Экономические реформы в японии: институциональный подход (вторая половина 40-х начало 50-х годов ХХ века)
| Вид материала | Автореферат |
- Политические реформы в Японии 40-50 годов, 372.47kb.
- И культурном развитии Северного Кавказа произошли во второй половине XIX века, когда, 152.3kb.
- Аграрные реформы С. Ю. Витте, 530.26kb.
- Арабская историческая драма (Вторая половина XIX начало ХХ века), 309.95kb.
- Мифопоэтика советской массовой музыкальной культуры (вторая половина 1950-х начало, 411.32kb.
- Становление и развитие мировой юстиции в Тамбовской губернии (вторая половина XIX начало, 437.95kb.
- Социальное развитие иркутской области (вторая половина 80-х гг. Первая половина 90-х, 399.24kb.
- Латинос в новейшей политической истории США (вторая половина хх - начало XXI века), 423kb.
- Москва в годы правления Екатерины II (1762-1796), 199.19kb.
- Формирование и развитие мусульманских общин великобритании (вторая половина ХХ начало, 329.02kb.
Сложившаяся во второй половине 1940-х гг. траектория эволюции экономической системы Японии стала результатом действия достаточно большого комплекса разнообразных факторов, среди которых большое значение имели рассматриваемые в диссертации институциональные факторы. Япония проводила реформы в непростой ситуации двоевластия – японское правительство и штаб СКАП совместно вырабатывали основы новой институциональной конструкции. Инициативы СКАП очень часто не согласовывались, а предлагались к обязательному исполнению японской стороне. Эти привнесенные извне правила и порядки представляли из себя в определенном смысле внешние институциональные факторы. Они оказывали сильное влияние на экономику, причем важным было то, что они давали важные сигналы экономическим агентам, которые выстраивали линию своего поведения с учетом этих новых ограничений и возможностей. Впоследствии на этой основе вырабатывались уже новые, собственно японские правила и нормы, которые закрепляли возникшие институты на практике.
Особого внимания заслуживает вопрос о том, каким образом достаточно болезненные реформы удавалось совмещать с сохранением и даже усилением социального единства в обществе. Очевидно, что успех реформ был обеспечен именно их массовой поддержкой, использованием открывшихся возможностей в целях эффективного экономического развития, без этого столь быстрого возрождения Японии произойти не могло. Обеспечение социального консенсуса было одной из важнейшей целей этого периода – аграрная реформа, роспуск дзайбацу, усиление роли профсоюзов, демократизация обеспечили не только расширение экономических возможностей, но и, что, пожалуй, даже более существенно, гармонизировали накаленные до предела социальные отношения, освободив общество от чрезвычайно затратных конфликтов.
В рамках третьей главы рассматриваются институциональные изменения, произошедшие в трех ключевых сферах японской экономики – сельском хозяйстве, промышленности и финансах.
Проведение радикальных реформ в аграрной сфере Японии в первые послевоенные годы имело чрезвычайно большое значение не только для сельского хозяйства Японии, но и для всей экономики в целом. Успешные институциональные преобразования в аграрном секторе позволили миллионам граждан найти себе работу и доход. Тем самым была минимизирована безработица и ликвидирован излишек предложения рабочей силы на рынке труда. Благодаря этому трудовые ресурсы в стране могли оцениваться более высоко. Впоследствии, начиная с 1950-х гг., такие ключевые, структурообразующие институты японского общества, как система пожизненного найма и повозрастной оплаты труда были непосредственно связаны со сложившимся на рынке труда дефицитом рабочей силы и необходимостью весьма деликатного обращения с трудовыми ресурсами. Сельскохозяйственное производство оттягивало на себя огромную трудовую армию – до половины всего занятого населения (49,4% в 1950 г.)25.
Ключевым моментом для начала реформ было то, что к 1946 г. почти половина (46%) всей культивируемой земли в Японии находилась в аренде и, следовательно, обрабатывалась не собственниками, а арендаторами на тяжелых, подчас трудновыполнимых условиях; а именно из расчета обязательной арендной платы, составлявшей от 50 до 70% собранного урожая26. Земельную проблему нельзя было решить ни путем увеличения площади посевных площадей вследствие их ограниченности, ни посредством кредитования фермеров – у них не было свободных резервов для выплаты кредитов и процентов по ним, требовались решительные меры в области перераспределения прав собственности, т.е. в чистом виде были необходимы институциональные реформы, изменение внутренних правил хозяйствования в аграрном секторе.
Провести в жизнь через японский парламент такие революционные институциональные изменения, явным образом нарушавшие права привилегированных классов, было нереально, решающую роль в преодолении этого мощного сопротивления сыграла политика американских оккупационных властей по этому вопросу и активная позиция самого крестьянства и представлявших его интересы политических сил – именно эти силы стали генератором новых правил хозяйствования.
Институциональные трансформации оказываются далеко не второстепенным «техническим» этапом, а приобретают решающее значение. В диссертации доказывается, что чрезвычайно важную роль при проведении реформ сыграла выработка правил, не допускавших двойственного толкования, уклонения от их выполнения. Поскольку от этого технического процесса зависит траектория конкретных институциональных трансформаций, зачастую он становится главным местом противостояния противоборствующих групп интересов. Не случайно в послевоенной Японии земельных реформ было две – первая (1945 – 1946 гг.), неудачная, представляла собой именно такой тупиковый путь решения аграрного вопроса, который патронировался стороной, наименее заинтересованной в серьезных преобразованиях. Ситуация накалялась: резко увеличилось число арендных споров: если за весь 1945 г. их было зарегистрировано 5171, то за пять с небольшим месяцев 1946 г. уже около 20 тыс.27 Это очевидным образом доказывает рост издержек на проведение переговоров и урегулирование споров относительно вопросов собственности. Причем динамика этого процесса свидетельствует о нарастании противоречий и невозможности их разрешения на основе существовавших правил.
