Эффективность общественного производства и планирование 67 Взаимосвязь отраслевого и территориального планирования 77

Вид материала

Документы

Содержание Доселева Макар гряды копал, а ныне Макар в воеводы попал. Марксистско-ленинская концепция развитого социализма» Социализм в России? Бюрократизм пронизывал всю деятельность аппарата управления Советское планирование: цели, методы, средства»

Подобный материал:

• Вопросы к зачету по дисциплине «Корпоративное планирование», 48.25kb.
• Схем а территориального планирования олюторского муниципального района камчатского, 2903.88kb.
• Планирование деятельности предприятия, 396.29kb.
• «Формирование системы территориального планирования в Российской Федерации: проблемы, 75.53kb.
• Пояснительная записка Том 2 Материалы по обоснованию документа территориального планирования, 7546.48kb.
• Схема территориального планирования Александровского муниципального района, 3362.84kb.
• Финансовое планирование и прогнозирование. Финансовое планирование, его содержание,, 183.92kb.
• Территориальное планирование в целях развития рекреационного комплекса 13 > 2 Территориальное, 1889.39kb.
• Планирование как основа управления предприятием. Назначение, цели и горизонты планирования, 33.17kb.
• Областная целевая программа Создание гис калужской области (2004 2007 г.) Задание, 2851.53kb.

5.О собственности и экономических отношениях


Доселева Макар гряды копал, а ныне Макар в воеводы попал.

Народная поговорка

М.Саков в статье «Общественная собственность – экономическая основа социализма» («Коммунист», № 2. 1968) совершенно прав, когда пишет, что «социализм – исторически первая форма производства, непосредственно соединяющая на высокой ступени обобществления средств производства собственность и труд в общественном масштабе. Тем самым устраняется деление людей на собственников и несобственников, на хозяев и работников. Все члены общества становятся равными собственниками обобществленных средств производства и совместными хозяевами общественного производства». Такое отношение людей было характерно и для первобытнообщинной формации, но, как верно отметил М.Саков, отличие социализма от исторически самой ранней формы совместного производства состоит в уровне развития производительных сил и высокой ступени обобществления средств производства. Историческое развитие человеческого общества, придя к социализму, совершило отрицание отрицания и вывело его на первоначальный тип воспроизводства, в котором отсутствует эксплуатация человека человеком, деление общества на хозяев и не хозяев средств производства.

Хозяином средств производства при социализме становится народ. Это отношение не только экономическое, но и социальное, а также психологическое. Социальное в силу того, что сохозяевами являются не только те, кто работают на общественных средствах производства, но также и иждивенцы (как общества, так и семей). Словом, все граждане общества, без какого-либо исключения. А психологическое восприятие этого отношения зависит от того обстоятельства, каким образом это социалистическое общество организовано. В СССР между народом и общественным богатством стоял партийно-государственный аппарат управления всеми делами в обществе, который реально распоряжался общественными средствами производства. В силу такой организации общественного устройства ни представители аппарата управления, ни те, кто должен был ему подчиняться, не испытывали чувства собственника – подлинного владельца всего общественного достояния.

И М.Саков глубоко ошибается, когда пишет, что в СССР был совершен «психологический переворот в жизни миллионов людей, высвобождающий неисчерпаемый запас человеческой созидательной энергии». К сожалению, наоборот, подавляющее большинство советских людей воспринимали общественную собственность как «ничейную» и никакого энтузиазма такое негативное восприятие своего положения, как сохозяина, они не испытывали.

Рассматривая историческое развитие общественной собственности в СССР, М.Саков совершенно прав, когда пишет: «ввиду того, что социалистическое обобществление средств производства идет двумя путями (экспроприация крупной частной собственности и кооперирование мелких производителей, главным образом крестьян), общественная собственность на средства производства утверждается в двух формах: государственной (общенародной) и кооперативно-колхозной. Эти формы собственности не делят людей на хозяев и работников, а образуют экономическую основу развития двух дружественных классов трудящихся: рабочих и колхозников-крестьян. Классовые различия между ними – не коренные; они не могут перерасти в антагонизм, так как связаны не с классовой монополией на средства производства, а с двумя ступенями их обобществления, с двумя формами единой по своей природе социалистической собственности. В ее развитии ведущая роль принадлежит государственной (общенародной) форме». В вышесказанное необходимо внести одно существенное уточнение; а именно, следует писать не о классе рабочих, а о классе рабочих и государственных служащих. Справедливости ради, следует отметить, что уже в следующем абзаце М.Саков пишет о равенстве рабочих, колхозников и интеллигенции к общенародной собственности, которую он в данном случае называет государственной, допуская типичную ошибку очень многих советских политэкономов и противореча самому себе. В действительности общенародная собственность имела государственную форму (см. главу 4 монографии и второй параграф данного очерка), но не являлась государственной. И когда М.Саков пишет, что «единство и неделимость общественного достояния означает, что высшим и полновластным его распорядителем является народ в лице государства», то он за этим утверждением скрывает глубочайшее противоречие, которое существовало в СССР, где народ, будучи единственным субъектом средств производства всего общества, владельцем общественного богатства, был отчужден от управления им. И это часто используемое выражение «народ в лице государства» маскировало это острейшее противоречие, скрывало факт отчуждения работников от управления средствами производства. Если при капитализме в основе отчуждения была частная собственность, то в СССР причиной отчуждения была диктатура партийно-государственного аппарата, или организация политической сферы. И вообще это выражение «народ в лице государства» не только не научно и неудачно с литературной точки зрения, но и абсурдно по существу. Что это за лицо государства? И как может народ выражать свое отношение к объекту собственности через какое-то лицо?

М.Саков верно замечает, что найм работника предприятием и есть социалистический способ непосредственного соединения производителей со средствами производства. Работник при социализме не продает свою рабочую силу на рынке труда, как при капитализме, а заключает договор о найме с предприятием, сособственником которого он является.

Что касается предприятия, то М.Саков в принципе (если не обращать на некоторые терминологические неточности) правильно определяет его место в народнохозяйственном комплексе. Он пишет: «Государственное предприятие, будучи неотъемлемой частицей общенародного достояния, также является самостоятельно хозяйствующей ячейкой в рамках плана. Оно наделяется государством собственными основными и оборотными средствами и несет полную ответственность за эффективное их использование для лучшего выполнения плана. Предприятие вступает в хозяйственные отношения с другими предприятиями и организациями, пользуется правом юридического лица, то есть выполняет функции субъекта собственности в хозяйственном обороте государственных материальных ресурсов. Однако оно не превращается в силу указанных обстоятельств ни в кооператив, ни в арендатора».

