Мифопоэтика советской массовой музыкаль­ной культуры (вторая половина 1950-х начало 1980 х годов)

Вид материала

Автореферат диссертации

Содержание Общая характеристика работы В первой главе – «Мифопоэтика советской массовой культуры» В параграфе 1.1 – «Основные особенности массовой культуры ХХ века» Параграф 1.2 – «Идейно-образные смыслы советской массовой культуры» В параграфе 1.3 – «Идеи и мифы субкультур советского общества» Вторая глава – «Мифопоэтика массовых песенных жанров» – Параграф 2.1 – «Песня – ведущий жанр массовой музыкаль­ной культуры» В параграфе 2.2 – «Мифопоэтика советской массовой и эстрадной песни» Параграф 2.3 – «Мифопоэтическое образы бардовской песни»

Подобный материал:

• Мировая экономика, 40.42kb.
• Экономические реформы в японии: институциональный подход (вторая половина 40-х начало, 1298.88kb.
• Основные черты развития исторической науки на Урале в конце хх — начале ХХI, 264.11kb.
• Татарские предприниматели Поволжья и Приуралья в социокультурной жизни России (вторая, 1411.73kb.
• Может быть также определен как план радикального преобразования общества, исключающий, 156.5kb.
• Становление и развитие мировой юстиции в Тамбовской губернии (вторая половина XIX начало, 437.95kb.
• Формирование и развитие мусульманских общин великобритании (вторая половина ХХ начало, 329.02kb.
• Опыт исторического анализа феномена асимметричного конфликта в международных отношениях, 570.33kb.
• 1980-х годов. К 50-летию, 37.06kb.
• Историография педагогической теории социально-культурной деятельности (вторая половина, 626.35kb.

На правах рукописи


Лелеко Вера Витальевна


Мифопоэтика советской массовой

музыкаль­ной культуры

(вторая половина 1950-х – начало 1980 х годов)


Специальность 24.00.01 – теория и история культуры


Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата

культурологии


Санкт-Петербург – 2011


Работа выполнена на кафедре теории и истории культуры Санкт-Петербург­ского государственного университета культуры и искусств


Научный руководитель доктор философских наук, профессор

Иконникова Светлана Николаевна


Официальные оппоненты доктор философских наук, профессор

Набок Игорь Леонтьевич


кандидат философских наук, доцент

Плебанек Ольга Васильевна


Ведущая организация Санкт-Петербургская государственная консерватория

им. Н. А. Римского-Корсакова


Защита состоится 19 апреля 2011 года в 14 часов на заседании диссерта­ционного совета Д 210.019.01 в Санкт-Петербургском государственном университете культуры и искусств по адресу: 191186, Санкт-Петербург, Дворцовая наб., 2.


С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств


Автореферат разослан …………… 2011 года


Ученый секретарь

диссертационного совета

доктор философских наук

профессор Е. С. Протанская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ


Актуальность исследования определяется рядом факторов. Массовая культура является в ХХ и ХХI вв. все более расширяющейся сферой мировой культуры. Рос­сия с внедрением рыночных отношений и установлением новых отношений с западной культурой оказывается включенной в процесс массо­визации культуры, имеющий как позитивные, так и негативные стороны. В этом процессе скрещиваются два потока. Один – идущий с Запада, другой – выросший на основе отечественной традиции и уходящий в своих истоках в русскую культуру XIX в. Эта традиция не прерывалась и в советское время, хотя массовая культура в тот период имела соответствующее идеям времени содержание, определяющиеся политическим устройством общества формы и способы функционирования. Пони­мая значимость отечественной истории массовой культуры для современной Рос­сии, исследователи начинают все чаще обращаться к ее изучению, переосмыслению с новых идейных и теоретических позиций. Это относится и к массовой музыкаль­ная культуре, которая была, особенно в жанре массовой песни, зеркалом умона­строений того или иного периода советской истории, своего рода визитной карточ­кой эпохи.

Важной составляющей содержания массовой культуры является ее мифологический уровень. В массовом искусстве он проявляется как мифопоэтический. Осмысление идейно-образного содержания советской массовой музыкальной куль­туры с точки зрения содержащейся в ней мифологии, исследование ее мифопо­этики представляет собой актуальную задачу современного отечественного гуманитарного знания. Обращение к этой проблематике открывает возможность более полного восстановления картины советской массовой музыкальной культуры, раскрытия новых граней общественного сознания, запечатленной в ней ментальности эпохи.

Степень разработанности проблемы имеет разные уровни в зависимости от на­правления и тематики исследований. Наибольшее количество работ посвя­щено общим вопросам возникновения, развития и современного состояния массо­вой культуры. Начало ее изучения было положено в XIX в. Г. Тардом, Г. Лебоном на За­паде, Л. Н. Войтоловским, Н. К. Михайловским в России. Накопленные идеи и теории, обновлявшиеся в ходе истории в связи с изменением как самой массовой культуры, так и общественных условий ее функционирования, были проанализированы в со­временных историографических исследованиях. Из работ последнего времени вы­деляются широтой охвата материала и обстоятельностью анализа труды М. А. Хевеши, А. В. Костиной, Н. Н. Суворова, в которых основное внимание уделяется западным теориям, и В. Г. Лебедевой, реконструировавшей как историю развития массовой культуры в России и СССР до 1930-х гг., так и отечественную историо­графию проблемы.

Исследователи (А. Костина, С. Неклюдов, Н. Хренов и др.) отмечают такую важную особенность массовой культуры как способность быть проводником определенной идеологии и мифологии. В первой поло­вине ХХ в. массовая культура и ее мифология носили преимущественно политиче­ский характер. Вни­мание западных исследователей привлекала главным образом мифоло­гия тоталитарных обществ. О ней идет речь у К. Поппера («Открытое общество и его враги»), Х. Арендт («Истоки тоталитаризма»); Э. Фромма («Бегство от свободы») и др. По­сле Второй мировой войны западное общество окончательно превращается в обще­ство потребления с соответствующими массовой культурой и мифологией. Ее ана­лизу посвящены: «Диалектика Просвещения» М. Хоркхаймера и Т. В. Адорно, в которой западноев­ропейская рациональность и вера в разум как основная посылка Просвещения объяв­ляются ми­фом, а массовизация культуры оказывается неизбежно связанной с ее мифологиза­цией; «Мифологии» Р. Барта, раскрывающей механизмы мифологизация любого факта или артефакта западной культуры, попадающего в публичное пространство через средства массовой информации; «Система вещей» Ж. Бодрийяра, показавшего, что современное западное обще­ство отчуждено от реальности и реального потребления системой знаков, что по­требление программируется с помощью «систематического манипулирования знаками» и становится потребле­нием брендов.

Из работ отечественных авторов не утратила своего значения монография В. П. Шестакова «Мифология ХХ века: критика теории и практики», в которой ана­лизируются имиджи и стереотипы массовой культуры, реклама, отдельные жанры массового искусства. А. Я. Флиер рассматривает социальные основания массовой культуры, ее функцию передачи смыслов профессиональной культуры обыденному сознанию («Культурология для культурологов»). И. В. Кондаков акцентирует внимание на таком важном для отечественной культуры в целом, массовой культуры и ее мифопоэтики феномене как ментальное единство русской культуры. («Культурология: история культуры России»). С. Г. Кара-Мурза в «Советской цивилизации» пишет, в частности, о «мире символов» советской культуры, ключевых идеях советской идеологии, разделявшихся массовым сознанием, и их разрушении постепенно созревающим антисоветским мышлением. Научная литература постсоветского времени активно разрабатывает про­блемы идеологии и мифологии массовой культуры, в том числе советской, но по большей части – постсоветской. Соответствующий раздел имеется в монографии А. В. Костиной («Массовая культура как феномен постиндустриального общества». Изд. 2-е. гл. 4). Современный вариант интерпретации элитарного и массового соз­нания предлагает Н. Н. Суворов («Элитарное и массовое сознание в культуре по­стмодернизма»). В. Г. Лебедева реконструирует отечественную традицию изучения массовой культуры, говорит об отрицательной оценке массовой культуры, распространяющей потребительскую психологию в ущерб нравственности. («Судьбы массовой культуры в Рос­сии. Вторая пол. XIX – перв. треть ХХ в.») Л. А. Булавка указывает на близость советской идеологии религиозной вере, которая в позднесоветскую эпоху ослабевает и уходит в прошлое. Е. Г. Соколов констатирует, что совет­ская действительность вся была пронизана «зонами мифологического напряжения» («Имитация истории и риторические фигуры советской мифологии» // Метафизические исслед. Вып. 2. История). Системный охват разных аспектов советской культуры, в том числе ее идеологии, осуществлен в материалах конференций о советской культуре, проведенных Балтийским гос. техн. университетом «Военмех» (2000, 2003, 2008, 2010 гг.)

