Человек есть тайна Яхочу разгадать ее, чтобы быть человеком

Вид материалаДокументы

Содержание


5. Развитие социально-антропологической целостности: введение в философию истории
5.1. Категориальная характеристика: направленность и основание развития
Подобный материал:
1   ...   33   34   35   36   37   38   39   40   41

5. Развитие социально-антропологической целостности: введение в философию истории


Категориальная характеристика развития: направленность и основание. Субъектно-субъектпое основание развития. – Человеческие отношения и объективные возможности. Проблема периодизации. Проблемная ситуация современности.

Общий замысел этой главы таков: начать с проблемы прогресса и его критериев, поскольку именно эти категориальные характеристи ки определяют вектор развития; а затем, двигаясь от абстрактного к конкретному, выявить основание развития (характер проблемных си туаций и способы их разрешения) — сначала на универсально-категориальном, а затем и на предметно-категориальном (т. е. с учетом объективных возможностей и «человеческого наполнения») уровне; и в заключение — рассмотреть категориальные основания периодизации человеческой истории, т. е. ответить на вопрос, что может быть предложено взамен марксистского понимания этапов исторического развития как общественно-экономических формаций, основанных на изменениях в способе производства материальных благ.

5.1. Категориальная характеристика: направленность и основание развития

Критерии прогресса. Начало истории. Двуединство основания.

Пожалуй, только одна характеристика развития — как в онтологии, так и в применении к человеку — не вызывает сомнений: развитие есть изменение качества. Но как только речь заходит о направлен ности такого изменения, неизбежно включается субъективный оце ночный момент. Ибо под прогрессом (основная характеристика направленности) все понимают положительную направленность, но критерии положительного трактуют весьма различно. Полюсами со ответствующих оценок являются стремление к единству или к много образию. Так для Плотина всякое отступление от Единого, т. е. эволю ция через дифференциацию и усложнение, есть порча, а движение к единому, инволюция могла бы им трактоваться как прогресс. Напротив, XIX век в философии Запада прошел под знаменем эволюции как положительной характеристики смены качеств, а в марксистской философии развитие и «прогрессивное развитие» вообще чаще всего выступают как синонимы.

Читатель, внимательно отнесшийся ко всему изложенному в этой книге (включая все ее части), мне кажется, без труда предугадает авторское решение: единство в многообразии. В самом деле, принижение роли единства ведет к отрицанию самоценности целого, к апофеозу эгоцентрической борьбы, а принижение роли многообразия — к отрицанию самоценности индивидуального и его права на творчество, на доопределение бытия. Более конкретными характеристиками единства в многообразии являются развивающаяся гармония и соборность. Обо всем этом уже так или иначе шла речь выше. Но теперь надо обсудить некоторые возникающие при таком подходе проблемы.

Во-первых, почему надо считать предпочтительной и прогрессивной именно такую направленность? Во-вторых, соответствует ли это действительному положению вещей во Вселенной, можно ли говорить хотя бы о возможности доминирования тенденции к единству в многообразии? В-третьих, если удастся четко ответить на два первых вопроса, то каковы критерии такого развития на уровне САЦ?

Если быть честным в саморефлексии, то каждый, утверждающий что-либо об объективной направленности в мире, должен оговариваться: «Как мне бы хотелось» или «Как меня устраивает, как я готов принять». Объективные идеалисты верят, что цель истории находится вне ее (божественное провидение, реализация абсолютной идеи); материалисты и сциентисты полагают, что направленность задается объективными законами той или иной области бытия (генетики, экономики, развития информационных систем и т. д.); субъективисты вообще отказываются от идеи какой-то общей направленности («ризома» постмодернистов), сводя человеческую жизнь к броуновскому движению интеллектуальных молекул, хотя и в рамках какого-то «дискурса»[1]. Иными словами, либо серьезное исполнение чужой воли (Бога ли, объективных ли структур), либо игра в рамках структур, лишенных инвариантных скрепляющих начал (Подневольная игра! Что может быть ужасней?).

