Geum.ru

В западном крае

Вид материалаЗакон
Подобный материал:

В Западном крае.


Владимир Скрынченко

     Свой земной путь он закончил на чужбине, в Югославии. И потому долгое время имя его было под запретом, а труды хранились в спецхранах и не были доступны рядовому читателю. В служении Православию видел он основное предназначение своей жизни...
Особое внимание творческому наследию Дмитрия Скрынченко уделено в Беларуси, в которой он сформировался как выдающийся историк и философ, общественно-политический деятель и яркий публицист. В сфере православной этики его философские труды, и прежде всего произведение “Ценность жизни по современно-философскому и христианскому учению”, исследованы в ряде публикаций беларусских авторов (см. Короткая Т. П. Религиозная философия в Белоруссии начала XX века: критический анализ. — Мн.: Наука и техника, 1983. — С. 58–60; Козел А. А. История философской мысли в Беларуси (XII - XX вв.) — Мн.: Академия МВД РБ, 1998. — С. 119–121). Об историко-археологическом аспекте деятельности Дмитрия Васильевича как основателя Минского церковного историко-археологического комитета и музея свидетельствуют не только публикации последних десятилетий (см. Гужаловский А. А. Музеи Белоруссии в дооктябрьский период // Музей и власть. — М., 1991. — 4.2. — С. 58 и т.д.), но и проходившая летом этого года в Минске выставка “В поисках утраченного”, представленная в Национальном музее истории и культуры Беларуси (автор — Мартынова Н.В.). Объектом исследования является и деятельность Дмитрия Скрынченко как редактора газеты “Минские епархиальные ведомости” (см. Чистяков П. А. Минские епархиальные ведомости конца XIX - начала XX столетий как источник по церковному краеведению Беларуси// Минские епархиальные ведомости — 2003. — № 1(64). — С. 51–54).
Жизнь и судьба Дмитрия Скрынченко послужила темой ряда публикаций не только Беларуси, но и России (см. Скрынченко В.А., Колмаков В.Б. Верный сын православного отечества // Минские епархиальные ведомости. — 2003. — № 1(64). — С. 47–50; Колмаков В. Б., Скрынченко В. А. С родиной в сердце // Русский провинциальный журнал “Воронеж”. Специальный выпуск. — Воронеж, 2003. — С. 14–15; Колмаков В. К истории рода Скрынченко // Генеалогический вестник. — Выпуск 15. — СПб., 2003. — С. 37–47 и т.д.), а также доклада, прочитанного (12 июня с.г.) на Десятых Минских епархиальных чтениях, посвященных 210-летию Минской епархии (Колмаков В.Б., Скрынченко В. А. Верный сын православного отечества).
После Беларуси Дмитрий Васильевич с головой окунается в стихию религиозной и политической жизни Украины. Он активный участник событий Всеукраинского церковного Собора 1918 года (см. Ульяновський В. Церква в Українській Державі 1917–1920 pp. (доба гетьманату Павла Скоропадського). — К.: Либідь, 1997). В Сербии Дмитрия Васильевича помнят как бессменного (на протяжении 14 лет!) руководителя Русской Матицы в г. Нови-Сад, культурно-просветительской организации эмигрантов (см. Арсеньев А. У излучины Дуная. Очерки жизни и деятельности русских в Новом Саду — М.: Русский путь, 1999). Информацию о Дмитрии Васильевиче можно найти в Интернете, на сайте “религиозные деятели и писатели русского зарубежья: библиографический справочник” (http:/zarubezhje.narod.ru/ rs1.php">ссылка скрыта).
В Западный край, как называли тогда Беларусь, он стремился давно, еще в Перми, где преподавал в Духовной Семинарии. Но для этого пришлось приложить немало усилий, прежде всего, прибыть в столицу, Санкт-Петербург, и добиться приема у Победоносцева К.П., обер-прокурора Синода, самого влиятельного и знаменитого чиновника Российской империи. В приемной ему стало не по себе от страшной мысли, что в немощных руках этого дряхлого старика судьбы огромной страны. В памяти осталась и провинциальная Старая Русса, с осенней непролазной грязью, и визит в дом Достоевской А.Г., вдовы великого писателя, которой он выразил свое восхищение и преклонение перед гением ее покойного мужа. С Анной Григорьевной он вел потом переписку.
В Минск он прибыл поздней осенью 1903 года. В воздухе ощущалась революционная угроза... Почти полвека страну лихорадило. Освобождение крестьян от крепостной зависимости по манифесту императора Александра II и другие его либеральные реформы 60-х гг. XIX века вызвали страшный обвал в русской жизни. “Порвалась цепь великая...” — говорил поэт Н. А. Некрасов. Начавшееся в России небывалое брожение идей обернулось могучим революционным приливом. Эхо петербургских выстрелов докатывалось до Западного края, кружило молодые студенческие головы, вызывая беспорядки в гимназиях и университетских аудиториях, на фабриках и заводах. Либеральная интеллигенция была в восторге от наглости террористов, бездумно помогая им раздувать революционный пожар, который со временем охватит всю страну.
Империя стала под прицел террора...
Социальные проблемы были жестко связаны с национальными и религиозными.
