Geum.ru

Книга на сайте

Вид материалаКнига

Содержание


С. Ф. Ахромеев.
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   17

С. Ф. Ахромеев. Читатель, ознакомившись с большей частью книги, наверное, удивлен. Один из авторов — военный, да еще занимавший должность начальника Генерального штаба, а ведет речь преимущественно о встречах и спорах с отечественными и иностранными политическими деятелями, о переговорах по сокращению вооруженных сил и вооружений. Может сложиться впечатление: занимался ли он вообще должным образом, будучи на такой ответственной должности, укреплением обороноспособности страны? Такой перекос в восприятии написанного действительно может получиться, если забыть о цели книги, как авторы ее определили, — рассказать о советской военной политике и связанной с ней области внешней политики.

Но, конечно, при всей важности военно-политических решений, разработанных в целях успеха нашей внешней политики и прямо влияющих на состояние обороноспособности страны, не они, естественно, были главными для Министерства обороны и Генерального штаба и в годы перестройки. Деятельность Генерального штаба в нашем государстве имеет свои особенности. На них в пределах возможного следовало бы остановиться. Думаю, они будут небезынтересны для читателя. Необходимо также хотя бы очень кратко рассказать, что представляли собой Вооруженные Силы СССР в 1988 году. Ибо этот год был для них переломным.

Если очень сжато охарактеризовать работу Генерального штаба в целом в 80-х годах, то она состояла главным образом в решении четырех больших групп вопросов.

Первое. Анализ и оценка обстановки в мире, выработка позиции совместно с другими ведомствами по военно-политическим вопросам внешней политики, касающимся, в частности, переговоров по ограничению и сокращению вооружений с США и другими государствами блока НАТО, урегулирования региональных проблем. Военное сотрудничество со странами «третьего мира», равно как и та часть деятельности организации Варшавского Договора и взаимоотношений с другими социалистическими странами, в ходе которой для решения военных вопросов было необходимо согласие политического руководства.

Второе. Выработка советской военной доктрины и осуществление ее на практике, о чем частично говорилось выше. Работа по постоянному поддержанию на должном уровне боевой готовности Вооруженных Сил. При всей важности для руководства Генштаба остальной его деятельности, эта всегда была основной. [176] Разработка планов строительства армии и флота и контроль за их выполнением после утверждения руководством государства. Планирование применения Вооруженных Сил для отражения агрессии. Развитие инфраструктуры армии и флота (базирование флота, дислокация войск, аэродромная сеть, создание складов и запасов материальных ресурсов). Организация и ведение разведки. Создание системы управления и связи. Организация, планирование оперативной подготовки и ее осуществление. Организация научной работы в области военной стратегии и оперативного искусства. Работа по поддержанию порядка и укреплению дисциплины в войсках и на флоте.

Большая часть и этой деятельности требовала тесного взаимодействия с Генеральными штабами государств — участников Варшавского Договора.

Всякие очень распространенные сегодня рассуждения о самостоятельности и даже самовольстве военного руководства в строительстве Вооруженных Сил или в планировании их применения — это досужий вымысел нынешних лидеров «новых демократов», стремящихся скомпрометировать армию и флот, либо совершенно некомпетентные взгляды депутатов — военнослужащих, пытающихся в один миг подняться в своем знании к опыте строительства армии и флота с парты дивизионной партийной школы и с инструкторского места летчика учебного центра ВВС до решения глобальных и региональных военно-политических и стратегических проблем. При этом некоторые из них вовсе не желают ни учиться, ни набираться опыта, ни прислушиваться к мнению других. Таково, к сожалению, сегодня время — профессионализм часто заменяется дилетантизмом, митинговщиной и политиканством.

Третье. Организация и планирование совместно с другими военными ведомствами, Военно-промышленной комиссией Совмина СССР научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ в области вооружений и военной техники. Сотрудничество с Академией наук СССР и ведущими конструкторами систем оружия. Обеспечение ежегодных поставок новых систем оружия в армию и на флот. В ходе этой работы я имел счастье познакомиться и тесно взаимодействовать в течение многих лет с замечательными учеными, работавшими на нужды обороны, и крупными организаторами оборонной промышленности.

