М. Л. Полищук (сша), И. В. Родненко, М. Санаи (Исламская Республика Иран)

Вид материалаДокументы

Содержание


Е.Н. Мощелков
Геополитический элитаризм
К вопросу о геополитическом аспекте каспия
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   20




СОВРЕМЕННАЯ РОССИЯ И ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ ЦИКЛЫ

ЕВРОПЕЙСКОЙ ИСТОРИИ1

Е.Н. Мощелков


(Москва, Россия)


Современный мир переживает период сложных и драматических перемен в различных сферах общественной жизни. Эти перемены серьезно затрагивают сферу международных отношений и геополитических связей. Ситуацию, в которой оказалась в этом отношении Россия, можно охарактеризовать одной метафорой – «страна на перепутье». Именно эта метафора наиболее четко отражает ситуацию, которую мы переживаем в сфере внешнеполитической деятельности, в сфере геополитической стратегии новой России.

Суть этого перепутья, неопределенности, затянувшегося выбора приоритетов определяется тем, что после распада СССР и обретения Россией государственного суверенитета, построенного на преемственном праве России представительства бывшего СССР во внешнем мире (монопольное владение ядерным оружием на территории бывшего СССР, право постоянного членства в Совете Безопасности ООН и др.), Россия не смогла до сих пор ни концептуально, ни практически выработать новые модели взаимоотношений с внешним миром, модели, соответствующие статусу великой державы и полноценно обеспечивающие ее национальные и геополитические интересы в современном мире.

Пагубные последствия неопределенности в геополитических стратегиях современного российского государства, наверное, наиболее остро ощущаются в прикаспийском регионе, в споре нескольких государств вокруг проблемы статуса или раздела Каспия. И голос России в этом споре звучит очень слабо, не конкретно, сбивается то на крик, то на шепот. В проблеме Каспия, как в капле воды, отразилась современная геополитика России: нет четких ориентиров, нет позиции, нет концепции.

В современных дискуссиях о соотношении внутренней и внешней политики государства мы сталкиваемся с двумя логическими подходами. Первый сводится к следующему простому тезису: «Наладим внутренние дела, тогда наладится и система отношений с внешним миром». В соответствии со вторым подходом внутренние дела невозможно будет наладить без создания новой системы внешней политики. На наш взгляд, именно второй подход является правильным. И дело не только в банальных внешних или международных займах, без чего сегодня не может существовать российская экономика. Дело в том, что Россия – это мировая держава, которая в современных условиях может нормально развиваться только как составная часть общемировых политических и экономических процессов.

Думается, именно в этом суть проблемы: необходимо правильно определить природу и направленность кардинальных социально-политических перемен, которые произошли в мире на рубеже XX и XXI вв., место, роль и статус России в этой изменившейся геополитической картине мира. К сожалению, в последние годы у нас в теоретическом и политическом дискурсе доминировала сугубо идеологическая теория «постсоциализма» или «посткоммунизма». В соответствии с этой теорией общественные перемены и новые политические, социально-экономические структуры в СССР и других бывших странах социализма связывались исключительно с падением и крахом социализма, рассматривались как главное и неотъемлемое следствие, результат этого краха. На самом же деле – и это наш центральный, базовый тезис – суть общественных перемен последних лет, в том числе и в сфере геополитики, можно адекватно понять и объяснить только в гораздо более широком историческом контексте, а именно – в глобальном контексте политических и социально-экономических изменений длительной, многовековой протяженности, рассматривая эти перемены только как новый этап, новую фазу нелинейной социально-политической динамики, имеющей как общемировой, так и национальный аспекты.

Наиболее ярким примером неисторической, сиюминутной, основанной на идеологии политики является уже изрядно подзабытая горбачевская концепция «нового мышления».

Ущерб, который нанесла эта концепция, или, точнее, – идеологическая конструкция, национальным интересам России, трудно переоценить. Односторонний роспуск Варшавского Договора в условиях блокового противостояния, поспешный вывод наших войск из Восточной Европы, отказ от традиционного сотрудничества с рядом стран Ближнего Востока и Азии – это и многое другое привело к кардинальному ослаблению наших позиций в Европе и мире.

Обоснование этой политики находили в той же теории «постсоциализма». В соответствии с ее упрощенной логикой в возникающей «постсоциалистической» Европе, в идеологически и социально экономически однородной Европе, Россия без ущерба для своих национальных интересов может смело отказаться от прежних военно-стратегических позиций.

Правда, очень скоро выяснилось, что эта однородность не более чем иллюзия. Но главная беда была в другом – бездарная, импульсивная политика привела к отказу от наших позиций в Европе, которые были завоеваны Россией не только «при социализме», а задолго «до социализма», завоеваны кровью миллионов российских солдат на протяжении многих десятилетий и даже столетий на полях многочисленных войн в Европе.

Со времени горбачевских экспериментов утекло много воды, но мало что изменилось в геополитике российского государства. Международные акции и инициативы современной, уже послегорбачевской, ельцинской, а сейчас путинской России и сегодня наглядно иллюстрируют эту ситуацию «перепутья» в геополитической деятельности.

Как известно, геополитика любого крупного государства имеет много направлений и векторов. В небольшой статье трудно и нецелесообразно анализировать все эти направления. Остановимся для примера на одном из них – европейском направлении геополитической стратегии современной России.

Россия до сих пор не может понять, какую позицию необходимо выработать по отношению к новой Объединенной Европе. Модель блоковой конфронтации ушла в прошлое. Другой модели вместо этой не появилось. Мы наблюдаем шараханья из крайности в крайность: то импульсивное хлопанье дверью в Совете Европы, то заявления о готовности строить вместе с НАТО общую систему противоракетной безопасности.

