М. Б. Лавринович местные элиты в россии, xviii - начало ХХ века

Вид материалаДокументы

Содержание


91 Псз ри i. т. ххiii. №17223.
Подобный материал:
  1   2   3   4

М.Б. Лавринович

МЕСТНЫЕ ЭЛИТЫ В РОССИИ, XVIII – НАЧАЛО ХХ ВЕКА



Формирование местных элит Нового времени в России было результатом оформления городского сословия в XVIII – начале XIX в. Местные элиты – это группы городского населения, располагавшие возможностями влияния на местах в силу своего финансового и социального положения. Говорить об их влиянии на власть можно только в очень ограниченном смысле: в условиях самодержавия оно не выходило за рамки – в лучшем случае – местной администрации.

Начало созданию местных элит Нового времени было положено законодательством Петра I. Однако формирование городского сословия и возникновение местных элит не были самоцелью царя. То, что петровское городовое законодательство, как указывает Е.В. Анисимов, имело целью не развитие ремесла и торговли, а фискальные интересы государства, т. е. увеличение числа тяглых единиц, стало очевидным в ходе податной реформы 1718-1724 гг. Хотя согласно идее Регламента главному магистрату 1721 г., в гильдии и цехи должно было входить только торгово-ремесленное население городов, а «подлые» люди, работавшие по найму и на черной работе, ни в гильдии, ни в цехи не включались,1 именно необходимостью пополнения казны было вызвано зачисление в цехи и гильдии подлых людей, чернорабочих, гулящих и именование их «купцами»: это увеличивало сумму налогов с города.2 Во время I ревизии 1719-1720 гг. «подлые» не были обложены податью отдельно, а включены в общее для всей общины тягло. Поскольку старый термин «посадские», обозначавший всю совокупность плательщиков городских налогов, в законодательстве употребляться перестал, то «подлых», а также разночинцев, записывающихся в посадское тягло, стали причислять к «купечеству», т.е. к тем, кто был определен в гильдии. В итоге термин «купечество» приобрел двойной смысл и стал идентичен термину «посадские».3 Это не могло не затруднить выделения элиты из массы городского населения и формирования ее самосознания.

К началу городских реформ Петра городские торговля и промыслы находились в руках, с одной стороны, старой московской элиты – гостей и гостиной сотни, с другой – тяглых посадских. Если доступ в первую группу был закрыт в силу традиции, то доступ во вторую был ограничен Соборным уложением 1649 г., закрепившим все население на своих местах – как крестьян, так и горожан.4 Между тем, городское население было потенциальным источником средств для готовившейся войны со Швецией. Необходимость пополнения торгово-ремесленного населения вызвала уже в 1699 г. издание указа, согласно которому все торгующие в городах и занимающиеся промыслами, но не записанные в посадское тягло, чем «у посадских людей промыслы отнимают», должны были записаться в посады, т.е. участвовать в тягле. Тем из них, кто этого не захочет, следовало запретить торговать и держать промыслы в городе, отправив к их помещикам5. В том же году было разрешено «по купечеству» записывать в московский посад дворцовых, патриарших и помещичьих крестьян по их желанию с обязательством, «всякия государевы подати платить и службы служить»6; в города и в посады разрешалось записывать дворцовых крестьян «торговых и пожиточных»7, т.е. имевших торги в городе или капиталы. Таким образом, проводившаяся в начале петровского царствования политика записи в посад представителей других социальных слоев при наличии торгов и промыслов в городе или капиталов вольно или невольно способствовала выделению элиты торгово-промышленного слоя, по крайней мере, в столицах.

С другой стороны, правительство стремилось также привести занятия подданных в соответствие с их социальным статусом. Однако принимать в городскую общину всех желающих, хотя и потенциальных налогоплательщиков, было невозможно в силу власти помещиков над своими крестьянами. В связи с этим записываться в посад с 1699 г. могли лишь крестьяне, торговавшие в лавках или имевшие промыслы, и только с разрешения Ратуши, в юрисдикцию которой они и переходили из ведомства воевод и приказных людей. Без записи в посад крестьянин мог торговать в городе только оптом с возов «по Уложению, привозными товары из уездов»8. При этом государство не скрывало своих фискальных интересов: «и впредь в такие чины таких людей не принимать ради того, дабы оттого тяглые люди в слободах не умалились, и от напраснаго излишняго платежа за обывателей, не раззорились, и Его Государевым податям умаления не учинилось»9.

