Geum.ru

… Они все еще не хотят признать, что место художника в Доме дураков. Им кажется, что они колеблют мировые струны, участвуют в жизни и вообще рулят процессом

Вид материалаДокументы

Содержание


15 Теперь мы богатые…
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   21

- Изнасиловали? Кто?

- Да открывай же!

Ноги не идут. Руки не слушаются. Еле открыл. Толян, ети его в корень!

- Ти що, знов клопа давиш?

- Послушай, Толян, нельзя ко мне. Моя приехала, что-то стряслось, дуй отсюда, пока трамваи ходят. Полиция с минуты на минуту нагрянет.

- Шмотки наші - як же?

- Может, пронесет как-то. Ты ребятам ничего не говори пока, ладно?

- Добре. Звякни, коли все скінчиться.

Вернулся, Любка встала с дивана, джин пьет. Понял: молчать надо, пусть отпустит, сама расскажет рано или поздно. Сидит в кресле, дрожит, колотун ее бьет. Я рядом на подлокотнике умостился, приобнял за плечи.

- Это не полиция, ко мне приходили. Вещи просили постеречь, - кивнул на сумки.

- Ворованное?

- Да не так, чтобы, но, в общем, не хотелось, чтобы видели.

Она набрала номер, затараторила что-то по-итальянски.

- Они не придут. Сказала: ключи в Вероне забыла, через полчаса ждут у себя.

- Можно с тобой?

- Тебе-то что делать там? Заметут еще, виза просрочена, нелегал теперь…

- Прошу тебя, там постою рядом, подожду.

- Поехали. Машину поведешь?

В машине все рассказала.

- Группа подобралась, как на зло, одни бабы крутые, то ли жены их, то ли бляди, не разберешь, расфуфыренные, денег – по мешку, хамят, ничего не слушают. Отпустишь их, дашь свободное время, опаздывают на полчаса минимум. Замечание сделаешь – чуть ли не матом кроют. У одной фифы бумажник выпал, не поверишь, там карточек кредитных одних – немерено. Собирали всей толпой. Я только не понимаю, откуда они такие богатые, я уезжала, совсем же недавно – нищие все были, без копейки, на сапоги по два сезона собирали. Короче, три быка там, среди них, вообще безбашенные, виски с собой у каждого в кармане, вместо воды сосут и сосут. Экскурсии, конечно, им все до лампочки, не слушают, или плейер в ухо, или ржут всю дорогу. Слово скажешь - хохочут, по заднице могут стукнуть от нечего делать. Здоровые, как лоси, с утра пьяные, все ночи напролет гудели. В Венеции к нам еще двое прибились, из Киева, путешествовали самостоятельно, по индивидуальной программе, наверное, бабок не хватило, их к нам впихнули. А куда? В автобусе и так набито. Нервные такие, претензии мне предъявляют, чего, мол, не встретила их. Мне кто сказал? Украинское агенство забыло нас предупредить. В Вероне в кабак один – рыбный - как закатились, я им, дура, сама показала его…

- Кто, эти из Киева?

- Куда ты едешь, сейчас направо надо было сворачивать.

- Руководи, пожалуйста, я же дороги не знаю.

- Давай по этой улице до конца, она параллельная. Нет, не те, что из Киева, я тех быстро на место поставила. Эти козлы… На экскурсию обзорную по городу не поехали, только гостиницу спросили, где ночевать будем. Ну, вечером, после поселения, звоню на ресепшн, а гостиница наша в пригороде, там курортное место, озеро, пляж, Кьево, может, слышал?

- Да, футбольная команда есть такая…

- Летом там наплыв. Но сейчас не сезон, отдыхающих нет, пусто. Звоню, нет, говорят, не появлялись. А нам в четыре тридцать – подъем, выезд во Флоренцию. Смотрю – полодиннадцатого уже. Такси взяла, еду в тот кабак – нет, говорят, часа три, как ушли. Ну, я к ним в гостиницу, они, пьянючие, в вестибюле скандалят. В карты играют, кто проиграл, они ему загадывают – то пальму на четвертый этаж без лифта перенести, то портье поцеловать в засос, то еще что. Меня увидели, обрадовались, давай виски угощать, потом в номер потащили. Там все и случилось. Дикость какая, я и подумать не могла никогда…

- Зачем ты туда пошла?

- Да, понимаешь, как-то вышло так, я им говорю: чего к себе не идете? Мы не можем, говорят, там люди какие-то живут, занято. Ну, я и взяла ключи, у них одноместный у каждого… Зря, конечно, никогда не думала, они здоровые, накачанные. Сразу полицию вызвала снизу, побои сняли, всю ночь не спали. Позвонила утром в агенство, там недовольны, ясное дело… Ты вон за тем рекламным щитом налево поворачивай, здесь уже рядом.

- Их-то хоть задержали?

- Да, в камере сидят, в Вероне. Суки! Представляешь, какая несправедливость! В Верону весь мир ездит, на балкон Джульетты, дом Ромео и амфитеатр, где шли гладиаторские бои, смотреть. Меня там вздрючили.

Она закрыла лицо руками:

- И нашим отношениям теперь конец! Я, не поверишь, все дни только этим и жила.

- Перестань, пожалуйста, все образуется. Где здесь парковаться можно?

- Проедь еще немного вперед, там, во дворе, возле школы… Милый, не бросай меня, ладно?

- И не подумаю. У нас с тобой все впереди. Иди, я здесь буду ждать тебя.

Любки не было три часа. Когда вышла из участка, на дворе стояла ночь. Я сжег почти весь бензин, машина быстро остывала, зуб на зуб не попадал.

- Ты еще здесь? Извини, пожалуйста, формальностей всяких много…

- Ну, как?

- Они заявили в российское консульство, завтра их туда переводят. Ну, экспертизу еще одну взяли. Допрашивали. У тебя с собой выпить ничего нет?

- Откуда?

- Давай заедем куда-нибудь, купим поесть что-то, выпить. У меня деньги есть. Кушать хочешь?

- Не знаю даже, я немного поспал в машине, как-то разморило. Где здесь?

- Хочешь, я поведу? Немного успокоилась.

- Да не надо тебе, отдохни немного. Куда только, говори.

- Свернешь через три светофора налево, есть там один супермаркет…

Дома мы долго принимали душ. На этот раз – каждый отдельно.

- Я себе в кухне постелю?

- С какой стати? Подумаешь, изнасиловали! Первый раз, что ли? Шутка.

- Я так и поняла. Но любовью нам все равно нельзя заниматься, во-первых, к гинекологу надо, проверить всю свою родословную. Во-вторых, может, еще мазок понадобиться. Ты, правда, не обижаешься и меня не призираешь?