В чем тут дело? Неужели только в трудном постижении такого нового уникального явления, как объединенная Европа? Вряд ли. Европа объединяется уже полвека. Да и вообще сама эта идея активно обсуждается уже с начала XX века (вспомните: «Соединенные Штаты Европы»). Дело в другом. Политики не хотят осознать ясного исторического обстоятельства, заключающегося в том, что Россия и Европа (Запад) – это две исторически сложившиеся и по основным параметрам самодостаточные общественные системы, которые всегда существовали и будут существовать раздельно, подчиняясь объективно обусловленной циклической динамике взаимоотношений. Между этими системами в прошлом заключались союзы, но они носили вынужденный характер и были направлены главным образом против Германии, которая в первой половине XX в., совершенно открыто проявляла стремление к мировому господству.

Поэтому необходимо думать не о том, как «влиться» в Европу (это невозможно и пагубно для интересов России), а надо думать о модели сосуществования с Европой как с равной, такой же общественной системой, как и Россия.

А такая модель может быть построена только на основе выявления объективных связей и тенденций развития социальных систем.

Хотим отметить, что у серьезных политиков на Западе современные отношения России и Западной Европы, России и НАТО являются приоритетной проблемой. В начале апреля 2001 г. нам пришлось побывать в Австрии и принять участие в научном семинаре, организованном в рамках программы «Партнерство во имя мира». На этом семинаре присутствовали военные, дипломаты, ученые из ряда западных стран, стран Восточной Европы и бывшего СССР. Западные коллеги прямо отмечали, что не представляют себе будущую Европу без России, особенно, если это касается проблем европейской безопасности, в частности, в урегулировании конфликтов на Балканах.

Но каким должно быть это участие России в европейских делах, похоже, сказать определенно не может никто – ни в России, ни на Западе. Продолжает доминировать идеологическая модель посткоммунизма, исходящая из тривиального умозаключения: после развала социалистической системы («после социализма») изменилась социально-экономическая и политическая мировая система, значит, соответственно, изменяется и геополитика как в глобальном, так и в национальном масштабах. Но такая модель на практике не объясняет, а наоборот, запутывает ситуацию. Почему? Потому что сведение геополитических перемен в современном мире только лишь к следствию социально-политических перемен слишком упрощенно и поверхностно. У этих перемен есть, на наш взгляд, более глубокая и фундаментальная детерминация, связанная с многовековой нелинейной, но законообразной динамикой мирового социума.

Для подтверждения данного вывода обратимся к взаимоотношениям России с Восточной Европой, которая географически располагается между Западом и Россией. В последнее десятилетие эти отношения претерпели кардинальные изменения. Из союзников по Варшавскому Договору и СЭВ эти страны в большинстве своем превратились по отношению к России в жестких политических и экономических партнеров. Такая метаморфоза привела, по сути, к полному замешательству во внешнеполитической деятельности России по данному направлению. В лучшем случае политика строится по принципу: «Не навреди!»

Нет понимания исторического места и роли восточноевропейского региона в системе взаимоотношений России и Запада, понимания того, что геополитическая переориентация Восточной Европы – это далеко не новое явление в мировой истории.

Действительно, если проанализировать историческую эволюцию взаимоотношений стран Восточной Европы и России на протяжении последних полутора веков, то можно легко выявить следующую закономерность – в периоды политической стабилизации и экономического подъема в России усиливается пророссийская ориентация Восточной Европы. В отношениях России и восточно-европейских стран начинают преобладать солидарность, консолидация, взаимопонимание, и одновременно с этим ослабляются связи этих стран с Западом.

И, наоборот, в кризисные периоды российской истории в ее отношениях с Восточной Европой наблюдаются прямо противоположные тенденции и явления. Так, в конце XIX - начале XX вв., когда Россия вступила в полосу экономического бума и социально-политических реформ, ее связи со многими странами Восточной Европы заметно укрепляются. Ориентация различных слоев общества и политических сил (хотя и под разными идеологическими лозунгами) на Россию в противоборстве с австрийским и турецким влиянием и диктатом становится в этот период решающим фактором социально-политического развития восточноевропейского региона. Фактически в конце XIX в. Восточная Европа была поделена на две зоны влияния: Германии и Австро-Венгрии, которая охватывала часть Польши, Венгрию, Хорватию, Боснию и Герцеговину, и зона влияния России, которая охватывала Румынию, Болгарию, Сербию и Черногорию.

В этот период возрастает не только патронажное политико-государственное влияние России на государства, входящие в ее зону влияния, но духовно-идеологическое влияние и на другие государства Восточной Европы, в которых проживали преимущественно славянские народы. Это обстоятельство во многом и определило соотношение сил накануне Первой мировой войны. В конечном итоге и главной причиной этой войны стало неразрешимое мирным путем противоречие интересов Германии, которая стояла за спиной австрийской военщины, формально развязавшей войну, и России в восточно-европейском регионе, в частности, на Балканах.

Главная цель России в Первой мировой войне состояла, безусловно, в упрочении своих позиций на Балканах и всей Восточной Европе. В исторической литературе почему-то очень редко вспоминают о том, что в 1915-1916 гг. между союзниками Антанты были заключены два секретных соглашения: Англо-франко-русское соглашение 1915 г. и Сайкс-Пико договор 1916 г. В соответствии с этими соглашениями в случае победы над Германией (а в 1916 г. в этом уже никто не сомневался) к Российской империи присоединялись Константинополь (Стамбул) и оба средиземноморских пролива Босфор и Дарданеллы с примыкающими к ним районами европейской и азиатской частей Турции. После ленинского Декрета о мире, в котором провозглашался мир без аннексий и контрибуций, о правах России в Версале в 1918 г., конечно, никто не вспомнил.

Последующий период – 20-30-е гг. XX в. – это сложный и болезненный период социалистического переустройства России, сопровождающийся большими людскими потерями и экономической нестабильностью, приводит к усилению западного влияния в Восточной Европе. Это регион превращается в сплошной пояс авторитарных, прозападно- (в большей части – прогермански) ориентированных режимов и выполняет функцию «санитарного кардона» между Россией и западным миром. Три страны региона – Румыния, Венгрия и Болгария – участвовали во Второй мировой войне против СССР на стороне Германии; прозападные антисоветские режимы в этот период были в Польше и Чехословакии.

