Г. М. Раздыкова История мусульманского образования в казахстане учебное пособие

Вид материалаУчебное пособие

Содержание


1.2 Бытовые факторы и характер народного ислама у казахов
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

1.2 Бытовые факторы и характер народного ислама у казахов

Казахи – мусульмане суннитского вероисповедания ханафитского толка. Распространение ислама на территории современного Казахстана было процессом, затянувшимся на несколько столетий. Вначале мусульманство проникло в южные районы Казахстана. Уже к концу Х в. ислам утвердился среди оседлого населения Семиречья и на Сырдарье. Ислам стал религией тюркской империи Караханидов, возникшей в Семиречье в Х в. Распространение ислама в средние века было замедлено монгольским завоеванием. Однако в условиях Центральной Азии монгольские племена ассимилировались с местным этническим населением, утратив свой язык и духовную культуру, в том числе и религию. Уже правнук Чагатая, Мубарак-шах, правивший короткое время в 1266 г., был мусульманином. Его преемник, Берке-хан, в конце своей жизни также принял ислам. Он не только окружил себя теологами-богословами, но способствовал возведению мечетей и медресе. Постепенно мусульманское вероучение становилось господствующим не только в среде кочевой элиты. По мнению современников, во второй половине XV в. население Могулистана являлось мусульманским. В распространении ислама в Могулистане активную роль сыграл Чагатаид Тоглук-Тимур, который вскоре после избрания его ханом в 1348 г. принял ислам. При Мухаммад-хане мусульманами стало большинство могульских племен.


В течение средневековья ислам неуклонно продвигался в кочевую степь, захватывая новые этнические группы. Укрепление позиций ислама среди кочевников объясняется, прежде всего, влиянием среднеазиатских государств. Средняя Азия и Казахстан имели давние тесные политические, экономические и культурные связи с Передним Востоком. Когда, начиная с VII–VIII вв., Восток стал центром мусульманского мира, у среднеазиатских государств фактически не оставалось выбора: не принять ислам значило противопоставить себя военной мощи мусульманских стран, подвергнуть риску сложившуюся торговлю с ними. Кочевая степь в значительной мере жила своей жизнью, но и у нее были с оазисами Центральной Азии экономические связи, которые способствовали проникновению ислама.

Другим источником воздействия ислама на обитателей степей были мусульманские государства Поволжья. Целенаправленная пропаганда ислама среди кочевников Дешт-и Кыпчака началась при золотоордынском хане Берке (1255–1266) и усилилась при хане Узбеке (1312–1340). Проповедники ислама шли в степи не только из Поволжья, Средней Азии, Ирана, Сирии. Большой вклад в распространение ислама среди кочевого казахского населения внес основоположник суфийского ордена, уроженец г. Сайрама ходжа Ахмед Ясави. Он был талантливым поэтом, и его дастаны, проповедовавшие величие Бога и необходимость смирения, сыграли огромную роль в распространении мусульманского мировоззрения.

Казахи в конце XIX – начале XX вв. официально исповедовали ислам суннитского толка. Мусульманство выражало духовные потребности казахского общества. Согласно мысли дореволюционного исследователя С. Чечериной, ислам привлекал внешними атрибутами: «своим омовением, чинностью при богослужении, набожными легендами, наружным благочестием в манерах и речах.

Являясь «северным форпостом исламской цивилизации», мусульманство у казахов имело свои исторические и этнографические особенности. Эта специфика в определенной степени обусловила распространение представлений о казахах как о народе, отдаленном от норм ислама.

Царские чиновники, исследователи, наблюдавшие и описывавшие быт казахов, обычно подчеркивали, что ислам усвоен казахами поверхностно, отмечали их индифферентизм. Министр народного просвещения, осмотрев учебные заведения Оренбургского края, писал генерал-губернатору в декабре 1877 г.: «Киргизы, хотя и называют себя магометанами, но в своей частной жизни, как в религиозном, так и в гражданском и нравственном отношении, они не руководствуются ни Кораном, ни Шариатом и никакими другими постановлениями магометанской религии».

Царский офицер С.Б. Броневский считал: «Киргиз-кайсаки, хотя исповедуют закон Магомета, но суть невежи в оном; Ахунов, Мулов и Ходжей содержат в волостях, но нет у них ни мечетей, ни обрядов веры, постоянно отправляемых». Казачий старшина Ф. Усов в конце XIX в. писал: «Хотя весь киргизский народ считает сам себя, и признается официально, исповедующим мусульманство, но масса киргиз отличается глубоким индифферентизмом; все их понятия о божестве и религии ограничиваются разными поверьями, а в важных случаях жизни (при рождении, смерти и т.п.) кое-какими обрядами, больше языческими, чем магометанскими».

Дореволюционный этнограф Н. Зеланд пришел к выводу, что «киргизы считают себя магометанами-суннитами, но вообще они равнодушны к догматическим вопросам и мало с ним знакомы. Главные обряды, впрочем, исполняют, творят молитву по мусульманским правилам и держат большие посты, тоже, впрочем, не всегда аккуратно, муллы есть в степи, но их мало, и они малограмотны».

О слабом влиянии ислама на казахов указывают и другие исследователи края: по рассказам К. Губарева, у казахов «муллы и ахуны не имеют в их глазах той святости и непогрешимости, какие приписываются этим лицам татарами». В «Заметках о религии киргизов» отмечалось: «Киргизы отличаются в религиозном отношении полным индифферентизмом. Догматическая сторона магометанского вероисповедания у киргиз развита весьма слабо: самое смутное и неопределенное понятие о верховном существе, сотворившем мир (Аллахе), и его пророке Магомеде. Это неопределенное понятие об Аллахе и его пророке, усвоенное при первоначальном принятии магометанской религии, так застыло у киргиз на первой своей ступени, вследствие может того, что между ними грамотность распространена в самой слабой степени: в юртах богатых киргиз редкость встретить Алкоран». «Истинного же религиозного убеждения в них незаметно», - записано в статье «Киргизы». Об этой особенности говорил А. Левшин. По его словам, среди казахов «некоторые же совсем никаких обрядов религии не исполняют». М. Красовский писал, что «лишь ханжествующие киргизы, имея достаток, охотно выполняют магометанские обряды ради скуки». Далее он признавал, что «магометанизм, столь близко подходящий под взгляд невежественного азиатца, столь доступный его ленивому уму… мало - помалу все-таки распространяется в степи, в ущерб возможности проникнуть туда свету учения христианского».

Более глубокое изучение различных источников позволяет подвергнуть сомнению мнение о том, что ислам у казахов в этот период имел поверхностный характер. Например, востоковед В.В. Радлов утверждал, что киргизы уже столетия как перешли совершенно в ислам.

