План выполнен! Тост за именинницу Разговоры во сне и наяву

Вид материала

Рассказ

Содержание 13 Деньги на обувь 14 Стас Королевич 15 Правда, страшнее вымысла 16 Хлеб – фронту! 17 Недочитанная инструкция 19 И жизнь, и слёзы, и любовь… 21 Дискуссия по вопросам языкознания

Подобный материал:

• Влада Фёдорова, 8 лет Пермский край, г. Губаха моу «сош №15» Полёты во сне и наяву., 86.36kb.
• Во сне и наяву Автор: Kisa Smash!!, 860.12kb.
• Аннотация диплом, 456.71kb.
• Вчуть приоткрытую дверь палаты втиснулось испуганное лицо Ольги, старшей медсестры, 385.96kb.
• Годовой план доходов республиканского бюджета уже выполнен. На 23 декабря 100,5% факт, 378.25kb.
• Доклад о пребывании на "Звездном Мосту", 42.15kb.
• Книга «Сон и гипноз» тематическая подборка материала о сне и гипнозе, 1531.07kb.
• План работы библиотеки гоу цо №1862 на 2009-2010 учебный год, 84.21kb.
• Мастерской Народной Психологии. Вэту книгу собраны материалы из разделов "влияние, 1013.01kb.
• Сон это циклический процесс, 52.75kb.

13 Деньги на обувь

Когда впервые люди попадают в Заполярье, то Крайний Север завораживает их именно своей бескрайностью. Тундра лежит огромным ровным покрывалом. Зимой покрывало белое, сливающееся на горизонте с таким же белесым небом. Можно отойти на десять, двадцать километров от поселка и не увидеть ни единого пятна или точки на горизонте. Случайных прохожих здесь не бывает...

Самое страшное зимой для путника – пурга. Местные аборигены по каким-то мельчайшим приметам могут заранее предвидеть её. Те, кто не жил десятилетиями в тундре, на это не способен... Для них пурга начинается внезапно: поднявшийся низовой ветер с большой силой метёт массу снега, способную сбить спутника с ног, и через полчаса даже опытный глаз не обнаружит место, где упал человек... Пурга может мести пару часов или пару недель, когда как…

Жители поселковых бараков устанавливают дежурство жильцов, которые должны утром открыть выход на улицу. Дежурный жилец выбирается наружу через чердачное окно и деревянной лопатой отбрасывает снег от входных дверей... Иногда он начинает свою работу, стоя на чердаке... Сильная пурга способна намести двухметровый слой снега за одну ночь.

Северное сияние в тихую безветренную погоду завораживает своими царскими переливами нежных пастельных цветов. Сказочные ленты вспыхивают неярким светом, меняя свой изумительный цвет при плавном движении. Это напоминает упражнение гимнастки с лентами, замедленное во времени и широко раскинувшееся в пространстве. Вполне возможно, что именно северное сияние зовет людей, видевших его однажды, вернуться, чтобы ещё раз полюбоваться на это грандиозное зрелище...

Долгожданная весна приходит на Крайний Север совершенно неожиданно. Снег резко тает, вся земля покрывается слоем воды по щиколотку. И как только вода уходит, начинается бурный рост и цветенье трав. Возможно, этому способствует никогда не заходящее за горизонт солнце... Тёплое время года очень коротко, и природа спешит взять своё...

Комарьё и мошкара налетают тучами на людей и животных. Широкополые шляпы с сетками, одежда с закрытым воротом и длинными рукавами, шаровары с резинками у щиколотки от них не спасают... Отдыхающие рыбаки и охотники обязательно зажигают костры и на ночь устраивают постель так, чтобы ветер закрывал их дымом...

Растительный покров тундры невысок и едва дорастает до колена взрослого человека. Глянцевые двухкопеечные листочки карликовой березы с закругленными зубчиками по краям теряются за рослыми лютиками и съедобными грибами. Трава, похожая на осоку, образует круглые одиночные кочки, окруженные болотными озерцами. По цвету этой травы аборигены определяют, можно или нет перейти по кочкам на сухое место. Там под защитой редких худосочных сосен растет ягель – удивительно красивый голубовато – белый олений мох. Но это ближе к югу... А на Крайнем севере цветастое покрывало тундры лежит низким ровным ковром до самого горизонта. И зелёного цвета буйных трав столько же, сколько голубого цвета прозрачной воды чистых холодных болот. А под обманчивым слоем воды может быть и провал и плотная линза никогда не тающего льда... Вечная мерзлота коварна.

Поэтому в любое время года тундра непроходима для непосвященного человека. Спрятаться в ней мудрено, а заблудиться очень просто, ибо летом солнце ходит невысоко над горизонтом по кругу, а зимой не появляется вовсе. И на ровном покрывале нет никаких ориентиров...

Но заключенные бежали из зоны и зимой, и летом. Они выбирали гибель на обманчивой свободе подневольному существованию за колючкой. Периодически по местному поселковому радио объявляли приметы сбежавших зэков, поздними вечерами, а иногда и ночами, приходили вооруженные охранники и проверяли поголовно всех домочадцев... Поэтому люди заполярного посёлка всегда настороженно относились к незнакомцам.

Пятиклассница Ульянка вместе с подружкой шли из хлебного магазина. Девчонки махали холщовыми сумками с хлебом да весело чирикали про свои немудрёные дела и секреты. Погода была прекрасной. Дул ветерок, и комарьё относило в сторону. Стояло такое тепло, что они были без пальто в одних шерстяных кофточках. Подружки поболтали на перекрестке, посмеялись, помахали друг другу ручками и разошлись.

Ульянку кто-то окликнул по имени. Она остановилась и увидела незнакомого мужчину. В маленьком посёлке все знали друг друга. Но в управление, где работал её отец, прибыла какая-то очередная комиссия, где были незнакомые ей люди. Ульянка решила, что неизвестный мужчина из этой прибывшей группы, когда-то бывал у них дома, если знает её имя. Она приветливо поздоровалась и направилась дальше. Незнакомец шёл в ту же сторону и сразу стал рассказывать девочке смешную историю...