Безоговорочное провозглашение какой-либо объективной направленности придает видимость безусловности вытекающих из нее критериев. Поясним это на примере рассуждений С. Лема. Формируется объективная цель: «Что бы ни являлось организмом, оно должно служить передаче кода, и ничему более. Именно поэтому, — делает вывод автор, — исключительно на этой задаче сосредоточиваются отбор и селекция»[ 2] . Стало быть, положительной оценки заслуживает все то, что обеспечивает передачу и сохранение кода наиболее эффективным и непосредственным путем. И потому «Мускул хуже водоросли, а сердце хуже, чем мускул» [ 3] . Так что служи, человек, генетическому коду и не воображай себя «венцом прогресса». А бог по имени Код требует от людей, когда они взойдут на высшую ступень разума, покинуть «самих себя. И тогда человек разумный покинет человека естественного» [ 4] .

Я не предлагаю, вслед за постмодернистами, замену служения на принудительное участие в играх дискурсов. Просто надо честно осознать субъективный выбор служения и его объективные основания и следствия. Я выбираю идеал развивающейся гармонии, «становящегося всеединства», самоценность которого не исключает, но предполагает самоценность его индивидуальных участников. Не будем здесь обсуждать психологические основания такого выбора (полемика с Ницше уже имела место). Посмотрим, есть ли для этого объективные основания в бытии и к каким следствиям для человека и мира такой выбор ведет. Ибо признание роли субъективного выбора необходимо, но не достаточно. Даже в марксистской литературе можно встретиться с признанием в этом вопросе «субъективного фактора»: «Прогресс нельзя понимать только как развитие от низшего к высшему. Под прогрессом можно понимать только такое развитие, высшая ступень которого является для определенного субъективного фактора одновременно более желательной, чем предыдущая ступень развития»[ 5] . В результате автор приходит к выводу, что понятие прогресса применимо только к человеческой деятельности. На мой взгляд, это явный субъективизм: так, конечно, легко возразить Лему, что человек прогрессивнее водоросли, ибо до человека вообще нет прогресса. Но это оправдывает насилие над нейтральным по отношению к прогрессу миром (и уже не во имя Бога, но во имя самореализации). Мы должны поставить вопрос «ребром»: гармония, желательная лишь человеку, или гармония, объединяющая и реализующая внутренние стремления всех ее возможных участников?

Развитие как смена качеств неизбежно в относительном временном мире, ибо оно является Ответом каждой системы, поскольку в ней есть стремление в главном отношении оставаться таковой, на Вызов изменяющейся среды. В этом процессе имеет место взаимодействие основных форм жизнедеятельности, представленных в помещаемой ниже таблице.



При отрицании самоценности многообразия в этой таблице для относительного уровня бытия имеет смысл только последняя строка, а для абсолютного — первая, понимаемая как абсолютное сохранение (вечность). Развитие без сохранения основы развивающейся системы невозможно; даже в ризомных Дискурсах в каждый момент «перестраивания» что-то должно сохраняться (иначе мы будем иметь кратиловскую реку). Речь может идти лишь о том, что и как сохранять, т. е. о характере связи названных форм.

«Следует различить, — отмечал А. Богданов, — сохранение через устойчивость и сохранение через развитие. Первое могло бы быть действительным и полным лишь в устойчивой, неизменной среде. В среде изменяющейся оно неизбежно сводится на разрушение, хотя бы и очень медленное... Совершенно иной характер имеет сохранение через развитие. Оно есть процесс возрастания сопротивлений или активностей за счет среды»[ 6] . Соглашаясь с выделением «устойчивости через развитие», не могу согласиться с абсолютным противопоставлением такого развития по отношению к «активному комплексу» и разрушения по отношению к среде (все тот же антропоцентризм!).

Идея единства в многообразии предполагает следующее: а) рассмотрение бытия как целого, в котором противопоставляются не Я и не-Я (субъект и объект, человечество и природа и т. д.), но все, стремящееся к взаимодополнению, и все, стремящееся только к самореализации за счет другого (путь Бога и дьявола, негэнтропии и энтропии); б) ориентацию на сохранение качеств, обеспечивающих сохранение и воспроизводство взаимодополнения сущих; в) такое развитие, которое расширяет это взаимодополнение по объему и делает его более устойчивым по содержанию, т. е. совершается в направлении такой целостности, которая обеспечивает свободу индивидуальностей, и таких индивидуальностей, которые обеспечивают совершенствование целого; г) разрушение в рамках взаимодополняющего единства и в окружающей среде всего того, что противостоит формам бытия, указанным в пунктах «б» и «в». Развитие, удовлетворяющее указанным требованиям, является прогрессом, а данные требования — его критериями.

