Семинар с доктором медицины Милтоном Г. Эриксоном

Вид материалаСеминар

Содержание


Истории и гипноз
Комбинированное использование историй.
Зейг: Угу... Эриксон
Зейг: Угу... Эриксон
Зачем нужны истории
В этот момент вдали показался путник. Тогда они согласились разрешить свой спор, выяснив, кто из них скорее заставит путника сбр
Посрамленный Борей наконец отступил, отчаявшись добиться такой простой вещи, как сорвать с путника плащ. “Не думаю, что это удас
Человек благодарно поднял голову к небу, но от неожиданной жары у него закружилась голова, он быстро сбросил плащ и поспешил укр
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16

Истории и гипноз


Есть три основных структурных сходства у гипноза и истории, рассказанной врачом: 1) в обоих случаях врач беседует с пассивным субъектом. Врач пытается определить внутренние резервы пациента и убедить его в том, что их достаточно, чтобы добиться успеха; 2) в обоих случаях пациенту отводится вторичная, вспомогательная роль; 3) в обоих случаях индуктор работает при минимуме поведенческих данных о пациенте.

Истории используются в гипнозе (как в формальном, так и в естественном) так же, как и в психотерапии. С их помощью можно установить, насколько пациент поддается гипнозу, а также достичь раппорта. Истории можно рассказывать и при погружении пациента в сон и во время активной, лечебной фазы гипноза.


Диагностирование

Диагностирование с помощью историй из практики проводится точно так же, как и в психотерапии, и имеет целью установление степени внушаемости пациента и определение способа использования активной фазы гипноза.

При определении внушаемости пациента учитываются еще четыре важных фактора — интерес к рассказу, реакция, внимательность и самоконтроль.

1. Врач отмечает степень интереса, с которым пациент слушает рассказ. Как правило, глубокий интерес и предельное внимание говорят о высокой степени внушаемости.

2. Реакция пациента также служит врачу подсказкой. Одни лучше поддаются прямому внушению, другие — косвенному. Врач подбирает рассказ, с помощью которого устанавливает, на какой вид внушения пациент лучше реагирует. По ходу истории индуктор упоминает, что герой рассказа вдруг бросил взгляд на часы, чтобы узнать время. Наблюдая за пациентом, он определяет его реакцию именно на этот момент внушения.

3. Рассказывая историю, врач определяет степень внимательности пациента, сосредоточен он или рассеян, принимает все близко к сердцу или проявляет лишь поверхностный интерес. Сосредоточенный слушатель малоподвижен и может концентрировать внимание на одном предмете в течение длительного времени. Рассеянный слушатель более беспокоен в движениях и часто переключает внимание с одного предмета на другой. Степень внимательности человека зависит от того, занят ли он больше самим собой, своим внутренним миром, эмоциями, мыслями и действиями или тем, что происходит вокруг него. (Сам Эриксон был как кошка. Он с удовольствием наблюдал за всем происходящим вокруг него. Он был человеком с ярко выраженной внешней ориентацией.)

4. Реакция на рассказ помогает врачу определить, умеет ли пациент ладить с окружающими людьми и насколько владеет собой в общении с ними. Одни любят верховодить, другие — оставаться в тени, на вторых ролях, а третьи признают только равенство. Все это выявляется в манере пациента реагировать на рассказ во время подготовки к гипнозу.

Гипнотерапевт учитывает в своей работе еще множество факторов, но в первую очередь помнит об этих четырех, когда начинает, вроде бы невзначай, свой очередной рассказ. Результаты такого диагностического подхода определяют и выбор терапевтической стратегии. Истории и установки дают наилучший эффект, когда наиболее точно учитывают жизненный опыт пациента. Например, работа с застенчивым, внешне ориентированным человеком, легко поддающимся прямому внушению, требует совсем иных методов гипноза и психотерапии, чем работа с самоуверенным, занятым собой человеком, скорее реагирующим на косвенное внушение.

Поначалу, пока не приобретен опыт, метод диагностирования с помощью историй весьма утомителен для врача. Ведь ему приходится одновременно сочинять свою историю и внимательно наблюдать за больным.


Фаза индукции

Истории используются в формальном гипнозе. Чарльз Тарж (1975) удачно определил индукцию как нарушение обычного состояния сознания и создание нового заданного гипнотического состояния сознания. В обеих фазах возможно использование историй.


