"Лунный Страж"
Вид материала | Закон |
- Эрик Френк Рассел Содержание Инфо: Оригинал: "i am Nothing", 1952. Перевод: "Звездный, 275.27kb.
- И. С. Кон «Лики и маски однополой любви. Лунный свет на заре». – М.: Ооо «Издательство, 2111.96kb.
- Солнечный и лунный год. Рождение детей Нут Pa и Апоп, 1763.41kb.
- И. В. Рак Мифы Древнего Египта, 1904.9kb.
- Лунный Свет + тел: (495) 514-55-70/71, 740-42-33, 282.44kb.
- Тема Модели статистической взаимосвязи и их корреляционно-регрессионный анализ, 254.95kb.
- «Памятка туриста, выезжающего за границу» уважаемые господа!, 890.96kb.
- Ледяной цветок Глава 1 Лунный свет, 868.35kb.
- Положение о проведении фестиваля по восточным танцам «лунный свет 2011», 66.84kb.
- Райчел Мид, 3100.52kb.
*Молитва Розария заключает в себе краткий пересказ основных событий (фрагментов) Евангелия. Молитва состоит из четырех частей — радостных, светлых, скорбных и славных тайн. Каждая часть включает в себя пять событий из жизни Христа и Девы Марии. Розарий Девы Марии читается в октябре.*
После странного признания Тана об ожидании встречи там, за гранью, Страж на какие-то мгновения испытал растерянность. Он не был уверен, что понял человека правильно. И затаился, словно в засаде, мудро рассудив, что жизнь покажет все яснее…
Так оно и вышло. После безумного приступа отчаяния, случившегося с Таном, все, вроде бы, пошло давно заведенным путем-чередом: охота, дозоры, проверка ловушек. Стая ревновала Стража к человеку, видя, что он уделяет ему все больше и больше своего внимания. Тану же, похоже, было все равно… Страж привык засыпать и просыпаться под торопливый лихорадочный шепот Тана, обращенный к мертвой статуе. Пожалуй, Тан так не считал, и, поняв, что его странный хозяин не против, продолжал приносить к подножию Мадонны цветы, а потом, когда буйное лето начало клониться к зрелости, и плоды, лесные ягоды. Страж же никак не мог понять, почему юный рыцарь упорно пытался оживить неживое, принося дары, пытаясь украшать грубую подделку человека. Речей Тана, обращенных к Деве, он не понимал вовсе, язык был чужим, принесенным из-за моря. Но, если рыжеволосому так нравилось, то пусть забавляется. Тогда Стражу казалось, что любовь человека к призрачной Деве будет препятствием на пути желаний полу-волка. Это было глупым заблуждением…
Даже в глубине сердца Страж не мог себе признаться, что ему мучительно больно смотреть, как светлеет лицо Тана, обращенное к Мадонне, как сильные руки нежно и осторожно прикасаются к поверхности статуи, меняя покров на Даме, убирая ее свежими цветами. Грубая деревянная раскрашенная кукла вызывала в Страже гнев и раздражение. Разбить он ее не пытался только потому, что боялся, что, если не будет идола, которому Тан принес обет, то он просто уйдет из его дома.
