М. Л. Полищук (сша), И. В. Родненко, М. Санаи (Исламская Республика Иран)

Вид материала

Содержание

Б.И. Зеленко
Свобода выбора
Ареалы прикаспия
Регионально-этнические аспекты предпринимательства

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 20

Б.И. Зеленко

(Москва, Россия)

Геополитический аспект Астраханского региона обусловлен правовой основой, закрепленной в ст. 1 Устава Астраханской области, где последняя приравнивается к приграничной области Российской Федерации. И это не случайно, поскольку распад СССР повлек за собой увеличение числа приграничных регионов России (вместо 29 при СССР, в настоящее время – около 50 субъектов РФ). В этой связи геополитические вызовы, если не сегодня, то в недалеком будущем весьма чувствительно напомнят о себе в рассматриваемом регионе. И, в первую очередь, как свидетельствуют события, не исключаются разного рода экспансионистские давления. Причем их проявления могут быть как извне, так и внутри региона.

Характерным примером давления извне стали последствия мирового финансово-экономического кризиса 1998 г. Финансовый крах заставил ряд регионов, в том числе и Астраханский, запретить вывоз сельхозпродукции вне собственной территории. Здесь типичный пример того, что, во-первых, внешнее давление всегда должно гаситься адекватным ответом, особенно со стороны приграничного региона. Во-вторых, целесообразно культивировать необходимость профессионального подхода региональных властей к осуществлению внешней деятельности, которая формирует адекватную самооценку, дает незаменимый политический опыт, стимулирует не только поиск и сознание, но также и конструирование собственной политической идентичности; отсюда вывод: статус региона вовне есть влиятельная характеристика внутри регионального режима¹.

В соответствии со ст. 14 Договора² Астраханская область вправе выступать самостоятельно и по поручению органов государственной власти РФ быть участником международных и внешнеэкономических связей, если это не противоречит Конституции РФ, федеральному законодательству и международным договорам РФ, вправе заключать соответствующие договоры (соглашения) с административно-территориальными единицами иностранных государств, субъектами иностранных федераций и иными иностранными партнерами в соответствии с федеральным законодательством, а также участвовать в обсуждении вопросов о статусе Каспийского моря и режиме его использования в порядке, установленном федеральным законодательством.

Последнее положение Договора особенно актуально в свете объявления моратория международными организациями на вылов ценных осетровых пород и добычу черной икры. Это в некотором роде чистый образчик экспансии извне, касающейся внутренних интересов и проблем государства и его региона. Правовая база дает возможность Астраханскому региону более решительно отстаивать право области на решение своих внутренних вопросов, тем более что в этом случае налицо полное совпадение интересов Центра и региона.

Что касается экспансии изнутри, то она, на наш взгляд, порой приобретает характер «дремлющей» или «ползучей» опасности. Как показывает практика, такого рода экспансия может вызвать целый ряд территориальных, национально-этнических и конфессиональных проблем. Как известно, в Астраханском регионе русский анклав представлен большинством проживающих на этой территории. Однако значительно и тюрко-язычное и мусульманское население, пополняющееся за счет беженцев с Северного Кавказа. Нельзя сбрасывать со счетов и соседство с Казахстаном, Калмыкией и т.д.

Как выход из возможных «потрясений» в этом регионе не исключено использование опыта Оренбургской области. Вопрос о «внутренней угрозе», как отмечают исследователи, решался оренбургскими властями быстро и результативно; национальные движения тюрко-язычных народов инкорпорировались региональной властью, заявлявшей о том, что ислам выступает в качестве второй «традиционной» религии области, а тюрко-язычное население часть «многонационального мира Оренбуржья», сплоченного вокруг его славянского большинства. «При этом сама возможность их инкорпорации определялась, в первую очередь, тем, что эти национальные движения уже в момент своего возникновения рассматривали себя как региональную силу, ориентированную на вхождение в ряды областной элиты и тесно связанную с ее начинаниями»³.

Представляется (хотя это и не бесспорно) необходимым поднять приведенное заявление о религиях до уровня нормативных фиксаций. На примере, закрепить вышеупомянутую декларацию о религиях, предлагаемую Оренбургской администрацией, в соответствующей формулировке в п. 3 ст. 79 Главы 13 Устава Астраханской области.

____________________________

Борисов С.В. Внешнеполитическая деятельность российских регионов как атрибут их политической самоидентификации // Что хотят регионы России? М., 1999. С. 13-14.
Договор о разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти РФ и органами государственной области Астраханской обл. от 30 октября 1997 г.
Мамсуров Т.Д. Регионы – Центр: проблемы согласования интересов. М., 2000. С. 212-213; Косач Г.Г. Оренбург: региональная мифология как фактор взаимоотношений с соседями // Что хотят регионы России? М., 1999. С. 82-83.