Дореволюционный исследователь Р. Карутц, присоединяясь к нему, доказывал, что казахи «вправе себя признавать строгими магометанами. Они бреют голову, уничтожают волосы на теле, подстригают усы, которые не должны покрывать губ, и оставляют нетронутой остальную бороду, вырывая волосы только на подбородке; они устраивают двери в сторону Мекки, совершают предписанные им молитвы и исполняют некоторые правила строже, чем я это видел где бы то ни было».

«Если киргизы, как в прошлом, так ещё и в настоящем столетии не так наружно религиозны, как например татары, то это ещё далеко не значит, что они не были магометанами», – писал видный казахский историк Е.Б. Бекмаханов.

Кочевой быт не создавал особых препятствий для исполнения предписаний шариата, распространения просвещения. Юрта могла служить в качестве храма, передвижной школы. По словам Ш. Валиханова, в каждом ауле был мулла, все взрослое население соблюдало тридцатидневную уразу и пятикратный намаз.

По данным Мусы Шорманова, ага-султана Баянаульского округа, оставившего богатейшие этнографические материалы по жизни и быту казахов в конце XIX в., магометане-казахи во время молитвы подстилали под себя коврики «джайнамаз», которые они изготавливали из козьего пуха. Он писал: «Шерсть козлов тоже не пропадает даром. Их стригут один раз в год, именно в последних числах мая. Перед стрижкою стараются снять с козла весь накопившийся на нем пух – тот самый тонкий и нежный пух, лучшие сорта которого идут на изготовление оренбургских платков. Сами киргизы …приготовляют из него свои молитвенные кошмы (джайнамаз); остальное сбывается русским купцам».

Как показало исследование, в конце XIX – начале XX вв. казахи не только были знакомы с основами мусульманского учения и следовали его предписаниям, но и обучали своих детей в мусульманских школах, посещали мечети, следовательно, были мусульманами без всяких оговорок с довольно интенсивной религиозной жизнью, которая поддерживалась деятельностью мусульманского духовенства.

Исследователи-религиоведы показали, что в Центральной Азии ислам сосредоточен в быту, точнее, впитан в него, и назвали его бытовым исламом. Бытовой ислам или народный ислам – это ислам, сильно «разбавленный» доисламскими верованиями. Это и обычаи, и правила поведения в быту, диктуемые исламом, точнее, шариатом, который расписывает «сценарий» жизни человека от его рождения до его погребения и даже задает алгоритм его «загробной жизни». В обыденном сознании мусульманин – прежде всего тот, кто живет именно по этому сценарию. Исходя из этого, можно считать, что религиозность населения Центральной Азии выражается, главным образом, в соблюдении правил бытового ислама. При этом индикатором религиозности может служить соблюдение любого отдельно взятого правила. Ограниченный повседневностью форм и обрядности мусульман, бытовой ислам характеризовался смешением в народном сознании доисламских и исламских традиций. В период исламизации произошло сращивание древних языческих верований и обрядов с мусульманством.

Остатки архаических верований держались в быту казахов особенно прочно, и это, естественно, не могло не повлиять на появление бытового ислама. Особенности бытового уклада, прежде всего кочевой образ жизни, определили своеобразие ислама у казахов. Кочевой быт создавал невероятные сложности для религий, чьи ритуалы отличались сложностью и требовали наличия различной культовой атрибутики. Ислам, возникший на аналогичной кочевой социально-экономической базе, был наиболее приспособлен к местным условиям, поэтому он достаточно органично вошел в жизнь населения. Сращивание «нормативного» ислама с местным этнографическим субстратом привело к образованию такого феномена, который некоторые исследования называют «степным исламом», или вариантом казахского народного ислама.

В XIX веке, соединяясь с доисламскими верованиями, в Казахстане прочно установился ислам. В «Трудах Оренбургской ученой архивной комиссии» отмечалось: «Ислам широкой волной идет в киргизскую степь. При всем том мусульманские обряды и обычаи во многих случаях перемешаны ещё с остатками язычества». О сохранении языческих пристрастий у казахов на фоне распространения ислама сообщается в трудах многих дореволюционных исследователей.

В статье «Киргизы» утверждалось: «Киргизы, хотя и считаются магометанского исповедания, однако у них религия Магомета смешана с разными языческими обрядами». С. Чичерина писала: «Масса народа только считалась магометанской, жила же языческой верой. Это старинная языческая вера, несомненно, лежала в основе миросозерцания и быта киргизов». Известный этнограф А. Левшин в начале ХIX в. писал о казахах: «Все они вообще имеют понятие о высочайшем существе, сотворившем мир, но они поклоняются ему по законам Корана, другие смешивают учение исламизма с остатками древнего идолопоклонства, третьи думают, что кроме божества благого, пекущегося о счастии людей и называемого ими кудай, есть злой дух, или шайтан, источник зла».

В «Тобольских епархиальных ведомостях» имеется следующая информация: «В давние времена киргизы были обращены в магометанство, но с тех пор в их верования внесено столько языческих суеверий, что не знаешь, как их считать – язычниками или магометанами. Они признают бога, но верят также, что в мире есть два духа: добрый и злой (шайтан), что души покойников сходят со звездами, что каждый день находится под покровительством особой звезды, счастливой или несчастливой, отчего и сами дни бывают благополучные или неблагополучные».

Казахи уделяли большое внимание звездному небу, с ним сверяли свои планы и мечты. М. Шорманов оставил интересные сведения о том, как казахи по звездам давали прогноз о предстоящих переменах в природе. Он писал: «Замечательные звезды у киргиз: үркер (плеяда), группа звезд в одном месте, которая в мае месяце скрывается, и в продолжение 40 дней её не бывает видно; а по прошествии этого времени она выходит на восток и движется на южную сторону млечного пути, называемого кұсжол (птичья дорога); когда выходит уркер, то в это время непременно будет дождь и ветер; если много идет дождя, то бывает хорошо для поправления скота, а если дождя бывает мало, то от жары трава желтеет и для скота бывает не слишком благоприятно. По выхождении үркера, спустя 20 дней, выходит другое созвездие, называемое таразы (весы), три звезды в ряд, по восхождении который бывает также дождь…».

Казахский народ долго сохранял религиозные обряды своих предков. В XIX – начале XX вв. историко-идеологическая картина Степного края представляла собой сложное переплетение шаманистских религиозных воззрений со всё более усиливающейся официальной исламской идеологией. Приспосабливая свою религию к этнической культуре, официальное и неофициальное мусульманское духовенство восприняло многие местные культы, в результате чего религиозное сознание народа приобрело синкретический, полиструктурный характер, писал А.Т. Толеубаев.