Важным для исследования современной мифологии массовой культуры. являются два аспекта. Первый касается обнаружения в современ­ных мифологиях рудиментов архаических мифологий, которые могут быть основой современных мифологических сюжетов, образов, символов и т. п. Более того, архаика не исчезает и в атеистическом мировоззрении, «религия и мифология «скрыты» в глу­бине подсознания» современных атеистов (М. Элиаде «Священное и мирское»). Из отечественных ученых о возможности сохранения «некото­рых особенностей» мифологического мышления в массовом сознании ХХ в. пи­сал Е. Мелетинский («Миф и ХХ век»). Второй аспект – подход к мифу как определенному типу мышления о мире и человеке, воплощение этого мышления в разных языках: разго­ворном, языке ритуала, искусства, различных образах, символах, знаках и т. п. Этот тип мышления характерен не только для мифа, но и для искусства, что обусловлено их общим генезисом.

Мысль о генетической связи мифологического и поэтического, мифологии и поэзии, их сходстве является традиционной в мировой науке о мифе. Различные аспекты этой связи и общности, а также различий между ними анализирует А. Ф. Лосев в «Диалектике мифа» Идея изначальной связи мифологии и литера­туры, наличия общего для мифа и искусства образного способа воплощения представлений и идей положена в основу «Поэтики мифа» Е. Мелетинского. Производный от «поэтики мифа» термин «мифопоэтика» распространился в на­учных публикациях о мифе и литературе. В. Н. Топоров в работе «Миф. Ритуал. Символ. Образ: исследования в области мифопоэтического» употребляет термин «мифопоэтическое» как мифологическое, содержащееся в литературном произведении, его «мифопоэтический слой». Близкое этому понимание «мифопоэтики» содержится в работах Е. Г. Романовой («Мифопоэтика советской драматургии 1920-х годов»), Х. Костова («Мифопоэтика Андрея Платонова в романе "Счастливая рука"») и др. Термин «мифопоэтика» может относиться и к нескольким видам искусства целой эпохи (И. А. Кребель «Мифопо­этика Серебряного века»).

В самом общем значении «мифопоэтика» понимается как наличие мифо­логического содержания в образах искусства, прежде всего поэтического. «Мифо-» фиксирует связь с мифологией, «-поэтика» предстает как поэзия и – шире – поэтическое, одухотворенно-образное начало, присущее литературе и другим видам искусства. Кроме того, «поэтика» как литературный и эстетический термин отсылает к системе выразительных средств произведения искусства, творчества художника, художественного направления, вида искусства и т. п., к той составляющей образа, которая создается художественной формой. Близость понятий «поэзия» и «поэтика» позволили Д. С. Лихачеву назвать свое исследование о семантике садово-парковых стилей «Поэзия садов». В нем стили садово-паркового искусства рассматриваются в контексте эстетических идей и художественной практики эпохи, ее «господствующей семантики».

Искусство, в том числе в XX в. массовое искусство, было одним из самых дей­ственных форм воплощения идеологии и мифологии в мифопоэтической форме. Таковым было и советское искус­ство, особенно массовые его виды, в частности, музыка. Возможность писать об этом появилась лишь в постсоветское время. В статье Х. Гюнтера «Поющая Родина» массовая песня 30-х гг. показана как «концентрат советской мифологии». Е. О. Гранцева утверждает, что мироощущение эпохи 30 х гг. и ее мифы массовая песня передала с полнотой, не­доступной другим сферам культуры, что обращение к массовой песне открывает возможность понимания многих современных проблем («Нам песня строить и жить помо­гает (о сов. массовой песне и мифологии тоталитаризма»).

Отечественная массовая музыкальная культура, особенно песня, нуждается в продол­жении и углублении культурологического исследования, способного выявить и проанализировать ее мифопоэтику.

Объект исследования: советская массовая культура второй половины 1950-х – начала 1980-х годов.

Предмет исследования: мифопоэтика советской массовой музыкальной куль­туры середины 1950-х – начала 1980-х годов.

Цель работы: исследование мифопоэтических образов и духовных смыслов со­ветской массовой музыкальной культуры на примере массовой, эстрадной и бардовской песни середины 1950-х – начала 1980-х годов. Достижение поставленной цели предпола­гает решение следующих задач:

– проанализировать особенности массовой культуры ХХ века и уточнить своеобразие советской массовой культуры;

– исследовать идейно-образные смыслы советской массовой культуры;

– раскрыть содержание идей и мифов субкультур советского общества второй половины 1950-х – начала 1980-х годов;

– определить место песни в совокупности жанров массовой музыкальной культуры;

– рассмотреть особенности мифопоэтики советской массовой и эстрадной песни;

– выявить и раскрыть смысл основных мифопоэтических образов бардовской песни.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней

– выявлены жанры песенного творчества, которые наиболее полно представляют советскую массовую музыкальную культуру;

– советская массовая, эстрадная и бардовская песня представлены как мифопоэтический текст и подвергнуты комплексному культурологическому анализу;

– проанализирована мифопоэтика массовой и эстрадной песни, раскрыта ее связь как с архаической мифологией, так и с советскими идейно-образными комплексами, официальными и личностными;

– выявлены и проанализированы основные образы, темы, мифологемы бардовской песни, показано их сходство и различие с содержанием массовой и эстрадной песни;

– разнообразие мифопоэтического содержания советского песенного творчества соотнесено с усилившимися во второй половине 1950-х – начале 1980-х гг. процессами культурной дифференциации советского общества, развитием субкультур;

– в научный оборот в качестве предмета культурологического анализа введена репрезентативная вы­борка из 324 песен второй половины 1950-х – начала 1980 х гг., в том числе 176 об­разцов массовой и эстрадной песни и 148 примеров бардовской песни.

Положения, выносимые на защиту:

1. Идеи и образы советской массовой культуры, их семантика определялись идеологией. Идеологические постулаты, конструкции становились достоянием масс посредством лозунгов, плакатов, образов искусства, среди которых самыми действенными были образы кино и массовых музыкальных жанров. Образный язык искусства адаптировал идеологию, предъявляя ее массовому сознанию в мифопоэтической форме. Эта трансформация облегчалась наличием в массовом сознании элементов архаической мифологии. Искусство благодаря своей мифопоэтической природе было также незаменимым инструментом запечатления общественных, групповых и личностных умонастроений и чувств, своего рода барометром духовного климата, ментальных структур эпохи. В наибольшей степени способностью фокусировать социально-психологическое состояние общества обладает музыка, особенно связанная со словом.
   
2. Советская массовая музыкальная культура представлена рядом музыкальных жанров: песней, рок-музыкой, музыкой вокально-инструментальных ансамблей (ВИА), песенно-танцевальными жанрами, рок-оперой, мюзиклом. Особый статус песни (массовой, эстрадной и бардовской) в комплексе этих жанров определялся тем, что именно песня, ее мифопоэтические образы обладали способностью объединять и сплачивать людей. Кроме того, другие массовые музыкальные жанры либо содержат песню в качестве основы (как рок и музыка ВИА), либо имеют в своем составе аналогичные песне и связанные с ней генетически формы (арии и другие вокальные соло в рок-опере, мюзикле, оперетте). Это позволяет говорить о песне как основном, ведущем жанре массовой музыкальной культуры.
   