Каспийский регион:

диалог цивилизаций

СВОБОДА ВЫБОРА

В ПОЛИЭТНИЧЕСКОМ И ПОЛИКОНФЕССИОНАЛЬНОМ

ПРОСТРАНСТВЕ КАСПИЙСКОГО РЕГИОНА

И.В. Родненко

(Астрахань, Россия)

Проблема выбора принадлежит к числу важнейших в жизни человека и общества. Сам процесс выбора как бы сосредотачивает в себе все богатство моральной и социальной императивности, ее ценностных ориентиров, причем в конкретно-практическом, живом действии. В нем проявляются нравственные силы человека, его способности к саморазвитию, творчеству, самосовершенствованию. Совокупность актов выбора в жизни личности составляет основное содержание всего ее нравственного и социального опыта. Выбирает человек, выбирают целые поколения людей, в напряженных нравственных исканиях творя системы дорогих для себя жизненных ценностей. Выбирают в молодости, выбирают и в старости и, по сути, выбирают самой своей жизнью. Выбирают то, во имя чего жить, как жить, каким стать, каким быть.

Конечно, люди не вольны в выборе объективных условий своей деятельности, однако они обладают известной свободой в выборе целей, поскольку в каждый данный момент обычно существует не одна, а несколько реальных возможностей, правда, с разной долей вероятности. И даже тогда, когда альтернативы нет, люди в состоянии либо замедлить наступление нежелательных для них явлений, либо ускорить приближение желаемых.

Проблема выбора особенно актуализировалась в настоящее время, когда совершается переход мирового сообщества в качественно новое состояние. Сейчас складывается, вмещая в себя все многообразие и все противоречия истории, новая форма жизни человечества – взаимосвязанный целостный мир с характерными для него всечеловеческими проблемами и отношениями. Сама тенденция становления целостного многомерного мира связана с историческим самостановлением человечества в качестве детерминанты развития.

На рубеже III тысячелетия наряду с расширяющимися экономическими возможностями, технологическими успехами, демократическими преобразованиями, культурными достижениями со всей очевидностью обнаруживаются проблемы человека как субъекта свободы.

Мышление и действие человека в соответствии с деятельностной парадигмой свободы, на основе познания законов природы и социума и преобразовательного активизма перестают обеспечивать прогрессивное развитие общества, все чаще приводят к серьезным глобальным проблемам. В связи с этим актуальна проблема переосмысления роли и места человека в сложной структуре отношений с природой, обществом, техникой.

Эволюция общества, природы, человека как составных частей единого мирового самоорганизующегося целого на определенном этапе начинает зависеть от проявления сущностного качества человека – свободы. Ведь, как указывал А.Ф. Лосев, вся история человечества есть не что иное, как эволюция свободы.

Свобода представляет собой одну из вечных проблем науки и философии. К попыткам ее разрешения обращается практически каждое поколение философов. Проблема свободы актуальна и для каждого отдельного человека. Потребность в свободе, в ее осознании глубоко заложена в индивиде, она имманентна любому виду его деятельности, связана с сущностью человека как «выбирающего существа». Эта «всевременная актуальность» проблемы свободы очень хорошо выражена Г.В. Плехановым, который так резюмировал ее значение для философии: «Старый, но вечно новый вопрос о свободе и необходимости возникал перед идеалистами XIX века, как возникал он перед метафизиками предшествующего столетия, как возникал он решительно перед всеми философами, задававшимися вопросом об отношении бытия к мышлению. Он, как сфинкс, говорил каждому из таких мыслителей: разгадай меня или я пожру твою систему»¹.

Сегодня философское осмысление свободы как общечеловеческой ценности в качестве фактора развития представляет собой еще одну возможность, ведущую к интеграции мирового сообщества в целостную плюралистичную самоорганизующуюся систему.

Освоение категории «свобода» как способности и потребности осуществлять самостоятельный выбор и реализовать намеченные цели представляет большую практическую значимость. Можно с уверенностью утверждать, что все сказанное в полной мере относится и к Каспийскому региону, и к Астраханской области. Она в современных условиях, как и прежде губерния, оказалась приграничной территорией геостратегически важной для России, выгодной для развития торговых и культурных отношений между странами Западной и Восточной Европы, Азии, Среднего и Ближнего Востока.

Область занимает территорию площадью 44,1 тыс. км², обладающую благоприятными условиями для развития хозяйства и жизни населения, имеет весьма выгодное экономико-географическое положение. В области проживает более 1 млн человек, представляющих практически все 176 национальностей России и СНГ (хотя бы минимально). Наиболее многочисленные группы населения составляют русские, казахи, татары, украинцы, калмыки.

У нас представлены также почти все основные религиозные конфессии. Однако уникальность нашего края не только в его полиэтничности и поликонфессиональности, но и в том, что здесь издавна характерно практически бесконфликтное развитие межэтнических и межконфессиональных отношений. На протяжении столетий этническое и конфессиональное разнообразие сформировало необычную этно- и веротерпимость, уважительное отношение этносов и конфессий друг к другу.

На наш взгляд, причины такого бесконфликтного развития связаны со следующими обстоятельствами:

в силу полиэтничности и поликонфессиональности ни одна из религиозных конфессий не могла (и не может) считать себя главной на территории региона. Среди постоянно изменяющегося состава населения невозможно было выделить автохтонное (исконное, первоначальное);
сложность климатических условий и постоянная опасность природных стихий заставляли людей объединять свои усилия в борьбе за выживание;
тесные экономические связи способствовали тому, что, добиваясь успехов в торговой и иной экономической деятельности, жители края ставили возможность совместного достижения благополучия выше этнических и конфессиональных распрей;
необычность основных промыслов в крае (в первую очередь, соляного и рыбного) вынуждали людей долгое время находиться в рамках локального, замкнутого коллектива и, следовательно, развивала в них терпимость друг к другу.

