Geum.ru

Расколотая цивилизация. Наличествующие предпосылки и возможные последствия постэкономической революции

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава восьмая. Взлет и упадок японского индустриализма
Основы успеха японской модели в 60-е и 70-е годы
Первым и важнейшим из них мы считаем искусственно удерживавшиеся на высоком уровне инвестиции.
Вторым фактором
Третьим важнейшим слагаемым стремительного роста японской экономики стало бурное развитие экспорта— как товаров, так и капитала
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   46

Глава восьмая. Взлет и упадок японского индустриализма


Японское “экономическое чудо” находилось в центре внимания западных экономистов и социологов начиная с 60-х годов, когда страна достигла невиданных в истории темпов хозяйственного прогресса. Фактически лишенная богатых минеральных ресурсов и обескровленная в ходе второй мировой войны, Япония менее чем через восемь лет после ее окончания уже восстановила довоенный уровень производства и на протяжении почти двух десятилетий, с 1956 по 1973 год, удерживала среднегодовые темпы роста ВНП около 9,3 процента; хотя в 70-е этот показатель и снизился до 4,1 процента3, в целом такой результат оказался беспрецедентным.

Феноменальный успех японской модели, позднее использованной в других странах Азии, долгое время объяснялся в первую очередь социокультурными причинами и рассматривался как свидетельство формирования многополюсного мира, в котором западные культурные ценности утрачивают доминирующее значение. В 80-е и 90-е годы такой взгляд преобладал в общественном мнении Запада: известные социологи рассматривали успехи Азии как свидетельство превосходства идеологии и ценностей конфуцианства над протестантской этикой, ранее считавшейся наиболее приемлемой для обеспечения хозяйственного прогресса4; крупнейшие экономисты полагали, что хозяйственное развитие стран региона демонстрирует эффективность максимального использования человеческого капитала в условиях недостатка материальных и естественных ресурсов5; в результате сложилось общее мнение, согласно которому “справедливо было бы сказать, что гипотеза о существовании "азиатских ценностей" [не только] привлекла к себе широкое внимание, [но] и, по крайней мере, на первый взгляд заслуживает доверия” 6.

Однако существовали и альтернативные точки зрения, которые долгое время не были востребованы. Неоднократно подчеркивалось, что успешное функционирование хозяйственной системы неизбежно должно основываться на определенном сочетании коллективистских и индивидуалистических начал, а в Японии, где традиционно не существует различия между тем, что принято обозначать терминами Gesellschaft и Gemeinschaft7, опора на оба эти фактора по определению невозможна. В конце 80-х С.Хантингтон утверждал, что “следует с изрядной долей скептицизма относиться к доводам о том, что определенные культуры всегда препятствуют развитию в том или ином направлении” 8, однако и это предупреждение не было воспринято достаточно серьезно. Таким образом, фактически до начала 90-х большинство исследователей усматривали источники японского экономического роста в особенностях страны и считали его относительно самодостаточным по своей природе. Большую ошибку трудно было сделать.

Основы успеха японской модели в 60-е и 70-е годы


В первые два десятилетия своего ускоренного роста японская экономика достигла небывалых успехов. В 50-е и 60-е годы, согласно общепризнанной статистике, производительность в расчете на одного работника росла в Японии темпом не ниже восьми процентов в год, тогда как в Германии этот показатель не превосходил шести процентов, а в США и большинстве европейских государств — четырех9. Отчасти можно объяснить эти успехи относительно низкими стартовыми показателями: Япония в начале 60-х находилась приблизительно на том же уровне развития, что Индия в начале 90-х, и среднедушевой ВНП не превышал здесь 3,5 тыс. долл. Но уже ко времени первого “нефтяного шока” валовой национальный продукт на душу населения вырос в четыре раза, достигнув 13,5 тыс. долл. 10; такой подъем был достигнут в первую очередь за счет бурного роста промышленного производства: только на протяжении 60-х годов японские производители автомобилей, стали, бытовой аудиотехники и транзисторов увеличили физический объем выпуска соответствующих товаров более чем в четыре раза, одновременно обеспечив им выход на внешний рынок, в результате чего Япония заняла место второй по индустриальной мощи державы мира, а США впервые столкнулись в торговле с нею с феноменом нарастающего отрицательного сальдо11.