После Второй мировой войны картина геополитического взаимодействия в Европе принципиально меняется. Восточная Европа поворачивается в сторону Советского Союза – великой державы, одержавшей победу над фашистской Германией и вступившей в новую фазу своего общественного подъема. В этот раз консолидация СССР и Восточной Европы приобретает конкретные организационные формы, приводит к созданию в этом регионе ряда международных военно-политических и экономических структур (Варшавский договор, СЭВ).

На рубеже 80-90-х гг. в условиях распада СССР, экономического и социально-политического кризиса в России консолидация опять сменяется отчуждением, прозападная ориентация восточно-европейского региона опять становится реальностью.

Таким образом, мы совершенно отчетливо на протяжении, по крайней мере, полутора веков наблюдаем периодическую смену векторов геополитического притяжения Восточной Европы к одному из доминирующих на данном историческом этапе центру силы – Запад или Россия – (некие геополитические «качели»). Эти «качели» были в прошлом, и их действие следует ожидать в будущем.

Совершенно очевидно что, во-первых, амплитуда смены указанных моделей геополитической ориентации во времени составляет примерно 30-50 лет, а во-вторых, сменяющие друг друга на длительном промежутке времени качественно различные периоды в отношениях России и Восточной Европы свидетельствуют о существовании объективно детерминированного механизма взаимодействия стран в этом регионе.

Сопоставим отмеченные колебания международных связей на европейском субконтиненте с существующими в мировой науке концепциями социальной динамики. Так, например, не трудно заметить, что определенные выше временные рамки смены типов взаимодействия Восточной Европы с Западом и Россией в целом совпадают, с одной стороны, с кондратьевскими волнами мировой (главным образом западноевропейской) конъюнктуры, а с другой – с циклами российских реформ-контрреформ. Тем самым динамика развития восточноевропейских стран, являющихся по многим объективным параметрам небольшими общественными системами, определяется, прежде всего, внешними источниками социальных детерминаций, зависит от конкретно-исторических взаимодействий или пересечений линий взаимодействия таких мощных центров силы, какими всегда были Западная Европа и Россия.

Из изложенной выше модели геополитических циклов европейской истории вытекает, по крайней мере, три вывода.

1. Изменения геополитической структуры Европы, в том числе и взаимоотношения Запада и России, определяются не общественным строем в этих регионах, не социально-политическими процессами на уровне локальных систем, а социальной динамикой евроазиатского континента в целом. Эта динамика, во-первых, нелинейна по своей траектории, а во-вторых, в диапазоне долговременной исторической протяженности имеет повторяющиеся фазы и переходы.

2. Данная модель, по сути, на наш взгляд, применима к объяснению процессов, которые происходят и в других регионах мира, в том числе и вокруг Каспия.

3. Современным политикам, которые осознанно и целенаправленно хотят принимать участие в процессах, происходящих сейчас на евроазиатском пространстве, и тем более тем, которые смотрят в более или менее отдаленное будущее, на наш взгляд, необходимо подняться над горизонтом сегодняшней политической конъюнктуры и наметить более долгосрочную стратегию развития, в том числе (и особенно) в сфере геополитики. Из современной политической истории мы знаем, что подчас кардинальные перемены происходят очень стремительно и неожиданно. Еще 15 лет назад никто не мог предположить, что на наших глазах произойдет обвальный распад СССР и крах, казалось бы, могущественной общественной системы так называемого «реального социализма». Точно так же не стоит исключать из долгосрочной исторической перспективы возможность аналогичных катастрофических явлений и в других национальных и международных системах.

Достоверно же предугадывать эти катастрофы можно только на базе концептуальных моделей социальной динамики, в которых интерпретация исторической нелинейности общественного развития дополняется анализом современных преобразовательных тенденций.

____________________________
  1. Статья подготовлена при поддержке научной программы «Фундаментальные исследования высшей школы в области естественных и гуманитарных наук. Университеты России».



Геополитический элитаризм:

сущность современного глобального мировоззрения


П.Л. Карабущенко

(Астрахань, Россия)


Мировая история знает многочисленные примеры проявления геополитического элитаризма и знает чем, как правило, заканчивалось ничем неограниченное имперство одной нации, государства или религиозной конфессии. Элитаризм в геополитике есть всегда не только проявление военно-экономического имперства мирового лидера, но и еще сопровождающие это его могущество соответствующая идеологическая доктрина, культурные достижения и психологические традиции, отражающие особый образ мышления.


Геополитический элитаризм как историко-политическое явление имеет несколько точек своего измерения. Он представляет собой многофакторное явление, которому невозможно дать какого-либо однозначного описания. Поэтому в геополитическом элитаризме следует выделить несколько основных подходов и указать на ныне доминирующие тенденции, сущность которых в настоящее время и будет составлять особенность описываемого нами феномена. Но прежде необходимо выяснить значение таких понятий, как «геополитика» и «элитаризм».

1. Геополитика как отрасль политологии и элитологии. Термин «геополитика» был впервые употреблен шведским политологом Рудольфом Челленем (Къеллен) (1864–1922) еще в самом конце ХIХ в. Р. Челлен определял тогда геополитику как «доктрину, рассматривающую государство как географический организм или пространственный феномен»1. Энциклопедия «Americana» определяет геополитику как науку, изучающую и анализирующую в единстве географические, исторические, политические и другие взаимодействующие факторы, оказывающие влияние на стратегический потенциал государства2.

В оценке геополитической ситуации проявляются интересы государств, политических партий, этносов, отдельных политических деятелей, а также лиц, принимающих решения на уровне регионов. Сама геополитика выступает в качестве «географического разума государства» в качестве науки, изучающей пространство с точки зрения государства3.