Ему все тяжелее и тяжелее становилось находиться рядом с Таном в замке. Он пытался бросить его одного с Дамой, оставить наедине с придуманной любовью, уйти прочь, в лес, чтобы хоть немного облегчить боль. Для бессмертного Стража душевная боль была незнакома… Он просто не понимал, что это такое. Когда Тан поддавался на уговоры не выходить в дозор, то Страж уходил далеко в лес и, разогнав стаю, чтобы не покалечить особо любопытных, просто пытался повалить выбранное им очередное огромное дерево голыми руками или разрубить замшелый, грубо изломанный многими годами жизни ствол пополам. Ему всегда это удавалось. Но тяжелая физическая усталость облегчения не приносила. Страж должен был возвращаться в замок, чтобы услышать глуховатый голос Тана, окликающий его по имени. В то же время полу-волк понимал, что он может переломить могучий дуб, как прутик, превратив кожу на руках в кровавое месиво, но юного рыцаря он сломать не сможет. Насилием и принуждением невозможно добиться искреннего ответа друга. А значит, надо было ждать…
Постепенно цветы у подножия Девы исчезли. Просто потому, что осень пришла. И перед статуей Тан начал раскладывать зеленые еще ветви, полные алых ягод. Кровь на бархатной зелени весны. Лето умирало. Листья деревьев стали рыжего цвета, как волосы Тана. Воды были холодны и прозрачны. Лес становился все призрачнее, деревья словно истаивали перед ожиданием зимней смерти. Это было самое опасное время: непроходимые сугробы еще не покрыли горные перевалы и лес, а дни стояли длинные и ясные, как раз для лазутчиков…
Страж всегда удивлялся бесстрашию очередных искателей приключений. О перешедших через перевал Лунного Стража он никогда не слышал. Даже если бы он ослеп, оглох, потерял разум и выпустил из рук свой меч, то все равно остались бы посты пограничной стражи в долине, а там ребята церемониться не привыкли. Впрочем, Страж был далек от того, чтобы переложить исполнение части Договора на них. Но, тем не менее, посередке осени смельчаки считали прямо-таки своим долгом проверить охрану Королевства на прочность. Страж не знал, что творили с нарушителями его братья, все-таки очень давно не было никакой связи с ними, но от него живым еще никто не уходил. Кроме одной болезненно-острой детали: сейчас Страж безумно боялся отвратить Тана от себя жестокостью. Он в расправе над нарушителями был жесток. Точнее, жестоко-справедлив. Первым он никогда не нападал, давая неразумным существам прервать свой путь и повернуть обратно. Другое дело, что огромный Страж, вышедший в одиночку против немаленького отряда обученных воинов, попервости страха не вызывал. Да и стая серых тварей, сопровождавшая Лунного стража по пятам, тоже не вызывала большого ужаса. Волки-переростки без разума и разработанной тактики убийства. Не так это было, ох, не так! Стая Стража, выросшая возле своего владыки с молочной щенячьести, была обучена не только примитивным навыкам схрона и загона жертвы. Они все обладали разумом значительно большим, чем обычные серые лесные лобастые твари. А за ними еще и стоял разум много повидавшего полу-человека, полу-волка. Поэтому шансов не было ни у одиночек, ни у больших отрядов.
Да только в этот раз все пошло не так. Рядом со Стражем оказался Тан. И расширившимися от ужаса осознания сути своего Обета глазами он смотрел на разрываемые тела людей, успевших только вытащить оружие. Свистнули стрелы: двое лучников не потеряли навыков боя от страха. Страж жестко толкнул рыцаря в сторону, сбрасывая его в груду облетевших листьев, выводя из боя. Юный мечтатель не был нужен ему ни для защиты, ни для нападения… Через несколько мгновений все было кончено. Живых не осталось. Из стаи пострадало несколько зверей, но раны были не слишком опасны, Страж оставил их лечение до возвращения в замок. Тан, поднявшийся с колен, бесцельно бродил среди разбросанных мертвецов, пытаясь найти ответ на какой-то свой вопрос. Наконец, он поднял бледное лицо, зелень глаз пронизывала, словно копье:
− Они же люди!
Страж молча кивнул головой. Да, люди. Но чуждые Королевству.
− Это же не честный бой, а бойня! Невозможно натравливать на рыцарей зверей, ты должен был принять бой сам!
Лунный Страж пожал плечами. Дурость какая!
− Это противоречит всем правилам рыцарской чести!
Тан захлебывался словами, разочарование в Обете было слишком велико…
− Если то, что произошло, тебе не по нраву, ты всегда можешь уйти. До первого снега у тебя еще есть время…
− Нет…
И такая обреченность была в этом отрицании, что в груди Стража больно защемило.
− Ты же не раб, ты можешь выбирать…
− Нет!
Огромный полузверь, словно ослепнув в одно мгновение, неловко повел головой, пытаясь поймать в прорези забрала лицо юноши. Он не понимал, не мог постигнуть.
− Обет был дан мной добровольно, и никто не сможет меня от него разрешить. Только смерть…
Страж устало стянул с лица надоевшую серебряную маску. Не надо бы было о смерти здесь, где лежат еще недавно бывшие живыми…
− Чуть в стороне, за деревьями есть небольшой родник, иди к нему и подожди меня там…
− Зачем?
− Мне нужно смыть кровь…
Тан вздрогнул, как от удара плетью. Похоже, Страж, не желая того, всколыхнул гладь души юноши и из глубокой бездны на волю пытались вырваться страшные чудовища, до этого мирно спавшие в черной глубине.
− Иди…
Стражу надо было действительно смыть кровь. С травы и кустов. И уничтожить трупы. Обычное дело… Если этого не сделать, то лес может очень сильно отомстить. Не дело поджигать свой дом, чтобы только согреться.