Четвертое. Оказание постоянной плановой помощи народу и государству в строительстве объектов народного хозяйства, а также чрезвычайной помощи в случаях стихийных бедствий и экстремальных ситуаций. Ежегодно выделялись силы и средства для содействия деревне в уборке урожая. [177]

Постоянно возникали и другие вопросы, связанные как с внутренним развитием страны, так и с изменением обстановки в различных районах мира, но указанные четыре группы вопросов были главными. Как можно судить даже только по их перечислению, объем работы Генштаба был громадный и разнообразный. Поэтому при подборе руководителей Генерального штаба (начальника и его заместителей) всегда учитывалось, что эти люди должны обладать должной общей подготовкой, широким кругозором, высокой работоспособностью, самоотверженностью, нравственностью и преданностью делу, интеллектом и интеллигентностью.

Наряду с этим генерал и адмирал, входящие в состав руководства Генерального штаба, обязательно должны обладать самостоятельностью мнения и мышления. Человеку, робеющему перед старшими, особенно перед политическим руководством, боящемуся высказать и отстоять свое мнение, в Генеральном штабе делать нечего. Подхалим и даже просто человек слабовольный может принести там огромный вред делу.

Кроме того, эти руководители должны иметь войсковой (флотский) опыт работы, познать на себе воинскую службу, «поесть кашу из солдатского котелка», поработать в нижестоящих штабах, а также в должностях командира и командующего. Только такой руководитель сможет принимать правильные решения и давать дельные советы.

Перед руководством Генштаба постоянно возникает много крупных сложных вопросов. И, как правило, под- готовка к их решению связана с многочисленными согласованиями, встречами и спорами с заинтересованными ведомствами. При этом требуется проявлять и твердость, и гибкость, и терпение. Нередко приходится сталкиваться и осложнять отношения с политическим руководством.

Руководители Генштаба в течение рабочего дня должны, как правило, принимать участие в решении двух-трех крупных проблем, принять 20–25 человек по неотложным текущим вопросам и решить их, ответить на 100–120 звонков по телефону и отработать (прочесть, подписать, отредактировать, отрецензировать) буквально груду документов. Словом, для этой работы необходимы крепкое здоровье и выдержка. [178]

Особенно много требуется от начальника Генштаба. Такой орган управления, как Генеральный штаб, обладающий традиционно высоким авторитетом и большими правами, если внимательно не анализировать, не контролировать систематически и вовремя не корректировать его работу, может превратиться в бюрократическую машину, работающую преимущественно на себя. Если говорить откровенно, определенная доля бюрократизма в таком большом аппарате всегда есть. Искоренить ее очень трудно. Важно, чтобы эта доля оставалась не опасной для дела. Живая связь с войсками и флотом, забота об их нуждах, понимание процессов, происходящих в низовых звеньях армии, и позитивное воздействие на них — решающее условие успеха в работе. Зависит все это в очень большой степени от опытности, волевых качеств начальника Генштаба, его постоянных контактов с командующими войсками и флотами. И, конечно, необходимо взаимопонимание между ним и министром обороны.

Только на этой основе возможно поддержание на должном уровне качества работы, а следовательно, и авторитета Генерального штаба. Живой и постоянной связью с войсками и флотами обеспечиваются продуманность, эффективность предложений Генштаба, касающихся как будущего развития оборонного потенциала, так и требований сегодняшнего дня. Он в своей работе исходит из интересов Вооруженных Сил в целом и государственных интересов. Именно Генеральный штаб является основным препятствием ведомственности. Такая принципиальная позиция вызывает в повседневной жизни немало нареканий от Главнокомандующих видами Вооруженных Сил, от Министерства иностранных дел, от министерств оборонных отраслей промышленности, от конструкторов систем оружия, да и мало ли еще от кого. С жалобами на Генштаб обращаются к министру обороны, Генеральному секретарю ЦК КПСС (теперь к Президенту). Их положение тоже нелегкое. Разобраться, кто прав, часто очень нелегко. Претензии предъявляют ведомства и люди влиятельные, и говорят они вроде бы дело. Но Генеральный штаб, если он изучил глубоко вопрос и убежден в правоте, должен стоять на своем. В работе начальника Генерального штаба это, пожалуй, самое трудное. Не один начальник Генштаба в нашей истории именно из-за этого терпел в конечном счете неудачу. [179]

Много усилий начальник Генерального штаба тратит на обеспечение высокого качества выходящих из вверенного ему учреждения материалов и документов. Конечно, качество работы зависит от знаний, компетентности сотрудников. Но оно обеспечивается и постоянной высокой требовательностью. Трудно вести работу на должном уровне, а совершенствовать ее еще труднее. Руководители Генерального штаба — это постоянные редакторы и корректоры направляемых в высшие инстанции и в ведомства материалов.