Итак, новое и старое, сложное и простое и т. п. перестают абсолютно противостоять друг другу, но оцениваются с точки зрения их вклада в развивающуюся гармонию бытия. «Вы хотите жить в таком мире, — могут возразить мне, — это ваш выбор, но насколько в самой действительности вероятно именно такое развитие?» Во-первых, наличие в мире и в человеческом обществе двух противоположных тенденций — к единству через сохранение, воспроизводство, развитие и разрушение (добро) и к разрушению как таковому или развитию за счет разрушения (зло) — непреложный факт. Во-вторых, вероятность развития по первому пути может быть даже и незначительной в определенных частях мира, на определенных этапах и ситуациях человеческой жизнедеятельности, но она весьма вероятна по отношению к тем субъектам, для которых оно есть внутреннее основание. И, следовательно, в-третьих, такие субъекты способны и призваны доопределять мир соответствующим образом.

Результативную сторону развивающейся гармонии можно охарактеризовать словами А. Швейцера: «Настанет время, когда жизнь человеческая вновь потечет гармоничным, естественным и живым потоком, подобно музыке Баха, волшебство которой так сильно ощущал Гёте, потому что она была созвучна его духу» [ 7] . Но речь идет о развивающейся гармонии, и потому такого времени, когда мир превратится в музыку, не настанет. Такое состояние — предел, к которо му мы — сторонники этого идеала — бесконечно приближаемся. Процессуальная сторона становления единства в многообразии неизбежно включает в себя бесконечно преодолеваемую и вновь возникающую противоречивость единства и многообразия, гармонии и развития, целостного универсума и монады-индивидуальности.

Эта противоречивость постоянно воспроизводится в целом ряде аспектов. Назовем основные из них.

Гармония тяготеет к вечности и, стало быть, к бессмертию сущего. Развитие протекает во времени и предполагает смену сущих, стало быть, — смерть. Мечта о бессмертии — вечный спутник человечества: вера в бессмертие души, в реинкарнацию, федоровский проект воскрешения умерших, наконец, надежды на клонирование. Эта мечта порождает и абсолютное противопоставление бессмертия и смерти: «Вся человеческая энергия направлена вовне, на создание несовершенной, дурной множественности, на поддержание прогресса, закрепляющего закон тления, а не внутрь, не в глубь вечности, не на победу над смертью и завоевание всеобщей, полной и вечной жизни... Живет человек безумной мечтой победить смерть рождением, а не вечной жизнью»[ 8] .

Допустим, что мечта о вечной жизни сбылась. Но ведь это означает, что новое никогда не родится, т. е. бессмертные замрут на уровне абсолютного бытия. Говоря языком Н. Федорова, смерть отцов не может не удручать. Но можно ли за их бессмертие заплатить такую цену, как принципиальное нерождение сынов? Смерть страшна с позиций неповторимой индивидуальности, но она же необходима, если признать самоценность других и целого (альтернатива: полное слияние индивидуальностей в Едином, нирвана). Развивающаяся гармония в этом аспекте предполагает борьбу за долголетие; ощущение вечности в мгновении, в самоценности и самодостаточности hic at nunc ; переживание сопричастности к вечности целого и чувства меры индивидуальной жизни, готовность раствориться в целостном бытии, достойно принять смерть как естественную меру, оставив в то же время созидательную силу своего конечного существа в бесконечном становлении всеединства.

Гармония предполагает самодостаточность в пределах меры, развитие инициируется переживанием недостаточности наличного бытия, неудовлетворенности им, проблемностью и реализуется в выходе за пределы меры. Развивающаяся гармония ориентирует на сохранение самодостаточности основания и чувство меры, не позволяющее это основание разрушить, при неудовлетворенности любыми модусами бытия и выходе за пределы их меры. Для кого-то это, разумеется, «общие фразы», а для меня — самый главный человеческий талант: пройти по лезвию бритвы, каждый раз почувствовать святость того основания индивидуальности, которое не разрушает, но укрепляет ее соборную связь с целым.