Однако указом от 4 января 1709 г. было разрешено торговать в городе и тем, кто не хотел записываться в посад. Они должны были уплачивать оброк наравне с купцами со своих промыслов – «десятую деньгу». Только не желавшие уплачивать оброк не имели права торговать, «для того, что они торгами своими у посадских промыслы отымают»10. Эти мероприятия правительства означали отход от Уложения 1649 г., так как практически вводили политику «свободной торговли»11. Более того, в 1711 г. людям всех чинов был разрешено «торговать всеми товары везде невозбранно своими именами» с платежом всех пошлин12.

Запись в посад «по торгам» и «деньгам» поставила правительство перед проблемой как налогообложения, так и власти землевладельцев над крестьянами. Введение в 1714 г. «двойного оклада» при записи в посад должно было решить эту проблему. Согласно указу, все владельческие крестьяне и беломестцы, «которые на Москве торгуют всякими товары в лавках», должны были уплачивать со своих торгов те же «десятую деньгу» и подати, что и посадские. Освобождались они только от несения служб. Власть землевладельцев над ними подтверждалась старыми крепостями, поэтому помещикам они должны были платить наравне со всеми крестьянами. В случае неуплаты посадских налогов торговля в городе им запрещалась13. Дальнейшее петровское законодательство в этой области пошло по пути подтверждения власти помещиков над крестьянами, чему способствовало и начало проведения переписей и ревизий населения, закреплявших население на своих местах.

Однако главным документом для записи в посад более полувека оставался указ, изданный в 1722 г. С одной стороны, он требовал записать в посад всех, «которые имеют домы, лавки и заводы в городах и слободах городских», деревенские же жители могли только продавать свои товары в городах посадским, «самим в городах и слободах не торговать, также таких в пристани морские не допускать торговать, ежели в посад не запишутся». С другой стороны, этот указ дал право записи в посад без разрешения своих владельцев (и, видимо, без обязательного владения лавками и промыслами в городе) крестьянам, имевшим капитал от 500 руб. или от 300 руб. при условии торговли при петербургском порте14. Это не отменяло платежа ими податей и несения повинностей по крестьянству. Этот указ, давая крестьянину возможность торговать в городе гарантировал одновременно помещику власть над ним15 По мнению американского историка Д.Моррисона, это значило, что крестьяне вплоть до последних десятилетий XVIII в. уплачивали двойной оклад не до следующей ревизии, как считается в историографии, но постоянно16. В этом указе предпринималась также попытка обособить социальные группы в зависимости от их функций для приведения в соответствие занятий и социального статуса. Это могло стать предпосылкой формирования крестьянского и городского сословий, выделения городских элит, но сохранение помещичьего контроля на «торгующими крестьянами» сделало это невозможным в петровское время.

Собирание «разсыпанной храмины» означало унификацию социальной структуры города, перенос в него западноевропейских институтов: магистратов, цехов, гильдий17. Крестьянин же, получив право торговли в городе, оставался во власти своего владельца: это закрепляло и усиливало старые социальные структуры – вступивший на территорию города, как и прежде, не становился свободным18.

В 1730 г. всем живущим в городе, но не записанным в посад (боярским людям, монастырским слугам и крестьянам) было указано все недвижимое имущество распродать в полгода – под угрозой отписать его на императорское имя19. В 1736 г. было отменено разрешение указов 1711 и 1714 гг. дворянам записываться в купечество, так как это превращалось в повод «отбыть» от военной службы20. Таким образом, в аннинское царствование была сделана попытка сделать торгово-ремесленные занятия привилегией посадского населения, «купечества» в той терминологии, а само формирующееся сословие – закрытой корпорацией.