В Минске Дмитрий Скрынченко сразу же почувствовал гнетущую атмосферу противостояния между православным белорусом, с одной стороны, и польским католиком, с другой. Как человека со стороны, его многое удивило в Западном крае. И прежде всего, почему Слово Божие белорус слушает не на родном, а на польском языке, и как такое дозволено в государстве Российском? Удивился, что многие белорусы уже говорят по-польски и как бы чванятся этим. И понял Дмитрий Скрынченко, что католик в Беларуси — это синоним поляка, а со временем убедился и в том, какая страшная сила — костел, и как он полонизирует белоруса и обезличивает его. Белоруса даже убеждали в том, что он происходит из боковой польской ветви, то есть, не белоруc он, а белолях (см. Д.В. Скрынченко “Белолях”, “белорусc” или просто “русский” // Минское слово. — 1907. — 2 авг. (№ 214). — С. 1–2). Это провозглашалось с церковных амвонов, в прокламациях польских повстанцев, в пропольских периодических изданиях. Успеху католической пропаганды благоприятствовала неразбериха в отношениях между белорусским духовенством и местной властью, равнодушие которой к вопросам религии помогало ксендзам в их пропаганде. Местное дворянство было сплошь католическим, а пришлое, русское, не имело существенного влияния в крае. Не было помощи и от бюрократического Петербурга. Там пренебрежительно относились к православному духовенству, не понимая его миссии проводника государственных начал. Белорусское духовенство было недовольно еще и тем, что на высшие посты часто приглашались иерархи из центральной России, грубые и нетактичные, не вникавшие в суть национальных и религиозных проблем края.
Чтобы ответить на эти вопросы, Дмитрию Скрынченко пришлось уйти с головой в историю Беларуси, осмыслить ее прошлое и настоящее.
Давние интересы поляков в Западном крае столкнулись с русскими относительно своего проекта нации, поскольку обе враждующие стороны рассматривали белорусов, литовцев и украинцев не как самостоятельные этносы, а как составные части собственной нации (Каппелер А. Россия — многонациональная империя. Возникновение, история, распад. — М.: Традиция — Прогресс-Традиция, 2000 г. — С. 165). Предельного накала это противостояние достигло со включением этнической Польши (Царства Польского) в состав Российской империи (по постановлению Венского конгресса 1815 года), а следствием стали польские восстания 1830 и 1863 гг., в которых бездумно и напрасно растрачивалась масса национальной энергии благородных сыновей польского народа. Столетняя польско-русская вражда причинила неисчислимый вред и России, сгенерировав разрушительные революционные процессы в недрах ее.
Фанатически преданные своей “Ojczyzna” польские сепаратисты шли не только на восстания и на каторгу. За границами Польши искали они поддержки и находили ее. На Кавказе сражались против русских на стороне Шамиля, помогали русским декабристам и эмигрантам-диссидентам (Герцену и Бакунину), охотно шли на контакт с враждебным России политическим окружением в Европе. Звон “Колокола” раздавался во славу польских повстанцев 1863 года, а “старик Адам Чарторыйский со смертного одра прислал... теплое письмо” Герцену в Лондон (см. Прокофьев В. А. Герцен. — М.: Мол. гвардия, 1979. — ЖЗЛ — С. 293, 298, 315, 343–352). Накануне восстания 1863 г. польские заговорщики проникли и в ряды слушателей Академии генштаба России (см. За нашу и вашу свободу: Герои 1863 года. Сборник. — М.: Мол. гвардия, 1964. — ЖЗЛ — С. 30–31). От лозунгов польских повстанцев 1863 года несло откровенной руссофобией (“В Азию прочь, потомок Чингисхана”, см. Д. Скрынченко. Безобидная этнографическая дымка // Киевлянин — 1913. — № 221. — С. 2).
Неудача восстания 1863 года заставили польский “rzad” сменить тактику, использовать более утонченные методы воздействия на русское правительство и общество. Во многих крупных городах России (Петербург, Москва и Киев) действовали польские землячества (т.н. “kolo”), которые проводили различного рода политические акции, издавали свои периодические издания (газеты “Dziennik Kiowsky”, “Dziennik Moskowsky” и т.д.), стремясь привлечь на свою сторону виднейших представителей русской интеллигенции (к примеру, Тургенева), лукаво пользуясь их политической наивностью (см. Д. Скрынченко. По поводу письма И. С. Тургенева к Александру II // Киевлянин — 1913. — № 232. — С. 3). Пропольское лобби действовало не только в коридорах власти Петербурга, но и в царских палатах (вспомним хотя бы князя Адама Чарторыйского, друга юности императора Александра I — см. Труайя А. Александр I, или северный сфинкс — М.: Мол. гвардия, 1997. — ЖЗЛ — С. 45).
Поляки по-прежнему оставались наиболее влиятельной частью населения Западного края. О польском засилии в административном аппарате (по вероисповеданию) говорят и статистические данные, приведенные в памятной книжке Минской губернии от 1861 года (Мейер П. М. Подготовка к польскому мятежу в Минской губернии в 1861 году: Зап. / Под ред. и с предисл. Д. В. Скрынченко. — Минск: Тип. С.А.Некрасова, 1908. — 134 с. — С. 18). Так, из 66 служащих канцелярии губернатора лишь 4 православных (6,06%), в губернском правлении на 131 служащего 8 православных (6,1%), из 7 служащих губернской прокуратуры 1 православный (14,2%), в казенной палате из 235 служащих 4 православных (1,7%), в уголовной палате на всех служащих приходился 1 православный, в палате госимуществ на 110 служащих — 7 православных (6,4%), в минской городской полиции на 30 служащих — 2 православных (6,7%), в губернской гимназии из 32 служащих — лишь 2 православных (6,3%). Губернская почтовая контора, земский суд, городской острог и городская дума: служащие — все сплошь поляки.