Таким образом, хозяйственно-экономические связи требовали такого принципа во взаимоотношениях, который точно выразил Герберт Уэллс: «Наша истинная национальность – человек».

Такие взаимоотношения сложились исторически, такими в целом они остаются сейчас, такими же они должны оставаться и дальше. Однако драматургия жизни такова, что порой вырисовываются сюжеты, которые «не снились нашим мудрецам». А если бы даже и снились, то решать их надо нам. И не во сне, а наяву.

Вот некоторые из этих сюжетов.

После распада СССР Астраханская область оказалась в центре прибывающих разнонациональных миграций: беженцев из бывших союзных республик и вынужденных переселенцев из районов самой России, ставшими в одночасье «горячими точками».

В составе всех беженцев и вынужденных переселенцев большинство (и это вполне понятно) из Чечни, затем из Казахстана, поменьше из Азербайджана, Узбекистана, Армении, Грузии, Таджикистана. По национальной принадлежности большинство - русские, но есть также татары, чеченцы, азербайджанцы. Многие прибывшие семьи - межнациональные, которые, как показывает практика, страдают при конфликтах от экстремистов с обеих борющихся сторон. Следует отметить, что показатель межэтнической брачности в самой области соответствует общероссийскому, достигая 15%. Наиболее «открытым» в этом плане является татарское население, особенно городское, где этот показатель гораздо выше. Несмотря на определенные трудности экономического, финансового и социально-бытового плана в Астраханской области принимаются адекватные ситуации меры и делается все возможное для успешного решения проблем беженцев и переселенцев. Другое дело, что не всегда возможности соответствуют потребностям.

В начале 1990-х годов имели место сложности, связанные с реализацией Закона РФ от 26 апреля 1991 года «О реабилитации репрессированных народов», согласно ст. 3 и 6 которому допускалось «возвращение» в состав Калмыкии не менее ¹/₄ области (временно переданной в 1927-1973 гг. соседней автономии из Астраханской губернии).

Определенную тревогу вызывали в то же время заявления лидеров национально-политических формирований – татарской партии «Иттифак» в Казани и «Алаш» в Казахстане, также претендовавших на свои, якобы «исконные», низовья Волги. С другой стороны, ведомственная газета «Пульс Аксарайска» в течение всего 1994 г. публиковала материалы, придерживаясь русских великодержавно-шовинистических позиций, необъективных и обидных для представителей ряда народов России и области.

Нельзя не обратить внимание и на стремление распространить так называемый «религиозный» (или «конфессиональный») национализм, когда он оформляется неумелым толкованием вероучений и отстаивает особое «богоизбранничество» своего народа или создание для него «духовного государства». Так, сторонники движения «Русское национальное единство» во главе с А.П. Баркашовым временами продают в г. Астрахани газету «Русский порядок». По стечению обстоятельств всесоюзная «Исламская партия возрождения «Надхат» образовалась на подпольном съезде 9 июня 1990 г. именно в г. Астрахани. Это, как известно, радикально-политический «ваххабизм», иначе «моджахедство» или «фундаментализм» внедрения средневековых шариатских норм и государственного оформления ислама. Образованные священнослужители и традиционно верующие мусульмане в массе это течение отвергают как чужеродное и опасное².

Неопределенность правового статуса Каспийского моря привела к тому, что его уже нельзя назвать «морем дружбы и братства», как это было раньше. Сейчас здесь сталкиваются экономические интересы России, Ирана, Туркменистана, Азербайджана и Казахстана. Причем бывшие «братья» России по СССР связывают с Каспием едва ли не глобальные экономические надежды. Как справедливо подчеркнул Президент Российской Федерации В.В. Путин в Послании Федеральному собранию (апрель 2001 г.), Россия должна строить свою внешнюю политику на основе четкого определения национальных приоритетов, прагматизма и экономической эффективности. Необходимо отстаивать принципы, на которых мы строим сегодня свои связи с другими государствами. Это – баланс интересов и взаимовыгодный характер сотрудничества, уважение и доверие. В полной мере это относится и к взаимоотношениям стран Каспийского региона. Конечно, это далеко не все «сюжеты», но даже отмеченных достаточно, чтобы оценить многоаспектный характер проблем.

В области действует около 20 национально-культурных объединений: татарское общество «Дуслык» («Дружба»), казахское «Жолдастык» («Товарищество»), ногайское «Бирлик» («Единство»), туркменское «Ватан» («Родина»), еврейское «Тхия» («Возрождение»), немецкое «Хоффнунг» («Надежда»), армянское «Арев» («Солнце»), калмыцкое «Хальмг» («Калмыки»), дагестанское «Баракат» («Благоденствие»), лезгинское «Садвал», чеченско-ингушское «Вайнах», таджикское «Тадикистан», общества «Славянское единство» и русское историческое, а также польское, азербайджанское «Хазар», узбекское «Узбекистон».

Хотя объединяют они обычно небольшую часть представителей «своих» этносов и выходцев из иных народов, участие лидеров этих объединений позволяет активизировать процессы, связанные с развитием национальных культур, возрождением здоровых национальных традиций, способствующих удовлетворению специфических потребностей каждого народа, что, в конечном счете, создает благоприятную атмосферу для сохранения межэтнического согласия.