Вторая же земельная реформа (1946 – 1950 гг.), преследуя те же цели, но, используя иной механизм проведения передела собственности, опираясь на иную систему правил и способов их реализации, оказалась в состоянии действительно кардинально видоизменить аграрный сектор благодаря новой институциональной системе.
Для объяснения того, как в условиях оккупации удалось провести эффективную демократическую аграрную реформу, в кратчайшие сроки решив проблемы, копившиеся и не находившие своего разрешения десятилетиями, не расколов общество, не вызвав гражданской войны, саботажа и, с другой стороны, не породив иждивенческих настроений в крестьянской среде, не вызвав новых переделов, криминализации отношений, спекуляции землей, в диссертации проводится подробный анализ процедуры выработки решения относительно проведении реформы и сопутствовавшей этому дискуссии в рамках Союзного совета и Дальневосточной комиссии28; исследуется механизм реализации плана реформы, начиная с выборов земельных комитетов и заканчивая определением цен выкупа и условиями реализации земли.
Среди наиболее существенных правил необходимо отметить, что земля покупалась Земельными комитетами, то есть государством (губернаторами префектур), выступавшим в роли посредника, что снимало необходимость ведения тяжелых переговоров и споров между самими землевладельцами и арендаторами. Это значительно упрощало проведение реформы, переводя сложные межличностные отношения в обезличенную форму официальной процедуры. Представительство в земельных комитетах было главным и решающим вопросом, от которого зависела судьба конкретных дел землевладельцев. Оно составлялось по формуле 5 – 2 – 3; именно столько человек в них было от арендаторов, крестьян-собственников и помещиков. Это было вполне демократично, при этом процедура четко фиксировалась в законе. Что же касалось самого главного – финансового вопроса, то выкупные цены были теми же, что и во время первой земельной реформы, когда за основу принимался рыночный уровень цен на землю на 18 сентября 1939 г., то есть 758 иен за 1 тан (0,1 тё, около 0,1 га) поливной (более плодородной: на 70 – 75%) земли и 447 иен за 1 тан суходольной земли. В стране бушевала невиданная до того времени инфляция, которая сводила на нет ценность получаемых компенсаций.
Благодаря реформе правительству удалось в целом кардинально изменить ситуацию в деревне: количество хозяйств собственников возросло на 77%, увеличившись почти на 1,7 млн единиц, а их удельный вес стремительно возрос с 36 % до 62% от общего числа хозяйств. Чистых арендаторов стало в 5 раз меньше. Это был значительный прогресс29. Однако главным, на чем традиционно не заострялось внимание в советский период, было то, что в результате реформы достигался большой положительный эффект в сфере социальных отношений. Явная эксплуатация и бросающаяся в глаза несправедливость уступили место более равноправным и деловым отношениям. Проведенные институциональные преобразования смогли существенным образом оздоровить отношения собственности в деревне. Если в 1946 г. количество конфликтов достигало 20 тыс., то за все последующее время проведения реформы произошло только 110 инцидентов и подано около 4 тыс. гражданских исков, связанных с перераспределением земли30. На практике это означало существенное снижение расходов на определение и защиту прав собственности, т.е. снижение трансакционных издержек. Именно эти изменения, как представляется, стали основой количественного улучшения показателей урожайности, объемов сбора сельхозпродукции и других важнейших индикаторов. Чрезвычайно важным было то, что дисбаланс в сторону опережающего развития промышленных отраслей не сопровождался обнищанием деревни, разорением фермерства, нарастанием кризисных социальных явлений в деревне. Реформы 1946–1950 гг. заложили прочный фундамент для того, чтобы впоследствии сельское хозяйство не стало тормозом развития всей экономики.
Антимонопольные мероприятия, проведенные японским правительством совместно со штабом оккупационных войск, имели для Японии еще более серьезные институциональные последствия. По существу, реформировался костяк японской промышленности, подверглась трансформации вся система корпоративного управления, видоизменился рынок ценных бумаг, усилилась роль банков, произошло перераспределение полномочий и экономической власти внутри японской элиты, сместились акценты поведенческих установок экономических агентов. Все это представляло собой не что иное, как историческое изменение институциональных условий хозяйствования в Японии.
Общеизвестно, что японские власти неохотно восприняли идею о расчленении дзайбацу, всячески противясь ее проведению. Однако далеко не все было столь однозначно в той непростой внутриполитической обстановке, которая сложилась в первые послевоенные годы в японском обществе. Предлагавшиеся американской стороной институциональные изменения действительно были крайне не выгодны узкой прослойке представителей крупного капитала, которые придерживались консервативных взглядов в том смысле, что продолжали в той или иной степени разделять идеологию, доминировавшую в японских верхах в предвоенные и военные годы. В то же время постепенно все большую силу набирали сторонники либерального направления. К этой группировке принадлежало значительное число менеджеров различных уровней. Реорганизация дзайбацу предоставляла им широкие перспективы для быстрого карьерного роста. С роспуском дзайбацу и изменением системы корпоративного управления трансформировался и такой характерный для Японии институт, как банто31.