Религиозность казахов отличалась ярким синкретизмом, т. е. нерасчлененностью. Ислам, отрицая домусульманские верования как ложные, в то же время вбирал их в себя. В сущности, архаичные культы: анимизм, магия, тотемизм, фетишизм, шаманизм, в модифицированном виде вошли в ислам. То же самое можно сказать о многих народных традициях и обрядах. Во многих случаях можно говорить, о том, что древнейшие традиции получали новую жизнь, в результате того, что освящались исламом как достойные существования.

Представление о древнем божестве Тенгри постепенно отождествлялось с Аллахом. Данное явление у сибирских татар отмечает историк Ф.Т. Валеев: «В народно-разговорном языке у всех групп западносибирских татар сохранился термин «тэнгре» в значении «бог», «божество». Термины «тангри» – «небо», «кок тангри» – «голубое небо», «тангри-дааі» – «бог», «божество» часто встречаются в памятниках древнетюркской письменности. Почти всегда вместе со словом «тэнгри» сибирскими татарами, как и многими другими тюркоязычными народами, употребляется слово «ходай» («кудай») также в значении «бог»».

Культ солнца, луны, звезд сохранился в некоторых обрядах. Второстепенные божества, «и особенно те, которые имели изображения, например, истуканы богов земли, совершенно были забыты, вероятно, потому, что более преследовались при введении ислама как идолы, столь ненавистные мусульманам», свидетельствует Ш. Валиханов. Элементы шаманизма сохранились в пословицах, поговорках, традициях, легендах, знахарстве и др. По словам информатора Асаиновой Орынтай, пожеланием здоровья другому человеку является фраза «Жар һакім Аллы, бер Тәңір» («Будь здоров»). Своеобразное сочетание доисламских языческих традиций, культа предков и исламских архитектурно-строительных норм можно наблюдать в облике кумбезов, которые по шариату их запрещено строить.

Таким образом, в конце XIX – начале XX вв. религиозное мировоззрение казахов имело два слоя: остаток старинной шаманистической религии и элемент мусульманской. Особенно на вытеснение язычества влияли деятельные проводники мусульманской религии: фанатичные татары и сарты. Ортодоксальный ислам стал типичной чертой казахской религиозности. Книжная ученость находилась на втором плане по сравнению с народным исламом.

В быту казахов был сильно развит культ огня. Под этим культом понимают, прежде всего, приписывание огню сверхъестественных свойств, использование в магических обрядах. Он, например, проявлялся в древнем обряде очищения огнем. Огонь присутствовал в обряде бракосочетания. Невеста при вступлении в дом новой родни должна была поклониться очагу с огнем. Согласно древним поверьям, запрещалось перешагивать через огонь, а также наступать на очаг и тушить огонь водой. Огнем изгоняли злых духов, болезни. При исполнении указанных обрядов люди произносили имя Аллаха, обращали к нему молитвенные просьбы. Так, например, информатор Айтимова Мақтай утверждала, что лучшим средством изгнания злых духов в новом доме является обряд очищения огнем с помощью ветки «арша» (можжевельник), сопровождавшийся произнесением сур из Корана.

В почитании святых можно увидеть ещё одну грань религиозного синкретизма в рамках казахского народного ислама.

В культуре казахского общества важное место занимает такая духовно-нравственная ценность, как уважение к старшему поколению, почитание умерших предков. Информатор Егеубай Райынбекулы сообщал, что у казахов существовало поверье: если по умершему не совершается похорон, сопровождаемых празднествами, то он вынужден будет голодать и страдать, а дом сына, не исполнившего своего долга по отношению к отцу, постигнут болезни и бедность. В журнале «Труды Оренбургской ученой архивной комиссии» (1905 г.) в одной из статей говорилось: «Культ предков смешался тут с пылким воображением робкого, инертного и суеверного номада. Случись с киргизом беда, он говорит: «Арвак урды», т. е. дух умерших предков побил его».

У кочевников в каждом роду почитался культ своего предка. Во всех трудных житейских ситуациях казахи обращались к аруахам – духам предков и при этом, по словам информатора Ильясовой Рашиды, говорили: «Аруахи, держите меня за руку и поддерживайте под мышки», «Өлі разы болмай, тірі байымайды» («Пока покойные не будет довольны, живые не разбогатеют»).

Казахи с почтением относились к могилам. На могилах каялись, приносили присягу. Если путника заставала в степи ночь, обычай рекомендовал ему ночевать возле могилы, так как здесь он мог чувствовать себя защищенным от насилия. С распространением ислама у казахов вошло в обычай, проезжая мимо мусульманского кладбища, остановиться и прочитать молитву. Постепенно культ предков получил исламизированную оболочку.

Одной из характерных черт бытования ислама в Казахстане является наличие в этом регионе огромного количества святых мест (мазаров), непосредственно связанных с ними мифов, обрядов, паломничества к ним. Однако в отдельных регионах при незнании молитв из Корана в казахской среде до сих пор разрешается привязывать к могильной оградке лоскутки белой материи (см. Приложение 2). Также почитаются священными камни, деревья, родники.

Не всегда мусульманская форма почитания святых была нужна для того, чтобы сохранить в исламе старые религиозные предания. Иногда они могли продолжать существовать в народных верованиях и без связи с мусульманством. Они проявляются, например, в культе священных деревьев. Религиозное почитание священных деревьев сохранилось у казахов с незапамятных времен, как, впрочем, и других предметов, выделявшихся на фоне однообразного степного ландшафта. «Все необыкновенные явления природы, – пишет Ш. Валиханов, – считают за места священные, освященные пребыванием аулие (мухаммеданского [святого]). Краевед, член Семипалатинского подотдела ИРГО Н. Коншин писал: «По рассказу г. Букейханова, киргизы называют святыми (аулие) все почему-либо резко бросающееся в глаза, все выдающиеся в степи, будь то гора особенно причудливой формы, пещера, камень, даже дерево. Молиться на таких местах особенно полезно».

За недостатком научных сведений киргизы во всем несколько отличающемся от обыкновенного, подозревают чудесную силу или свойства. Так, этнограф М.С. Бабаджанов писал: «В Орде два или три места слывут за обиталища святых угодников, потому что там вода во множестве выпускает пузыри, как от кипячения, и имеет серный запах. Множество больных стекаются к этим местам с приношением, остаются ночевать и наблюдают, что им представится во сне. Все видения сна толкуют потом в применении к излечимости или неизлечимости болезни. Неудачность подобного лечения никогда не раскрывает киргизу глаза и не разуверит его заблуждения, а, напротив, он всегда найдет чем-нибудь обвинить себя, но отнюдь не оскорбит святыни сомнением или недоверием».

Баянаульский казах Чагыбай Тасыбаев, живший в конце XIX в., рассказывал, что «в Баянауле на Аулие-тас ездят молиться больные и просто бедные киргизы, а главным образом бездетные женщины. Приезжают обыкновенно под вечер, и ночь проводят или в пещере, или где-нибудь вблизи. Богатые режут барана и мясо его варят, разложив костер у входа в пещеру. Мясо варится непременно в казане в воде из пещеры; оттуда же берут воду для омовения, пьют её и особенно поливают ею больные части тела. Вода эта, имеет целебные свойства».