Далее М.Саков рассуждает об отношениях работников в производственном коллективе, о роли человека в экономике социалистического общества. Он пишет о том, что и как должно быть при социализме, а не о том, что реально было в СССР в условиях функционирования государственного социализма. Это была типичная ошибка, или точнее, метод, применяемый подавляющим большинством советских политэкономов, которые боялись вскрывать истинную природу производственных отношений в условиях, когда функцию распоряжения общенародной собственностью выполняли чиновники государственного аппарата, которыми в свою очередь командовали функционеры партийного аппарата.

Можно различия между должным и существовавшим в реальной действительности интерпретировать и таким образом, что должное – это объективная закономерность, свойственная социализму, а то, что на самом деле имело место в жизни – это отклонения от закономерности.

Вот как характеризовал М.Саков роль работников в производственном коллективе: «Все работники, в какой бы производственный коллектив они ни входили, по своему экономическому положению – совместные хозяева всего общественного производства, и лишь постольку они хозяева предприятия, на котором трудятся». Первая часть предложения соответствовала истине, а вот вторая часть предложения была ошибочной. Работники на предприятии не были его хозяевами, а были лишь его сособственниками наряду со всеми гражданами СССР. И этот неверный исходный тезис приводил М.Сакова к следующему ошибочному выводу: «И как таковые они (работники предприятия – мое) полностью отвечают прежде всего за результаты своего труда и хозяйствования перед обществом. Директор и другие должностные лица – тоже члены коллектива, в котором все равны как хозяева и различаются как работники по специальностям и должностям». В действительности, хотя все работники, без исключения, действительно были равны как сособственники, однако они выполняли различные функции в обществе и на уровне предприятия. Если рабочие и служащие были обычными работниками, то руководство предприятия принадлежало уже к низшему звену государственного аппарата и назначалось на свои посты вышестоящими органами управления после согласования с партийным аппаратом.

М.Саков не мог не видеть различий в тех функциях, которые выполняли в СССР чиновники государственного аппарата и работники предприятий и организаций. Одни управляли, а другие непосредственно создавали материальные и духовные ценности и оказывали услуги. И М.Саков, лицемерно утверждая, что народ в лице государства являлся де распорядителем общественного достояния, тем не менее вынужден был констатировать, что «…это не исключает, а предполагает известное разделение функций распоряжения и управления общественной собственностью между различными хозяйственными органами…». И далее следовало обоснование М.Саковым существовавшей в обществе иерархической структуры управления экономикой страны, которая сформировалась исторически. Он пишет: «Административное распоряжение общественной собственностью необходимо в социалистическом хозяйстве. Оно вытекает из ее планового регулирования. Особенность его в том, что оно непосредственно связано не с процессом хозяйствования предприятий, а с распределением и перераспределением средств через плановые и хозяйственные органы. В годы индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства перераспределение социалистических накоплений через государственный бюджет для форсированного развития тяжелой индустрии сыграло выдающуюся, революционную роль. Оно было направлено на ломку старых хозяйственных пропорций и создание новых, соответствовавших задачам социалистического строительства». Вот где собака зарыта! И недаром этот абзац был набран мелким петитом (а я его выделил курсивом). Оказывается, причина администрирования и добавим от себя – волюнтаризма, состояла не в необходимости управления процессом хозяйствования предприятиями, а в необходимости проведения политики перераспределения национального дохода! А когда структура аппарата уже сложилась, взяв на себя всю полноту функций распоряжения общественной собственностью, отказаться от нее уже оказалось невозможно.

И здесь М.Саков волей-неволей заговорил об ответственности аппарата управления. Он пишет: «Управление и распоряжение общественным достоянием всегда связаны с определенной ответственностью. Не может быть распорядительного органа, не несущего никакой ответственности за свои действия. При этом мера ответственности реальна и достаточна, если она соответствует характеру распределительных функций. Нахождение такой меры – задача сложная и еще далеко не решена полностью». Эту задачу в СССР в период после сталинских реформ пытались решить путем совершенствования существовавшей концепции: вертикальной, иерархической системы управления. И все эти реформы не приносили должного результата (подробнее о реформах см. ниже).

М.Саков обратил в своей статье внимание на то, что «распоряжение производственными фондами, осуществляемое плановыми органами и министерствами носит преимущественно административный характер. Здесь идет процесс передачи распорядительных функций ресурсами ведомствам, но еще нет реального экономического движения (оборота) этих ресурсов. Экономический оборот начинается с реализации фондов органами материально-технического снабжения и их использования предприятиями и производственными объединениями». Назрела, по его мнению, необходимость сужения сферы административного распоряжения общественным достоянием. Однако «Госплан и министерства и ведомства в нынешних условиях остаются главными исполнительными органами государственного планирования и управления общественным производством. Их административные функции приводятся в соответствие с системой полного хозяйственного расчета, на которую переходят предприятия». Однако открытым оставался вопрос об ответственности административных органов управления. И здесь М.Саков находит кардинальное решение проблемы. Он предлагает ввести надежную правовую защиту от неразумных административных распоряжений. «Ответственный держатель материальных ценностей (предприятие) должен иметь достаточно прав, чтобы отклонить любое административное распоряжение, исполнение которого причиняет ущерб социалистической собственности (в том числе и имеющие такие неблагоприятные последствия, как прямые убытки, снижение рентабельности производства и т.д.)». Такое предложение мог внести только человек, который никогда не выходил из своего кабинета и ни разу не имел дело с реальным производством, с процедурой постоянной борьбы между предприятием и министерством. Аппарат министерства нашел бы тысячу способов, чтобы наказать предприятие, которое осмелилось бы «качать» свои права через суд. Он сам пишет, что госарбитраж ежегодно решает свыше полумиллиона хозяйственных споров. Но сколько среди них касаются взаимоотношений предприятий и министерств? Я уверен, что не было ни одного.