В диссертации особое внимание уделено самой процедуре реорганизации дзайбацу и последствиям этих институциональных изменений. Размещение акций бывших дзайбацу началось в 1948 г., для этих целей был создан Координационный комитет по размещению акций. Правила, определенные этим комитетом, имели первостепенное значение для формирования новой структуры корпоративного управления в Японии, они имели явную социальную направленность. Согласно этим правилам, во-первых, приоритет покупки продаваемых акций предоставлялся работникам самой компании, а также жителям той местности, в которой компания действовала. Во-вторых, в целях недопущения восстановления прежней концентрации собственности в руках узкого круга лиц физическим лицам запрещалось покупать более 1% акций данной компании. Наконец, в-третьих, не допускалось реконцентрации собственности и юридическими лицами. На основании императорского указа № 567 аффилированным с дзайбацу компаниям запрещалось покупать акции других аффилированных компаний. Согласно же антимонопольному закону 1947 г. владеть акциями запрещалось всем промышленным компаниям. Эти запреты носили тактический характер, вскоре они были отменены или пересмотрены.32 Временной лаг, задержавший их вступление в работу на фондовом рынке позволил в большей степени воспользоваться своими приоритетными правами физическим лицам.
В результате к 1950 г. работникам предприятий, а также местным жителям территорий, на которых располагались предприятия, было продано 42,7% акций, непосредственно работникам было продано 41,8 млн акций (на 1 сентября 1949 г.), или 27,1%. Всего же физическим лицам принадлежало примерно 70% акций33. Это была коренная трансформация отношений собственности.
Такое удачное развитие событий также не является случайным. Реформы проходили по определенному плану, который с самого начала был направлен не на то, чтобы лица, принимающие решения, бюрократия, финансовая олигархия, а также высший управленческий состав смогли нажиться на переделе собственности, упрочив свое материальное положение, как очень часто происходит в подобных ситуациях, а на то, чтобы была претворена в жизнь первоначальная установка на демократизацию рынка ценных бумаг.
Для этого правительством были предприняты специальные меры. Это и создание в 1947 г. специального образовательного движения, распространявшего информацию о фондовом рынке среди мелких инвесторов; и меры по финансовой поддержке тех, кто желал приобрести акции, но не имел достаточного количества свободных средств (для этих целей было разрешено использовать замороженные депозиты, а также брать специальные инвестиционные кредиты, которые могли покрывать до 70% стоимости покупки до 2500 иен34) и другие мероприятия, рассматриваемые в диссертации. В результате процесс размещения акций проходил очень организовано и быстро: всего за полтора года, к июлю 1949 г., было продано 80% акций, институционально система владений и участий стала более рациональной, фактически восстановились эффективные формы взаимодействия. Благодаря реформам многие члены кланов дзайбацу были освобождены от обязанности объединения. Во многом больший прагматизм и расчетливость в межкорпоративные отношения были привнесены благодаря системе головных банков, которая упорядочила прежние отношения, придав им более современный вид.
Созданная реформаторами система формальных правил, оказалась весьма действенной и в целом продуктивной. Установленные институциональные ограничения стимулировали участников к действиям, имевшим в целом позитивный макроэкономический эффект. Предоставление возможности приобретать акции позволяло гражданами вкладывать свои сбережения в реальный сектор, снижало инфляцию и спекулятивные настроения на товарном рынке. Реализация же работникам предприятий акций их собственных компаний имела, помимо всего прочего, важный мотивационный эффект. Значительным был и социальный смыл проведенной реформы – по сути, произошла мирная «социальная революция». Сильнейшее социальное расслоение, сохранявшееся со времен Токугава, усилившееся за годы Второй мировой войны и неминуемо грозившее вылиться в серьезные общественные конфликты, было преодолено, пусть и не до конца, с минимальными издержками и побочными эффектами.
Источники институциональных изменений в финансовом секторе Японии.
В диссертации обстоятельно анализируется дискуссия о путях реформирования банковского сектора Японии. Достаточно важным и, как представляется, недостаточно изученным в отечественной научной литературе является вопрос о том, почему коммерческим банкам Японии, заключавшим в себе немалую экономическую мощь, удалось избежать расчленения по примеру основных дзайбацу. Наиболее известным, хотя и достаточно общим, объяснением этого факта является ссылка на принятие Соединенными Штатами «обратного курса» в отношении Японии и связанную с этим переориентацию американской экономической линии. Данный сдвиг в американской политике, безусловно, имел место, однако этот фактор не рассматривается безусловно всеми экономистами в качестве главного и единственного35 и, на наш взгляд, не может полностью раскрыть всю совокупность причин, по которым финансовая сфера Японии оказалась в особых условиях реформирования. Ведь, несмотря на «обратный курс», промышленные и торговые компании дзайбацу, все же подверглись серьезному расчленению.
Фактически вокруг реформирования финансового сектора Японии жаркие споры разгорелись с самого начала оккупации и продолжались вплоть до 1950 г. В них были вовлечены как японские экономисты и политики, так и американские советники и руководители СКАП. Уникальность дебатов состояла в том, что наиболее острые различия в подходах к рассматриваемому вопросу проявились не только между японской и американской сторонами, но и среди самих японских и американских реформаторов. Причем, если говорить об американской стороне, то реформирование банковской сферы Японии стало объектом противоречий не только между отдельными подразделениями штаба СКАП, но и на высшем уровне– между вашингтонскими представителями Государственного департамента США и верховным главнокомандующим Д. Макартуром. Дискуссия разделила участников на группу сторонников активных мер по демонополизации финансового сектора Японии, даже если это было связано с принятием значительных рисков по стабилизации и экономическому восстановлению Японии, и тех, кто руководствовался в первую очередь вопросами быстрейшей реабилитации японской экономики, пусть и в ущерб программным схемам реформирования. Для Японии эта дискуссия имела первостепенное значение, она во многом решала то, какой будет послевоенная модель экономического развития и какими темпами оно будет происходить.