Чем же было обусловлено это экономическое чудо? Ответ на данный вопрос предполагает рассмотрение двух групп факторов. С одной стороны, ему благоприятствовала общая экономическая обстановка в первые послевоенные десятилетия. Знания и технологии еще не стали в то время основным производственным ресурсом, и их производители стремились закрепить свое будущее превосходство, предлагая технологии по относительно низким ценам, способным обеспечить их быстрое распространение. Сырьевые товары также были относительно недорогими, в то время как цены на промышленные изделия оставались традиционно высокими. В этой ситуации страна, располагающая сравнительно квалифицированной и при этом достаточно дешевой рабочей силой, а также сохранившая традиции, позволяющие осуществить необходимую мобилизацию, имела весьма привлекательные перспективы. С другой стороны, японская государственная машина, запланировав масштабный рывок вперед, создала систему максимального благоприятствования отечественному производителю. Опираясь на крупнейшие монополии, находившиеся с государством в очень тесных отношениях, она разработала целый комплекс мер, обеспечивающих экономический рост. Сюда входили дотации на научно-исследовательские работы, сертификация отдельных концернов, позволявшая им на кредитные средства приобретать валюту по заниженному курсу для покупки технологий за рубежом, гигантские таможенные барьеры на пути иностранных товаров, льготные кредиты, демпинг и, что весьма существенно, санкционирование создания огромных финансово-промышленных синдикатов, управлявшихся фактически без вмешательства извне и неподконтрольных ни акционерам, ни подчас самому правительству12. Чтобы оценить масштабность этих мер, рассмотрим несколько основных слагаемых японского успеха.

Первым и важнейшим из них мы считаем искусственно удерживавшиеся на высоком уровне инвестиции. В течение всего периода ускоренной индустриализации доля ВНП, направляемая на эти цели, не опускалась ниже 35 процентов, что на 10 процентных пунктов больше, чем в большинстве западных экономик13. За счет чего на протяжении почти двадцати лет стране удавалось удерживать столь высокий показатель инвестиционной активности? В первую очередь, за счет искусственных ограничений в сфере потребления. Доля заработной платы в общем объеме валового национального продукта не позволяла инвестициям населения подниматься до уровня 10 процентов ВНП, причем этот уровень оставался постоянным между 1955 и 1970 годами, тогда как корпоративные инвестиции выросли с 7 до более чем 20 процентов ВНП; именно это позволяло инвестировать средства не по принципу более высокой рентабельности вложений, а в развитие тех отраслей, которые определялись в централизованном порядке. Следствием становились высокие темпы роста и успешное освоение новых производств; согласно проведенным в середине 70-х годов подсчетам, при сохранении темпов роста японской и американской экономик, характерных для периода 1963-1973 годов, Япония должна была в 1985 году превзойти США по показателю ВНП на душу населения, а в 1998 году и по общему объему промышленного производства14. Сегодня вполне очевидна ошибочность подобных прогнозов, проистекающая из того, что во внимание не принималось происходившее параллельно с повышением темпов экономического роста снижение отдачи, составлявшей на вложенный капитал 34 процента в 1955 году, 28 процентов — в 1960-м, 18 — в 1970-м и 8-в 1980 году15.

В этой ситуации экономический рост мог поддерживаться двумя способами: сверхэксплуатацией работников и искусственным “впрыскиванием” необходимых ресурсов. Остановимся пока на первом из них. В 60-е и 70-е годы японские работники фактически стали первопроходцами на том пути, по которому позднее пошли другие страны Юго-Восточной Азии. Выплаты отечественных производителей работникам составляли в Японии в 60-е годы не более 40 процентов ВНП, тогда как в США достигали 58 процентов; доля потребительских расходов в ВНП в 70-е годы оставалась на уровне 52 процентов, тогда как в США не опускалась ниже 64-67 процентов16; ряд таких примеров можно продолжить. В то же время средняя продолжительность рабочего дня в Японии была гораздо больше, чем в Европе и США; 2044 часа, проводимых “среднестатистическим” японцем на работе в течение года, на 10 процентов превышают рабочее время американца, на 20 — англичанина и француза и более чем на 30 — немецкого работника17. Характерно, что это положение фактически не могло быть изменено, так как господствовавшая в стране система лояльности той или иной фирме существенно снижала возможности миграции рабочей силы: даже в 80-е годы более 43 процентов японских работников были заняты в одной и той же компании более десяти лет подряд18. Таким образом, несколько десятилетий роста были в значительной мере основаны на экстенсивных факторах; даже применяя в массовом производстве весьма совершенные технологии, Япония сумела обеспечить к концу 80-х годов производительность труда, не достигавшую и 65 процентов американского уровня; при этом в отдельных отраслях она была гораздо ниже (в легкой промышленности — 57 процентов, в пищевой — 35, а в сельском хозяйстве — всего лишь 18 процентов американского показателя) 19.