Неожиданно мужчина сказал ей:

- Стой, Ульянка! У тебя шнурок развязался.

Он быстро присел и стал возиться с потрепанным шнурком на её стареньком облупленном ботинке. Мимо промчались два вооруженных охранника. Они на один миг задержали свой взгляд на смеющейся Ульянке и мужчине, присевшем на корточки чтобы завязать ей шнурок. Один из охранников назвал второму Ульянкину фамилию, и они побежали дальше.

Мужчина завязал шнурок, поднялся, вместе с Ульянкой дошёл до её дома, простился, посмотрел, в какую дверь она вошла, и пошёл дальше. Больше она его никогда не встречала.

Через месяц в воскресенье среди белого дня кто-то постучал к ним в сенцы. Отец пошёл открывать, но никого не увидел. На крылечке у самой двери белел небольшой пакет с чёткой надписью: "Ульянке". Отец спросил у дочки, что это значит? Кавалеры, что ли, завелись у неё? Та удивлённо смотрела на отца и пакет.

В пакете была пачка денег, от которых глаза у отца чуть не выскочили из орбит, и короткая записка: "Спасибо! Деньги – на обувь» А дальше две заглавных буквы – инициалы...

Допрос с пристрастием ничего не прояснил. Дочка не могла сказать ничего вразумительного. Пошептавшиеся родители деньги сожгли в печке. Они побоялись, что деньги – краденые и что номера купюр могут быть записаны в милиции...

Через несколько лет, в годы разоблачения культа личности, Ульяна, у которой была хорошая зрительная память, увидела на экране телевизора того, мало изменившегося на лицо мужчину, с которым она когда-то так весело шла по улице. Ульяна с интересом посмотрела - посмотрела и похвасталась:

- А я его помню!

Отец переспросил:

- Как это «помню»? Он же сидел в лагере! Бежал летом не то сорок восьмого, не то сорок девятого года. – Он смолк и удивлённо уставился на дочь.

Тут и прояснилось, кто и за что дал ей деньги на обувь.

14 Стас Королевич

Случилось это в начале июня 1941 года. Два брата – поляка перешли нашу государственную границу и тут же были задержаны. Старшему Ковальскому было тринадцать лет, младшему едва исполнилось одиннадцать. Их родную Польшу оккупировали немцы. Мальчики наслушались нашей советской пропаганды на польском языке, прониклись идеями коммунизма и решили передать товарищам – коммунистам подслушанные у фашистов разговоры о завоевании всего мира и советской страны в частности.

Братья хорошо знали свой родной язык и немецкий, но плохо говорили по-русски. И допрос закончился в духе времени: их сообщение о запланированном фашистами нападении на нашу страну было отнесено к разряду провокаций. Детей осудили и отправили в разные исправительные лагеря.

Младший быстро ослабел и умер от недоедания, старшего спасли такие же заключенные, как он сам. Станислав Ковальский попал в лагерную больницу, где мальчишку вылечили, подкормили и оставили работать истопником...

В первые послевоенные годы после всеобщей амнистии Ковальскому разрешили без права выезда жить на поселении рядом со своей зоной. Станислав так и остался работать истопником, а потом санитаром в той же больнице, но в вольнонаёмном отделении. Юный поляк находился под надзором и был лишён права переписки. Но писать ему в Советском Союзе было некому. Все его родственники, если они и уцелели в военное лихолетье, жили за границей – в Польше. А за границу тогда писать было всем свободным гражданам опасно, не то, что условно освобождённым. Да и письма никогда не доходили до адресатов.

Первое время Ковальский ночевал в больничной сторожке, так как идти ему было некуда... Потом его взяла жить к себе в маленькую комнатку барака одинокая больная старушка, за которой он ухаживал после сложной операции по удалению застрявшей в груди фашисткой пули. Освободившие какой-то приграничный городок наши солдаты нашли старушку во рву живой среди расстрелянных фашистами мирных жителей. Какими судьбами её занесло на Крайний Север, никто не знал.

Вскоре к выписанной из больницы старушке пришли два представителя известных органов и стали предупреждать, что она будет нести ответственность за то, что взяла к себе жить шпиона. Старушка громко и четко заявила, сделав ударение на втором слоге, что Станислав – ее двоюродный внук, а никакой не шпион. Она – полноправная советская гражданка, поэтому сумеет наставить внука на путь истинный. Это – её персональная ответственность. И добавила, что немцы её уже расстреливали, неужели теперь русские будут сажать её в тюрьму за то, что она приютила семнадцатилетнего родственника? Ведь за ней, инвалидкой, надо кому-то ухаживать! Их оставили в покое, даже официально прописали Ковальского в старушкиной комнатке. Два одиноких человека, старый и малый, трогательно заботились друг о друге. Старушка мечтала о том, что Стасик выучится на врача, а юный поляк спал и видел во сне, как привезёт старушку к своим родственникам в Польшу.

Через год после освобождения старушка наконец-то отучила Стасика ходить с сомкнутыми за спиной руками. Станислав распрямился и оказался рослым стройным юношей. Поселковые девчонки стали оглядываться на его волнистые русые волосы и приветливый спокойный взгляд.

Старушка поправилась, стала работать в библиотеке и приносить Стасику книги русских классиков. Она же добилась разрешения для «двоюродного внука» учиться в вечерней школе для взрослых. Сразу после войны в вечерних школах было много переростков, которые начинали учение почти с букваря. После того, как Стас освоил русскую грамматику, его учёба пошла успешно.

Он так и продолжал работать в больнице. Когда на работу Станислава приходили с проверкой из надзирающих органов, персонал стоял за него горой. Врачи тайком от посторонних начали готовить Стаса Ковальского к поступлению на фельдшерские курсы. Его перевели работать в одно из самых ответственных отделений больницы – детское. Удивительно чуткий к чужой боли, Станислав помогал выхаживать тяжёлых больных детей, которые порой и говорить ещё не умели. Доброта и добросовестность молодого санитара были безграничными.