И снова мелким петитом о том, каково же реальное положение дел в народном хозяйстве. М.Саков пишет: «Многоступенчатость и известный параллелизм при недостаточно последовательном проведении принципа ответственности ослабляют хозяйское отношение к народному добру (которое, как он пишет ниже, должно базироваться на высоких моральных принципах, а именно добросовестности, взаимном доверии, честности, товарищеском сотрудничестве – мое). Иногда (!) бывает так, что на какой-то ступени хозяйственного оборота большие материальные ценности вдруг утрачивают «хозяина» и даже превращаются в обузу для тех, в чьих руках они задерживаются. Тогда трудно становится найти того, по чьей вине они стали «ненужными». Ответственный их держатель теряется среди множества учреждений и лиц, разделяющих ответственность, которая в таком распыленном виде становится незначительной или даже нулевой. В результате народное добро пропадает, все это видят, а отвечать некому.

Подобные явления вызываются главным образом тем, что функции распоряжения общественной собственностью в каких-то звеньях хозяйственного управления оказываются не согласованными с мерой ответственности. Не всегда четко, например, прослеживается согласованность распорядительных функций и меры ответственности во взаимоотношениях между министерствами и органами материально-технического снабжения. Поэтому нередко получается, что материально-техническое снабжение осуществляется вне всякой связи с реальным ходом строительства. В результате

на конец года на стройках, которые по тем или иным причинам не могли быть завершены, накапливаются и замораживаются огромные материальные ценности (так называемые остатки). Они лежат мертвым грузом, в то время как в народном хозяйстве в них ощущается острый дефицит».

Следующей проблемой является хозрасчет предприятий. Видение М.Саковым этой проблемы исходит из идеалистического представления о том, что «забота трудящихся о сбережении и умножении народного добра, можно сказать, является всеобщим и самым элементарным отношением социалистической собственности». Два инструмента должны были реализовывать эту всеобщую и трогательную заботу. Во-первых, социалистическое соревнование за экономию и бережливость во всех звеньях народного хозяйства. А во-вторых, хозяйственный расчет предприятий. Однако, под напором фактов он был вынужден констатировать (напечатано снова мелким петитом): «Хозяйственный расчет способствует укреплению и умножению общественной собственности, когда он направлен на сочетание общественных и личных интересов, на развитие коллективизма и товарищества в хозяйственной деятельности. К сожалению, на практике нередко получается так: через социалистическое соревнование развиваются отношения коллективизма и товарищеской взаимопомощи, а в хозрасчетных отношениях между предприятиями часто руководствуются старым принципом: пусть соседу будет плохо, если мне от этого хорошо».

Здесь я должен прервать на минуту цитирование. М.Саков, наверное, по привычке не замечает противоречия в своих рассуждениях. Он использует выражение на практике, когда пишет о том, что хозрасчет это совсем не то, что должно было бы быть в теории. Неужели наблюдаемое и отмечаемое им самим различие между должным и существующим не наводит его на мысль о каких-то глубинных причинах противоречия?

Однако продолжим цитирование: «Признавая моральную ценность таких человеческих качеств, как честность, прямота, умение держать слово, сознание долга, некоторые хозяйственники считают, однако, что в «деловых» отношениях такие качества не нужны. К тому же и сами они часто оказываются в условиях, в которых им становится «невыгодным» и «рискованным» руководствоваться в хозяйственной деятельности моральными нормами. А это свидетельствует и о несовершенстве правовых норм хозяйствования. Разве можно, например, считать нормальным, что ежегодно арбитраж решает свыше полумиллиона хозяйственных споров? Между тем существующий порядок предусматривает предварительное рассмотрение взаимных претензий непосредственно заинтересованными сторонами. Но процент добровольного удовлетворения претензий невелик».

Отсюда вроде следовало бы сделать вывод, что не моральными принципами руководствуются хозяйственники, а сугубо практическими, материальными интересами своих предприятий, и что-то не ладится в самом хозяйственном механизме. Воспитывать хозяйственников (а они одновременно были и государственными чиновниками!) высоким нравственным нормам, конечно, следовало. Но даже консервативные чиновники от церкви за столетия своей практики убедились в том, что люди все равно грешат, несмотря на их молитвы. И они решили, что выгоднее продавать индульгенции и пополнять тем самым церковную казну, чем перевоспитывать паству.

Но М.Саков видел выход не в корректировке хозяйственного механизма, не в радикальной его перестройке, а в применении наказания за содеянное. Кнут вместо пряника – вот его рекомендация, чтобы хозяйственники уважали нормы высокой нравственности.

Пусть читатель сам судит о позиции М.Сакова: «Крупным недостатком существовавшей системы хозяйственных отношений между предприятиями являлось то, то они не несли друг перед другом надлежащей материальной ответственности за выполнение своих обязательств по поставке продукции и по платежам за нее. В такой обстановке нередко возникали ситуации, в которых «нрав» того или иного хозяйственника становился решающим фактором, определявшим ход и исход событий. Отправляет, например, поставщик недоброкачественную продукцию своим заказчикам. На предприятие поступают акты, рекламации, жалобы. От поставщика же вышестоящие органы требуют, чтобы он выполнял только план. Он и выполняет его. А на жалобы в такой ситуации ему удобнее всего никак не реагировать. На все претензии потребителей у него один ответ: можете жаловаться! То, что потребители несут убытки из-за плохой продукции – это уже их дело. Выходит, поставщик не боится жалоб. Он имеет возможность безнаказанно перекладывать результаты своей бесхозяйственности на чужие плечи.

Но бывает, что и добросовестный поставщик попадает в тяжелое положение. Известны случаи, когда предприятия, изготовив и доставив заказчику нужную ему продукцию, не могут добиться от последнего ее оплаты. И поставщику никто не может помочь, так как существует закон, запрещающий правовым инстанциям взимать деньги с оборотных средств ответчика, то есть потребителя. Например, завод «Компрессор» обратился в Госарбитраж с просьбой обязать завод железобетонных изделий уплатить за изготовленное для него оборудование. И арбитраж, руководствуясь упомянутым законом, в иске отказал. Логика бессильна что-либо объяснить: завод «Компрессор» даром сделал машины да еще уплатил изрядную сумму госпошлины за то, что обратился в арбитраж».