Он вышел на полянку, где пробивался живой струей родник, через краткое время. Волчья магия была еще и этом: прятать следы своих преступлений. Впрочем, Страж так никогда не считал.
Тан сидел возле самой воды, живой веселой струей бившей из-под земли. Звонкий голос родника успокаивал и дарил надежду. Плохо, что бой произошел так близко от заповедного места. Не дело крови мешаться с живой водой…
Страж молча присел рядом, на мгновение коснувшись плеча человека, скрытого в стальной мешанине дорогих доспехов. Ждал, что Тан отодвинется брезгливо. Но он даже не повернул голову в сторону Стража. Звонкий лепет воды пытался разогнать мрачное молчание, повисшее между ними.
− Это часть Договора. И мой долг перед Королем. Как бы ты не относился к этому…
Не дело было пытаться объясниться с короткоживущим, но иначе Стражу было бы совсем муторно. В силу долголетнего опыта ведения боя он просто перестал замечать мучительные последствия своих побед. А теперь оказалось, что хвастаться нечем. Зеленоглазый долго молчал, потом ответил неохотно:
− Я не думал, что обязанности Стража столь… − И поперхнулся словами, видимо, поняв, с кем говорит.
Полу-волк не испытал даже ярости, так велика была усталость после боя, так тяжко было на душе.
− Долг. Не обязанность. Долг… По-другому уже и быть не может. И не надо судить о том, чего не в силах понять…
Тан внезапно поднялся на ноги.
− Пора возвращаться…
Страж покорно склонил голову. Тоненькая нить надежды рвалась с каждым словом, сказанным с обеих сторон. Тан не сможет принять сущности полу-человека. Он просто не пожелает этого сделать.
Стая теснилась чуть в стороне, и Страж время от времени ловил внимательные взгляды его подданных. Нельзя. Так нельзя! Зверям невозможно показать свою слабость. Тот, кто слаб, утратит право быть вожаком. И тогда за то, чтобы возвратить это право, придется биться. Независимо от того, кто ты: зверь или человек.
В этот вечер Тан отказался есть и надолго приник к подножию статуи своей Девы. Привычные слова молитвы, обращенной к ней, раз за разом прерывались, Тан замолкал и переходил с чужой речи на ту, которую Страж мог понять. Рыцарь опять и опять пытался объяснить бесстрастной игрушке те события, что произошли днем, путался в словах, снова переходил на незнакомый язык молитвы и снова сбивался. Страж внимательно вгляделся в лицо вырезанной из дерева. Оно было неживым. Блики от факела скользили поверх деревянной личины, не в силах оживить темные глаза златокудрой. Она не желала слышать оправданий. Она не принимала раскаяния Тана. Она… не жила. Превратилась в одно мгновение в то, чем и была на самом деле: в кусок дерева, раскрашенный ярмарочным живописцем.
− Тан, оставь ее. Она не желает тебя слушать. Возможно, завтра…
Страж осторожно положил огромную руку на плечо юноши. Ему было жутковато. Он все время боялся причинить Тану боль своим прикосновением. Слишком большой, слишком жестокий, слишком не человек…
Тан поднял лицо, склоненное над судорожно сжатыми вместе ладонями, костяшки пальцев были белыми от напряжения. И полные умирающей зелени глаза на бескровном лице. Слез не было, только яркая зелень глаз, мерцающая в неровном свете, словно россыпь драгоценных камней.
− Это всего лишь изображение. Идол. Деревянная кукла. Она не может слушать. Игрушка…
− Тан!
− Такая же иллюзия, каким был и мой Обет ей… Кровь пролилась. Твой Долг оказался кровавым…
Страж кивнул лохматой головой цвета прошлогодней листвы:
− Да. Все так… Но в любом бою бывает смерть. Ты ведь рыцарь и должен понимать это.
Пряди рыже-лисьих волос скрыли лицо юноши. Он не был согласен со Стражем. Было что-то в этой расправе нечеловеческое. Волчье…
− Возможно, что ты прав. – Страж всей звериной сутью уловил безмолвный посыл разума Тана. – Но ведь я наполовину волк, ты должен знать это по старым легендам о Стражах Королевства.
− Пустые забавные сказки!
− Ровно такие же, которыми вы сопровождаете свою жизнь, поклоняясь мертвецу и его ученикам!
− Не смей!!!
Страж отшатнулся в сторону от полного отчаяния взгляда Тана. Тонкое полотно надежды и понимания рвалось, словно рубище нищего.