Языком межэтнического общения является русский, знание которого приближается к 100%, а владение родными языками (хотя и в разной мере и степени) превышает по большинству национальностей 80%. Национальные языки (татарский, казахский, ногайский, калмыцкий и др.) преподаются более чем в 110 школах города и области, в том числе: казахский – в 72 школах, татарский – в 25 школах, ногайский – в 9 школах, калмыцкий – в 5 школах, немецкий (родной) – в 3 школах. В воскресных школах изучается иврит, армянский и польский языки³. Кроме того, национальные языки используются почти в 30 детсадах и яслях.

Издаются татарская газета «Идель» («Волга») и газета на казахском языке «Ак Арна» («Чистый родник»). Думается, что настало время для издания журналов на национальных языках.

«Глубокую воду не замутить» – гласит азербайджанская пословица. Народы, населяющие Каспийский регион, должны стремиться к тому, чтобы даже не пытаться замутить глубину наших вековых добрососедских отношений, понимая, что у нас общая история, общая судьба – толерантное сосуществование и разностороннее сотрудничество, – и что мы можем и впредь жить и работать вместе, «в едином человечьем общежитье», дружно, согласованно, эффективно. Только такой может быть свобода выбора в полиэтническом и поликонфессиональном пространстве. Только за таким выбором благополучное настоящее и надежное будущее.

____________________________

¹ Плеханов Г.В. К вопросу о роли личности в истории //Избранные философские произведения. М., 1956. Т. 2. С. 303.

² Викторин В.М. Межэтническая ситуация в Астраханской области: культурные, социальные, политические проблемы. Астрахань, 1998. С. 11.

³ История Астраханского края: Монография. Астрахань, 2000. С. 947.

В.М. Викторин

(Астрахань, Россия)

АРЕАЛЫ ПРИКАСПИЯ

КАК СПЕЦИФИЧЕСКОЕ ЕВРАЗИЙСКОЕ ПРИГРАНИЧЬЕ

«Проследив историю попыток не только подчинить Черное и Каспийское моря, но и обеспечить полное господство над ними, ясно, что Петр I был одержим великой идеей вернуть Астрахани ее былое великолепие, велел обследовать берега Каспийского моря, прилегающие к его владениям…, оценил исключительное положение Астрахани…»

В Астрахани и ее культуре «фон – русский, узор – армянский, татарский и калмыцкий».

Александр Дюма-отец «От Парижа

до Астрахани» (осень 1858 г.)

Астраханский край – дельта, пойма, степи и полупустыни – это, достаточно взглянуть на карту, самое объективно-логическое «навершие» Прикаспийского региона, сложившееся в ходе естественноисторического развития и функционирующее по общим и своим закономерностям (их постижение постепенно углубляется). И общий взгляд на этот обширный и уникальный по многим своим характеристикам регион становится более «объективным» (т.е. «обзорным», «всеохватывающим», в первичном значении данного понятия).

Высокопродуктивным и перспективным остается «ареальный» подход в отечественном этнокультуроведении (С.П. Толстов, Н.Н. Чебоксаров, М.Г. Левин, Б.В. Андрианов и др.)¹. он позволяет наиболее эффективно рассматривать территории Прикаспия как природное и культурно-историческое единство.

Проблема имеет весьма широкую перспективу. В сферу исследования попадают и Евразия – «межокеанье» (по Л.Н. Гумилеву), с границами между Европой и Азией по Великому Кавказскому хребту, Дербентско-Мискуринскому перешейку, рекам Урал (Яик) и Эмба, и предельно разноликий юг России, ее новый Федеральный округ, тоже как специфическое «междуморье».

Прикаспийским историко-географическим ареалам в истории человечества уготована интересная и нестандартная судьба – они веками играли роль важнейших транзитных пунктов, связывающих между собой самые отдаленные территории Старого Света (см. процитированный в эпиграфе интересный тезис знаменитого французского писателя А. Дюма-отца).

Это «приграничные» края во многих смыслах этого слова: как государственная граница России со странами СНГ и Ираном, как совокупность внутренних границ субъектов Федерации, наконец, как масса этнокультурных и конфессиональных состояний, с многочисленными, порой трудноуловимыми переходами между ними.

Наиболее полно и емко отражает данные явления любопытное понятие «марка» (лат. margo, фр. marque, итал. marco, англ., нем. mark) в связанных значениях «пограничная область, межа, община, граница, край, отметина, своеобразие, переход». В этом отношении внешняя и внутренняя «маркировка» прикаспийских территорий проявляется наглядно и постоянно.

В этой связи нельзя не обратиться к разработке проблем этносоциокультурной «маргинальности» (промежуточности, переходности), начатой в исследованиях Чикагской школы социопсихологов в 1920-1930-е гг. в США (классический труд Р. Парка о мулатах, обобщающая работа Э. Стоунквиста и др., от ср.-век. лат. Marginalis – находящийся на краю и marginare – обводить по краям, обрамлять, окаймлять)².

В ходе данных исследований за рубежом и в нашей стране определилось, что «маргинальные, приграничные» ареалы и состояния наиболее богаты и красочны в своих появлениях, но наиболее сложны и проблемны, всегда требуют к себе неослабного внимания (ср. материалы реализации научной Программы «Ислам в пограничных ситуациях» – конец 1980-х и 1990-е годы – усилиями сотрудников Межинститутского Центра цивилизационных и региональных исследований, Института Африки РАН, совместно с учеными из регионов России, СНГ, а также Великобритании и др. стран Европы)³.

