Geum.ru

М. Г. Суслов об анархизме наших дней (Критический анализ Программных документов ркрп) Пермь Издание

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12

ВЫБОРЫ


Идею всевластных Советов составители Программы РКРП подкрепили идеей выборов органов власти через трудовые коллективы. Идея для РКРП очень важна. Это вторая ключевая идея. В ней руководители РКРП увидели причины краха Советской системы, поскольку, по их мнению, в 1936 – 1937 годах И.В. Сталин перешел к выборам по территориальному принципу.

С ней составители Программы связывают будущее Советской власти. По мнению членов РКРП выборы от трудовых коллективов дадут возможность отбирать самых достойных, организовывать их отчеты, создавать условия для их отзыва, т.е. запустят механизм реализации «высшей формы демократии трудящихся – для трудящихся».

В этом отношении интересны две выдержки из Программы РКРП. После Октябрьской революции «впервые в истории трудящиеся получили возможность избирать в коллективах депутатов и в любой момент отзывать их, контролировать органы государственной власти, обеспечивая, таким образом, подчинение государства своим интересам»1.

В этой цитате немало идеализации российского, а затем и Советского рабочего класса, послереволюционной Советской избирательной системы, где трудящиеся в любой момент могли отзывать депутатов. Во-первых, после Октябрьской революции и до середины 30-х годов, вопреки утверждению составителей Программы РКРП, не все трудящиеся могли одинаково отзывать, так как и выбирать-то они ОДИНАКОВО НЕ МОГЛИ. Во-вторых, есть очень большое преувеличение относительно возможностей контролирования «трудящимися» органов государственной власти и «подчинения государства своим интересам».

Это положение верно в принципе и в малой частности, но не вообще. В принципе это положение верно постольку, поскольку в государстве трудящихся была власть трудящихся и все, в конечном счете, решали трудящиеся, так как «нетрудящиеся» были отстранены от власти, истреблены в огне Гражданской войны или изгнаны за пределы государства российского, либо были ограничены в своих политических правах.

Это положение приемлемо и в малой частности. Если брать низовой уровень, т.е. местные Советы, то это действительно так. Тут не было особой проблемы ни с выборами, ни с отзывом. Тут депутат на виду у всех и избиратели проживали компактно. В случае криминала или недостойного поведения депутата избиратели без промедления могли решить проблему его отзыва и переизбрания. Например, в 1933 г. в 30 Советах Урала из 4015 членов Советов было отозвано 1056 депутатов, как не оправдавших доверие.

Казалось бы это очень хорошо, так как показывает, что механизм очищения Советов работает. Однако, в реальности отзыв депутатов не изменил ситуацию. Очень часто избиратели и на местах не могли разобраться в тех, кого избирали. Обозначила себя сложность и с выбором достойных. Людей знающих и способных к выполнению властных функций было значительно меньше, чем того требовала жизнь. Таким образом отзыв депутатов ни в 20-е, ни в 30-е годы никаких проблем не решал и решить не мог.

Еще заметнее проблема усложняется с более высокого уровня Советов, т.е. районных, городских, областных, республиканских и союзных. И чем выше уровень Советов, тем сложнее трудящимся отслеживать и «контролировать» деятельность депутатов и тем более самих органов государственной власти.

Какой коллектив трудящихся или сколько коллективов трудящихся могли повлиять, например, на ВЦИК и его решения? Могли ли трудящиеся влиять на Совет Труда и Обороны, на персональный состав и решения Советского правительства, ВСНХ и других органов государственной власти? Покопайтесь-ка в истории, поизучайте-ка архивные материалы и приведите-ка нам побольше тому примеров, а мы посмотрим, что у вас из этого получится.

Об этом составители Программы умолчали или просто не задумывались, а стоило бы. Они нарисовали радужную картину того, как трудящиеся контролировали депутатов и подчиняли государство своим интересам, но умолчали о том, что в действительности было с рабочим контролем в отношении власти и производства.

Очень большие надежды РКРП возлагает на рабочий КОНТРОЛЬ. С проблемой контроля уже сталкивались в первые годы Советской власти. Г. Сафаров, один из лидеров уральских металлистов, писал, что предприниматели «…превращали рабочий контроль в пустую формальность и выколачивали с помощью иных завкомов деньги из рабоче-крестьянской казны»1. По его словам, рабочий контроль превращался в контроль за расходованием пакли и машинного масла, а не финансов, так как контролерам из рабочих не хватало профессиональных знаний бухгалтерского учета и других специальных знаний 2.