 

Дополнительные инвестиции извлекались двумя путями. Во-первых, с 1950 года правительство стало предоставлять крупным корпорациям исключительные права на приобретение новых технологий за рубежом. Так, например, компания “Тойо Рэйон” получила в 1951 году эксклюзивное право на покупку технологии производства нейлона; следующая компания дожидалась подобного разрешения в течение трех лет; в случае с полиэтиленом подобные права получили в 1958-1962 годах “Сумитомо”, “Мицуби-си” и “Мицуи”, тогда как прочим фирмам они были предоставлены лишь в конце 60-х; при этом средства, расходуемые компаниями на покупку технологий, конвертировались в доллары через Банк Японии по заниженному курсу, что умножало выгодность подобных инвестиций. В результате в 50-е годы 28 процентов общего импорта приходилось на импорт технологий, а в общем объеме инвестиций эта статья достигала немыслимой величины в 9 процентов20. Условия, на которых японским предпринимателям и правительству удавалось приобретать новые технологии, поражают воображение: общие затраты на эти цели за 1952-1980 годы составили от 45 до 50 млрд. долл., что меньше расходов на научно-технические разработки в США в одном только 1980-м году21. Тем самым формировалась система keiretsu — гигантских промышленно-финансовых конгломератов, — которая, в свою очередь, стала эффективным источником привлечения еще больших инвестиций. Уже в начале 70-х в большинстве подобных групп доминирующие позиции заняли банки, в которых замкнулись все финансовые потоки предприятий, принадлежащих той или иной монополии. Масштаб сложившейся системы можно оценить на примере группы “Мицубиси”, возглавляемой “Мицубиси Бэнк”, занимавшим в 1992 году 8-ю строчку в списке крупнейших компаний мира; в группу, помимо банка, входили также 14 предприятий из списка 1000 крупнейших мировых корпораций, не говоря уже о более мелких компаниях22. В среднем каждым из предприятий концерна на 25-29 процентов владеют другие входящие в него компании; для группы “Мицуи” этот показатель составляет от 16,5 до 17,6 процента, для “Сумитомо” — от 23,3 до 2723. Подобная структура, с одной стороны, максимально мобилизует внутренние ресурсы самой группы, а с другой — через головной банк или финансовую компанию привлекает огромные средства как внутри страны, так и на мировых рынках. Таким образом, первым залогом успеха японских компании стало максимально эффективное использование всех средств— собственных, заемных и даже государственных— с целью инвестиции в те отрасли, монопольное положение которых было изначально им гарантировано.

Вторым фактором бурного промышленного роста являлось прямое участие государства. Основной его формой было скрытое финансирование стратегических отраслей, направленное в конечном счете на расширение рынка сбыта. Начиная с 50-х годов правительство субсидировало японские компании в случае приобретения ими отечественного оборудования, причем размер субсидии составлял до половины его цены; однако и этого было явно недостаточно, так как внутренний рынок не мог поглотить растущее количество продукции, тем более потребительского назначения. В начале 60-х Министерство внешней торговли и промышленности создало объединение, в которое вошли такие гиганты, как “Сони”, “Хитачи”, “Тошиба”, NEC и “Мицубиси”; названный Японской электронно-компьютерной компанией, новый консорциум получил от Японского банка развития льготный кредит для форсирования экспорта потребительской электроники, что стало началом японской компьютерной индустрии24. Этот опыт оказался настолько эффективным, что вплоть до середины 70-х годов подобные кредиты по линии Японского банка развития или Банка Японии обеспечивали до половины всех заимствований крупных компаний, направленных на финансирование экспортных операций, и выдавались на 3-5 процентных пунктов ниже средней межбанковской ставки того времени25.