Поэтому и с точки зрения экологической, и природно-ландшафтной, и со стороны исторической, этнокультурной специфичности, пространства Прикаспия составляют «заповедные» зоны (и как в этом контексте не вспомнить факт создания в нижневолжской дельте и на взморье еще в боевом 1919 г. нынешнего Астраханского биосферного государственного заповедника).

Нетипичен и сам «седой Каспий» – уникальный водоем планеты, ведь даже споры (с сильным, однако, налетом конъюнктурности) – «море» это или «озеро», пока еще далеки от завершения. Специфичны и страны, имеющие выход на Каспий, и прибрежные районы в их составе, а также этносы, их субэтнические группы, населяющие «циркумкаспийское» пространство (в настоящее время здесь проживают более 10 млн человек).

Для наиболее эффективного анализа проблемы вводятся два рабочих термина: «Циркумкаспий» («Каспийский круг стран, народов и культур») – для внешней характеристики региона в мировой географической, социально-экономической, политической, историко-культурной структурах, а также «Каспийский реликт», «заповедник» (от лат. relique – «сберегаю, сохраняю», отсюда: реликт, реликвия, религия и др.) – для оценки аспектов его внутреннего состояния по рассматриваемым параметрам.

Как «Каспийский окоем» Евразии характеризовал эти просторы известный исследователь Л.Н. Гумилев, отмечая их необычную роль. По его мнению, они редко проявлялись как арена решающих событий истории, но при всем этом постоянно оказывали прямое или косвенное воздействие практически на все ключевые мировые процессы⁴.

Данная позиция оказывается очень важной для фундаментального, «субъектно-объектного» обсуждения прикаспийских проблем. Продолжающееся уяснение учеными многих специальностей глобальной системы человеческих взаимосвязей требует более тонкой и многогранной трактовки проблем «детерминации», т.е. совокупности «ограничивающих» (т.е. определяющих и просто влияющих) факторов в каждой отдельной ситуации⁵.

Проблемы «Каспийского круга» как раз наглядно и показывают недостаточность типичных «жестких» (причинно-следственных, «каузальных») детерминирующих схем. Они диктуют новый набор «мягких», неоднозначных, а порой и вообще нетипичных детерминант. Одной из таковых и является «активно действующая периферия», к разряду которой в самых глобальных рамках и можно отнести пространство Каспийского моря и его побережья.

При этом самые разрозненные ареалы обнаруживают аналогии в развитии, а иногда и неожиданные взаимоотношения. Характерен нынешний юг Прикаспия (иранские провинции-останы Гилян, Мазандаран, Горган и Гюлистан), всегда тесно связанный с Российским государством через Баку, Порт-Петровск (Махачкалу) и Астрахань. Внимательное изучение его истории и культуры очень важно и для современных астраханцев, и для гуманитарной науки в целом.

К подходу «ареальному» следует подключать и «стадиальный», историко-ступенчатый подход изучения поэтапного развития. Исторический материал уже сейчас помогает обозревать в самых общих чертах (а дальнейшее изучение истории стран и народов Прикаспия поможет сделать это лучше и тоньше) сначала стихийное сложение мирового разделения труда (к примеру, вокруг «Великого шелкового пути», северный «отрог» которого, скорее всего, и заходил в низовья Волги), затем пришло сознательное, направленное регулирование роли в этом процессе отдельных стран и регионов, этносов и этнических групп. На переходный этап, к началу XVIII в., ознаменованный сложением, условно говоря, «первичного геополитического понимания» (в т.ч. и связи с каспийскими просторами), и обращал внимание в своих записках «От Парижа до Астрахани» Александр Дюма-отец.

Именно важнейшую приграничную роль Астраханского региона (как и некоторых других российских, справляющих или готовящих сейчас юбилеи начала своей славной истории) и осознал впервые, отразив концептуально, царь-реформатор Петр I (характерен его наказ о многопрофильном развитии края первому губернатору А.П. Волынскому).

Вообще позиции России на Каспийском море были во многом предопределены в том же начале XVIII в. грандиозной была петровская программа «выхода к морям» (северным и южным), так же как и учреждение им 22 октября (3 ноября) 1717 г. отдельной Астраханской губернии, и последующие события Персидского похода 1722-1723 гг.⁶ В результате последнего, напомним, весь Прикаспий (кроме казахских и туркменских степей, куда тоже снаряжались военно-изыскательские экспедиции), включая весь север Ирана, оказался вплоть до 1735 г. в составе Российского государства.

Противодействие на Каспии и вблизи него «больших держав» – России, Персии и Турции – было очень напряженным⁷. Местные оседло-земледельческие, а особенно горные и кочевые «предгосударства» (т.н. «вождества»-«чифдомы») играли подсобно оформляющую, «буферную» роль. И именно в течение XVIII в. завершила свое формирование общая структура этносов и этнических и этноконфессиональных групп Каспийского круга.