По мнению российских политологов (А.И. Соловьев), «геополитика трактует территорию, географическое положение страны как уникальный политический ресурс, определяющий возможности государства в деле своего жизнеобеспечения, развития торговых, финансовых и других отношений…»4

Следует обратить внимание и на понимание геополитики, весьма близкое к элитологической науке. Так, А.Г. Дугин предлагает понимать геополитику как мировоззрение власти, науку о власти и для власти. «Геополитика, – утверждает он, – дисциплина политических элит (как актуальных, так и альтернативных), и вся ее история убедительно доказывает, что ею занимались исключительно люди, активно участвующие в процессе управления странами и нациями, либо готовящиеся к этой роли… Геополитика – это наука править»5.

Таким образом, развитие геополитики как самостоятельной научной микро-дисциплины стало возможным благодаря становлению в XIX-ХХ вв. политологии и элитологии. Обращает на себя внимание также и тот факт, что расцвет геополитической мысли, как правило, приходится на время наивысшего подъема имперской экспансии того или иного международного лидера (гегемона). Так было, например, с геополитикой в Германии во время Третьего рейха или в США в 90-е гг. ХХ столетия6. Именно имперские запросы политиков обеспечивали «работу» для теоретиков геополитической мысли, что лишний раз доказывает самую тесную связь этой науки с элитарным политическим мышлением. И в этой связи необходимо рассмотреть смысл и содержание второго вышеназванного термина – «элитаризм».

2. Сущность политического элитаризма. В последнее время элитология старается изучать не столько реалии политической элиты, сколько те метафизические и диалектические процессы, которые стоят за всем этим фасадом. Иными словами, элитология, в отличие от классических теорий элит, старается изучать не форму (элиту), а само ее содержание (элитность).

Для определения качества и идейной направленности элитарного сознания в элитологии принято выделять два термина – «элитизм» (американский политолог Г. Аптекер определяет «элитизм» как «сущность мышления господствующего класса»7), и «элитаризм» (Г.К. Ашин определяет «элитаризм» в качестве «идеологии господствующих классов в антагонистических формациях»8). В этой связи терминологически принято всех элитологов разделять на элитистов (т.е. тех, кто описывает, изучает элитарное мышление, сознание, культуру) и элитаристов (тех, кто является идеологическими апологетами доктрины господства элиты)9. При этом внутри самих элитаристов можно выделить (1) так называемых «культурологических» (тех, кто изучает антропологические сущности элитности) и (2) «идеологических» (тех, кто анализирует политические основы господства элиты и элит).

«Элитаризм» является сутью, духом «имперства» – стремления к абсолютному (неограниченному) господству. Именно в имперстве полностью реализуется «воля к власти» и начинается осуществление «диктата геополитического эгоизма». Эгоизм нации проявляется в стремлении быть всегда и везде первой.

Элитаризм всегда агрессивен, он есть принуждение, утверждение своего собственного имперства, не взирая при этом ни на какие возражения и возмущения с чьей-либо стороны. Элитаризм – есть воля к абсолютному господству; есть имперское мышление, отягощенное претензией на исключительность.

Элитаризм, в отличие от элитизма, всегда отличается своей крайней агрессивностью и склонностью к экстремизму, принуждению (утверждению любыми средствами своей воли); элитаризм представляет собой радикализм в теориях элит, т.к. непосредственно бывает связан с идеологией политического, национального или расового господства (превосходства), а следовательно, элитаризм всегда есть узаконенное идеологией превосходства насилие.

3. Геополитический элитаризм как имперство. Современный геополитический элитаризм развивает свои имперские амбиции в условиях постоянно развивающегося глобализма. Существуют разные подходы в определении того, что понимать под глобализацией. Отмечается, например, наличие трех основных измерений глобализации: (1) как постоянно идущего исторического процесса; (2) как гомогенизации и универсализации мира; (3) как разрушение национальных границ12.

Еще в 1999 г. один из ведущих российских политологов, профессор МГУ А.С. Панарин предупреждал о слиянии идеологии американского имперства с выдвинутой ими доктриной глобализации. «Глобализация – писал он, – один из главных лозунгов «великого учения», с помощью которого сверхдержава-гегемон намерена завоевывать умы. Идеология глобального «открытого общества» пришлась как нельзя более, кстати, в период, когда США задумали построить свой однополярный мир и демонтировать препятствующие такому миру национальные суверенитеты. Претенденту на мировую гегемонию выгодно, чтобы его волюнтаристские намерения выглядели как «веление времени», которому нет альтернативы»13.

Именно граница двух столетий уже возможно становится и границей двух эпох – позднего индустриального общества и раннего постиндустриализма. Диагноз индустриального общества был дан еще в самом начале ХХ столетия В.И. Лениным, охарактеризовавшим его таким понятием, как «империализм». В конце ХХ столетия можно смело уже говорить о том, что империализм перерос в свою наивысшую и, по-видимому, заключительную для индустриализма фазу – глобализм.

Это и дает нам повод утверждать, что в XXI в. геополитический элитаризм будет представлять уже новая форма империализма – глобализм. Глобализм есть новый способ осуществления мирового господства, требующий наличие соответствующих изменений в области развития политики, науки, культуры и т.д. Все остальные признаки глобализма вторичны по отношению к этому основному его историческому предназначению. В политическом плане «глобальный» всегда означал «имперский». Поэтому одним из крайних свойств (признаков) политического глобализма является усиление именно имперской психологии, изо всех сил прикрывающейся либерально-демократической политической риторикой.

Геополитическое господство всегда может быть (и как показывает история, и было) только в форме имперства. В ХХ в. произошло крушение практически всех существовавших до этого империй. Но эпоха империализма на этом не завершилась. Осталась еще одна последняя империя – США, существование которой ознаменовало переход империализма в свою более высокую стадию – стадию глобализма.

4. Геополитические реалии конца ХХ столетия. В настоящей геополитической ситуации мы можем выделить несколько ключевых моментов, которые играют определяющую роль в развитии международных отношений. Как правило, все они носят для России негативный характер. Это стало возможным в силу того, что Россия фактически ушла (самоустранилась) от решения многих геополитических проблем и ее место поспешили занять другие страны.

