Расколотая цивилизация. Наличествующие предпосылки и возможные последствия постэкономической революции

Вид материала

Документы

Содержание Новая хозяйственная реальность 90-х годов Рост конкурентоспособности

Подобный материал:

• Глобальные последствия загрязнений окружающей среды, 141.96kb.
• Описание «Последняя Большая Игра», 127.38kb.
• Глобальные последствия загрязнения окружающей среды, 130.02kb.
• 48. Буржуазные революции в странах зе. Причины, характерные особенности и последствия, 103.08kb.
• Мировой экономический кризис: предпосылки, проявление, пути выхода и последствия, 74.79kb.
• «Политический и экономический кризисы в Украине: причины возникновения, возможные последствия, 157.88kb.
• План Введение I буржуазная революция в Испании 1820-1823 годов а предпосылки революции, 335.68kb.
• План Введение I буржуазная революция в Испании 1820-1823 годов а предпосылки революции, 339.33kb.
• Предпосылки и экономические последствия второй мировой войны предпосылки, 136.67kb.
• Задачи революции 7 Начало революции 8 Весенне-летний подъём революции, 326.28kb.

Новая хозяйственная реальность 90-х годов

Период, начавшийся в первой половине 90-х годов, стал прелюдией к новому кризису индустриальной модели, который на этот раз поразил уже не столько ресурсодобывающие регионы, сколько страны, ориентированные в своем развитии на максимальное наращивание массового производства потребительских товаров и промышленного оборудования. Он был обусловлен тремя важнейшими хозяйственными изменениями 80-х и 90-х годов — переходом к информационной экономике, сменой инвестиционной парадигмы и формированием новой структуры современной корпорации. Первое изменение привело к повышению конкурентоспособности американских и европейских производителей, росту экспорта из основных центров постиндустриального мира и относительному оздоровлению его платежного баланса. Вторым были преодолены опасность низкой инвестиционной активности и во многом связанная с ней проблема роста бюджетного дефицита и государственного долга. И, наконец, третье изменение имело своим результатом беспримерный всплеск инвестиций в США и Западную Европу и резкое сокращение экспорта капитала в Латинскую Америку, Азию и Восточную Европу. Таким образом, этот период стал вторым по своей значимости (после 1973-1982 годов) актом становления самодостаточной постиндустриальной цивилизации, и в той же мере, в какой первый период умерил претензии развивающихся стран, следствием второго оказалось резкое ухудшение положения новых индустриальных государств, осуществлявших политику “догоняющего” развития.

Рост конкурентоспособности постиндустриальных стран, особенно США, определяется сегодня тремя основными факторами. Во-первых, в результате развития информационного хозяйства в Соединенных Штатах и постиндустриальном мире в целом оказался сосредоточен уникальный научно-исследовательский потенциал. Уже в 1990 году члены “Клуба семи” обладали 80,4 процента мировой компьютерной техники и обеспечивали 90,5 процента высокотехнологичного производства. Только на США и Канаду приходилось 42,8 процента всех производимых в мире затрат на исследовательские разработки, в то время как Латинская Америка и Африка, вместе взятые, обеспечивали менее 1 процента таковых; если среднемировое число научно-технических работников составляло в данный период 23,4 тыс. на 1 млн. населения, то в Северной Америке этот показатель достигал 126,2 тыс. ³⁴⁴ Развитые страны контролировали 87 процентов из 3,9 млн. патентов, зарегистрированных в мире по состоянию на конец 1993 года ³⁴⁵. Начиная с 1994 года американские корпорации (не считая правительства США и частных лиц) ежегодно получали больше патентов на изобретения и усовершенствования производственных технологий, чем компании, государственные организации и частные лица во всем остальном мире ³⁴⁶. Характерно, что сегодня эти показатели свидетельствуют не только об абсолютном доминировании постиндустриальной цивилизации в качестве источника инноваций; они также показывают, что США и Западная Европа стали основными операторами рынка того типа благ, стоимость которых постоянно растет. Исследования показывают, что по мере насыщения спроса на массовые промышленные товары они уже не обладают тем потенциалом роста рентабельности, который существовал несколько десятилетий назад ³⁴⁷; как следствие, с 1970 по 1990 год цены промышленных товаров, потребляемых в развитых странах, снизились почти на 25 процентов ³⁴⁸ по сравнению с ценами услуг и информационных продуктов, и эта тенденция лишь укрепляется в последнее время. Основными торговыми партнерами США выступают сегодня страны, где уровень оплаты труда фактически равен американскому или превосходит его ³⁴⁹; таким образом, изменив саму структуру импорта, постиндустриальный мир ослабил давление на свой внутренний рынок со стороны развивающихся стран. При этом в сфере производства высокотехнологичной продукции последние не способны реально конкурировать с Соединенными Штатами в первую очередь потому, что в этом секторе экономики низкие доходы работников являются не залогом выгодной рыночной позиции, а очевидной причиной дальнейшего отставания. Так, например, в Индии доход высококвалифицированных программистов составляет около 6 тыс. долл. в год; это сопровождается, однако, не высокой конкурентоспособностью местного программного обеспечения, а ростом иммиграции индийских специалистов в США, так как в стране с 2 компьютерами на 100 человек населения, количеством телефонов, меньшим, чем в одном лишь Лондоне, и численностью пользователей Интернета, в полторы тысячи раз меньшей, чем в Соединенных Штатах ³⁵⁰, работники современных высокотехнологичных производств не в состоянии реализовать свой творческий потенциал. Возможности ценовой конкуренции сокращаются вместе с падением роли индустриального сектора, и это становится первой важной причиной укрепления позиций США и Западной Европы в современной мировой экономике.