Нарушение

Чтобы ускорить нарушение сознательного состояния гипнотизируемого, на начальной стадии формального гипнотического внушения может быть использован прием запутывания. Рассказы сами по себе уже сбивают пациента с толку, выводят его из равновесия. Слушателя вынуждают вникать в смысл рассказа, осознавать применительно к себе его посыл. Дело еще больше запутывается тем, что рассказы многозначны по смыслу и имеют определенный подтекст. Слушая Эриксона, даже проницательный пациент не может уловить все смысловые посылы и определить, с чем они соотносятся.

Истории отвлекают и расшатывают обыденное сознание и тем самым способствуют погружению пациента в гипнотическое состояние (см. Эриксон, Росси и Росси, 1976). Пациент становится более открытым и более восприимчивым к начальному и последующему внушению.

Эриксон часто рассказывал свои истории в качестве прелюдии к введению пациента в состояние гипнотического транса. Некоторые из бывших пациентов Эриксона, с которыми я встречался, рассказывали, как они, слушая истории Эриксона, неожиданно погружались в транс. Одна пациентка объяснила, что ее начало клонить в сон от историй Эриксона. Она очень смутилась, что задремала, слушая доктора, но потом поняла, что ему именно это и было нужно. Тогда она закрыла глаза и вошла в состояние транса.


Моделирование

Истории можно использовать для моделирования гипнотического состояния (т.е. установить эмпирическим путем параметры гипнотического состояния для данного пациента). Чтобы ознакомить пациента с тем, что он будет ощущать во время гипноза, гипнотерапевт иллюстрирует это серией примеров, достигая одновременно и соответствующего внушения. Например, врач рассказывает новичку об ощущениях человека, испытавшего состояние гипноза. История подбирается и излагается таким образом, что новичок бессознательно переносит на себя гипнотические ощущения пациента, уже “умудренного” опытом погружения в гипноз. Таким образом, врач достигает косвенного внушения.

Существует другой способ моделирования гипнотического состояния, когда с помощью целенаправленных рассказов пациента убеждают (осознанно или бессознательно) в том, что он сам может воспроизвести некоторые явления классического гипноза. Например, одним из любимых Эриксоном способов внушения было обсуждение занятий в начальной школе, когда дети знакомятся с буквами алфавита и учатся запоминать их на слух и визуально, не осо­знавая самого процесса запоминания. Подобное обсуждение выявляет ряд моментов классического гипноза, таких как возрастная регрессия, гипернезия, диссоциация и галлюцинация. Одновременно такая беседа способствует большей самопогруженности и внутренней фиксации внимания.


Фаза утилизации гипноза

В фазе утилизации (после наведения транса) истории используются точно так же, как и в лечебной фазе психотерапии, т.е. чтобы обратить внимание пациента на какой-то момент, усилить мотивацию и т.д. Например, при работе с болевым синдромом можно напомнить больному о том случае, когда он получил незначительную травму, но ощутил боль через порядочный промежуток времени. Это подскажет пациенту, что у него уже был опыт контроля над болью и что его можно восстановить.

Занятные истории помогают отвлечь погруженного в свою болезнь пациента и направить его мысли в другое русло. Такой метод особенно результативен при болевых синдромах.


Комбинированное использование историй.

Многоплановость общения


Обычно психотерапевт берет отдельный пример обыденного общения и вскрывает его дополнительный смысл, соотнося его с тем, что происходит на психологическом уровне пациента. Интресно отметить что большинство врачей, знающих о многоплановости общения и использующих этот факт в диагностике, не обучены применять многоплановое общение как лечебное средство. Возможно, одним из важнейших вкладов Эриксона в психологию является терапевтическое использование многоплановости общения. Эриксон доказал, что чем больше сил вкладывается в лечебное общение с пациентом, тем выше “дивиденды” с этих усилий.

В качестве иллюстрации мне хотелось бы вспомнить о своей первой встрече с Эриксоном в декабре 1973 года. Рассказанные мне истории представляют собой сложное комбинированное использование их возможностей. Чтобы воссоздать дух нашей встречи, позвольте мне начать с самого начала.

Изучением гипноза я занялся в 1972 году и весьма увлекся работами Эриксона. Моя двоюродная сестра училась на медсестру в Таксоне. Я написал, что изучаю гипноз и попросил ее, если ей случится побывать в Фениксе, навестить Эриксона, потому что он просто гений в психотерапии.

Сестра ответила, что она знакома с одной из дочерей Эриксона, Роксаной. Несколько лет назад они снимали комнату на двоих в Сан-Франциско.