(1) Геополитическая гегемония США. Главной проблемой геополитики конца ХХ – начала ХXI вв. является политический элитаризм США, усиленные попытки навязать свои аксиологические пристрастия всему остальному миру, причем вопреки желанию последнего. В 1991 г. произошло крушение биполярного мира. Монополярный мир во главе с США стал временем расцвета их геополитической гегемонии, эпохой политического диктата воли американской политической элиты и прямого физического давления американской военщины.

Главным аморализмом политики США является ее слишком частая склонность к методам политики «двойного стандарта», что указывает на лицемерие ее правящей политической элиты. Приверженность политике «двойного стандарта» означает нежелание прислушиваться к чужому мнению, тем более, если это мнение исходит из стана политических противников.

(2) «Четвертая мировая война». После окончания «холодной войны» (1948-1991 гг.), которая по своим масштабам с полным основанием может быть нами названа «третьей мировой», наступила эпоха однополярного мира во главе с США. Расцвет политического могущества западной цивилизации достиг своей новой предельной точки, после которой все стали ожидать нового спада. И он произошел. Политическое могущество США продлилось ровно десять лет – с августа 1991 г. (со времени развала СССР) по сентябрь 2001 г. (крушение самой идеи Американской исключительности – взрывы 11.09.2001 г. Всемирного торгового центра в Нью-Йорке и здания Пентагона в Вашингтоне).

На первый план вышла проблема мирового терроризма. И хотя Россия задолго до осени 2001 г. неоднократно поднимала эту проблему, актуальной она стала только после того, как США сами на своей территории столкнулись с этим явлением. И столкнулись в столь же глобальных масштабах, как они себе и мыслили всю свою геополитику. Удар был нанесен США именно как государству. Политическая же элита Америки постаралась представить дело так, будто агрессия была совершена против всего американского народа.

Причиной «Четвертой мировой войны» является не терроризм (он всего лишь повод), а сама внешняя политика США. Она является результатом политики «двойных стандартов» и постоянного лавирования между политическими интересами и моралью. Война, о которой заговорили в США после 11 сентября 2001 г., должна быть, по их собственным прогнозам, столь же глобальна, как и все, что до этого делали сами США – пытались устанавливать мировой порядок!

По прогнозам военных специалистов войны в ХXI в. в корне изменят свой характер. В этой области должны произойти радикальные изменения, в первую очередь, связанные именно с глобализмом.

«Четвертая мировая война» может стать войной так называемого «третьего мира» против США. Вот почему для самих США сегодня необычайно важно ввязать в эту войну как можно больше своих сторонников и представить ее как войну одной цивилизации (Западной) с другой (например, Арабской). Если США удастся глобализировать эту ситуацию, Четвертая мировая будет неизбежна. Все эти события разворачивались на фоне явного ослабления роли ООН в геополитическом процессе.

(3) Паралич ООН. К осени 2001 г. все яснее проступили контуры кризиса ООН, которая фактически была устранена в результате действий США от решения актуальных международных проблем. Стало понятным, что в монополярном мире с ростом гегемонии главного лидера, пропорционально уменьшается роль таких международных организаций, как ООН, и происходит нивелировка самого международного права. Последняя империя ХХ в. (США) показала всему миру, что она практически может обойтись и без соблюдения норм международного права, руководствуясь исключительно одними только своими национальными интересами.

Таким образом, политический элитаризм США, фактически перерастающий в национализм, является на сегодняшний день главным источником геополитической напряженности и провоцирует негативное развитие мирового процесса, поскольку именно война всегда была благоприятным фоном для развития диктаторских режимов. А то, что в США сложилась диктатура элитаризма, ни у кого уже не вызывает никакого сомнения. Америка сама, не замечая того, превратилась в «империю зла».

(4) Ближневосточная проблема. Еще одной ключевой («болезненной») точкой геополитики является проблема Ближнего Востока. Существование «острова Израиля» в «море арабского мира» порождает массу проблем. Для арабов Израиль – чума ХХ века. Голубая мечта исламского фундаментализма увидеть отплывающие плоты с евреями от берегов их «земли обетованной». Еврейская диаспора в США одна из самых многочисленных и хорошо организованных.

(5) Китайская империя. Наступающее столетие постепенно становится временем завершающего становления гегемонии Китая. Китай – это целая цивилизация, целый «континент». По экономическому и демографическому показателю Китай находится в числе наиболее развитых стран мира и усиление его воли на геополитическом пространстве дело ближайшего времени. С другой стороны, рубеж столетий показал, что к развитию «китайского дракона» проявляет пристальное внимание геополитический гегемон мира (США). Темпы роста могущества Китая, видимо, вызывают у Соединенных Штатов опасения по поводу сохранения своего мирового лидерства. Китай, как следующая после СССР «мишень мирового гегемона», вероятно, испытает на себе те же самые технологии дестабилизации: подкуп элит, поощрение этносуверенитетов, противопоставление центра периферии, разрушение «цивилизационной идентичности» с помощью агрессии «либерализированных СМИ»14.

Еще одной мировой империей ХХI в. могут выступить страны, входящие в арабскую цивилизацию и объединенные исламом.

(6) Агрессивность арабской цивилизации. В настоящее время ислам переживает практически те же самые процессы, которые мы наблюдали в средневековой истории Западной христианской церкви – пассионарный религиозный подъем, «крестовые походы» за чистоту религии, идеологический экстремизм и т.д.

В сентябре 2001 г. США поспешили объявить главными разносчиками терроризма именно исламский экстремизм. Многие, в том числе и некоторые исламские страны, поддержали этот тезис американской элиты. В сознании «западного человека» ваххабизм уже прочно ассоциируется с терроризмом и агрессией15.

Главным толчком в изменении к негативному всех этих геополитических реалий стал монополярный мир и гегемония американского политического элитаризма. Поэтому рассмотрим более детально это явление.