Независимо от политического спектра (от князя Адама Чарторыйского до коммунара Ярослава Домбровского) польские сепаратисты были едины в своем стремлении восстановить польское “krolewstwo od morza do morza” с Украиной, Беларусью и Литвой в ее составе. Составной частью этого грандиозного плана была полонизация украинцев, беларусов и литовцев с помощью католической пропаганды, а препятствием — Православная Церковь, против которой яростно боролись польские фанатики. Возмутительные подробности надругательства над Православной Церковью и ее служителями в Беларуси приводил в своем письме к Римскому папе каноник Сенчиковский (см. Жиркевич А. В. Из-за русского языка // Минская старина. — 1911. — Вып. 3, ч. 1. — С. 50–52). Обычным делом считалось оскорбление православного священника на улице, а беседа с ним считалась преступлением, требующим искупления и раскаяния. “Песьи молитвы не доходят до Всевышнего” — провозглашалось с церковных амвонов в адрес православных. Растлевая сознание темных белорусских крестьян польская пропаганда убеждала их в том, что русский император — под анафемой, проклят Римским папой. Со временем и Дмитрий Скрынченко убедился в том, что польское духовенство в Беларуси — это рупор национально-пропагандистских идей Rzecz Pospolita (см. Еще о конкордате с Римским папой // Минские епархиальные ведомости. — 1909. — № 6, ч. неофиц. — С. 142–145 (разд. паг.). Духовное закрепощение от ксендза шло рука об руку с экономическим от польского пана, которому в крае принадлежало большинство пахотных земель. Даже на Юго-Западе Украины в начале XX века польское панство держало в своих руках 46 % частного землевладения и 54 % промышленного производства (см. Субтельний Орест. “Україна: історія” // Київ, Либідь, 1992. — С. 244). Потому панские “майонтки” служили очагами экономического закрепощения крестьян, а сами паны и ксендзы очень ловко вели свою “sprawa polska”, направленную на окатоличивание и полонизацию местного населения (см. Д. Скрынченко. Еще о польских панах и крепостных крестьянах // Минское слово. — 1907. — 11 окт. (№ 265). — С. 2; 12 окт. (№ 266). — С. 2).
Угроза революционного террора, вспышек национальной вражды, беспокойство за судьбы страны заставляла наиболее умеренную часть общества поддерживать правительственную политику. Часть русской интеллигенции (среди них и Дмитрий Скрынченко) поддерживали официальную идею “большой русской нации”, в которой важно было лишь общее прошлое трех братских народов — Киевская Русь, причем украинцам и белорусам отводилась роль составной части “большой русской нации”, а остальные процессы формирования каждого из народов не принимались в расчет, они как бы не существовали. Эта идея имела свое белорусское отражение в форме “западнорусизма” (см. Сильверстова-Куль С. Е. Историография политики царизма в Белоруссии и национальное возрождение белорусов // Славяноведение, 1996. — № 5. — С. 6–7), и была обусловлена незавершенностью национальных процессов в Западном крае. Потому-то изучение прошлого Беларуси Дмитрий Скрынченко подчинил практической цели “на строго документальных данных археологическими памятниками наглядно доказать, что Минская губерния — русский край, а не польский” (см. Скрынченко Д. Необходимость церковно-археологического музея и комитета в Минской епархии // Минские епархиальные ведомости. — 1907. — № 5. — Ч. неоф. — С. 125).
Детальное исследование национальных и религиозных проблем края помогло Дмитрию Скрынченко определить основные аспекты своей деятельности и как главного редактора газеты “Минские епархиальные ведомости” (далее — МЕВ), которым он становится с 1905 года. При этом ему пришлось приложить немало усилий для того, чтобы пробудить национальное сознание как православного крестьянства, так и местного духовенства. Уже тогда понял он, что единственной опорой Православной Церкви и государства в Беларуси является тонкий слой духовенства, преимущественно низового уровня, к которому он обратился с призывом противостоять воинствующему католицизму и ползучему полонизму. Дмитрий Скрынченко хорошо знал нужды этой прослойки, может потому, что сам происходил из семьи сельского псаломщика.
Вокруг национально-религиозных вопросов на страницах газеты вспыхнула яростная по накалу полемика, которая никого в Западном крае не оставила равнодушным. Живой дух обновления МЕВ услышали в самых глухих уголках Беларуси, ее провинциальных городках и селах. Местные пропольские издания сразу почуяли для себя угрозу и объявили настоящую войну обновленной газете и ее молодому редактору, которому едва минуло 30 лет. Успешное начало деятельности Дмитрия Скрынченко было также обусловлено поддержкой со стороны Владыки, Преосвященнейшего Михаила, епископа Минского и Туровского, который сразу оценил необычайный энтузиазм и напористость молодого богослова.