Да, действительно, логика бессильна. В одном случае министерства заодно с руководителями предприятий, которые выполняя план по валу и товарной продукции, срывают выполнение договорных обязательств. В другом же случае закон на стороне неплательщика. Что-то не то было в Датском государстве!


6.О взаимосвязи надстройки и базиса


«Политика не может не иметь первенства над экономикой».

В.Ленин


В СССР, в полном согласии с вышеприведенным высказыванием В.Ленина, политическая система в форме диктатуры партийно-государственного аппарат оказывала огромное воздействие на экономику, определяя его структуру, динамику развития, формируя хозяйственный механизм и ставя конкретные задачи перед централизованным планированием.

В официальной советской пропаганде, в дискуссиях, ведущихся с еврокоммунистами, которые критиковали политический строй в СССР, утверждалось, что в стране существует «самая широкая демократия для народных масс», что «происходит постоянное совершенствование форм и методов осуществления подлинного народовластия…» («На скользком пути». «Коммунист», № 2. 1982). В данной статье отмечалось, что «…за последние годы, действительно активизировалась вся система органов советской представительной демократии (то есть органов народовластия через посредство избранных населением представителей), так и система демократии прямой (то есть непосредственного участия масс в осуществлении тех или иных функций власти).

КПСС называлась авангардом советского рабочего класса, который через органы государственного руководства народным хозяйством, через систему партийных, хозяйственных и общественных организаций осуществляет руководство всеми делами в обществе. Рабочий класс служит примером для миллионов трудящихся, т.е. для колхозного крестьянства и интеллигенции.

Так кто же на самом деле руководил обществом? КПСС как авангард рабочего класса или сам рабочий класс? И каким образом на практике сочеталась представительная и прямая «демократия»?

Я пытался в партийной литературе найти ответы на эти вопросы. Интересно было узнать, каким образом пропагандисты из идеологического отдела ЦК КПСС обосновывают свой фантастический тезис о том, что в СССР рабочий класс, а не партийно-государственный аппарат осуществляет руководство всеми сферами жизни общества. И в статье А..Амвросова «Критика некоторых антикоммунистических взглядов на роль рабочего класса в СССР» в журнале «Рабочий класс и современный мир». № 1, 1977) нашел ответ на этот вопрос. Важнейшими формами управления делами общества, которые использует рабочий класс, по его мнению, являются 1) рабочие собрания, 2) постоянно действующие производственные совещания, 3) общественные конструкторские, экономические, технологические и нормативные бюро, 4) научно-технические общества, 5) советы новаторов, 6) группы экономического анализа, 7) общественные отделы кадров, 8) советы бригадиров. Оказывается, по А.Амвросову, не директор предприятия руководит им, а рабочие собрания и т.д. И вот такая чушь выдавалась за весомые аргументы! Но это – на уровне предприятий. И все вышеперечисленное именовалось «прямой демократией». Даже если принять это ложное утверждение за истину, то получается, что прямая демократия не выходила за пределы заводских ворот.

А как осуществлял свои функции управления рабочий класс на уровне района, области, края, республики и страны в целом? Оказывается, через Советы. Например, в Верховном Совете СССР, избранном в 1974 году, доля рабочих составила 32,8 %. И вот эта одна треть в Верховном Совете СССР управляла всеми делами в стране. А в партии доля рабочих в середине 1970-х годов составляла 41,6 %, которые и решали все партийные вопросы. Ну разве можно было всерьез воспринимать все эти аргументы?

Как утверждал В.Медведев в своей статье « Марксистско-ленинская концепция развитого социализма», «Вопреки измышлениям буржуазных и ревизионистских идеологов партийное руководство обществом не только не отрицает, а, наоборот, предполагает максимальную активность всех государственных и общественных организаций, самое широкое вовлечение трудящихся в управление, всемерное развитие социалистической демократии. Партийное руководство является самой надежной и необходимой гарантией против бюрократических и технократических тенденций, ограничивающих демократическую инициативу масс, условием действительного народовластия, осуществления прав и свобод человека» («Коммунист», №17, 1979).

Любопытно, что в редакции журнала «Коммунист» все-таки видели разницу между представительной и прямой демократией, которая исторически и породила Советы в революционной России, дав обществу наименование советский строй. Однако журнал, как ведущий орган ЦК КПСС, все-таки превозносил тот вариант Советов, изуродованных И.Сталиным, который устраивал лично его и диктатуру партийно-государственного аппарата. Причем она отрицала сам факт своей диктаторской сущности, как это и делают любые другие диктатуры.

Своеобразным шедевром двуличия и самовосхваления может служить статья будущего Генерального секретаря ЦК КПСС К.Черненко, опубликованная в 1981 году - за десять лет до ликвидации СССР в журнале «Коммунист» № 13 под заголовком «Ленинская стратегия руководства». Вот несколько характерных выдержек из этой статьи: «…сегодня КПСС располагает огромным, в полным смысле уникальным политическим опытом. Она вооружена постоянно развивающимся марксистско-ленинским учением, связана теснейшими узами с массами, пользуется их прочным доверием и поддержкой». КПСС отличает «…умение творчески осмыслить характер, своеобразие каждого исторического этапа, через которое проходило советское общество, найти правильные формы осуществления своей руководящей роли, надежные приемы и методы руководства социалистическим строительством», «…сам уклад, весь ход нашей жизни, политика КПСС выступает убедительным пропагандистом и агитатором научного социализма», «…мобилизуя массы на претворение в жизнь своего политического курса, партия добивается этого не силой власти, не администрированием» и т.д. и т.п.

И трижды был прав Р.Медведев, который в своем произведении « Социализм в России?» (Издательство «Крафт+», АИРО-21», М:. 2006) писал: «К началу 80-х годов советское общество было уже тяжело больным социальным организмом. Однако правящая элита не понимала его болезней, не знала как их лечить и даже скрывала все более и более зловещие симптомы<…>Было бы ошибочным связывать разрушение СССР только с решениями, принятыми в Беловежской пуще, забывая сложную историю Советского Союза, его структуру и проводимую его правителями экономическую, социальную и национальную политику» (с.9).