Эта политика с неизбежностью приводила к тому, что цены на мировых рынках, где чувствовалась японская конкуренция, снижались, тогда как на защищенном внутреннем рынке росли, в первую очередь на продукцию тяжелой промышленности. Так, в 70-е и 80-е годы цены на сталь на внутреннем рынке были на 30 процентов выше, чем на мировом, а цены на полиэтилен и другие продукты химической промышленности оказывались завышены в полтора раза и более26. В результате общий индекс цен на большинство товаров начал резко расти; следствием этого стало, с одной стороны, еще большее отвлечение средств населения в пользу корпораций, а с другой — дальнейшее усиление роли государства, распределявшего дотации в те или иные отрасли. Если в США только 6,6 процента ВНП производится в отраслях, считающихся регулируемыми государством, то в Японии этот показатель составляет в промышленности 16,8 процента, в сельском хозяйстве — 86 процентов, а в финансовой сфере — 100; среднее его значение равняется 50,4 процента27. Масштаб вмешательства государства в экономику может быть проиллюстрирован также тем, что японские потребители ежегодно теряли в конце 80-х около 40 млрд. долл. только на покупках продовольственных товаров, а пошлины на ввоз дешевого американского риса достигали 800 процентов; при этом на 170 тыс. японских фермеров приходилось 420 тыс. управленческих работников низового уровня и 90 тыс. персонала Министерства по делам сельского хозяйства и рыболовства28. Расчеты показывают, что ограничения, предпринимаемые японскими властями, искусственно сокращают потенциальный объем американского экспорта в Японию не менее чем на 55 млрд. долл. в год и тем самым не позволяют американскому ВНП дополнительно вырасти на 115 млрд. долл. 29 В результате в те годы цены на бытовую электронику в США были ниже японских на 40 процентов, на схожие капитальные товары — почти на 70, на автомобили — на 71, на запчасти к ним — на 82, а на продовольственные товары — на 96 процентов, то есть в двадцать пять раз30! Р.Мэрфи приводит выразительное описание соответствующих сопоставлений, наиболее впечатляющими из которых остается стоимость проезда 100 километров по автостраде (около 40 долл.) и ремонта проигрывателя для компакт-дисков (438 долл.), розничная цена которого в Нью-Йорке составляет 129 долл. 31! Вполне понятно, что инвестиционный климат в стране был чрезвычайно неблагоприятным для иностранных предпринимателей, и даже наиболее конкурентоспособные американские компании, действующие в сфере компьютерных технологий (за исключением IBM), начали инвестировать в японскую экономику только в 90-е годы32.

Третьим важнейшим слагаемым стремительного роста японской экономики стало бурное развитие экспорта— как товаров, так и капитала. В 70-е годы Япония экспортировала в первую очередь автомобили, сталь и продукты металлопереработки, а также морские суда. Их доля в совокупном экспорте товаров составляла более 40 процентов, а объем экспортных поставок обеспечивал в 70-е и 80-е годы от 70 до 83 процентов роста производства в этих отраслях33. В 1950 году Япония производила не более 32 тыс. автомобилей в год, что соответствовало среднему их выпуску на американских автозаводах за полтора дня (!); в 1960 году это число выросло до 482 тыс., из которых 39 тыс. было поставлено на экспорт; в 1970-м эти показатели достигли 5,3 и 1,1 млн. автомобилей в год. В 1974 году Япония сместила ФРГ с первого места в списке крупнейших экспортеров автомобилей, а в 1980-м заняла место США как крупнейшего их производителя34. Проникнув на американский рынок мотоциклов в 1960 году, японские производители контролировали 85 процентов продаж уже в 1966-м35; к середине 80-х годов японская промышленность добилась максимального успеха, обеспечивая 82 процента мирового выпуска мотоциклов, 80,7 процента производства домашних видеосистем, около 66 процентов фотокопировального оборудования36, 50 процентов общего тоннажа морских судов и более 30 процентов автомобилей37. При этом треть продукции сталелитейной промышленности, 46 процентов всей производимой электроники и 55 процентов автомобилей поставлялись на экспорт38. Между тем наращивание японского экспортного потенциала не всегда учитывало реальные потребности рынка: так, экспортируя в конце 80-х годов в США 2,3 млн. автомобилей в год, японские компании создали в самих США мощности, способные обеспечить производство еще 2,5 млн. машин, в то время как весь объем американского рынка составлял не более 10 млн. штук в год39. Нельзя также не заметить, что японские предприниматели серьезно переоценили свои возможности по экспансии в высокотехнологичных секторах рынка: если к 1991 году они обеспечивали около половины мирового выпуска полупроводников40, то усилия американских и европейских компаний на протяжении последующих лет снизили эту долю более чем в полтора раза41.

