Geum.ru

М. Б. Лавринович местные элиты в россии, xviii - начало ХХ века

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4
49.

Именно для этого, по мнению А.В. Матисона, были введены почетные звания для I гильдии: в 1785 г. – именитых граждан, в 1807 г. – первостатейных купцов (или «действительных первой гильдии купцов»50. Их получали крупные оптовики, не занимавшиеся откупами и подрядами. Они получили права, которых не удавалось добиться в течение второй половины XVIII в.: ношения шпаги и приезда ко Двору. Именно они имели право выбора на высшие городские должности. Еще одним шагом было введение звания коммерции-советников за особые заслуги в распространении торговли в 1800 г.51 и мануфактур-советников в 1810 г.52 – это звание могли получить купцы, состоявшие в I гильдии не менее 12 лет постоянно. При награждении этими званиями применялся и принципиально иной критерий, чем при даровании дворянства: не заслуги предков, а личные деловые качества и капитал купца играли роль53. Была предпринята попытка выдвинуть из первостатейного купечества еще один слой по принципу родовитости – путем создания Бархатной книги купеческих родов54. Однако эта инициатива оказалась бесполезной в силу неустойчивости купеческих капиталов и их положения на социальной лестнице. В этот период выбывает из купечества или переходит в низшие гильдии большинство старых семей, доминировавших в последней четверти XVIII в. К 1815 г. 10 семей из числа 18 записавшихся в этот период в первостатейные купцы, уже не состоит в их числе. Таким образом, попытка создания купеческой аристократии оказалась неудачной ввиду низкой продолжительности купеческого рода. У купеческого сословия отсутствовали гарантии сохранения своего социального статуса, которым у дворян являлась передача звания по наследству. Поскольку финансовый капитал не мог служить этого рода гарантом, в первой половине XIX в. происходило разорение влиятельных купеческих семей. Система введенных для купечества почетных званий также не была фактором, способствовавшим сохранению социального статуса, следовательно, и привилегий, так как все эти звания не являлись наследственными55.

В 1824 г. появилась категория «временных купцов» – крестьян, выкупивших гильдейские свидетельства, но оставшихся в прежнем состоянии. Они не принимали участия в работе купеческих обществ, службы по выборам несли по основному состоянию. Однако с 1812 г. крестьяне получили право ведения крупной внешней торговли по торговым свидетельствам. Кроме того, они платили за торговое свидетельство сумму меньшую, чем гильдейская подать, облагались меньшими налогами по сравнению с купечеством. Действительно, количество предпринимателей из крестьян и мещан увеличилось, а число выкупавшихся купцами гильдейских свидетельств стало падать. Негильдейские торговцы и промышленники составляли значительную конкуренцию купечеству, что было одним из факторов его разорения. Кроме того, это размывало социальные основы сословия и местных элит.

Тем не менее, если общая численность гильдейского купечества в Европейской России в 1827 г. составляла 68,9 тыс., то в 1854 – уже 176,5 тыс.56 Это означает, что в середине XIX в. негативные процессы, сопровождавшие становление купечества, пошли на убыль. Возможно, этому способствовало увеличение торгово-промышленных прав купечества. Так, с 1807 г. купечество могло образовывать торговые дома, а с 1836 г. могло участвовать в акционерных компаниях. В 1807 г. были установлены и максимальные размеры подрядов, которые могли брать купцы каждой гильдии. В 1824 г. купцы I гильдии получили право на ведение банковского и страхового дела57. С 1824 г. наблюдается постепенное уменьшение купеческого обложения. В 1863 г. оно уменьшилось до размера пошлины за купеческое свидетельство и сбора за билет (введенного в 1824 г.) на право владения торговым или промышленным заведением для I и II гильдий, в то время как III гильдия была упразднена. Впоследствии был установлен еще ряд сборов – квартальный и в пользу городов и земств – в виде процентов от стоимости свидетельств и билетов.