Причины, по которым японские банки сохранили свои позиции и даже их усилили за время оккупации, различны. Можно отметить наличие системы взаимосвязанных факторов, рассмотрение которых в отрыве друг от друга не может прояснить суть достаточно сложных институциональных изменений. Действительно, традиционная аргументация, объясняющая сохранение банковской системы Японии исключительно нежеланием японских и оккупационных властей ее реформировать не может быть признана удовлетворительной хотя бы потому, что целый ряд официальных документов и распоряжений американского командования, а также японских органов власти (принятых на самом высоком уровне под давлением СКАП) выдвигали задачу коренного реформирования японской банковской системы в качестве особо важной и неотложной. Так, в частности, к этому можно отнести аналитические выводы комиссии Эдвардса (доклад, опубликованный в марте 1946 г.); официальные документы Государственного департамента США (SWNCC 302, FEC 230), стандарты реорганизации банковского сектора, подготовленные главой антимонопольного отдела СКАП Э. Уэлшом и принятый на его основе японским парламентом закон № 207 от 9 декабря 1947 г. «Об устранении чрезмерной концентрации экономической мощи».
В штабе СКАП ответственным за проведение оккупационной политики по отношению к японским банкам в период с 1946 по 1948 гг. был американский банкир Тристиан Е. Беплат. Т. Беплат сыграл важную роль в недопущении развала японских банков и страховых компаний. В диссертации подробно исследуется аргументация, благодаря которой ему удалось убедить руководство СКАП в целесообразности проведения по отношению к банковскому и страховому секторам более умеренной политики, что, безусловно, стало немаловажным фактором последующих успехов Д. Доджа в проведении финансовой реформы в Японии в 1949 г.36
Парадоксальным образом наличие в Японии в первые послевоенные годы высокой инфляции также способствовало сохранению коммерческих банков от разукрупнения. Именно угроза финансовой паники, тотальной дестабилизации положения с угрозой социального взрыва вынудили американских стратегов отказаться от первоначальных планов коренного антимонопольного реформирования банковского сектора Японии.
Во многом взгляды и логика японских экономистов и политиков обусловливались накопленным опытом банковского регулирования и той моделью развития финансового сектора, которая была выбрана Японией в ответ на кризис конца 1920-х – начала 1930-х гг. и предполагавшая укрупнение разрозненных банков. Поэтому для японцев демонополизация и расчленение банков представлялись катастрофическим движением назад, обратно к банковскому кризису 1927 г.
Принятие «обратного курса» смягчило позиции сторонников деконцентрации банковской сферы, однако оно вовсе не прекратило дискуссию и не отменило действие уже принятых постановлений. Потребовалась длительная борьба мнений и принятие целого пакета дополнительных решений, рассматриваемых в диссертации, для того, чтобы преодолеть курс на демонополизацию японских банков.
Японские банки в итоге сохранились как мощные финансовые центры, именно на них была сделана ставка в новой экономической структуре, государство активно способствовало кредитной экспансии коммерческих банков, создавая специальные условия для придания последним приоритетного положения. Это стало основой для создания целого комплекса новых институтов в рамках возникшей системы кэйрэцу. Удержание коммерческими банками своих позиций означало сохранение многих принципов мобилизационной экономики – «системы 1940 г.», и даже ее усиление в том плане, что в 1940 г. количество банков в Японии превышало три сотни, а в 1952 г. их было 85. В то же время коренным отличием было то, что теперь банки финансировали проекты мирного восстановления экономики. Мощное средство государственного регулирования финансовой сферы было также сохранено и использовалось в целях ускоренного развития базовых отраслей промышленности. Важным изменением было отсутствие холдинговых компаний дзайбацу и существенное изменение роли банков в рамках имевшихся финансово-промышленных групп. Банки становились не только финансовыми, но и организационными центрами в новой экономической системе – это было выгодно как объединявшимся вокруг них частным предприятиям, так и государству, которое активно использовало приобретенные рычаги воздействия на банковский сектор в целях макроэкономического регулирования. Такая направленность институциональных изменений стала результатом противоречивого взаимодействия сразу нескольких влиятельных сил. Во-первых, важной движущей силой этих изменений в сторону демилитаризации финансовой сферы были, безусловно, американские оккупационные власти, приложившие немало сил для устранения многих милитаристических элементов из японской экономической системы. Во-вторых, значительную роль в корректировке американского курса и выработке более взвешенного подхода к реформам играли японские власти, которые активно выступали за приоритетное решение задач восстановления экономики и ее развития в быстром темпе, опираясь прежде всего на базовые отрасли. Кроме того, весьма существенной была инерция, которую имела японская экономическая система и ее достаточно устойчивая институциональная структура. Созданная в предвоенные годы экономика мобилизационного типа открыла широкие возможности перед японским правительством и отказываться от них не входило в его планы. В сущности, ставилась задача использования механизма мобилизационной экономики в новых условиях догоняющего типа развития.