Сохранение основания гармонии целого и индивидуальностей требует порядка, простоты и, стало быть, определенной ортодоксии. Развитие связано с ощущением парадоксальности бытия, с инициативой, нарушающей сложившийся порядок, с неизбежной дифференциацией, т. е. усложнением. «Оппозиция "парадоксальное — ортодоксальное" очень существенна для механизма культуры. Пропорциональное соотношение обоих компонентов может меняться, но обычно они всегда сосуществуют и взаимодействуют. Это комплиментарное сосуществование является своеобразной константой культуры»[ 9] . Но весь вопрос в том, каково оптимальное соотношение указанных противоположностей. Развивающаяся гармония не приемлет эстетской «цветущей сложности» (К. Леонтьев; аналогичные мотивы у Ницше и Шпенглера) как абсолютной самоценности и модного ныне высасывания парадоксов из пальца вместо их конструктивного осмысления и решения. Она предполагает готовность к пересмотру ортодоксии и переходу к более сложным формам, но с ориентацией на более совершенный порядок, на достижение нового уровня простоты как единства в рамках развивающейся целостности: не расщепляйте ни атом, ни душу, не умея справиться с вырывающимися оттуда силами; инициатива — на микроуровне, порядок — на макроуровне.

В гармоническом целом в идеале господствует равенство («всё есть всё» и «всё во всем»). Развивающееся бытие неизбежно порождает не равенство, переходящее в несовместимость. С позиций развивающейся гармонии несовместимыми оказываются только добро и зло как принципиальная направленность на соборность или на самоутверждение любой ценой. Неравенство определяется различием вкладов в Общее дело развивающейся гармонии. Равенство — гарантированием прав, вытекающих из признания самоценности индивидуальности, принимающей самоценность целого. Практически это означает, что убежденные носители зла, сатанинского отношения к миру («Буду делать, что хочу») недостойны жизни [10]; людям, принимающим самоценность других и целого, но обладающим неравными возможностями в Общем деле, должны быть обеспечены адекватные неравные условия; все люди, вследствие признания их самоценности, должны иметь равные стартовые возможности в реализации общечеловеческих потребностей: существования, защиты от нарушения их прав. Иными словами, если сущность человека — в возможности выбора, то изначальные условия положительного выбора должны быть гарантированы всем. А дальше — отвечай за сделанный тобой выбор. В итоге можно сказать, что гармония ориентирует нас на переживание чистой радости единства с самодостаточным бытием, а развитие — на заботу и долг, на преодоление трудностей, т. е. на труд в бытии недостаточном. Абсолютизация первой стороны в последовательном варианте ведет к нирване, в непоследовательном — к современному гедонизму типа Маркузе (радость, а не труд). Абсолютизация второй — к бездухов ности трудоголика, заменяющего ролевым функционированием жизнь души и духа, или фанатика. Развивающаяся гармония требует научиться не противопоставлять и не смешивать, но взаимно дополнять в бытии человека его функционирование в системе дел и внутреннюю жизнь его на уровне экзистенции (души) и общения с духовными основами бытия. Говоря образно, Богу угодны и дела (кальвинизм), и умная молитва (исихазм), и экзистенциальная радость. Но все это — не в эклектической смеси, но в той мере, которая оптимальна для совершенствования развивающейся гармонии самоценных индивидуальностей в самоценной целостности. Оптимум, а не максимум или минимум — критерий прогресса на пути развивающейся гармонии.

Можно ли сделать критерии этого оптимума полностью объективными? Нет, нельзя. В принципе, невозможно передоверить их определение счетно-решающему устройству. Конечно нельзя, к примеру, до стигнуть пространственной гармонии, не зная о золотом сечении, но гармония не сводится к объективно измеряемым свойствам. Она включает как исчисляемую повторяемость, так и принципиально субъективную несимметричность.