Ребятишкам постарше нравилось в имени Станислава делать ударение на втором слоге, это звучало необычно. А маленькие дети звали Ковальского коротко – Стас. Изумительные, светлые сказки рассказывал Стас про польских рыцарей, королевен и королевичей. Больные ребятишки души в нём не чаяли и ласково называли Королевичем. И те же самые ребятишки знали, что Стас Королевич никогда ни единого слова не скажет ни про партию, ни про комсомол, ни про пионерию. Ни в его реальной жизни, ни в его сказках этих коммунистических категорий не существовало. Радио он никогда не слушал.

Как удалось парнишке, проведшему в лагерях такой долгий срок, сохранить незамутненной свою душу, оставалось для всех загадкой...

15 Правда, страшнее вымысла

Во время Отечественной войны, когда Донецкий угольный бассейн захватили фашисты, жизненно важное значение для страны приобрела строящаяся железная дорога к воркутинскому углю. Строили её заключённые Печорлага. Вольнонаёмного персонала оставалось очень мало, всех призвали в действующую армию. Поэтому на инженерные должности допускались работать грамотные люди, осужденные по 58-ой статье. Их расконвоировали, то есть днём они ходили без конвоя на работу, а ночевали в зоне.

Народ этот был высокообразованный. Интеллектуальный уровень позволял расконвоированным легко усваивать все тонкости любого дела. Например: в службе пути, которая занималась содержанием проложенного по болотам железнодорожного полотна, работали вместе католический священник и член Православного Синода, бывший профессор – египтолог, главный архитектор одного из городов Золотого кольца России и не доучившийся студент – растениевод... Все эти зэки, как тогда их называли, прекрасно справлялись с любой строительной железнодорожной задачей.

Работа службы пути была очень сложной, прежде всего из-за климатических условий. Коротким летом начинала подтаивать вечная мерзлота, рельсы коробило, многие метры пути проваливались в болота... Зимой мела пурга и могла за ночь замести весь железнодорожный путь полутора метровым слоем снега. Снегоочистителей ещё и в помине не было. Путь расчищали вручную огромными фанерными лопатами заключённые...

Однажды по маленькому посёлку вольнонаёмных прошел слух: привезли на расчистку путей крымских татар. Вездесущие ребятишки рассмотрели что-то непонятное лопотавший вполголоса диковинный народ в тюбетейках под бабьими платками, в полосатых халатах на голом теле, подвязанных верёвками, в ватных штанах и рваных опорках... Вечерами дети рассказывали вернувшимся с работы родителям, как утром затемно, когда они шли в школу, заключенных привозили к занесённым снегом путям на открытом грузовике. На пяти деревянных лавках сидело лицом к заднему борту по восемь зэков. Четыре охранника с ружьями наготове стояли спиной к кабине в кузове рядом с заключёнными, а начальник конвоя ехал в кабине. Говорить, шевелиться и оглядываться заключённым не разрешали.

Татары по команде начальника и спрыгнувших конвойных выстраивались в два ряда и ждали перекличку. Грузовик уезжал. Потом татары откидывали с путей снег большими деревянными лопатами. На обед заключённых вновь выстраивали и делали перекличку. Какую-то еду привозили на утрешнем грузовике, выдавали подходившим колонной по одному заключённым прямо в руки. Заключенные тут же торопливо проглатывали свою порцию. После обеда, когда на севере зимой уже темным - темно, с четырёх сторон ставили прожекторы да включали фары работавшего грузовика. Конвоиры постоянно держали оружие наизготовку и по очереди грелись в шоферской кабине. Видимость из обледенелых окон кабины была плохой, но бежать голодным полуголым людям было некуда: кругом лежали ровные глубокие снега тундры...

Работу заканчивали, когда весь путь был расчищен. Сначала собирали и пересчитывали лопаты. Открывали задний борт грузовика и складывали сперва лопаты поближе к кабине, потом замерзших зеков головами к открытому борту. Выстраивали татар, пересчитывали их, устраивали перекличку. Если счёт не сходился, начинали искать тех, кого замело снегом. Татары продолжали стоять строем в два ряда. Выходить из строя не позволялось. Кто-то мог не выдержать и упасть... Если татарин не находил сил подняться, то в конце переклички его так же клали головой к борту. Головы конвоирам считать было удобнее, чем ноги... Сосчитанных татар увозили в зону, чтобы утром привезти ровно сорок человек на расчистку этого же, заметённого ночью, участка пути. Пурга обычно мела несколько суток кряду...

Ребятишки дома рассказывали об увиденном, матери их плакали. Поздно ночью, тайком, женщины выходили к занесенным снегом путям и бросали туда куски хлеба, варёную репу или картошку, которая от рассказов детей становилась у матерей поперёк горла. В редких семьях не страдали от репрессий близкие или дальние родственники... Испокон веку на Руси никто не зарекался ни от сумы, ни от тюрьмы.

К сожалению, это всё было. И именно потому, что оно было, привело к тому, что есть сегодня...

16 Хлеб – фронту!

Немцы начали селиться в России во времена Великого Петра. Царь высоко ценил их трудолюбие, обязательность, умение дорожить семейными узами. Даже сейчас, когда смотришь по телевидению на бывшие посёлки поволжских немцев, удивляешься продуманности их жизненного уклада. Конечно, долгие годы в домах живут другие хозяева, и не везде сохранились былые удобства... Но в этом нет вины обрусевших немцев.

В начале Отечественной войны с фашистами их всех, от мала до велика, выгнали из этих любовно и добротно построенных домов. Где в вагонах для скота, где на лошадях, где и пешим этапом пригнали в негостеприимные степи Казахстана. Затолкали в тесные холодные бараки, как сельдь в бочку. Кому повезло, тех поселили на уплотнение в избы неугодных таких же бесправных русских.