В качестве общих выводов относительно произошедших в Японии институциональных преобразований второй половины 1940-х гг. можно выделить следующие положения: 1). Институциональные реформы, проведенные в Японии после войны, были инициированы оккупационными властями, однако они были в большей степени нацелены не на ослабление экономики страны-конкурента, а на преодоление излишнего монополизма и восстановление хозяйства. При этом реформаторы опирались на целый комплекс устоявшихся формальных и неформальных правил, и несмотря на свою радикальность, тем не менее, сохраняли определенную преемственность экономической политики – это было залогом быстрого восприятия реформ в обществе и их продвижения в направлении выгодном как США, так и Японии. 2). Важной особенностью институциональных реформ этого периода была социальная направленность проводимой политики. Во многом это было противовесом усиливавшемуся радикализму левых сил. Эта тактика позволила обеспечить в обществе социальный консенсус и гармоничное развитие нации в заданном направлении. Ликвидация архаичного помещичьего землевладения и решение земельной проблемы в пользу многомиллионного класса арендаторов, роспуск дзайбацу и перераспределение прав собственности от олигархов рядовым акционерам – все это в значительной мере оздоровило социальные отношения и способствовало развитию на новом уровне традиционных институтов внутри- и межгруппового взаимодействия. Успех реформ и последовавший за ними продолжительный период высоких темпов экономического роста стали следствием заблаговременного выбора перспективной модели социально-экономического развития, предполагавшей учет интересов различных слоев населения и имевшей благодаря этому широкую социальную базу. Именно это обеспечило реформам стабильное продвижение, устранило опасность их сворачивания и перехода к контрреформам после окончания периода оккупации. 3). Принципиальное значение имело удачное сочетание таких благоприятных для японской экономики событий, как либерализация ее экономики и одновременно демократизация экономической жизни, а кроме того, сохранение координирующей, регулирующей и организующей роли государства, ограниченного в своей деятельности новыми формальными и традиционными неформальными институтами. Важным было то, что наряду с проведением сугубо рыночных реформ осуществлялись жесткие меры административного контроля, японское правительство не впало в крайности рыночного радикализма. 4). Дискуссия, развернувшаяся вокруг банковского сектора Японии, имела важное значение для последующих институциональных изменений в финансовой сфере. Сохранение ограниченного количества крупных банков в стране и создание на месте разрушенных структур дзайбацу системы основных банков происходило не под действием свободных рыночных сил, а под руководством японского государства, действовавшего совместно со штабом СКАП. «Обратный курс» был важным, но далеко не единственным фактором, предопределившим судьбу банков в Японии. Раскол в штабе американских оккупационных властей свидетельствовал о наличии различных подходов к трансформации финансового сектора Японии и о той остроте, с которой был связан выбор конечного варианта развития. На этот выбор оказали свое воздействие множество посторонних и даже случайных обстоятельств, однако центральным фактором была установка на восстановление японской экономики, которая диктовала свою логику действий.
В четвертой главе диссертации «Институциональные изменения и повышение социальных возможностей нации как условие для быстрого экономического роста» анализируются итоги послевоенных институциональных реформ и доказывается значимость вновь возникших институтов для последующего периода высоких темпов экономического роста.
Дуализм японской экономики, система кэйрэцу и практика пожизненного найма как институционализированная форма управления человеческими ресурсами. В данном разделе прослеживается развитие новых правил организации японских финансово-промышленных групп, анализируется сущность системы кэйрэцу, доказывается значимость тех институциональных форм, которые она принесла с собой. Исследование институциональных особенностей японской рыночной экономики начато с анализа таких основополагающих структур, как рынок и фирма. Можно утверждать, что одним из важнейших условий экономического роста в послевоенной Японии было то, что удалось найти такую институциональную форму, которая минимизировала бы трансакционные издержки, одновременно используя преимущества нерыночных иерархических структур и рыночных методов координации. Эту роль сыграла сеть субконтрактных связей, которая имеет в Японии уникальное по своим масштабам распространение и является «институциональным приспособлением для снижения трансакционных издержек»37, фактически она представляет собой не имеющую в мире аналогов информационно-организационную структуру.
Такая форма взаимодействия оказалась весьма выгодной для крупных японских концернов, имевших большие объемы производства и нуждавшихся в значительном количестве поставщиков. Механизм свободного рынка не мог в полной мере удовлетворить очень высоким требованиям этих компаний и был вытеснен долгосрочными отношениями, подразумевавшими более тесные связи, возможность обмена опытом и передовыми технологиями, стабильные финансовые отношения, более точное выполнение контрактных обязательств. Как пишут Р. Харт и С. Кавасаки, образование бизнес групп и, в частности, систем кэйрэцу позволяет снижать трансакционные издержки межфирменного взаимодействия, возникающие вследствие естественной и специально поддерживаемой асимметрии информации38. Механизм экономии трансакционных издержек включал в себя прежде всего свободный обмен информацией, которая быстро и без искажений могла передаваться между многочисленными экономическими агентами на различных уровнях внутри бизнес групп.
Зачастую дуализм японской экономики рассматривается как недостаток, учитывая разрыв в доходах и уровне жизни. В диссертации показаны причины, по которым дуализм все же сохраняется и прослеживается связь этого явления с институтом пожизненного найма. Именно этот знаменитый институт сыграл цементирующую роль для системы кэйрэцу. Фактически, закрепление практики пожизненного найма можно интерпретировать как развитие в новом качестве и на новом уровне института банто, связанного с деятельностью бывших дзайбацу. В основе обеих практик – сознательное принятие риска работодателем, оказывающим особое доверие своему работнику в обмен на лояльность и преданность при любых условиях. Безусловно, в новых условиях требовались уже иные формы преданности, все больше связанные с проявлением собственной инициативы и творчества, однако обращение к старым обычаям и устоявшимся институтам, адаптация их к современности было весьма характерным и вполне успешным шагом. Сформировавшаяся практика негативного отношения к смене места работы постоянными сотрудниками обусловила трехкратное снижение текучести кадров по сравнению с американским уровнем39 с вытекающими отсюда последствиями в плане экономии трансакционных издержек.