Спустя некоторое время я написал Роксане, а потом Эриксону и попросил разрешения заниматься у него. Он ответил согласием. В декабре 1973 года я впервые приехал в Феникс.

Мое знакомство с ним было необычным. Примерно около половины одиннадцатого вечера я прибыл к нему домой. Жить мне предстояло в специальном доме для гостей. В дверях меня встретила Роксана. Она представила меня отцу, указав рукой в сторону сидевшего слева от двери Эриксона и смотревшего телевизор. “Это мой отец, доктор Эриксон”,— сказала она. Медленными, постепенными движениями он, словно автомат, поднял голову. Когда голова приняла вертикальное положение, он так же медленно и такими же постепенными движениями робота повернул шею в мою сторону. Уловив мой взгляд, он посмотрел мне в глаза и так же механически, постепенно перевел глаза на уровень моего пояса. Нет слов выразить, как я был поражен и удивлен тем выражением, с которым он произнес: “Привет”. Со мной в жизни никто так не здоровался. Роксана вывела меня в соседнюю комнату и объяснила, что папа у нее большой шутник.

Однако поведение Эриксона было прекрасным примером невербального гипнотического внушения. Все элементы были налицо. Он привел меня в замешательство и нарушил мое обыденное сознание. Я ожидал, что мы обменяемся рукопожатием и он скажет: “Здравствуйте”. Далее, Эриксон смоделировал гипнотический транс, продемонстрировав заторможенные, каталептические движения, характерные для больных, поднимающих руку под гипнозом. Кроме того, он сконцентрировал мое внимание на своем поведении. Переведя взгляд на середину моего туловища, он как бы внушал мне: “Войди в себя как можно глубже”. В целом Эриксон использовал невербальный прием гипноза, чтобы разрушить устоявшийся стереотип моего сознания и смоделировать новый бессознательный стереотип.

Эриксон продемонстрировал мне, как можно сделать общение мощным фактором воздействия на человека.

На следующее утро миссис Эриксон вкатила в дом для гостей инвалидную коляску, в которой сидел Эриксон. Не говоря ни слова и ни на кого не глядя, он с трудом перебрался в свое рабочее кресло. Я попросил разрешения включить свой магнитофон. Не глядя на меня, Эриксон кивнул головой в знак согласия. Не отрывая глаз от пола, он начал медленно говорить размеренным тоном:

Эриксон: Весь этот пурпур, верно, вызвал у вас шок?

Зейг: Угу...

Эриксон: Я плохо различаю цвета.

Зейг: Я так и понял.

Эриксон: А красный телефон... подарили мне четыре студента выпускного курса.

Зейг: Угу...

Эриксон: Двое из них были уверены, что завалят экзамены по основным предметам... а двое других боялись, что не сдадут... второстепенных предметов. Те двое, что боялись за основные дисциплины, но не беспокоились о второстепенных, сдали все экзамены. А те, что знали, что сдадут основные предметы, но провалят второстепенные... провалились по основным предметам, но сдали второстепенные. Другими словами, они выборочно отнеслись к предложенной мною помощи. (Эриксон в первый раз поднимает глаза на Зейга и задерживает взгляд.) Что касается психотерапии ... (Далее он определяет и исследует терапевтическую методику.)

Эта коротенькая история — блестящий образчик общения и содержит множество планов и подтекстов. Ниже следует разъяснение того множества мыслей, которые Эриксон хотел передать мне этим примером.

1) Вызвав путаницу мыслей, история стала способом гипнотического внушения. О гипнозе не было сказано ни слова, но рассказ о главных и второстепенных экзаменах сбил меня с толку и тем самым вызвал гипнотическую фиксацию моего внимания. Я уже был знаком с этим методом внушения (Эриксон, 1964) и использовал его в своей практике. Однако сам Эриксон делал это так незаметно и так необычно, что я даже не осознал, что этот метод был применен ко мне самому.

2) В первом предложении Эриксон употребил слово “шок”, сделав на нем особое ударение. На самом деле Эриксону было ясно, что сплошной пурпурный цвет отнюдь не вызвал у меня шока, ведь я был накануне в его кабинете и в доме для гостей (тоже отделанном в пурпурных тонах) и уже видел самого Эриксона (одетого во все пурпурное). К этому времени я уже оправился от “шока”, вызван­ного обилием пурпура. Но Эриксон подчеркнул слово “шок”, чтобы сфокусировать мое внимание и настроить мое бессознательное на то неожиданное, что уже происходило и еще будет происходить со мной.