Гармонизация отношений самоценных и неповторимых индивидуальностей нуждается не только в учете объективных требований, но и тех их субъективных интенций, которые способны выразить их экзистенцию, не разрушая в то же время их общее единство. Каждый раз, решая подобные проблемы в любой области (не только в эстетике и этике), мы неизбежно мобилизуем нашу интуицию, способность к эмпатии, к творчеству и диалогу, не надеясь на готовые каноны и неся ответственность за каждое такое событие в бытии. Следовательно, прогресс есть не просто движение под действием каких-то объективных обстоятельств, но путь, ответственно выбираемый на основе постоянно совершенствующегося внутреннего индивидуально-соборного основания. Как учил еще Платон, сотворение мира есть победа убеждения над силой [11]. Мы должны на свой страх и риск удерживать в своих руках раскачивающийся маятник объективных условий, зная о циклах, волнах, объективных тенденциях, но не становясь лишь их функциями, наделенными сознанием.

Тем самым мы возвращаемся к фундаментальному противоречию человеческого бытия между естественным и искусственным. Создавая нечто новое, внедряя в естественный ход вещей свои проекты, мы принципиально не гарантированы от трагических сшибок и ошибок. Мы вынуждены рисковать, уповая на спасительную интуицию меры, но, понятно, без каких-либо абсолютных гарантий. И потому развивающаяся гармония есть гармония в идеальном результате, но в процессе она имманентно содержит трагичность. В мире, представляющем собой единство абсолютного и относительного уровней, она, видимо, столь же неизбежна как смерть, и относиться к ней надо с тем же достоинством. Вряд ли стоит благодарить Бога за страдания и искать их, но необходимо быть внутренне готовым достойно их встретить и на историческом, и на личном пути.

Итак, в развитии САЦ есть тенденция к развивающейся гармонии, которую мы определили как прогресс. Но с чего начинаются, как вообще возникают ее различные тенденции? Видимо, как и сам человек — с реализации возможного выбора. К истории в целом можно отнести то, что Б. Ф. Поршнев говорит об одном из ее начальных этапов: «Чем дальше, тем больше общинники делались невольниками тяготевшего над ними ритуала дарений, подношений и угощений. Еще не было рабства, не было эксплуатации, а уже было фактически подневольное отчуждение продукта... Первыми рабами, с точки зрения психологии, были те, кто первыми стали сопротивляться привычному беспрекословному рабству. Ибо только их надо было ставить в специальное правовое положение рабов, заковывать их в цепи, плетьми и оружием принуждать к труду... Рабовладельческий строй возник там и тогда, где и когда люди стали пробовать разгибать спину» [12] . Люди становятся людьми, когда они принимают определенный Вызов и выбирают (творят) определенный Ответ.

Вызовы эти имеют двоякую природу, исходя из объективных обстоятельств и из внутреннего мира субъекта. Причем «По мере роста все меньше и меньше возникает вызовов, идущих из внешней среды, и все больше и больше появляется вызовов, рожденных внутри действу ющей системы или личности»[13] . Идет процесс «одухотворения челове чества», исходным и конечным пунктами которого («почином» и «концом») являются «человеческое стадо» и «Божья община» [ 14] (точнее было бы говорить не о конце, а об идеальном пределе): от доминирования объективных обстоятельств к доминированию душевно-духовного основания.

Последнее, однако, может трактоваться по-разному. Согласно Библии, первый выбор Евы и Адама был отрицательным, история началась с измены Богу, с грехопадения. Человек избрал риск своеволия, а не послушание Богу. В терминах концепции развивающейся гармонии он начал безоглядно создавать новые миры, не стыкующиеся с целостностью бытия, ввел в мир искусственное, не вписывающееся в естественное. Но было ли абсолютное следование воле провидения единственной альтернативой? Думаю, что нет, ибо есть еще Третий путь: не отказываться от риска самотворчества и доопределения бытия, но в ответственном согласии с софийными тенденциями (про образами, эйдосами) целого. Стало быть, сам Ответ имеет двоякую природу уже в аксиологическом плане: он может быть ориентированным на борьбу и победу в угоду субъективному импульсу и в противоречии с другими; или же направленным на добровольное совершенствование единства бытия (вы ставите меня в проблемную ситуацию, а я, не поддавшись соблазну мести, «отойду от зла и сотворю благо», решу эту ситуацию так, чтобы мир стал лучше). Человек не просто отражает внешние добро и зло или следует внутреннему злу, отказываясь от божественного добра; наряду с этим в нем заложены интенции добра и зла как основание выбора [15] .