3. Мифопоэтика советской массовой и эстрадной песни второй половины 50-х – начала 80 х гг. нашла воплощение как в ее поэтическом тексте, так и в музыке. На качество и содержание текста значительное влияние оказал расцвет поэзии, массовое увлечение ею в конце 50 х – первой половине 60-х гг. и движение авторской (бардовской) песни. В поэзию, в том числе песенную, ворвался свежий ветер перемен, надежд, которыми была наполнена общественная атмосфера 60 х гг. Песня обратилась к актуальным для широкого слушателя темам и проблемами современности. На первый план в ней выдвинулось разнообразие повседневной жизни, личностные взаимоотношения и чувства «простых людей» (дружба, любовь), романтика странствий, походов, освоения новых мест и др. Именно эти темы подвергались поэтической мифологизации. Показательны в этом отношении «хиты» 60-х, звучавшие в каждом доме, имевшие миллионные тиражи записей: «Ландыши» О. Фельцмана – О. Фадеевой в исполнении Г. Великановой, «Черный кот» Ю. Саульского – М. Танича в исполнении Т. Миансаровой и др.
   
4. Неотъемлемой составляющей поэтики массовой и эстрадной песни была музыка, которая запечатлевала ритмоинтонации времени, переводила на свой язык господствующее мироощущение эпохи. Если в 30-е – 50-е гг. господствующими жанрами были гимн и марш, то в 60-е – 70-е – вальс, лирическая песня, часто на ритмической основе вальса или в духе русской протяжной песни. Новые темп и ритм жизни входят, в частности, с твистом, песнями на основе его ритма, получившими массовую популярность. Душой же песни по-прежнему оставалась мелодия, которая, в случае творческой удачи композитора и исполнителя, легко запоминалась и жила самостоятельной жизнью в массовом сознании и бытовом исполнении. Все большее значение по мере выдвижения на первый план эстрадной песни с ее сложным поэтическим и музыкальным образным миром приобретала фигура певца-исполнителя, в сценическом имидже которого и поэтически-музыкальных образах воплощалась высокая значимость личности, индивидуальности.
   
5. Вариативности и разнообразию мифопоэтических моделей способствовали усилившиеся процессы культурной дифференциации общества, формирования новых субкультур. В субкультуре «шестидесятников» на первый план выдвигались ценность личности и свобода творчества. Эта субкультура представлена литературной прозой, искусством кино, музыкальным авангардом, бардовской песней и новой («стадионной») поэзией, которая нередко становилась литературной основной массовой и эстрадной песни.
   
6. Советскую массовую и эстрадную песню дополняла, а отчасти противостояла ей песня бар­довская, которая в еще большей степени несла новые идеи, стандарты жизни и новые формы общения с аудиторией. Ее культурное своеобразие и мифопоэтика определялись как содержанием поэтического текста и его музыкальным сопровождением, так и сценическим имиджем автора-исполнителя, который демонстрировал возможности творческой свободы и самовыражения, доступные каждому. Общественную значимость свободного творчества подтверждал движение клубов самодеятельной песни, объединявшее сотни тысяч людей («Грушинский фестиваль авторской песни» и др.) Обращаясь к тем же темам, что и массовая, и эстрадная песня (Родины, дороги, любви и др.) поющие поэты были более свободны и близки к жизненным реалиям, раскрывали их более полно и многопланово, не обходя проблемы и «острые углы». В этом проявлялся общий настрой бардовской поэзии, выразивших стремление «шестидесятников» к свободе и правде. Музыкальная составляющая бардовской песни, обычно невысоко оценивающаяся, тем не менее вносила свой вклад в ее мифопоэтику. Как правило, поэтический текст сопровождал простой аккордовый аккомпанемент, исполнявшийся на гитаре. Он вносил дополнительную ритмическую организацию в поэтически-музыкальное целое. Кроме того, важную роль играло интонирование, манера мелодекламации или пения. Подчеркнуто индивидуальной и разнообразной она была, в частности, у В. Высоцкого и Б. Окуджавы, что придавало объемность поэтически-музыкальному образу и усиливало его эмоциональное воздействие.
   

Методологическая основа и методы исследования. Основой диссертацион­ного исследования является комплексный культурологический подход к явле­ниям культуры, опирающийся на методы и результаты социологических, поли­тологи­ческих, историографических, лингво-культурологических, семиотико-культур­ных, искусствоведческих исследований. Это позволило провести комплексное исследование советской массовой музыкальной куль­туры на при­мере массовой, эстрадной и бардовской песни как наиболее репрезентативных массовых жанров периода второй половины 1950-х – начала 1980-х гг. В работе применя­лись также сравнительно-исторический, историко-культурный, философско-культурологи­ческий, искусствоведческий методы анализа, позволившие рас­крыть как содер­жание музыкально-поэтических текстов, служивших материалом для анализа, так и воссоздать тот историко-культурный контекст, в котором эти тексты соз­давались, выявить и проанализировать основные темы, образы, кон­цепты, мифологемы, содержащиеся в массовой, эстрадной и бардовской песне.

Научно-практическая значимость исследования состоит в том, что оно вно­сит определенный вклад в новое, современное осмысление одного из значимых перио­дов в развитии истории и культуры России, вводит в научный оборот и дает куль­турологический анализ малоисследованный феномен советской мас­совой музы­кальной культуры, прежде всего – массовой и эстрадной песни, тем самым стиму­лируя ее дальнейшее исследо­вание. Материал, положения и выводы диссертации могут использоваться при чтении курсов истории культуры России, истории искус­ства, массовой куль­туры, массовой музыкальной культуры нашей страны.

Апробация результатов исследования. Основные результаты исследования на­шли отражение в публикациях автора, выступлениях на научных семинарах, фору­мах и конгрессах: «Пятом научном семинаре молодых ученых «Простран­ство куль­туры в междисциплинарных исследованиях» (Вятский гос. ун-т, Ки­ров, 2006), «Международном научном форуме “Культура и мир„» (СПб., Куль­турологическое общество, СПб., 2008), «Третьем Российском культурологиче­ском конгрессе с ме­ждународным участием «Креативность в пространстве тра­диции и инновации» (СПб., 2010). Диссертация обсуждалась на заседании ка­федры теории и истории культуры Санкт-Петербургского государственного университета культуры и ис­кусств и рекомендована к защите.

Структура диссертации. Диссертация общим объемом 186 страниц состоит из введения, двух глав и шести па­раграфов, заключения, библиографического списка из 324 названия.


Основное содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, раскры­вается степень ее разработанности, определяются объект, предмет, цель, задачи диссерта­ции, формулируются ее методология и методы исследования, научная новизна и положения, выносимые на защиту, отмечается научно-практическая значимость результатов исследования.

В первой главе – «Мифопоэтика советской массовой культуры» – дается анализ кон­цепций массовой культуры в отечественной научной литературе, говорится о связи массовой культуры и мифологии, рассматриваются особенности массовой культуры СССР, анализируются субкультуры советского общества второй половины 1950-х – начала 1980 х гг., их идеи и мифы.

В параграфе 1.1 – «Основные особенности массовой культуры ХХ века» – речь идет о том, что массовая культура рассматривается боль­шинством исследователей как продукт индустриального и постиндустриального об­ществ. Факторами, обеспечивающими ее появление и функционирова­ние являются: индустриальная, технологи­ческая и информационная револю­ции; господство рыночных отношений, в том числе в сфере культуры; начав­шийся в XIX в. и продолжающийся до настоящего времени процесс глобаль­ной урбанизации; увеличение грамотности населения в связи с переходом ко всеобщему начальному и среднему образованию.

Большая часть перечисленных факторов имела место и в СССР: урбани­зация и индустриализация, развитие средств массовой информации и коммуникации, ко­торые начались еще в по­реформенной царской России, решение проблемы всеоб­щего начального и среднего образования приходится соответственно на середину 1930-х и середину 1970-х гг. Своеобразие совет­ской массовой культуре придавали: государственная монополия на распростране­ние информации и отсутствие «свободного» рынка. Социалистический проект мог быть реализован лишь при условии вовлечения в его осуществление «ши­роких масс трудящихся». В советском идеологическом дискурсе революционная и социалистическая массовость была одной из основных идейных констант культуры.