В этих условиях понятно, почему сословные привилегии с середины XIX в. стали терять свое значение. С введением в 1898 г. закона о государственном промысловом налоге право на ведение собственного дела стали давать промысловые свидетельства трех торговых и восьми промысловых разрядов в зависимости от доходности, степени механизации предприятия, числа рабочих. Эти свидетельства выкупали представители всех сословий. Была утрачена прямая связь между получением купеческого гильдейского свидетельства и правом на занятие предпринимательством. Превращение купеческого звания в атрибут предпринимательской традиции, не предоставлявшей его носителям почти никаких социальных или экономических льгот и привилегий, способствовало тому, что в своей массе крупнейшие предприниматели прекращали приобретать гильдейские свидетельства и выходили из состава купечества. В период промышленного подъема перед I Мировой войной среди руководящего состава крупнейших предприятий почти не было лиц, входивших в гильдии, отмечает А.Н. Боханов58. Таким образом, к концу XIX в. предпринимательская элита потеряла связь с сословным устройством общества. Произошла смена состава местной элиты, в первую очередь, в крупнейших торгово-промышленных центрах империи.

Этот процесс отразился на численности гильдейского купечества: к концу XIX в. она стала падать и составляла во всей империи не более 0,2% населения с семьями, причем основная масса купечества концентрировалась не в столицах, а в губерниях вокруг них: в Московской губернии было 23,4 тыс. гильдейских купцов, в то время как в самой Москве – 19,5 тыс. купцов; в Петербургской губернии – 20 тыс., в самом Петербурге – 17,4 тыс. купцов. Другими крупными центрами купечества были Херсонская губерния (12,3 тыс.), Одесса (5 тыс.), Киевская губерния (12 тыс.). К 1899 г. численность купечества упала в два раза и продолжала падать до конца империи. Исключение составлял только Петербург59.

Эти тенденции указывают на существование процессов, влиявших на состав городской элиты. Единственным постоянным источником пополнения городского населения было крестьянство. В составе горожан доля крестьян в XVIII в. увеличивалась, в первой половине XIX в. снижалась, а после 1861 г. вновь увеличивалась. Причем среди наличного городского населения крестьян было всегда намного больше, чем среди приписного населения (т.е. зафиксированного ревизией)60. В целом доля городских низов – мещан, ремесленников, работных людей, крестьян-горожан (т.е. крестьян, постоянно проживавших в городе) – составляла 72% городского населения в 1730-е гг. и до 90% в 1897 г.61 Крестьяне проживали в городах в качестве постоянных и временных жителей. Первые жили там еще с XVII в., т.е. со времени, когда город и деревня не были разделены в административном отношении, и не захотели перейти из государственных крестьян в мещане. Постоянно проживали в городе по паспорту вместе с семьями крестьяне, занимавшиеся торговлей или ремеслом на основании купленных промысловых свидетельств. В отличие от первых, они не входили в состав городской крестьянской общины, но также платили в городскую казну сборы, причитавшиеся с городских обывателей. И только крестьян-отходников можно причислить к временному населению городов. Но кроме того, значительная часть купцов и мещан жила в сельской местности: в XVIII в. – около 40%62. В 1746-1801 гг. им запрещалось владеть землей вне городской черты. В основном они занимались торговлей, держали фабрики и заводы, арендовали мельницы, переправы, кабаки и т.п. Таким образом, крестьяне и не-крестьяне всегда жили бок о бок, некрестьянские сословия никогда не концентрировались в городе, более того, на протяжении XVIII в. наблюдается перемещение представителей последних в деревню. Обратный процесс наблюдается лишь после 1861 г.63

Тем не менее, доля мещан и купцов среди сельского населения постоянно увеличивалась, за исключением второй половины XVIII в., и к 1897 г. достигла 6–6,6%. Причем в наличном сельском населении их было всегда больше, чем в приписном, что как раз и свидетельствует о росте миграции городского сословия в деревню. В итоге к началу ХХ в. крестьяне стали самой многочисленной социальной группой – на их долю приходилось 45% всех горожан.

Приток в города крестьян и дворовых людей стал решающим фактором в формировании облика городов, картины мира горожан и структуры их занятий вплоть до начала ХХ в.64 Будучи основным источником пополнения городского населения, крестьяне способствовали консервации аграрных черт городов. Их массовый приток понижал общий культурный уровень горожан, консервировал патриархальные нормы поведения, привычки, стиль жизни, психологию, задерживал формирование особенностей буржуазной субкультуры и ментальности в городе65. Постоянный приток в город крестьян, увеличившийся после 1861 г., приводил к взаимодействию их с купцами и мещанами, что способствовало формированию на территории города единой субкультуры городских низов и крестьянства66.