Критика политической системы СССР со стороны еврокоммунистов, особенно Итальянской компартии, заставила ЦК КПСС огрызаться, лавировать, пускать пыль в глаза, занимаясь самообманом. При этом непременным элементом всех речей лидеров КПСС и публикаций в партийной печати являлись ссылки на К.Маркса, Ф.Энгельса, В.Ленина, которые должны были выполнять функцию «убойных» аргументов. При этом осуществлялся перенос идей классиков марксизма-ленинизма во времени - на современную почву, т.е таким образом осуществлялся элементарный подлог. Например, в редакционной статье журнала «Коммунист» под громким заголовком «Социалистическая демократия, государственность и самоуправление», написанной коллективным корреспондентом журнала – Институтом государства и права АН СССР, утверждалось, что «…партия последовательно руководствуется ленинским положением о том, что «невозможен победоносный социализм, не осуществляющий полной демократии» (В.Ленин, ПСС, т.27, с.253). Этот совершенно правильный вывод В.Ленина на практике в СССР не применялся и поэтому, если быть последовательно-логичным, следовало бы сделать вывод о том, что в стране не было победоносного социализма. Ан, нет! Академики, используя цитату В.Ленина в качестве аргумента-доказательства, совершая тем самым подлог, делали противоположный вывод (как будто бы В.Ленин писал о Советском Союзе начала 1980-х годов!)

Поразительно то, что журнал «Коммунист» обвиняет в таком нечестном приеме цитирования критиков политической системы СССР. Так в упомянутой статье говорится, что «Вырывая из контекста трудов классиков марксизма-ленинизма отдельные цитаты, приверженцы такого противопоставления пытаются доказать, что государство при социализме будто бы неминуемо превращается в силу, противостоящую обществу, массам и преследующую свои узкоэгоистические цели. Такая опасность проистекает якобы из того, что государственный профессиональный аппарат неминуемо уходит из-под контроля населения, выборных органов власти и превращается в замкнутую элиту, стоящую над обществом и манипулирующую им (курсив мой). Критиками политической системы СССР самоуправление объявлялось единственным средством преодоления бюрократизма и технократизма, эффективного безгосударственного решения едва ли не всех сложных проблем социального управления». А разве это не так? Разве критика была неверной? Как доказала история, только самоуправление в форме Советов было способно осуществить революцию и спасти ее от поражения в годы гражданской войны и иностранной интервенции. И надежное развитие социализма возможно было только на базе самоуправления. И каким же цинизмом надо было обладать, чтобы отрицать эту идею, обвиняя критиков диктатуры в СССР во лжи, а именно в том, что они осмелились написать следующее: «…при Ленине развитие советского общества шло по пути самоуправления, а после его смерти идеи и практика самоуправления были забыты»!

Какая же политическая система, по мнению академиков Института права, действовала в Советском Союзе?

«Как подчеркнуто в Конституции СССР, вся власть в стране принадлежит народу. Народ осуществляет государственную власть через Советы народных депутатов, составляющие политическую основу СССР (статья 2).», - таков ответ академиков. Если бы они обладали бы хотя бы малейшим мужеством, то должны были бы заявить, что в СССР Конституция не соблюдается, ибо подлинная власть была не у Советов, как предлагал В.Ленин, а у партийно-государственного аппарата. В 1936 году И.Сталин в новой Конституции переделал систему Советов, превратив их в органы представительной демократии, предварительно выпотрошив их реальное содержание, превратив Советы в фиговый листок, прикрывающий стыд партийно-государственной диктатуры.

Однако от фактов реальной жизни уйти было невозможно . Бюрократизм пронизывал всю деятельность аппарата управления и отрицать это очевидное явление было нельзя. В чем же видели причины бюрократизма ученые-правоведы? Они в своей статье писали: «Их можно условно подразделить на две группы, первая из которых охватывает недостатки структурно-функционального характера, несовершенство в организации государственного управления, недостаточность контроля масс за деятельностью должностных лиц, а вторая находится в сфере социальной психологии, связана с упущениями в идейно-воспитательной работе. Разумеется, в реальной жизни эти факторы проявляются далеко не всегда в «чистом виде», они взаимосвязаны». Вот такое блудливо-научное объяснение. Вместо того чтобы признать ущербность формы представительной демократии и раскритиковать ее несовместимость с социализмом, ученые-правоведы привлекли психологию, обвиняют массы в том, что они плохо контролируют работу начальства и т.п. дребедень. Подтверждением того, что система работала неэффективно, служат приведенные в статье факты о том, что за годы, отделяющие XXVI съезд КПСС от XXV съезда в ЦК партии поступило свыше 3 миллионов писем. А в местных партийных органах было рассмотрено 15 миллионов письменных и устных заявлений. О чем говорят эти цифры? Только об одном – партийный аппарат в СССР был настоящей, подлинной властью, которая только и могла помочь в решении возникающих в повседневной жизни вопросов, которые подымали в своих письмах граждане страны.

Вершиной же научных достижений Института государства и права АН СССР явилась идея о том, “что народовластие при социализме не может осуществляться вне государственных форм…”. Словом, КПСС и государство должны быть подлинными субъектами власти, а не самоуправляющиеся органы народной власти.

Функционирование общества как единого целого определяется системой закономерностей, в том числе экономических. П.Бунич. рассуждая о взаимодействии закономерностей (в его интерпретации – законов), подчеркивает, что в рамках системы имеет место их синхронность, соответствие и согласование. «Частным случаем такого внутренне скоординированного развития выступает субординация, главенствующая роль одних отношений перед другими. В.И.Ленин отмечал, что есть важнейшие и основные законы (В.Ленин. ПСС. т.18, с.277). В наиболее явном виде отношения субординации выражаются в верховном положении основного экономического закона над остальными его законами, приоритета законов производства по отношению к законам распределения, обмена и потребления, первенства общенародного выигрыша перед локальным, определяющей роли плана по отношению к стимулам, обязанности выполнения нижестоящими уровнями управления решений вышестоящих уровней, служащими высшими наблюдательными и командными пунктами, подчиненности внутреннего хозрасчета требованиям внешнего хозрасчета, вторичности подсистем обеспечения перед функциональными и линейными подсистемами и т.д.» (П.Бунич. «Хозяйственный механизм управления развитого социализма как категория (к теории вопроса)». М:. 1980. с.40). Из вышесказанного автоматически вытекает следующий принцип: «При социализме существует примат общенародных интересов над групповыми и личными, приоритет глобального выигрыша над локальным, общего благополучия, процветания и защиты отечества над благополучием одного человека. Все это повышает богатство общества в целом и позволяет ему компенсировать потери отдельных коллективов, работников и дополнительно повышать благосостояние народа. В этом смысле справедливо говорить об обеспечении социализмом высшей рентабельности по сравнению с рентабельностью, выигрышем с позиции отдельного предприятия, работника» (цит. изд. с.57).