Однако при проведении II ревизии в 1746 г. было указано записывать «по желанию» и «по мастерству», за исключением крестьян, в посады и цехи из разночинцев, незаконнорожденных, людей боярских и отпущенных с вечными паспортами.21. Снова предпринималась попытка отделить крестьянство от остальных социальных групп. По указам 1745 и 1746 гг. ревизоры должны были оставлять за помещиками на прежнем месте жительства записанных до ревизии в купечество людей разных чинов и крестьян22, а однодворцев и волостных крестьян записывать на прежних жилищах и считать их в прежних сборах23. Таким образом, записанные в посад крестьяне были оставлены за помещиками в соответствии с указом 1722 г.

Такая политика ограничивала доступ в купечество не только «бескапитальных», но и весьма состоятельных людей. В 1747 г. правительство пересмотрело свои взгляды на вопрос о записи крестьян в купечество с той точки зрения, что обладание капиталом еще не является достаточным условием для записи в купечество, как это предусматривал указ 1722 г.24 В купечество было позволено записывать тех, кто городах действительно имел торги, промыслы и дома, а также заводы и лавки на сумму от 300 до 500 руб. (по таможенным запискам и по свидетельству от магистратов тех мест, где они записаны в купечество): а «по деньгам в купечество не записывать»25. Это относилось, однако, только к владельческим крестьянам: по окончании ревизии государство ослабляло контроль за социальной мобильностью, и черносошным крестьянам указами 1747 г. было снова разрешено записываться в посад «деньгами»26. По этим же указам владельческие крестьяне, записавшиеся во время последней ревизии в купечество и имевшие в городе дома, лавки или заводы и капитал от 300 до 500 руб., были освобождены от уплаты двойного оклада; более того, от двойного оклада освобождались те, кто пожелает на этих условиях записаться в посад впредь. Помещикам и другим душевладельцам было запрещено взыскивать за «выбылые в купечество души» с оставшихся крестьян подати, так как «те подати и поборы с купечеством наравне платить уже будут». Государство, в свою очередь, не взыскивало с душевладельцев подушные за этих крестьян27.

Серьезным ударом по формирующемуся городскому сословию и его элите стало расширение владельческих прав дворянства в отношении крестьян указом Петра III 1762 г. Указ сузил сферу вмешательства государства во взаимоотношения помещиков и крестьян28. Действительно, указ о «незаписывании в купечество» владельческих крестьян без указных, отпускных и увольнительных писем от властей или помещиков29 в значительной мере определил политику Екатерины II в отношении крестьянской торговли: до этого подобное разрешение, в соответствии с указом 1722 г.30, требовалось только для тех крестьян, кто не обладал капиталом в 300-500 руб. или предприятием в городе.

В первое время екатерининского царствования (с 1762 по 1775 г.) правительство следовало сложившейся в петровское время практике, поскольку его главной задачей было сохранение плательщиков податей, положенных в оклад наличных душ. В 1769 г. годовая сумма, уплачивавшаяся записавшимся в посад черносошным крестьянином до следующей ревизии, была увеличена до 4 руб. 40 коп.: 1 руб. 20 коп. по посаду, 2 руб. 70 коп. по прежнему состоянию (70 коп. подушных плюс 2 руб. оброка) и еще сверх этого 50 коп. Это решение Сената должно было привести к сокращению числа желающих записаться в посад, что отвечало социальной концепции екатерининского царствования, создавая замкнутую группу людей со строго определенными занятиями.

В середине 1770-х гг. в социальной политике Екатерины II произошли глубокие изменения. Первым законодательным актом, содержавшим новые принципы, был изданный по случаю окончания войны с Турцией Манифест 17 марта 1775 г. Были созданы основания для формирования городских элит. Ст. 47 манифеста разделила городское население на привилегированную и непривилегированную группы, ограничив понятием «купечество» только первую. Тем самым был продемонстрирован разрыв с петровской политикой в отношении горожан31. Для записи в купечество в новом смысле этого слова ст. 46 манифеста установила ценз в 500 рублей, что сделало социальную структуру города более гибкой: «<…> кои же из мещан торгом расторгуются, и капитал свой умножат свыше 500 рублей, тех вписывать в купечество». Записавшиеся в купцы разделялись на три гильдии (хотя гильдейские цензы манифестом установлены не были); они освобождались от подушной подати и платили 1% с объявленного капитала в год32. Объявление капитала «по совести» создавало зависимость между потенциальными гильдейскими привилегиями купца и его социальной самооценкой, то есть важную предпосылку для развития сословного самосознания и формирования купеческой элиты.

