Geum.ru

Руководство к изучению

Вид материалаРуководство

Содержание


4. Первые ученики христовы
Андрей. Другой умолчал о своем собственном имени, потому что это был сам повествователь, возлюбленный евангелист Иоанн
5. Первое чудо на браке в кане галилейской
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   31

4. ПЕРВЫЕ УЧЕНИКИ ХРИСТОВЫ

(Иоан. 1:19-51)

СПАСИТЕЛЬ, победоносно и невредимо выйдя из этих искушений и этого страшного испытания, оставил пустыню и возвратился к бродам реки Иордана, где крестил Иоанн.

Первые три так называемые синоптические евангелия, которые останавливаются главным образом на деятельности Иисуса Христа в Галилеи и считают действительным началом ее время заключения Иоанна в темницу, опускают все промежуточные события и упоминают только об удалении Иисуса в Назарет. Прекрасным повествованием о времени, непосредственно следовавшем за искушением, мы обязаны четвертому евангелисту. Он обращает особенное внимание на деятельность Спасителя в Иудее. Он как будто решил ничего не рассказывать такого, чего сам не был личным свидетелем, а есть некоторые указания, что с Иерусалимом он связан был особенными обстоятельствами. По занятию ев. Иоанн был рыбак, и так как рыба с озера Галилейского большими париями отправлялась в Иерусалим, то очень возможно, что он по временам жил там, по рыбному делу своего отца и брата, которые, как владельцы своего собственного судна, имевшие у себя наемных рабочих, очевидно были людьми, имевшими довольно важное значение в своем деле. Как бы то ни было, но только один св. Иоанн повествует нам о первом призвании первых апостолов, и рассказывает об этом с такими подробностями и с такою живописною трогательностью, как будто на его сердце и памяти неизгладимо напечатлелась всякая черта этого события.

Посольство от синедриона (о котором говорится лишь в Евангелии от Иоанна (1. 19-28)), по-видимому, состоялось за день до возвращения Спасителя из пустыни; это видно из того, что этому посольству Иоанн свидетельствует о Христе уже не как о грядущем, но как о пришедшем Мессии: «Иоанн сказал им в ответ: я крещу в воде; но стоит среди вас Некто, Которого вы не знаете. Он-то Идущий за мною, но Который стал впереди меня» (Ин. 1. 26-27) (сравните: «Я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня; (…) Он будет крестить вас Духом Святым и огнем» (Мф. 3. 11). «Идет за мною Сильнейший меня, (…) я крестил вас водою, а Он будет крестить вас Духом Святым» (Мк. 1. 7-8). «Я крещу вас водою, но идет Сильнейший меня, (…) Он будет крестить вас Духом Святым» (Лк. 3. 16). Иудеи прислали из Иерусалима ко Иоанну священников и левитов спросить, кто он, не Христос ли, ибо, по их представлениям, крестить мог только Мессия-Христос. "И исповеда и не отвержеся: и исповеда, яко несмь аз Христос". На вопрос, кто же он тогда, не пророк ли, он сам называет себя "гласом вопиющаго в пустыне" и подчеркивает, что крещение его водою, как и все служение его только подготовительное, и чтобы отстранить от себя все вопросы, в заключение своего ответа торжественно объявляет: "посреде вас стоит Некто, Егоже вы не весте" (ст. 26), "Он выступает на служение Свое после меня, но имеет вечное бытие и Божественное достоинство, а я недостоин быть даже Его рабом". Это свидетельство было дано в Вифаваре - там, где стекался к Иоанну многочисленный народ (ст. 27-28).

И когда на следующее утро Иоанн Креститель увидел приближающегося Иисуса, то всенародно и торжественно засвидетельствовал, что это и есть Мессия, который был явлен ему особенным знамением, что это «Агнец Божий, который берет на себя грех миpa» (Ин. 1. 29).

Как ни важно было такое свидетельство, в первый день оно, по-видимому, не произвело никакого непосредственного действия.