Генеральный штаб всегда выступал как генератор новых идей, развивающих военное дело, так и в качестве организатора осуществления наиболее важных практических мероприятий, обеспечивающих боевую готовность армии и флота на необходимом уровне.

Остановлюсь теперь подробнее на оперативной (т. е. профессиональной) подготовке Главнокомандующих войсками направлений, командующих и штабов военных округов и групп войск, осуществляемой министром и Генштабом.

Организация оперативных учений является одним из основных способов, обеспечивающих их профессиональную подготовку. Может быть, для читателей-военных изложенный мною материал покажется очевидным, элементарным. Но для людей невоенных, думаю, он будет небесполезным и представит определенный интерес.

Проводятся эти учения как многозвенные (многостепенные) ежегодно с выходом в поле. Участвуют в них командующие и штабы военных округов, командующие и штабы армий, командиры и штабы некоторых дивизий. К этим учениям для проверки выполнимости принимаемых решений и временных нормативов привлекаются дивизии, полки и батальоны сухопутных войск, части военно-воздушных сил, войск ПВО и силы флота. Развертываются полевые средства управления и связи. В конце 1986 года, как говорилось выше, была принята новая (оборонительная) советская военная доктрина. Ее содержание было доведено до сведения офицерского состава армии и флота. Но возникла необходимость проверить реальность основных требований доктрины на войсковых и флотских учениях.

С этой целью на 1988 год было запланировано проведение в марте одного оперативного (фронтового) учения с Группой советских войск в Германии под руководством начальника Генерального штаба и в сентябре — октябре более крупного учения с участием войск и флотов в западной части страны под руководством министра обороны. На оба учения привлекались значительные силы войск и флотов. [180] В соответствии с новой доктриной они посвящены были оборонительной теме. Но если учение с Группой войск было односторонним (на другой стороне лишь обозначались войска НАТО), то осеннее учение было двусторонним. Разумеется, в том же 1988 году со всеми другими военными округами и флотами также проводились учения, но два упомянутых выше носили принципиальный характер. Продолжительность обоих учений составляла 10 суток. Замыслы и материалы учений разрабатывались за 6–8 месяцев до их начала. Они тщательно готовились, рассматривались и неоднократно обсуждались.

На обоих учениях большое внимание уделялось изучению «предвоенной» обстановки. Теперь она отличалась от той, какая была на проводившихся ранее учениях. Раньше оборонительным действиям отводился только их первый непродолжительный период. Теперь же они составляли содержание учения в целом. Меры по подготовке обороны намечались перед «агрессией» противника. На всех этапах учения отрабатывалась оборонительная операция, проводившаяся в течение трех-четырех недель. С такой детализацией и продолжительностью оборонительные действия у нас не отрабатывались уже много десятилетий.

Войсковые и флотские учения, проводимые по методике, принятой в Советских Вооруженных Силах, проходят непрерывно, без каких-либо пауз. Они насыщены большой динамикой действий и являются большим умственным, моральным и физическим испытанием как для руководителя и штаба руководства учением, так и для обучаемых. Для руководителя учения и штаба руководства учение является испытанием потому, что они обязаны так организовать его и поставить обучаемых в такие условия, так разыграть боевые действия, чтобы была создана обстановка, возможно близкая к реальной в ходе войны. Руководство обязано создать такую обстановку, чтобы обучаемый принимал решения, отдавал приказы, контролировал и добивался их выполнения, как на настоящей войне.