3) То, что Эриксон прямо не обращался ко мне, также сбивало меня с толку. Он не смотрел на меня, говорил, уставившись в пол. Лишь много времени спустя я понял его мысль: “Если говоришь с кем-либо, смотри на собеседника”. Необщительность Эриксона разрушила мои обычные представления. Поэтому, когда он наконец взглянул на меня, я еще больше смутился и изумился. Тем самым Эриксон вызвал еще большую фиксацию моего поведения и внимания.

4) В результате подобного общения его рассказ выпал из моей памяти. Только вернувшись домой и прослушав запись на пленке, я вспомнил, что он рассказывал, и только тогда я понял, что он применил конфузионный транс. Для меня это было замечательное практическое занятие и убедительное доказательство моей способности испытывать амнезию.

5) В этой истории еще ряд моментов несли самостоятельную смысловую нагрузку. Речь шла о выпускниках, следовательно, Эриксон сразу определил мои жизненные координаты и общался со мной исходя из них. Говоря о выпускниках, он установил между нами опреде­ленное взаимопонимание, потому что эта тема была мне близка и понятна.

6) Само содержание истории было прямой подсказкой. С учениками Эриксона случилось нечто неожиданное. Соотнося рассказанное со своим положением, я мог ожидать, что и меня ждут неожиданности. Собственно говоря, они уже начались. Во всяком случае, никто еще не знакомился со мной таким странным образом и не говорил со мной в такой необычной манере.

7) В истории говорилось о том, что студенты выборочно отнеслись к наставлениям Эриксона. Если провести параллель, то я, будучи студентом, тоже выборочно воспользуюсь его помощью и опытом, которыми он готов со мной делиться.

8) Рассказ можно было трактовать еще в одном плане. Студенты приехали к Эриксону учиться. В благодарность они сделали ему подарок. Никакой платы Эриксон с меня не потребовал, да у меня и не было таких денег. Эриксон полагал, у кого есть возможности, тот заплатит, а кто беден, с того и спроса нет. Однако я мог отблагодарить его подарком. Я подарил ему сувенир из резного дерева, который он поставил к себе на стол (рядом с красным телефоном). Я, правда, не совсем уверен, “посеял” ли Эриксон эту идею в моей голове своим рассказом или я просто заплатил добром за добро.

9) Своим рассказом Эриксон как бы определил характер наших будущих взаимоотношений. Он не дал мне возможности заговорить и представиться, тем самым дав ясно понять, что говорить будет он, а я буду смиренно слушать.

10) Я совершенно уверен, что Эриксон также определял глубину моей реакции. Упоминая отдельные моменты, он следил за мной своим периферическим зрением. Например, вспомнив о красном телефоне, он отметил, посмотрел ли я на стол, где тот стоял. Следовательно, он кое-что для себя выяснил о степени моей внушаемости.

11) Вот еще один аспект этой истории. В 1980 году один психолог из Феникса, по имени Дон, обратился ко мне с просьбой дать ему практическую консультацию по эриксоновскому подходу к психиатрии. Я согласился. В разговоре выяснилось, что в 1972 году он и еще несколько выпускников учились у Эриксона. В знак признательности за уделенное им время они решили подарить Эриксону темно-красный телефон. Дон рассказал, с каким трудом они пытались раздобыть этот аппарат у одной телефонной фирмы, но в конце концов это им удалось. Позже, на одном из практических занятий, я прокрутил Дону пленку с записью моей первой встречи с Эриксоном. Дон объяснил, что он и еще трое выпускников занимались у Эриксона и что он готовил их к экзаменам. И действительно, двое студентов сдали экзамены, а двое провалились. Эриксон рассказал мне подлинную историю!

После этой истории Эриксон привел мне случай из своей ранней практики тридцатых годов, что также послужило успешному установлению раппорта, поскольку пример был адресован тоже начинающему психотерапевту. Эриксон рассказал об одном своем пациенте-психотике, а я уже много лет занимался такими больными. Эриксон очень удачно использовал известные ему сведения обо мне.