На страницах МЕВ Дмитрий Скрынченко публикует научные исследования, посвященные Беларуси и ее этнографии (Тизенгаузен Н.А. Некоторые статистические данные о народонаселении Западного края России: (С прил. табл. распределения населения Зап. края по вероисповеданиям, народностям, грамотности, сословиям, занятиям) / Под ред. Д.В. Скрынченко // МЕВ. — 1910. — № 4, [прил.] — С. 1–24 (разд. паг.); № 5, [прил.] — С. 25 (разд. паг.), [С. 1–7, табл.] (разд. паг.); № 6, [прил.] — [С. 8–23, табл.] (разд. паг.); № 7, [прил.] — [С. 24–65, табл.] (разд. паг.); № 8, [прил.] — [С. 66–87, табл.] (разд. паг.). Затем он начинает публикацию статей о драматических событиях Брестской унии, истории борьбы белорусского народа против религиозного порабощения, народа, преданного своей аристократической элитой (“Белорусы, их разговорный и книжный язык при свете истории” // МЕВ. — 1909. — № 8, ч. неофиц. — С. 162–183 (разд. паг.). Памяти выдающегося деятеля Православия и просветителя К. Острожского посвящена работа “300-летний юбилей” // МЕВ. — 1908. — № 2, ч. неофиц. — С. 34–41 (разд. паг.). Неутомимый борец с унией, основатель Острожской Академии князь К. Острожский основал в г. Остроге типографию и стал печатать церковнославянскую литературу, например, так называемую “Острожскую Библию”. В этом эпохальном событии принял участие знаменитый московский первопечатник Иван Федоров, приглашенный из Львова. Дмитрий Васильевич детально анализирует причины, по которым ополячилась местная шляхта (см. “Почему ополячились наши дворяне?” // МЕВ. — 1907. — № 17, ч. неофиц. — С. 319–322 (разд. паг.). В открытом письме членам Государственной Думы он пытается привлечь внимание российского общества к судьбам Беларуси, которую он сравнивает с Боснией, аннексированной Австро-Венгрией, напоминает об угрозе ползучей польско-католической аннексии края (см. “У нас своя “Босния”: Открытое письмо чл. Гос. Думы // МЕВ. — 1908. — № 24, ч. неофиц. — С. 790–796 (разд. паг.). Предлагаемые им меры нельзя называть политикой “обрусения”. По его мнению, в Беларуси “...по древности-то более коренная Русь, чем, например, в Пензе; она лишь здесь покрыта польским лаком”.
Личная судьба Дмитрия Скрынченко была теснейшим образом связана с бурными политическими событиями того времени. Именно революционные беспорядки в Минске 1905 года вывели на авансцену политической жизни газету “Минское слово”, у истоков которой стоял видный публицист и общественно-политический деятель Западного края Густав Шмидт. В прошлом морской офицер, немец по происхождению, а в душе патриот великой страны, Шмидт проникся сочувствием к тяжкой судьбе белорусского крестьянина, находящегося под двойным гнетом — духовным от ксендза и экономическим от польского пана. Шмидту удалось поднять дух белоруса и обратить внимание официального Петербурга на угрозу польско-католической аннексии Западного края. Благодаря ему Беларусь наконец-то обрела свое национальное (а не польское) представительство в III Государственной Думе. Совместно с С.Е.Крыжановским, товарищем министра внутренних дел России, Г.Шмидт стал соавтором закона о выборах по куриальной системе, одобренного П.А.Столыпиным (см. Рыбас С.Ю. Столыпин. — М.: Мол. Гвардия, 2003. — ЖЗЛ — С. 138–140), и который на собственном опыте знал проблемы этого края в бытность свою гродненским губернатором.
Шмидт и привлек к изданию газеты Дмитрия Васильевича, уже известного тогда публициста. Для Дмитрия Скрынченко наступила счастливая пора творческого союза с этой незаурядной личностью и его соратниками — И.У. Здановичем, А.Н. Беляевым и др. По своей острой политической направленности, яркости литературного стиля и творческому потенциалу его сотрудников “Минское слово” было выдающимся явлением печатного дела не только Западного края, но и всей России. На газетные полосы выплескивались страшные будни тех дней: террор революционных “бесов” и грабежи помещичьих усадеб, интриги польских сепаратистов и беспорядки в Минске. Все находило точный комментарий и своевременно доходило до читателя. Прирожденный лидер Густав Шмидт быстро стал символом газеты “Минское слово”, олицетворением ее боевого духа. Словно могучий кузнец (псевдоним Шмидта был “Глеб Кузнецов”) наносил он сокрушительные удары по злоупотреблениям власти, неутомимо изобличал польскую интригу и революционный беспредел. Острые публикации “Минского слова” вызвали страшную ярость пропольской и либеральной прессы и личную ненависть к Шмидту губернатора Я.Е. Эрдели. Именно он организовал в прессе грязную кампанию, стремясь дискредитировать Шмидта и его газету. В ход шли любые средства — от полицейского сыска до натравливания на Шмидта пропольской и либеральной печати, имевшей с ним свои счеты. Удары сыпались на него со всех сторон. И сердце этого могучего человека не выдержало: он умер от разрыва аорты. Эта утрата глубоко потрясла не только коллектив газеты и ее читателей, но и, по мнению Дмитрия Васильевича, негативно отразилась на положении дел в Западном крае (см. Страшная потеря // Минское слово. — 1909. — 29 нояб. (№ 867). — С. 2; Умер Михаил-Густав Карлович Шмид: [Некролог] // МЕВ. — 1909. — № 23, ч. неофиц. — С. 596–600 (разд. пат.).