По данным информаторов, в Степном крае святыми местами у казахов считаются известные мавзолеи Ходжа Ахмета Ясави, Айша-биби, Бабаджан-хатун, Алаша-хана, Бекет-ата. До сих пор среди казахов Степного края местами поклонений являются могилы Машхур Жусипа Копеева, Жандарбека Кожахметулы, Исабек-ишана, Мергалым сыныкшы, Габдулл-Уахит хазрета, Науан-хазрета и др.

Народ поклонялся таким ландшафтным объектам в Степном крае, как утес с причудливыми очертаниями – Теректы-аулие, пещеры – Кызылгурт, Бектау-ата, Конур-аулие, родники – Кошкар-ата, Чапкак-ата и др.

У казахов был распространен обычай вымаливания ребенка на святых местах. Приехавшие к святым с просьбой о помощи должны остаться здесь ночевать. Женщина должна была лечь у подножья надгробного сооружения. Святой якобы явится к женщине во сне и скажет о её будущей судьбе. Обычно эти слова паломница должна держать в строгой тайне в течение 3–7 или 40 дней, только тогда исполнятся предсказания.

По словам информатора Камзиной Шәйзат Әбділдақызы, обычно утром после сна на святом месте женщина, «оторвав небольшой кусок от головного платка своего, вешает его на дерево близ могилы покойника или же прикрепляет на кол». Офицер российской армии И.Г. Андреев приводит один случай: «Киргиз Уваковсхой волости, сын старшины Баяна, женившись на молодой и хорошей девке, живши 8 лет вместе, не имел детей: он положил обещание со своею женою сходить в Туркестан к гробу сего почитаемого ими святым; что и учинили, находясь в сем путешествии более полугода; ныне получив якобы разрешение, имеют у себя одного сына и дочь».

Надо сказать, что облик святых у казахов Степного края не совпадал с образом исламизированных святых в Средней Азии. Здесь это не вообще святые, а святые предки. Они почитались в основном в рамках определенной родственной группы.

В народном исламе степных мусульман сохранились также остатки прежнего шаманизма. «…ислам, распространившись в Казахстане, – пишет К. Бейсембаев, – не мог окончательно вытеснить первобытные шаманские верования, которые как по форме, так и по содержанию приняли в значительной мере мусульманский вид. Если при господстве шаманских представлений казахи верили в аруахов – духов предков, то с принятием мусульманства наряду с этим они стали верить в пери и шайтанов, т. е. в ангелов и злых духов земли, представления о которых культивировались исламом. В молитвах обращались не только к святым именам своих предков, но и духам мусульманских халифов, верили в шаманов и в то же время с почтением относились к мусульманским ходжам».

Выдающийся просветитель казахского народа Ш. Валиханов в статье «Следы шаманства у киргиз» писал: «Все писатели о киргизах говорят, что киргизы магометане, но держатся шаманских обрядов или что они обряды мусульманские смешивают с шаманским суеверием. Это справедливо... Все шаманские обряды, понятия, легенды, столь тесно соединенные с бытом кочевым, сохранились у киргиз в совершенной целости...».

Сонм духов у шаманистов располагался в известной системе. Во главе стояло старшее божество, за которым следовали второстепенные боги и, наконец, души предков, причем главному доброму божеству противопоставлялся и главный злой бог – шайтан. Шаманисты представляли себе загробное существование продолжением земной жизни с её потребностями и удовольствием. Поэтому покойника снабжали при похоронах всеми необходимыми ему в будущей жизни предметами, которые ему были особенно дороги».

Со временем шаманизм не только приобрел внешний налет мусульманского культа, но исламизировался по существу, утратив мировоззрения и ритуалы, находившиеся в явном противоречии с мусульманским вероучением. И, хотя шаманизм все еще сохранялся как живой институт в повседневной жизни кочевников, принявших ислам, основа шаманской веры была подорвана исламским единобожием.

Между шаманами и мусульманскими книжниками не наблюдалось серьезных идеологических конфликтов, мусульманская элита не видела в их лице конкурентов, поскольку шаманы постоянно демонстрировали свою лояльность к исламу, а население относилось к ним как к «демоноодержимым», то есть находящимся под покровительством Аллаха. Кроме того, шаманы имели сходство с суфиями в одежде и проведении религиозных ритуалов. Российский этнограф В.Н. Басилов считает, что «четкой границы между шаманством и проявлениями суфизма в народных верованиях не было. Иногда происходила даже полная кооперация шамана с дервишами. Так, казахские шаманы отчитывали психически больных, окружив больного, громко выкрикивали «Ху! Ху! Алла-ху! Алла-ху».

Многие шаманы во время камлания призывали на помощь не только своих духов, но и различных мусульманских святых. С другой стороны, некоторые элементы лечебной практики шаманов были заимствованы муллами. Они, например, совершали обряд многократного хождения вокруг больного, имеющий целью принятия на себя страданий больного, некоторые муллы чтением молитв пытались лечить психические и нервные болезни, изгоняя из больных джиннов. Информатор Юнусова Хамида поведала о том, как лечила её бабушка, которая была баксы. Например, при укусе человека собакой к месту укуса она прикладывала черный камень, по её словам привезенный из Мекки, потом укрывала человека девятью разными одеялами или вещами. Человек должен был сильно вспотеть и пролежать так весь день. В это время баксы читала молитвы (дуға), изгоняющие яд собаки из тела человека.

Казахская обрядовая культура с младенчества формировала стереотипы жизненного поведения, учитывающие глубокую взаимосвязь человека и окружающего мира. С этим сопряжены различные поверья и обряды, в том числе магические приемы, чтобы избежать зла или воспользоваться помощью сверхъестественных сил. «У шаманских народов не было грехов, в смысле христианском; человек боялся кривить совестью, потому что оттого уменьшался его скот; наступить на огонь, потому что он получит болезнь. Наказание следовало тотчас за нарушением обряда». До сих пор у казахов сохранилось очень много поверий, связанных с пеплом или золой. Так, например, на остатки костра нельзя наступать, нельзя его перешагивать и лить воду. Информатор Рахметов Магзум отметил, что эти поверья прежде всего, связаны с тем, что казахи считали: остатки костра – это дом шайтана, поэтому не стоит его тревожить, чтобы не вызвать его злость. Это, прежде всего, связано с культом огня, когда не только огонь, но и его остатки считались священными. Из этого следует, что стихийное бедствие: падеж скота, эпизо-­отию, эпидемию заразных болезней казахи считали следствием нарушения шаманских обрядов, влекущих за собой наваждение злых духов. Для предотвращения возможных вредоносных действий албасты приглашали шаманов или баксы.