- Ты с ума сошла…

Если честно, немного не по себе, боялся, что не смогу больше к ней прикоснуться, жить, физически было неприятно, хоть умом все и понимаешь, но все равно противно. Для постели это очень важно. Мужчина ведь как устроен? Что-то в голове перемкнуло, реле щелкнуло, стоит только несвежею полоску на лифчике, когда снимаешь с нее, обнаружить, и все! Заклинет что-то в мозгу, как ни старайся, ничего не получится. Не знаю, как у кого, у меня всегда так. Что значит – всегда? Когда молодым был, все равнобедренно, стоило только за руку взять – и в глазах темно, есть ли там какая полоска и вообще лифчик – никакой разницы, скорей бы только на спину перевернуть! Ни о чем таком тогда не думалось. Еще вспомнил, как себе зарок давал сегодня: не ходить с мужиками к молдаванкам-проституткам потому, что все любви у меня держались до первой измены. Боялся, чтобы Любку не предать. Или – не продать? Теперь уже все равно. Видишь, как повернулось. Что ж, можно приударить и за молдаванками. Любку все равно не резон бросать – у нее хаза, где жить потом буду? И шмотки складывать?

Так я думал, пока жарил ей и себе яичницу, она готовила джин с тоником и кофе. Потом я порезал фрукты – ананас, апельсины, грейфрут, помыл виноград, и мы сели ужинать. Не хватало только Окуджавы, но мы, не сговариваясь, проигрыватель не включали.

- Ты знаешь, что мне в голову пришло? Те козлы все равно отмажутся, здесь, во всяком случае, сидеть не будут. Вот я и думаю: пусть в Москве с ними разбираются, я из них деньги пока выбью. У них их, как грязи. Мне и в полиции намекнули: решайте по-тихому, настаивать не будем. И зачем с этими отморозками водится, правда? Скажи, как думаешь, какую сумму с них скачать?

- Слушай, по-моему, неплохой вариант. У тебя не голова – компьютер!

- Да, я только, благодаря тебе, начинаю в себя немного приходить. – Она потянулась через стол фужером. – Милый, как я по тебе скучала все это время.

- Я даже в бордель к молдаванкам не пошел с мужиками…

- Я бы тебя пошла! – она шутливо показала кулак другой, свободной рукой. – Скажи, когда я вылечусь, и буду чистой, мы будем снова с тобой?

- Почему нет? Конечно. Так сколько ты с них думаешь стянуть?

- Почему я? Мы вместе?

- Я-то здесь - каким боком?

- Нет, давай вместе. Мне одной ничего от этих сволочей не надо. Видеть их не могу! Давай поразмыслим, какая это может быть сумма? Может, тысяч сто евро?

- С каждого!

- Да? Не много ли?

- Думаю, в самый раз, и то, если не продешевим.

- Надо подумать, что делать с этими деньгами.

- Вот, когда будут, тогда и подумаем. Может, я ребят своих подключу, чтобы они с ними договаривались. Для устрашения, ну, и пусть знают, что ты не одна, за тобой люди стоят.

- Это хорошая идея, но им тоже ведь надо отстегнуть? Думаю, ты бы один справился. Если выхода не будет другого, тогда попрошу тебя, чтобы их привел, согласен?

- Это самый лучший вариант. Когда ты с ними встречаешься?

- Завтра в три час, в прокуратуре, это там же, только с другой стороны вход, с главной улицы.

Позвонили в дверь.

- Это к тебе, - спросила Любка.

Я пожал плечами и пошел открывать. На пороге стояла незнакомая женщина в бирюзовом кожаном плаще с перетянутым в талию поясом.

- Простите, мне нужна Люба.

- Одну минутку. Любаня, тебя!

- Проходите. Вас, кажется, Мариной зовут.

- Да. Только правильно – Мария. Хотя, неважно, можно так и так.

- Сюда, в комнату, пожалуйста.

И ко мне:

- Владимир, познакомься, пожалуйста, это из нашей группы, туристка Мария.

Мы на кухне ужинаем сейчас, будете с нами?

- Нет, спасибо. У меня мало времени. Я от Виктора, Влада и Андрея. Мы могли бы с вами тет-а-тет?

- Это те, что меня изнасиловали вчера. Нет, Мария, это мой муж, у меня от него секретов нет.

- Ребята просили вам передать, что они готовы заплатить издержки, если вы заберете заявление.

- Сколько?

- Пятьдесят тысяч евро.

- Вы что, издеваетесь? – я покрутил пальцем у виска. – Видимо, они не протрезвели и пока неадекватно расценивают свой поступок.

- По итальянским законам им светит минимум 16 лет тюрьмы каждому. Я сегодня была в участке, мне там объяснили мои права.

- Каковы ваши условия?

- По сто пятьдесят тысяч с каждого. – Я решил идти ва-банк.

- Мне, по-видимому, придется уйти с работы, - включилась Любка. – Это не шутка, вы представляете, что такое в Милане найти работу русскому человеку?

- Да, я понимаю. Но ничего не решаю, они еще прощения просили, что все так нелепо вышло…

- Нам их извинения не нужны. Пусть платят деньги и – проваливают отсюда к едреней фене!

- Мы ведь не только судом на них можем подействовать. Вы понимаете, о чем я?

- Что ж, я передам. Будьте добры, не могли бы свой телефон мобильный оставить, чтобы уже напрямую, если они согласятся…

Когда она ушла, я спросил Любку:

- Как думаешь, мы не продешевили?

- Черт их разберет, этих новых русских! Видал кралю? Это она свои кредитки тогда рассыпала, вся группа собирала. Думаю, специально, чтобы пыль в глаза всем пустить.

- Единственное, что остается, - стоять на своем. Не уступать ни тысячи.

- Видишь, а хотел по сотне сначала.

- Да, на ровном месте заработать можем!

- Да уж, на ровном. Меня что, тебе не капельки не жалко?

- Да не комплексуй, пожалуйста, мы договорились же. Давай укладываться, я вторые сутки без сна не выдержу.

- У меня глаза слипаются совсем.

И только легли – запиликал мой мобильник. Андрей.

- Журнал! Извини, что поздно, как у тебя? Толян сказал: хозяйка вернулась. Все в порядке?

- Нормалек. Завтра можно будет забирать.

- А дальше? Мы можем рассчитывать?

- Думаю, все будет тип-топ.

- Смотри, не то вычеркнем из списка.

- Главное, чтоб не из жизни, правда, Андрей?

- В самую тему! Ну, бывай. К тебе ребята завтра часиков в одиннадцать подойдут.

- Лады. Пока.

- Что там?

- Да за сумками завтра придут в одиннадцать.

- Вов, когда мы богатыми станем, тебе ведь не придется больше этим заниматься, правда?

- Тьфу-тьфу-тьфу! Хорошо было бы, но сначала, как и обещал, заработаю тебе на антенну спутниковую, чтобы не жить у тебя на шее полным иждивенцем.

- Бессовестный…


15 ТЕПЕРЬ МЫ БОГАТЫЕ…


Наконец мы выберемся на футбол! Наш «Милан» в воскресенье принимает римский «Лацио», принципиальнейший матч! Я купил шесть билетов, почти на триста евро! Сто пятьдесят выклянчил у Любки, столько же своих добавил, что оставались после первой нашей удачной ходки по контейнерам. Всего на шмотках получилось под тысячу евро, но здесь это не деньги - так, мелочишко, на семечки. Как и обещал, первым делом Любке антенну поставил, так что мы с ней российские каналы теперь смотрим - НТВ, ОРТ и РТР, в зарубежной, правда, версии, но нам-то что! И теперь в курсе всего, что происходит в России. Бывает, и Украину показывают в москальских новостях, поскольку мы, можно сказать, не безнадежные в этом смысле. Билеты торжественно роздал ребятам и денег, понятное дело, не взял: «Я угощаю!».