В “Минском слове” Дмитрий Скрынченко выходит за рамки религиозной тематики и затрагивает политическую: подробно освещает выборы в Государственную Думу, сам участвует в них (см. Речь Д.В. Скрынченко по поводу избрания его кандидатом в выборщики в Государственную Думу // Минское слово. — 1907. — 28 сент. (№ 256). — С. 2). Страстный полемист, Дмитрий Скрынченко обращается к рядовому читателю, стремится воспитать в нем чувство гражданина (Русским избирателям от Минского русского предвыборного комитета: [Обращение] // Минское слово. — 1906. — 15 ноября (№ 10). — С. 1).
Настоятельная потребность в противодействии воинствующему католицизму вынуждала все православные приходы края объединяться в братства по примеру тех, что существовали в Беларуси и Украине в XVI–XVII столетиях. Сама идея воссоздания этих братств принадлежала Дмитрию Скрынченко, который оказался одним из основателей, а затем и принимал активное участие в подготовке Устава и ряда других документов. В 1907 году он становится действительным членом Минского народного братства во имя Животворящего Креста Господня (Список членов Минского Православного народного братства в 1907 г. // [Отчет о деятельности Минского Православного народного братства... в 1907 г.] // МЕВ, — 1908. — № 22, [прил.] — С. 20 (разд. пат.). В конце августа 1908 года принимает участие в I съезде представителей православных братств Западной Руси в Минске как секретарь съезда и выступает с докладом (МЕВ, 1908. — № 17, ч. неофиц. — С. 548–549 (разд. паг.); № 19, ч. неофиц. — С. 596 (разд. паг.). На II Братском съезде, который состоялся в Вильне в начале августа 1909 г., Дмитрий Скрынченко присутствует как секретарь организационной комиссии. Там же он выступает с предложением о необходимости организации Западно-Русского Противокатолического общества. Это предложение вошло в резолюцию миссионерской секции съезда в следующей редакции: “По предложению Скрынченко съезд постановил обратиться с ходатайством в Священный Синод об установлении однодневного сбора по всей России на дело миссии в нашем Западном крае” (Скрынченко Д.В. 2-й Братский съезд в Вильне, его значение и недостатки // МЕВ, 1909. — № 16, ч. неофиц. — С. 369, 370 (разд. паг.) В феврале 1911 г. Дмитрий Скрынченко выступает с докладом на III съезде представителей Минского православного народного Братства во имя Животворящего Креста Господня (Труды III съезда членов Минского православного народного братства во имя Животворящего Креста Господня // МЕВ, 1911. — № 13–14, [прил.] — С. 9 (разд. паг.).
Наряду с этим Дмитрий Скрынченко — один из учредителей “Русского Окраинного Союза”, созданного в Минске в 1907 году после выборов в Государственную Думу на базе Русского предвыборного комитета. В числе задач Союза — объединение русских, прежде всего Минской губернии, защита их интересов, ходатайство перед властями об ущемлении русских интересов и ознакомление общественности “с действительным положением окраин и его русского населения” (см. Устав Русского Окраинного союза // МЕВ, 1907. — № 3. — Ч.неоф. — С. 72). Принимает участие в организации Русского клуба, который объединял наиболее патриотически настроенные круги местной интеллигенции (Минское слово, 1908 , 29 февр. (№ 376). — С. 2). Избирается старшиной Русского общественного собрания (Минское слово, 1908, 23 марта (№ 396). — С. 3).
Проблема сохранения памятников культуры, особенно церковной старины, волновала Дмитрия Скрынченко еще со времен работы в Пермской Духовной Семинарии (см. К вопросу об образовании в Пермской епархии Церковно-археологического музея времени // ПЕВ. — 1902. — № 43, отд. неофиц. — С. 531–541 (разд. паг.); Церковный отдел на XII Археологическом съезде в г. Харькове // ПЕВ. — 1902. — № 39, отд. неофиц. — С. 489 — 500 (разд. паг.). Уже первое знакомство с белорусским краем убедило его в том, что предметы церковной старины, представляющие музейную ценность, хищнически разворовываются, вывозятся за кордон и оседают в частных коллекциях. Особенно этим “прославился” известный минский коллекционер Г. Татур, деятельность которого подвергалась резкой критике уже его современниками (см. Гужаловский А.А. Музеи Белоруссии в дооктябрьский период. // Музей и власть. — М., 1991. — 4.2. — С. 57).