Еще одним фактором, способствовавшим появлению местной элиты, была запись в купечество жителей образованных во время административной реформы 1770-1780-х гг. городов. Ее принцип был определен именным указом 2 апреля 1772 г., когда жителей бывших слобод Вышнего Волочка, Валдая, Боровичей и Осташковской следовало «именовать тамошними мещанами», обязанными платить в казну «обыкновенный сбор, как в городах водится». Они могли «торговать и промышлять, по примеру прочих городских жителей, всякому по мере своей возможности, валовым и мелочным торгом», производить ремесла без записи в цех и т.п. без уплаты оклада по крестьянскому состоянию33. Городами слободы Осташков, Вышний Волочок, Боровичи и Валдай стали по именному указу от 28 мая 1770 г.34.

Указ 2 апреля 1772 г. стал не только образцом для других губерний после 1775 г., но и прецедентом: в дальнейшем при изменении статуса сел и слобод – перевода их в число городских поселений – специально указывалось, переводятся ли их жители в купечество и мещанство «на основании учрежденных в Новгородской губернии новых городов». В этом случае они освобождались от уплаты крестьянского оклада35. То же правило относилось к жителям других городов, желающих записаться в учреждаемые города: в 1781 г. в связи с учреждением Санкт-петербургской губернии и образованием новых уездных центров иногородних купцов и мещан с паспортами было разрешено записывать в города губернии до ее официального открытия с платежом оклада только по новому городу36. Мещане и купцы, записавшиеся в купечество и мещанство из крестьян казенного ведомства до IV ревизии (1782 г.) «с переименованием их сел или слобод городами, или посадами», были обложены податью по одному городскому окладу.

Такая политика правительства определенно способствовала формированию местной купеческой элиты, с одной стороны, с другой стороны, способствовала пополнению купечества и городского сословия в целом, приводя в соответствие занятия и социальный статус населения.

Однако 2 июня 1782 г. Сенат лишил права записи в новообразованные города Вологодского наместничества крестьян из других селений с обложением по одному состоянию. Они как «посторонние» были оставлены в двойном окладе «до выключки при нынешней ревизии», «ибо таковая записка по городам зависела от собственнаго их произвола»37. В советской историографии указ интерпретировался как доказательство консервативной политики екатерининского правительства38. Хотя это правило было распространено на всю территорию империи, а указ стал отныне прецедентом для решения вопроса о записи в город, он не отменил положения указа от 2 апреля 1772 г. об освобождении от двойного оклада жителей поселений, переводимых на положение городов. Политика государства, таким образом, была направлена не на количественное увеличение, но на качественное улучшение городского населения, формирование небольшой, но состоятельной и устойчивой группы городского населения, способной выполнять функции местной элиты. В записи большого числа крестьян в город Сенат не видел «казенной пользы», а только «отягощение городов» несостоятельными посадскими.

Сенатский указ от 7 ноября 1782 г. закрепил это направление правительственной политики. Было запрещено записывать крестьян в мещанство, даже и с увольнительным листом от вотчины. Крестьянин мог записаться только в купечество с объявлением капитала39. Государству переход из одной податной непривилегированной категории в другую, но по сути такую же, не приносил никакой казенной выгоды, а только подрывал его социальную основу: мещанин платил ту же подать, нес повинности и выполнял службы, не имея капитала, как и основная масса крестьян, но не занимался при этом сельским хозяйством40 – важнейшим видом деятельности доиндустриального общества. Для государства жизненно важно было сохранение достаточного для выполнения функций поддержки элиты количества социально зависимых элементов41. Значение для государства и его подданных имело только перемещение по вертикали – в более привилегированный слой. Указы 1782 г. фактически оформили политику государства в отношении городского населения и его элиты, определили основные источники пополнения местных городских элит.