Поздней осенью и ранней весной вечно голодные маленькие немчурята крадучись ходили на колхозные поля искать мёрзлую картошку. Ребятишки старше одиннадцати лет были обязаны работать вместе с взрослыми. Фронту требовались не только снаряды, армию нужно было кормить. Поволжских немцев не брали в действующую армию, ибо их всех одним росчерком пера записали в предатели Родины и в шпионы. Даже здороваться с ними было опасно для окружающих. Любое проявление сострадания грозило самой популярной у карающих органов 58-й статьей. Но находились люди, которые понимали, что не может быть виновным весь народ. Были же и в самой Германии антифашисты...

Фронтовик, оставивший свою правую руку на Смоленщине, рекомендованный военкоматом в председатели Павлодарского колхоза, относился к спецпереселенцам явно предосудительно с правящей партийной точки зрения. Как только первый большой этап поволжских немцев появился в его председателевых владениях, велел прибывшим выбрать старшего, с которого потом был весь спрос. Отвёл под коллективное жилье стоявший в стороне от деревни разрушенный православный монастырь, лично привёз туда пять телег соломы на постели и выписал на общее пропитание переселенцев некондиционного зерна и картофеля, предназначенного на корм скоту. Да ещё выделил пару котлов, в которых запаривали корм…

Этого было вполне достаточно для того, чтобы завести на однорукого председателя персональное дело о неблагонадёжности. Нарочным милиционером его вызвали в райком партии для исключения из своих идейных рядов и принятия соответствующих карательных мер. Однако однорукий председатель вернулся живым и невредимым.

Оправдался он одной единственной фразой:

- Если эти пригнанные немцы подохнут, то кто у меня в колхозе будет выращивать хлеб фронту? Старухи и дети не справятся!

Партийный пленум понимал, что мужских рабочих рук в тылу не осталось, молодые здоровые женщины из окрестных деревень перебрались на военный завод в город. В колхозе остались старики, старухи, да малые дети. Работники из них – не ахти какие. А за недоданный Родине хлеб в первую очередь с самих районных и областных руководителей снимут волосы вместе с головой. Поэтому не совсем идейно правильно мыслящему председателю вынесли дружное партийное порицание, которое однорукий инвалид войны пережил без ущерба для дела... И его подопечные спецпереселенцы тоже пережили то время.

Весной на монастырском подворье маленькие немчурята, которых по возрасту ещё не забирали на колхозную работу, вручную вскопали всю землю под огород и засадили выделенными председателем семенами. Осенью вместе с родителями добровольно сдали большую часть выращенного урожая для нужд фронта, оставив себе только необходимое, чтобы не помереть с голоду. Для этих спецпереселенцев подошедшая и все следующие военные и послевоенные зимы уже не были такими ужасающе голодными как первая.

Через полвека состарившиеся немчурята, заработавшие пенсионный трудовой стаж на разных Великих стройках коммунизма, со слезами благодарности вспоминали своего однорукого председателя. Ведь в соседних колхозах начальники были совсем из другого теста, да и руки-ноги у них были целыми, войной не тронутые. На фронте они тогда ещё не бывали, и понятия у них были тыловые. Инструкции вышестоящих начальников они выполняли неукоснительно и буквально.


17 Недочитанная инструкция

Всякие инструкции по содержанию железнодорожного пути писали и редактировали подчинённые, в том числе и расконвоированные, а проверяло, одобряло и подписывало высокое начальство. Начальники не утруждали себя работой, которую за них могли выполнить другие. По правилам службы пути на железнодорожном транспорте должностные инструкции периодически обновлялись, по ним сдавали экзамены мастера дистанций. Отец Ульянки, Михаил, принимал такие экзамены.

Однажды Михаил принёс домой для детального изучения очередную инструкцию. Это была невзрачная сероватая брошюрка с обложкой из коричневой оберточной бумаги. В военные и первые послевоенные годы бумажный дефицит был огромный. Поэтому каждая новая книжка вызывала любопытство. Дочка Михаила, Ульянка, всегда была любопытной и тотчас стала смотреть и сравнивать новую инструкцию с предыдущей.

Первое, что её удивило, так это то, что инструкция была написана огромными предложениями, смысл которых ускользал, пока дочитаешь до его конца. Предыдущая инструкция читалась гораздо легче. Ульянка с трудом разобралась с первой страничкой и бросила читать. Искать смысл в этих запутанных фразах было не интересно, о чем она тут же сообщила отцу. Тот хмыкнул и спросил:

- Не по уму?

Дочка обиделась и стала рассматривать исходные данные инструкции: кто редактор, где напечатано, сколько экземпляров.

Неожиданно для себя внизу на второй странице обложки она обнаружила какую-то непонятную дробь с большим количеством семёрок. Что это означает, она не знала, и вполне естественно, спросила у отца. Тот, не глядя, ответил, что это типографский номер толи заказа, толи по какому-то реестру.

- Но почему так много семерок?

Михаил посмотрел с насмешкой на любопытствующую дочку, которой всё нужно было знать, и ответил:

- Так совпало.

Но тоже из любопытства взял инструкцию в руки. Он с удивлением вскользь посмотрел на сборище семёрок, начал читать текст и сказал:

- М-да! Наворотили!

Потом вдруг ещё раз задумчиво посмотрел на семёрки и опять стал читать текст с самого начала. Неожиданно лицо его вытянулось и побелело. Он резко поднялся и ушёл в свою комнату. Там долго сидел и что-то выписывал из инструкции на лист чистой бумаги. Потом пошёл на кухню и сжёг этот листок в печке.

Для Ульянки поведение отца показалось необычным. Ведь раньше он всегда складывал ненужные бумажки на растопку в ведро со щепками. А тут вдруг смял и поджёг. Да ещё поворошил кочергой! И как только Ульянка осталась одна в доме, решила ещё раз повнимательнее прочесть инструкцию. Но её на отцовском столе не было, пришлось поискать. Хорошо, что у них на висячей книжной полке было мало книг – два ряда школьных и один ряд отцовских. Тощая небольшая инструкция оказалась вложенной в толстый большого формата Справочник железнодорожника.

Ульянка принялась читать инструкцию. Понятней она не стала. Она посидела, подумала, что же отец оттуда выписывал? Без причины он не стал бы жечь написанное! И неожиданно её осенило: «Семерки должны что-то обозначать!»