Советская массовая культура существовала в двух основных формах. Как «культура для масс», создававшаяся профессиональными деятелями искусства и призванная, используя художественно-образное мышление, внедрять в созна­ние людей коммунистические идеи и ценности, и как «культура масс», самодеятельное творчество народа, проявлявшееся и существовавшее стихийно (анекдот, школьный и студенческий фольклор, лагерный фольк­лор, отчасти авторская (бардовская) песня и рок-музыка [до конца 1980-х гг.])

Массовая культура связана с мифологией, которая широко распространена в культуре ХХ в. Исследователи (Е. Мелетинский, С. Неклюдов) выделяют не­сколько типов мифологии ХХ в.: традиционную (архаическую), религиозную, полити­ческую и мифоло­гию массовой культуры. Архаическая мифология является арсеналом космого­нических сюжетов, образов первопредков и героев, борющихся с Хаосом и других образов-мифологем, устойчивых ментальных образований: «архети­пов», концептов, которые активно исполь­зуются и в дру­гих современных мифологиях, в том числе мифологии массовой культуры. Набор ми­фологем любой современной мифологии является открытой системой, в которой на­ряду с традиционными символами, образами существуют новые. Их обнаружение и интерпретация – результат творческой интуиции исследователя.

Мифология современной массовой культуры обслуживает общество по­треб­ления и направлена на его стимулирование, формирование все новых и но­вых по­требностей и их постоянный рост. Основная социальная роль человека, живущего и действующего в пространстве массовой культуры, – роль потреби­теля. Покупки, «шопинг», деньги – главная тема мифологии массовой куль­туры, потребитель, по­купатель – ее главный герой, ментальность и ценности которого формируются в значительной мере рекламой.

Параграф 1.2 – «Идейно-образные смыслы советской массовой культуры» раскрывает семантику основных идей, образов советской массовой культуры второй половины 1950-х – начала 1980-х гг. Эти идеи и образы распространялись через средства массовой информации и массовое искусство, были частью ментальности советского человека.

Идея «светлого будущего» сопровождала ис­торию страны с первых лет советской власти, которая стремилась к материальному и духовному воплоще­нию вековой мечты. Ее наглядной картиной и одновременно «витриной» наиболее значимых достижений советской науки, техники, социального строи­тельства, сельского хозяйства, ландшафт­ного искусства и проч. стал специально созданный парк, в котором была развернута Выставка достижений народного хозяйства. Подобные парки с фонтанами, прудами, аттракционами, театрами, павильонами, демонстри­рующими достижения страны, строились и в других крупных городах СССР и имели огромное зна­чение для жизни СССР.

Еще одним мифоподобным текстом, работавшим на создание образа изобилия, была «Книга о вкусной и здоровой пище». Впервые изданная в 1939 г., она много­кратно переиздавалась.

Широкое распространение через средства массовой информации, политический плакат, массовую песню получила идея мира и «борьбы за мир». Бинарная оппозиция «мир/война» тесно связана с парой противоположностей «свое/чужое» («свой/чужой»), имеющей архаические корни. Архаическая модель устройства мира, противопос­тавление «нашего» («своего») – «чужому», был основой иерархии советских цен­ностей, действовавшей не только на уровне официальной идеологии, но и ставшей внутренним убеждением «человека советского».

Одним из ключевых концептов советской культуры является концепт «пути». В контексте советской идеологии движение и путь выдвигаются в качестве основного спо­соба достижения желанного будущего. Дорога может рассматриваться как символ совет­ской культуры второй половины 50-х – начала 80-х гг. Поскольку тема дороги нераз­рывно связана со строительством в широком смысле слова: социализма, новых от­ношений между людьми, предприятий, освоением новых земель, целины и т. д., можно сказать, что строительство было еще одним ключевым концептом советской идеологии, который в единстве с дорогой составлял ее смысловой каркас.

Конечная цель пути и выбор дорог, направлений, темпа движения определялась высшим партийным руководством страны, вождем, умершим, но «вечно живым», бывшим «живее всех живых», с которым курс движения к «коммунизму» постоянно сверялся. Миф о вожде, основателе советского государства, радетеле о счастье простых людей, мудром советчике и т. п. был одним из важнейших в системе советской идеологии.

Традиционно концепт пути (дороги) связан с образом дома, с которого начинается любой путь и который остается желанной целью возвращения для всякого, покинувшего родной дом. С конца 1950-х гг. в жизнь «простых совет­ских граждан» входит новая реальность – малогабарит­ные квартиры «со всеми удоб­ствами», которые постепенно меняют быт, ос­вобождают от коммунального надзора, приводят к рождению но­вой «квартирной культуры». По свидетельству статистики 80% город­ского населения страны к 1980 г. жило в отдельных квартирах. Ве­ликие стройки и жизнь на колесах, романтика странствий и покорений, с одной стороны, и родной дом, «родительский дом» – с другой, существуют как два полюса культуры второй половины 50-х – начала 80-х гг. Показательно, что тема родного дома особенно ярко зазву­чала именно в это время в массовой песне.

Будучи наследником традиционной крестьянской культуры, совет­ская ментальность включала в себя такую зна­чимую систему образов-символов, образов-мифологем, как образы земли, род­ной земли, Родины, воплощавшие, согласно на­родным представлениям, жен­ское начало. Образ Родины-матери, как известно, был среди самых востребованных в период Великой Отечественной войны. Многопла­ново и ярко эти образы во­плотились в послевоенной песенной лирике, где с порази­тельным разнообра­зием красок и чувств воспевалась красота родной земли, осо­бенно ее огром­ность, «бесконечность», даль, простор.

В совокупности идей и образов времени важен был и образ нового человека, ко­торый должен был гармонически сочетать в себе духовное богатство, мораль­ную чистоту и физическое совершенство. Многими исследователями отмечаются такие менталь­ные и характерологические черты советского человека как коллективизм и готовность прийти на помощь другим.

Одной из важных и новых для этого периода была идея о сложившейся новой исто­рической общности – «советский народ». Мнения совре­менных исследователей о реальном существовании такой общности противоположны. Не­которые, например, С. Кара-Мурза, подтверждают существование новой общ­ности, которое обеспе­чивалось модернизацией и экономической интеграцией регионов страны, интен­сивными миграционными процессами, урбанизацией, развитием транспорта, связи и СМИ, советской массовой культурой, функционированием русского языка как языка межнационального общения. Другие, например, Б. Грушин, опира­ясь на проведен­ные в 60-е – первой половине 70-х гг. социологические исследования, считают, что ре­ально степень сближения наций и народностей СССР была меньшей, чем это заяв­лялось. Вместе с тем идеологема «советский народ» является значимой для исследуемого нами периода.

В параграфе 1.3 – «Идеи и мифы субкультур советского общества» – речь идет о субкультурах «шестидесятников», диссидентов и молодежи.

«Шестидесятниками» принято считать интеллигенцию, в сознании которой соединилась вера в возможность гуманного социализма («с человеческим лицом»), либеральные ценности, стремление к интеллекту­альной свободе и творческой самостоятельности. «Шестидесятники» – участ­ники процесса создания новой, постсталинской советской культуры 1956–1985 гг. Среди факторов этой культуры были:

– начавшееся строительство малогабаритного жи­лья, которое, кроме возможности для значительной массы людей впервые в истории при­общиться к «удобст­вам», минимальному комфорту, привело к обретению семей­ной частной жизни и рождению феномена «разговоров на кухне», культивиро­вавших свободомыслие, а также появлению невозможных ранее в широком масштабе частных квартирных концертов, выставок, литературных чтений, на­учных семинаров;

– расширение контактов простых граждан с людьми и культурой других стран, в том числе западных (VI-й Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве [1957], первая Американская национальная выставка в Москве 1959 г.) Хотя в обоих случаях простыми гражданами были москвичи и гости столицы, ва­жен был факт этих событий и резонанс, который они имели в обществе в целом;

– появление новых литературных журналов: «Иностранная литература» (1955), «Юность» (1955), «Дружба народов» (1955), «Нева» (1955), «Москва» (1957), «Наш современник» (1964), «Дон» (1957), «Урал» (1958), и др. Выходили и старые журналы: «Знамя», «Новый мир» и др. По­следний при главном редакторе А. Твардовском (до 1970 г.) был на пике ле­гального, постоянно конфликтующего с властью, свободомыслия.