Во-вторых, большое значение имеет инвестиционная деятельность американских и европейских компаний за рубежом. Часто отмечается, что за последние тридцать лет доля американского импорта в его общемировом объеме сократилась почти на треть; при ближайшем рассмотрении оказывается, однако, что доля базирующихся в Америке многонациональных корпораций сохранялась на протяжении всего этого периода на неизменном уровне в 17 процентов. Таким образом, хотя сами США и сократили масштабы экспорта, это было компенсировано ростом его со стороны зарубежных филиалов американских компаний. При этом характерно, что инвестиции, направляемые ими на разнообразные научно-исследовательские проекты, росли на протяжении последнего десятилетия ежегодно на 10-25 процентов, что более чем в пять раз превосходило темпы роста данного показателя в самих США ³⁵¹. Таким образом, относительно низкая цена рабочей силы в развивающихся странах становится фактором не столько повышения их собственной конкурентоспособности, сколько еще более быстрого роста производственного и научно-технического потенциала западных корпораций. В результате дисбаланс торговли США с остальным миром сегодня в значительной мере преодолен; если оценивать доли отдельных регионов в американском экспорте и импорте, бросается в глаза почти полное сходство соответствующих диаграмм: ни один из основных торговых партнеров Соединенных Штатов не выделяется радикальным образом в качестве нетто-экспортера или нетто-импортера ³⁵². Нельзя также не отметить, что большая часть американских капиталовложений относится к прямым инвестициям в производственный сектор или в научно-технические исследования, а производимая продукция в большей ее части реэкспортируется в США и Европу; вследствие этого возможное ухудшение конъюнктуры в самих развивающихся странах не способно оказать на эффективность подобных капиталовложений резкого негативного воздействия.

