Светлана Алексиевич. Цинковые мальчики

Вид материалаДокументы

Содержание


Из выступления И.С. Галовневой
Из ответов на вопросы
Поворачивается к матерям, сидящим в зале с большими портретами
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   25

Из выступления И.С. Галовневой




Мы долго жили за границей, муж там служил. Мы вернулись на Родину

осенью восемьдесят шестого. Я была счастлива, что мы, наконец, дома. Но

вместе с радостью в дом пришло горе -- погиб сын.

Месяц я лежала пластом. Не хотела никого слышать. Все было выключено в

моем доме. Я никому не открывала дверей. Алексиевич была первая, кто вошел в

мой дом. Она сказала, что хочет написать правду о войне в Афганистане. Я ей

поверила. Сегодня она пришла, а назавтра меня должны были положить в

больницу, и я не знала: вернусь я оттуда или нет? Я не хотела жить, без сына

я не хотела жить. Когда Алексиевич пришла, она сказала, что пишет

документальную книгу. Что такое -- документальная книга? Это должны быть

дневники, письма тех, кто там был. Я так понимаю. И я ей отдала дневник

своего сына, который он там вел: "Вы хотите написать правду, -- сказала я,

-- вот она, в дневнике моего сына".

Потом мы с ней говорили. Я ей рассказала свою жизнь, потому что мне

было тяжело, я ползала на коленках в четырех стенах. Я не хотела жить. У нее

был с собой диктофон, она все записывала. Но она не говорила, что будет это

печатать. Я ей рассказывала просто так, а напечатать она должна была дневник

моего сына. Повесть же документальная. Я отдала ей дневник, муж специально

для нее перепечатал.

Она еще сказала, что собирается в Афганистан. Она там была в

командировке, а мой сын там погиб. Что она знает о войне?

Но я ей верила, я ждала книгу. Я ждала правду: за что убили моего сына?

Я писала письмо Горбачеву: ответьте мне, за что погиб мой сын в чужой

стране? Все молчали...

Вот что Юра писал в дневнике: "1 января 1986 года. Уже отсчитана

половина пути, и впереди осталось так мало. И снова пламя, и снова забвение,

и новый долгий путь -- и так вечно, прежде чем свершится воля

предназначенного. И память, бьющая плетью пережитого, кошмарными снами

врывающаяся в жизнь, и призраки иного мира, иных времен и столетий, влекущие

своей похожестью, но иные, не знающие истекших дней. И не остановиться, не

передохнуть, не изменить однажды предрешенного -- пустота и мрак

разверзнется перед отступившимся, ибо, присев отдохнуть, уже не подняться с

Земли. И устав, в отчаянии и боли вопиешь к пустым небесам: что там, когда

сомкнут круг и путь окончен, и новый мир воссиял в своем величии? Почему мы

в ответе за них? Им не дано подняться до блистательных высот, и как бы ни

был долог путь, все же дни их уже сочтены. А мы ломаем свои жизни, не зная

покоя и счастья, бредем усталые и разбитые, всемогущие и бесправные, демоны

и ангелы этого мира..."

Алексиевич это не напечатала, правду моего сына. Другой правды быть не

может, правда у тех, кто там был. Она зачем-то описала мою жизнь. Простым,

детским языком. Какая это литература? Гадкая маленькая книжонка...

Товарищи, я растила своих детей честно и справедливо. Она пишет, что

мой сын любил книгу Николая Островского "Как закалялась сталь". Тогда эту

книгу в школе проходили, как и Фадеева "Молодую гвардию". Все эти книги

читали, они были в школьных программах. А она подчеркивает, что он их читал,

знал отрывки наизусть. Для чего ей нужно об этом писать? Она хочет показать

его ненормальным. Фанатичным. Или она пишет: он жалел, что стал военным. Сын

мой вырос на полигонах, он пошел по стопам отца. У нас деды, все братья

отца, двоюродные братья -- все в армии. Военная династия. И в Афганистан он

поехал, потому что он был честный человек. Он дал военную присягу. Раз

нужно, он поехал. Я воспитала прекрасных сыновей. Ему приказали, он поехал,

он был офицер. А Алексиевич хочет доказать, что я мать убийцы. И мой сын там

убивал. Что выходит? Я его туда послала? И дала ему в руки оружие? Мы,

матери, виноваты, что там была война? Что там убивали, грабили, курили

наркотики?

И эта книга публикована за границей. В Германии, во Франции... По

какому праву Алексиевич торгует нашими погибшими сыновьями? Добывает себе

славу и доллары? Кто она такая? Если это мое, я рассказала, пережила, при

чем здесь Алексиевич... Поговорила, записала наши рассказы, мы ей проплакали

свое горе...

Имя мое она написала неправильно: Я Инна, а у нее Нина Галовнева. У

моего сына звание старший лейтенант, а она написала -- младший. Это

документальная литература, я дала ей дневник, она должна его опубликовать, и

все. Я понимаю, что документальная литература -- это письма, дневники. Пусть

признает, что это вымысел, клевета... Написанная простым, грубым языком. Кто

так пишет книги? Мы детей потеряли, а у нее слава... Пусть бы она родила

сына и отправила на эту войну...


Из ответов на вопросы




Адвокат С. Алексиевич -- В. Лушкинов:

-- Скажите, Инна Сергеевна, Алексиевич записывала ваш рассказ на

диктофон?


И. Галовнева:

-- Она попросила разрешения включить диктофон. Я ей разрешила.


В. Лушкинов:

-- А вы просили ее показать потом то, что она снимет с пленки и

использует в книге?


И. Галовнева:

-- Я думала: она напечатает дневник моего сына. Я уже говорила, как я

понимаю, документальную литературу -- это дневники и письма. А если мой

рассказ, то слово в слово, как я говорила.


В. Лушкинов:

Почему вы не подали в суд на Алексиевич сразу, когда вышла

"Комсомольская правда" с отрывком из книги? А решились на это через три с

половиной года?


И. Галовнева:

-- Я не знала, что на эту книгу будет печатать за границей.

Распространять клевету... Я честно воспитала своих детей для Родины. Мы жили

всю жизнь в палатках и бараках, у меня было два сына и два чемодана. Я в

политику не вмешивалась... А она пишет, что наши дети -- убийцы... Я поехала

в Министерство обороны, я отдала им орден сына... Я не хочу быть матерью

убийцы... Я отдала его орден государству...


Общественный защитник С. Алексиевич -- Е. Новиков, председатель

Белорусской Лиги прав человека:

-- Я хочу заявить протест. Прошу внести в протокол. Из зала постоянно

оскорбляют Светлану Алексиевич. Грозят убить... Даже обещают резать по

кусочкам... ( Поворачивается к матерям, сидящим в зале с большими портретами

своих сыновей, на которых наколоты их ордена и медали.) Поверьте, я уважаю

ваше горе...


Судья И. Жданович:

-- Я ничего не слышал. Никаких оскорблений.


Е. Новиков:

-- Все слышали, кроме суда...