Важнейшей привилегией купечества с 1775 г. было исключение его из подушного оклада, что поднимало купеческую верхушку над массой городского населения. В 1785 г., по Жалованной грамоты городам, купечество, наряду со всеми «городовыми обывателями», получило новые привилегии, обеспечивавшие защиту жизни, имущества и чести (ст. 80-91). С другой стороны, только купечество получило привилегию освобождения от некоторых городских служб (ст. 101), возможность освобождения от рекрутской повинности (ст. 99), а также некоторые внешние атрибуты его положения в обществе (ст. 102-119)42. С изданием Жалованной грамоты окончился первый этап юридического оформления городских элит, групп, отличавшихся от остального населения своим правовым и финансовым положением.

Из наиболее состоятельной части купечества выделялась верхушка городского населения – группа «именитых граждан». Согласно ст. 132 Жалованной грамоты, в число их входили те, кто «второй раз отправлял службу мещанскую», т.е. занимал различные должности по городскому управлению «с похвалою»; ученые с академическими или университетскими аттестатами; художники «трех художеств» (архитекторы, живописцы, скульпторы) и музыканты – члены Академии художеств или имевшие подтверждения от нее; «всякого звания и состояния капиталисты», с капиталом от 50000 рублей и больше; банкиры, «кои деньги переводят» с капиталом от 100000 до 200000 рублей; оптовые торговцы, не имеющие лавок; кораблестроители, отправляющие корабли «за море»43.

Это деление отражало профессиональный принцип формирования «имянитого гражданства». Объединение двух категорий жителей – высшей группы торгово-промышленного населения города и городской интеллигенции – не имело под собой ни политических, ни экономических, ни социальных предпосылок и, как следствие, оказалось несостоятельным44. В 1807 г. правительство фактически признало это в «Манифесте о дарованных купечеству новых выгодах, отличиях, преимуществах и новых способах к распространению и усилению торговых предприятий»: звание именитых граждан для купцов «как смешивающее разнородные достоинства» было отменено, а сохранено только для ученых и художников45.

Несомненно, что факт введения института именитого гражданства имел большое значение для представителей богатейшей части купечества: получение этого звания ставило их над всей остальной массой городского населения (в том числе и над купцами I гильдии, которым позволялось ездить по городу в карете только парою, в то время как именитым гражданам – даже четвернею46), превращало наиболее состоятельных предпринимателей наряду с деятелями культуры и науки в элиту городского общества.

Однако звание именитого гражданина ни в коей мере не открывало пути в дворянство, как иногда полагают47, не было «переходным звеном» в высшее сословие государства. Условие 30-летнего собственного беспорочного пребывания в статусе «именитого гражданина», а также двух поколений предков (ст. 137 Жалованной грамоты), было практически невыполнимым как для купцов, так и для деятелей науки и культуры. Сословная политика русского правительства в конце XVIII – начале XIX в. была направлена на обособление гильдейской системы, что соответствовало политике ограничения доступа крестьян в мещанство, проводившейся в 1780-1790-е гг. В начале XIX в. законодательно был ограничен круг лиц, которые могли записываться в гильдии: вводились ограничения для крестьян (1800 и 1804 гг.) и дворян (1790 г.). Купечество обособлялось и за счет роста сумм ежегодно объявляемых капиталов48. Наибольший рост наблюдался для минимального ценза III гильдии – в 8 раз с 1785 по 1807 гг. Это осложняло доступ в купечество новых членов из мещан.

В соответствии с этой политикой, правительство стремилось ограничить и переход купцов в дворянство. За 20 лет между V и VII ревизиями только две семьи из числа московского купечества получили дворянство, за 20 лет между VII и VIII – девять семей. Правительство явно предпринимало усилия, направленные на создание замкнутого «третьего сословия» и его «аристократии»