В-третьих, внутреннее потребление товаров и услуг в США и Западной Европе быстро растет как вследствие повысившихся доходов от основной деятельности работников, так и в результате бума на фондовом рынке и расширяющихся масштабов потребительского кредитования. Таким образом, перспективы сбыта товаров американских и европейских компаний на внутреннем рынке остаются весьма хорошими. Это определяется и заметным смещением потребительских предпочтений, о чем говорилось несколько выше: по мере того как растет спрос на разного рода услуги — прежде всего в области образования и здравоохранения, — а также на высокотехнологичные и информационные продукты, возможности завоевания западных рынков продукцией индустриальной части мира объективно сокращаются. Важнейшим фактором, позитивно влияющим как на хозяйственные процессы, происходящие внутри постиндустриальных стран, так и на их позиции на мировой арене, является снижение масштабов долгового бремени. Известно, что наиболее неблагополучным периодом в этом аспекте были 80-е годы; если во время прихода к власти президента Р.Рейгана государственный долг не превышал 26 процентов ВНП, то к моменту его ухода из Белого дома он составил около 50, а к середине 90-х — около 70 процентов ВНП. Почти 15 процентов американского бюджета, или около 4 процентов ВНП, ежегодно тратилось на выплату процентов и обязательств по государственному долгу ³⁵³ (для более полной оценки ситуации нельзя, однако, не добавить, что около 87 процентов всех выплаченных в качестве дохода по ним средств становилось собственностью американских налогоплательщиков и, таким образом, не выходило за пределы страны ³⁵⁴). В первой половине 90-х годов правительство США, кроме собственно федерального долга, составлявшего около 4 триллионов долл., имело также выданные бюджетные гарантии по целому ряду программ — начиная от развития сельского хозяйства и заканчивая помощью учащейся молодежи, — размер которых достигал 6 триллионов долл. ³⁵⁵ Тревожные процессы развивались и на уровне промышленных компаний. Если в начале 50-х американские корпорации выплачивали в качестве процентов по кредитам не более одной двенадцатой части тех средств, которые направлялись ими на заработную плату, к началу 90-х эта доля выросла до одной трети³⁵⁶. Около 90 процентов корпоративных прибылей после налогообложения расходовалось на выплату банкам процентов по кредитам³⁵⁷. Аналогичные процессы разворачивались и в европейских странах. Так, в Германии с 1980 по 1991 год внешний долг федерального правительства вырос с 38,05 до 243,21 млрд. немецких марок, отношение его к объему экспорта поднялось с 10,9 процента в 1980 году до 75,3 процента в 1993-м, к объему ВНП — с 2,6 до 16,6 процента, а к объему валютных резервов — с 43,1 до 368,4 процента³⁵⁸. За следующие пять лет, с 1992 по 1997 год, отношение обязательств германского правительства к ВНП страны вновь удвоилось, превысив 30 процентов валового национального продукта. Подобная ситуация сложилась в большинстве европейских стран, тогда как в некоторых, например, в Бельгии и Италии, государственный долг превышает сегодня размер ВНП³⁵⁹. Нарастание объема задолженности становилось одной из самых острых проблем современных экономик; Зб.Бжезинский утверждал даже, что именно она в наибольшей степени угрожает стабильности Соединенных Штатов³⁶⁰.

Однако резкое изменение экономической конъюнктуры после 1995 года и эффект, полученный от технологической перестройки 80-х, принесли свои положительные результаты, которые сегодня дают возможность отказаться от оценки долговой проблемы как излишне острой и трудноразрешимой. Во-первых, устойчивый характер роста и низкая инфляция позволили резко сократить процентные ставки, устанавливаемые ФРС (с 7 до 4,75 процента годовых), что ослабило давление на рынок государственных ценных бумаг. Во-вторых, на фоне роста американских инвестиций за рубежом долг американских компаний и масштабы активности иностранных инвесторов, владеющих сегодня не более чем 13 процентами активов США, перестали быть достаточным основанием для отнесения Соединенных Штатов к числу “нетто-должников” ³⁶¹.

В-третьих, что, пожалуй, наиболее существенно, экономический подъем обеспечил резкое увеличение налоговых поступлений, предоставившее возможность сокращения дефицита государственного бюджета. В 1996/1997 финансовом году он составил лишь 22,6 млрд. долл., или 0,3 процента ВНП, снизившись за последние пять лет с уровня в 290 млрд. долл., или 5 процентов ВНП³⁶². Весной 1997 года после продолжительных дебатов в Конгрессе был принят новый бюджетный план, предусматривавший сбалансирование доходов и расходов к 2002 году³⁶³. Однако уже с начала 1998 года федеральный бюджет США стал сводиться с растущим профицитом, составившим 39,1 млрд. долл. в 1998 году, 54,2 млрд. долл. в 1999-м и оценивающимся астрономической цифрой в 3 триллиона долл. для ближайших десяти лет³⁶⁴. При этом продолжавшийся экономический бум предоставлял новые возможности абсолютного сокращения бюджетных трат, несмотря на дополнительное финансирование некоторых статей расходов (так, с 1997 по 1999 год на программы в области здравоохранения и социального страхования было направлено почти 100 млрд. долл.) ³⁶⁵. В результате суммарные расходы государственного бюджета, составлявшие 20,1 процента ВНП в 1997 году, должны сократиться до 18,8 процента в 2003-м и 17,7 в 2008-м; при этом доходы, составлявшие в 1997-м 19,8 процента ВНП, продолжают быстро расти, в том числе и по причинам, которые, по мнению некоторых экономистов, еще не стали вполне понятными³⁶⁶. В-четвертых, улучшение финансового благосостояния американских граждан (в первую очередь в связи с ростом фондовых индексов) привело к тому, что они получили гораздо большую свободу в выплате процентов по своим долговым обязательствам. Вопреки распространенным представлениям, большинство американских частных заемщиков не относятся к низкообеспечиваемым категориям населения³⁶⁷, и проблема частных заимствований вряд ли может стать основой для серьезных финансовых пертурбаций.