При всем многообразии научной литературы специальное «вычленение» каспийской регионально-культурной проблематики пока еще встречается в научной литературе, к сожалению, нечасто, но неизменно дает незаурядные плоды. Достаточно обратиться к упоминавшейся книге Л.Н. Гумилева, а еще раньше – к изданному курсу лекций замечательного отечественного востоковеда В.В. Бартольда⁸.

Выясняется, что прибрежные каспийские области в составе каждого из прилегающих государств приобретали дополнительную специфику, здесь же складывались особые этнические и конфессиональные общности.

Их «маргинальность» и «реликтовость» очевидна на многочисленных примерах. Эти примеры приводятся в статье отдельно по историко-этнографическим зонам: побережью, горам, предгорьям, степям и пустыням, а также по наиболее значимым историческим периодам (античная древность, времена гуннов, булгар, хазар и их потомков, проникновение сюда иудаизма, христианства и ислама, славяне на Каспии, походы Чингиз-хана и монгольские государства Хулагуидов-ильханов и Золотая Орда, Астраханские воеводство и губерния в Российском государстве, поход Петра I и укрепление позиций России на Каспийском море в XVIII в., наконец, весь XX в. и современный этап).

Необычность и реликтовая маргинальность этих местностей отражалась на всех обозначенных этапах. Действительно, здесь, в трудно досягаемой местности, издревле существовало уникальное этнокультурное и конфессио-культурное богатство (повлиявшее и на сегодняшнюю картину). Достаточно вспомнить древнейших каспиев, киммерийцев и скифо-сарматов, очаги сопротивления войскам Чингиз-хана именно вокруг Каспийского моря, а также уничтоженный Тимуром-Тамерланом в походе 1395-1396 гг. островной тюркский народ под названием «балыкчияне» (т.е. на тюрко-персидском «рыбаки, рыболовы»), кавказских албан, чье государство имело выход на Каспий, крупные центры зороастризма вдоль всего побережья (культы «нефтяного огнепоклонства» в районе Баку), городскую этноконфессиональную группу «хешдеки» по Волге уже в составе России.

Очевидно, иранского побережья Каспия так и не достигли завоевательные походы эллинистической державы Александра Македонского. Тем более что Гилян, прикрытый горами и болотами, так и не был завоеван войсками Арабского халифата. Зато представители горных гилянцев – «дейлемцев» Буиды захватили в 945 г. Багдад, сделав халифа подчиненной и номинальной фигурой, властвовали здесь более века. Преобладающее мусульманство здесь распространилось через косвенное, промежуточное восприятие, в нестандартных, суфийских формах (пример виднейшего шейха-основателя ордена «Кадирийя» в XII в. Аль-Кадира Гиляни-Джиляни, имеющего немало последователей в Чечне и Ингушетии, Дагестане, ныне – также в Астрахани и области).

Появление восточнославянских дружин отмечено здесь с X-XI вв., поселения русских полоняников в Золотой Орде – в XIII-XIV вв. Отчетливо обозначилось геополитическое выдвижение России на берега Каспия с 1556-1558 гг. Значительную этнокультурную специфику приобрели русские «ловцы» – рыбаки низовьев Волги и морского побережья, а в самой Астрахани и верховых крепостях – стрельцы, которых с начала XVIII в. сменили здесь казаки. В некоторых местностях затем поселились представители «иудействующих» сект, включая молокан, субботников и русских «караимов» (некоторые потомки астраханских русских «иудеян», эмигрировавшие в 1895 г., заняли очень видные посты в современном Израиле).

Продвижение Российского государства на юг приняло организованные формы, начиная с эпохи Петра I Великого. Россия включила в свой состав почти весь Прикаспий (кроме кочевых степей по его восточному побережью) в результате Персидского похода Петра I, с 1722 по 1735 гг., в еще большей мере закрепив уже возникавшие межкаспийские связи и взаимоотношения регионов и населяющих их народов.

Небольшие специфические в этническом и конфессиональном отношении группы возникали по всему периметру пространства. Специфическим этноконфессиональным обликом обладали Терский и Черкассий городки (вплоть до крещеных стрельцов-чеченцев) в Астраханском воеводстве, затем там же Ставрополь-Дагестанский, потом – Кизляр в Астраханской губернии. В орбиту этнополитических процессов были вовлечены древние особые западно-иранские по языку этносы – талыши и поликонфессиональные таты побережья и ближних предгорий.

Но особенно ярко проявлялась эта черта межгруппового этноконфессионального взаимодействия на протяжении веков в южном прибрежном Дагестане (граница Европы и Азии, России и Азербайджана), окрестностях Дербента – массагетская, хазарская и албанская Чола (Чога, Чора), затем почти 1550 лет назад (ровно 1400 лет по мусульманскому календарю) – арабский Баб-аль-Абваб⁹.

Сюда переселились в 20-30-х гг. VI в. побежденные маздакиды и их союзники – иудеи из Ирана. Здесь осели, составив квартали – «махалля» в Дербенте, разноплеменные воины-арабы, «северные» – сирийские и «южные» – йеменские. А их последователи, полукочевые арабы Дагестана, продвигались сезонно вдоль моря, заняв под стойбища 9 селений вокруг Дербента – вплоть до вхождения края в состав России в 1792-1813 гг. Их сменили в этих селах таты-сунниты, числящиеся и поныне «азербайджанцами», а на предгорных кочевьях – тоже азербайджанцы-сунниты, т.н. «терекеменцы» или «какрапапахи».