И она стала читать с самого начала каждое седьмое слово инструкции, но ничего вразумительного не получилось. Тогда она стала читать первое слово и через шесть каждое седьмое. Потом попробовала так же начать со второго, потом с третьего слова... Перебрав все возможные варианты, стала думать. Семёрки не выходили из головы. Уж слишком их было много!

Решила попробовать читать каждую седьмую букву инструкции. Буквы стали складываться в слова. Ульянка стала, как делал её отец, выписывать буквы на бумагу. Первая же фраза повергла её в ужас. После второй фразы ей расхотелось выписывать буквы дальше. Она тихонько встала, спрятала инструкцию на место, пошла на кухню и тоже сожгла свой листок бумаги в печке и тоже поворошила кочергой…

Когда отец пришёл с работы, Ульянка захотела проверить его. Полезла на полку за своей книгой и, будто нечаянно, уронила Справочник железнодорожника. Инструкция выпала на пол. Отец внимательно и как-то очень устало посмотрел на дочку и негромко сказал:

- Не потеряй эту инструкцию. Её нельзя выбрасывать!

Долгие годы инструкция лежала в справочнике. Но Ульяна Михайловна просто боялась взять её в руки и прочесть до конца закодированный каким-то репрессированным текст. Ей было достаточно той убийственной характеристики сталинского режима, которая заключалась в первых двух расшифрованных предложениях. А потом, в повседневной суете, она позабыла о её существовании.

В восьмидесятые годы она услышала по центральному радио о том, что один из экземпляров этой инструкции попал в руки историков. Значит, труд какого-то репрессированного не пропал даром. Ульяне Михайловне захотелось прочесть до конца зашифрованный текст, но оказалось, что её младший сын сдал дедовы книги, вместе с инструкцией, в макулатуру.


18 Соседи


Жили – были два соседа, дружили крепко. Оба друг другу не раз жизнь спасали в Гражданскую войну. Вместе демобилизовались, рядышком построили свои дома, одновременно женились и сыновей умудрились враз на свет произвести. Забор соседи поставили общий вокруг обеих усадеб, а между собой не загораживались. Разделили землю поровну и на меже, поближе к домам, посадили саженец груши. Рядышком поставили столик и две скамейки, чтобы вечерами за самоваром посидеть всем вместе. А в самом конце усадьбы сделали над общей выгребной ямой, простите за натурализм, туалет с отдельным входом для каждой семьи. Межа служила общей тропинкой в это сооружение.

Там же рядом, на меже, посадили ореховое деревце. Оно должно было прикрыть эту постройку от посторонних глаз и украсить вид усадьбы. К тому же, орех глушит другие деревья своими корнями. У туалета ему было самое место.

Шло время, деревья подрастали, а вместе с ними росли первенцы соседей. Были у них и другие дети. Но по обычаю родовые дома всегда оставались за старшими сыновьями. О них я и хочу рассказать. Родители этих соседских сыновей – первенцев как-то быстро умерли от болезней один за другим. Согласно последнему родительскому желанию похоронили всех рядышком, как они и жили...

Сыновья покойных возмужали и обзавелись своими семьями. Но надо же было такому случиться, что жёны повздорили между собой, а затем и мужья – их защитники – переругались. От одного слова – да навек ссора. Недаром говорится, что ночная кукушка дневной ум перекукует...

От орехового до грушевого дерева поставили забор. Столик со скамейками сломали. Пошёл спор за орех и грушу. Спиливать их не хотели мужья. Это, все-таки, была память о родителях, да и деревья хорошо плодоносили. А новым ореховым деревьям так и места другого не было... Делёж груш и орехов поровну почему-то жён не устраивал. Ребятишки их тоже не дружили друг с другом. Каждый норовил пораньше обобрать спорные деревья и с недозрелыми плодами, лишь бы соседям не досталось. Конца краю этой вражде не было.

Пока один из мужей не нашёл выход. Он угостил соседскую трёхлетнюю девочку недозрелыми сливами и дал попить свежего молочка. А когда угощение подействовало, и девчушка побежала в туалет под орехом, спросил, есть ли у неё бумажка. Ребёнку было некогда долго разговаривать с подобревшим вдруг дяденькой – соседом. Поэтому, не раздумывая, она взяла у него кусочек газеты и по назначению его использовала. Взрослый дядя достал этот газетный обрывок, приложил к написанному заранее доносу и отнёс, куда следует...

Отца этой трёхлетней девочки посадили по известной в те годы 58-ой статье за антисоветское воспитание детей: на газетке-то был портрет товарища Иосифа Виссарионовича Сталина!

Бдительному соседу в знак поощрения разрешили перенести забор на один метр вглубь территории врага народа и забрать в собственность спорные грушу и орех вместе с туалетом... Жену и малых детей осуждённого приютили у себя дальние родственники из глухой деревни...

Опустевший дом и уменьшенную усадьбу без отхожего места отдали в знак поощрения другому: секретному сотруднику – сексоту – так тогда такие коротко назывались. Но новосёлу очень не понравились размеры его новой усадьбы, особенно по сравнению с соседской...

Жизнь продолжалась. История тоже.

19 И жизнь, и слёзы, и любовь…

Молоденькая еврейка Мирра была необычайно красивой: изумительная, словно точёная искусным мастером фигурка, каштановые локоны, огромные карие глаза с длинными ресницами. Элегантный модный открытый наряд из льна прекрасно гармонировал со смуглым цветом её гладкой упругой кожи. Семён, с которым они на днях справили свадьбу, был лет на восемь - десять постарше, но выглядел безупречно, как и положено представителю дипломатического корпуса его ранга.

В подошедший лифт молоденькая супруга вошла первой. Сидевшие на мягком диванчике в кабине лифта двое мужчин преклонного возраста встали перед дамой навытяжку и слегка поклонились в приветствии. Девчонка покраснела и в замешательстве посмотрела на своего супруга. Тот одним взглядом показал ей на противоположный диванчик. Она села, и старики тоже сели вполголоса продолжать свой разговор. Лифт повёз новобрачную в новую, ослепительно счастливую, жизнь.