− Обнимая и пытаясь пробудить чувства у неживого деревянного идола! – Вся ненависть Стража к Деве Тана прорвалась сейчас. Она, она, она была виновата в ссоре, в том, что Тан сам не свой от горя, в том, что, когда ему понадобилось утешение, она предала, бесстрастно улыбаясь краешками губ.
Тан схватил кинжал и замахнулся. Огромное тело Стража внезапно двинулось навстречу. Полу-человеку уже было все равно, тонкие нити симпатии и понимания были разорваны в один миг. Оставалось одно: или изгнать Тана из замка, или обратить весь его гнев и отчаяние на себя. Лунный Страж хотел раз и навсегда избавиться от мучительного ощущения нестроения в своей жизни, болезненной чувствительности во всем, что касалось рыжеволосого.
С жалобным звоном кинжал вылетел из руки Тана. А потом… Страж не сумел сдержать свою ненависть. Деревянная фигурка Девы полетела на пол, покатилась по серому камню пола с жалким глухим дребезжащим звуком, словно кусок полена. Разбить Страж ее не успел, Тан повис на его плечах, обхватил руками, не давая двинуться. Совсем близко, возле правой щеки – прерывистое неровное дыхание Тана, светлые волосы щекочут щеку. Благоухание роз, исходящее от прядей рыжих волос. Воспоминание… Этих цветов давно уже нет у подножия Мадонны. Полные отчаяния глаза…
Грубые жесткие ладони, едва коснувшиеся висков рыцаря. Страж даже приласкать его не смог, побоялся причинить боль. Тан не отшатнулся тогда, спасая свою Деву, он был готов на все, чтобы только удержать Стража возле себя, не дать раскрошить деревянного идола. Полу-волк нашел в себе силы даже усмехнуться про себя: Тан, похоже, был готов платить за незыблемость своих заблуждений. На мгновение Страж прижал к себе рыцаря совсем не дружеским жестом, испытывая границы дозволенного, юноша стоял неподвижно, не давая противнику довершить начатое и не пытаясь отстраниться и вырваться из странных объятий. Глупая деревяшка по-прежнему валялась на каменных плитах.
Страж выпустил Тана из объятий, как из тесной клетки, шагнул из освещенного пространства, прячась. Виноватым он себя не считал, но следовало немного обдумать все произошедшее.
Юноша поднял деревянную подделку человека, установил ее опять возле своего ложа, накинул покров, собрал разбросанные ветви. Яркие бусинки ягод, рассыпанных по полу и раздавленных в пылу ссоры, алели на полу, как капельки крови. Стая затаилась в углу и пока не вмешивалась в ход ссоры, хотя, будь на то воля Стража, атаковала бы Тана в то же мгновение.
Молчание расползалось по углам замка как ядовитый туман. После всего, что произошло, говорить не хотелось ни человеку, ни Стражу. Только бешеный взгляд откуда-то из темноты, сжигавший спину Тана, давал понять, что Страж притаился и ждет подходящего мгновения для нападения. Юный рыцарь сбросил на пол шкуры со своего ложа, прилег на каменный холод. Попытка наказать себя? За что? Для прямолинейного разума Лунного Стража подобное было диким.
Страж выжидал еще некоторое время, прислушиваясь к неровному тяжелому дыханию Тана, через какое-то время дыхание стало ровным, похоже, заснул. Серой тенью Страж скользнул из темноты, подошел ближе, поднял мех, набросил сверху на спящего. Тан мгновенно поднял голову, сел. Он не спал. Мрачный ждущий взгляд полу-человека и полный обиды рыцаря встретились. Страж попытался отшатнуться назад, спрятаться от пронизывающего взгляда, который он не мог вытерпеть. Привычный мир рушился…
– Подожди…– Голос Тана походил на злобное карканье. Страж замер на границе света и тени. – Я хочу, чтобы ты понял…
Стражу пришлось шагнуть в круг, освещенный огнем.
– Ты не можешь разрешить меня от моего Обета. И, даже разбив Мадонну, ты не уничтожишь саму клятву.
Полу-волк молча слушал, упрямо наклонив голову.
– То, что я видел сегодня… Это не изменит ничего. Обет был принесен. И вернуться назад я просто не смогу. Я очень прошу не нападать на нее. Это всего лишь маленький кусочек памяти.
– Почему ты связал себя? – Иногда Страж ошибался и в очень простых фразах.
– Тогда мне было все равно, куда последовать, лишь бы уйти из того мира, в котором умирают из-за несправедливости.