С благословения Владыки, Преосвященнейшего Михаила, епископа Минского и Туровского, Дмитрий Скрынченко с энтузиазмом принялся за дело и привлек к участию местных любителей старины, и, прежде всего, известного белорусского историка А. К. Снитко. Основную концепцию Церковного историко-археологического Комитета и Музея он формулирует в работе “Необходимость Церковно-археологического музея и Комитета в Минской епархии” // МЕВ. — 1907. — № 5, ч. неофиц. — С. 125–128 (разд. паг.) как “...изучение церковно-религиозной и общественной жизни местного края в ее прошлом и настоящем, обследование, охранение и собирание памятников древности и старины”. По его инициативе в феврале 1908 года Церковный историко-археологический Комитет был основан в Минске (Открытие Минского Церковного историко-археологического комитета и музея при нем, состоявшееся 13 февр. с. г. ... //МЕВ, 1908. — № 6, [прил.] — С. 6–9 (разд. паг.), причем он функционировал почти до начала Первой мировой войны. В том же году Дмитрий Скрынченко избирается членом Совета Комитета, а с 1909 года редактирует Труды Комитета, которые выходят в Минске под названием “Минская старина”. Наряду с этим он исполняет функции хранителя церковно-археологического музея и библиотеки при Комитете (Годичный отчет Минского Церковного историко-археологического комитета // МЕВ, 1909. — № 12, [прил.] — С. 152–153 (разд. паг.). Музей и библиотека размещались в Минске по ул. Скобелевской, д. 1, в Архиерейском доме (см. Шибеко З. В., Шибеко С. Ф. Минск. Страницы жизни дореволюционного города. Минск: Полымя, 1990. — С. 248, 291, 292). Экспозиция музея насчитывала 1362 экспоната — монеты, бусы, печати, гравюры, карты. Огромную ценность представляла библиотека, особенно ее рукописная часть. Среди книжного собрания насчитывалось 165 редких книг, в частности, Типикон, Апостол (XVII в.), Минея общая (XVIII в.), Синопсис (XVIII в.). В 1909 году вышло “Описание рукописного отдела и старопечатных книг Минского историко-археологического комитета”. Музей, открытый осенью 1910 года, привлек внимание известных историков, фольклористов и знатоков этнографии: академика А.И. Соболевского, профессора Е.Ф. Карского, академика А.А. Шахматова и др. В заботах о расширении музейных фондов Дмитрию Скрынченко нередко приходилось обращаться за помощью и в высшие инстанции, однако не всегда его хлопоты завершались успехом (см. Гужаловский А.А. Музеи Белоруссии в дооктябрьский период. // Музей и власть. — М., 1991. — 4. 2. —
С. 58).
В целях изучения исторического прошлого края Дмитрий Скрынченко вместе с А.К. Снитко и остальными членами Комитета в 1909–1910 гг. принимает активное участие в археологических экспедициях (по гг. Бобруйск, Слуцк, Борисов, Туров, Пинск, Смолевичи и др.). Так, в 1909 г. во время раскопок вблизи Турова было найдено древнеславянское захоронение (см. МЕВ, 1909. — № 17, ч. неофиц. — С. 418 (разд. паг.); Дневник раскопки в местечке Туров Мозырского уезда Минской губернии // МЕВ, — 1910. — № 20, [прил.] — С. 263–266 (разд. паг.); № 21, [прил.] — С. 267–268 (разд. паг.). В числе важнейших приобретений музея Комитета стала часть архива Слуцкого Свято-Троицкого монастыря (МЕВ, 1909. — № 16, ч. неофиц. — С. 391 (разд. паг.), привезенная Дмитрием Скрынченко (совместно с A.M. Пановым) после посещения ими Минского Свято-Духова монастыря. В г. Смолевичи в том же году он выясняет историю строительства там храма Константином Острожским (Из жизни и деятельности Минского Церковного историко-археологического комитета // МЕВ, 1909. — № 12, [прил.] — С. 141 (разд. паг.). “Как освежали, какую радость приносили эти поездки!..” — с восторгом вспоминал он это время.
Вынужденный по просьбе Владыки Михаила, епископа Минского и Туровского, возглавить газету в такой трудный час, Дмитрий Скрынченко унаследовал и конфликт с губернатором, который в будущем и отразился на его судьбе. Теперь ему приходилось совмещать журналистскую работу с редактированием уже двух газет — “Минские епархиальные ведомости” и “Минское слово”. Поражает и творческая продуктивность Дмитрия Васильевича в тот период — свыше 180 печатных трудов. Настоящий творческий взрыв! С каждым годом стремительно растет количество публикаций, достигая максимума (46) в 1909 году, причем большая часть из них приходится на “Минское слово” (26). Снижение продуктивности после 1909 года обусловлено, очевидно, не только ростом дополнительных нагрузок (к примеру, в Минском церковном историко-археологическом Комитете и Музее и редактированием сборника Комитета “Минская старина”, историко-археологических экспедициях по Минской губернии, в деятельности православных братств Беларуси и выборах в Государственную Думу, и т.д.), а также в многочисленных судебных исках, спровоцированных губернатором.
В научных поисках Дмитрию Васильевичу была свойственна постановка глобальных философских и национально-исторических проблем. Об этом свидетельствует и название его философского труда Ценность жизни по современно-философскому и христианскому учению”, посвященного вопросам православной этики, и за которое Дмитрий Скрынченко был удостоен звания кандидата богословия. Со временем это произведение вышло в Петербурге отдельным изданием (“Ценность жизни по современно-философскому и христианскому учению. — СПб.: Тип. Монтвида, [1908]. — 164 с. — (Христианство, наука и неверие на заре XX века; Вып. 7).