Посольские встречи и приёмы, её присутствие на которых по протоколу было обязательным, занимали не очень много времени. Но всё остальное уходило на изучение иностранных языков и правил этикета, на уроки хореографии, на посещение театральных премьер, выставок, музеев, модисток, парикмахерскую... Год промелькнул как час. А через год началась война с фашистами.

Семёна взяли переводчиком в штаб командующего фронтом. Перед отъездом он успел перевезти молодую жену из посольской квартиры в Москве к своим родителям в Ленинград. Пожилые свёкор со свекровью берегли супругу единственного сына от тяжёлой работы и делили с ней свой последний блокадный кусочек хлеба. После долгих поисков через своих знакомых устроили её работать воспитательницей в детский дом. Там сотрудниц кормили раз в день, что хоть как-то поддерживало силы блокадниц. К тому же, из детских учреждений воспитательниц не отправляли на рытьё окопов. Поздними вечерами, сидя у буржуйки, родные вспоминали своего Семёна...

Похоронка перечеркнула всю их жизнь. Старики оплакали сына и временно перебрались в пригород Ленинграда, где у их родственников был небольшой домишко с огородом. Там тоже бомбили, но не так часто, как в Ленинграде. Но, главное, там был огород, где сажали картошку глазками – огромное богатство по тем голодным временам. Миррочку, не спрашивая её согласия, начальники эвакуировали вместе с детским садом в Казахстан. Жизнь там была трудная, но были пища и жильё, которое не бомбили...

Многоопытный хохол, начальник торгового отдела областного центра, высмотрел красавицу Мирру, безуспешно попробовал склонить её к сожительству и женился на ней. Через три года супружеской жизни Миррочка была уже матерью двух сыновей. Военный голод их не касался. Начальник торготдела имел всё, что желала его душенька. И его нежданно-негаданно посадили за растрату с полной конфискацией имущества...

Мирра с двумя ребятишками оказалась на улице в буквальном смысле слова. Дом конфисковали... Все многочисленные друзья мужа наотрез отказались помочь... На несколько дней нигде не работавшую Миррочку с малыми детьми приютила уборщица торготдела. Оставить несмышлёнышей одних было негде и невозможно. И Мирра с младшим на руках, а со старшим за руку, с раннего утра до позднего вечера обивала пороги начальников в поисках работы и жилья...


Однажды в конце дня со слезами возвращалась она в хибарку уборщицы. От переутомления и голода у неё закружилась голова, и молодая женщина села на снег с грудным ребёнком на руках... Очнулась Миррочка от плача старшего сына и гудка маневрового паровоза на близкой станции. Мирра с трудом поднялась и пошла к переезду. Жить дальше у неё не было сил, и она решила вместе с детьми броситься под поезд...

Пожилая переездная сторожиха заметила неладное в поведении молодой женщины, силой завела её в свою будку, напоила горячим чаем, дала Миррочке выплакаться и... познакомила её с другом своих соседей – раненым евреем, потерявшим жену и двоих детей в Бабьем Яру.

Гонимые во многие времена, евреи всегда держатся друг за друга и помогают, чем могут. Вдовец предложил Мирре выйти за него замуж, обещал воспитать её сыновей, как своих собственных, расстрелянных фашистами. Сказал, что это угодно Богу. Но Миррочка отказалась, считая своих детей лишь наполовину евреями, хотя иудеи в смешанных браках определяют национальность ребёнка по матери. (Да оно так и разумнее – нет причин доказывать национальность отца.)

Тогда вдовец через своих знакомых помог Миррочке и с работой, и с жильем... Потом, когда его телесные раны зажили, вернулся на фронт и прислал Мирре свой офицерский аттестат. У него в живых из родных никого не осталось, всех родственников забрал Бабий Яр. Молодую красавицу еврейку он помнил и жалел.


Миррочкин хохол отсидел до большой амнистии после смерти Сталина, вернулся к сыновьям и с ходу возобновил все свои связи и знакомства. Вино потекло рекой, молодые одинокие женщины роем вились около нестарого ещё денежного мужика. Если Мирра смела выражать своё недовольство, то он обзывал мать своих детей еврейской мордой и поступал, как хотел...


Однажды, когда дети спали, а заплаканная Миррочка ждала своего хохла с полуночного гулянья, в её окошко кто-то постучал и позвал по имени. Мирра открыла дверь и упала в обморок: на пороге стоял ее ... Семён. Оказалось, что при отступлении штабная легковая машина попала под бомбёжку, контуженого Семёна с раненым другом – шофером подобрали и спасли сельские жители. Потом за то, что он пробыл в оккупации аж целую неделю, его, ещё не оправившегося от контузии, забрали в сталинские лагеря без права переписки. Бывший дипломат отсидел меньше половины назначенного срока, каким-то чудом попал после смерти Сталина одновременно с хохлом под амнистию и вернулся в Ленинград к своим престарелым родителям...

Официальные поиски сменившей фамилию Миррочки были безрезультатны. Помог случай. У вдовца – еврея, спасшего Мирру с сыновьями от голода своим аттестатом, нашлись с Семёном общие знакомые, которым вдовец рассказывал про горькую долю красавицы – еврейки. Семён узнал, в каком городе жила теперь его любимая, и примчался. Он долго убеждал Миррочку уехать с ним, обещал не обижать и вырастить её сыновей как своих собственных. Не было виноватых в их не сложившейся жизни...

Но мальчики были уже большими, знали своего родного отца. И Миррочка осталась жить с хохлом ради детей. Семён уехал в Ленинград, взял в жёны вдову своего шофера, разделившего с ним тюремные нары и трагически погибшего на лесозаготовке. Стал воспитывать его дочку. Жил на два дома: престарелых больных родителей не бросал и о новой семье заботился,

Прошло около тридцати лет, Мирра стала неработающей пенсионеркой, её сыновья заимели свои семьи, хохол умер... Миррочка съездила в Ленинград, повидалась со всеми дальними родственниками, вернулась и стала потихоньку доживать свой век, приглядывая за приходящими внуками...