5. Политический элитаризм США. В Америке сложился в завершенном виде авторитарный режим власти – олигархическая республика16 с имперскими устремлениями во внешней политике, с демократической риторикой в сфере национальной идеологии и явными перегибами в области правового государства.

Масло в огонь американского политического элитаризма подливает и сама американская правовая система. Ведь своей правовой системой США напоминает правовую систему Римской империи, которую юристы-историки называют «библией эгоизма» (Г. Гейне)17. Американское право – такой же узаконенный эгоизм. Америка страна развитого эгоцентризма. Она думает о мире, глядя на него через микроскоп. Быть может именно этим и объясняется пристрастие всей американской нации к социокультурному элитаризму?!

Геополитический элитаризм исповедует крайне агрессивную идеологию установления своего политического господства, без учета мнений и интересов других субъектов международных отношений. В целом геополитический элитаризм, как мы уже говорили об этом выше, есть проявление и утверждение имперства. Начиная с 1991 г. Америка неоднократно демонстрировала всему миру свою военную мощь, но не решила цивилизационными (правовыми) средствами ни одной проблемы18. Более того, прикрываясь громкими лозунгами относительно того, что они якобы борются с гуманитарной катастрофой, американцы сами становились причиной этой самой гуманитарной катастрофы. Классическим примером здесь может быть Югославия весны 1999 г. или Афганистан осени 2001 г.19

«Американизм» есть политический элитаризм нашего времени. «Американизм» антигуманен, так как признает за собой право калечить личность во имя достижения своего идеала; он попирает все и вся, прикрываясь идеологией Просвещения и либерализма. «Американизм» есть идеология избранности и имперства (господства) американского государства и его народа. Смысл этой концепции – в том, что «американский народ, его общество и государство несут на себе отпечаток особой «Божьей милости», выполняют особое «божественное предначертание» распространять идеи свободы и демократии во всем мире20. Американизм утверждает гегемонию своей страны якобы во имя ее «демократических ценностей», формальный характер которых уже оспаривается многими аналитиками в самих США21. В новых складывающихся условиях постиндустриализма США могут удержать свой политический императив (империализм), только трансформировав его в идеологию глобализма.

Американизм пытает распространить свою гегемонию не столько через непосредственно прямой захват чьей-либо территории22, сколько через проникновение (экспорта) так называемых своих «ценностей» – экономических технологий, идеологии, культуры, просто информации (СМИ). Главная цель американизма – захватить и поработить сознание другого народа. Для этого Америке необходимо глобализировать мировой процесс, и стать во главе его.

6. Истоки и смысл антиамериканизма. Анализируя современные геополитические реалии, невольно задаешься вопросом: неужели и основные законы постиндустриальное общества будут тоже написаны под диктовку американизма?; неужели в нем тоже найдется место для чьих-либо имперских амбиций (что было бы весьма ужасно!)? Этого ни в коем случае допустить нельзя. Постиндустриализм должен быть избавлен от политического экстремизма в лице американского элитаризма. ХХI в. должен пройти под знаком отсутствия империй. Человечество должно, наконец, понять, что империя есть рудимент прошлого, что мир вполне может и должен обходиться без этой формы политического устройства.

Антиамериканизм есть нормальная реакция цивилизованного мира на нецивилизованное поведение США. Крайней (радикальной) формой ее проявления и стал в последнее время исламский терроризм, ставший порождением религиозного фундаментализма.

Антиамериканизм есть ответ на притязания США на мировое господство. По своей природе он схож с антисемитизмом, который есть ответ на утверждение идеологии сионизма. В выявлении причинно-следственных связей мы должны признать, что американский империализм и сионизм являются причинами появления таких явлений, как антиамериканизм и антисемитизм в мире, а не наоборот. В основе своей американизм и сионизм необычайно близки по духу – первые переселенцы заявляли, что они дети Израиля, а Америка – их новый Иерусалим23. Вот почему в США и сложилась иудо-протестанская цивилизация24.

Осенью 2001 г. вокруг американского политического глобализма уже сложилась парадоксальная геополитическая ситуация: враги США оказались друзьями их союзников (Афганистан-Пакистан). Америка фактически оказалась без «друзей». Она не может даже найти себе искренних союзников (бессеребреников). Все это стало следствием жесткого американского прагматизма и пуританства. Но мир не может быть выстроен по сценарию одного лишь государства, тем более подверженного вирусу элитаризма – чумы надвигающегося на нас XXI столетия.

Ясно, что идейные истоки антиамериканизма лежат в проводимой самими США политике элитаризма. Элитаризм и есть главная причина всех анти-измов. Смысл антиамериканизма заключается в борьбе с глобализмом, создаваемым в интересах исключительно одной имперской державы. Наиболее радикально этот антиамериканизм проявился в террористических актах 11 сентября 2001 г.

Пагубность исповедуемого ныне Америкой элитаризма заключается еще и в том, что он заражает этим своим дурным примером тех, кто претендует на высокие элитарные оценки и стремится к своему «мировому господству». Для таких субъектов геополитики важно любыми средствами организовать для США новое «Ватерлоо».

Замечено, что те регионы, в которых США имеют свои «жизненно важные национальные интересы», рано или поздно дестабилизируются, и в них нарастает конфликтность. Последней по времени зоной повышенного внимания США стал Каспийский регион25. Но если США выделили уже Каспий в особый геополитический регион, то Россия все еще мыслит старыми советскими категориями, считая эту часть мира составляющей частью других регионов. Подобный подход следует признать анахронизмом и попытаться в самое кротчайшее время пересмотреть свой взгляд на Каспий26.