Большинство подобных тенденций прослеживается и в европейских странах, хотя в ряде из них ситуация осложнена высоким отношением долга к ВНП и значительными государственными расходами на социальные нужды. Вместе с тем переход на единую европейскую валюту потребовал сокращения долга до 60, а бюджетного дефицита — до 3 процентов ВНП, и эти ориентиры вполне достижимы для всех стран Сообщества к 2001 году. Характерно, что величина процентных ставок в большинстве европейских государств (за исключением Великобритании) уже сегодня гораздо ниже, чем в США. Таким образом, конец 90-х годов стал первым в послевоенной истории западного мира периодом, когда заметно снизилась актуальность проблемы долга. Весьма характерно, что именно неспособность обслуживания своих финансовых обязательств стала одним из показателей углубляющегося хозяйственного кризиса новых индустриальных государств. Однако ни один из развертывающихся сегодня экономических процессов не высвечивает новую роль западного мира в большей степени, чем бум на фондовом рынке. Несмотря на многочисленные утвержцения о его искусственном характере и возможной скоротечности, он тем не менее отражает вполне объективные тенденции, основанные на резко возросшем доверии инвесторов к экономическому потенциалу постиндустриального мира как единственного устойчивого “полюса роста” в эпоху информационного хозяйства.

Эта ситуация вызвала к жизни весьма показательный феномен: если в 70-е и 80-е годы курсовая стоимость акций большинства американских компаний росла медленнее корпоративных прибылей и выплачиваемых компаниями дивидендов (за исключением 1982 года), то на протяжении последних семи лет дело обстоит прямо противоположным образом³⁶⁸. В результате “значительно увеличился разрыв между балансовой стоимостью предприятий и ее оценкой со стороны инвесторов. За период с 1973 по 1993 год средний показатель отношения рыночной цены компании к ее бухгалтерской оценке для американских корпораций увеличился с 0,82 до 1,692. Разрыв, зафиксированный в 1992 году, показывает, что стоимость средней американской компании в балансовом отчете занижена примерно на 40 процентов” ³⁶⁹. Отношение рыночной цены к остаточной стоимости для высокотехнологичных компаний было равно в 1992 году в среднем 2,09, а балансовая стоимость таких компаний составляет лишь половину их рыночной оценки³⁷⁰. По подсчетам экспертов, доходы компаний, входящих в “Standard & Poor 500”, которые они способны получить на протяжении ближайших пяти лет, не превышают сегодня 21 процента их текущей рыночной стоимости³⁷¹, а уровень получаемых инвесторами дивидендов понизился в 1981-1998 годах более чем в 4 раза³⁷². Масштабное повышение цен акций в 1992-1995 годах привело к тому, что в Италии, Германии и Франции отношение рыночной капитализации торгующихся на основных биржевых площадях компаний к ВНП составило соответственно 22, 25 и 38 процентов, а в США и Великобритании достигло 93 и 120 процентов ВНП. Если тенденция последних трех лет не прервется, можно предположить, что этот показатель превысит в США 200 процентов к началу 2000 года³⁷³.