Выразителями умонастроений времени конца 50-х – начала 60-х гг., пре­жде всего социально и духовно активной части общества, становятся поэты. Страна пе­реживает поэтический бум. Разрешенных авторов печатают стоты­сячными тира­жами. Широкое распространение получает переписывание стихов забытых и запре­щенных поэтов, посещение поэтических вечеров. Поэзия обре­тает новое качество социального функционирования. На сравнительно короткое время она становится искусством устного слова, обращенного к массам слуша­телей и звучащего на пло­щади, в больших концертных залах и стадионах. Ку­миры публики: А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Р. Рождественский, Б. Ахмаду­лина, Б. Окуджава и др. обращаются к ауди­тории с новым, живым словом, восторженно принимаемым слушателями. Ощущение свободы и откровения, духовно-эмоционального контакта поэта-чтеца и аудитории было новым куль­турным феноменом конца 1950-х – начала 1960-х гг., возрождавшим романти­ческий миф творческой свободы, свободы творческого мышления и самовы­ражения, соединившийся с ролью поэта-пророка, властителя дум.

В конце 1950-х гг. рождается и бардовская (авторская) песня, которая также несла новые идеи, стандарты жизни и новые формы общения с аудиторией. Они, так же как и новая поэзия, были разительным контрастом с формами общения с на­родом представителей власти. В отличие от «стадионной поэзии», жанр живет до настоящего времени.

В наиболее радикальных формах максима свободы не только мысли, но и по­ступка, публичного действия реализовалась в диссидентском движении 70 х гг. Оно проявлялось в борьбе с властью в формах публичных выступлений и распространения политических, философских, художественных текстов, публиковавшихся в самиздате и «тамиздате», и расходившихся с официальной идеологией, принятыми нравственными и эстетическими нормами и др. Основу мифологии диссидентского движения составляла идея гражданского обще­ства, прав и свобод личности, которая реализовалась в открытых действиях против вла­сти.

Вторая глава – «Мифопоэтика массовых песенных жанров» – раскрывает основной комплекс образов, настрое­ний, тем, мифологем советской массовой, эстрадной и бардовской песни, их соотношение с идеологией и массовым сознанием середины 50-х – начала 80 х гг., показывает появление того нового в поэтическом и музыкальном содер­жании песенных жанров, что появилось в связи с «оттепелью».

Параграф 2.1 – «Песня – ведущий жанр массовой музыкаль­ной культуры» посвящен выявлению того разнообразия жанров массовой му­зыкальной культуры, которое сложилось во второй половине 1950-х – 1970-е гг. и определению основных жанров, которые наиболее эффективно обеспечивали, с одной стороны, внедрение в массовое сознание официальных политических идей, с другой – воплощали и распространяли новые, находящиеся в стороне от официоза или противостоящие ему идеи. Анализ работ, посвященных массовым музыкальным жанрам (М. Каманкиной, В. Конен, И. Набока, Е. Рыбаковой, А. Сохора и др.) показал, что внимание исследователей ко всему пласту массовой музыкальной культуры в целом и стремление очертить его жанровый диапазон наблюдается лишь с 1990-х гг. в публикациях В. Сырова, Л. Кадцына, Л. Мархасёва, Т. Чередниченко, А. Цукера. Последний предложил наиболее полный перечень жанров массовой музыкальной культуры предложил, включив в него бардов­скую песню, эстрадный шлягер, рок-музыку, музыку вокально-инструменталь­ных ансамблей (ВИА), песенно-танцевальные жанры, песню, а также появившиеся в 70-е – 80-е гг. новые жанры, объединившие «маскультурную» и академическую традиции: песенный «камерно-эстрадный» жанр и мюзикл, рок-оперу, оперетту – в музыкально-театральной сфере. Ценным является и то, что автор затрагивает и проблему контекста социального функцио­нирования массовых жанров, показывая как влияние на них социокультурных условий, так и их воздействие на сознание и поведение людей.

Показательно, что Т. Чередниченко, Л. Мархасёв, Л. Кадцын половину, а то и большую часть своих работ по­свящают разновидностям песенного жанра: массовой, эстрадной и бардовской песне. При этом следует учитывать, что эст­радный шлягер также может быть песней; что основу отечественного рока и музыки ВИА составляют слова и вокал, песенное начало; что в мюзикле, рок-опере и оперетте портреты действующих лиц создаются их сольными вокальными номерами. Кроме того, нельзя упускать не включенную исследователями в жанровые реестры киномузыку, в которой песня часто является одной из важных смысло­вых, опорных точек произведения, характеризующих внутренний мир героя, его душевное состояние, важное для хода событий и общего смысла действия. Кроме того, талантливая песня из кинофильма часто сходит с экрана и живет самостоятельной жизнью на концертной эстраде, радио и телевидении, в массо­вой музыкальной практике.

Таким образом, есть все основания считать песню основным, наиболее ре­презентативным жанром массовой музыкальной культуры, тесно связанным, а часто и включенным в другие массовые музыкаль­ные жанры. Песня была основным жанром, воплощавшим и распространявшим идеологию и мифо­логию разных социальных групп. Их идеалы, мысли и чувства находили музы­кально-поэтическое, мифопоэтическое воплощение в песне, которая была репрезентативным зеркалом общественного сознания эпохи.

В параграфе 2.2 – «Мифопоэтика советской массовой и эстрадной песни» – осуществлен анализ воплощенного в текстах и музыке массовой песни образного мира, несущего основные официальные и неофициальные идеи. Мифопоэтическое в песне заключено преимущественно в образном строе поэти­ческого текста, в его глубинном смысле, который связан как с архетипическим, так и с современным мифологическим содержа­нием. Эмоциональную выразительность песни усиливает ее музыкальная со­ставляющая, прежде всего – мелодия. Она же углубляет и делает более ярким и проникновенным идейно-образное, мифопоэтическое содержание песни. Хотя успеху у массового слушателя песня часто была обязана именно яркой, запоми­нающейся мелодии, обращаясь к песне, сосредоточим преимущественное внимание на поэтическом тексте как основном носителе смысла поэтически-му­зыкального единства.

Официальные идеи, образы запечатлены в песнях о вожде (Ле­нине), партии, коммунизме, Родине. Как правило, в песнях о Ленине упоминалась и партия. Песни были частью ритуала возвеличивания и почитания вождя, они зву­чали в дни его рождения и смерти, в праздничные дни и на торжественных меро­приятиях. Мифологизированный образ вождя и соответствующие ритуалы были неотъемлемой частью воспитания советского человека с раннего школьного возраста. Октябрята и пио­неры («юные ленинцы») клянутся в верности заветам вождя и направляющим указа­ниям партии, «шагают в ногу» по пути, указанному вождем, к «светлому буду­щему». В этом им помогает пионерская песня: «Всегда готовы!» А. Пахмутовой – Н. Добронравова [1957], «Идем дорогой Ленина» [1977] Ю. Чичкова – К. Ибряева и др. К коммунизму Ленин вел не только юных ленинцев, но и все человечество: ««Ведет к коммунизму человечество Ленин» («Ленинский век» А. Долуханяна – В. Лухначева [1967].) Ленинский миф включал также идею бессмертия вождя, его при­сутствия в душе каждого советского человека в качестве мудрого советчика и др., что также было воплощено в словах песен о вожде. Основные идеологические концепты: пути к светлому будущему, вождя и партии, ведущих народ, дружбы на­родов и единства советского народа были воплощены и в новой редакции «Гимна СССР».