Постараемся разобраться во всех противоречиях и нелогичностях позиции П.Бунича, которая если не идеально, то в основном точно отражала постулаты официальной политэкономии развитого социализма.

Во-первых, возникает такой вопрос: если основной экономический закон действительно являлся в СССР объективно существующим законом, то почему он не действовал? Ведь объективные законы на то и являются таковыми, чтобы пробивать себе дорогу во чтобы то ни стало, верховодить в системе других законов. А ларчик открывался просто. Все дело в том, что основной экономический закон социализма не был законом, а был объективной закономерностью. Разница заключается в том, что объективная закономерность, пробивая себе дорогу через джунгли случайностей, через воздействие совокупности субъективных факторов, что и имело место в Советском Союзе, может какое-то время и не реализовываться в полную силу. Другими словами, действие закономерности можно ограничить или на какое-то время вообще заблокировать воздействием надстроечных структур. В СССР – это диктатура партийно-государственного аппарата, которая на словах признавала эту закономерность, выдвигая ее как пропагандистский лозунг, а на деле игнорировала эту закономерность, отдавая приоритет другим целям – наращиванию производства средств производства и мощи ВПК в тот период истории СССР, когда этого делать не было никакой необходимости. Такое насилие над объективной закономерностью бесконечно продолжаться не могло, ибо под вопрос было поставлено существование самого социализма. И крах такой волюнтаристической политики произошел в 1991 году. Народ не поддержал политику разваливающейся КПСС, предпочитая ринуться в капиталистический рынок, ибо многие были убеждены, что он лучше будет удовлетворять их потребности, чем государственный социализм. Основная масса людей не разбиралась в политэкономии. Она рассуждала элементарно просто. У нас - дефицит, а на Западе его нет. У нас надо выстоять очередь или иметь блат, чтобы достать нужную вещь или получить требующуюся для семьи услугу. На Западе - нет ни очередей, ни блата. Там товар или услугу навязывают потребителю чуть ли не силком и т.д. и т.п. В период горбачевской перестройки все руководители высокого ранга и СМИ бубнили одно и то же – спасение только в рыночной экономике (читай – капитализме). Вот тогда и сработала объективная закономерность, ибо экономическая политика, т.е. субъективный фактор, довела страну до предельной границы, за которой уже начинает действовать другая закономерность – закономерность расширенного воспроизводства капитала. Погибла система, которая игнорировала основную экономическую закономерность социализма.

В позиции П.Бунича содержится и другая нелогичность. Если исходить из того, что основной экономический закон (по терминологии официальной политэкономии) должен обеспечивать наиболее полное благосостояние и всестороннее развитие всех членов общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства, то как объяснить утверждение П.Бунича о том, что должен обеспечиваться приоритет производства над потреблением, примат общенародных интересов над личными интересами, глобального выигрыша над благополучием одного человека? Ведь позиция П.Бунича никак не вяжется с тем, что, согласно основному экономическому закону, должен действовать принцип - не человек для экономики, а экономика для человека. Более того, П.Бунич перенес главную закономерность существовавшей в СССР диктатуры, в область экономических законов, утверждая, что низы должны всегда подчиняться центру («высшему наблюдательному и командному пункту»). Чтобы подкрепить свои аргументы, сделать их более весомыми, П.Бунич решил сослаться на авторитет К.Маркса и В.Ленина. Он пишет: «Подчеркивая ведущую роль системы над элементами, К.Маркс отмечал, что «органическая система как совокупное целое имеет свои предпосылки, и ее развитие в направлении целостности состоит именно в том, чтобы подчинить себе все элементы общества или создать из него недостающие ей органы». (К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч. т.46. ч.I, с.229). «Часть должна сообразовываться с целым, а не наоборот», - указывал В.Ленин». (В.Ленин. ПСС. т.15, с.362).

Однако П.Буничу, наверное, не приходило в голову, что системы могут быть разными. Если система демократическая, если она опирается на социалистические производственные отношения, то подчинение элементов целому или их сообразовывание с целым вполне логично и не означает, что эта система требует непременных жертв со стороны членов общества во имя обеспечения эффективности функционирования целого. Так в каждой добропорядочной семье ее члены должны сообразовываться с интересами целого, всей семьи, но это совсем не означает, что это как-то ущемляет их личные интересы.

Такая прямолинейная логика подчинения по вертикали иерархии в системе, существовавшей в СССР, которой придерживался П.Бунич, оправдывала диктатуру партийно-государственного аппарата, волюнтаризм в экономической политике. В структуре использованного национального дохода приоритетными были не рост фонда потребления и капитальные вложения в сферу, непосредственно обслуживающую потребности советских людей, а производство средств производства ради увеличения самих средств производства и затраты на вооружение армии, а также ее содержание. Хорошо известно бытовавшее в советское время выражение «финансирование по остаточному принципу». В силу субъективизма проводившейся политики все списывалось на тезис о благе народа – и наращивание могущества страны и обеспечение ее безопасности. А ученые типа П.Бунича придавали этому волюнтаризму видимость научной обоснованности.

В действительности же в СССР имела место диалектика взаимодействия системы и ее органических составных частей. Противоречие между личными, групповыми и общественными интересами в условиях ограниченности ресурсов существовало на протяжении всей непростой истории СССР.

Это противоречие универсально, оно касается всех общественных организмов, которые были, которые существуют сегодня и которые еще будут. В любом данном обществе никогда не сложится такого положения вещей, что наличных ресурсов будет хватать для удовлетворения всех потребностей всех субъектов. Это противоречие – вечное. Наличные ресурсы всегда ограничены и на каждом цикле процесса общественного воспроизводства приходится системе управления решать проблему - как при неизбежном неравенстве между суммой абсолютных потребностей и суммой наличных ресурсов найти оптимум. Ведь круг удовлетворяемых потребностей неизбежно сужается до границ, определяемых наличием ресурсов. По секторное распределение этих ресурсов или формирование структуры экономики всегда многовариантное. И здесь важно знать, с помощью какого механизма находится оптимум, соответствующий при социализме основной экономической закономерности. В СССР все решало централизованное планирование, политически подчиненное Политбюро.