На протяжении последних семи лет на фондовых рынках большинства западных стран сохраняется состояние, близкое к ажиотажному спросу, что непрерывно подталкивает котировки акций вверх. Только за четыре последних года индекс Доу-Джонса вырос почти в три (!) раза — с 3832,08 пункта 30 января 1995 года³⁷⁴ до более чем 11100 пунктов в мае 1999-го. В этой связи нельзя не отметить несколько важных обстоятельств. Во-первых, за последние годы резко увеличилось количество компаний, впервые разместивших свои акции на ведущих биржах, что, казалось бы, должно было снизить темп роста котировок; между тем масштабы средств, направляемых на фондовый рынок, росли намного быстрее³⁷⁵. Во-вторых, рост активности трейдеров оставался очень высоким: если “за весь 1960 год на Нью-йоркской фондовой бирже было продано в общей сложности 776 млн. акций... то в 1987 году, в самый разгар ажиотажного спроса, 900 млн. акций каждую неделю переходили из рук в руки” ³⁷⁶. Десять лет спустя, в пик биржевого кризиса конца октября 1997 года, на Нью-йоркской фондовой бирже был зафиксирован абсолютный рекорд: 1,196 млрд. акций были проданы в течение одной торговой сессии³⁷⁷; в этот же день суммарный оборот пяти ведущих мировых фондовых бирж превысил 9 млрд. акций³⁷⁸. Однако, несмотря на это, отношение ежегодного оборота фондовых рынков к их общей капитализации для большинства развитых стран в 1996-1997 годах оставалось фактически таким же, как и в среднем за период 1986-1995 годов³⁷⁹, тогда как показатель капитализации вырос более чем в 2,2 раза³⁸⁰. Нездоровый рост активности наблюдался на развивающихся рынках (так, в Китае отношение объемов ежегодных торгов к капитализации рынка достигло в 1996 году 225 процентов), хотя общий объем их капитализации между 1992 и 1996 годами оставался практически неизменным. В-третьих, за последние годы радикально изменился характер операторов фондового рынка. По состоянию на начало 1998 года 82 млн. американцев, больше, чем когда бы то ни было, являлись собственниками акций, причем около половины из них приняло решение о соответствующих инвестициях в течение предшествовавших восьми лет³⁸¹. Таким образом, около 43 процентов американских семей³⁸² (по другим данным — от 57,5 до 59,8 процента³⁸³) держали в акциях средства, составлявшие около 28 процентов их общего капитала³⁸⁴, что превысило предшествующий рекордный уровень в 38 процентов, достигнутый в 1968 году, в преддверии рецессии 70-х³⁸⁵. Между тем все большая часть подобных инвестиций осуществлялась через многочисленные взаимные и пенсионные фонды. Как показывает статистика, за 10 лет, с 1980 по 1990 год, финансовые активы этих фондов в большинстве европейских стран и США выросли почти в десять раз³⁸⁶ и сегодня составляют 30-40 процентов общей величины активов домашних хозяйств³⁸⁷. При этом только с 1990 по 1995 год в США количество фондов, оперирующих на рынке акций, увеличилось вдвое — с 1127 до 2211, количество счетов, открытых частными лицами в этих фондах, утроилось и составило 70,7 млн., а стоимость паев выросла в 2,8 раза (с 1,067 до 2,82 триллиона долл.) ³⁸⁸. Одной из главных причин такого взрывообразного роста инвестиционной активности стала возможность вкладывать минимальные суммы (от 100 долл.), открывшаяся в 1992 году с развитием современных информационных систем и торгов через Интернет. В 1997 году, по оценкам компании "Форрестер Груп", около 3 млн. американцев покупали и продавали акции именно таким образом; это составляло около 20 процентов розничной торговли ценными бумагами; предполагается, что через пять лет этой услугой Интернета будут пользоваться уже 14 млн. человек³⁸⁹. Как следствие, оборот существенно вырос, профессионализм трейдеров повысился³⁹⁰, однако в то же время и непредсказуемость рынка стала более высокой, так как консервативная составляющая, традиционно представленная индивидуальными инвесторами, вкладывавшими свои средства на длительный срок, резко уменьшилась³⁹¹.