На её шестидесятилетие к ней в гости приехал ... постаревший до неузнаваемости Семён. За год до этой встречи его жена умерла от тяжёлой долгой болезни. У приёмной дочки были своя семья и мамина комната. Семён уговорил Миррочку зарегистрироваться с ним и увёз её в Ленинград, в бывшую квартиру своих покойных родителей. Там за ним чудом сохранились две комнаты. В других комнатах с войны жили ленинградские семьи, оставшиеся без крова.

Прожили супруги вместе ещё восемнадцать лет. Сыновья Мирры тоже со временем перебрались в северную столицу, сначала снимали наёмное жильё, потом обзавелись отдельными квартирами. Отношения с отчимом у них были хорошими. Миррочка не надолго пережила своего любимого. Стараниями всех еврейских родственников и друзей похоронили их рядом с родителями Семёна на старом еврейском кладбище. Внуки от Мирриных сыновей и падчерицы Семёна, все соседские ребятишки светло вспоминали добрую бабушку Мирру и умевшего интересно рассказать обо всём на свете дедушку Семёна.


20 Чечены


Отпускница Ульяна Михайловна возвращалась поездом домой в один из районов Иркутской области. Настроение у неё было приподнято прекрасным. Она хорошо отдохнула у родственников и теперь не могла дождаться встречи со своими подшефными ребятишками. Она работала заведующей заводским детским садиком. Ульяна Михайловна сразу же познакомилась с соседями по купе.

Вместе с ней в поезде Москва-Владивосток ехала чеченская семья, трое ребятишек мал мала меньше и их сравнительно молодые родители. Им нужно было выходить на той же станции, где жила Ульяна Михайловна, но добираться на машине ещё дальше в один из отдалённых лесхозов.

Глава семейства был немногословен, спрашивал у попутчицы только то, что считал необходимым. Его молодая супруга по-русски говорила значительно хуже и в присутствии мужа больше молчала. А когда муж уходил в ресторан, то пыталась выяснить, каково жить в Сибири и очень ли там холодно. За переводчицу была старшая девочка, которая перешла в третий класс.

Русский язык был обязателен для школьников всех краев и республик СССР, поэтому третьеклассница бойко, но с забавным акцентом говорила с Ульяной Михайловной на житейские темы. Её младшие братишки в школу еще не ходили и совсем не говорили по-русски. Ульяна Михайловна, не долго думая, стала учить маму и ребятишек русскому языку. А старшая девочка стала учить весёлую русскую тётю своему. Все дружно коверкали незнакомый язык, смех в их купе стоял с утра до вечера.

В Новосибирске стоянка поезда была долгой, там менялись локомотив и поездная бригада, шла заправка вагонов водой и углем. Глава семейства пошёл пообедать в вокзальный ресторан. Вернулся он в вагон довольным, весёлым и трезвым. Принёс пирожки и минеральную воду своему семейству и Ульяне Михайловне. Поезд тронулся, и он прилёг отдохнуть на верхнюю полку. А когда поднялся, то обнаружил, что его обворовали дочиста в вокзальном ресторане. Точнее: не в самом ресторане, а когда он выходил из него, столкнулся с группой парней у входа. Те расступились, извинились, но успели вытащить кошелёк со всеми деньгами, хорошо хоть документы были спрятаны в самодельном кармане под рубахой на теле.

Все семейство испуганно притихло. Впереди была ещеёполовина пути, а денег не было ни рубля... Обворованный пробежал по всем вагонам поезда в поисках земляков или знакомых и вернулся туча тучей. Никого найти не удалось.

Ульяна Михайловна, не задумываясь, достала кошелёк, оставила себе только десятку с мелочью, чтобы не голодать в дороге, остальные деньги подала молчаливому соседу. Тот обвёл глазами своих малых ребят, сказал, что обязательно вернёт деньги Ульяне Михайловне. И добавил, что Аллах её вознаградит за доброту. Заведующая детским садом улыбнулась и сказала, что можно не торопиться с отдачей. «Обживитесь сначала, потом при случае вернёте!»

Когда поезд пришёл на их станцию, оказалось, что чеченскую семью никто не встретил. Должно быть, телеграмма не дошла. Ульяна Михайловна взяла их всех к себе в малогабаритную двухкомнатную квартиру. Велела молодой женщине помыть детей в ванне, показала, где можно их положить спать, достала чистое постельное белье. На кухне показала, где стоят припасы, показала, как включать и выключать электрическую печь. Велела женщине что-нибудь сварить для всех. Сама вместе с главой семейства пошла на почту звонить в лесхоз.

На следующий день за чеченской семьей на грузовике приехал родственник. Вся родня так дружно загомонила, что Ульяна Михайловна не выдержала и засмеялась в голос. Приехавший удивлённо посмотрел на неё, будто только увидел, что-то спросил, ему что-то ответили. Он горячо поблагодарил Ульяну Михайловну за заботу о родственниках и тоже сказал о вознаграждении Аллаха. Достал бумажник и тут же вернул занятые родными деньги. Узлы побросали в кузов, подсадили ребятишек, женщина залезла сама с другого борта, глава семьи сел в кабину, машина укатила, и вокруг стало на удивление тихо.

Через месяц на рынке появился южный виноград, дыни и другие фрукты. Стоило это все довольно дорого, ибо в Сибири свежие фрукты – редкое лакомство. Ульяна купила себе самую крупную гроздь винограда у одного из южан. Когда стала уходить, то её окликнул подошедший мужчина, приезжавший за своими чеченскими родственниками, её попутчиками. Ульяна спросила, как там они устроились, попросила передать особый привет ребятишкам. И ушла домой.

Вечером кто-то постучался к ней в квартиру. На пороге стояли два молодых парнишки, явно южане. Они сказали, что ей велели передать ящик. Ульяна удивленно посмотрела на незнакомых парней, на ящик и переспросила: «А вы ничего не перепутали?» Парни засмеялись. Сказали, что если она та Ульяна Михайловна, которая ехала в поезде с их родственниками - чеченами, то ничего не перепутали. Занесли ящик в прихожую, сказали «Спасибо, до свиданья!», повернулись и ушли.