На другой день после этого уже личного свидетельства о пришедшем Мессии, Сыне Божием, вземлющем грехи мира, Иоанн вновь стоял с двумя из своих учеников на берегу Иордана. Также и Иисус опять проходил вдоль берега Иордана. Увидев Господа, Иоанн снова повторяет о Нем свое вчерашнее свидетельство: "Се Агнец Божий" (Иоан.1:36). Называя Христа Агнцем, Иоанн относит к Нему замечательное пророчество Исайи в 53 гл., где Мессия представлен в виде овчати, ведомого на заклание, агнца, безгласного пред стригущим его (ст. 7). Следовательно, основная мысль этого свидетельства Иоаннова есть та, что Христос есть жертва, приносимая Богом за грехи людей. Но в словах: "вземляй грехи мира" эта великая живая Жертва представляется и Первосвященником, который Сам Себя священнодействует: берет на Себя грехи мира и приносит Себя в жертву за мир.

Слова эти были слишком знаменательны, чтобы остаться без внимания, и двое галилейских юношей, слышавшие их, последовали за удалявшимся Иисусом. Заслышав шорох их шагов, Он оглянулся и, когда они подошли, спросил их: «что вам надобно»?

Как глубок и многознаменателен этот вопрос и как серьезно нужно всем, приближающимся к Спасителю, отвечать на него! Один из суровых подвижников имел обыкновение постоянно предостерегать себя торжественным вопросом: «зачем ты здесь»? Самоиспытание не может уже принять более взыскательной формы. Так и в спокойном, простом вопросе Христа: «что вам надобно?» было сосредоточено все заключающееся в нем значение: зачем вы сдесь? Чего вы ищете простого любопытства? славы и собственного величия? – Или жажды духовного познания, Истины и самоотречения?

Вопрос этот заключает в себе больше, чем могли сразу ответить на него молодые галилеяне; он означал быть может больше, чем они знали или были в состоянии понять, но их отвит показывал, что настроение их было серьезно. «Равви, сказали они (и этот титул глубокого почтения и уважения доказывал, какое глубокое впечатление произвел Он на них своим видом), где живешь?"

Где именно, — мы не знаем. Быть может, в одном из наскоро сделанных суккот или шалашей, покрытых сверху полосатой аббой, которую на востоке носят как обыкновенную одежду, сплетенных из зеленых ветвей теревинфа или пальм, — тех шалашей, в которых находили единственное убежище сотни народа, стекавшегося для крещения отъ Иоанна. «Говорит им: пойдите и увидите». И эти слова также просты, хотя они встречаются в местах, имеющих великое значение. Никогда они не производили более сильного действия, чем теперь. Юноши пошли и увидали, где Он живет, и так как было уже четыре часа пополудни, то они пробыли у Него весь тот день, а может быть и переночевали там; но прежде чем лечь спать, они познали и почувствовали в сердце своем, что ожидания, длившиеся столько веков, теперь исполнились, что они находились в присутствии Того, который и есть чаяние народов — первосвященник выше Аарона, пророк выше Моисея, царь выше Давида, истинная звезда Иакова и скипетр израилев.