Несмотря на целый ряд факторов. Способных в иных обстоятельствах нарушить хрупкое равновесие на рынках, тенденции повышения курсовой стоимости акций американских и европейских компаний продолжают сегодня укрепляться, а коррекции становятся все менее значительными. В 1929 году стоимость акций упала более чем на 75 процентов, в 1974-м — несколько более чем на 50, в 1982 — на 45 процентов³⁹². Падение в октябре 1987 года не превысило 25 процентов. На протяжении следующего десятилетия экономический рост был низким, однако к августу 1997 года индекс Доу-Джонса вырос в 4,75 раза, удвоившись только с начала 1996 года. Хотя казалось, что в это время “акции [были] переоценены в гораздо большей степени, на Уолл-Стрит этот фактор не принимали во внимание”, не в последнюю очередь потому, что “те, кто предостерегал от излишней переоценки год или два назад, в значительной мере [оказались] дискредитированы успехами, достигнутыми рынком за это время” ³⁹³. Эта точка зрения укрепилась в ходе октябрьского кризиса 1997 года, когда индексы в Нью-Йорке снизились на 6,7 процента, в Лондоне — на 7,6, в Париже — на 11,2, во Франкфурте — на 14,5 процента, а обратные подвижки были быстрыми и радикальными³⁹⁴. Эксперты отмечают также, что снижение котировок акций в 1973-1974 годах продолжалось 486 дней, соответствующий период в ходе кризиса 1981-1982 годов длился 328 дней, тогда как в 1990 году он ограничился 62 днями, а в 1998-м — 31 днем³⁹⁵.

Рост фондовых рынков в западных странах стал одной из наиболее знаменательных экономических тенденций 90-х годов. На этом фоне следует, на наш взгляд, отметить три важных обстоятельства.

Во-первых, весьма симптоматичны как сами темпы роста основных фондовых индикаторов, так и сравнение их с некоторыми другими показателями. Известно, что между началом 1985-го и 1998-го годов повышение котировок акций на биржах Парижа и Лондона привело к росту средств, первоначально инвестированных в фондовые индексы, в 10,72 и 10,67 раза соответственно, а на биржах Нью-Йорка и Франкфурта — примерно в 8,5 раза³⁹⁶. При этом наиболее интенсивный рост пришелся на вторую половину 90-х, когда основные фондовые индексы на ведущих биржах выросли в 2,5-3 раза за несколько лет³⁹⁷. Вместе с тем именно во второй половине 90-х обнаружились несколько интересных тенденций. Скачок цен акций в период с 1994 по 1999 год произошел в условиях фактически неизменных процентных ставок в США, Великобритании, Германии и Франции. Для сравнения необходимо отметить, что в первой половине десятилетия, когда рост основных фондовых индексов не превысил 1,5 раза, процентные ставки сократились приблизительно в такой же пропорции³⁹⁸. Не менее знаменателен и тот факт, что быстрый рост котировок в последние пять лет происходил на фоне стагнации фондового рынка в развивающихся странах, а также в новых индустриальных государствах Азии; результатом стало то, что суммарное повышение сводного фондового индекса по развивающимся странам на протяжении всего периода 90-х годов, предшествовавшего (!) краху 1997 года, оказалось меньшим, нежели рост котировок в США, и составило в целом не более 100 процентов ³⁹⁹. Особенно заметными были трудности японской экономики, где фондовый индекс Nikkei опустился более чем в два раза с 1990 по 1998 год; хотя этому предшествовал беспрецедентный взлет во второй половине 80-х, в целом средства, размещенные в японские акции в 1985 году, обеспечили в четыре раза более низкие доходы, чем на фондовых рынках ведущих стран Западной Европы и США⁴⁰⁰. Кризис 1997 года, отбросивший страны Азии, Латинской Америки и Восточной Европы далеко назад, сопровождался беспрецедентным превышением роста котировок на фондовых площадках основных постиндустриальных центров, доходности средств, размещенных на развивающихся рынках. Подобная ситуация была зафиксирована впервые за весь послевоенный период, и, на наш взгляд, она стала провозвестником качественно новой диспозиции сил на мировой финансовой арене. Во-вторых, важной предпосьшкой роста на фондовых рынках стала политика формирования мощных специализированных компаний, о чем упоминалось выше. В начале 90-х большинство крупных конгломератов распались, и лидеры корпоративного мира в западных странах (но отнюдь не в Японии и других странах Азии) сосредоточились на максимальном повышении эффективности монопрофильных фирм. В результате практически во всех ведущих отраслях экономики появились предпосылки для беспрецедентной волны слияний и поглощений. Известно, что до конца 60-х годов такая практика не была слишком уж распространенной; так, только в 1967 году абсолютное число подобных сделок в США превысило рекордный уровень, установленный перед тем в 1899 (!) году⁴⁰¹ . Однако в последние десятилетия картина радикально изменилась. Если в период с 1984 по 1991 год в Европе было совершено около 900 слияний и поглощений в промышленном секторе, 141 — в финансовом и 50 — в сфере торговли и распределения, то на протяжении последующих семи лет их общее число превысило 4 тысячи. Международные слияния и поглощения обеспечивали в 90-е годы более 70 процентов всех инвестиционных потоков между странами-членами ОЭСР. При этом Юго-Восточная Азия (включая Японию) оставалась единственным регионом, где данные процессы были выражены крайне слабо или вообще отсутствовали⁴⁰²: в 1998 году здесь было совершено всего 2 тыс. слияний из более чем 26 тыс., состоявшихся в мире; при этом их суммарная стоимость не превысила 60 млрд. долл., то есть 2,5 (!) процента от общемирового показателя⁴⁰³. На протяжении второй половины 90-х годов процесс ускорился и приобрел еще более четко выраженный моноотраслевой характер. В США число поглощений выросло с несколько более 5 тыс. в 1992 году до 11 тыс. в 1997-м, а стоимость совершенных сделок возросла со 175 млрд. до почти 1 триллиона долларов⁴⁰⁴. В масштабах мировой экономики данный показатель вырос за эти годы с 400 млрд. до 1,65 триллиона долл. ⁴⁰⁵ 1998 год принес новый рекорд: в мире было совершено в общей сложности более 26 тыс. сделок по приобретению отдельных компаний или их значимых подразделений, а суммарная стоимость таких трансакций, увеличившись по сравнению с предшествующим годом почти в полтора раза, приблизилась к отметке в 2,5 триллиона долл. ⁴⁰⁶ В США в этом году было совершено шесть сделок, стоимость каждой из которых превышала 50 млрд. долл. ⁴⁰⁷ В автомобильной промышленности только в 1997-1999 годах было зафиксировано около 20 сделок, в том числе по приобретению таких известных фирм, как “Ровер”, “Роллс-Ройс”, “Ламборджини” и “Киа”. Компания “Форд” купила значительный пакет акций в подразделении шведской компании “Вольво”, специализирующейся на выпуске грузовых автомобилей, а “Рено” объявила о покупке контрольного пакета акций “Ниссан”. Апофеозом можно считать 40-миллиардную сделку, ставшую самым большим поглощением, когда-либо происходившим в индустриальном секторе, и образовавшую концерн “Даймлер/Крайслер”, ныне шестой по величине автопроизводитель мира. В результате 53,4 процента мирового рынка автомобилей контролируется в настоящее время пятью крупными промышленными группами, из которых только “Тойота” с ее 9 процентами продаж не относится к развитым постиндустриальным странам. Лидерами же остаются “Дженерал моторс/Опель/Сааб” с 16,2 процентами рынка, “Форд/Мазда/Ягуар” с 12,9 и “Фольксваген/Ауди/Роллс-Ройс” с 7,9 процента рынка, но с операционными доходами, почти вдвое превышающими показатель “Тойоты” ⁴⁰⁸.