Движение к светлому будущему было возможно лишь в условиях мира, поэтому темы войны и мира постоянно были в фокусе советской пропаганды, в том числе в ее музыкально-поэтическом воплощении. Речь идет о проводившейся политике отказа от изоляции страны, разрядки международной напряженности, дружбы между наро­дами, борьбы за мир. Песни, осуждающие войну, посвященные защите мира, в конце 1950-х – начале 1960-х гг. поддерживали эту политику. Одной из кульминаций ее во­площения стал Шестой Всемирный фестиваль молодежи 1957 г. в Москве, в качестве музыкального обрамления которого на открытии и закрытии, прозвучали «Гимн де­мократической молодежи мира» А. Новикова – Л. Ошанина [1947] и «Подмосковные вечера» [1955] В. П. Соловьева-Седова – М. Матусовского. Именно эта песня, с гени­ально простой и задушевной мелодией, понятными и близкими всем словами стала на долгие годы одной из самых исполняемых как на эстраде, так и в быту, а благодаря фестивалю получила международную популярность, превратилась в своего рода музы­кальную визитную карточку страны. Идеи мира и дружбы народов земли продолжала звучать в песнях до середины 1980-х гг.

Новое осмысление получила тема войны, популярная в те годы в литературе, кино, изобразительном искусстве, песне. Одно из направлений нового взгляда на войну – показ войны «из окопа», рассказ «солдатской правды» о войне. Тема «ма­ленького человека» на войне, отдающего жизнь в бою, – одна из приоритетных в этот период и в советской песне. В качестве примера анализируется «Баллада о ма­леньком человеке» [1979] М. Магомаева – Р. Рождественского. Приводятся примеры воплощения и других тем: женщин, остающихся вдовами, матерей, ждущих возвра­щения своих детей с войны, памяти о войне и др.

Песни о Родине отличаются значительным разнообразием идейного, поэтиче­ского и музыкального содержания. Часть из них была связана с советским идеологическим и ритуальным комплексом и имела характер гимна. Песни-гимны, прославлявшие совет­скую Родину, герои которых признавалась в беззаветной любви к Родине, писали С. Туликов, А. Долуханян, Д. Тухманов. В советской песне представлен также образ Родины-матери, восходящий к архетипическому образу Земли-Матери («Ты позови меня, Россия» В. Левашова – В. Харитонова [1970]), «Ты, Россия моя» С. Туликова – С. Острового [1960]). Образ был востребован в годы Великой Отечественной войны (плакат И. Тоидзе «Родина-мать зовет!») Но и раньше, до войны, в песне «Широка страна моя родная» И. Дунаевского – В. Лебедева-Кумача [1935], поется: «Как невесту Родину мы любим, / Бережем как ласковую мать». Этот образ продолжал быть актуальным для советской культуры, для массовой песни, и в послевоенные годы. В «Артековском вальсе» Д. Кабалевского –  В. Викторова [1961]): есть слова: «Родина милая, родина-мать, / Как же спасибо тебе не сказать». Образы матери-земли, матери-Родины являются вариантами более общего представления о женской сути России и русской ментальности. Об этом писали философы и поэты «Се­ребряного века» – Н. Бердяев, А. Блок, в наше время – О. Рябов. Песенную, мифопоэтическую версию такого образа находим и в 70-е гг.: «Ты цвети, Россия» В. Левашова – Н. Палькина; «Гляжу в озера синие» Е. Птичкина – И. Шаферана [1972], «В земле наши корни» А. Пахмутовой – Е.Долматовского [1971]).

Важным для понимания сути образа Родины является его пространственное из­мерение, «бесконечность» территории, даль, простор. Это представление, мифопоэтический образ также коренится в ментальности традиционной культуры и получил научное осмысление в трудах русских философов, историков: В. Ключевского, «евразийцев», Н. Бердяева, в советское время – у Д. Лихачева. Возрождение этого образа в песне знаменует «Песня о Родине» И. Дунаевского – В. Лебедева-Кумача [1935], с ее знакомыми каждому, жившему в советское время, словами: «Широка страна моя родная…» Эта тема развивается в послевоенные годы в песнях на слова С. Острового, М. Ножкина и др.

Связанный с пространством образ природы России широко представлен в песне растительным миром и миром певчих птиц. Это деревья: дуб, клен, ель, сосна, ива, береза, рябина, тополь. Чаще всего песня обращается к березе, которая особо почиталась еще в русской традиционной культуре. Ее образ отлича­ется глубиной поэтической и музыкальной разработки. Россию в массовой песне представляют также цветы: ромашки и васильки, птицы: соловьи и дрозды. В работе приводятся примеры соответствующих песен с анализом поэтического и музыкального текстов.

Тема Родины уточняется и развивается дополняющими ее темами малой Ро­дины и родного, «отчего» дома. Дому как неотъемлемому элементу национальной картины мира посвящено немалое количество песен. В русской ментальности образ дома имел в прошлом и сохраняет в настоящее время приоритетное значение, что подтверждается, в частности, современными лингвокультурологическими ис­следованиями. Об этом говорит и немалое количество песен, посвященное теме дома: «Мой адрес – Советский Союз» Д. Тухманова – В. Харитонова [1972], «Роди­тельский дом» В. Шаинского – М. Рябинина, «Отчий дом» Е. Мартынова – А. Де­ментьева [1973] и др.

Одним из ключевых для советской культуры является образ-концепт пути, дороги, который как в традиционной, так и в современной культуре, в том числе в массовом сознании, осмысляется и в прямом смысле, и как жизненный путь, в котором встречаются радость и горе, любовь и не­нависть, встречи и разлуки и т. д. Не обходят эту тему и авторы песен. Так, В. Соловьев-Седой с А. Фатьяновым в песне «Дорога-дорога» [1958], интерпретируют дорогу как жизненный путь. Особую актуальность в связи с массовым отъездом на новостройки, целину и т.п., приобрела тема разлук. Поднимая традиционную тему любви и разлуки, авторы пе­сен делали акцент на том, что разлука укрепляет, усиливает настоящую любовь. До­рога и связанная с ней разлука не только разъединяет, но и, в конечном итоге, прове­ряя крепость отношений, соединяет. К этой теме неоднократно обращались А. Пахмутова и Н. Добронравов («Геологи» [1959], «Новая дорога» [1975] и др. ком­позиторы и поэты.

Период второй половины 50-х – начала 80-х гг. продолжал традицию ударных строек, освоения новых земель, которая требовала мобильности населения. Одним из воспитателей такой мобильности, психологической готовности в любой момент откликнуться «на зов дороги» и сняться с обжитого места, была песня, в том числе пионерская, и практика походов: пионерских, по местам трудовой и боевой славы и т.п. Так, в пионерской песне «Дорога, дорога, дорога» О. Хромушина – М. Садовского [1977] дорога осмыслялась и как мифологический путь «в завтра» (в светлое будущее): «Дорога, дорога проверит нас строго, / Дорога нас в завтра ве­дёт». Аналогичные идеи развивались и в комсомольских песнях. А в целом до­рожно-путевая мифология является общей для всех поколений советских людей.

Конечной целью пути, дороги был коммунизм, а промежуточными «станциями» на этом пути становились новостройки, новые го­рода и предприятия, новые территории, которые нужно было осваивать. И песня, как и прежде, «нам строить и жить помогала». Ее значению как летописи истории, как документа эпохи, дарующего бессмертие участникам советского проекта, посвя­щена песня А. Пахмутовой – Н. Добронравова «В песнях останемся мы» [1975]. Дальше анализируются песни, в которых в том или ином аспекте затрагивается комплекс проблематики освоения: «А самолеты сами не летают» Я. Френкеля – И. Шаферана [1969], песни из цикла «Таёжные звёзды» А. Пахмутовой [1962–1963], песни о БАМе и др.

После запуска первого искусственного спутника Земли (1957) и полета Ю. Гагарина (1962) в советское искусство, в том числе песню вошла тема освоения космоса. Пока СССР удерживал первенство в этом престижном проекте, тема давала возможность демонстрировать лидерство страны в освоении космоса. Песня помо­гала внядрять эту идею в общественное сознание («Я верю друзья» [1960] О. Фельцмана – В. Войновича), а также новые, космические образы: вид Земли из космоса («Волшебный шар в зелёном ореоле» [«Земля, земля» Бабаева – Семер­нина]), образы космонавтов и их работу и др.