На наш взгляд, значение и уникальность японских методик организации труда заключается не в том, что соответствующие новации были изобретены и применены в массовом масштабе, а в том, что они оказались не обремененными высокими трансакционными издержками, не слишком затратными, т.е. жизнеспособными в конкретных институциональных условиях. Сложность заимствования этих организационных технологий связана с тем, что воссоздать формы их реализации вне схожих социокультурных условий практически невозможно.
Государственное регулирование внешнеэкономических связей, проблема бюрократии и роль института амакудари. В данном разделе раскрываются причины, по которым государственный аппарат Японии оказался в состоянии взять на себя регулирующую функцию по управлению экономикой и смог выполнить эту миссию, несмотря на традиционный бюрократизм системы.
Сила бюрократии в период оккупации и после ее окончания была настолько внушительной, что это позволило некоторым авторам определить ее в качестве одной из двух главных движущих сил японского общества40. Анализируя причины эффективности государственного управления в Японии, следует остановиться на том, что в послевоенный период в Японии государство играло поистине ключевую роль как организатор условий роста всей экономики. Это происходило не только за счет некой формальной поддержки крупного бизнеса государством, а было следствием всесторонней заботы и опеки, включая и неформальные связи.
В период оккупации американские оккупационные власти, несмотря на то, что формально ратовали за развитие в Японии демократии и свободных рыночных отношений, в реальности охотно использовали административные рычаги воздействия на экономику, как доказывается в диссертации, это имело весьма серьезные последствия (особенно во внешнеторговой сфере). СКАП генерировал множество новых правил и решений в экономической сфере и тем самым давал импульс к выбору тех или иных направлений развития послевоенной экономики Японии. Причем это касалось не только военно-промышленных секторов, но и распространялось на вполне мирные отрасли. Происходившие «внешние», формальные институциональные изменения вызывали ответную реакцию на микроуровне, где начинались трансформации «внутренних» неформальных практик.
Процесс централизации управления экономикой и рост могущества японской бюрократии, разумеется, не были результатом только оккупации, они проявлялись еще в довоенный период, когда Япония стремительно наращивала свой военно-промышленный потенциал. Центральную роль в осуществлении общего контроля за развитием промышленности и внешней торговли Японии в первые послевоенные годы играло министерство торговли и промышленности, которое было образовано в 1929 г. и которое должно было консолидировать ведущие, прежде всего машиностроительные, отрасли экономики и координировать их деятельность на основе принципов централизованного планирования. В 1949 г. оно было преобразовано в министерство внешней торговли и промышленности (МВТП). Деятельность МВТП приводила к экономии издержек в масштабах всей экономики и таким образом данная бюрократическая структура оказывалась не менее эффективной, чем самый успешный японский концерн: по подсчетам, под влиянием направляющей деятельности этого министерства в течение 1950-х гг. структура промышленности и внешней торговли изменилась таким образом, что Япония экономила в начале 1960-х гг. полтора процента объема импорта в год, что за пять лет, с 1960 по 1965 гг., составило 1 млрд долл.41
Как представляется, МВТП сыграло важную роль в общем снижении уровня неопределенности в экономике и в увеличении экономических возможностей частных компаний. МВТП как централизованная государственная структура выполняла важную информационную функцию, снабжая всех участников надежными сведениями относительно текущего состояния и перспектив развития экономики. Более того, важность этой работы заключалась в том, что экономились не только трансакционные издержки, которые фирмы несли или собирались осуществить, но и те издержки, которые фирмы ввиду их запретительно высоких размеров вообще были не в состоянии нести, что, разумеется, не позволяло им даже планировать соответствующие направления работы и извлекать из них свою прибыль.
В целом государственный аппарат в Японии не стал тормозом для развития всей экономической системы, а наоборот способствовал ее развитию. Это было возможно лишь благодаря его внутренним характеристикам.
Японская бюрократия. Проблема эффективности работы чиновников является одной из важнейших для любой экономической системы, где государство играет значимую роль. Для Японии эта проблема также была вполне актуальна, как представляется, именно ее эффективное решение стало во многом залогом того, что государственный аппарат в целом и отдельные министерства в частности смогли выполнить возложенные на них задачи и способствовать развитию экономической системы в благоприятном для всей страны направлении.
Одним из важнейших институтов контроля в Японии традиционно является институт группизма. А одним из главных институтов, выполнявшим в Японии мотивационную функцию, был институт амакудари. Традиционно, говоря об идейной сплоченности японского общества, прежде всего подразумевают сцементированность его политической и экономической структуры. Эта важная характерная черта Японии связана с существованием целого комплекса институтов, среди которых нужно выделить практику интеринституционального взаимодействия. Она подразумевает образование и функционирование разнообразных форм сотрудничества (обмена информацией, ротации кадров, лоббирования интересов и т.д.) между корпоративными и государственными структурами. Одной из таких форм и является практика амакудари – дословно «спуск с небес», представляющая из себя кадровое перемещение уходящих в отставку обычно после пятидесяти лет высокопоставленных государственных управленцев, на ответственные посты в аффилированных компаниях или в частном бизнесе, а также в политическую сферу. Переход вышедших в отставку высокопоставленных правительственных чиновников на ключевые посты в транснациональные корпорации, банки, частные компании, общественные фонды, политические организации, как правило, обеспечивает институциональную преемственность, взаимосвязь различных организаций, эффективное управление, учет и лоббирование интересов этих организаций при формировании государственной политики.