Подготовить и поучительно провести оперативно-стратегическое и бперативное учение — это очень большое искусство. Оно накапливается каждым военным руководителем постепенно, по мере его службы, и является огромным бесценным опытом. Именно в подготовке и проведении таких учений в мирное время в наибольшей степени проявляются талант и способности военного человека как крупного руководителя. Подготовленный в мирное время к таким действиям военачальник, как правило, проявляет себя должным образом и на войне. [181] И даже в глазах подчиненных офицеров и генералов руководитель в мирное время только тогда приобретает настоящий служебный и моральный авторитет, когда он умеет готовить и проводить командно-штабные, войсковые (флотские) учения и маневры. И подчиненный командующий (командир) только тогда приобретает авторитет у своего начальника, когда он показал себя на учениях умелым, энергичным и инициативным. При этом создается взаимная уверенность, что в тяжелый час, когда придется Родину защищать, они оба до конца выполнят воинский долг, в том числе и друг перед другом

В ходе войсковой жизни в мирное время и офицеры узнают друг друга лучше всего именно на учениях. Так крепнет в мирное время войсковое товарищество, столь необходимое для совместной службы и еще больше в тяжелую годину, в дни испытаний на войне.

Мы, военные руководители 70–80-х годов, участвовали в Великой Отечественной войне молодыми. После ее окончания нас воспитывали те полководцы, которые в военное время командовали корпусами, армиями и фронтами.. Эти люди умели учить и командиров, и войска. Тяжелая, даже жестокая, я бы сказал, была эта учеба. Много нам пришлось в свое время пота пролить и выслушать строгих, резких, насмешливых и... нередко грубых замечаний. В деле боевой и оперативной подготовки военачальники Великой Отечественной войны были неумолимы. Но зато постепенно они из молодых офицеров смогли выковать настоящих военных руководителей.

Мы, выдвинувшись через 20–25 лет после 1945 года на руководящие посты, исходили в боевой учебе из наставлений Маршала Советского Союза Г. К. Жукова. Вот одно из них: «Приятно было, когда... учение приносило ощутимую пользу его участникам. Я считал это самой большой наградой за труд. Если на занятии никто не получил ничего нового и не почерпнул знаний из личного, багажа старшего начальника, то такое занятие, на мой взгляд, является прямым укором совести командира и подчеркивает его неполноценность»{24}.

Однако вернемся к оперативному учению в Группе войск в Германии. На нем действия всех — от командующих до командиров подразделений — проходили в обстановке, максимально приближенной к боевой. [182] Они действовали на своих защищенных и полевых пунктах управления, принимали решения, ставили задачи подчиненным, в том числе и на местности, организовывали войсковое взаимодействие. Штабы в полном объеме проводили всю работу по подготовке боевых действий.

Войска в соответствии с решением командующих и командиров перемещались, вели оборонительные работы, организовывали систему огня, вели боевые действия. Словом, задействованы были все — от командующего до солдата. При этом на них постоянно воздействовал «противник», данные о «действиях» которого представлялись руководством учения и с которыми обучаемым приходилось считаться.

На отдельных этапах учения напряжение достигало такого накала, что обучаемые забывали, что они на учении. Создавалось впечатление, что ведутся настоящие боевые действия.

Вспоминаю, как главнокомандующий группой войск генерал армии Б. В. Снетков организовывал и проводил на шестой день учений фронтовой контрудар двумя армиями на Магдебургском направлении. И он, и штаб фронта были настолько поглощены отражением воображаемого наступления противника, подготовкой авиационных ударов, артиллерийской подготовкой и выдвижением двух армий в исходный район для нанесения контрудара, что, казалось, все, в том числе и руководитель, забыли о том, что это учение. Шло как бы военное противоборство двух сторон.

В ходе учения были отработаны действия войск фронта перед началом и в начале «агрессии»; при отражении наступления противника в тактической зоне обороны и в оперативной глубине. Операции по отражению «агрессии» осуществлялись вплоть до исхода третьей недели «войны». На каждом этапе учения (а их было три) реально вводились в действие части сухопутных войск, ВВС, войск ПВО и силы флота, производились ввод в сражение вторых эшелонов и нанесение различной силы контрударов.

Действия войск отрабатывались только по решениям командующих. Поэтому руководство учением постоянно корректировало свои планы и розыгрыш действий в соответствии с решением Главнокомандующего группой войск и командующих армиями. Для этого требовалось серьезно уточнять и ставить новые задачи посредникам при командующих, штабах и войсках, дополнительно инструктируя их. [183]

Учение проводилось, исходя из реального боевого состава группы войск (19 мотострелковых и танковых дивизий, пять авиационных дивизий) и сил и средств Национальной народной армии ГДР. За противника на учении «действовали» Северная и Центральная группы армий вооруженных сил НАТО. Учение показало, что в существующем боевом составе и при достигнутом уровне боевой подготовки войска Варшавского Договора могли с достаточной мерой надежности оборонительными действиями не допустить глубокого вклинения сил НАТО и успешно вести боевые действия по отражению агрессии.