Но Ответ, проект решения проблемной ситуации предлагается определенным субъектом. Для других, независимо от ориентации ответа, это чужой образ (В. Вильчек), на который предстоит дать свой Ответ, освоить его. Освоение это может быть двояким: некритичес ким принятием (заражением) или рефлексивным освоением. Последнее, в свою очередь, может привести к отторжению чужого образа («Мы пойдем другим путем!») либо к творческому включению в собственный внутренний мир.

В случае заражения чужой образ действует как объективное обстоятельство, наряду с отражением объективных законов бытия. Но объективные обстоятельства любого рода приводят к определенному результату в зависимости от той субъективной почвы, на которую они воздействуют. Так яркие впечатления раннего детства (импрессинг по В. П. Эфроимсону) кому-то могут задать образцы преступного, кому-то — творческого, а кому-то — конформистского поведения. Даже в крайнем случае — при манипулировании сознанием — имеет место (по крайней мере, вносит свой вклад) подсознательный выбор, предрасположенность к тому, чтобы поддаться манипуляции,

В основание развития, хотя и в разных пропорциях, и разным типом доминирования, так или иначе входят все основные уровни бытия. В их взаимодействии можно выделить следующие моменты. 1. Детерминистский «коридор» объективных условий. 2. Субъективные предпосылки интерпретации этих условий. 3. Присутствие (отсутствие) духа в атмосфере САЦ. 4. Возможное вторжение хаосогенной неопределенности. 5. Разные тип и сочетание указанных четырех моментов у разных субъектов (обществ, групп, отдельных людей), участвующих в историческом процессе. В различных исторических ситуациях, несмотря на их уникальность, в то же время существуют и определенная повторяемость, типические сочетания указанных факторов, что позволяет со значительной долей вероятности предсказывать общий результат. Например, объективные условия толкают общество к революционному изменению существующего порядка; субъективные предпосылки таковы, что именно революция представляется оптимальным выходом; сторонники такой интерпретации пассионарны, убеждены, что их деятельность вдохновлена свыше; случайности резко обостряют ситуацию; пассионарии занимают доминирующее положение в обществе и заражают его своими идеями и энергией. Вывод: революция более чем вероятна.

Взаимодействие основных моментов выражается в определенных закономерных тенденциях. Но не надо делать из тенденции Бога! Все эти предпосылки все же носят вероятностный характер, их взаимодействие подводит к моменту возникновения нового качества (точке бифуркации), оно необходимо для его возникновения, но еще недостаточно. Окончательный результат возникает в данный момент и в данной точке, где система взаимодействующих моментов получает решающий импульс: выбора и творчества на его основе (самотворчества). И этот момент может самым неожиданным (непредсказуемым) образом переопределить характер воздействия детерминистского комплекса.

Вот почему расхожее выражение: «История не терпит сослагательного наклонения» не представляется мне убедительным. Напротив, история обществ и биография личностей учат, что те или иные решающие повороты в их судьбе часто «висят на волоске» и оказываются возможными совершенно иные исходы. В фантастическом романе П. Андерсона «Патруль времени», к примеру, обсуждается возможный ход мировой истории в случае, если бы в битве Ганнибала с римлянами при Пиции отец и сын Сципионы были бы убиты: Рим сходит со сцены, кельты оказываются господствующей в Европе культурой и т. д. В биографическом плане блестящим образцом является «Обыкновенная жизнь» К. Чапека, где герой — простой служащий, задумавший на склоне лет описать свою жизнь, обнаруживает в ней ряд поворотных пунктов, в каждом из которых жизнь его могла пойти совершенно разными путями. Читатель может попробовать провести аналогичный анализ исторических ситуаций в России XX столетия: если бы Ленин не убедил «штаб революции» в необходимости вооруженного восстания, если бы лидеры «перестройки» оказались более стратегически и ответственно мыслящими людьми, если бы и в 1991, и в 1993, и в 1996 годах нам бы более повезло с лидерами (извечная беда России!) и сами мы сумели бы сделать более разумные выборы...