Один из двоих юношей, которые таким образом раньше всех пришли ко Христу, был Андрей. Другой умолчал о своем собственном имени, потому что это был сам повествователь, возлюбленный евангелист Иоанн. Неудивительно поэтому, что даже мельчайшие подробности, вплоть до самого часа дня, сохранялись в его памяти, никогда не изглаживаясь и в старческом возрасте. Это было незабвенным днем для него; он вспомнил о часе этой встречи, том вечернем часе, когда меркнет свет, а тишина и спокойствие располагают к задушевности беседы. Он не называет себя, но его легко узнать из самой его скромности: это Иоанн, любимый ученик и первый избранник Иисуса. Он был также родом из Галилеи, сын рыбака и сам рыбак. То, что он в эту ночь и день услышал из уст Учителя, остается тайною. Возможно, беседа шла о Царстве Божием, о чаяниях Израиля, о спасении народа и о Том, Кто, принося это спасение, осуществит ожидания Израиля и положит основание этому Царству. Но мы этого не знаем наверняка. Но это и не важно. Одно нам известно доподлинно, что Иисус произвел неотразимое впечатление на своих двух гостей. Его слова просветили их: они уверовали в Него и в Его предназначение. Часто одним присутствием можно сказать более, чем долгими разговорами: существо высшее, живое, разумное, любящее,— разве не может, даже не говоря ни слова, оказать свое обаятельное влияние и молча пленить тех, которые приближаются к нему? Действительно, на следующее утро один из них, Андрей, также галилеянин и рыбак на Тивериадском озере, побежал на поиски за своим братом. Восторгу его не было пределов; он чувствовал потребность поделиться с ним и как только встретил Симона, так звали его брата, то тотчас же сказал ему: «Мы нашли Мессию» — и привел его к Иисусу (Иоан., 1,42).

Первою заботою Андрея было найти своего брата Симона и рассказать ему об этой необычайной встрече. Он привел его к Христу, и Иисус, окинув его тем царственным взглядом, который ясно читал самые затаенные мысли, и сразу увидев в этом простом рыбаке всю слабость, но также и все благородное величие человека, сказал ему, называя его новым именем, которое впоследствии еще более торжественно было утверждено за ним: «Ты Симон, сын Ионин, ты наречешься Кифа (по-гречески, "Петрос"), что значить камень», то есть: ты Симон, сын голубя; после этого ты будешь как скала, в которой гнездится голубь. Это была простая игра слов, но она заключала в себе глубокий символический смысл. В такой игре именно только легкомысленный и невежественный может видеть ничто унижающее достоинство Спасителя. У Иудеев во все времена было верование в особое значение и предзнаменование имен, и самый язык у них считался не менее священным, чем предзнаменовательные камни на груди Аарона. Их вера в таинственную силу звуков, — языка, управляемого неизменною судьбою в области кажущегося случая, может показаться праздной и суеверной для людей искусственного образования, но она разделялась многими из глубочайших мыслителей всех времен.

Третий день по возвращении из пустыни, по-видимому, проведен был Иисусом в беседе с своими новыми учениками. На четвертый день Он хотел отправиться в обратный путь в Галилею, но на пути встретился с другим молодым рыбаком Филиппом из Вифсаиды. Филипп носил греческое имя, которое, быть может, дано было ему по имени четвертовластника Филиппа, так как обычай называть детей по имени царствующих государей всегда был распространенным въ народе. Если так, то ему было в это время около тридцати лет. Возможно также, что его греческое имя указываю на его близкие отношения с каким-нибудь по-гречески говорящим населением, смешанно жившим съ галилеянами по берегам Геннисаретскаго озера, и этим, быть может, объясняется то, что к нему именно, а не к кому-нибудь другому из апостолов, обращались греки, которые въ последнюю неделю жизни Христа хотели видеться с Ним. Одного слова, одного многозначительного признания: «следуй за Мною» — было достаточно для того, чтобы навсегда привязать к Иисусу кроткого и простодушного апостола, которого Он, по всей вероятности, знал раньше.

На следующий день к этому священному обществу прибавился пятый член. Желая поделиться сделанным открытием, Филипп отыскал своего друга Нафанаила, исполняя тем великую обязанность дружбы, состоящую в сообщении другим всего, что испытывается нами самого великого и важного в жизни. Нафанаил в списке апостолов вообще и почти несомненно отождествляется с Варфоломеем, потому что Варфоломей скорее есть отчество, чем имя — «Бар-Толмай — сын Толмая»; и притом Нафанаил только еще в одном месте упоминается под этим именем (Иоан. 21, 2), Варфоломей же (о котором иначе мы не знали бы ничего) в списке апостолов постоянно помещается рядом с Филиппом. Живя в Кане Галилейской, Варфоломей легко мог познакомиться с молодым рыбаком геннисаретским. А Христос до этого времени жил в такой отчужденности от всех, что Нафанаил, будучи даже знаком с Филиппом, в то же время ничего не знал об Иисусе. Простодушный Филипп, по-видимому, с особенным удовольствием сопоставлял с величием служения Христа Его низкое происхождение: «Мы нашли Того, о котором писали Моисей в законе и пророки», сказал он своему другу;! кого же? молодого иродианского князя? молодого асмонейского священника? какую-нибудь лучезарную звезду из школы Шаммаи или Гиллеля? какого-нибудь пылкого молодого эмира из приверженцев Иуды Гамалы? — нет, «Иисуса, сына Иосифова, из Назарета».