Командующие и штабы продемонстрировали удовлетворительный уровень подготовки к руководству войсками.

В ходе учения я встретился с министром национальной обороны ГДР генералом армии Гейнцем Кесслером. Мы с ним были старыми друзьями. Он много лет занимал пост начальника Главного штаба ННА ГДР, и в течение всего этого времени нам не раз приходилось работать вместе. Это человек кристальной честности. Я всецело ему верил. Мы с ним одногодки. Родился и воспитывался он в семье коммунистов. В годы его юности фашизм в Германии господствовал. В июле 1941 года (в самое тяжелое для нас время), будучи солдатом вермахта, он перешел линию советско-германского фронта и сразу включился в борьбу против фашистов вместе с нами. После победы, будучи членом Компартии Германии, а позже членом СЕПГ, настойчиво и целеустремленно трудился на благо немецкого народа. Гейнц Кесслер — настоящий друг и союзник. Он из тех людей, которые борются за свои коммунистические убеждения до конца. Я никогда не верил, не верю и сейчас, что он мог совершить какие-либо непорядочные поступки, злоупотребления, в которых его пытались обвинить при свержении Э. Хонеккера и установлении нового режима. И власти вынуждены были выпустить его из тюрьмы, прекратить судебное преследование ввиду отсутствия каких-либо оснований для этого. Но сейчас он вновь оказался в тюрьме. Перед такими людьми мы в долгу.

На разбор учения были приглашены начальник Главного штаба ННА ГДР генерал-полковник Фриц Штрелитц и другие ведущие сотрудники штаба. С Ф. Штрелитцем я также проработал много лет вместе, и между нами установились товарищеские отношения.

Учение дало хороший импульс командованию Группы войск в Германии, руководству армии, командирам дивизий и полков для поддержания войск в должной боевой готовности. Получили удовлетворение от его проведения и те, кто руководил учением. [184]

Но уезжал я из ГДР с тяжелым сердцем, с чувством тревоги и беспокойства, которые вынес от встреч с министром обороны ГДР Г. Кесслером и начальником Главного штаба Ф. Штрелитцем. Они выражали тревогу и непонимание некоторых аспектов нашей внешней политики и взаимоотношений между Советским Союзом и ГДР. Они мне откровенно говорили, что некоторые советские газеты и журналы вели дело на подрыв социализма в ГДР. Мне пришлось, в свою очередь, сказать им, что нам непонятен консерватизм Эриха Хонеккера. Разве не видно, что напряжение в ГДР растет, люди требуют перемен, и невозможно этого не замечать? Но откровенного разговора с немецкими товарищами не получилось, так как и они, и я были связаны позициями своего политического руководства и должны были соблюдать лояльность и корректность прежде всего по отношению к своим руководителям.

В соответствии с упомянутым выше планом во второй половине сентября в западной части территории Советского Союза было проведено еще более крупное оперативно-стратегическое учение. В его рамках состоялось несколько учений, носивших практический и исследовательский характер. В нем участвовали управления нескольких военных округов и двух флотов. Оно было двусторонним, на нем решались более крупные, стратегические вопросы. Руководил им министр обороны СССР. На обеих сторонах действовали войска, военно-воздушные силы и силы флота численностью в несколько десятков тысяч человек с большим количеством вооружения.

Кроме этих двух учений заместителями министра обороны были проведены учения с другими военными округами и флотами. Этим завершилась в Вооруженных Силах учебная программа 1988 года. Таким образом, в течение года требования новой оборонительной военной доктрины были доведены до генералов, адмиралов и офицеров не только теоретически, в докладах, на лекциях и совещаниях, но и практически — путем организации учений и морских походов. К исходу 1988 года для Советских Вооруженных Сил новая военная доктрина была освоена не на словах, а на деле.