Данные о занятиях, семейном и общественном быте, мировоззрении, брачных, похоронных и других обычаях, об играх и развлечениях, круге чтения показывают, что городские низы в подавляющем большинстве российских городов до середины XIX в., исключая немногие большие города, обладали примерно той же духовной культурой и менталитетом, что и крестьяне, хотя отличались своей материальной культурой. Чем меньше был город и чем больше его жители занимались сельским хозяйством, тем меньше горожане отличались от крестьян во всех отношениях, в том числе и по своему менталитету67. Система ценностей крестьянства и городских низов, несмотря на высокую сопротивляемость проникновению светской, буржуазной культуры68, начала переживать трансформацию только после реформ 1860-х гг.: в их поведении наблюдался рост рационализма, прагматизма, расчетливости, индивидуализма69, успех стал ассоциироваться с богатством и комфортабельной жизнью в городе, а не с крестьянским трудом или неквалифицированной работой на фабрике70. Между тем, социальная элита отличается от остального населения особым, только ей присущим образом мыслей и стилем поведения, поэтому указанная тесная связь высших и низших слоев городского населения в XVIII – первой половине XIX в. затрудняет классификацию местных городских элит.

Все авторы отмечают, что в конце XIX – начале ХХ в. купечество постепенно теряло свое влияние в деловой среде и почти не играло заметной роли. Ему на смену пришли крупные предприниматели, масштабы деятельности которой были несравнимы с масштабами деятельности большей части купечества, не были связаны с ним сословным происхождением. Авторы отмечают абсолютную лояльность существовавшей формально купеческой организации к самодержавию: оно не поднимало острые вопросы социально-экономического и политического развития. Представители купеческих обществ пытались, тем не менее, повысить социальное значение своей деятельности и при каждом удобном случае стремились доказать, что их организация служит интересам всего «класса капиталистов». Несмотря на пышно отпразднованное в 1885 г. 100-летие петербургского городского общества, современники отмечали, что сословная организация купечества являлась пережитком; историк и деятель кадетской партии А.А. Кизеветтер, автор трудов о посадской общине и Жалованной грамоте городам 1785 г., утверждал, что органы купеческого самоуправления приближаются к концу своего существования. Тем не менее, они просуществовали вплоть до 1917 г.71

Значение, однако, имеют не только общие цифры, но и реальная картина, сложившаяся в отдельных городах и отразившая, таким образом, картину складывания местных элит. В XVIII в. несоответствие между занятиями городских жителей и их правовым положением было значительным. Особенно это проявлялось на недавно освоенных территориях, например, в Сибири. Реальное количество занимающихся ремеслом и торговлей отличалось от формального числа купцов, записанных в гильдии, и ремесленников, записанных в цехи. По наблюдениям Л.С.Рафиенко, роспись по городам включает не только реально занятых торговлей, но и приказчиков, сидельцев, разорившихся купцов. Записаны в гильдии были также ремесленники, горожане, работавшие по найму72.

Общий экономический и демографический рост города к 1785 г., постепенное облегчение городских служб, особенно для купцов, изменения в численности городского населения, службах и повинностях, приписке к посадам, отмечали Б.Б.Кафенгауз73 и Ю.Р. Клокман. В то же время темпы развития городов были медленны74, на основе крупной мануфактурной промышленности развивалось небольшое число городов. Большинство находилось на стадии роста мелкотоварного производства, переходящего в стадию мануфактуры75, т.е. говорить о появлении в них экономически сильных элит в конце XVIII в. не приходится.

Данные церковного учета, на которые опирается в своих работах Б.Н. Миронов, свидетельствуют даже о сокращении численности купечества, ослаблении городской промышленности и торговли, падении уровня жизни городского сословия. В период с середины XVIII в. до середины XIX в. доля городского населения в населении страны постоянно снижается – с 11 до 7%. Это снижение, однако, Миронов объясняет не упадком городов (их число, наоборот, увеличивалось), а тем, что численность сельского населения росла быстрее численности городского. Поэтому одновременно с падением доли городского населения увеличилось число городских поселений с 342 (1725 г.) до 678 (1863 г.) на изменяющейся территории Европейской России и до 524 городов на сопоставимой территории. Увеличилась абсолютная численность горожан с 1,3 млн. в 1740 до 3,6 млн. душ в 1863 г. на сопоставимой территории, средняя населенность одного городского поселения возросла в 1,6-1,8 раза76.