Другие «таты» – горские иудеи имеют издавна крупный центр и большую группу населения (около 10 тыс. человек) в самом Дербенте.

В ходе Персидского похода и впоследствии Петр I делал ставку на христианское население, в частности, на переселение к морю армян – от Гиляна и до Ставрополя-Дагестанского. Его активно поддерживали армяне и армено-таты южнее Дербента и в Мискуре – приграничной и прибрежной долине р. Самур. Здесь образовался сложный симбиоз арменоязычных, ираноязычных и тюркоязычных групп, со многими взаимными переходами.

Уже после возвращения южного и западного Прикаспия персидскому шаху он сделал явную ставку не только на «одноязычных» (у них языки староперсидского типа), но и единоверных себе на талышей и татов-мусульман (особенно, шиитов – М.М. Ковалевский), в противовес татам-иудаистам, армено-татам и армянам с арменизированными албанами Карабаха и местностей до моря.

Напротив, новое продвижение России на юг (ордер И.В. Гудовича шахмалу Тарковскому от осени 1792 г. в Госархиве Астраханской области¹⁰, присоединение Дербентского округа в 1806-1813 гг.) вело к перегруппировке населения. Нами было прослежено в других публикациях, как на юг оттягивались упомянутые кочевые и полукочевые дагестанские арабы, а их место занимали на кочевьях особые азербайджанцы-сунниты, скотоводы («терекеме» или «карапапахи»), а в предгорных селениях – таты-сунниты¹¹.

Поход российских войск 1796 г. в Закавказье помог эвакуироваться по побережью от готовившегося персидского набега большому количеству христиан – армян, арменотатов, грузин. Возникли особые группы этого населения в современном Ставрополье, увеличились они в Кизляре, Моздоке и Астрахани. Специально для армено-татов был учрежден в 1799 г. «Ставрополь-Четвертый» – «заштатный город» Святой Крест (арм. Сурп Хач), затем получивший названия Прикумск и Буденновск¹², другие переселились под Кизляр и (сделав знакомый им тюркский язык родным) под Моздок и далее вплоть до Астрахани.

Так, в красивом армянском («мискуринском» по месту исхода, с небольшим «армено-татским» элементом), с григорианским храмом, селе Эдиссия на Ставрополье, вблизи Моздока и чеченской границы, население разговаривает, на «турецком», как сами считают, языке («бизымча» – «по-нашему, своему»), хотя многие, окончив школу, читают и пишут по-армянски.

Мало изучены характерные нестандартные этнокультурные формы кочевых степных просторов Прикаспия. Таковы были туркмены племени «бурунджик» (где мужчины закрыли свое лицо как туареги), переходная от огузов к кыпчакам «мангышлакская» ветвь туркмен (чоудоры, абдалы, игдыры), передвигавшаяся весь период XVII-XVIII вв. вдоль Каспия из северного Туркменистана на Северный Кавказ и в астраханское Нижневолжье, казахская группа ногайского происхождения «нугайты» (иначе «ногайлинцы»), наиболее полно хранившая замечательный тюркский героический эпос, и подчиненная калмыкам группа казахов волжского правобережья «том(г)уты», начинавшая принимать ламаизм (сейчас ее потомков можно встретить в приморском Лаганском районе Калмыкии).

В районе Астрахани вновь возникало немало необычных «промежуточных» этнокультурных форм. Особого внимания заслуживает существовавшая по 1788 г. особая «старокрещенная», т.е. православно-христианская (с шаманистским конфессиональным субстратом) группа «николинских калмыков» в понизовье, на границе нынешних Володарского и Красноярского районов. От них оставались этнически-смешанная группа «краснобугоринских болдырей», как и следы в топонимике – сохранявшийся до рубежа 1920-1930-х гг. пос. Бухульгень, или Буха – Ольгень (имя великого шаманистского божества) вблизи Алтынжара¹³.

Эта группа была переведена в Калмыкию, где, видимо, отчасти соединились с другой – речными, озерными и морскими калмыками-рыболовами специально учрежденного для них властями Яндыко-Мочажного улуса (т.н. «лиманные», или «камышовые» тургуты – нынешний Лиманский район Астраханской области и соседние, район Лагани в республике Калмыкия). Она, в основе буддийско-ламаистская, имеет также православно-христианский элемент, синкретические типы («Микола-бкрхан» – св. покровитель рыболовства, Николай Угодник) и сохраняющая, что особо важно, преобразованные древнейшие ритуалы («газр-усн тяклгн» – моление и жертва «хозяевам земли и воды», посещенные нами в Икрянинском районе Астраханской области 22 июня 1986 г.).

Легко убедиться, что такое богатейшее многообразие нисколько не мешало связям и общению этносов и их «смежных», переходных групп. Напротив, совместное освоение приморских пространств стимулировало межэтнические и межконфессиональные контакты, стимулировало культурообмен.

Историкам и специалистам близких дисциплин еще предстоит продолжить несколько прерванное в последние десятилетия целостное осмысление «каспийского феномена» жизни людей, но там, где запаздывает объективная наука история, пробивает себе свои ростки политизированная мифология. Нарочитое выхватывание из циркумкаспийской истории отдельных деталей и попытки возвеличивания отдельных групп населения (претензии на «наследство» «Кавказской Албании», Великий Лезгистан, Ичкерия до о-ва Чечень на Каспии, приморье со стороны Дагестана как «очаг тюркского христианства, с непременным личным участием св. «Джиргана» – Георгия Победоносца, в Нижневолжье – старательные подчас поиски потомков неких «коренных» здесь жителей), к сожалению, имеют место и способны принести немалый вред и точности общей картины, и сознанию людей, и миру, спокойствию в регионе.