 

 

График 8-1

Сопоставление торговых балансов США и Японии



1975 1978 1981 1984 1987 1990 1993 1996

 

■ Дефицит товаров и услуг в США (левая шкала)

○ Активное сальдо по текущим счетам Японии (правая шкала)

Примечание: Относящаяся к США шкала дана в перевернутом виде, с тем чтобы можно было сравнить нарастание дефицита США и увеличение активного сальдо Японии. Цифры по текущим счетам США за 1991 и 1992 годы скорректированы для ликвидации искажений, возникших в связи с поступлением в США платежей за войну в Заливе. Все цифры даны за календарный год, в иенах и долларах базового периода.

Источник: Katz. R. Japan: The System That Soured. P. 228.

Между тем подобная экспортная ориентированность во все большей степени замыкалась на потребности одних только США, поглощавших до 75 процентов японского экспорта, которые обеспечивались менее чем пятьюдесятью крупнейшими компаниями42. Фактически возникла зависимость страны от открытости американской экономики, а также от курса иены к доллару, что стало особенно заметно в 90-е годы. Весьма характерно повторение динамикой торгового дефицита США торгового профицита Японии (график 8-1), показывающее, в какой степени экономика страны стала определяться малопрогнозируемыми факторами, находящимися за пределами компетенции могущественного Министерства внешней торговли и промышленности.

Экспортная политика японских компании, и в первую очередь их финансовых подразделений, стала еще одним свидетельством неэффективности избранной экономической модели, содержавшей в себе самой зародыш будущего упадка. В 80-е годы японские фирмы начали активные инвестиции в экономику США и европейских стран; это свидетельствовало о значительных финансовых возможностях Японии и увеличении суммы валютных резервов. Однако впоследствии данные инвестиции оказались, как и политика японских корпораций на мировом рынке в целом, неэффективными.

Во-первых, наблюдая снижение прибылей от экспорта промышленных товаров и постоянное падение темпов роста ВНП, японские предприниматели начали вкладывать средства в те отрасли, которые, по их мнению, могли принести наиболее высокие спекулятивные доходы. В США большая часть инвестиций направлялась в операции с недвижимостью, банковский сектор и отчасти производство электроники; в результате только за 80-е годы японцы получили контроль над 11 процентами всех банковских активов на территории США43, а их успехи на рынке полупроводников оказались беспрецедентными44: если в 1975 году на долю США приходилось 65 процентов мирового производства полупроводников и 76 процентов производства интегральных схем, то в 1986 году эти цифры снизились, соответственно, до 39 и 41 процента; в 1986 году Япония превзошла США по производству как полупроводников, так и интегральных схем45. Однако инвестиции в производственный сектор не стали преобладающими, что особенно хорошо прослеживается на примере Европейского сообщества, где по состоянию на конец 80-х годов они составляли не более 22 процентов, уступая суммарным вложениям в недвижимость и торговлю и оказываясь почти вдвое меньшими, чем инвестиции в страхование и банковский сектор46. Напротив, американские инвестиции в европейский промышленный сектор почти в четыре раза превышали вложения в торговые операции и недвижимость47. Нельзя также не отметить и того факта, что американские и европейские компании инвестировали в Японию относительно неохотно (так, в конце 80-х Япония оставалась пятым по масштабам объектом американских инвестиций, в четыре раза уступая Канаде и Великобритании и располагаясь в списке вслед за Швейцарией48; в отношении ЕС оказывалось, что японские инвестиции в Европу превосходили по своему объему встречный поток более чем в 11 раз49). На наш взгляд, это объясняется не только традиционной закрытостью японской хозяйственной системы, но также и тем, что подобные инвестиции, как предполагалось, не могли обеспечить должной отдачи и были сопряжены с существенными рисками. В результате неконкурентоспособность японских капиталовложений в промышленность, отсутствие происходящих из Страны восходящего солнца новых технологий и дороговизна рабочей силы в Европе и США привели к тому, что в 1985 году “три четверти японских инвестиций за рубежом были вложены в безопасные активы, представлявшие собой пассивные источники дохода” 50; положение изменилось только тогда, когда основные потоки капиталовложений были переориентированы на другие регионы.