Нахождение оптимума возможно только в условиях народовластия, подлинной демократии, прямого воздействия интересов потребителей на производственный сектор. В таком обществе необходимо также непременно пойти на добровольное и сознательное ограничение потребностей как личности, так и трудовых коллективов, их отраслевых и территориальных совокупностей, общества в целом. Если же структуру распределения национального дохода навязывать народу, каждому коллективу и каждой личности сверху, оправдывая это необходимостью соблюдения их же интересов, то волюнтаризм в экономической политике неизбежен. Спрашивается, почему ограниченное число правителей должно навязывать свою волю целому народу, заставляя при этом каждого человека беспрекословно подчиняться? Идеальных правителей не бывает. Идеальным правителем может быть только самоуправляющийся народ.

Временами П.Бунич сам чувствует, что диалектика интересов в обществе существует, что необходим поиск оптимума между различными интересами. Так, он пишет: «…правильная система стимулов включает в себя меры, которые сделали бы выгодное обществу выгодным коллективам, выгодное коллективу – выгодным каждому работнику (цит. изд. с.20). Он связывает интересы со стимулами. Тем не менее, рассуждая о последних, П.Бунич снова начинает пропагандировать примат глобальных интересов по отношению к локальным. Обеспечение директивно устанавливаемых заданий должно осуществляться, по его мнению, путем установления коллективам локальных критериев эффективности, работающих на глобальные. К ним он относит такие материальные стимулы как заработная плата, премии, цены, надбавки к ним, дотации, льготы по платежам в бюджет, льготные проценты и условия предоставления ссуд, а также такие «тормоза», как, например, штрафы.

Рассматривая проблему взаимосвязи экономических закономерностей в рамках системы, можно в принципе (а не в деталях) согласиться с П.Буничем в том, что «…имеются законы, определяющие в основном общественные цели (закон возвышения потребностей, закон перемены труда, социалистический закон народонаселения и др.), так есть законы, выражающие, как правило, необходимые средства их достижения (существует и основной закон социализма, характеризующий общее взаимоотношение между высшей целью и главным средством ее достижения). Законы, отражающие средства выполнения общественных целей включают: закон экономии времени, закон планомерного развития, закон оптимального роста производительности труда, закон стоимости (а также существующие в его пределах и на его основе законы денежного обращения и кредита, спроса и предложения и др.), закон возмещения затрат рабочей силы и т.д. При этом каждый закон, отнесенный к разряду объективно, внутренне обусловленных средств, имеет свою направленность, собственную функцию или цель данного закона, которая выражает не цель общества, а подкрепляет ее со стороны условий воплощения в жизнь (любой закон имеет и «свои» средства» (цит. изд. с.33).

Вышесказанное совсем не означает того, что в СССР осуществлялось лишь голое администрирование, что люди во всех вопросах жизни общества вообще не имели права участвовать, были простыми винтиками в общественной системе. На уровне предприятий и местных органов власти роль общественных организаций была порой весьма заметной, а их влияние на решение в основном бытовых вопросов было вполне ощутимым. Об этом можно судить хотя бы по рассказу Г.Кулагина. Он пишет, что партийная организация имела право контроля за деятельностью администрации производственного объединения. Конечно, с одной стороны, это означало, что воздействие партийного аппарата было организовано таким образом, чтобы господствовать и на самом низшем уровне общественной иерархии. А, с другой стороны, партийная организация выполняла не только директивы вышестоящих структур, но и была определенным влиятельным органом прямой демократии на предприятиях и в организациях. Г.Кулагин в цитируемой книге сообщает, что «сегодня все важнейшие вопросы, затрагивающие интересы коллектива, решаются на «треугольнике» предприятия, в состав которого входят на полноправных началах наряду с директором секретарь парткома и председатель профсоюзного комитета. По существу, этот неофициальный орган уже превратился в правление советской фирмы, правление, в которое наряду с директором, представляющим государственные интересы, входят эти выборные представители коллектива трудящихся» (с.71).

В этом месте я прерву цитирование, чтобы прокомментировать вышесказанное. То, что «треугольник» был серьезным коллегиальным органом власти на предприятии, является правдой. Его авторитет образовывался за счет того, что секретарь парткома назначался горкомом (райкомом) партии или даже республиканским ЦК или обкомом, входя в состав номенклатурных кадров. На очень крупных предприятиях партком имел статус райкома партии. Кандидатура председателя профкома всегда перед выборами утверждалась партийным органом. Только после утверждения парткомом, как правило, назначались на предприятии мастера, начальники цехов. Таким образом, «треугольник» был по существу всевластным и полномочным проводником политики партийно-государственного аппарата страны.

Продолжу цитирование: «Социалистическое соревнование, цеховые собрания, производственные совещания, конференции по заключению коллективного договора, партхозактивы, советы наставников, ветеранов, молодежи, народный контроль и комсомольский прожектор – трудно даже перечислить все общественные институты, без которых сегодня немыслимо управление любым советским предприятием. Важнейшее значение имеет правильное использование поощрительных фондов: оно тоже немыслимо без широкого и равноправного участия общественных организаций. Представление к правительственным наградам, премирование победителей соревнования, разработка систем премирования и контроль за их исполнением, занесение на Доску почета, распределение жилья, путевок, организация детского отдыха – все эти важнейшие рычаги управления все больше и больше переходят в руки избранных представителей трудящихся» (с.71).И в этих словах нет ни йоты преувеличения. Так оно и было в действительности и, конечно, этот сектор общественной жизни, где смыкались политические, социальные и экономические аспекты, можно смело назвать демократическим, социалистическим.

Само собой разумеется, что при диктатуре партийно-государственного аппарата бичом общественных отношений в Советском Союзе, повторяю, был бюрократизм. Это был продукт системы.

