинтересовано, скажем, в увеличении без надобности веса выпускаемой продукции (при производстве толстого листа или труб большого диаметра и т.п.), как подчас бывает, когда выпускаемая продукция оценивается по валу». Он сказал, что «познание экономических законов и правильное их использование должны также предотвращать потери продукции, например, металла – при обработке; древесины при заготовке, транспортировке и обработке; зерна, овощей, фруктов, веса скота – из-за недостаточного развития инфраструктуры сельского хозяйства».

Все это верно. Однако возникает вопрос – почему академик, собравший в редакции журнала цвет ученого мира СССР, не поставил вопрос о причинах отставания в познании экономических закономерностей и их использовании в интересах наиболее полного удовлетворения потребностей населения? Или же он боялся докапываться до истинных причин, или его вполне устраивало демагогическое разглагольствование? Бунт на корабле науки так и не состоялся. Обсуждение покатилось по рельсам политического раболепия и солидарности с властью.

Правда, член-корреспондент АН СССР Г.Козлов, понимая всю нелепость ситуации, типичной для подобных публичных форумов, осмелился пойти несколько дальше Г.Хачатурова. Он заявил, что «…политическая экономия социализма уделяет недостаточно внимания вопросу о роли субъективного фактора. В теоретическом плане этот вопрос прежде всего связан с исследованием диалектики объективного и субъективного в действии экономических законов. Конечно, важнейшим вопросом является вопрос об объективном характере законов. Это верно. Но я думаю, что не менее важен вопрос о роли субъективного фактора – партия, государство, плановые и хозяйственные органы, трудящиеся массы (коллективы и каждый работник). Здесь прежде всего необходимо обратить внимание на роль экономической политики партии, на значение использования законов для реализации всей ее экономической стратегии и тактики. Все элементы субъективного фактора построены на основе системы иерархических звеньев, и необходимо детально охарактеризовать роль не только каждого элемента, но и каждого такого звена».

Г.Козлов как будто бы вплотную приблизился к основной проблеме, к главному противоречию системы общественного устройства в СССР, но у него не хватило духу идти до конца, развивая проблему ответственности партии и государства в пренебрежении объективными экономическими закономерностями. Он закончил свой пассаж традиционной фразой: «основные исходные положения этого представлены в документах партии». Да, в самом деле, никому не хотелось расставаться со статусом академика и обнажать истинную причину игнорирования объективных закономерностей социализма – диктатуру партийно-государственного аппарата и его волюнтаристскую политику, закамуфлированную в демагогические штампы пропаганды. В случае если он сказал бы правду, то, вероятнее всего, оказался бы или в психушке или в тюрьме. Правда, я не исключаю и такого варианта, что Г.Козлов и в самом деле не понимал природы существовавших в обществе противоречий, находясь в плену заболтанной политэкономии.

Обратимся теперь к рассмотрению самих экономических закономерностей социализма и механизма их реализации.

Политэкономы Советского Союза, как об этом я выше писал, использовали термин «экономические законы». Повторяю, мне представляется более точным термин «экономические закономерности». Дело в том, что в отличие от природы, которая изучается совокупностью естественных наук, в обществе отсутствует абсолютная, функциональная причинно-следственная связь между явлениями, ибо они в значительной мере подвержены влиянию различных случайных факторов, а также воли и сознания человека. Ф.Энгельс писал об экономических закономерностях, что «…все они не имеют другой реальности, кроме как в приближении, в тенденции, в среднем, но не в непосредственной действительности. Это происходит отчасти потому, что их действия перекрещиваются с одновременным действием других законов, отчасти же и вследствие их природы как понятий» (К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч. т.39. с.355)