В 1995-1997 годах было осуществлено более 4 тыс. слияний и поглощений в американском финансовом секторе; среди них особое внимание экспертов привлекло формирование в апреле 1998 года крупнейшей в мире финансовой корпорации “Ситигруп”, ставшее результатом слияния второго по величине американского банка “Ситибэнк” и финансового монстра “Трэвелерс Груп”. Стоимость сделки превысила 76 млрд. долл. ⁴⁰⁹ В телекоммуникационной сфере в 1997 году родился гигант, образованный в результате 42-миллиардной сделки между MCI и “УорлдКом” ⁴¹⁰. В 1996 году пять крупнейших авиаперевозчиков всех континентов — “Люфт-ганза”, “SAS”, “Юнайтед Эйрлайнз”, “Эйр Кэнэда” и “Тай Эйруэйз” (позднее к ним присоединился бразильский “Вариг”) образовали “Стар Эллаинс”, ставший крупнейшим авиаконсорциумом в мире; между тем уже через полтора года союз между “Бритиш Эйруэйз” и “Америкэн Эйрлайнз”, вскоре дополненный присоединившимися к нему компаниями многих стран Британского содружества, занял лидирующее положение в отрасли⁴¹¹. Весьма характерно при этом, что на протяжении последних лет более 70 процентов слияний и поглощений, выходящих за пределы определенной отрасли, завершаются откровенной неудачей через год-два⁴¹², тогда как в результате формирования мощных моноотраслевых компаний их конкурентоспособность лишь возрастает. На протяжении последних десяти лет более 90 процентов всех слияний и поглощений осуществляется либо в пределах одной отрасли, либо в рамках крайне близких по своему профилю отраслей промышленности или сферы услуг⁴¹³. В этой связи следует также отметить, что консолидация крупных компаний все чаще происходит теперь не только в пределах одной отрасли, но и в рамках относительно равных по степени хозяйственного развития стран: так, в течение первой половины 1999 года европейские компании потратили на приобретение 94 американских фирм почти 73 млрд. долл., не осуществив при этом ни одной покупки крупных корпораций в Азии или других развивающихся странах. Разумеется, нет необходимости даже упоминать о том, в какой степени растут котировки акций компаний, выступающих сторонами в подобных масштабных сделках; повышение их цен после объединения иногда превосходит ажиотажные ожидания, возникающие у инвесторов на этапе его подготовки.