Дореволюционный историк А. Левшин на основе своих наблюдений выделил несколько типов колдунов и гадателей. «Наиболее многочисленные из них называются джаурунчи, или яурунчи. Они гадают по бараньим костям, которые сначала очищают от мяса, потом кладут в огонь и жгут до тех пор, пока они обгорят и истрескаются. В трещинах, таким образом произведенных, видят они все на свете, по ним рассказывают прошедшее и предвещают будущее. Джулдузчи суть астрологи, предсказывающие и гадающие по звездам, в которых живут знакомые им духи». Известный этнограф А. Харузин выделяет ещё один тип гадателей – «рамчи (прорицатели), которые предсказывают по цвету пламени, каким пылает брошенное в огонь баранье масло».

Широкое распространение получили так называемые «баксы» – истолкователи судеб, избранники богов на земле, через которых они объявляли людям свою волю. Баксы (этимология «баксы» связана с глаголом «бакмак», что значит «лечить», или со словом бағу – «пасти», «вести», «охранять»), играя роль жрецов, в то же время занимались врачеванием. Звание баксы переходит большею частью наследственно, затем в ряды баксы вступают люди, расположенные к нервным заболеваниям, а иногда, из материальных выгод, люди совершенно здоровые. По словам информаторов, баксы обычно в трескучий мороз ходили по снегу босиком и с обнаженной головой, лизали языком раскаленные докрасна железные вещи, рассекали движением руки материю, понимали язык животных и т. п. Если баксы при таких испытаниях остается невредимым, то, значит, добрые духи покровительствуют ему. Кобыз и аса (посох) составляют необходимые принадлежности каждого из баксы.

«…Баксы призывает заколоть черного или белого барана, лёгкими которого он ударяет больного, а шкурой обвертывает его, или же больного человека раздевает догола и, обернув его циновкой, обливает сорока чашками или сорока ведрами теплой отварной воды, дает ему амулеты и т. д. …».

О них А. Левшин пишет следующее: «Всех забавнее и страшнее баксы, очень похожие на сибирских шаманов. Баксы, которых мне случалось видеть, вошел в кибитку самым тихим шагом, с потупленными глазами, с важным лицом и в рубище. Взяв в руки кобыз, заиграл, запел и начал тихо качаться. Он бился как неистовый…. Бросив кобыз, вспрыгнул, затряс головою, стал кричать пронзительным голосом и созывать духов. Наконец, выбившись из сил, умолк как мертвый. По прошествии нескольких минут, привстав, прочел молитву и начал предсказывать, основываясь на бывшем ему тогда видении».

Г.А. Берг в «Русском Туркестане» в статье «Из сонного города» сообщает свои впечатления от встречи с казахским «Баксы»: «Как известно, «баксы» – это киргизский знахарь, колдун, шаман. Баксы жжет себе тело огнем, прокалывает иглою, наносит раны кинжалом и т. п. Особенно часто его приглашают к роженицам, над которыми он практикует всевозможные истязания. Пользуясь невежеством пациента, знахарь всегда сумеет извлечь от него сколько возможно».

В тесной связи с профессией баксы находилась деятельность дуана. «Первоначальная деятельность дуана была направлена на благо ближнего. Они шествовали с духовной целью и помогали, словом и делом, бедным и сиротам. Основателем ордена дуана считался Шайхи-Бурхи, которого казахские дуана считали своим покровителем.

В сельской местности дуана встречаются до 70-х ХХ в. Об этом свидетельствуют полевые этнографические и архивные материалы, в которых сохранились имена некоторых так называемых «бродящих мулл» или дуана в Павлодарском и Семипалатинском Прииртышье – это Бейсембаев Акау, Бакиров Габбас, Исаев Шаяхмет, Токмалдинов Тлеубай, Топорбаев Алтынбек и др.

Суеверие, как составная часть языческого мировоззрения казахов, находилось в тесной связи с мусульманскими представлениями о жизни.

В. фон Герн писал: «Как дети природы – казахи очень суеверны. Настоящий степняк-казах ни за что не выедет в дальнюю дорогу в субботу и, в особенности, во вторник, считая эти дни несчастливыми и тяжелыми».

О суеверности казахов отмечал также А. Левшин: «Киргизы полагают, что каждый день зависит от особой звезды, счастливой или несчастливой, и оттого они разделяют дни на благополучные и злосчастные».

Казахи, можно сказать, были заражены суеверием. На наш взгляд, это связано в большой степени с сохранением элементов язычества. Среди казахов были распространены множество суеверий. В основном они были связаны с хозяйственным укладом жизни, необходимостью сохранить и приумножить скот. Например, чтобы стада были здоровы и размножались, нанизывали на ремешок и сохраняли треугольные кусочки, которые вырезали как метки из ушей овец, с этою же целью в кибитке подвешивали наполненные травою кусочки овечьей шкуры; детям запрещали упоминать волка, так как иначе он нападет на стадо.

Этнограф Г.Н. Потанин более детально описал этот обычай следующим образом: «хозяин вырывает клочок шерсти, сует под губы продаваемой скотины, чтобы намочить её слюной… У киргизов подобный обычай называется слекей, обтирать слюну….. шерсть со слюной зашивают в гриву коню, если она взята с коня, в гриву барана и т.д., другие вместо шерсти довольствуются тем, что оботрут слюну своим кепешем (шапкой). Информаторы свидетельствуют, что если слюну не обтереть, то скот не будет водиться; если забудут соблюсти этот обычай, то через день и более догоняют проданную скотину; если купленная скотина заболеет, а хозяин, продавший её, не оттер слюну хоть через пять дней, человек, который купил её, может по обычаю возвратить её старому хозяину и сказать: «Ты не оттер её слюну, она заболела, возьми её назад». И тот должен взять её обратно».

И в суеверных действиях наблюдается синкретизм язычества и ислама. В приведенном информатором Мағмурова Шапикена примере суеверия, прослеживаются и обычаи шаманства, и культ предков, и культ земли, и элементы ислама: «Когда кто-либо заболевал, он незадолго до восхода и захода солнца выходил из обращенных на юг дверей своей юрты, поворачивался влево и ложился во всю длину на землю, один раз на правый, другой раз на левый бок, затем вставал, обходил сзади юрты на запад, здесь проделывал опять те же две процедуры и возвращался в юрты».

В памяти информаторов сохранились многие народные суеверия, подвергшеся влиянию ислама: «Хозяевам, довольным упитанностью и молочностью своей скотины, советуют вначале выразить благодарность Всевышнему Аллаху, а лишь потом «прошептать ласковые слова и поблагодарить свою буренку – иначе сам же и сглазишь свою скотину», «Большой грех устраивать стирку в святой для мусульман день пятницу», «Нельзя показывать пальцами на луну – несчастья могут обрушиться на семью».