Закономерности в обществе действуют в определенном диапазоне, который может быть довольно значительным. Его ширина зависит от конкретных исторических условий, имеющих объективный характер, а также от субъективных факторов. Абсолютные границы экономических закономерностей проявляются довольно отчетливо и болезненно в случае, если они правителями игнорируются. Так, например, произошло с основной экономической закономерностью, предусматривающей наиболее полное удовлетворение материальных, духовных и социальных потребностей советских людей. Конечно, мы все знаем, что история Советского Союза была непростой. Войны не только погубили миллионы людей, но и потребовали немалых жертв от гражданского населения, ограничивая их повседневное, насущное потребление. Так было в ходе и после Первой мировой и Гражданской войн (1914-1921 гг.). Так произошло и во время Великой Отечественной войны 1941-1945 г.г., а также в период послевоенного восстановления разрушенного военными действиями народного хозяйства. Можно объяснить, но никак нельзя оправдать структурные перекосы в годы мирного созидания, когда безмерно наращивалось производство средств производства, а существенная доля национального дохода направлялась в ВПК, что привело к образованию двух огромных флюсов в экономике СССР. Волюнтаризм экономической политики высшего руководства страны не знал никаких ограничений в силу существовавшей в государстве диктатуры управленческого аппарата. Никто не смел даже пикнуть, а тем более возразить против генерального курса партии и правительства. Все или почти все вели себя тихо, как мышь под веником. На заключительном этапе истории СССР М.Горбачев сотоварищи довели экономику до паралича, до пустых прилавков даже в Москве, не говоря уже о провинциальных городах и весях. И такое пренебрежение к основной экономической закономерности не могло не обернуться катастрофой. Когда капиталист доводит свой бизнес до убытков, то банкротство неизбежно. Такова закономерность капитализма, предполагающая расширенное воспроизводство капитала и получение прибыли. При социализме экономика должна работать на оптимальное удовлетворение потребностей населения, иначе ее рано или поздно ждет крах.

Выше уже отмечалось, что при социализме (так же и в любой другой экономической системе) одновременно действует ряд закономерностей, оказывая влияние друг на друга. Так, крайне важным представляется взаимовлияние двух закономерностей: уже упоминавшейся выше основной экономической закономерности и закономерности пропорционального развития экономики, предопределяющих необходимость планирования, как основного метода управления и как важнейшего элемента хозяйственного механизма. Пропорциональность должна соблюдаться не только по технологическим причинам (нормы высева семян, затраты руды для выплавки металла и т.п.), но в первую очередь исходя из социальных критериев, определяемых главной объективной целью производства при социализме.

Экономические закономерности в своей системе имеют определенную форму, которая называется хозяйственным механизмом. На упомянутом выше заседании круглого стола академик А.Румянцев, говоря о механизме действия закономерностей, заметил, что «речь идет не о чем-то, что находится вне воли и сознания людей, а о том, что лежит в пределах этой воли и этого сознания». Однако никак нельзя согласиться с А.Румянцевым в том, что он считает возможным при социализме господствовать над объективными закономерностями. Это заявление академика явно является отрыжкой господствовавшего в обществе волюнтаризма. Вера во всемогущество власти, которой обладал в СССР Генеральный секретарь КПСС, видимо, завораживала даже академиков. После И.Сталина и Н.Хрущева, который додумался до того, чтобы сажать кукурузу за Полярным кругом или ликвидировать в городах и поселках личные подсобные хозяйства, никто не осмеливался сомневаться во всемогуществе партийных богов.

Явным преувеличением и искажением действительности являлось и утверждение А.Румянцева о том, что партия в СССР воспитывала волю масс, вносила в них коммунистическое сознание в результате чего «массы сохозяев-производителей, все члены социалистического общества были вооружены умением использовать имеющиеся материальные средства для обеспечения поступательного движения в направлении к коммунизму». Вот какие поистине гениальные мысли изрекал советский академик! Их истинность была триумфально доказана в 1991 году. В итоге Россия и другие союзные республики оказались не в коммунизме, а в самом диком, бандитском капитализме. И свой вклад в эту контрреволюцию внесли и советские академики, неустанно морочившие с утра до вечера умы своих соотечественников. Видимо, они как-то выпали из сплоченных рядов советских людей, марширующих к коммунизму, вооруженные КПСС до зубов умением использовать имеющиеся ресурсы. Слабовато работала КПСС среди академиков, если те не смогли отстоять идеалы коммунизма.

Продолжая тему хозяйственного механизма, следует отметить, что он, являясь формой системы экономических закономерностей, мог быть адекватен или неадекватен их содержанию. Адекватность зависела не только от познания закономерностей, но также от содержания реальной экономической политики. Хозяйственный механизм включал в себя планирование, ценообразование, хозяйственный расчет финансы, кредиты, заработную плату и премии, общественные фонды потребления, прибыль и т.д.

В рамках хозяйственного механизма в СССР имели место противоречия между планированием и товарно-денежными отношениями, которые чувствительно затрагивали деятельность предприятий и отраслей, а также проявлялись как диспропорции в городах, районах, областях, краях, республиках. Например, довольно часто объемы выделяемых планами капитальных вложений в стоимостном выражении превышали реальные мощности строительных организаций, в частности по причине несогласованности планов на пересечении отраслевой и территориальной структур управления народным хозяйством.