На Нафанаила это произвело совсем иное впечатление. Он обратил внимание на местность. Возможно, как свидетельствует предание, что он был человеком более высокого положения, чем остальные апостолы. В его ответе обыкновенно видят ходячую пословицу; но в нем, быть может, заключался намек на слово назора — «презренный», или он просто означал: „из Назарета — этого ничтожного и бесславного города в маленькой недоступной долине — может ли быть что доброе оттуда?" Филипп отвечал теми же словами, с которыми Спаситель обратился к Иоанну и Андрею. Он был хороший ученик и сказал словами Учителя: «пойди и посмотри».

Часто и теперь задают тот же вопрос; «из Назарета может ли быть что доброе?» И единственно удовлетворительным почти единственно возможным ответом на него может быть то же, что и тогда: иди и посмотри. Тогда он означал: иди и посмотри Того, который говорит, как никогда не говорил человек; иди и посмотри Того, который, будучи просто плотником назаретским, наполняет священным благоговением всех приближающихся к Нему, одним присутствием своим как бы раскрывает тайны сердец, и однако же влечет к себе даже самых грешных с чувством тоскующей любви; иди и посмотри Того, в котором все дышит неотразимым очарованием безгрешной чистоты, недосягаемой красотой божественной жизни. «Пойди и посмотри», сказал Филипп, убежденный в своем простом верующем сердце, что увидеть Иисуса значило познать Его, а знать Его значило любить Его, а любить Его значило боготворить Его.

Презрительность Нафанаила скоро уступила место другому чувству. Иисус, заметив идущего к Нему Нафанаила, увидел на челе его печать Божию и сказал о нем: «Вот подлинно израильтянин в котором нет лукавства». «Почему Ты знаешь меня?» — спросил Нафанаил, и на это последовал знаменательный ответ: «прежде нежели позвал тебя Филипп, когда ты был под смоковницею, Я видел тебя».

У всех набожных Иудеев быль обычай, одобряемый и талмудом, читать свою кришму или молитвы на каждый день под смоковницей, и некоторые думают, что в призвании апостола из-под тени дерева, служившая символом Иудейских законов и Иудейских преданий, под которыми начинала уже колебаться почва, заключается особое значение. Из вдохновенной прозорливости чистого воображения, которое может таким образом одевать в аллегорию самые простые факты, всегда можно извлечь ничто интересное и поучительное; но в данном случай одного проблеска мгновенной мысли было бы недостаточно для объяснения сильной восторженности в ответе Нафанаила. При первом взгляде всякому бросается в глаза видимая несоразмерность между причиной и действием. Как, по-видимому, недостаточно было одного простого намека на уединенное задумчивое сидение под смоковницей для того, чтобы мгновенно вызвать привязанность, несокрушимую после преданность этого „плавкого апостола" Сыну Божию, Царю Израилеву! Но чтобы найти истинное объяснение этой мгновенной перемены убеждения, мы должны взглянуть глубже, и тогда, если не ошибаемся, мы увидим в этом событии еще одну из тех черт неподдельной действительности, которые для стольких сильных умов служили неопровержимым внутренним доказательством исторической достоверности четвертого евангелия.