- Не все же по выходным вам в «дурня» резаться, водку паленую жрать да к молдаванкам через забор лазить. Будем досуг культурно-массово проводить.

- Спасибо, Журнал! – Андрей через стол первым протянул мне руку. - Мужики, я думаю, мы достойно ответим. Обед – за наш счет в воскресенье. Место есть хорошее на примете?

- Мы с Любкой предлагаем в траттории, возле нашего дома, бармен знакомый, тоже, кстати, болельщик. Оттуда, подзаправившись, – двинем на стадион!

- Думаю, и Каха в грязь лицом не ударит, не только Шева! – сказал Серега, пряча билет в бумажник. – Нравится мужик мне, ты что! Я из Вишневого в Киев на стадион ездил, чтобы на него посмотреть.

- Славненько! - просипел Виктор. – Это что, воскресенье? У нас работы не будет, с утра можно в церковь сходить, потом винцом начать разминаться.

- Возьмем с собой в тратторию водчонки. Как в Киеве говорили: водочки для обводочки и пивка для рывка!

-Да, в Киеве, в лучшие времена, мы всегда у «Троянди Закарпаття» собирались в день футбола. Народу там, мать честная! А дух винный, настоянный на «Изабелле» и «Иршавском» - за полквартала слышно!

- Точно, Журнал! Мы возле «Киевского», на бульваре Шевченко, там хлеб и горчица в то время - бесплатно, пиво – 25 копеек поллитровый бокал.

- Згадала баба, як дівкою була! Може, памятаєш, скільки квас тоді коштував?

-Три копейки стакан, шесть – кружка пивная.

- Кому все это мешало, не пойму?

- Ну что, Журнал, сбацаешь что-нибудь блатное, с тех времен, когда мы пацанами были? Гитару-то в прошлый раз у нас забыл, хоть помнишь?

Семиструнную гитару мы с ребятами взяли напрокат, удобно: пять евро в месяц. И паспорт не потребовался!

- И хорошо, Андрей, что не взял, точно бы, посеял где-нибудь, совсем пьянючий был… Ну, вот эту, например, помните:


Шлю тебе, Тамара синеглазая,

Может быть, последнее письмо,

Никому его ты не показывай,

Для тебя написано оно…

Я мужикам своим пою под настроение. И вот что интересно: моего сочинения песни они не воспринимают. Вижу же: больше из вежливости слушают. Степан как-то сказал, что никто не верит, будто стихи пишу и музыку к ним подбираю. Я и не спорю. Зачем? И сам бы сейчас не поверил. Действительно, что это такое – мужик контейнеры с ними потрошит, водяру на равных глушит, так еще и песни сочиняет. Как поверить? В их понимании поэт – бронзовый Пушкин на Тверском бульваре. Но не шустрый Журнал, успевший ходу окрутить пусть и не красавицу-Любку, зато с однокомнатной отдельной хатой. Хотя никто не говорил прямо, в мужской компании не скроешь малейшего недоверия. Иногда, после попойки какой или бани, в которую мы ходили по четвергам - почти целый день там проводили с пивом и водкой, резервируя отдельную кабину, я чувствовал, когда прощались, что они мне завидуют. «Вот, блин, устроился! Сейчас к бабе под цицку ляжет, в свежую постель, она ему жрать приготовит, а мы, как негры, на свою свалку попиздюхаем!». Да что, я сам бы так думал, наверное.

Им по кайфу - блатная лирика 60-70-х, готовы слушать бесконечно. Пришлось напрячь память, некоторые песни не исполнял с тех пор, как на гитаре научился. «А молодого коногона», например. Или «Пару гнедых». «Таганка» шла за милую душу, Высоцкий, конечно, все ранние, особенно «Как-то утром гулял по столице я», «Ударил первым я тогда», «Вон покатилась вторая звезда…», «Профессионалы», «А также в области балета».

Последняя песня, впрочем, не Высоцкого – Юрия Визбора. Мы тогда говорили: «Визборна», «Акуджавы» - все на слух воспринималось. Об авторской песне днем с огнем ничего в прессе не сищешь, официально хотя и не под запретом, но нигде ничего не пишут. Это потом, когда пошли первые песни Булата, появились «бобины», первые неуклюжие, как шкафы, магнитофоны. Да, точно, магнитофонная жизнь началась с песен Булата. Старенький «Днепр», который таскали десятиклассники, казавшиеся нам ужасно взрослыми, из одной квартиры на другую. Что они там слушают? Не давал покоя вопрос ни учителям, ни родителям, ни нам. Однажды у Марика на квартире - его старший брат принес на день маг с бобинами – сбежали с уроков, поставили. Помню озноб по спине от этого низкого, ни на чей другой не похожий, голоса-речитатива: «Течет речка по песочку, берега крутые…». С той песни про молодого жигана все, кажется, и началось.

Да, а сейчас уже всем по барабану, кто автор. Знают одного Володю Высоцкого. Впрочем, моим парням под настроение – любую слушать будут. И «Бригантина» им нравится. Из моих больше всего - «Журавли». Новые, особенно, песни-баллады, слушают в полуха. Как по мне, как раз последние – самые важные, самые лучшие. Ну, да ладно, я им на десерт спел одну из своих любимых -«Графа», после всех приблатненных, они рты поразевали.

- Твоя, что ли, Журнал?

- Да если бы… Я бы тогда с сочинительством покончил, на лаврах почивал, если хотя бы одну такую написал…

Но мои мужики – люди простые:

- Ладно врать-то, - сипит Виктор. – Что мы, думаешь, совсем тупые.

- Журнал, давай ту, что в прошлый раз пел: «Кияне, прощайте, я скоро к вам опять приеду!»

- Правильно, Серега! – Петро стукнул кулаком по столу. – Мне как раз грибочков домашних передали, я их заначил, думал, на Новый год сохранить. Водчонка есть, Толян?

- А якже, ще три пляшки лишилось…

- Вот они всегда так, схидняки ровенские, - просипел Виктор. – Грибочки зажимают. У нас на Волыни их давно бы с друзьями вместе с банкой съели…

- Да, волыняки, известное дело, последнюю рубаху с себя снимут. Жлободром тот еще.

- Толян, что у тебя с рукой? Ты же разливал с утра, дежурный, можно сказать… За футбол - наливай!

- Я футбол не дуже. Хіба що за компанію – випить-закусить…

- Конечно, зря только время терять! Ему бы к молдаванкам – совсем другое дело!

Все засмеялись. Про его подвиги в молдавских борделях легенды ходят. Молоток, мужик, показал этим блядям, что такое настоящий хохол.