Кроме того, нарушение той или иной закономерности проявлялось в деформации других закономерностей. Доктор экономических наук, профессор Р.Белоусов на упомянутом форуме сказал следующее: «Например, закон экономии времени, закон планомерного, пропорционального развития народного хозяйства и закон стоимости могут эффективно действовать лишь в едином комплексе. Нарушение закона стоимости в ценообразовании неизбежно, рано или поздно приводит к снижению эффективности, то есть к нарушению действия закона экономии времени». Подтверждая свой вывод, Р.Белоусов привел такой весомый аргумент: «Возьмем, например, положение дел с металлом. Разве причина его дефицита в том, что его мало производят? Нет, на единицу конечного (готового) продукта ресурсов металла у нас больше, чем в других странах. Главный вопрос – в эффективности его использования. По существу, проблема полного и пропорционального удовлетворения потребностей нашего хозяйства в сырьевых материалах в настоящее время – это проблема не столько дальнейшего увеличения объема их производства, сколько рационального и экономного использования, в том числе за счет расширения ассортимента и улучшения качества».

Причиной несовершенства хозяйственного механизма в СССР, его недостаточного соответствия экономическим закономерностям являлось помимо волюнтаризма также и отставание экономической науки, которая не доводила теоретические знания до такой степени конкретности, когда их можно было использовать для решения практических задач. Когда речь идет об использовании знаний об экономических закономерностях в практике управления, то имеется в виду овладение инструментами хозяйственного механизма, его категориями. А сделать это возможно только с помощью научных исследований, осуществляемых всем комплексом экономических наук и теории управления, ориентированных на достижение наивысшей эффективности всей системы общественного воспроизводства (см. параграф 3.7.2. монографии), а не методами «тыка», «проб и ошибок». При этом следует отметить принципиальную ошибку многих корифеев советской экономической науки, которые считали, что таким критерием должен быть максимальный прирост национального дохода, игнорируя тем самым как основную экономическую закономерность социализма, так и закономерность экономии времени. Суть ошибки состояла в том, что, по их мнению, национальный доход можно было наращивать и при деформированной структуре народного хозяйства, т.е. за счет непременного опережающего роста производства средств производства.

Другая принципиальная ошибка состояла в том, что преувеличивалась роль централизованного планирования в управлении экономикой страны. Предлагалось, например, доводить до предприятий не несколько тысяч натуральных показателей номенклатуры выпускаемой продукции, а сотни тысяч с тем, чтобы те на основе доводимых до них плановых заданий определяли расчетно объемы реализованной продукции. Одно время обсуждалась даже концепция создания автоматизированной системы плановых расчетов (АСПР), предложенная академиком В.Глушковым, согласно которой Госплан СССР должен был охватить централизованно утверждаемыми плановыми заданиями все звенья народного хозяйства (вплоть до задания по надою на одну конкретную корову).

В то же время в публикациях некоторых экономистов содержалась абсолютно верная идея о непосредственной связи потребителей продукции с ее производителями, например, путем включения в состав советов объединений представителей предприятий-потребителей соответствующей продукции (А.Еремин). Он же высказал мысль о необходимости более тесной связи между производителями предметов потребления с торговыми предприятиями. Таким образом, идея определяющей (задающей) роли потребителей в управлении народным хозяйством уже в 1970-х годах витала в воздухе.

В 1970-1980-х годах все очевиднее становилась также проблема гармоничного сочетания территориального и отраслевого аспектов управления единым народнохозяйственным комплексом страны, а также децентрализации управления. К сожалению, эти и другие важнейшие проблемы не были осознаны высшим руководством страны, что и послужило одной из причин развала СССР.

Повторяю, одной из таких центральных проблем было то, что для официальной политэкономии социализма и высшего руководства страны была характерна гиперболизация достоинств директивного планирования. Типичным и ярким образцом такой идеализации может служить следующий пассаж П.Бунича: «Директивные задания исключают излишнее дублирование производства, обеспечивают хозяйственные единицы наилучшими условиями снабжения, реализации, строительства, подготовки кадров. Тем самым, предприятия, объединения, деятельность которых основывается на директивных заданиях, принципиально «помещаются» в наилучший режим функционирования: для них с самого начала предусматривается развитие в нужном обществу направлении. Социалистическое общество заблаговременно, на стадии анализа и имитирования будущего, включает в план только такие производства, которые могут и должны успешно развиваться; исключает те предприятия, которые не приносят должного эффекта или перестали способствовать решению других народнохозяйственных задач. Научно обоснованные директивные задания ставят хозрасчетные коллективы на прочный фундамент планового хозяйства, исключают потери, обусловленные «пробами и ошибками»» (цит. изд. с.47).