Затем он рассказал о двух случаях из практики, когда ему не удалось добиться успеха. Первым случаем он хотел показать, что не следует спешить с заклю­чением относительно пациента. А во втором — подчеркнул важность установления быстрого и точного диагноза. Однако он хотел внушить мне еще кое-что. Он хотел дать мне понять, что не все больные поддаются психотерапевтическому воздействию и что не стоит попусту тратить свой психоэнергетический потенциал на таких больных. Это внушение было особенно важным, поскольку исходило от человека, известного своими потрясающими успехами в психотерапии.

Все эти истории, рассказанные Эриксоном на первом занятии, характеризуют сложность и мощь его коммуникативного подхода. Умение наполнить общение многоплановым содержанием делало его преподавательскую методику еще более успешной.


Зачем нужны истории


Обобщая сказанное, можно указать на ряд оснований, говорящих о пользе подобных историй. В качестве иллюстрации приведу следующую притчу.


Ветер и Солнце

Однажды северный ветер Борей и Солнце поспорили, кто из них сильнее. Они хвастались друг перед другом своими подвигами, но в итоге каждый остался при своем мнении, что он сильнее.

В этот момент вдали показался путник. Тогда они согласились разрешить свой спор, выяснив, кто из них скорее заставит путника сбросить свой плащ.

Хвастливый Борей первым принялся за дело, а Солнце наблюдало, спрятавшись за серой тучей. Ветер дунул с такой силой, что чуть не сорвал плащ с плеч, но путник только плотнее запахнулся в него. Старик Борей зря старался.

Посрамленный Борей наконец отступил, отчаявшись добиться такой простой вещи, как сорвать с путника плащ. “Не думаю, что это удастся тебе”, — сказал он Солнцу.

Ласковое Солнце засияло во всей своей красоте, разогнав нависшие тучи. Оно направило свои самые жаркие лучи на путника.

Человек благодарно поднял голову к небу, но от неожиданной жары у него закружилась голова, он быстро сбросил плащ и поспешил укрыться в ближайшей тени.

(Дж. Стикни.” Эзоповы басни”, Бостон, 1915, на англ. языке.)

Подводя итог, можно назвать следующие характеристики и случаи использования историй:

1) истории безобидны;

2) истории занимательны;

3) истории помогают пациенту чувствовать себя свободно. Он вникает в смысл рассказываемого и сам воздействует на себя, как бы берет инициативу в свои руки, а поэтому верит в позитивные перемены и считает их своей заслугой. Перемены происходят не столько под воздействием врача, сколько по его собственному внутреннему побуждению;

4) истории помогают преодолеть естественное сопротивление переменам. Они помогают дать определенные установки и внушения в самой ненавязчивой форме. У пациента с признаками заболевания нерв­ная система находится в оборонительном состоянии, словно отгораживаясь от всякого воздействия. С помощью историй оборона может быть незаметно сломлена. Если пациент готов следовать уста­новкам, в косвенных подходах нет нужды. Как правило, необходимость косвенного воздействия прямо пропорциональна предполагаемому сопротивлению пациента;

5) истории помогают врачу самому устанавливать характер взаимоотношений с пациентом. Слушатель занят тем, что старается вникнуть в смысл рассказа, в это время он как бы “теряет бдительность” и не может навязать присущую ему или ей форму общения;

6) истории стимулируют гибкость реакций. Сам Эриксон был творческой личностью. Он был заинтересован в том, чтобы его истории побуждали слушателя к творчеству и интеллектуальному совершенствованию. Маргарет Мид (1977) писала, что как личность Эриксон отличался жаждой творческого поиска;

7) Эриксон использовал истории как конфузионный прием гипнотического воздействия;

8) Истории оставляют след в памяти и тем самым закрепляют в сознании внушенную мысль.


Заключение


Истории достигают наибольших результатов, когда они индивидуально подобраны и направлены. Слушая их, пациент должен ощущать себя в своей обычной системе жизненных ценностей. Тогда ожидаемое улучшение будет совпадать с обычными поступками и представлениями самого пациента и будет восприниматься как их следствие. В пациенте пробуждаются силы, способные его исцелить.

Цель историй не отвлечь пациента от его симптомов, а помочь ему обрести веру в себя и исцелиться собственными силами.

Цель историй — сформировать у пациента гибкое и творческое отношение к жизни. Через предложенный опыт пациент учится преодолевать свои комплексы и скованность, обретая большую гибкость и свободу в общении с окружающим миром.

Памятуя об этом, используйте свое ассоциативное мышление и попробуйте понять, какое воздействие оказали лично на вас истории, рассказанные Эриксоном на семинаре.

Семинар