На основе подробного анализа преимуществ системы амакудари в диссертации сделан вывод о том, что, несмотря на имевшие место злоупотребления, чиновники правительственных ведомств, в общем и целом имели шанс сделать карьеру лишь в случае эффективной работы их организации, беспристрастно измеряемой тем, какую реальную пользу оно приносит конкретным экономическим субъектам. Именно это взаимопроникновение, а не конфликт интересов, стремление и возможность удовлетворять свои потребности в результате созидания, а не посредством разрушения чего-либо, как представляется, и стали одними из главных институциональных слагаемых успеха всей японской экономической политики.
Институционализация научно-технической деятельности, работа кружков качества в Японии – третий, заключительный вопрос, освещаемый в четвертой главе, в нем доказывается присутствие в японской экономике целого комплекса институциональных факторов, обусловивших ее инновационное развитие. Прежде всего это система мер государственной поддержки науки и наукоемких производств. Огромную роль играло то, что государством проводилась целенаправленная политика институциональных трансформаций, обеспечивавших наиболее эффективное использование заимствованных методов производства. «В соответствии с японским опытом, – подчеркивал Р.Минами, – политика увеличения социальных возможностей, позволяющая абсорбировать современные технологии, представляет собой огромную важность»42. Под увеличением социальных возможностей понимается развитие способностей социума к восприятию все более совершенных технологий, знаний, достижение нового уровня образования, формирование нужных на данном этапе институтов.
В Японии ведущая роль государства заключалась прежде всего в институциональном строительстве. С помощью государства создавались общие правила взаимодействия различных участников, в частности, формировались основы плодотворной кооперации бизнеса и науки. Основы трехстороннего сотрудничества промышленности (сан), правительства (кан) и академии наук (гаку) в деле разработки и освоения новой техники, так называемая система «сан-кан-гаку», были сформированы еще в 1912 г. Система «сан-кан-гаку» оправдала себя и впоследствии широко применялась при создании импортозамещающей продукции. Фактически она представляла собой межсекторальную кооперацию, при которой на долю государства выпадали, во-первых, инициирование и практическая реализация соответствующей идеи, во-вторых, определение прав участников на использование совместно полученных результатов. Последнее представляется даже более существенным, чем первое, т.к. при формировании новой институциональной формы важнейшим являлась мотивация участников, а также создание механизмов контроля за надлежащим выполнением условий соглашения.
Уникальные организационные технологии Японии имеют в своей основе укоренившиеся характеристики поведения, особую логику действий и определяющий их смысл. Японские кружки качества, система «точно в срок» – just in time, практика пожизненного найма и специфическая японская управленческая этика – вот наиболее известные примеры особого подхода к делу, когда прибыль получается для сторонних наблюдателей практически «из ничего», а точнее, из способности организовать процесс производства в соответствии с имеющимся институциональным базисом, снизив до минимума трансакционные издержки всех видов за счет внутренних резервов работников или структурных подразделений.
Обеспечение максимальной отдачи при минимуме затрат оказывается возможным лишь в соответствующих институциональных условиях, т.е. в особой атмосфере взаимных ожиданий, намерений, отношений, при которой из неосязаемой нематериальной институциональной субстанции выкристаллизовывается отчетливый материальный результат. Введение системы «точно в срок» оказалось удачной институциональной новацией, которая намного превзошла ожидания ее организаторов – произошло взаимодействие различных институтов, усиление действия одного возможностями другого института, определенное наложение эффектов, при котором отдельные, возможно и не столь важные, преимущества привели в конечном счете к значительному результату, связанному с обеспечением высочайшего качества производства.
С вопросами качества неразрывно связан такой важнейший для послевоенной Японии институт, как кружки качества. Создание и поддержание такой мощной и высокопроизводительной системы было непростым, но очень выгодным и крайне необходимым мероприятием. Работа в кружках качества, являясь вновь созданным, даже в определенной степени заимствованным институтом, в свою очередь определяется более глубокими собственно японскими представлениями об инновациях и получении нового знания. Основным отличием от западного подхода является то, что обязательным участником этих процессов выступает группа. В диссертации подробно исследуются особенности японского подхода к инновационной деятельности, на основании чего делается вывод о том, что именно достаточно своеобразное отношение японцев к инновациям во многом предопределило судьбу кружков качества и многих других организационных новшеств, позволив преодолеть разрыв между продвинутыми импортированными технологиями и их эффективным поглощением.
В качестве итога отмечается: 1). Появление системы кэйрэцу, ориентированной на головные банки, формирование института пожизненного найма, возникновение кружков качества – все это было следствием активного взаимодействия целого спектра взаимообусловленных институциональных факторов, базировалось на прочном фундаменте предыдущего развития, траектория которого также влияла на конкретные особенности новой институциональной системы. Существенное значение имела «система 1940 г.» и опыт предвоенного и военного периодов, когда в экономику внедрялись методы планирования и макроэкономического государственного регулирования. Внедрение новых институтов представляло собой форму приспособления фирм к изменившимся условиям с целью повышения мотивации труда и его качества одновременно со снижением трансакционных издержек. 2). Успех японской модели экономического развития базировался на том, что бурное развитие отдельных компаний не шло вразрез с развитием национальной экономики (в том числе и благодаря активному государственному вмешательству), общественные ценности преобладали над своекорыстными интересами отдельных предпринимателей. Значимую роль в этом играла и традиционная японская деловая этика, и такие институты, как амакудари и система пожизненного найма. При этом личные предпочтения наемных работников не сталкивались с групповыми целями их организаций (здесь важную роль играло коллективистское мышление, в целом свойственное японцам и институт группизма). 3). Государственное регулирование таких наиболее важных сфер, как внешнеэкономическая и научно-исследовательская, развитие системы «сан-кан-гаку» имели своей главной целью расширение адаптивных возможностей нации на пути эффективного заимствования передового иностранного опыта и включения страны в систему мирохозяйственных связей, что стало залогом успеха модели догоняющего развития в условиях стремительного развития мировой торговли и НТР. Вместе с тем определяющим было сочетание институтов пожизненного найма, системы «точно в срок» и кружков качества с традиционно присущими японцам особенностями инновационной активности, которые смогли всецело проявиться в создавшихся институциональных условиях. 4). Институциональные факторы, связанные с проведением послевоенных реформ и формированием новых условий хозяйствования, сыграли в процессе экономического развития Японии в первой половине 1950-х гг. роль катализатора, ускорив внутренние процессы социально-экономического развития страны, обеспечив достижение большей гармонии во взаимоотношениях между экономическими агентами и снижение «сил трения» – трансакционных издержек в хозяйственной жизни. Они во многом предопределили тренд последующего движения общества и заложили основы знаменитой японской экономической модели, сделав возможным быстрое восстановление хозяйства и поддержание высоких темпов экономического роста.