7. Каспий в круговерти геополитических отношений. Ближе всего к точкам наибольшей геополитической напряженности в Азии относится Южный Федеральный округ России. Он, в свою очередь, может быть подразделен на три зоны: (1) Российский черноморский регион (Ростов и Краснодар); (2) Северный кавказский регион (Ставрополье, Калмыкия, Чечня и др.) и (3) Российский каспийский регион (Астрахань, Дагестан)27. Чаще всего идентификационная проблема как раз и возникает вследствие смешения в политическом элитарном сознании этих трех зон в нечто единое, целое. Речь не идет о том, что следует разделить Юг России на эти административно-территориальные зоны. Речь идет о том, что политикам необходимо учитывать интересы всех этих трех южных зон России, при выработке ими единой стратегической политической концепции.

В геополитическом мышлении современной российской элиты Каспийский регион стоит на самом последнем месте. Более того, именно в элитарном сознании бытует представление о том, что как такового Каспийского (или Прикаспийского) региона в природе не существует. Данный стереотип мог сложиться в результате геополитической самовыраженности этого региона и его «задавленности» соседними регионами-лидерами. Но данное положение вещей вовсе не означает, что самой проблемы Каспия не существует. История, напротив, показывает нам, что до XIX в. Каспийский регион играл важную роль как в политической и экономической истории России, так и сопредельных с ней государств и народов. В последнее время наметились и все яснее начинают проступать тенденции активизации и актуализации процессов, происходящих в Прикаспии. Российский Прикаспий (в частности, Астраханскую область) уже нельзя воспринимать как границу, за которой нет России; к ней следует относиться как к мосту, соединяющему Россию с ее сферой жизненно важных национальных интересов.

Актуализация Каспийского региона понимается как процесс возрастания его геополитической престижности, авторитетности (весомости) и экономико-культурной интеграции этого пространства. Актуализация Каспийского региона ныне напрямую зависит от: (1) роста его экономического потенциала (в том числе правильного использования сырьевых ресурсов); (2) активизации межгосударственных отношений самих Прикаспийских государств; (3) обострения политической ситуации в сопредельных с ним конфликтных регионах.

Каспийское море в XXI в. может стать «яблоком раздора» из-за дележа богатства его природных ресурсов. Близость его к нестабильным регионам (Ближне-восточному, Кавказскому и Афгано-персидскому) может спровоцировать расширение их конфликтов и на его территорию: события августа-сентября 1999 г. в Дагестане (вторжение из Чечни банд ваххабитов) как раз показали уязвимость его от подобной экспансии из вне. Поэтому для Каспийского региона глобализация может означать не включение его в орбиту мировой системы экономических и культурных отношений, а подключение к системе уже существующих политических конфликтов арабского мира с немусульманскими цивилизациями. Данный сценарий малопривлекателен для самих Прикаспийских государств, но наиболее возможен в условиях милитаризации сопредельных с ним регионов. Для стабилизации ситуации в Прикаспии России необходимо усилить свою позицию, политическое, экономическое и, что особенно важно, культурное присутствие в этом регионе.

В этой связи необходимо особо отметить, что сам Каспийский регион никогда не был замечен в нагнетании милитаристских противоречий. Поэтому усиление одной из Прикаспийских государств в военном плане неизбежно вызовет противодействие со стороны его ближайших соседей. Поэтому важно не допустить развития такой ситуации, когда Прикаспийские страны начнут наращивать свою военную мощь в своем регионе. Еще более ухудшится ситуация если в регионе появится какая-либо третья сила (военное присутствие стран, не относящихся к Прикаспийскому региону). С целью избежания нагнетания ситуации вокруг военного присутствия Прикаспийских стран на самом Каспии необходимо сохранение «status quo»: сохранение (законсервирование) уже имеющегося соотношения сил и создание на его основе международной ассоциации по сохранению мира и порядка на Каспии.

Самое главное для Прикаспийских стран необходимо понять, что любой политический элитаризм для их региона не только противопоказан в силу многообразия его геополитического ландшафта, но и противоестественен самой его природе. Особенно это предостережение должно касаться России с ее многовековыми традициями политического лидерства. Политическое лидерство никогда не должно перерастать в элитаризм, т.е. в политический экстремизм лидера-монополиста, жандарма и «великого учителя жизни», по своим аксиологическим соображениям кроящего геополитическую карту мира.

Элитаризма на Каспии быть не должно и особенно это касается появления здесь «третьих» стран (США уже объявило, что Каспий является зоной их жизненных национальных интересов), которые могут установить в этом регионе «свои порядки», без учета его геополитической специфики. Чтобы не допустить развития подобного сценария событий, необходимо усиление присутствия России на Каспии. При этом следует подчеркнуть, что сфера жизненных интересов самой России лежит не только в бассейне Каспийского моря, но и выходит далеко за его пределы к водам Персидского залива (Иран, Ирак) и Индии. С другой стороны, если Россия не выделит для себя Каспий в отдельный (самостоятельный) геополитический регион и не сосредоточит своих агентов (субъектов РФ, имеющих отношение к этому региону) на выполнение стратегически важных задач, то в скором времени весь Каспий может оказаться в сфере влияния последней империи ХХ в., и уже ее агенты будут диктовать России условия ее поведения в Прикаспии.

Рассмотренная нами проблема свидетельствует о том, что:
  • политический элитаризм в мире еще не изжит и вряд ли когда-либо может быть истреблен из политической психологии правящих элит мировых стран-доминант;
  • политический элитаризм во второй половине ХХ в. тесно сросся с имперством и империализмом, которые успешно трансформировались в глобализм;
  • единственной на сегодняшний день страной, четко исповедующей геополитический элитаризм (государственный экстремизм), являются США;
  • позиции России будут усилены, если Кремль обратит внимание на ситуацию, складывающуюся в Каспийском регионе, как своего юго-восточного «пограничья», с другими сопредельными проблемными регионами конца ХХ-начала ХХI столетий.