В.Ленин на VIII съезде РКП (б) говорил: «Бороться с бюрократизмом до конца, до полной победы над ним можно лишь тогда, когда все население будет участвовать в управлении <…> В буржуазных республиках это было не только невозможно: этому мешал закон…Мы сделали то, что этих помех у нас не осталось, но мы до сих пор не достигли того, чтобы трудящиеся массы могли участвовать в управлении – кроме закона, есть еще культурный уровень, который никакому закону не подчинишь.

Этот низкий культурный уровень делает то, что Советы, будучи по своей программе органами управления через трудящихся, на самом деле являются органами управления для трудящихся, через передовой слой пролетариата, но через трудящиеся массы <…> Слой рабочих, который управляет, непомерно, невероятно тонок…». Эти слова был произнесены в 1919 году, через 2 года после Октябрьской революции. И уже тогда В.Ленин вынужден был констатировать, что Советы превратились из органов управления через трудящихся в органы управления для трудящихся. А после 1936 года, когда была принята Сталинская Конституция, от Советов остались лишь рожки да ножки, одно лишь название, скорлупа без ядрышка. И, несмотря на то, что к 1980-м годам уровень образования и культуры большинства трудоспособных граждан стал настолько высоким, что можно было восстановить первоначальную сущность Советов, этого не произошло. Партийно-государственный аппарат предпочитал держать власть в своих руках, убеждая людей в том, что именно он во благо народа управляет страной через систему Советов.

В данном параграфе, да и во всем очерке я часто использую выражение «волюнтаризм экономической политики высшего руководства страны». Здесь хочу немного подробнее остановиться на данном вопросе. Высшее руководство страны, к которому я отношу ЦК КПСС во главе с Политбюро и Совет Министров СССР, в силу ряда причин (психологических, политических, образовательных, гносеологических) полагали, что они олицетворяют интегральные интересы всего общества, ибо обладают всей полнотой информации о положении дел в стране и за ее пределами. Поэтому, когда они определяли стратегическую линию развития, или направления экономической политики, то исходили из той трактовки интересов общества, которая, по их убеждению, была единственно верной. Но она была в принципе ошибочной, ущербной, искаженной, ибо уровень их познаний закономерностей общественного развития был чрезвычайно ограниченным. Их знания, судя по воспоминаниям их помощников и свидетелей, были крайне ограниченными. О Н.Хрущеве, который прославился своим волюнтаризмом, писали, что он вообще был полуграмотным и не знал даже азов русской грамматики. Я уверен, что он не разбирался также и в азах марксизма и вообще общественных наук. Большинство, если не все члены высшего руководства страны, не могли даже понимать содержания тех докладов, которые направлялись в аппарат ЦК КПСС и Совета Министров СССР. В аппарате этих органов власти было немало высокообразованных, знающих свое дело людей. Однако не они принимали решения. Эти специалисты вынуждены были приспосабливаться к уровню образования своих шефов, чтобы те понимали суть ими написанного или сказанного. Они могли писать и такие вещи, которые высшие руководители вообще не понимали, но, зачитывая готовые тексты, делали вид, что все понимают.

Патриарх советского планирования С.Струмилин в своей статье « Советское планирование: цели, методы, средства» («Коммунист». № 2. 1977) писал: «Субъективный подход противопоказан социалистическому планированию: планы должны быть научно-технически и экономически обоснованы. Непреложное правило – органическое сочетание перспективных планов с текущими, отраслевых с территориальными<…>Не приспосабливаться к рынку, а сознательно приспособлять его к плановым целям и задачам – это единственный путь к бескризисному развертыванию социалистического хозяйства». Эти элементарные заповеди С.Струмилина постоянно игнорировались вождями и нет ничего удивительного в том, что они благополучно завалили развитие социализма в своей стране. Было бы чудом, если бы этого не случилось.

Диктатура партийно-государственного аппарата порождала в обществе и такие страшные нравственные деформации как безразличие людей к общественным и производственным делам, а также вседозволенность в поведении многих чиновников органов управления на всех уровнях. Об этих пороках системы можно судить по статье известного всей стране Г.Мальцева, дважды Героя Социалистического труда, почетного академика ВАСХНИЛ, которая называлась “Быть всегда с хлебом” (“Известия” “ 159. 8.06.1981). Он в ней писал, что даже в непростых природно-климатических условиях Курганской области (часто повторяющиеся засухи, ранние заморозки) можно получать устойчивые урожаи зерновых культур. Однако получение высоких урожаев зависело во многом от работы агрономов. И вот что Г.Мальцев об этом пишет: “В нашем колхозе “Заветы Ильича” агрономов уже трое, хотя земли не прибавилось. Скажут: задачи сложнее, научный подход к делу требуется. Верно. Только в том беда, что к земле-то они редко подходят. Большую часть времени к столам, к бумагам прикованы. Без документации, записей отчетов обойтись нельзя. Но всему должна быть разумная мера. Специалисты отвыкают от живого дела. Это уже опасно”. Но дело не только в том, что бюрократия в СССР разрасталась, но и в отношении людей к своим обязанностям все больше проявлялся формализм.

И еще одна важная проблема была затронута в статье Г.Мальцева – это охрана диких животных, которых в обасти уничтожали многочисленные охотники, в числе которых было немало и начальства. В СССР в составе членов общества охотников было много представителей местной руководящей элиты, которые почти в каждом районе построили себе шикарные Дома охотников, где по выходным дням начальство могло в теплой компании “оттягиваться”. И Г.Мальцев пишет об этом явлении в жизни своей родной области: “Зачастую мало отличаются от злостных браконьеров “привилегированные” охотники, те, кто имеет доступ к лицензиям для отстрела крупных животных, к заповедникам, специальным заказникам. Кто за ними следит? Кто их контролирует? Природу надо уже не охранять, а спасать. У нас в Щадринском районе можно за всю зиму не встретить ни одного зайца или лисы, которых раньше были сотни, тысячи”. Болезнь вседозволенности расползалась сверху вниз. Республиканское, краевое, областное начальство брало пример с высшего руководства страны, а районное начальство решило не отставать от своих коллег по власти в деле уничтожения животных. Причем не только обычных, но и тех, которые были занесены в Крсную книгу. Мне об этом рассказывал один инструктор ЦК КПСС, когда приезжал с бригадой в Эстонию для проверки того, как мы боремся с алкоголизмом. Он поведал мне, как республиканское начальство в Средней Азии отстреливает в горах Памира снежных барсов.