Перед борделем мы здорово нагрузились. У Андрея как раз сыну восемнадцать лет исполнилось, совершеннолетие, он его по мобилке поздравил, ну, и выставился, как положено. Любке как раз русские козлы моральные издержки возместили, так что у меня появились кое-какие деньги. Короче, пришли туда на бровях. Пацанов там хорошо знали, у каждого имелась своя зазноба. Мне же предложили на выбор - или высокая смуглая Анька по кличке фотомодель, или беленькая стриженая Оксана, пухленькая и уютная, как сдобная булочка. Немного поколебавшись, выбрал Аньку. Глаза, как вишни спелые, румянец на щеках, тихая, спокойная девушка. Я с самого начала решил про себя, что буду динамить - перед Любкой неудобняк, она-то ко мне как к человеку относится, а я на ее бабки в борделе шикую. Пусть даже ее те трое трахнули, не по своей же воле. Завела она меня к себе в комнату, я сразу - на диван, и думать ничего не думаю. Конечно, лучше было бы совсем не идти, так только деньги на ветер, но пьянючие, во-первых, а во- вторых – духу не хватило отказаться, боялся, чтобы не обиделись. Андрей – самый трезвый, что-то заметил, шепнул: «Не отказывайся, не обижай мужиков. Просачкуешь там, если не идет тебе…».

Я так этой Аньке и сказал:

- Давай ничего не будем делать, я тебе просто так заплачу - и лежу себе в одежде.

- Хочешь, массаж сделаю? Не эротический, обычный.

- Массаж – можно.

Пока мяла спину, историю свою рассказывала. Проститутки это любят: чтоб их кто-нибудь жалел.

- Ты откуда?

- Из Киева.

- Классно! Я однажды еще школьницей была, на экскурсию ездили классом. Так город понравился. А ты в Молдове не был?

- Как-то не довелось…

- Я в деревне живу, Костеши, 40 километров от Кишинева. Там работы никакой, все молодые женщины и девушки выехали на заработки. И вообще, зарабатывать деньги таким вот способом не считается зазорным. Проституция даже легализована.

- То есть?

- Ну, парламент закон принял.

- Да брось, что-то я не слышал!

- Про Молдову вообще мало пишут. Например, средняя зарплата у нас – 10 долларов. Знал?

- Откуда?

- Вот и получилось, что заниматься этим – никакой не грех. Два пути для таких, как я: или внутренние органы продавать, или проституцией семью кормить. Но у меня все по-другому получилось. Предложили уехать в Москву, секретаршей работать. Я английский неплохо знала, компьютер. Обещали высокую зарплату, а у меня старики на инвалидности, сестра младшая - все впроголодь живут. Приехала, говорят: что ж ты так поздно, место уже занято твое. Отобрали документы и продали одному чеченцу за 190 долларов.

- Что продали? Документы?

- Меня продали!Чисто зверь попался, насиловал, издевался, избивал за любую провинность. Потом отвез на квартиру, где были такие же, как я – из Украины, Казахстана, Киргизии, Татарии. Время от времени туда приезжали мужчины, нас ставили в ряд, голых, они ходили, высматривали, щупали груди, поворачивали спиной. Иногда забирали с собой, потом или шоферам отдавали, те, поимев, привозили обратно. И так несколько раз со мной было. Потом перепродали еще одному чеченцу, потом – албанцу. Он объяснил, что отпустит, если заплачу ему 15 тысяч долларов за визы, документы, авиабилеты, питание и проживание. Где я такие возьму деньги, если «такса» моя – максимум сто долларов, бывало и меньше. Потом сюда привез на машине, сдал в этот бордель за 300 долларов…

- Да, досталось тебе…

- Ты знаешь, я уже смирилась. И денег отсюда немного передаю в село. Самое трудное, считаю, прошла, с чеченцем тем, самым первым. Представляешь, он меня спиной поворачивал, за волосы как схватит, по полтора часа гонял, гад! Слушай, тебя как, Виктор?

- Ну да! (я на всякий случай соврал).

- Витя, ты, правда, не хочешь? Брезгуешь мной?

- Да нет, понимаешь, девушка у меня здесь, а я по натуре - если ей изменю, значит, не смогу потом… Долго объяснять, нет, ты здесь – ни причем.

- Честно?

- Да!

- У меня такое первый раз, чтобы не трогали, заплатив деньги. Может, все-таки потрахаемся?

- Аня, не искушай! Не могу!

- Ты чем в Киеве занимался?

- Да так, бизнесом, можно сказать.

- И ты бизнесом? Сколько же вас, бизнесменов? Почти все, кто ко мне приходит, – бизнесом занимаются, представляешь? Хочешь, я тебе минет в презервативе сделаю? У меня неплохо получается, я глубоко делаю.

- Да нет же, как ты не понимаешь!

- Ну, тогда пойду, помоюсь, чтобы не вызывать подозрения. Хозяйка нас не поймет. Подумает, что побрезговал клиент. А мне отсюда нет смысла вылетать. Куда потом? На вокзал? На асфальт? Где этих мужиков брать буду?

- Да, дела…

В общем, с трудом, но продинамить удалось. В это время Толик едва не нарвался на скандал. Ему досталась миловидная худенькая блондинка, которая, как только они начали, завопила как резаная и выскочила в дверь. Через некоторое время зашла с хозяйкой, державшей заплаканную блондинку за руку.

Толик:

- Щось лепече ця шльондра, а моя блонда перекладає мені: «Мадам просит вас показать, что у вас там…»

- Ви шо, хера нормального не бачили ніколи?

- Она хочет проверить, ничего там у вас не зашито?

- Да пішли ви, кажу, туди і туди! Дивіться, скільки хочете. – Простирадло підняв, щоб вам очі повилазили, курви!

- Ну и что же?

- А що? Нічого! Вона, та бандерша, підійшла, нахилилася, рукою почала щупать. Це вона мені пізніше сказала, що деякі мастєра шарики якісь туди вшивають, навіть ложки маленькі, для кави. Самі, кажу, бачите, у мене всьо чотко, ті шарики мені ні до чого. Короче, вона його мацає, він напружився, ця мадам, чую, його лагідно так гладить починає. Потім блонду мою виставила, умостилась на нього, так ми з нею непогано час провели, гадом буду! Ще запрошувала: «я тобі, - обіцяла, - скидку офігенну зроблю, так що наступного разу – тільки до мене!».

Когда Толик рассказывал свою историю в двадцатый, наверное, раз, ребята рыдали и падали под лавки, требуя новые детали и подробности.

- Толян, может, мы твои способности – на пользу общему делу? Есть же такие бабы, любые деньги заплатят, чтобы только с таким, как ты, переспать?

- Хіба ж я проти? Якщо хтось за це заплатить - ще краще! Не підведу, будьте певні! Ще й за увагу подякую тим кралям.

Что сказать, жизнь постепенно налаживалась. Грех, как говорил один наш знакомый, жаловаться. И хотя Любка почти все деньги положила в банк, оставив нам на жизнь тысяч пять или шесть евро, мы чувствовали себя миллионерами. Завтракать и ужинать ходили в тратторию, что напротив дома, недавно там террасу оборудовали под зелеными зонтиками, вся улица наша собирается по вечерам и выходным. С соседями раззнакомились, с барменом Франселино – вообще, лучшие друзья. Приятно, когда тебя уважают, это вам не контейнеры с секонд хендом по ночам бомбить. Франселино, кстати, фанат «Милана», а как узнал, что я из Киева, каждый вечер бесплатно полфужера кьянти наливает.

- Ну, - говорю ему, - за Шеву!

- Фанта Шева! – отвечает он и мы чокаемся высокими бокалами. – Чин-чин!