«Но это было объективно невозможно», — возразят мне. Да нет: это субъективно было менее вероятным. Но в том-то и сила человека, что его субъективная реальность способна находить неожиданные творческие решения. И рост этой способности — основная характеристика прогресса основания человеческого развития. Социокультурные мутации, ведущие к появлению новых качеств, в отличие от мутаций биологических, обязательно включают в себя самотворчество собственной судьбы. В то же время уже сделанные выборы, лежащие в основании новых качеств, новых «стрел времени», закрепляются в новых детерминистских «коридорах», прорыв за пределы которых требует еще больших творческих усилий. В этом смысле можно говорить и о благодатности, и о проклятии сделанного выбора.

Что же толкает нас к самотворчеству? Очевидно, что одним из источников творческого решения проблем является наличие проблемных ситуаций, противоречий между человеческими потребностями и возможностями их удовлетворения. Нисколько не умаляя роли этого источника, я бы все же назвал его «тактическим», а не «стратегическим», служебным, а не определяющим. В противном случае неизбежно принятие принципа: «Цель оправдывает средства».

Проследим ход мысли от признания противоречий единственным и главным источником развития до иезуитского вывода. Поскольку противоречия и вытекающая из них борьба являются необходимыми и действительными условиями развития, постольку они же являются и разумными (по Гегелю). Неизбежно сопровождающее их зло ока зывается оправданным, более того, необходимым [ 16] , а отрицание — основным движущим моментом истории («Революции — локомотивы истории», по Марксу). Главное, что достигается высшая цель — развитие.

Совсем иная картина имеет место, если идеалом прогресса признается не любое развитие (появление «нового, передового...»), но именно развивающаяся гармония. В этом случае противоречия, проблемные ситуации оказываются помехой на пути реализации внутренней интенции к единству, соборности (а не борьбе и победе). Понятно, что помехи тоже стимулируют (и в процессе обучения, тренировки их даже сознательно создают), но это — вторичная стимуляция. Единство — не преходящий момент в вечной смене этапов борьбы и отрицания, но основная высшая цель. А борьба — лишь вынужденное средство. И если гармония недостижима без борьбы, если зло препятствует, то средства решения противоречий должны быть эффективными, позволяющими оказать «сопротивление злу силой», устранить его, в том числе, если нет другого выхода, и путем революции. (А как иначе справиться, скажем, с криминальными структурами, с теми, кто совершает «серийные убийства» и «немотивированные преступления», и вообще с «быками»?). Но не потому, что «счастье в борьбе» (Маркс), — средства не должны изменять цель: изгнание зла для продвижения к оптимальной гармонии личности, общества и природы (ноосфере)[17].

Итак, стремление к единству как основной положительный внутренний источник развития, самотворчество на этом пути, и в частности борьба, решение противоречий как необходимое средство реализации высших ценностей в несовершенном мире.

Но все рассмотренные в этом параграфе категориальные характеристики в реальной истории всегда наполняются определенным предметным содержанием, и только через отношения между людьми и людей к миру воплощаются в жизнь. Преобразовательное отношение к среде и предоставляемые им объективные возможности развития реализуются под эгидой тех ценностей, руководствуясь которыми, люди вступают в отношения друг с другом. В марксистской модели общественно-экономической формации речь шла о единстве производственных отношений (экономического базиса) и производительных сил в способе производства. С нашей точки зрения, в основе всех человеческих отношений, позволяющих определенным образом реализовать возможности естественно-исторического процесса, лежат социально-психологические отношения, а их ядром являются отношения аксиологические. Поэтому в § 5.2 мы начнем с рассмотрения субъектно-субъектного основания исторического развития, а затем, в § 5.3, остановимся на его соотношении с объективными возможностями. Только совместное рассмотрение этих двух сторон позволит проанализировать проблему выделения основных этапов исторического развития.