Казахи долго продолжали сохранять традиционное миропонимание, для которого характерна особая роль ритуала, выполнявшего функцию связующего звена между миром предков и миром живых людей. Ритуал лежал в основе жизнебытия кочевника, сопровождал все основные вехи жизни казаха – рождение ребенка, создание семьи, смерть. Его составляющие мало изменились даже и тогда, когда самосознание казахов стало включать принадлежность к миру ислама. Ритуал, обрядность, проводимые в соответствии с шариатскими нормами, являются основными символами религиозности у мусульман. Сюда включаются обряды семейного цикла: «жаназа» (похоронный обряд), «никах» (венчание), «азан» (имянаречение), «суннет» (обрезание), а также «хадж» (паломничество). Важнейшие исламские религиозные праздники: по окончании месяца поста – Ураза-айт и по окончании хаджа Курбан-айт также требуют выполнения определенных ритуалов.

Рождение ребенка сопровождалось ритуалами, носившими и отголоски язычества и ислама. В родильной обрядности казахов сохранялся культ божества плодородия Умай, который символизировал добрый дух, покровительствующий младенцам. По данным информаторов, родившемуся ребенку, еще не перешедшему в колыбель (бесик), мать приговаривает: «Не мои руки – Матери Умай, Умай-ана ждала и приветствует тебя в этом мире».

По сообщениям информаторов, страдания, которые преследовали беременную женщину, казахи связывали с действиями Албасты, назначение её: делать зло на земле, и роженицы в особенности подвергаются ее вредному влиянию. Чтобы по возможности облегчить роды, женщины запасаются от мулл тумарами. Иногда, по древнему обычаю, киргизы бросают кусок бараньего жира в огонь и, пока он горит, молятся и просят облегчить мучения роженицы. Тотчас же после разрешения женщины от бремени убивают барана, шейный позвонок которого на 40 дней вешается в кибитке. Это делается для того, чтобы «шея новорожденного укрепилась и была также крепка, как у барана».

Для того чтобы дать имя новорожденному, приглашали муллу. Обыкновенно ребенку давали имена в честь авторитетных людей, отдавая предпочтение тем, которые век свой жили в достатке и отличались храбростью. Постепенно среди казахов увеличилось число имен мусульманских святых. Многие информаторы отмечали, что люльку ребенка обвешивали талисманами, состоящими из лоскутов бумаги и совиных перьев, исписанных разными молитвами, чтобы охранить ребенка от нечистых духов.

Языческие обычаи, связанные с женщинами, гармонично дополняли мусульманские предписания. В свадебной обрядности также наблюдается синкретизм исламских и доисламских элементов. Брак, не венчанный муллой, считался у казахов недействительным. Религиозный обряд бракосочетания по шариату в казахском языке называется «неке кию». Неке – это акт, когда после произнесения определенных слов разрешается иметь супружеские отношения. У казахов неке проводился в доме невесты или по договоренности в доме жениха. Информаторы обращали внимание на то, что обычно для этого выбирали четные дни середины месяца. Нельзя было делать неке, а также свадьбу в конце месяца. Желательно, чтобы свадьбу делали в полнолуние или в начале нового месяца.

Угощения, приготовленные для религиозного обряда бракосочетания, называются «неке ас». Обязательными для этого угощения считались: өрік – изюм, күріш – рис, қант – сахар, бауырсақ. Их уносили домой как гостинцы, и старались угостить своих сыновей, дочерей: «Чтоб сын вовремя женился, чтоб дочь удачно вышла замуж». Бауырсак является одним из древнейших кушаний, унаследованное от кочевых тюркских предков.

Проповедь о святости хлеба проводится в виде простых нравоучительных рассказов. Информатор Жакауова Зекен поведала нам о том, что: «Хлеб главнее и важнее Корана. Можно доставать Хлеб, наступив на Коран, но нельзя доставать Коран, наступив на хлеб…» Другие информаторы считают: «Святы и хлеб, и Коран». Многие верят в способность хлеба молиться, просить Всевышнего о здоровье и благополучии семьи и, вообще, о приумножении и прибавлении. Может быть, поэтому в иных местах во время праздничной трапезы скатерть с хлебом оставляют открытой, а на поминках – закрытой.

Священное отношение к хлебу отмечают многие информаторы, что нашло отражение в казахских табу: «Нельзя играть с хлебом. Нельзя одной рукой отламывать хлеб – это позволительно разве что инвалиду, потерявшему руку».

Погребение умершего было довольно сложным и, по мнению С. Руденко, производилось «по мусульманскому обычаю в день смерти или на следующий день». По этнографическим исследованиям Н. Зеланда, умерших хоронили на другой же день после смерти. Современный исследователь казахского ислама А. Нургалиева считает: «Вопреки нормам шариата, согласно которым умершего требуется похоронить как можно скорее, в большинстве районов Казахстана сохранялся обычай хоронить покойника на третьи сутки. Правило обязательного присутствия на похоронах представителей всех генеалогических групп, с которыми родственники покойного связаны экономическими, брачными или иными контактами, оказывались сильнее мусульманского правила безотлагательного захоронения».

Сразу после смерти человека помещали в отдельную юрту, если же оставляли в жилой юрте, то тело располагали в её правой половине. Описание прощания с умершим дал Г. Ибрагимов: «Большая юрта полна народу. Вдоль кереге сидят казахи и заплаканные женщины в белых покрывалах… В центре, головой к кибле, ногами к двери, лежит …тело Байтюре, завернутое поверх савана в одеяло и кошмы. Лицо его закрыто полотенцем …слева от дверей до почетного места, сидит духовенство». Н. Зеланд также писал об одевании на умершего согласно мусульманских правил специально подготовленного родственниками савана.

В Тобольских епархиальных ведомостях встречается статья «О казахах и киргизах, населяющих Акмолинскую и Семипалатинскую область», в которой вновь говорится, что «кладут покойника, предварительно обмыв его и обвернув его в белую материю». По наблюдениям же А.И. Левшина, казахи еще в начале XIX в. хоронили покойника в повседневной одежде.

После омовения совершался мусульманский обряд жаназа (заупокойная молитва) и проводился обряд «передачи грехов усопшего» – ыскат. Некоторые казахские этнографы не считают этот обряд мусульманским, видя в нем доисламское происхождение (А.Т. Толеубаев, А.Х. Маргулан, Х. Аргынбаев). А.Т. Толеубаев при этом ссылается на то, что о передаче грехов от одного тела к другому не сказано в Коране, и, согласно исламской догматике, каждый человек отвечает за свои грехи сам.