− А разве в мире есть справедливость?
Тан растерянно посмотрел во внимательные ждущие глаза Стража. Такого вопроса он от зверя просто не ожидал.
− Я верил, что есть. Любил своего короля и королеву, избрал возлюбленную Даму. Все было так. Та, которой был принесен обет верности, умерла. Никто не виноват, Божья кара за грехи. Вымер тогда почти весь город. Но она-то божьей кары не заслужила!
Страж молча кивнул. Отголоски прокатившегося по стране страшного мора доносились и до границы. Но ему-то было все равно, это были дела людей.
− Тогда я дал свой Обет. И нашел тебя. Но ведь и здесь − то же самое. Кровь, смерть…
− Все верно. Чтобы защитить Королевство, я должен проливать кровь. И моя стая – тоже, хотя уж им-то до людских дел…
− Ты не понимаешь!
Страж пожал плечами. Он действительно не понимал.
− У Девы лицо моей возлюбленной. Так уж вышло, мечта мастера воплотилась в образ…
Тан словно поперхнулся. Потом все-таки закончил:
− Он никогда ее не видел. И все же сотворил ее, дав жизнь после смерти…
Страж злобно вгляделся в лицо раскрашенной куклы. Так бы и выгрыз дырку в непокорном дереве! Но нельзя. Это окончательно добьет Тана. Значит, нельзя.
− Я понял, не беспокойся. И больше не трону твою Мадонну… Уже поздно, пора спать. Будь добр, подложи под себя меховое одеяло. То, что ты заснешь в холоде, никаким образом не послужит искуплением всего, что было.
− Оставь меня… Пожалуйста…
Страж лишь пожал плечами. В ярости он отступил назад, во тьму, злобным рыком выгнал за двери стаю. Не хотел, чтобы звери видели его в растерянности. Отчаянно болело в груди. У людей там располагается сердце, так удобно брать его на прицел. А что болело внутри у получеловека?
Та ночь… Она напоминала засаду и ночной бой, и любовное свидание, и встречу непримиримых врагов. По-другому и быть не могло. Страж испытывал отчаянное желание и страх быть отвергнутым, Тан нуждался в любви… Впрочем, в чем именно нуждался Тан и какие мысли бродили в золотоволосой голове, Бог весть, похоже, он и сам иногда не знал, чего именно хочет.
Возможно, Страж сумел бы смирить себя и в ту, первую ночь, да и в последующем, но Тан снова разрыдался во сне. Он отчаянно цеплялся за свою гордыню и свою веру; бодрствуя, упорно лгал самому себе, лгал и Стражу, отстаивая целесообразность своего горького Обета; но во сне, когда душа говорит с Богом и умершими, он просто уже не мог лгать.
Тан рыдал. Горькие рыдания прорывались сквозь пелену меховых одеял, лишь чуть приглушавших звук плача. Сильный молодой мужчина рыдал, подобно маленькому мальчику, от ощущения несправедливости и безумного одиночества среди людей, среди зверей.
Страж поднялся на ложе, прислушиваясь. Он не спал, пытаясь хоть как-то оправдать то, что позволил пришельцу слишком больно затронуть его сердце. Полузверь давно считал, что его душа и сердце канули в воспоминаниях о прежней жизни, ан, нет: они были живы и отчаянно болели. А сейчас, столкнувшись с невозможностью хоть как-то преодолеть разрыв между ним и Таном, он никак не мог понять, что делать дальше. Неизвестность страшила…
Приглушенные рыдания доносились по-прежнему из угла Тана. Внезапно решившись, Страж встал и подошел ближе: Тан свернулся клубком на каменном ложе, глаза были закрыты. Он плакал, поддавшись слабости лишь по ту сторону сна.
Самые первые прикосновения… Ладони Стража были грубыми от касаний оружия изо дня в день, из века в век. Огромная сила, скрытая в теле получеловека-полузверя, могла в одно мгновение смять хрупкое тело молодого воина. И надо было все время помнить об этом. И Страж помнил. Поэтому он очень осторожно поднял спящего Тана на руки и перенес с холодного камня на деревянный помост своего ложа. Тан, просыпаясь, между сном и явью, попытался рвануться из легкого кольца рук Стража, тот лишь вздохнул. Легкое прикосновение к вискам рыжеволосого, словно касание крыльев бабочки. В ответ – растерянный взгляд зеленых глаз. И попытка поцеловать плачущие глаза, вытереть дорожки слез со щек поцелуями. Гнев, внезапно вспыхнувший в ставших осмысленными глазах юного рыцаря, и молящий взгляд серо-черных глаз зверя. Они не говорили друг с другом, им было достаточно прикосновений, звериного чутья Стража, обостренного одиночеством и болью восприятия Тана.