Для послереволюционной России в целом было характерно опережающее развитие идеалов и взглядов на рабочее самоуправление и участие рабочих в управлении производством и государством с реальными социально-экономическими условиями. Реальная жизнь скоро стала вносить свои поправки и в воззрения большевиков, и в реальную политику партии и Советской власти.

18 июля 1918 г. ВСНХ принимает решение о национализации Березниковского содового завода, расценивая это как «экстренную меру противодействия провокационным и разлагающим влияниям администрации завода на рабочих, демагогически проводимых ею подкупов, нарушающих тариф, в силу чего контроль становится фиктивным, встречает препятствия со стороны бессознательно-доверчивых масс… Это явление грозит перекинуться на другие заводы округа»3.

Надо отметить, что рабочие Березниковского содового завода приняли национализацию с неохотой и сомнениями. В 1917 – 1918 гг. на большинстве заводов России были созданы рабочими и из рабочих Фабрично-заводские комитеты (Фабзавкомы). Казалось бы на самом нижнем уровне заводского коллектива Фабзавкомы должны были не только контролировать положение на заводе, но и быть подконтрольными рабочему коллективу. Однако, даже на этом самом низовом уровне Фабзавкомы уже могли выйти из-под контроля рабочих, рабочей массы1.

На конференциях Фабзавкомов в 1917 г. часто говорилось о попытках предпринимателей «столковаться с рабочими и служащими на счет участия их в прибылях и управлении производством… путем передачи части акций рабочим и служащим», а так же путем введения «представителей рабочих в правление и ревизионную комиссию»2. Предприниматели высказывали готовность изменять уставы в сторону уступок рабочим и Завкомам, но это не мешало превращать Завкомы в толкачей и подрядчиков у предпринимателей.

На П Общегородской конференции Фабзавкомов в Перми Фабзавкомы расценивались не как чисто пролетарские организации, поскольку они были связаны с предпринимателями, входили с ними в соглашения и содержались на их средства3. Сотрудничество Фабзавкомов с администрацией имело место в Сергинско-Уфалейском, Верхисетском, Симском, Златоустовском, Гороблагодатском, Камско-Воткинском горных округах, на Нязепетровском, Алапаевском, Михайловском, Шайтанском, Березниковском, Пермских пушечных заводах и в других местах. Всюду администрация легко шла на уступки рабочим за счет государственных средств4.

Чтобы нейтрализовать рабочий контроль на заводском уровне, хозяева предприятий и администрация стала создавать «Деловые советы», «Экономические советы» где сотрудничали представители администрации с Фабзавкомами. Так под самым носом у основной массы рабочих избранные ими в Фабзавкомы, Деловые и Экономические советы их товарищи к обоюдному удовольствию решали заводские проблемы вместе с хозяевами. Рабочая же масса не могла проконтролировать даже своих товарищей, даже на самом нижнем уровне заводского коллектива.

Так обстояло дело с рабочим контролем в самые первые годы Советской власти, на который возлагают столь большие надежды составители Программы РКРП. Второй раз подобную ситуацию продемонстрировали Советы трудовых коллективов (СТК) в период перестройки. СТК как в зеркале отразили ситуацию первых лет Советской власти, с Фабзавкомами и их взаимоотношениями с прежними хозяевами. Все отличие СТК от Фабзавкомов состояло в том, что сотрудничали они не со старыми хозяевами, как Фабзавкомы, а с новыми хозяевами производства и жизни.

Однако приостановимся на рабочем контроле. Особо не претендующий на звание правоверного марксиста Владислав Бугера размышляет по поводу рабочего контроля и способности рабочих принимать управленческие решения. Он полагает, что «не объединенные в коллектив рабочие не могут принимать управленческих решений. Может быть они по крайней мере могут контролировать своих руководителей, выбирать их и сменять, и эти перевыборы не будут лишь декорацией, ширмой, за которой простаки не видят манипулирования подчиненными со стороны их начальников? Однако для того, чтобы контроль над начальством реально осуществлялся – а без этого перевыборы руководства будут подобно шагам слепого, направляющегося туда, куда его подтолкнут, хотя бы и к пропасти, – рабочим необходимо совместно отслеживать информацию о работе руководителей, обсуждать ее, принимать по поводу нее общие решения. А для этого им надо составлять собою коллектив.