Формирование элиты городского общества в XVIII в. напрямую было связано с уровнем социально-экономического развития городов России. Его уровень был различен: от относительно крупных промышленных городов Центральной России до так называемых «аграрных городов», где преобладающим видом деятельности населения были сельскохозяйственные занятия. С точки зрения логики, такие населенные пункты не могут считаться городами. Однако советские историки, например, П.Г. Рындзюнский, полагали, что аграрные занятия горожан не были признаком слабости русского города. Они были одним из видов промыслов, доказательством чему служит использование в них наемных рабочих. Историк полагал, что земледельческие занятия горожан – факт, принципиально отличный от крестьянского земледелия: «это было нового типа земледелие, освобожденное от давления крепостнической системы, поскольку оно обычно основывалось на свободных от феодальных повинностей городских землях»77. Земледелие в качестве ведущей отрасли хозяйства сохранялось в большинстве городов, возникших в результате областной реформы 1775 г.78

Не считал тесную связь городских жителей с землей сдерживающим экономическое развитие фактором и Ю.Р. Клокман, но он указывал, что земля была необходима и для промышленных предприятий, лавок, складов. Более того, мало- и безземелье в городах Клокман считал причиной замедленного развития городов в России, в которых значительную часть жителей составляли крестьяне. Хотя основным видом хозяйственной деятельности городов была торговля, в Центрально-черноземном районе основным занятием горожан оставались земледелие и животноводство. Однако и они приобретали товарный характер79. Кроме того, земледельческий характер городов сохранялся на окраинах и в Сибири80.

О том, что не всегда сельскохозяйственные занятия в городах были свидетельством отсталости, пишет Л.В.Милов: в «настоящих» аграрных городах население занималось не хлебопашеством, а огородничеством, которое из существовавшего в любом городе подсобного превращалось в торговое. В действительно экономически отсталых городах не было развитого процесса общественного разделения труда, а население в основном занималось хлебопашеством и садоводством, т.е. было вовлечено в типично сельскохозяйственные отрасли производства81.

Сельское хозяйство во второй половине XVIII в. было главным занятием жителей городов, возникших как военно-административные центры. Это относится, например, к Среднему Поволжью. По наблюдениям И.А. Булыгина, большую часть населения городов там составляли крестьяне. Эта особенность объясняется их происхождением как городов-крепостей, населенных служилыми людьми по прибору. Хотя торгово-ремесленное население росло более быстрыми темпами, чем земледельческое и его удельный вес повышался82, в целом к концу XVIII в. города Поволжья не изменили своего земледельческого характера. Доля крестьянского населения в общей массе горожан по-прежнему была высокой и составляла от 59 до 95%83.

Условия для развития сельского хозяйства в городах оказались выгоднее, чем на селе: во-первых, статус городского жителя предоставлял бóльшую свободу хозяйственной деятельности, во-вторых, свою роль играла близость рынка сбыта84. В ряде случаев это приводило к парадоксальному явлению, когда городское огородничество снабжало своей продукцией и сельскую местность85. На то, что в XVIII в. – начале XIX в. сельскохозяйственные занятия были выгодней торгово-промышленных из-за сложившейся экономической конъюнктуры, указывает и Б.Н.Миронов86. В середине XVIII в. в 64% городов России в экономике преобладал аграрный сектор. Однако в течение ста следующих лет города с преобладанием аграрной функции преимущественно превратились в торгово-промышленные центры, и в 1850-е гг. их осталось всего 27%. Земельные ресурсы города вследствие роста численности горожан в 1740-1860-х гг. в 2,5 раза при неизменности городских границ. В условиях непрерывно растущей земельной тесноты городской аграрий не мог конкурировать с крестьянами и вынужден был переносить свою трудовую активность из сельского хозяйства в промышленность, торговлю, сферу услуг, транспорт87, т.е. сферы занятий, традиционные для индустриального общества.