Жаль, что он с нами на «Лацио» не пойдет, - работа! Но я дал ему слово, что обедаем вшестером у него, разминаемся перед игрой, после матча возвращаемся в тратторию, чтобы обсудить и, конечно, немножечко принять за победу. В том, что «Милан» выиграет, никто не сомневается.

- А то оставайтесь, - говорит Франселино. – Хозяин специально большой экран заказал, знаешь, сколько народу будет – к стойке не подойти. Но вам в лучшем виде оформлю… Так что неплохо время проведем.

Это Любка переводит, я итальянским пока на уровне разговорника владею. Все никак у нас ней не доходит до серьезных занятий, откладываем, откладываем…

И вот, наконец, воскресенье, а с ним и наш матч с «Лацио». Мы долго валялись в постели, Любка только недавно окончательно отошла от того своего кошмара - все норовила в кухню на раскладушку улизнуть. Мне пришлось, правда, некоторое время предохраняться, пока она проходила полный курс лечения по женской линии. Когда появились деньги, процесс пошел быстрее, она перестала экономить на лекарствах и процедурах. Цены здесь аховые, за курс больше пяти тысяч евро пришлось запаптить. Гораздо хуже у нее с психологией. Бывало, проснусь среди ночи, а она лежит в потолок смотрит. Бабы – они всегда так переживают. Мужикам что – трахнул и забыл. Ну, болезнь какую подцепишь, так при нынешнем уровне медикаметозного обслуживания, я вас умоляю, были бы деньги! Когда-то давно, в молодости, самому пришлось на уколы бегать, переживал ужасно. Доктор только усмехался: да брось ты, тот не мужик, кто восемь-десять раз гонореей не мучился.

Слава Богу, все осталось в прошлом! Долго стояли под душем, пили кофе, потом в церковь побежали, хоть на полчаса, а на проповедь успели. Я в Киеве, если честно, этим делом не увлекался, но здесь церковь – как зубная щетка. Да и не будешь же один слоняться по улицам, когда все молятся. Второй раз кофе пили уже в нашей траттории. Франселино скорчил гримасу: мол, все в порядке, возьмем их сегодня голыми руками!

- Фанта Шева!

- Фанта «Милано!»

Глянул на часы – до трех всего ничего, домой идти неохота, шатались по Пьяцца Дуомо. Там всегда туристов навалом, особенно японцев или китайцев, черт их поймешь - все на одно лицо. Но вот со временем, то здесь, то там стали пробиваться местные, любо-дорого посмотреть - в красно-коричневых цветах, кто с флагом, кто с дудкой, кто в фирменном шарфе небрежно переброшенном через плечо. Но все – обязательно с пивом. На стадионе ничего не разрешается, пиво в том числе. Так что приходится заправляться до игры. Японцы с ними фотографируются, экзотика! Дождик, правда, начал накрапывать, но разве нам он помешает, матч состоится при любой погоде!

Когда вспоминаю все события того воскресного дня, нашего матча с «Лацио», они для меня как бы из двух частей состоят. Одна, та, что до обеда, тянется долго-долго, и все детали вижу, ясно, рельефно так, будто тушью нарисованные. И ту площадь, и воркующих голубей, и мелкий дождик, когда мы стояли под стеклянным куполом знаменитого миланского пассажа, и сосущих из банок свое пиво подростковых фанов. И все это, как в замедленной съемке, – плавно, неспешно, тягуче. Такая вот первая серия скучная. И вторая – когда встретились в траттории с ребятами и все, что было дальше, в ускоряющемся темпе, потом - быстрее, быстрее, быстрее, так, словно раскручивается карусель. И не разобрать уже ничего - все слилось в один комок, в калейдоскоп, в странный пляшущий танец, пока что-то можно различить. До самой темноты.

Франселино предупредил: водку за столиками не разливать, у него могут быть неприятности, только вино, что там закажем. Нас это только раззадорило. Выходили по очереди в туалетную комнату: там из горла глотнешь – и за стол возвращаешься, винцом это дело полируешь. Какая пьянка у русских под вино, без «беленькой»? Толян, ответственный за водку, постарался на совесть. Даже когда на стадион шли, сумка было почти полная, попросили Франселино, чтобы у него постояла. Любке, правда, пришлось наливать подпольно, под столом. Ребята-официанты, предупрежденные Франселино, делали вид, что не замечают. Я потом графин для воды наполнил водкой, с него и подливал ей.

Но вот что интересно: хоть и водку глушим во всю, ведем себя скованно, комплексуем. Итальянцы, заполняющие траторрию, только вино дудлят, но такой тарарам устроили, орут, хохочут, бегают туда-сюда – телевизора не слышно.

- В чем здесь фокус, Андрюха?

- Да, блин, понимаешь, натура у них такая – встал с утречка и радуешься жизни. Ты когда с утра радовался жизни?

- Что-то не припомню.

- То-то. Они – каждый день, просто так. Потому что работают, чтобы жить счастливо. Мы – живем, чтобы работать, как каторжные. Вот и вся разница. Пойдем, хлебнем, что ли?

- Не откажусь.

Мы и Франселино угостили. Повернулся спиной к стойке, рюмку махнул, что ему Петр налил под столом, глаза выпучил, большой палец тычет: «Брависсимо!»

- Еще одну, что ли?

- Ты салом, салом закуси! Витек, нарежь ему шмат!

- О, вери гуд! – Франселино почему-то перешел на ангийский. – Чармант!

- Не чарман, а сало! Са-ло! Зрозумів?

- Спасибо, товарищ!

- О, диви, москальську мову знає! Ти його навчив, Журнал?

- Дженераль, май дженераль!

- Блін, все розуміє!

- Налий йому, Толян, хай вип*є людина, бо з самого ж ранку на роботі!

Пришлось Франселино спасаться бегством, залечь за бруствером своей барной стойки. Нам – продолжать с той же скорострельностью.

- Ну что, Серега, дадим сегодня «Лацио» просраться?

- Всенепременнейше! С такими бэками, как Каха, нам их нападение не страшно! Думаю, 2:0 будет, а, Журнал?

- Шева, Шева сегодня «дубль» минимум сделает!

- Помнишь, как «Реалу» в Киеве он две «банки» засадил?

- Особенно, вторую, Серега Ребров перебросил через двух защитников, сделал их, как пацанов, а Шева с лету, на «Бессарабку»!

- Я тогда на «Бессарабке», за самыми воротами сидел, у бати плащ-палатку взял, что на рыбалку ходит. Ходил, вернее, он же умер у меня, когда я здесь уже был. Даже на похороны не смог поехать.

- Да, жизнь наша поламанатая! Наливай, Толян!

- Успокойся, Степа. Нельзя здесь, выйди в закуток, там дерни.

- Так мы ж только что пили!

- Не мы, а Франселино, кореш наш, нагорит ему, вдруг что!

- Который час?

- П*ята година скоро! Через хвилин сорок пора видвигатись, братва.

- Когда же горячее, Журнал? – просипел Виктор. – Ты горячее заказал?

- Ну а как же! Пойду у Франселино узнаю.

- Он несуть уже! Гей, дівчино! Сюди давайте!

- Да не ори ты так!