В нем он полемизирует со своими знаменитыми оппонентами — Гартманом, Шопенгауэром, Толстым и Ницше — и утверждает, что только в рамках религиозного мировоззрения можно дать положительный ответ на вопрос о смысле жизни. Дмитрий Скрынченко критикует современную ему науку за признание источником и критерием ценности жизни чувств удовольствия, сострадания и игнорирование главных и высших чувств — религиозных и нравственных, которые существенно отличаются от первых. Он утверждает, что “чувства религиозное и нравственное, действительно существуя в природе человека и, составляя ее внешнее проявление, дают человеческой жизни ее необходимый смысл” (С. 10). Он высказывает сожаление, что нравственные вопросы человек чаще стремится решить своими собственными силами, забывая при этом, что есть “единственно авторитетная решительница этих вопросов — христианская религия...” (С. 156). О ценности же жизни можно говорить, если она имеет действительный смысл. Отвергая пессимизм, истоки которого он усматривал в потере веры в Бога, и оптимизм, берущий начало в бурном процессе развития естественных наук, Дмитрий Васильевич предлагал мелиоризм как среднее положение между крайностями, которое, по его мнению, определяется верой в Бога как идеала для самосовершенствования человека. Дмитрий Скрынченко подытоживает: новейшая философская мысль о смысле жизни не дала ничего нового, а идет путем заимствования и переиначивания того, что есть в христианстве. Ответы на вопросы о ценности жизни надо искать в Священном писании и в учениях Святых отцов. Вся человеческая жизнь должна быть направлена к идеалу самосовершенствования — Богу. В этом будет заключаться главное назначение и ценность человеческой жизни.
Перу Дмитрия Скрынченко принадлежит также перевод и комментарии знаменитого труда византийского богослова IV в. Немезия Эмесского “О природе человека” (см. Немезий. О природе человека / Пер. и излож. Д.В.Скрынченко // МЕВ, 1909. — № 3, [прил.] — С. 1–22 (разд. паг.); № 4, [прил.] — С. 23–38 (разд. паг.); № 5, [прил.] — С. 39–54 (разд. паг.); № 6, [прил.] — С. 55–70 (разд. паг.); № 7, [прил.] — С. 71–86 (разд. паг.); № 10, [прил.] — С. 87–114 (разд. паг.), а также трактат Догмат о воскресении человеческой плоти (см. Догмат о воскресении человеческой плоти // МЕВ, 1910. — № 19, ч. неофиц. — С. 443–456 (разд. паг.); № 20, ч. неофиц. — С. 467–482 (разд. паг.).
Следует напомнить и о педагогическом аспекте деятельности Дмитрия Скрынченко в Минской Духовной Семинарии и Мариинской женской гимназии, которая практически не прекращалась за все время его службы в Западном крае. Проблемы педагогики и воспитания молодежи в духе ответственности перед будущим своей Родины всегда служили предметом размышлений Дмитрия Васильевича. Весь свой педагогический опыт, а также свои впечатления от поездки по Европе Дмитрий Васильевич обобщил в своей программной работе “Национальная русская школа” (Национальная русская школа. — Киев: Тип. С. В. Кульженко, 1914. — 39 с. — (Отт. из: газ. “Киев”). В ней на основе детального анализа национальных особенностей русского характера он строит свою концепцию воспитания молодежи путем организации школьного образования в стране. Его идеи не были оценены должным образом и не получили своего развития. История свидетельствует: национальный момент является решающим фактором экономического и политического подъема любой страны. Пример тому — триумфальный взлет Германии в эпоху канцлера Бисмарка (см. Боханов А. Н. Николай II. — М.: Мол. Гвардия. — ЖЗЛ; Русское слово, 1997. — С. 212, 213).
Еще на заре своей педагогической деятельности в Минске Дмитрий Скрынченко выступил с речью (см. Общемировое призвание России и в связи с ним задачи западнорусских семинарий: [Речь, сказанная во время годичного акта Минской Духовной Семинарии, 26 сент. 1904 г.] // МЕВ, 1904. — № 20, ч. неофиц. — С. 416–425 (разд. паг.), в которой среди прочих задач он определил смысл культурной миссии Духовных Семинарий в Западном крае, призванных воспитать просвещенное духовенство. Именно его Дмитрий Скрынченко рассматривал как социальную опору общества, идущего по пути реформ и действующего при поддержке государства. Дворянство к тому времени перестало быть движущей силой российского общества, поскольку “уже зарекомендовало себя безразличным отношением к родине...” (см. Скрынченко Д. По поводу текущих событий // МЕВ, 1906. — №.10. — Ч. неоф. — С. 277).
Трудно даже постичь, как ему удавалось успевать в своих делах многотрудных выдерживать изматывающий темп жизни! Наверное, молодой задор и жажда служения своей Родине... А еще поддержка друзей и единомышленников в тяжкие часы испытаний. Так, много времени провел он в общении с историком А.К.Снитко. Огромную моральную поддержку оказал ему И.У. Зданович, его коллега по газете “Минское слово”. В его постоянном окружении — протоиерей Дмитрий Павский, отец Стефан Кульчицкий, братья С.С. и К.С. Стасевичи и другие представители местной интеллигенции. Именно в Беларуси он сформировался как общественно-политический деятель, выдающийся историк и яркий публицист, знающий путь к сердцу читателя. Основной чертой его характера была необыкновенная принципиальность и преданность своим идеалам. “Я лично всегда шел открытыми путями в своей деятельности, может быть, допускал и ошибки, но это результат убеждений...” — утверждал он (см. В предсоборном собрании // Киевлянин, № 3 от 4.01.1918 г.). И подчас это было причиной драматических коллизий в его судьбе.