Бывают моменты, когда благодать Божия осязательно Действует в сердце человеческом; когда душа как бы поднимается на орлих крыльях упования и молитвы в превышняя небес; когда, восхищенные как бы в присутствие самого Бога, мы видим и слышим дела неизреченная. В такие моменты мы переживаем всю свою жизнь, потому что такие ощущения уничтожают рамки временного бытия; они «стесняют вечность в час, и час распространяют в вечность». В такие моменты мы находимся ближе к Богу; мы опознаем Его и Он опознает нас; и если бы человеку возможно было в такой момент заглянуть в нашу душу, он увидел бы все, что есть в нашем существе великого и бессмертного. Но видеть нас так невозможно человеку; это возможно только для Того, рука которого будет наставлять и десница поучать нас, даже если бы мы «ранним утром взяли крылья и унеслись за отдаленные моря». А такое именно чувство наверно и испытывал израильтянин без лукавства, когда он сидел, молился и безмолвно размышлял под смоковницей. Такие-то чувства, которые только и могли быть известны Тому, кому дано читать сокровеннейшие тайны сердца, и затронул Спаситель в Нафанаиле. Что такие одинокие размышления, такое проникновение даже в этой жизни „за завесу" вечности, такая восхищенность до третьего неба, во время которой душа стремится переступить пределы пространства и времени, сообщаясь лицом к лицу с вечным и невидимым, такое мгновенное воспламенение небесного огня, который как бы расплавляет внутри нас все низкое и нечистое в одно мгновение и навсегда, — что такие возвышенные состояния бывали испытываемы людьми истинной христианской. жизни, это подтверждается неоспоримыми свидетельствами истории. И если кто из наших читателей когда-нибудь испытывал в себе такую дивную перемену, во время которой уничтожается старая и создается или воссоздается новая душа, тот наверно поймет трепет мгновенного сочувствия, почувствует стрелу непреклонного убеждения, что так мгновенно пронзила сердце Нафанаила и заставила его сразу пасть на колена и воскликнуть: „Равви, Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев!"

На это восклицание Нафанаила, Господь, обращаясь уже не к одному ему лично, а ко всем Своим последователям, предрек: "Аминь, аминь глаголю вам: отселе узрите небо отверсто, и Ангелы Божия, восходящия и нисходящия над Сына Человеческаго". Этими словами Господь хотел сказать Своим ученикам, что они духовными очами узрят Его славу, что исполнилось древнее пророчество о соединении неба с землей таинственной лестницей, которую видел во сне ветхозаветный патриарх Иаков (Быт. 28:11-17) через воплощение Сына Божия, ставшего теперь "Сыном Человеческим". Этим именем Господь и стал называть Себя часто. В Евангелии мы насчитываем около 80 случаев, когда Господь называет Себя так. Этим Христос положительно и неопровержимо утверждает свое человечество и вместе с тем подчеркивает, что Он - Человек в самом высоком смысле этого слова, идеальный, универсальный, абсолютный человек, Второй Адам, родоначальник нового обновляемого Им чрез Свои крестные страдания человечества. Таким образом, это название отнюдь не выражает только уничижение Христа, но скорее вместе с этим выражает и Его возвышение над общим уровнем, указывая в Нем осуществленный идеал человеческой природы, человека такого, каким ему надлежит быть, по мысли Творца и Создателя его Бога.

О Нафанаиле мы почти ничего не слышим после. Это был по-видимому один из тех тихих, уединенных, созерцательных людей, вся жизнь которых проходит не здесь, а там — «где за далью непогоды не проходит тишина». Он жил такою Жизнью, которая невидима миру, потому что она „сокрыта со Христом в Боге; но можно быть уверенным, что никогда до самого дня своего мученичества или даже во время самых мученических страданий он не забывал тех спокойных слов, которые показали, что „Господь взыскал его, и познал его, и уразумел его мысли задолго перед тем". Несомненно не однажды, но много и много раз в последующие дни исполнялось данное ему и его спутникам обетование, что они очами виры будут видеть „небо отверстым и ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну человеческому".