- Дівчино! Ви вже обідали? А то, ходімо, я вас пообідаю!

- Го-го! Он может!

- Давай, Толян, покажи ей, где раки зимуют!

- Обожди, молодой, пусть сначала она нас накормит.

- Андрій, як завжди, правий. Спочатку попоїсти треба…

- ВолодИнька, что-то ты на меня совсем внимания не обращаешь.

- Прости, мое солнце, действительно, отвлекся. Все на мне, все на мне…

- Не жалеешь себя совсем. Хоть меня пожалей.

- Дай поцелую! Хочешь, пойдем по глотку сделаем!

- Хочу, только в женский пойдем, народу меньше. Я сейчас разведаю, ты приходи через минуточку.

- Минуточку или минеточку?

- Пошляк! Никаких минеточек, понял?

- У тебя «резинка» есть?

- Всегда с собой, мало ли где и с кем за день окажешься!

- Я тебе окажусь! Оторву наследство и по миру пущу!

- Иди уже, я – за тобой сразу…

- Бутылку не забудь, а то нас сразу расшифруют.

- О, точно!

- Что-то вас долго не было, господа!

- Извиняемся, там занято было.

- Хо-хо! Занято! Журнал, как у нас в Киеве говорили: сиди в туалете и кричи: «занято»!

- Помню, давно, в школе еще. Ты какую, кстати, оканчивал?

- 87-ю, на Горького, украино-английскую. А ты?

- Я на Чоколовке, ты, наверное, такой и не знаешь. Знаменитая, хотя и на переферии.

- Чем же она такая козырная?

- Прикинь, в ней учились и Быш, и Блохин.

- Да брось ты! В одной школе учились? Что-то не слыхал никогда такого. Точно?

- Отвечаю!

- Ну что, мужики, допиваем винище - и вперед. Нам пешком до стадиона минут сорок топать.

- А доехать куда-нибудь поближе нельзя? Люба, ты же местная, может, метро какое?

- Какая я тебе местная? Я из Енакиево, слыхал, под Донецком.

- Кто ж Енакиево не знает? Сейчас бы тебе за это дело орден поцепили.

- Ага, «За взятие Киева!»

- Там еще футбольная команда была, в третьей группе играла.

- В классе «Б», темнота! Оттуда, знаешь, какие знаменитые люди вышли. И Ребруха, кстати, в Енакиево начинал.

- Нет, метро нам не подойдет. Экспресс ходит, автобус от центра.

- Та ну його в болото, той експрес! Там жарко, задуха, народу стільки, пішки підемо!

- Тогда – вперед!

Любка, кстати сказать, мне советует отгребать потихоньку от ребят. Зачем тебе, говорит, контейнеры непонятные, ночи не спать, рисковать? Ты можешь, в принципе, не работать, на мои проценты жить будем. А что? Разве три в месяц евро нам не будет хватать? Бабы всегда так. Чтобы сел возле нее и не рыпался никуда. Так я через неделю завою!

- Учти, - говорю, - из них почти тысяча - за квартиру, телефон, отопление и прочие услуги. Нет, пока рано.

- А хочешь, я работать пойду, а ты стихи сочиняй, песни.

- Кому они здесь нужны!

- Но зачем-то ты сюда ехал же! Не думаю, что контейнеры тырить.

- Надо подумать.

Если бы я сам знал! Видно, невтерпеж в Киеве совсем, вот и уехал. Нет, надеялся, конечно, что пить не буду, стихи попрут. Даже, если бы и так, никому здесь ничего не надо. «Им бы выпить да откушать. Впрочем, нет, еще сплясать им важно. Что он им заладил неотвязно: «Граждане, послушайте меня!»*.

И правильно, что пешком пошли. Я захватил сумку, так что мы время от времени останавливались, заметив подходящее местечко, чтобы подкрепиться и перекурить. Андрей, например, сам не курит на ходу и другим не разрешает.

- Это вредно вдвойне! Если не можете не дымить вообще, то хоть не на ходу, присядем, перекурим, тем более, время у нас есть. Я правильно говорю, Журнал?

- Успеем. Скажи, Андрюха, а пить на ходу – вредно? Я вон смотрю, здесь вся молодежь с пивом ходит.

- Не говоря про сигареты! – засипел Виктор. – И, в основном, бабы! Вот чего не понимаю: им-то зачем курить?

- Це вони свою самостійність показують! Думають, якщо на нас стануть схожими, їм легше житиметься. Нічого подібного! Все рівно хтось трахне!

- Го-го-го! Так они, по-моему, только этого и добиваются. Нет, Журнал, про питье на ходу ничего плохого сказать не могу, кроме того, что сидя, в кругу друзей, приятнее, душевней получается.

- Братва, а, мо, ну його на фіг, той футбол? Продамо комусь ті білети, до дівчат наших підемо, вони там зачекалися, певно, змарніли…

- Го-го-го! Ну, Толян, ты даешь, брат! Столько собирались…

- Да я и так в прошлом году не был на стадионе ни разу, а ведь мой Каха играет!

- А Любку Журналову ты тоже возьмешь туда, глаза твои бесстыжие!

- Про Любаню якось не подумав, вибачаюсь!

- Чернівці – вони і є Чернівці, село дрімуче, провінція, одним словом!

- Ой ти, Рівне вонюче, заткни свою хліборізку, бо я, здається, її зараз затулю тобі!

- Кончай базар, служивые! Еще раз такие разговоры услышу, лишу вечерней пайки.

- Или дойки, Андрей! Лучше дойки Толяна лиши! Он первый начал…

При стадионе тщательно обыскали. А еще говорят – у нас порядки драконовские. Здесь не то, что бутылку не пронесешь, сигареты из пачки вытряхивают, если заподозрят наркотики. Это я потом понял, на стадионе, когда один незнакомый фанат после второго Шевиного гола, узнав, что я из Киева, протянул мне свою сигарету. Я и до этого унюхал какой-то сладковато-приторный дымок, да мало ли что, я же не знаю запаха всех итальянских сигарет, а здесь их – как грязи! Удивленно посмотрел на него, он прижал палец к губам и закивал быстро так, скорчив не то гримасу, похожую на улыбку. Не то – улыбку, похожую на гримасу. И жестом начал показывать: «кури, мол, кури! Только тихо, кури, затянись, ну что же ты!».

О, господи, какой аромат! Признаться, до этого травку никогда не курил, голова сразу пошла кругом, почувствовал, что отделяюсь от стульчика, как будто натощак долго-долго Любку любишь, потом появляются чертики в глазах, будто осы пролетают невидимые для других, только тебе понятные. Итальянец зашелся смехом беззвучным, тыча в меня большим пальцем, а, сидевшая рядом Любка, со всей дури вмантулила локтем в печень:

- Я тоже хочу!

Всегда они так, эти бабы! Не успел, что-то подумать, а они уже хотят. Посмотрел на соседа умоляюще:

- Проше пана! Зис герл вонт смокинг, ай бэг йо пардон!

Самое интересное: понял человек все! Но Любка уже вырвала сигарету и с глубоким свистом потянула в себя. Итальянец захохотал, как резаный, показывая нам большой палец. Молодцы, мол, супер! Я во все глаза глядел на Любку, а она, сильно вдыхая, прикладывалась к сигарете.