В каждое дело он вкладывал частицу своего незаурядного таланта и вдохновения. Его творческие достижения были должным образом оценены еще в белорусский период жизни. Он стремительно продвигается по служебной лестнице соответственно Табели о рангах. Коллежский ассесор в 1901 году (МЕВ, 1906. — № 1, (ч. офиц.) — С. 2) в 1907 — надворный советник (Списки лиц, служащих в духовно-учебных заведениях Минской епархии // МЕВ, 1907. — № 21, [прил.] С. 2 (разд. паг.), а в 1909 году он становится коллежским советником (МЕВ, 1909. — № 23, (ч. офиц.) — С. 259 (разд. паг.). В 1907 году он награжден орденом св. Станислава III степени. (МЕВ, 1907. — № 10, (ч. офиц.) — С. 194 (разд. паг.)), в мае 1911 — орденом св. Анны III степени (МЕВ, 1911. — № 10, (ч. офиц.) — С. 136 (разд. паг.). В январе того же года Дмитрию Скрынченко объявлена благодарность Владыки, Преосвященнейшего Михаила, епископа Минского и Туровского “в числе лиц Братства с самого его основания, с честью держащих высоко православно-русское знамя, служащих во всех случаях идее Братства и верящих, что только в единении с народом лежит залог успеха православно-русского дела в нашем многострадальном Западно-Русском крае” (МЕВ, 1911. — № 3, (ч. офиц.) — Вкл. между С. 32–33).
Наконец, в Минске сложилась счастливая семейная жизнь Дмитрия Скрынченко: в 1905 году он венчался с Александрой Ивановной Доброславской, выпускницей Берлинской консерватории, которой пророчили блестящее будущее. В Минске у семейной четы появились на свет трое детей — дочери Мария, Ирина и сын Анатолий. Со временем внук Дмитрия Васильевича Сергей Скрынченко унаследует талант бабушки и станет выдающимся украинским пианистом, имя которого навсегда останется в истории украинского искусства.
В 1911 году Россия — на изломе своего исторического развития. Стремление П.А. Столыпина путем реформ вывести страну из социально-политического кризиса закончилось победой его противников (и гибелью самого министра). Для Российской державы это имело катастрофические последствия, существенно повлияло на все ярусы ее административной системы. Отразилось это и на Западном крае. Все время своего существования газета ощущала на себе враждебное давление со стороны пропольской прессы, политических партий и группировок экстремистского толка, поднявшихся на гребне волны 1905–1907 гг. За ними стояла местная власть и лично губернатор Я.Е. Эрдели, который стремился укротить непокорную газету и ее главного редактора. Неоднократно местная власть стремилась закрыть газету, искала различные поводы для этого. Затем перешла к штрафным санкциям, конфискации номеров газеты и судебным преследованиям. Для интересов державы в Западном крае это имело самые негативные последствия. Еще более осложнилась ситуация с приходом нового Владыки — латыша Иоанна (Поммера), который возглавил епархию после смерти Владыки Михаила летом 1912 года. Осуждая деятельность своего предшественника, новый Владыка, по словам Дмитрия Васильевича, быстро сошелся с губернатором Я.Е.Эрдели и стал преследовать единомышленников покойного Владыки. Не минуло это и Дмитрия Васильевича. Силы оказались неравными. В условиях конфликта с местной властью (светской и духовной) ему пришлось покинуть МЕВ, а со временем закрыть газету “Минское слово”.
Судебный процесс, спровоцированный губернатором после закрытия газеты “Минское слово”, закончился победой Дмитрия Васильевича. Однако губернатор остался неприкасаемым! Увы, в стране, где правило дворянство, (“опора престола и отечества”, по словам царя Николая II), губернатор имел право на произвол! С горечью вынужден был признать Дмитрий Скрынченко: “...мой большой грех был тот, что я не был дворянин, не “белой” кости. Какую опору дали России и престолу дворяне?”
В том же году он покинул и Беларусь... Начиналась иная эпоха — эпоха революционных потрясений...


Послесловие
Вот и промелькнул белорусский период его жизни... Потом судьба занесла его в Украину. Сначала был Житомир (1912 г.), а потом — Киев (1913 г.), где он преподавал в гимназиях и занимался общественно-политической деятельностью. Революционные катаклизмы не пощадили ни друзей, ни врагов. В подвалах ЧК закончит свой путь бывший губернатор Западного края Я. Е. Эрдели. Уже после гражданской войны в Латвии трагически погибнет бывший Владыка Минский Иоанн. Не останется в стороне от событий и Дмитрий Скрынченко. Крестный путь придется ему пройти — от Лукьяновской тюрьмы и до жутких дней-ночей “красного террора” в Киеве. Лишь чудом удастся ему спастись и уехать за границу, в Югославию. Там на протяжении 14 лет он возглавлял Русскую Матицу в г. Нови-Caд, национально-патриотическую организацию эмигрантов, и преподавал в гимназии. Дмитрий Скрынченко умер в 1947 г.