− Я не… − Фраза отрицания не смогла сорваться с губ Тана, задушенная полным отчаянной надежды поцелуем. Долгий взгляд в глаза Стража, словно попытка увериться, что для полузверя это не простая игра… Видимо, полный отчаяния и жажды любви взгляд убедил Тана.
Сердце Стража дрогнуло от восторга, он сумел почувствовать, что сопротивления не будет. Слабый вздох, приподнявший плечи юноши. Он сдавался, прямо и бесповоротно, по одному ему известным причинам, но … Ладони человека коснулись, словно в зеркальном отражении, лица Стража, изучая его, словно не было месяцев жизни рядом. И были покрыты поцелуями, и попались в плен жестких рук.
Очень медленные прикосновения друг к другу, пока лишь попытки снять одежду, рассмотреть друг друга поближе. Темная загорелая кожа Стража. Снежно-белая кожа Тана, лишь руки были покрыты легким золотистым загаром. Пара шрамов возле самого сердца у полу-человека. Нежнейшая кожа на груди у Тана и злой блеск серебряного распятия на цепочке, оказавшегося в ямке между ключиц. И мгновенное движение пальцев Стража, скинувшего с шеи Тана ошейник его Бога. Тан не успел воспротивиться, оказавшись через мгновение прижатым к ложу всей тяжестью тела полузверя. Стражу надоело играть…
Полные изумления глаза юного рыцаря. Страж торопливо покрывал поцелуями тело возлюбленного, со страхом ожидая, что сейчас его изгонят из рая. Просто потому, что Тан не сможет ответить на ласки мужчины. Но молодое сильное тело предавало своего хозяина раз за разом, оно жаждало любви и неважно, кому предназначались ласки.
Более уверенные движения рук полузверя, он подбирался к нежной теплоте паха, ласки становились все более уверенными. И ответные осторожные движения Тана, он просто бродил ладонями по груди и спине Стража, пожалуй, он был отчаянно смущен и растерян. Только потом, значительно позже, после всего, что произошло, Страж понял одну вещь, в которой Тан не признался бы и под пытками: он был девственен. Касалось ли это женщин, Бог весть, но мужчина к телу Тана не прикасался ни разу. Впрочем, если бы Страж знал это заранее, то, скорее всего, с испуганным и виноватым визгом отступил бы, как нашкодивший щенок.
Страж уже не мог терпеть, заставляя ласками испытать возбуждение и Тана, ему хотелось чего-то большего. Твердое терпение и ласка – так подчиняют себе зверя… И так же заставляют неопытного возлюбленного пройти вместе с собой через узкие ворота телесного удовольствия. Провести между Болью и Страхом, не дав коснуться ни тому, ни другому души дорогого существа. Тан растерянно мотнул головой, когда полузверь повернул его внезапно на живот и заставил встать на колени, опереться руками в изголовье ложа. И вздрогнул от ужаса и стыда, когда почувствовал пальцы Стража, коснувшихся самых потаенных местечек. Впрочем, это длилось всего несколько мгновений. Краткая боль, чувство неуверенности и страха, и ощущение болезненного удовольствия. Тяжелое тело полузверя, нависшее над Таном, мерные его движения, только усиливающие странные ощущения. Резкий рывок и синхронное чувство освобождения: Страж сделал все, чтобы партнер успел за его разрядкой и сумел получить удовольствие, возможно, несколько другого свойства, но, тем не менее…
А потом… А потом Страж не смог остановиться, целуя прокушенные от сдерживаемого крика губы возлюбленного, понуждая его раз за разом к любви. И Тан не пытался сопротивляться желаниям своим и Стража почти до самого утра, пока просто не обвис на руках полузверя во время очередных ласк, забывшись сном тяжело уставшего человека…
И Мадонна смотрела со своего пьедестала полными гнева и горечи очами на непотребство, творившееся непосредственно перед ней. И кровавым блеском отливал в отражающихся языках пламени очага серебряный крест, снятый с груди Тана.
А утром на землю пал первый снег, слишком ранний для этого края. Приглушил звуки, покрыл беспорочной белизной черную стылую землю, бесплотный предзимний лес. Накрыл, прощая, бело-синим покрывалом с серебряными звездами кровь, грязь, грех…