П.Бунич, во-первых, преувеличивает научную обоснованность директивных заданий. В 4-ой главе моей монографии описана процедура реального процесса планирования, имевшая место в СССР. Научное обоснование плановых заданий оставляло желать, мягко говоря, лучшего. Между субъектами всех уровней и плановыми органами шла непрерывная борьба. Нижестоящие структуры пытались получить заниженные задания по производству и возможно большее количество материальных и финансовых ресурсов. Вышестоящие же структуры, наоборот, занимались «накручиванием» заданий по производству и «срезанием» объемов выделяемых ресурсов. Ничего общего с наукой такой «танец» вокруг планового котла не имел. Далее. П.Бунич писал, что анализом и имитированием будущего занималось «социалистическое общество». Это утверждение надо отнести к области фантастики. Анализом и имитированием занимался аппарат государственного управления под «мудрым руководством партии». И этот аппарат исполнял безропотно директивы Политбюро, суть которых нередко зависела от указаний экономически необразованных руководителей КПСС, которые намечали генеральный курс, руководствуясь своими идеями, далеко не всегда совпадавшими с потребностями руководимого ими социалистического общества.

Я не отрицаю преимуществ и достоинств планирования, в том числе централизованного. Однако приписывать ему некие сверхъестественные свойства было бы неправомерно. Нельзя сбрасывать со счетов воздействия на процесс расширенного воспроизводства при социализме товарно-денежных отношений, которые, мягко говоря, «корректировали» плановые решения далеко не всегда оптимальным образом. Да и само планирование не ограничивалось натуральными показателями, оно вынуждено было использовать большое число стоимостных показателей, взаимодействовать с финансами (в том числе проходящими через бюджет) и денежным обращением, которое регулировалось системой банков во главе с Центробанком.

Конечно, социализм ограничивает сферу действия товарно-денежных отношений, исключая из нее такие важнейшие факторы производства, как рабочая сила, земля, ее недра. Бесспорно и то, что товарно-денежные отношения ограничены орбитой планирования. Такого типа товарной экономики еще в истории человечества еще не было. И тем не менее социалистическая экономика – это все-таки товарная экономика, в которой тон задает планирование; экономика, которой органически присущи товарно-денежные отношения, ибо она только-только выходит из недр капиталистического способа производства. Товарно-денежные отношения обеспечивают обмен продуктами труда между самостоятельно хозяйствующими субъектами, а также обслуживают значительную часть сфер потребления и накопления. Конечно, ожидаемые потоки движения продуктов просчитывались при составлении проекта плана, но реализация плановых заданий в реальности, а не на бумаге или в компьютере, совершалась при помощи денег. Продукты труда приобретали форму товара и их движение от производителя к потреблению (производственному или непроизводственному) совершалось посредством денег. И П.Бунич не мог отрицать наличия товарно-денежных отношений. Он писал, что если в реальном производстве его результаты «…оценивать непосредственно в единицах рабочего времени, то они не будут контролироваться и стимулироваться с точки зрения рациональности, экономической ценности выпускаемых изделий, а это имеет первостепенное значение и не может игнорироваться. Чтобы обеспечивать должное внимание всем факторам эффективного хозяйствования, нужны показатели планирования и стимулирования, которые отражают тончайшие его оттенки. Основной возможный для этого сегодня путь – выражение затрат и результатов в процессе производства с помощью денег – своеобразного эталона, третейского судьи. Если же объяснить товарные отношения только уточнениями, вносимыми в них обращением, то тогда эти отношения не учтут главного механизма денежного приведения индивидуальных производственных затрат к общественным» (цит. изд. с.38-39).

Последнее утверждение требует серьезных доказательств. Представляется бесспорным, что необходимость денежного обращения была продиктована буржуазной системой оплаты труда и наличием потребительского рынка. Спору нет, на макроэкономическом уровне необходимо была какая-то общая для всех видов деятельности, отраслей и стадий воспроизводства (производство, распределение, обмен и потребление) единица измерения, сопоставления. И учитывая наличие денежной формы распределения доходов и потребительского рынка, а также внешнеэкономические связи, необходимость применения хозяйственного расчета, социализм не стал ничего изобретать, а взял на вооружение готовый инструмент хозяйствования у капитализма. И дело совсем не в том, как считает П.Бунич, что планирование без учета закона стоимости обрекает народное хозяйство на низкий КПД, а в том, что