5. ПЕРВОЕ ЧУДО НА БРАКЕ В КАНЕ ГАЛИЛЕЙСКОЙ

(Иоан. 2:1-12)

О первом чуде, которое совершил Господь Иисус Христос, - претворении воды в вино в Кане Галилейской - повествует нам только один Евангелист Иоанн. Чудо это произошло на третий день после призвания Филиппа и Нафанаила. Иисус Христос был позван на брачный пир в Кане Галилейской, маленьком городке, находившемся в 2-3 часах ходьбы к северу от Назарета. Это была родина только что призванного Господом Нафанаила; называлась Галилейской в отличие от другой Каны, находившейся близ г. Тира. Иисус был приглашен, как обыкновенный человек, как знакомый, по обычаю гостеприимства. Матерь Иисуса была там, т.е., видимо, прибыла в Кану еще раньше. Семья, вероятно, была из небогатых, почему во время пира и обнаружился недостаток вина. Пресвятая Дева приняла живое участие в этом обстоятельстве, могшем испортить чистое удовольствие семейного торжества. Ее душа, полная благости, явила теперь первый пример ходатайства и заступничества за людей перед Ее Божественным Сыном. "Вина не имут", говорит Она Ему, несомненно рассчитывая, что Он окажет этим людям Свою чудесную помощь. "Что Мне и Тебе, Жено?" отвечал Ей Господь. Напрасно видеть здесь в слове "Жено" хотя бы тень непочтительности. Это обычное выражение на Востоке; в самые тяжкие минуты Своих страданий на кресте, Господь с этим же названием обращается к Своей Матери, поручая Ее возлюбленному ученику (Иоан.19:26). "Не у прииде час Мой" - еще не наступил момент для чудотворения может быть, потому, что вино еще не все полностью вышло. Во всяком случае, из дальнейших слов Пресвятой Девы, обращенных к слугам: "Еже аще глаголет вам, сотворите", никак не видно, чтобы Она поняла ответ Господа, как отказ в Ее ходатайстве. Там находилось шесть каменных водоносов, служивших для установленных законом иудейским частых омовений, в особенности рук, пред вкушением и после вкушения пищи. Вместимость их была огромна, ибо "мера", или "бат", равнялась нашим полутора ведрам, т.е. там могло быть до 25 ведер и тем разительнее было чудо, совершенное Господом. Иисус велел служителям наполнить эти водоносы водой до верха, чтобы сделать их свидетелями чуда. "Почерпите и принесите архитриклинови", т.е. начальнику пира для того, чтобы он сам убедился в истине совершившегося чуда. Чудо совершено Господом, как видим, даже без прикосновения, на расстоянии, что особенно ярко свидетельствует о проявлении всемогущей божественной силы Его. "Дабы показать", говорит св. Златоуст, "что Он Сам Тот, кто прелагает воду в винограде и обращает в вино дождь чрез корень винограда - что в растении совершается через долгое время - в одно мгновение Он делает то на браке". Не знавший откуда это новое вино архитриклин зовет жениха, словами своими свидетельствуя об истинности совершившегося чуда и даже подчеркивая, что чудесно претворившееся из воды вино было лучшего качества. Из слов его "егда упиются" совсем нельзя делать вывод, что на этом браке все были пьяны: говорится об общем обычае, а не в применении к данному случаю. Известно, что евреи отличались умеренностью в употреблении вина, которое в Палестине было обычным напитком и разбавлялось водой; напиваться допьяна считалось непристойным. Конечно, Господь Иисус Христос не принял бы участия в таком пиршестве, где были или могли быть пьяные. Цель чуда - доставить радость бедным людям, справлявшим свое семейное торжество, в чем сказалась благость Господа. По свидетельству Евангелиста, это было первое чудо, которое сотворил Господь, вступив в дело Своего общественного служения, с целью явить славу Свою, как Сына Божия, и утвердить в вере в Себя Своих учеников. После этого чуда все святое семейство, побыв в Назарете, направилось в Капернаум, для того чтобы оттуда предпринять путешествие в Иерусалим на праздник Пасхи.