Представьте себе хотя бы тысячу человек – рабочих сравнительно небольшого предприятия – пытающихся контролировать администрацию этого предприятия. Допустим даже, что все они обладают достаточным образованием и специальными навыками, чтобы разобраться в технических, бухгалтерских и всяких прочих документах, и притом имеют свободный доступ к этим документам. Что из всего этого выйдет? Во-первых, рабочим нужно иметь гарантию, что от них не скрыли важные документы или что им не подсунули какую-нибудь липу. Значит нужно, чтобы несколько человек, избранных ими, более-менее постоянно торчали в конторе – иными словами, нужны контролеры.

На какое-то время это решит проблему, но потом она станет вдвое сложнее – помимо вопроса о контроле над начальством, встанет вопрос о контроле над контролерами. Во-вторых, чтобы обсудить информацию о работе администрации предприятия, рабочим нужно будет часто проводить общие собрания – чем реже они будут это делать, тем менее действенным будет их контроль, тем реже они будут вмешиваться в работу администрации и тем легче будет начальству спрятать концы в воду и плотно обмотать рабочим уши лапшой на очередном… ну, скажем, квартальном или полугодовом собрании.

Итак, нужны частые общие собрания. Представляете себе тысячу человек, каждый из которых считает, что именно он знает решение обсуждаемой проблемы, и изо всех сил стремится убедить в этом других? В этом случае возможны два варианта: либо все стремятся перекричать друг друга, поднимают гвалт на всю округу и не добиваются никакого толку; либо желающие выступают по очереди, собрание затягивается на всю ночь, к утру утомленные участники едва на ногах держатся – а между тем решение не принято, собравшиеся еще не успели как следует обдумать все сказанное ораторами, на повестке дня (вернее, ночи) остаются еще два-три вопроса, а первые лучи восходящего солнца уже возвещают о приходе нового рабочего дня. А ведь мы предположили, что такие собрания часты! Заменить общие собрания собраниями представителей цехов? В этом случае к проблеме контроля над начальством и контролерами добавится проблема контроля над представителями. Невесело, правда? А ведь мы до сих пор говорили о том, как рабочие пытались бы контролировать начальников только в масштабах сравнительно небольшого предприятия. Что уж тогда говорить о масштабах страны, а тем более всего мира…»1.

Длинная выдержка показывает, что есть люди, которые способны задуматься, поразмышлять над проблемами рабочего самоуправления или хотя бы контроля со стороны рабочих за своим начальством и за властью.

Далее В. Бугера пишет о баскском объединении кооперативов «Мондрагона»2, которое «представляет собой чудесную иллюстрацию того, что рост предприятия или системы предприятий превращает в фикцию даже самую полную из всех когда-либо существовавших производственных демократий. Фабричные рабочие не могли управлять – ни сами, ни через посредство контролируемых и при необходимости сменяемых снизу управленцев – ни экономикой, ни аппаратом насилия над враждебными слоями общества, ни какой-либо другой сферой общественной жизни или общественной организацией» .

Если далековатый от марксизма человек хорошо понимает всю сложность проблемы участия рабочих в управлении или контроле за руководителями, то почему же претендующая на марксизм РКРП, прежде чем включать в Программу положения об управлении и контроле, не поискала примеров, которые бы подтверждали их идеи или хотя бы схематично изложила ту модель управления и контроля, которая смогла бы быть функциональной, которая была бы приме5нимой и эффективной на второй день после свершения революции и взятия власти рабочими. Видимо и в этом проявилась теоретическая беззаботность и политическая безответственность РКРП столь присущая анархистам.

Правда, сегодня появилась еще одна иллюзия насчет возможностей постиндустриальных рабочих через компьютерные системы координировать свои действия, обретать опыт принятия управленческих решений хотя бы в рамках своего предприятия. Однако, пока рабочий класс не возьмет политическую власть он не сможет контролировать чиновников, заметно влиять на какие-либо структуры власти. Лишь взяв власть, он сможет использовать компьютерные возможности для решения разных задач, в том числе и для контроля за властью всех уровней от заводского начальства до высшего руководства страны. Правда, и тут нужны будут технологии, которые бы предостерегли рабочих от надувательства компьютерщиками, сговаривающимися с властными лицами. Проблема компьютеризации и создания глобальных сетей это та проблема, которую еще предстоит осмыслить применительно к рабочему и революционному движению1.