- Супер! Супер! – кричал итальянец.

Клянусь, я видел, как расширяются до размера футбольного мяча ее оливковые зрачки, а с лица исчезают морщины, как само лицо, будто с него сбросили маску, разглаживается, преобретает новые формы, становится похожим то на огромный разноцветный клоунский колпак, то на футбольный пятнистый мяч. И даже на фишку домино «шесть-шесть», получить которую в детстве при раздаче считалось самой болшой неприятностью за день. Потом ее алые губы превратились в цепочку, которая была у нее сзади на платье, она сама не могла ни расстегнуть, ни застегнуть ее без моей помощи. И я потянулся, чтобы застегнуть, чтобы она замолкла, спряталась за чехлом от сидения, который тоже оказался здесь, хотя я мог поклясться, что никакого чехла еще пять минут и в помине не было. А она, отхохотавшись, возвращала мне сигарету:

- Ты сначала просто воздух втягивай, где-то на три четверти, а потом – затяжку! Тогда кайф будет!

- А ты откуда знаешь?

Ответить я не успел, потому, как сигарета догорала, а терять время невозможно, и я, сам того не осознавая, сделал, вот именно, как она велела.

… И на 82-й минуте, во всяком случае - это зафиксировали статистики и утренние газеты - подключившийся на подачу углового левый бек хозяев поля Кахабер Каладзе, головой замкнул крученую подачу, которую, как всегда, мастерски выполнил Андре Пирло, и вонзил под перекладину третий гол в ворота римского «Лацио». Милан торжествовал!

- Ты понял, - кричал мне в ухо и крепко бил по спине Серега, - два! Шева! И один! Каха!!!

Я даже не отбивался от него, потому что двумя руками дубасил так же, как Серега меня, своего нового друга Ринатто, орал ему прямо в ухо:

- Ты понял?! Два! Шева!!! И!!! Один!!! Каха!!!

Дальнейшие события никого уже не интересовали. Самого зеленого газона нам не было видно: его закрыли огни петард, файеров и салютов. Никто не садился на свои места, где-то сбоку гремела канонада, мы даже пропустили ответный гол «Лацио» на второй добавленной минуте, да и кого это теперь колыхало? «Милан» – все равно лучший! УРА!!! Мощный рев, как из турбины, раздавшийся через мгновение, мог свидетельствовать только об одном: судья вскинул вверх руки и дал длинный протяжный свисток – фенита ля комедиа!

Я толкнул в бок итальянца:

- Ринатик, пойдем с нами к автобусу, поприветствуем Андрея и Каху! Потом выпьем, как следует. Я угощаю. Мы обнялись. Клянусь, в тот момент он меня понял бы и без слов. А так как я обращался к нему по-русски, - тем более!

Толик толкнул меня с другой стороны, и когда я обернулся, он протянул мне завернутую в газету бутылку:

- Твоя доля, Журнал! Всі вже пили. Тільки обережно, тут цих поліцаїв, як тарганів. Там – біленьке винце…

- Толян, ах ты, провокатор! Как же ты пронес, шманали ведь…

- З таким досвідом! Знаєш, як у Києві на стадіон проносив, навіть на «Баварію», у 1975-му! Ти сам був тоді на «Баварії», Журнал?

- Спрашиваешь! Да я из армии удрал, из Овруча, где двухгодичником служил. Без билета проканал, пошел на «Бессарабку»*, она меня всегда принимала…

- Блоха как раз туда забил второй, со штрафного, - встрял, как всегда, Серега. – Я первый тайм на «Жулянах» сидел, в перерыве пробрался на «Бессарабку», видел все, как на ладони…

-Не тягни, Журнал, побачить ще хто. Це ж тобі не в Києві…

- Ренатик, водчонку будешь? Что означает этот жест: спасибо, да? Спасибо, нет? Ну, глотни, только немного, у меня от этих сигарет глотка совсем пересохла.

- Я тоже хочу! Поделись с женой!

- О, сколько вас! – и Любке на ухо: - Мы ведь не расписаны, и свадьбы не было.

Сказал, наверное, слишком громко. Андрюха, прикуривавший очередную сигарету, среагировал мгновенно:

- Алло! Люба, Журнал! А свадьбу-то зажали, нехорошо с вашей стороны. На вид – нормальные, вроде, ребята…

- О*кей! – прохрипел Ринат, отдавая сверток Любке.

Опыта такого, как у нас, по части распития русской водки с горла у него, конечно, не было. Получилось, он больше пролил на себя и на газету. Но морщился после глотка вполне по-нашему, по-взрослому.

- Ну, что, Журнал, - крикнула Любка, - берешь меня замуж?

- Почему не взять?

- Тогда по глотку и – горько! – крикнул Петр. – Горько!

Мы поцеловались на потеху публике.

- Ех, брате-брате, - Толик обнял закашлявшегося Ринатто, - аби ти стільки тієї горілки видудлив, скільки я, та ще в електричці, на ходу, та з паперового стаканчика, коли трясе несамовито поїзда, то так би не розливав необачно. Люди життям, можна сказати, ризикували…

- Да отцепись ты от человека, Толян. – Андрей приподнял его сзади и переставил метра на полтора. – Не слушай его, брат.

В это время из раздевалки под одобрительные возгласы и аплодисменты начали выходить свеженькие, после душа, прикинутые в фирменные клубные костюмчики, красавцы все на подбор, игроки «Милана». Я осторожненько опустил пустую бутылку в стоявшею рядом урну и протиснулся вперед, сколько можно было. Вон и Каха, рядом с Гаттузо и Кака, с небольшой спортивной сумочкой «Пума», в длинных, на поллица, почти велосипедных очках, приветливо помахал рукой орущей толпе. Наконец, появился Шева, чуть впереди него – красавчик Мальдини, сын знаменитого Мальдини, легенда итальянского футбола, капитан «Милана». Их встретили мощным ревом. Мальдини чуть замедлил ход, обернулся к Шеве, взял его за руку и поднял вверх, как арбитр на ринге поднимает перчатку победившего боксера. Шева довольно рассмеялся, приобняв друга за плечи. Люди добрые, что здесь началось! Толпа бесновалась, кто-то рядом выстрелил из ракетницыы, я на минут пять оглох, что-то орал вне себя, так, что на меня даже оглядывались. Пахло смаленым в буквальном смысле. Любка сказала, что стрелявший обжег мне волосы.

- Убить мог, падло такое!

- Шева! – орал я как сумасшедщий, не слыша себя.

То ли по тому, что глухой себя не слышит, то ли еще по каким-то неведомым причинам, но я вдруг оказался почти у натянутой пестрой ленты-перегородки, за которой стояли карабинеры. И случилось чудо: Шева вдруг обернулся в мою сторону и, улыбаясь, произнес тихо, из-за рева не слышно, но я прочитал по губам:

- Слава Україні!

- Героям слава! – зорал я как резаный.

И, клянусь, он улыбался мне, и подмигнул, прежде чем вошел в автобус. Получилось так, что сел возле окна и с нашей стороны, и мы, воссоединившись снова вместе, стали скандировать:

- «Динамо» с Днепра, «Динамо» с Днепра!