Примечания

1 Большинство наших философов употребляют модное слово «дискурс» без каких-либо попыток его определения. Наиболее четкое представление об этом феномене зафиксировано у Ж. Дерриды: дискурс — это структура в отсутствии центра, находящаяся в процессе непрерывного и бесконечного самодостраивания и самоперестраивания (см.: Шандыбин С. А. Постмодернистская методология и вопрос о политической ангажированности социального исследования // Философия и общество, 1998. № 2. С. 183). В таком понимании заключено явное противоречие: «достраивание» и «перестраивание» невозможно без хотя бы краткосрочного плана (даже в импульсе есть направленность на что-то!); но почему-то «среднесрочное» и, тем более, «долгосрочное» планирование напрочь отрицаются. Это беда всех субъективистов: как у Беркли — бег и ходьба признаются, а движение объявляется химерой. К тому же не мешает вспомнить и Кратила: как можно перестраиваться, не имея устойчивой основы?

2 Лем С. Голем XIX // Сборник научной фантастики. Вып. 23. М., 1980. С. 171.

3 Там же. С. 173. Вот как конкретизируется эта идея: «Вы спутали две совершенно разные вещи, признав степень сложности создаваемого и степень его совершенства за неразрывно связанные признаки. Водоросль вы считаете более простой и, стало быть, более примитивной и потому в иерархии совершенства ставите ее ниже орла. Но эта водоросль вводит фотоны Солнца в клетки своего организма, она превращает осадки космической энергии непосредственно в жизнь и поэтому будет жить, пока будет светить Солнце». (Там же. С. 167.)

4 Там же. С. 186.

5 Энгст Я. Некоторые проблемы научной этики. М., 1960. С. 217, 326.

6 Богданов А. Всеобщая организационная наука (тектология) Ч 1-2 М 1913-1917 С. 62.

7 Цит. по: Фрайер П. А. Швейцер. Картина мира. М., 1984. С. 152.

8 Бердяев Н. А. Философия свободы // Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М.. 1989. С. 124.

9 Линник Ю. В. Эстетика парадокса. Сб.: НТР и развитие художественного творчества. Л., 1980. С. 54.

10 «Если законами природы назначено жизни преодолевать последствия хаосогенных явлений действительности, то всякое возникшее в недрах самой жизни препятствие этому процессу мы должны рассматривать как ненормальность, как патологическое несоответствие происходящего назначению и смыслу жизни. Недостойны жизни мыслящие существа, осознавшие космическое назначение жизни и не стремящиеся его выполнить, не ослабляющие своим существованием и своей деятельностью хаосогенности действительности, а тем более ее усиливающие». (Хильми Г. Основы физики биосферы. Л., 1966. С. 296. 297.)

11 См. Уайтхед А. Избранные работы по философии. М., 1990. С. 415.

12 Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. М., 1966. С. 199.

13 Тойнби А. Постижение истории. М., 1991. С. 250.

14 Сухово-Кобылин А. В. Учение Всемира // Русский космизм. М., 1993. С. 52.

15 Есть, допустим, творчество, вызванное необходимостью изобретения смертоносного оружия или самолюбием творца, а есть такое, о котором можно сказать словами М. Пришвина: «Если бочка под капелью полна и вода все льется из водосточной трубы, то нужно ли раздумывать воде, чтобы пролиться из бочки и свободным ручьем радостно, с говором бежать по земле в реку, море и, может быть, в океан?» (Пришвина В. Наш дом. С. 326.)

16 Вот характерный пример такой апологии зла: «Путь ко всякой добродетели лежит через порок; чтобы быть добродетельным в каком-либо отношении, необходимо сначала раскрыть в себе сопряженный с этой добродетелью и полярно противоположный ей порок, чтобы затем преодолеть его в собственной природе. Пороки и дурные страсти не уничтожаются на пути эволюции, но преображаются и просветляются в ней». (Шмаков В. Основы пневматологии. Киев, 1994. С. 588, 589.)

17 Радость от преодоления препятствий вполне естественна, но пусть она ассоциируется с радостью совершенствования себя и мира, не перерастая в наслаждение насилием и местью.

ссылка скрыта

ссылка скрыта

Закрыть [×]