В-третьих, важнейшим источником роста инвестиционной активности стал выход на рынок компаний, действующих в сфере информационных технологий. В 1995 году в этом секторе было совершено 2913 сделок совокупной стоимостью в 134 млрд. долл. (в 1994 году — 1861 сделка на 90,5 млрд. долл.) ⁴¹⁴. Выше мы говорили о том, сколь быстро повышаются на протяжении последних лет цены акций небольших компаний и фирм, производящих программное обеспечение, а также продукцию фармацевтики и биотехнологии. При этом рост котировок их ценных бумаг в значительной мере обусловлен нарастающей консолидацией. Большинство новых высокотехнологичных компаний, достигающих рыночного успеха, рассматриваются потенциальными инвесторами в качестве объектов поглощения более крупными фирмами, что поддерживает высокие цены на их акции. Так, в 1995 году, когда IBM решила приобрести продукт Notes, разработанный фирмой “Лотус”, и избрала средством достижения этой цели покупку самой данной компании⁴¹⁵, рыночная цена последней в течение нескольких месяцев достигла 3,5 млрд. долл., хотя балансовая оценка фондов корпорации не превышала на тот момент 230 млн. долл. ⁴¹⁶ В 1993 году “Майкрософт” допустила одну из грубейших стратегических ошибок, отказавшись от покупки за 268 млн. долл. ⁴¹⁷ компании “America-on-Line (AOL)”, рыночная стоимость которой спустя пять лет приблизилась к 27 млрд. долл. ⁴¹⁸ Не менее серьезным просчетом стала продажа IBM в середине 80-х годов своей 20-процентной доли в корпорации "Интел": в сегодняшних условиях, если бы компания продолжала владеть этими ценными бумагами, рыночная стоимость IBM превосходила бы текущий показатель почти на одну треть⁴¹⁹. Похожий случай представляет собой компания “Нетскейп”, основанная в начале 1994 года и обладавшая к началу 1996-го фондами в 17 млн. долл., но при этом контролировавшая 85 процентов американского рынка интернетовских браузеров⁴²⁰: ее рыночная оценка к этому времени превышала 3 млрд. долл. ⁴²¹ Более свежие примеры относятся к историям роста цен на акции операторов в области интернетовской торговли: в каждом из подобных случаев мы наблюдаем повышение котировок в первую очередь на основании информации о готовящихся поглощениях. Аналогичные тенденции прослеживаются и в других высокотехнологичных отраслях.

Мы остановились столь подробно на характеристиках современного фондового рынка в силу двух причин. С одной стороны, в нынешних условиях тенденции его развития в западных странах весьма существенно определяют инвестиционный климат в глобальном масштабе, фактически задавая основные направления движения денежных потоков. С другой стороны, именно параметры фондового рынка наилучшим образом свидетельствуют о прогрессе современной информационной экономики, который фактически не может быть оценен никак иначе, поскольку вещественные характеристики производимых благ являются крайне условными, а традиционные макроэкономические показатели, как мы неоднократно уже отмечали, далеко не в полной мере отражают формирующуюся реальность. В пользу именно такого подхода к данной проблеме говорит, на наш взгляд, и исключительно большое влияние инвестиционного климата и предпочтений инвесторов на начало и ход кризиса, который мы назвали вторым системным кризисом индустриализма. Переходя к следующим разделам нашей книги и подытоживая приведенный здесь краткий исторический очерк, остановимся более подробно на основных его характеристиках.