Во второй половине 50-х – начале 80-х гг. в число ведущих тем песенной ли­рики выдвинулись темы женщины, материнства, отношений между женщиной и мужчиной. На первом плане в общественном сознании встали личностные проблемы: женской судьбы, отношений с детьми и др. и искусство ответило на этот запрос времени. В песнях звучат темы одиночества женщины, традиционного мате­ринского начала в русской женщине, подчиняющего себе остальные женские роли, проявление любви как заботы, жалости. Появляется и мощно звучит новый аспект темы отношений матери и детей – любовь детей к матери, благодарность ей за за­боту и безусловную любовь. Дети пишут матери письма и признаются ей в любви («Милая мама» А. Аверкина – И. Лашкова [середина 50-х гг.]); утешают, успокаи­вают, благодарят за мудрые советы («Говорила мне мама» А. Флярковского – Л. Дербенева [1971]), за самоотверженную помощь в сохранении семьи, детей («Помнишь, мама» Н. Богословского – Н. Доризо [1956]); высоко ценят материнское самопожертвование («Песня о матери» А. Зацепина – Л. Дербенева [1977]); мечтают об общении с матерью, которого так не хватает («Поговори со мною, мама» В. Мигули – В. Гина [1974]). Настоящим гимном матери звучит песня Е. Мартынова – Л. Дербенёва «Благодарность матерям» [1981]. В слова песни со­брали все самое значительное и высокое, что можно сказать о матери, которая пока­зана как главная опора жизни, самый родной человек, лю­бовь к которому безгранична: «Мама, нет родней чем мама… Целой жизни мало, / Чтоб любовь всю высказать тебе…».

Советская песня не могла обойти и тему отношений между мужчиной и женщиной. 60-е – 70-е гг. принесли большую свободу в эти отношения, свободу в выражении и проявлении чувств, воспринятую и поддержанную прежде всего молодым поколением. Тема любви во всем многообразии ее проявлений получает все большую популярность и переживает расцвет. Любовная песенная лирика в это время успешно конкурирует в массовом искусстве с патриотической, комсо­мольской и т. п. песней, выдвигая на первый план личность, ее чувства, личную жизнь и отношения между людьми как приоритетные жизненные ценности. При этом значительная часть текстов песен о любви раскрывают мифологию любви, то есть ее идеалы, ментальные и поведенческие стереотипы, на которых строятся ожидания, оценки и которые выстраивают сценарий любовного поведения. В этом отношении песенная лирика продолжает традицию лирических песен Вели­кой Отечественной войны, до предела обострившей идеи верности в разлуке, ожидания возвращения любимых мужей, детей, матерей. Далее приводятся при­меры воплощения в песенной лирике разных аспектов темы любви, анализиру­ется их связь с мифологией любви, отражение в текстах песен реальных проблем отношений между женщиной и мужчиной («Землянка» К. Листова – А. Суркова из к/ф «Жди меня» [1943]), «Темная ночь» Н. Богословского – В. Агатова из к/ф «Два бойца», «Огней так много золотых на улицах Саратова» К. Молчанова – Н. Доризо из к/ф «Дело было в Пенькове [1953], «Снег идет» А. Эшпая – Е. Евтушенко [1961] из к/ф «Карьера Димы Горина», «Королева красоты» А. Бабаджаняна – А. Горохова [1967] и др.)

Параграф 2.3 – «Мифопоэтическое образы бардовской песни» начинается с определения принципов отбора материала, имен и песен, для анализа. Были отобраны основоположники жанра бардов­ской песни, творчество которых прошло апробацию временем и сообществом творцов, слушателей и исследователями. Это М. Анчаров, Ю. Визбор, В. Высоцкий, А. Галич, А. Городницкий, А. Дольский, Ю. Ким, Е. Клячкин, Ю. Кукин, Н. Матвеева, Б. Окуджава, А. Якушева. Из их наследия брались те песни, в которых воплотились основные идеи и мифы «шестидесят­ников».

Часть тем и мифов близки официальным идеям и по формулировкам, и по интер­претации. Это касается темы Родины. В творчестве бардов она раскрыта в не­скольких вариантах. Один из них – традиционный, по-советски патриотичный, представлен в песнях Ю. Визбора («Россия» [1960]), («Песня о России» [1973]). Любовь к Родине, к ее природе – чувство, ведомое и лирическому герою песен А. Дольского («Я летал по ночам над Европой», «Там, где сердце»). Второй вариант – обращение к месту, в котором герой родился и вырос, к малой Родине, городу (Ю. Визбор «Река Неглинка» [1965], «Старый Арбат» [1975]). Особое внимание к Арбату у Б. Окуджавы. Ему посвящено более 50 пе­сен. В них воплощено восприятие Арбата сознанием рядового человека, в котором нет ничего внешнего, официального, приподнятого над повседневной реальностью, все – результат лично увиденного, услышанного, пережитого («Ар­батский дворик» [1959], «Чаепитие на Арбате» и др.) Иная мифопоэтика воплощена в песнях ленинградских бардов, в которых картина города на Неве напоминает Петербург в гравюрах мирискусни­ков, как у Дольского в «Ленинградских акварелях» [1979] или в «Ленинградском вальсе». Здесь сплетаются в единый образ городская мифология и судьба лириче­ского героя.

Обращаясь к теме войны, поющие поэты: Б. Окуджава, М. Анчаров, А. Галич и В. Высоцкий раскрывают те стороны и особенности войны, солдатских судеб, мыслей и чувств, которые дополняли официальную картину войны и ее официальных миф, а часто и развенчивали его. Пели о трагических сторонах войны, о войне как общенародном, семейном, личном бедствии, несущем разру­шение и смерть. Далее подробнее анализируются песни Высоцкого: «Братские могилы» [1964], «Высота» [1965], «Он не вернулся из боя» [1969], «Мы вращаем землю» [1972], «Тот, который не стрелял» [1972], «Песня о погибшем летчике» [1975] и др. Трагизм песен сочетается с героизмом, но не показным, а «естествен­ным». В этом он противостоит «парадному» героизму официальной идеологиче­ской версии войны. Раскрываются и не попадавшие в официальные версии исто­рии войны факты («Штрафные батальоны» [1964]; и «Все ушли на фронт» [1964], в которой повествуется о заключенных из лагеря, мобилизованных на фронт вместе со своими охранниками). Близко этому содержание «Цыгана-Маша» [1959] М. Анчарова, «Песни о синей птице» [1966] А. Галича. Война вы­двинула на передний план древний и один из основных на всем протяжении со­ветской истории ментальный архетип «свои/чужие», «друг/враг» и еще надолго после войны острота этого противопоставления сохранится. Об этом – в «Песне о новом времени» [1966] В. Высоцкого.

Образ войны у Окуджавы рисуется через лишенные пафоса, окрашенные грустью и прозаические воспоминания лирического героя. Если официальный миф о войне связывает память о павших и их бессмертие с подвигом, то Окуд­жава в «А годы уходят» – с любовью и надеждой. А в песне «Черный ворон сквозь белое облако глянет…» война как таковая вообще отрицается.

Одной из основных культурных ценностей шестидесятников была идея сво­боды. В условиях времени она реализовывалась в дальних походах, увлечении аль­пинизмом, выборе «трудных» профессий, связанных с морскими походами, геоло­горазведкой и др. Все это противостояло официально организуемым «походам по местам боевой славы», комсомольским слетам, ударным стройкам и т. п. Не ме­нее важным был и тот уровень свободы слова, который принесла «оттепель» и который был многократно увеличен магнитофонным самиздатом. Далее освещены разные аспекты концепта «свобода», раскрытые в песенном наследии ав­торской песни: свобода как обрыв связей с другими, одиночество («Элегия» [1970] А. Клячкина – А. Городницкого), покоренное Памирское плато как «па­мятник свободе» («Июльские снега» Визбора [1966]), романтика морских похо­дов, противопоставленная скучной обыденной жизни на земле («Остров Гваде­лупа» [1970] А. Городницкого). А. Дольский выбирает не горы, которые «у лю­дей воруют небо», а «свободу и простор, и поля беременные хлебом» («Горы и глубины» [1985]). Тему свободы творчества, свободу слова на высокой ноте эмоционального накала раскрывает Высоцкий в «Серебряных струнах» [1963]. Политические аспекты свободы, вернее, несвободы существова­ния советского человека показаны А. Дольским («Как весь народ» [1987]). Герой песни в один прекрасный момент почувствовал и осознал всю глу­бину и степень несвободы своего существования, его унизительную нищету. Вершиной раскрытия этой темы является «Охотничий» цикл В. Высоцкого («Охота на кабанов» [1968], «Заповедник» [1972], «Баллада о двух погибших ле­бедях» [1975], «Охота на волков» [1967], «Был побег на «рывок»» [1977], «Ко­нец охоты на волков или Охота с вертолетов» [1978]). Аллегорический смысл песен цикла раскрыт А. Азаровым в названии статьи «Охота на человека». Слушатели вос­приняли спетое Высоцким как рассказ о себе, о судьбе страны. Высшую же степень проявления творческой свободы и политического противостояния вла­стям представляет песня А. Галича «Я выбираю свободу» [1970] и жизненная судьба поэта, высланного из страны в 1974 году.