Во-вторых, ограниченные возможности повышения прибыльности инвестиций в США и Европу подтолкнули японских предпринимателей к наращиванию с середины 70-х годов активности в Азии, где Япония объективно выступала в роли региональной сверхдержавы. В 1971 году американские инвестиции в ЮВА составляли 36,4 процента всех прямых иностранных капиталовложений в регион, тогда как японские — 15,4 процента; всего через несколько лет показатели сравнялись, а к концу 80-х японские инвестиции в Азию превосходили американские почти в 2,5 раза51. В данном случае японцы пошли “своим путем”, вооруженные испытанной политикой демпинга, государственных дотаций и прямой помощи странам Азии, оказываемой в основном в виде финансируемых государством поставок товаров и технологий. В результате дефицит азиатских стран в торговле с Японией вырос почти в пять раз только между 1985 и 1993 годами, а японские компании все активнее проникали в экономику региона: в 1994 году объем акций южноазиатских эмитентов, принадлежащих японским институциональным инвесторам, превысил аналогичный показатель Соединенных Штатов и составил около 40 млрд. долл. 52

Характерно, что японские предприниматели инвестировали главным образом в относительно низкотехнологичные производства (так, в 80-е годы объем средней инвестиции был вдвое меньше средней американской53); при этом строго соблюдалось прежнее правило, при котором основной поток капитала — 47 млрд. долл. между 1986 и 1993 годами54— направлялся в экспортно-ориентированные отрасли и, таким образом, не столько подстраховывал японскую экономику от зависимости от западных рынков, сколько усиливал ее. К середине 90-х годов в азиатские страны поступало до 45 процентов японского экспорта товаров (в основном технологий и комплектующих) и 47 процентов экспорта технологий; японские финансовые институты владели 25-40 процентами долговых обязательств как самих этих стран, так и их крупнейших компаний55. Последствия такого развития событий сегодня хорошо известны.

Таким образом, к концу 80-х годов успехи японской экономики были очевидны. Хотя западные специалисты подчеркивали, что подобное развитие было в значительной мере искусственным, и отмечали гигантское различие между экономическими системами развитых обществ и Японии как между capitalist regulatory state и capitalist development state56, отрицать сам этот успех не имело смысла. Япония серьезно потеснила США на мировых рынках товаров и капитала (так, если в 1971 году 280 из 500 крупнейших транснациональных корпораций были американскими, то к 1991 году таковых осталось лишь 15757; к этому времени Япония фактически догнала США, имея 345 крупнейших компаний из 1000 — против 353 у США58; в конце 80-х годов она располагала 24 крупнейшими банками при том, что в странах ЕС таковых было 17, а в Северной Америке — всего 5; 9 из 10 наиболее мощных сервисных компаний также представляли Страну восходящего солнца59) и обеспечила себе постоянно нарастающий профицит в торговле как с Соединенными Штатами, так и с азиатскими государствами. Социологи начали искать исторические аналогии, призванные объяснить неожиданное возвышение новой великой державы60, которой оставалось доказать, казалось бы, совсем немногое — свою способность перейти к немобилизационной экономике, использовать механизм свободной конкуренции и решить проблемы, возникшие в финансовой сфере. Однако именно этого архитекторам японского “чуда” сделать не удалось, и тому была, на наш взгляд, единственная причина — явно вторичный характер экономического прогресса.