____________________________
  1. Dorpalen A. The World of General Haushofer. Geopolitics in Action. N.-Y., 1942. P. 24.
  2. Поздняков Э.А. Философия политики: В 2-х ч. М., 1994. Ч. 2. С. 256-257.
  3. Dorpalen A. The World of General Haushofer. Geopolitics in Action. N.-Y., 1942. P. XII.
  4. Соловьев А.И. Политология: Политическая теория, политические технологии. М., 2000. С. 37-38.
  5. Дугин А. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. М., 1997. С. 14.
  6. Так, в годы Второй мировой войны американская политическая наука оценивала германские геополитические доктрины как идеологии, научно обосновавшие нацистам их проект мирового господства. Поэтому американцы критически оценивали достижения германской геополитической мысли, считая ее «псевдонаукой» и старались опровергнуть ее основополагающие постулаты. Именно эта критика «немецкой школы» и заложила основу геополитической науки самих США. См.: Поздняков Э.А. Философия политики: В 2-х т. М., 1994. Т. 2. С. 250.
  7. Аптекер Г. О сущности свободы. М., 1961. С. 41.
  8. Ашин Г.К. Современные теории элиты: Критический очерк. М., 1985. С. 19.
  9. См.: Карабущенко П.Л. Политика, идеология, элита: курс лекций по политологии. М.-Астрахань, 2000. С. 6.
  10. Лебедева М.М. Формирование новой политической структуры мира и место в ней России //Полис. 2000. № 6. С. 42.
  11. Панарин А.С. «Имперская республика» на пути к мировому господству //Общественные науки и современность. 1999. № 4. С. 150.
  12. Там же. С. 148.
  13. Данные убеждения массового сознания подтверждают и некоторые статистические данные. Так, по сведениям правоохранительных органов Ставропольского края, увеличение терактов в регионе напрямую связано с усилением пропаганды идей ваххабизма среди населения этого края. См.: Век. № 37 (453), 21-27.09.2001.
  14. Современные элитологи склоняются к тому мнению, что в США «реальная власть [находится] в руках узкой элитной группы, состоящей из нескольких тысяч человек, занимающих руководящие позиции в важнейших социально-политических институтах США» – Ашин Г.К. Дискуссии о структуре власти и структуре элит в США // Общественные науки и современность. 2001. № 1. С. 101.
  15. См.: Карабущенко П.Л. Римская аристократия и римское право. Астрахань, 1999. С. 80.
  16. По последним данным СМИ, за последние десять лет ХХ в. от так называемых «гуманитарных операций» американской военщины погибло до 15 млн человек. Если эти цифры и преувеличены, то они свидетельствуют о том, насколько сильны антиамериканские настроения в мире, особенно в так называемых в странах «третьего мира».
  17. В последнем случае гуманитарная катастрофа произошла по прямой вине США лишь вследствие объявлении правительству талибов ультиматума по поводу выдачи террориста № 1 Усама бен Ладана, при его объявлении без суда и следствия организатором террористических актов в Нью-Йорке и Вашингтоне 11.09.2001 г. Версия. № 36 (160), 25.09.-01.10.2001. С. 5.
  18. Кременюк В.А. США и окружающий мир: управление со многими неизвестными //США: экономика, политика, культура, 1999. № 1. С. 10.
  19. Аптекер Г. Лауреаты империализма. Монополистический капитал переписывает историю Америки. М., 1955; Миллс Р. Властвующая элита. М., 1959; Дай Т.Р., Зиглер Л.Х. Демократия для элиты: Введение в американскую политику. М., 1984.
  20. Президент США Дж. Буш-младший, несмотря на известную свою приверженность прагматическому подходу, заявлял, что: «Америка – мирная держава и больше всего выигрывает от демократической стабильности. Благодаря тому, что у нас нет территориальных целей, наша выгода не означает [территориальных] потерь для других [выделено нами – П.К.]» – A Distinctly American Internationalism. Simi Valley, California. November 19. 1999. www. georgewbush.com.
  21. В решении принятом в 1640 г. ассамблеей Новой Англии, говорилось: «Земля и все, что к ней относится, божьи (принято); Бог может отдать землю или любую ее часть своему избранному народу (принято); Его избранным народом являемся мы (принято)». Цит. по: Ефремов А.В. Социальный аспект биологической категории «раса». «Против расизма». М., 1966. С. 33.
  22. Американцы верят, что Бог, «...повергнув перед нашими глазами все другие церкви, оставил Америку для тех, кого он наметил избавить от своей всеобщей кары, так же как он однажды послал ковчег для спасения Ноя. Эта новая земля наверняка составная часть, возможно, и наивысшее проявление историй спасения. Америка – реальное воплощение божественного пророчества» (Шлезингер А.М. Циклы американской истории. М., 1992). Один из основателей американского романтизма Г. Мелвил писал: «Мы, американцы, особые, избранные люди, мы – Израиль, Израиль нового времени, мы несем ковчег свобод миру... Остальные нации должны вскоре оказаться позади нас». Там же. С. 30.
  23. Калюжный В. Статус Каспия может подождать // Нефтегазовая Вертикаль. 2001. № 11.
  24. Традиционно Каспий рассматривался Россией как водораздел между Европой и Азией, между Севером и Югом. Подобный подход исключал рассмотрение Каспия как специфически единого геополитического региона Земного шара, что автоматически понижало политический статус государств, входящих в его зону и заставляет рассматривать его субъекты в дисперсии. Тем самым проблема Каспия загонялась в тупик и ставилась в прямую зависимость от решения проблем иных регионов.
  25. В политическом сознании российской политической элиты происходит «растаскивание» субъектов Каспийского региона по формальным признакам и причисление их к другим геополитическим регионам. так, Дагестан традиционно относится к кавказскому, а Астрахань – к волжскому регионам. Мы указываем лишь на то, что данные субъекты РФ являются одновременно участниками процессов, происходящих не в одном, а сразу в нескольких регионах; и позиция этих субъектов на Каспии столь же важна и значима, как и та роль, которую они играют в своих «традиционных» регионах.



К ВОПРОСУ О ГЕОПОЛИТИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ КАСПИЯ:

РЕГИОНАЛЬНЫЙ КОНТЕКСТ

(НА ПРИМЕРЕ АСТРАХАНСКОЙ ОБЛАСТИ)