Поющие поэты отдали дань и традиционным поэтическим темам жен­щины и любви. Женщина часто выступает как объект любви и поклонения как в земной, так и в мифологической, архетипической ипостаси, как «начало всех на­чал», источник жизни. (Ю. Визбор «Товарищ женщина» [1975]. Городницкий в «Женщине« возвращает канонический христианский образ Божества в виде женщины с ребенком на руках: «Но если всё же был на свете Бог, / … / Он на­всегда останется в веках / Не грозным всемогущим Саваофом, / А женщиной с ребенком на руках». Мифологема «женщина-природа» раскрыта Ю. Клячкиным в «Весенней». У него же – о женской сути России («Россия – название женское» [1979]). Образ «прекрасной дамы», отсылающий в «иные дни» (к поэзии Блока, средневековому мифу и ритуалу служения «Прекрасной Даме»?) для Окуджавы – эталон, на фоне которого «…что мы сами, господа, в сравненьи с дамой той прекрасной / и наша жизнь, и наши дамы…? «Еще один романс» [1979].

Тема любви раскрыта многопланово и гендерно ассиметрично. Один из традиционных вариантов любви мужчины к женщине – романтический. Лю­бовь показана как высокое и возвышающее человека чувство, предполагающее верно­сть, а в ситуации разлуки – постоянное мысленное общение с любимой (Городниц­кий «Снег» [1958], «Попутного ветра» [1962], «За белым металлом» [1960], от­части – «Звезда Полярная» [1962]. «Геркулесовы столбы» [1965]. Как высшая жизненная ценность – у Высоцкого в цикле песен, посвященном М. Влади («Ноль семь», «Люблю тебя сейчас», «В душе моей»), и в других песнях («Ко­раблиная любовь», «Дом хрустальный», «Баллада о любви», в которой основ­ная мысль выражена афористически («… если не любил, / Значит, и не жил, и не дышал») и др.

На другом полюсе – образ женщины как источника зла, коварства, непосто­янного, неверного, лживого существа; образ, уходящий корнями в средневеко­вую и традиционную культуры. Таковы героини сатирических «исторических» песен Высоцкого («Песня про плотника Иосифа, деву Марию, Святого Духа и непорочное зачатье», «Любовь в эпоху Возрождения», «Про любовь в каменном веке»), с явными аллюзиями на советскую действительность. Не ждать от жен­щин добра, не верить женщине, а верить в вино, не ждать от них верности сове­тует герой Городницкого («Моряк, покрепче вяжи узлы», «Память мужчин»).

Расхожие мужские представления о женщине зафиксированы в песнях А. Дольского: о женской логике («Женская логика» [до 1974 г.]), о том, что все женщины жаждут любви («Женщины есть только двух категорий» [до 1974 г.]), о том, что в основе женской любви лежит материнское начало: способность жалеть, про­щать («Диссертация», «Прекрасная пора»). О типично мужском восприятии пре­жде всего внешнего облика женщины поют герои Городницкого («Жена француз­ского посла» [1970]), Дольского («Холодный взгляд любовь таит…»). Над этим иронизирует Н. Матвеева («Мы только женщины – и, так сказать, «увы!» [1965]).

Поющие поэты активно разрабатывают и тему разлуки, разрыва отношений, представляя разные ее варианты: разрыв как результат исчерпанности отношений (Е.Клячкин «Песня прощания» [1966]), как неизбежный, «вечный» спутник любви (И.Шварц – Б.Окуджава «Любовь и разлука» [1982]), в связи с изменой, уходом к другому (другой) (Е.Клячкин «Зачем опасные слова» [1964]) и др.

Мир женской любви как полного растворения в любимом и замкнутости на любви как единственной жизненной ценности представлен в песнях А.Якушевой («Зеленоглазое такси», «Если б ты знал» и др.)

Многие из бардов – страстные путешественники и тема-мифологема пути, дороги не могла не возникнуть в их творчестве. Образ дороги, пути – один из клю­чевых в авторской песне, ибо соответствует ее общему романтическому духу, стра­сти к реальным путешествиям, походам по стране, а также, когда невозможны ре­альные путешествия, уход в вымышленные, далекие, фантастические, сказочные страны. В песнях бардов поэтизируется сама дорога, красота окружающего мира, раскрывающаяся за каждым поворотом. Движение и путь часто самоценны, ибо они потенциально способны открыть что-то новое, привести куда-то в неизвестное. Далее раскрывается как то новое, что принесли барды в интерпретацию темы (песни Матвеевой, Городницкого, Высоцкого, Кима и др.), так и то, что было близко официальному советскому ее пониманию.

Мифопоэтика бардовской песни включает и архетипический образ дома. Новое видение тради­ционного образа запечатлено в поэтизации домашних вещей, которые имеют «душу» (Матвеева «Душа вещей» [1965]); в противопоставлении своего, безопас­ного дома и коммунальной, официальной площади (Окуджава «Дома лучше (что скрывать?» [1958]), в превращении дома, квартиры в место новой, рожденной в 60-е гг. «кухонной культуры» с ее выставками, семинарами, концертами и проч. (цикл «Московские кухни» Ю. Кима).

В «Заключении» подводится итог проведенного исследования.


Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:


Работы, опубликованные в журналах, рекомендованных ВАК РФ

1. Лелеко В. В. Образ березы в советской массовой песне 1960–1980-х го­дов // Известия Рос. гос. пед. ун-та им. А. И. Герцена : аспирант­ские тетради: науч.

журнал. – 2009. – № 101. – С. 335–339.

Работы в других изданиях:

2. Лелеко В. В. Советская мифология как совокупность мифологем // Креативность в пространстве традиции и инновации. Третий Российский культурологический конгресс с междуна­родным участием. – СПб., 27–29 октября 2010 г. Тезисы докладов. – СПб., 2010. – С. 355.

3. Лелеко В. В. Концепт «дом» в советской массовой песне 1970-х – 1980-х

годов // Культура и мир : сб. статей : по материалам Междунар. науч. форума 7–8 октября 2008 г. / науч. ред. С. Н. Иконникова, Е. П. Борзова. – СПб.: Изд-во СПб. культурологического общества, 2009. – С. 336–342.

4. Лелеко В. В. Музыкальная драматургия оперы А. Рыбникова «"Юнона" и "Авось"» // Проблемы исследования культуры. – СПб.: Изд-во СПб. гос. ун-та культуры и искусств, 2007. – С. 113–121.

5. Лелеко В. В. О либретто оперы А. Рыбникова «"Юнона" и "Авось"» // Российская культура глазами молодых ученых. Вып. 17. – СПб.: Изд-во Акад. обществ. связей, 2006. – С. 82–87.

6. Лелеко В. В. Массовые музыкально-театральные жанры последней трети XX века и жанровая специфика оперы А. Рыбникова «"Юнона" и "Авось"» // Пространство культуры в междисциплинарных исследованиях. Материалы V научного семинара молодых ученых. – Киров: Изд-во Вятского гос. гуманитарного ун-та, 2006. – С. 69–78.