Заключение подводит общий итог работы. В диссертации резюмируется, что успешное проведение институциональных реформ после Второй мировой войны было во многом подготовлено самим ходом всей японской истории, когда уже была образована уникальная по своим возможностям институциональная система. Во многом успех институциональных преобразований в Японии был связан с четкостью и последовательностью при выработке формальных правил, по возможности исключавших двойственное толкование и создававших более прозрачные конкурентные условия для всех участников экономической жизни.
Таким образом, за фасадом экономического чуда в Японии скрывалась кропотливая работа властей по управлению институциональными изменениями, происходившими в обществе. Успех послевоенных реформ в Японии стал возможен не только благодаря финансовой помощи США, заимствованию западных технологий и трудолюбию японцев, но и в результате того, что все эти факторы оказались связаны в работающую систему, поставлены на службу обществу, организованы для их использования в целях общего экономического роста, а не в интересах роста благополучия узкого слоя граждан. Проведенные институциональные изменения представляли собой действительно крупномасштабное социально-экономическое преобразование.
Безусловно, из истории японских институциональных трансформаций можно вынести немало ценных уроков, которые были бы полезны и для России, находящейся на пути реформ и ставящей перед собой амбициозные задачи вхождения в число стран-лидеров экономического развития. В этой связи, во-первых, необходимо подчеркнуть особую значимость институционального базиса при проведении реформ. Институциональные новшества должны иметь надежную опору в виде уже сформированных устойчивых формальных и, главным образом, неформальных практик. Важная роль государства заключается в сознательном выдвижении нужных институтов на первый план, в проведении специально для этих целей «культурного инжиниринга», который позволил бы снизить в последующем издержки институциональной трансформации. Ведь именно высокий уровень этих издержек тормозит, а нередко и вовсе останавливает движение реформ в нужном направлении.
Во-вторых, особое внимание должно быть уделено вопросу о том, кто именно будет разрабатывать условия проведения институциональных реформ, чьим интересам они будут отвечать в конечном счете, не появятся ли в системе новых правил такие изъяны, которые извратят сущность намеченных преобразований и скомпрометируют саму идею реформ, подорвав к ним доверие общества. Это неминуемо приводит к сужению социальной базы реформ и необходимости их корректировки, кроме того, в определенных условиях возможна и полная смена курса и начало контрреформ. Для противодействия этим неблагоприятным тенденциям заранее должны быть сформированы четкие и прозрачные системы правил, не допускающие двойственного толкования, а также обеспечен действенный контроль за их выполнением.
В-третьих, большое значение имеет темп институциональных изменений. Слишком медленное, половинчатое, противоречивое решение насущных проблем, требующих немедленного решения, не может обеспечить требуемой динамики реформ, что также сопряжено с возникновением целого ряда неблагоприятных побочных эффектов. Постепенно трансформируются направление и сам смысл реформ, усиливается опасность обострения конфликтов и возникновения серьезных социально-экономических конфликтов.
В-четвертых, следует отметить благотворную роль государственных программ и частных инициатив, направленных на формирование инновационного типа поведения у широкого круга участников экономических процессов. Для этой цели должен быть повышен статус наемного персонала, включающего в себя как менеджеров фирм, так и рядовых работников; пересмотрен или уточнен набор базовых приоритетов компаний в сторону усиления долгосрочных задач развития. Очевидно, существует смысл использования элементов системы пожизненного найма, в частности, системы ротации кадров и обучения на предприятии, а также опыта организации кружков качества, подкрепленной соответствующими финансовыми стимулами.
В-пятых, нельзя не отметить плодотворного влияния объединяющей нацию идеи, которая, будучи подкрепленной реальными институтами, становится не столько формальным штампом, сколько внутренним ориентиром для каждого члена социума, укореняясь в личной системе предпочтений индивидов. Это в значительной степени снижает издержки внутригруппового взаимодействия, оппортунистического поведения, позволяет эффективнее развивать институты на базе общих групповых интересов, способствует сплочению различных социальных групп и усилению социальной стабильности.
Наконец, что является чрезвычайно существенным, нужно понимать, что механическое заимствование отдельных элементов целостной институциональной структуры Японии, в рамках которой прослеживается очевидное взаимодействие институтов и их взаимозависимость, не может обеспечить схожий эффект от их использования. Это подразумевает важность не столько копирования каких-либо институтов, сколько изучения принципов институциональных изменений и опыта эффективной трансформации институтов в рамках избранной стратегии развития.