После Октябрьской революции обозначила себя и еще одна проблема – проблема кризиса прямой демократии. Причина кризиса институтов прямой демократии уровня отдельных предприятий определилась их политической силой. Рабочий класс смог взять всю политическую власть, которой тут же стал пользоваться, но не смог присвоить всю совокупность производительных сил не только с точки зрения управления макро- и микроэкономических процессами, регулирования соответствующих экономических связей, но и с точки зрения усвоения интересов промышленности, как хозяйственного целого.

Рабочие массы реально были в состоянии контролировать лишь немногие аспекты функционирования промышленности, определенные их местом в общественном производстве. Поэтому в своих действиях участники движения руководствовались исключительно своими прямыми и непосредственными интересами – стремлением к понижению продолжительности и интенсивности своего труда при повышении его оплаты за счет других или за счет чужого им общего интереса промышленности, как хозяйственного целого.

Иными словами, рабочие хотели меньше работать и больше получать, даже если это надо было бы сделать за счет других. Это не теоретический постулат. Это реальность первых лет Советской власти.

А.Г. Шляпников на 1 Всероссийской тарифной конференции Всероссийского съезда металлистов констатировал катастрофическое падение производительности труда и рост экономических требований рабочих1. На Конференции правлений союзов металлистов и заводских комитетов в ноябре 1917 г., где были представлены 38 правлений профсоюзов и 154 заводских комитета Петрограда, говорилось о необходимости «принять меры к уменьшению аппетитов рабочих»2.

К середине 20-х годов производительность труда в российской промышленности выросла на 23,3 %, а зарплата трудящихся на 90 %. Как видим, прямая демократия обеспечивала очень высокий темп проедания, а не созидания. С такими темпами проедания Россию пустили бы на распыл, т.е. проели бы за 10 – 15 лет.

Эгоизм трудовых коллективов фиксировался в 20 – 30-е годы и позднее. Советы трудовых коллективов на предприятиях в конце 80 – 90-х годов ХХ в. болели все той же болезнью эгоизма, когда расширение своих прав коллектив стремился использовать в чисто потребительских интересах. У рабочих как не было, так и не появилось сознания того, что нельзя использовать все доходы предприятия только на заработную плату и социальные нужды, т.е. в интересах только своего коллектива.

Как видим, сила и мощь механизма прямой демократии оказалась главной причиной их слабости. Эта сила служила причиной торжества прямых и непосредственных интересов рабочих над интересами предприятия, отрасли, да и всего народного хозяйства. Выборные аппараты власти заводского уровня не имели возможности, не хотели и не могли противостоять натиску требований рабочих в сфере труда и его оплаты.

Власти столкнулись и с проблемой элементарной дисциплины труда. Она и среди рабочих оказалась на очень низком уровне. В.И. Ленин на одном из заседаний ВСНХ говорил: «Нормы трудовой дисциплины надо поручить выработать дельцам, проведение же их в жизнь поручить профессиональным союзам. Сами же профессиональные союзы вряд ли смогут выработать нормы. Может быть необходимы группы летучих контролеров не из данной профессии, ибо профессиональные союзы неизбежно будут исходить из интересов профессии»3.

Потребовалось не так уж много времени, чтобы понять роль и значение прямой демократии на производстве, да и в обществе. Руководитель ВСНХ Н. Осинский1 писал, что «под впечатлением падения производительности труда, достигшей апогея к марту /1918 г./ в наших «сферах» наметилось некоторое гонение на «избыток» доверия к самодеятельности рабочего класса, наметилась сильная тенденция к бюрократизации всего нашего аппарата и особенно в области промышленности… К рабочим относились порой как к каким-то бессовестным растаскивателям народного достояния и т.п.»2.

Н. Осинский верно подметил изменение настроения и отношения к рабочему классу и старым специалистам. Уже в 1918 г. намечается свертывание прямой рабочей демократии и улучшение отношения к старым царским специалистам в области организации хозяйственной деятельности.

В центре и на местах приходит осознание необходимости завинчивания гаек. А. Кузьмин на П Уральском съезде по управлению предприятиями в 1918 г. говорил: «Нам иногда приходится фактически проводить диктатуру пролетариата сверху… иначе нельзя было бороться с рутиной гнилых мест» 3. «Пока рабочие не спаяны, пока они не осознали своих действительных интересов – нужно идти только путем принудительного организованного строительства»4 .