Поскольку 1988 год был переломным для Вооруженных Сил и в последующий период они стали далеко не такими, какими были к концу 1988 года, необходимо хотя бы кратко сказать о них. [185]

К началу 1988 года численность Вооруженных Сил СССР (армии и флота) составляла 4,2 млн. человек. Они имели отработанную структуру — пять видов Вооруженных Сил (ракетные войска стратегического назначения, сухопутные войска, войска ПВО, военно-воздушные силы и военно-морской флот). При этом отдельно были выделены стратегические ядерные силы, в которые входили ракетные войска, соединения ракетных подводных лодок и тяжелых бомбардировщиков. Организационно они находились в своих видах Вооруженных Сил, но управление ими осуществлялось по вполне понятным причинам централизованно. Остальные силы и средства организационно были объединены в военные округа, группы войск, объединения войск ПВО и флоты. В соответствии с планами отражения возможной агрессии против нашей страны и наших союзников армия и флот были соответствующим образом дислоцированы и развернуты. Войска и авиация, оснащенные наиболее современным оружием и имеющие наиболее полную штатную численность личного состава в мирное время, входили в состав войсковых групп, дислоцированных в ГДР, Чехословакии, Польше и Венгрии. Они же являлись и неотъемлемой частью Объединенных Вооруженных Сил Варшавского Договора. Такие же войска были развернуты в Монгольской Народной Республике. В других регионах страны — на Юге, Востоке и на Севере — войска были в меньшей степени укомплектованы личным составом. Из флотов наиболее сильными были Северный и Тихоокеанский. Такое развертывание соответствовало нашей прежней доктрине и «холодной войне», которая велась в те годы между Организацией Варшавского Договора и Североатлантическим союзом.

Определенные соединения и части всех видов Вооруженных Сил несли постоянное боевое дежурство. В готовности к применению, измеряемой несколькими минутами, находились стратегические ракеты на земле и под водой, а также тяжелые бомбардировщики на аэродромах. Осуществляли боевое дежурство подразделения ПВО. К отражению возможной агрессии были готовы и сухопутные войска, и боевая авиация в приграничных районах.

Все эти средства управлялись через соответствующие системы управления, осуществляющие боевое дежурство. Вооруженные Силы воспитывались и готовились в духе преданности своему народу, Советскому Союзу и Коммунистической партии, в духе гордости за свою Родину, за боевую славу армии и флота. [186] Мы добивались, чтобы все в армии и на флоте чувствовали себя наследниками победителей в Великой Отечественной войне. Разнообразными формами и методами воспитания обеспечивалось единство солдат и матросов, сержантов, старшин, офицеров, генералов и адмиралов. Это общее понимание того, что все граждане на равных служат своему Отечеству и что их воинская служба нужна народу, было и является нашим огромным достоянием.

Вооруженные Силы осуждали поругание наших боевых традиций, антиармейскую истерию, которые уже начали проявляться в 1988 году. Они отвергали попытки внести раскол между солдатами и офицерами, офицерами и генералами. Все эти действия (это стало заметно уже и тогда) были направлены на подрыв боевой готовности с далеко идущими целями.

Армия и флот имеют отработанную систему подготовки офицеров. Высшие военные училища со сроком обучения 4–5 лет выпускают офицеров с высшим общим и средним специальным военным образованием. По окончании училища через 6–10 лет службы офицер может поступить в военную академию, где он получает высшее военное образование. После этого перед ним, если он трудолюбив, обладает организаторскими способностями, умеет работать с людьми, открываются широкое поле деятельности и перспективы продвижения по служебной лестнице. Существует, кроме того, система специальных курсов усовершенствования, которые в среднем каждые пять лет проходит офицер в должности от командира батальона и выше. Наконец, есть Академия Генерального штаба для подготовки высшего командного состава Вооруженных Сил. Система военного образования сочетает учебу со службой; предусматривает приобретение офицером опыта командной и штабной работы, политических знаний. В результате такого совмещения учебы и службы в наших Вооруженных Силах выковываются умелые, профессионально хорошо подготовленные, преданные своему народу и Отечеству офицеры. Как подтверждает жизнь, на них Родина может положиться.