Ульяна Михайловна пожала плечами, заглянула в ящик и вспомнила про Аллаха, которого постоянно поминали чечены. Ящик был доверху наполнен южными фруктами…

Через полвека, когда Ельцин ввязался в войну с собственным народом и бросил русских парней воевать с чеченцами, Ульяна Михайловна горевала, глядя на вечерние телевизионные новости. Она вспоминала своих попутчиков чеченов, их сплочённость и взаимопомощь… С вечера долго не могла уснуть, думала о том, что ребятишки те давно выросли и заимели свои семьи. И что, если они живут в Чечне, то кто-то из них станет стрелять в русских людей, мстить за своих родственников. Ибо этот народ не забывает ни добра, ни зла.

Утром в длинной очереди за вкусным разливным молоком из пригородного подсобного хозяйства она услышала, как одна сверхидейная бывшая партийка, со следами макияжной роскоши на дряблом лице, размахивая руками, с лихорадочным блеском в глазах говорила, что «за три дня всю эту Чечню передавят».

Ульяна Михайловна, плохо спавшая всю ночь, неожиданно для себя потеряла над собой контроль и возопила:

- Господи! Как можно передавить весь народ? Ведь это – зверство! Ведь чьи-то внуки будут убийцами, и чьи-то внуки будут убитыми…

Бывшая партаппаратчица развернулась к Ульяне Михайловне и, с бешенством разбрызгивая слюни, закричала:

- Из-за таких сволочей, как ты, Советский Союз развалился!

Ульяна Михайловна, так же неожиданно для себя, мгновенно успокоилась: бездуховным и зашоренным людям ничего не объяснишь и не докажешь. И громким хорошо поставленным учительским голосом «на весь класс» выдала:

- Точно, был грех, это именно я, бестолковая пенсионерка, наклонилась и нечаянно попой фукнула, вот весь Союз и развалила!

Очередь покатилась со смеху. А Ульяна Михайловна с горечью сама себе вполголоса сказала, что этой войны теперь хватит не на одно десятилетие…

21 Дискуссия по вопросам языкознания

В последние годы своей жизни товарищ Иосиф Виссарионович Сталин написал историческую работу "Марксизм и вопросы языкознания". Партийному ядру было предложено развернуть по всей стране дискуссию по данному вопросу. Политработники всех рангов стали рьяно растолковывать подопечному партийному меньшинству и беспартийному большинству населения основополагающие тезисы этой статьи. Но сначала нужно было самим политработникам показать своим непосредственным руководителям, что они все эти тезисы сами прекрасно уразумели.


* * * * *

Одному потомственному армейскому политработнику было приказано выступить по ленинградскому радио. Магнитофонной записи тогда и в таких больших Домах Радио еще не было. Передачи велись прямым эфиром. Молодой офицер испытывал панический страх перед микрофоном. Это и в наше время встречается, но раньше словесные ляпы наказывались так строго, что и вспоминать не хочется...

Предстоящее выступление офицеру помогли написать, отредактировали и проверили, где надо. И, наконец, дали разрешение выступить с ним перед широкой слушающей аудиторией. Предупредили, что изменять ни одного слова, ни даже одной паузы после запятой или точки ни в коем случае нельзя...

Молодой перспективный политработник учил свое выступление три дня кряду, даже на работу не приходил. На третий день он наизусть с выражением читал его перед всеми своими родственниками без единой ошибочки...

Час его испытания настал. Офицер отчеканил свое выступление с чувством, с толком, с расстановкой. И не успел оператор отключить микрофон, как выступавший с облегчением изрёк на всю ленинградскую область: "Фу ты, .. .... мать! Кончил!!!" Офицер не ошибся: на этом он свою карьеру политработника действительно кончил.


* * * * *

Слушателям Высших офицерских курсов «Выстрел» в Ленинграде предложили высказать в письменном виде свое мнение по существу научной языковедческой работы Великого Вождя «Марксизм и вопросы языкознания». В ЦК собирали и обобщали мнение народа по этому животрепещущему вопросу.

Один из слушателей был призван в действующую армию с последнего курса отделения лингвистики столичного университета, а потом стал курсантом «Выстрела». Он был весьма подкован в насущных вопросах языкознания. Либо с хвастливого похмелья, либо от недостатка практического ума недоучившийся студент взял да и написал вполне обоснованное несогласие с некоторыми положениями, высказанными товарищем И.В. Сталиным в его научной языковедческой работе.

Бывший лингвист спохватился, что не надо было этого делать, почти сразу же, как сдал преподавателю свою критическую статью. Но исправить сделанное было уже невозможно. Курсант со страхом ждал последствий своего необдуманного шага, но время шло... и он забыл об этом. А зря!

Однажды в третьем часу ночи к его жилью подъехал "черный ворон". Офицеру не дали даже одеться, а сразу забрали личное оружие и куда-то повезли. Что передумал бедный полуголый курсант по дороге, трудно передать словами... Его под конвоем привезли в штаб округа... и дали в руки телефонную трубку, сказав, что с ним хочет побеседовать по вопросам языкознания сам товарищ Иосиф Виссарионович Сталин...

Перепуганный офицер в одних подштанниках, выслушал речь Великого Вождя и не смог выдавить из себя ни единого слова. Офицер молчал, как партизан на допросе. От страха у него язык не ворочался, мозги ничего не воспринимали. Даже на элементарные вопросы Великого Вождя не мог внятно ответить. Дискуссии не получилось! Напоследок разочарованный товарищ И.В. Сталин посоветовал неудавшемуся оппоненту не пользоваться чужим умом для написания своих критиканских сочинений.

С офицера, онемевшего от чести быть приглашенным побеседовать с самим Великим Вождем, спроса не было. Умников, подсказавших «недоумку», что именно написать вождю по поводу языкознания, никто не искал, ибо время Сталина вскоре подошло к концу.