Необъективность в этноистории порождает «историческую мифологию» (о ней, ее опасности справедливо писали В.А. Кузнецов и И.М. Чеченов, работающие в Ставрополье и Кабардино-Балкарии¹⁴, в.а. шнирельман – в Москве). Она неприятна сама по себе, кроме того, зачастую служит идейным оправданием этноцентризма, национализма и конфликтов.

В противовес подобной необъективности именно пример территорий Прикаспия (особенно, его северной части) очень важен и полезен для характеристики сосуществования, культурного взаимного обмена и сотрудничества представителей разных этносов и религий (их многообразных здесь групп и вариаций) на протяжении столетий и тысячелетий.

Общая картина этнокультурно-приграничных контактов и связей вокруг Каспия выглядит пока весьма фрагментарной. Но целостное постижение ее необходимо для правильного понимания происходящих в этой особой зоне планеты процессов.

Любое рассмотрение «прикаспийских» проблем, обращение к ним, особенно с участием молодежи, и высоко значимо, и практически полезно.

В качестве положительных знамений времени, идущих в данном направлении, хотелось бы выделить ценные самодеятельные инициативы научных и педагогических кругов нашего края. Таковы проведенные по инициативе Астраханского государственного технического университета научные конференции «Христианство и ислам» (май 1993 г.) и «Православие и культура» (май 2000 г.), а особенно – гуманитарная деятельность Ассоциации университетов стран Прикаспия, введение в Астраханской госконсерватории в 1995/1996 учебном году на новом отделении театрального искусства официальной дисциплины «История народов Прикаспия» и, разумеется, проведение на базе Астраханского государственного педагогического университета содержательной научной конференции «Россия и Восток. Философские проблемы геополитических процессов: Каспийский регион на рубеже III тысячелетия», собравшей вместе философов и представителей конкретного гуманитарного знания.

Пусть же будет продолжаться эта важная и плодотворная работа, а главное – найдет полнокровное развитие история многогранных и дружественных связей народов и конфессий Прикаспийского региона.

____________________________

¹ См.: Левин М.Г., Чебоксаров Н.Н. Хозяйственно-культурные типы и историко-этнографические области //Советская этнография. 1955. № 4. С. 3-17.

² Философский энциклопедический словарь. М., 1989. С. 338.

³ Victorin V.M. Ethnoreligious minorities and Islamic sociopolitical thought: Traditionalism, modernism in the Volga region and the Northern Caucasus // The Christian-Muslim Frontier: Chaos, Clash or Dialogue. L. Birmingham, 1988; см. также выступления на Международной научной конференции «Христианство и ислам в России и Европе: проблемы меньшинств» в г. Астрахани, май, 1993 г.

⁴ См. Гумилев Л.Н. Тысячелетие вокруг Каспия. М., 1993. С. 63-69.

⁵ См. Аскин Я.Ф. Философский детерминизм и научное познание. М., 1977. С. 188.

⁶ См. Марков А.С. Петр Первый и Астрахань. Астрахань, 1994. С. 192.

⁷ См. Сотавов Н.П.-А. Северный Кавказ в русско-иранских отношениях в XVIII в. От Константинопольского договора до Кючук-Кайнарджийского мира 1700-1774 гг. М., 1991. С. 221.

⁸ См. Бартольд ВВ. Место прикаспийских областей в истории мусульманского мира: Курс лекций, прочитанных на Вост. факультете Азербайджан. ун-та в 1924 г. Баку, 1925. С. 150.

⁹ См. Кудрявцев А.А. Древний Дербент. М., 1982.

¹⁰ Госархив Астраханской области. Ф. 476. О. 15. Д. 124. 18 октября - 5 ноября 1792 г. С. 15.

¹¹ См. Викторин В.М. Три религии в фарсиязычной (татоязычной) общности России // Россия, Восток и Запад: традиции, взаимодействие, новации: Тезисы Международной научно-практической конференции. Владимир, 1997. С. 77-79.

¹² Там же. В ставшем теперь широко известном Буденновске и сейчас самое старшее поколение здешних армян сохраняет знание «тайного языка» «кегецерен» (арм. «местный» или «сельский» язык). Это уникально сохраненный вариант татского (старого западно-иранского) языка.

¹³ Сведения о заселении Астраханской губернии за 1877-1879 гг. // ГААО. Ф. 32. О. 1. Д. 382. С. 163; Астраханская область //Справочник по административно-территориальному делению (1918-1983 гг.). Волгоград, 1984. С. 151.

¹⁴ См.: Кузнецов В.А., Чеченов И.М. История и национальное самосознание: проблемы современной историографии Северного Кавказа. М.-Пятигорск, 1998. С. 89.

РЕГИОНАЛЬНО-ЭТНИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА

Blog

М. Л. Полищук (сша), И. В. Родненко, М. Санаи (Исламская Республика Иран)

Содержание

Б.И. Зеленко