Информаторы описывали обряд ыскак следующим образом: «По древнему поверью, к двери дома, где лежал покойник, на цветном шнурке подводили обычно семь или девять лошадей. Их приносили в жертву. Впоследствии лошадей заменили другими животными, но не резали, а раздавали бедным, которые, сидя у ног покойника и держась за один конец цветного шнурка, клялись, что примут на себя грехи покойного. Позднее этот жертвенный скот обычно забирали муллы, которые читали так называемый «ыскат». Выход на первый план в этом обряде служителя исламского культа засвидетельствован Н.И. Гродековым: «... немедленно после омывания трупа к нему подводят с правой стороны верблюда и, перекинув повод через труп мулле на другую сторону, говорят ему: «Мы тебя назначили для очищения от грехов по молитве, берешь ли на себя грехи усопшего по исполнению намаза. Мулла три раза отвечает, что берет, и получает верблюда или лошадь». Когда все готово к погребению, мужчины заворачивают труп в кошму и в сопровождении муллы несут его к могиле, которая роется, большей частью, возле дороги или реки, чтобы удобно было посещать её.

При положении трупа в могилу его ступни, согласно мусульманским традициям, должны быть обращены в сторону Мекки. Во многих областях Казахстана отмечена ориентация погребений на север. Так, это отмечают в своих исследованиях П.С. Паллас, А.А. Диваев, Б.В. Костров, А.М. Балаубаева-Голяховская. В Западном Казахстане и Букеевском ханстве, по данным К.А. Кастанъе, все захоронения ориентировались строго по оси запад – восток.

Уважение к местам погребений у казахов почти достигает степени религиозного культа. Вместе с мусульманством, а быть может, и раньше, с соприкосновением казаков с туркестанской оседлой культурой, казаки стали сооружать монументальные надмогильные сооружения бейт, во многих случаях подражающие или буквально копирующие мечети. Таких бейт в казахской степи мы знаем немало. Примерно, на полпути между озером Зайсан и городом того же имени возвышается над степью монументальная Сатбай-мола – надмогильное сооружение знатного казака [казаха – Р.Г..

Поминовение усопшего у казахов совершается на седьмой день (жетысы), на сороковой день (қырқы) и по истечении года (жылы). Годовые поминки справляются сравнительно редко. В несколько лет раз бывают большие поминки – ас, в память особо выдающихся казаков. Исследователь С. Руденко описывает ас Бутабая қажы: «В степях между Алтаем и Тарбагатаем живет память о последнем ас, справлявшемся по древнему обычаю в память скончавшегося в 1896 году Бутабая Жаркына или Бутабая хажы из племени найман. Ас этот продолжался три дня. На него съехался весь бывший Зайсанский уезд и из заграницы от Чугучака и Урумчи. Для гостей было поставлено триста кибиток в несколько рядов. На каждую кибитку для угощения гостей было выдано по одной лошади и по одному барану. В особой кибитке муллы читали Коран».

Это был наиболее важный и торжественный казахский праздник, он сопровождался скачками, конноспортивными играми и борцовскими состязаниями. Исследователи ХVІІІ–ХIХ вв. отмечали обычай умерщвления на годичных поминках любимого коня умершего, а затем хранения черепа животного в качестве оберега, что является отголоском культа коня. В религиозном мировоззрении западносибирских татар, в их верованиях много общего с казахами, отмечает Ф.Т. Валеев. Это результат многовековых взаимодействий, взаимовлияний этих двух родственных тюркских народов в процессе хозяйственной деятельности. Важную роль в этом сыграли такие факторы, как общность территории, языка, нравов и обычаев и т. д. Поэтому и в оберегах татар Сибири наблюдается много общего с оберегами, бытовавшими у казахов. Так, по верованиям казахов, локтевая кость могла заменить для скота пастухов, т. е. оберегать скот от волков и воров. Голова филина, ноги и перья «защищали» от злых духов, для этого их привязывали к юрте и колыбелям детей, «... от «худого» глаза и языка носили камень, называемый «исек тас», т. е. «ослиный камень». Подобные обереги…. встречались и у сибирских татар».

Эти и другие примеры показывают синкретичность погребально-поми-­нального комплекса обрядов, который включал лишь некоторые мусульманские черты (участие в обряде мулл, чтение молитв, глав из Корана). Некоторые обряды выглядели мусульманскими лишь по форме, а другие не испытали практически влияния ислама. В поминальной обрядности у казахов был выражен доисламский культ предков. По-видимому, суть этих обрядовых действий состоит в своеобразном синкретизме мусульманских представлений о душе с доисламской, шаманистской по своей природе. Погребальный обряд не стал полностью мусульманским, а был лишь мусульманизирован, сохраняя многие черты прежней обрядности.

Жертвоприношение в казахском быту также называют тасаттык. В «Киргизской степной газете» указывается, что «еще во времена шаманизма киргизы приносили тасаттык богам. Для этого они из стада выбирали сытого барана и убивали его камнем, что показывает само название: тас – камень, аттық – бросали».

Этнографические данные свидетельствуют о том, что в качестве жертв преимущественно использовались верблюды, лошади, бараны, быки с определенными приметами. Например, верблюд должен быть белым, баран – с лысиной на голове и т. д. По мысли казахов, только шаман, обладающий способностью во время экстаза угадывать требования богов, может сказать, какой жертвы требует дух, какими особенностями должен отличаться приносимый в жертву скот. Техника жертвоприношения требовала, чтобы не ломали и не затрагивали костей, а вылущивали бы их из суставов. Казахи строго придерживались этого способа при закалывании животных. Жертвоприношение сопровождалось молением и чтением отрывков из Корана, в нем активное участие принимали муллы.

Казахи верили в то, что если заболеет человек, то никакие лекарства ему не помогут, пока не будет умилостивлено божество, наславшее болезнь. Ради излечения больного после различных манипуляций шамана, череп скота, принесенного в жертву, выносили в степь. Р. Карутц писал: «Если киргиз встретит их на своем пути, он обходит их, но скрывать или зарывать их в землю не принято». Описание жертвоприношения для изгнания злых духов из больного имеется у В.В. Радлова. «Такие жертвы они называют курбандык или садака и, таким образом, смягчают их языческое содержание», – писал Ш. Валиханов. Здесь при сохранении сути обычая поменялось только имя, название, и обычай приобрел псевдомусульманский вид.

C.Б. Броневский писал о казахах Средней Орды: «Праздников никаких не соблюдают. Обрезание, похороны, женитьбы сопровождается едою и скачкою на лошадях, борьбою и беганием пеших; в сем только и заключаются киргизские празднества».

Андреев И.Г. также считал: «Праздников, положенных по закону, не почитают; да они их и не знают; а празднество и торжество бывает при совершении брачном и на поминках, и все оно состоит наиболее в пище, питии и конском ристании».