И тогда он еще роз оглянулся в нашу сторону и одобрительно поднял вверх большой палец: мол, классно, молодцы!

Мы, по-моему, совсем лишились рассудка. Нет, такое дело полагалось обмыть, безусловно. Где? В траттории у Франеселино, где же еще? Тем более, он ждет. Толик немедленно был снаряжен за очереднойи порцией «беленького винца». Так как вечерочек предполагался нешутейный на подмогу ему был брошен Витек.

- Что, Андрюха, самого молодого нашел?- сипел он.

- Что ты, наоборот, важное поручение, гордиться должен, не каждому доверить можно. Вон Журнал бы пошел, так нелязя, свадьба будет, медовый месяц, сам понимаешь…

В траттории нас встретили приветственными возгласами.

- Брависсимо!

- Фанта Шева!

- Ю-кра-ина!

По огромному экрану в сотый, наверное, раз со всех мыслимых точек крутили голы, забитые Шевой и Каладзе.

Хорошо все же, черт возьми, чувствовать себя хозяевами положения. Да, и именинниками!

- Слава Україні! – отсалютовал Толик.

- Героям слава! – донеслось откуда-то из угла.

- Ну, шо це, браття, робиться! – изумился Толик. – Куди не підеш, вєчно наших сволочей стрінеш!

- Тесен, тесен мир, уважаемый!

Сначала подняли за победу «Милана», потом - за каждый гол отдельно, когда настала очередь третьего тоста, Толян предложил тост за женщин. Мужчины выпили стоя. После вместе с нами поднималась вся траттория. Перед основным блюдом, горячим по-нашему, Франселино поставил заводную песню «Йеллоу сабмарин», которую мы орали, встав на стулья ногами.

Ринатто рыдал, уткнувшись лицом в тарелку. Любка гладила почти лысую его голову и сосредоточенно курила.

- Травка? – крикнул я через стол.

- Нет, обычные. Те кончились давно. Попроси, пожалуйста, у Франса, когда будем уходить. Дома покурим, хотя бы вдвоем одну…

Дома – не удалось. За нами увязалась почти вся компания, только Андрей с Толиком и Степкой где-то потерялись. Потом выяснилось: на молдаванок потянуло. Этот Ринатик оказался перспективным кадром, в траттории, когда уже линяли, заказал корзинку вина – дюжину бутылок. Рассовали в сумки, а корзинку вернули. Дальнейшие события как-то путаются в памяти. Вылакали, конечно, и вино, и все, что в доме было, откуда-то появился ром, он-то меня окончательно и добил. Последнее, что запомнил, как Любка снимала с меня башмаки и вдвоем с Ринатто укладывала в постель. Дальше – полный облом, провал, обвал…

Проснулся среди ночи – тошнило жутко. Еле добежал до туалета. Дверь заперта на защелку и свет горит, занято! Блин, в такой момент. Думать некогда, прожогом в ванную! Дернул дверь что есть силы на себя: немая сцена! Не обратил внимания, конечно, что свет там горит. В ванной, напустив воды, в чем мать родила, моя Любка с Ринатиком занимались любовью. Ну я и блеванул с такого расстройстива прямо на них. Нет, какие бляди, а?

Хотел выволочку устроить, да она так перепугалась, этот Ринатик завизжал, выскочили из ванной, стали бегать по всей квартире, в поисках, наверное, одежды. А меня все рвало – и самогоном, и вином, и водкой, и всем, что съел за день. Даже - футбольным мячом, петардами, дымом, воплями, Любкиными губами, моими грязными носками, немытыми ногами, дешевым Толика одеколоном - выворачивало наизнанку!

Подумайте, какая стерва оказалась! После всего что видел, теперь на все сто уверен, - и в Вероне никто ее не насиловал, сама тем русским бандитам дала! Или спровоцировала. Сколько говорил: зачем носить такие юбки – вся задница видна! «Что же, - отвечает, - коль лицом не вышла, хоть ноги и попу мужчинам буду показывать!». И то сказать, сзади на нее посмотришь – очень аппетитная чувиха. А лицом повернется - выдает лицо, конечно, не то - и возраст, и все пережитое. А сзади – ничего так, мужики переглядываются: с удовольствием бы трахнул, если бы представилсь такая возможность. Как-то спросила: «Милый, а на тебя это тоже действует, вот бы никогда не подумала!». Как будто я железный.

Не удивлюсь, если те трое, из России которые, ей еще попомнят! Да она просто, как у нас раньше говорили, слаба на передок! У баб такое встречается иногда. Пусть и не бешенство матки, но что-то в этом роде. Вспомни, в доме, где жил в самом начале, напротив тюрьмы, на Пархоменко, была некая Лера – «скорая помощь». К ней все мужики в очередь ходили, когда подопьют или невмоготу. И то сказать: сто граммов нальешь барышне, и она готова! Спал с ней, кто хотел и не хотел даже. Причем, не только с нашего многоквартирного дома, со всей улицы, из тюрьмы сверхсрочники и солдатики-конвоиры отмечались регулярно. У нее привычка была: стонать громко, орать, во время этого дела. А так как занималась постоянно, раз по десять в день, то во дворе, стоявшем колодцем, только эти крики и слышались. Так и жили под аккомпанемент ее эротического стона. Летом – окна распахнуты, возвращаешься, бывало, домой, - кричит! Порядок, значит, жизнь продолжается. Как-то с голодухи взял бутылку «шмурдяка», позвонил. Открыла, улыбается:

- Какие люди, проходи!

Работала напротив дома, в разливайке не то подавальщицей, не то судомойкой. Ее то выставляли оттуда, то снова брали, я застал период, когда она «устраивалась» в очередной раз.

- Лера, скажи, если не секрет, сколько мужиков ты за день принять можешь?

- Мой рекорд – 24 человека. День такой шебутной выдался. Ни тебе футбола, ни хоккея какого, все сразу навалились.

- Как же ты выдержала?

- На опыте, дорогой, на голой технике. С тех пор ничего не страшно!

И что удивительно: эта Лера была, в принципе, то, что называют сейчас «честная давалка». Да в наше время она могла бы на этом бизнес построить, состояние сколотить! И полы подметать в разливайке не потребовалось бы. Брала бы спокойненько с мужиков по таксе, как практически все сейчас в Киеве делают, долларов по 70 – 80 за джентльменский набор: классический секс плюс оральный в презервативе, - и горя бы не знала. Увы, в годы нашей молодости такое не практиковалось, бабы нередко за это дело мужикам сами доплачивали. Трудно поверить, но тогда и презервативы – большая редкость, экзотика, редко кто пользовался. И брезговали, и в аптеках не продавались. Как жили и не болели – одному Богу известно, только судьба, по-видимому, хранила…

Так сидел я на нашем раскладном диване, размышляя сам не понимая о чем, а они вокруг гасали в поисках своих шмоток, все одеться никак не могли. С точки зрения банальной эрудиции (так любил говорить один мой приятель-грузин) надо было вмантулить ей промеж глаз, подняться и уйти. Причем, сразу же. Но, поверьте, сил никаких не было. Умылся под краном, зубы почистил и снова спать лег. А вы трахайтесь, хоть поумирайте!