Экономические съезды как представительные органы власти первых послереволюционных лет показали так же и то, как некомпетентное пассивное большинство становилось объектом манипуляции со стороны профессионального руководства исполнительных органов власти. В результате эволюции коллегиально-представительных органов реальное руководство в аппаратах власти оказалось в руках узкого круга «ответработников» профессионалов, опирающихся в своей работе не на представителей рабочих организаций, а на профессиональный наемный чиновничий аппарат из чиновников с дореволюционным стажем.

Возможности смещения чиновников путем демократических процедур и по инициативе демократического большинства на съездах, пленумах или делегатских собраниях фактически не было, так как их некем было заменить, поскольку рабочий не владел необходимой суммой знаний и умений в сфере управления производством.

К лету 1918 г. начинает обозначаться складывание системы органов экономической власти, при которой ее источником являлось руководство высших экономических ведомств, делегирующих ее своим представителям через механизм назначения последних в нижестоящие органы. Одновременно шел процесс фактической ликвидации других, параллельных механизмов влияния рабочих коллективов и органов рабочего контроля в сфере производства. Рабочие из субъекта власти превращаются в объект управления.

Уже первые годы Советской власти показали, что диктатура пролетариата являлась весьма тяжким бременем для многих, если не большинства «трудящихся».

Картина жизни послереволюционной России членами РКРП идеализируется или игнорируется. Известен разгул демократии после революции, когда заводские рабочие до четырех дней в неделю не работали, а митинговали. И это не просто «трудящиеся», а это те самые передовые революционные рабочие, на которых тогда так рассчитывали большевики, а сегодня так рассчитывают составители Программы РКРП.

Да что абстрактные рабочие с абстрактных заводов. Возьмем один из крупнейших отечественных заводов, с которого начинались две российские революции – Путиловский завод, где было много рабочих и не просто рабочих, а наиболее сознательных и революционных рабочих. На совместном заседании Завкома Путиловского завода с представителями Петроградского Совета 27 ноября (10 декабря) 1917 г. говорилось, что на Путиловском заводе 12.000 прогульщиков. На все воззвания и призывы заводской и городской власти к дисциплине, откликнулись всего 2 человека1. А ведь уже свершилась Октябрьская социалистическая революция и власть-то была уже Советская, пролетарская.

Раз меры воспитательного характера не срабатывали, то власти вынуждены были перейти к репрессивным мерам – от лишения премии до ареста и увольнения с завода. Такая картина наблюдалась и в других местах, где уровень революционности и сознания рабочих был гораздо ниже, чем на Путиловском заводе. Таков был разгул анархии среди рабочих только что совершивших Великую Октябрьскую социалистическую революцию.

Впрочем проблема дисциплины не снималась все годы Советской власти. Даже в суровое сталинское время в годы 2-ой пятилетки ежегодно в Перми фиксировалась 461 тысяча прогулов. Прогульщиков клеймили, наклеивали их фотографии на спичечные коробки, на этикетки от вина и размещали их на специальных стендах «Кладбище прогульщиков», но и это не давало желаемого эффекта. Да что предвоенные пятилетки, когда и в суровые годы Великой Отечественной войны опоздания и прогулы исчислялись миллионами.

Вскоре после революции стал давать сбои и представительский принцип комплектования аппаратов власти высшего, центрального и регионального уровней, в частности, «экономических советов». Их нежизнеспособность обозначилась не только в неспособности стабильного функционирования, но и в том, что и созывать-то их оказалось невозможным из-за пассивности «низов».

Обнаружилось и то, что сфера компетентности «низов» и их интересов, как правило, не выходила за рамки «своего» предприятия или «своего» региона. Это вынуждало руководство страны переходить «от коллегиального исполнения и ответственности к личной»2. Уже в 1918 г. начинает выстраиваться централизованная система управления производством и обществом по принципу иерархичности, а не демократичности.

С этого времени аппараты экономической власти все более обособлялись и превращались в самостоятельно воспроизводящийся безотносительно к воле своего «электората» институт. Обособившиеся аппараты власти надзаводского уровня (высшего, центрального и регионального) начали все явственнее выступать не как некое