Праздник Наурыз не относят к исламским, и, действительно, никаких исламских ритуалов в этот день не проводилось. Однако, иногда, с целью почтить память святого Кыдыра или Дикан-баба (Деда-земледельца), а также умерших предков, кто-нибудь из знающих стариков читал отрывок из Корана. Б.К. Басилов считает, что внедрение мусульманского пророка Хызыра (Кыдыра) на место Деда-Земледельца является одним из проявлений исламизации аграрной обрядности. У казахов-скотоводов, которые тоже праздновали Наурыз, на первый план выходил культ плодородия в широком смысле слова, и в своих обрядовых песнях они пели о желании получить благословение старца Кыдыра.

Однако по мнению этнографа Н.А. Томилова, наиболее широкое распространение среди современных тюрков Сибири имели Ураза-айт и Курбан-айт.

Эти праздники были важным явлением, так как они исполняли функцию народного праздника, являясь «поводом» для общения, взаимных поздравлений, благопожеланий – айтшлау, праздничных угощений.

В «Киргизской степной газете» рассказывается о празднике Рамазан: «По окончании поста мусульмане устраивают праздник, называемый «айт». Так киргизы называют праздник Рамазан, следующий за постом того же имени. …За несколько дней до айта замечается всеобщее оживление. Для стоянки муллов выбирается самое удобное место. Женщины – вечные работницы - приготовляют баурсаки, лепешки, готовят кумыс и айран. Аксакалы и пожилые мужчины разъезжают по аулам, расспрашивая или сообщая, когда будет айт. Бозбалы (подростки) и жигиты подготовляют скакунов. Девушки с утра до вечера занимаются шитьем обновок».

Религиозные праздники настолько гармонично вошли в быт казахов, что признаются уже как народные. Специфика соединения ислама с этнической духовной культурой казахов не имеет ничего общего с исламским фундаментализмом и представляет собой уникальный опыт прогрессивного направления в мусульманской религии.

Ислам оказал серьезное влияние на семейную жизнь казахов, на обряды жизненного цикла. С появлением в казахской степи мулл из мусульманских обрядов наиболее последовательно проводился обряд обрезания.

А. Левшин писал, что казахи «совершают оное над детьми своими от 3 до 10 лет их возраста». Этнограф Р. Карутц приводит другие данные о времени проведения обрезания. Он утверждает, что оно производится «у киргизов между седьмым и одиннадцатым годом». Ш.Ибрагимов считает, что «мальчиков подвергают обрезанию не прежде, как им минет 4–12 лет».

Обязанность делать обрезание возлагалась на специально подготовленных к этому искусству мулл и состояла в том, «что делали бритвой поперечный надрез крайней плоти и затем отделяли ее. Отрезанный кусочек вешали снаружи кибитки, который там засыхал, и на него больше не обращали никакого внимания. Ранка посыпалась золой от сожженной чистой тряпочки, над ней ставили сосуд для защиты ее от трения и затем мальчика оставляли спокойно лежать на спине. Для отправления естественных потребностей ребенка под его постелью вырывали в полу кибитки углубление. Недели через полторы–три рана заживала».

При исполнении обрезания мулла прочитывал молитву как священный обряд религии. В условиях кочевой жизни трудно было соблюдать мусульманские нормы, и отступления от нормативных исламских традиций наблюдались во всем комплексе повседневности. Поведение человека основывалось больше на внимании к внешним образам, чем на внутреннем религиозном чувстве.

Не было строгого соблюдения среди казахов пяти основных религиозных обязанностей мусульманина (пяти столпов ислама). Так, зякет либо вообще не собирался, либо превращался в обычный налог, присваиваемый местными правителями.

Очень многие казахи считали, что хадж в Мекку вполне можно заменить посещением одной из могил местных святых. Паломничество в Мекку требовало больших расходов, было небезопасным, поэтому вполне можно понять прагматичный подход кочевников к этому предписанию ислама и причины признания возможности этой замены в ханафитском толке ислама.

М. Красовский писал: «Киргизы иногда бессознательно следуют обрядам магометанской религии, сказать про совершающего намаз киргиза, чтобы это был магометанин, а не язычник, положительно нельзя».

В «Заметках о религии киргиз» также отмечается: «От поколения к поколению у них передаются только правила о том, сколько раз нужно молиться в день, каким образом при молитве нужно держать себя, сколько раз кланяться, куда обращаться лицом, как соблюдать пост…. из всех их нравственных правил главное – молись в указанное время, и Аллах даст все, другой морали, истекающей из религии, Вы у них не найдете». Крайне редко родители учили своих детей правилам религии. Переход знаний мусульманских норм из поколения в поколение происходил практическим путем, дети видели, что делают их отцы, и сами делали то же.

Недалеко от аула на ровном месте казахи собирались на молитву. Мулла высоким голосом пел азан (призыв к молитве). Молящиеся сидели правильными рядами и внимательно следили за каждым словом и за каждым движением муллы. Но не всякий аул имел муллу. Поэтому чтение молитв происходило в основном во время приезда мулл, или «один из почетных стариков, более знающий закон, пять раз в сутки, выйдя из юрты, громко кричал некоторые молитвы. Тогда все, оставляя занятия, повергались на колена и несколько молились, – но полагая себя последователями Пророка, не оставили еще языческих обрядов». По наблюдению А. Левшина, «по большей части всякий молился, когда и где хотел». Население Казахстана подспудно понимало, что отсутствие единого мусульманского центра ведет к ослаблению, вернее к слабости позиции ислама в Казахстане, поэтому все чаще раздавались в конце XIX в. требования о мусульманском управлении. Специфика хозяйственно-культурного типа у казахов Степного края не могла не отразиться на строительстве культовых сооружений. В Степном крае получили распространение так называемые малые мечети. В мечети мусульмане читали намаз. Надо заметить, что, согласно основным положениям мусульманского вероучения, каждая мечеть, будучи по своему назначению молитвенным домом, представляла вместе с тем и странно-приемный дом. Практически при каждой мечети имелись мектебе и медресе. В архивных документах имеются описание мечетей. В фондах ГАОО была обнаружена схема мечети в Каркаралах (см. Приложение 3). Число культовых сооружений в Степном крае было невелико, и их организация в подавляющем большинстве случаев была связана с деятельностью татарского духовенства.

Таким образом, обширное изучение источников доказывает неправомерность суждения об индифферентности казахов к исламу. Кочевой быт не был препятствием для распространения ислама среди казахов. На смену язычеству с многочисленными богами, пришел ислам с единобожьем и простыми обрядовыми ритуалами. Адаптация ислама проявлялась даже в том, что в степных условиях, где был дефицит воды, допускалось омовение песком. Ислам максимально прижился в сознании казахов. В конце – начале XX вв. в Степном крае происходила довольно интенсивная религиозная жизнь с соблюдением правил бытового ислама.