С другой стороны, несмотря на то, что крестьянство было единственным источником пополнения городского населения, в целом миграция крестьянства в город была слабой – около 29%. Это было одной из причин снижения доли городского населения с середины XVIII в. до середины XIX в. Переселение крестьян в город было не достаточно для компенсации разницы в естественном приросте городского и сельского населения88. В 1785-1794 гг. во всей России к гражданству приписались 17,1 тыс. д.м.п. Это составляет 4% от числа граждан в 1782 г. (ср.: в 1719-1744 гг. приписавшиеся составили 1%). В то же время это распределение приписавшихся было более равномерным, чем в первой половине века, когда один московский посад принимал до 60% «сходцев». В конце XVIII в. только 8 из 41 губерний не имели таких крестьян89.

Изменения состава городского населения прослеживаются по городовым обывательским книгам, появившимся в результате реформы 1785 г. А.В. Демкин произвел подсчеты численности купечества Калужского и Тверского наместничеств в конце XVIII в. в связи с изменением минимума капитала для купцов в 1785 (с 5000 до 1000 руб.)90 и 1794 гг. (с 1000 руб. до 2000 руб.)91. За основу подсчетов он взял количество купеческих семей, а не купцов, так как на основании общего капитала могли вести дело и ближайшие родственники. В 1787-1792 гг. число купеческих семей в этих наместничествах растет, но к 1796 г. сокращается в Калужском наместничестве на 19%, в Тверском – на 36%92. Это падение объясняется повышением минимума гильдейского капитала. В Калужском наместничестве наибольший удар был нанесен по II гильдии (сократилась на 37%), в Тверском – по I (сократилась на 50%), хотя в абсолютном выражении пострадала сильнее III гильдия93.

Благоприятным для формирования торгово-промышленного населения было положение городов Сибири. Городовые ведомости Тюмени за 1789-1791 гг. свидетельствуют о том, что выходцы из государственных крестьян, цеховых, промышленных и торговых людей становились состоятельными купцами, промышленниками и играли важную роль в экономическом развитии и управлении городом. Сельские ремесленники и мелкие товаропроизводители были прямыми кандидатами на переход в посадские и цеховые. Таким образом, и в Сибири главным источником формирования городского населения была сельская местность94.

Население городов Сибири, в частности, Тобольска, Тюмени и Иркутска постоянно увеличивалось, что важно, за счет ремесленного и торгово-промышленного населения. В Тобольске и Иркутске сосредоточилась передаточная торговля между Европой и Азией, через них осуществлялась связь внутреннего рынка с внешним. Это предоставляло серьезные преимущества в развитии по сравнению с другими окраинными городами империи. Так, к 1851 г. из почти 10 000-ного населения Тюмени 78,3% были посадскими95. В период с 1797 по 1834 г., несмотря на падение общей численности гильдейского купечества, наблюдаются серьезные качественные изменения в гильдейской структуре (рост числа первогильдейцев с одной семьи до 8 и падение числа членов II гильдии)96. Уменьшение общей численности происходит явно за счет купцов III гильдии, которые теряют свой социальный статус. Эти процессы совпадают с наблюдающимися в этот же период процессами в Калужском и Тверском наместничествах. Несмотря на существенную разницу условий и структур этих регионов, влияние законодательства на социально-экономические процессы очевидно.

Динамика численности купечества Московской и Петербургской губерний по окладным книгам 1786 г. (IV ревизия) и 1800 г. (V ревизия) указывает на ту же тенденцию. Число горожан на каждую сотню душ, состоявших в окладе, выросло за это время с 5,5 до 7,6 д.м.п. Этот рост происходил в основном за счет мещан (переход из III гильдии). Однако если в 1786 г. на 100 душ горожан м.п. приходилось 88,7 купцов, то в 1800 г. – лишь 62,4. Так же шло развитие в девяти губерниях Нечерноземья: доля горожан выросла с 3,3 до 3,6, а доля купцов по отношению к ним понизилась с 62,1 до 40,2. В семи губерниях Центрально-Черноземного района доля горожан выросла с 2,6 до 3,2, а доля купечества упала с 52,7 до 46,9. В 1800 г. в этих трех группах губерний сосредоточилось 91,2% горожан Европейской России