Должным образом организована подготовка прапорщиков, мичманов и сверхсрочно служащих — профессионалов, занимающихся воспитанием солдат и сержантов, и специалистов по сложным системам оружия. [187]

Солдаты и сержанты — военнослужащие срочной службы комплектуются за счет призыва с двухгодичным сроком службы в соответствии с Законом о всеобщей воинской обязанности. Большинство из них в течение пяти месяцев проходят подготовку в воинском учебном подразделении и получают специальность, после чего полтора года служат в боевой воинской части. Индивидуальная подготовка каждого сочетается с подготовкой в составе отделения, экипажа, расчета, а затем в составе подразделения и части, что позволяет иметь одновременно и подготовленного специалиста, и слаженные подразделения и войсковые части.

В частях боевая подготовка идет пять дней в неделю, ежедневно по 6 часов. Шестой день недели отводится на обслуживание техники и хозяйственные работы.

Войсковая часть (например, мотострелковый полк — 1500–1600 человек, около 400 боевых и транспортных машин) — это очень сложный войсковой организм. Задача офицеров — сделать воинами молодых гражданских парней, объединить их в отделения, взводы, роты и батальоны. Задача эта вроде бы простая: организовать их жизнь по уставам и боевую подготовку. Но за всем этим нередко стоит изнурительный тяжелый труд. Полк — коллектив, где каждого нужно накормить, обуть, одеть, разместить в казарме, обеспечить свет, тепло, баню. Ведь большинство таких полков размещены вдалеке (иногда за много десятков километров) от населенных пунктов. Хозяйство совершенно самостоятельное. Нужно обеспечить и духовные потребности военнослужащих: кино, телевидение, книги, газеты. Полк, образно говоря, — это учебное заведение, где людей учат воинскому делу. Поэтому у него своя собственная учебная база: полигон, танкодром, стрельбища, танковые огневые городки, учебные поля. На них идет боевая учеба. Техника постоянно используется. Половина боевой учебы проходит ночью. Большое количество используемого оружия и различных видов машин требует периодического ремонта. Для этого в полку имеются свои ремонтные мастерские.

Как говорил маршал Г. К. Жуков, скрашивает труд офицера, является наградой за него то, что последний видит, как подчиненные ему парни становятся воинами, а батальон или полк — управляемой, умелой и маневренной боевой единицей, которая может выполнить любую задачу. Есть у строевого офицера святая обязанность — забота о подчиненном. Офицер должен быть для солдата и сержанта, пока они служат в армии (на флоте), не только командиром, но и, образно говоря, отцом. [188] Он его вводит в воинскую семью, постепенно приучает его к воинской службе, закаляет парня и формирует из него воина-мужчину. Откровенно говоря, большинство строевых офицеров посвящают этой благородной миссии свою жизнь без остатка. 50-летняя служба в армии убедила меня в том, что только при такой подвижнической работе можно стать настоящим офицером. И такому офицеру мать и отец, будущая жена солдата будут благодарны всю жизнь за то, что помог его возмужанию, его становлению как личности.

Моральный потенциал советских людей огромен. Они в массе своей бесстрашны и прямо глядят в глаза смертельной опасности. Солдат, сержант, офицер и генерал неприхотливы, выносливы и готовы к лишениям. Это еще раз подтвердил опыт боевых действий в Афганистане. Наш воин может выдержать огромные физические нагрузки и перегрузки. Взаимовыручка осталась законом нашей воинской жизни. Все это было, есть и остается достоянием советского народа.

Сегодня мы переживаем тяжелое, даже страшное для Родины время, когда перевертыши и приспособленцы позволяют себе оскорблять Вооруженные Силы, чернить их. Мы далеки от утверждений, что наши Вооруженные Силы не имели и не имеют недостатков, в том числе и серьезных. К сожалению, недостатки были, а теперь их еще больше. Но недобросовестные люди ничего, кроме недостатков, в нашей армии не хотят видеть, более того, они объявляют их коренными неизлечимыми пороками, требуют на этой основе замены высшего командного состава, ломки Вооруженных Сил, введения наемной армии. Всю огромную работу, проводимую офицерами по воспитанию миллионов наших парней патриотами своей Родины, физически и морально сильными людьми, они начисто отрицают.

Армия и флот явно перегружены дополнительными обязанностями, которых не имеют современные армии других крупных стран. Для вооруженных сил других стран строительство как крупных военных сооружений (военные, военно-морские базы, аэродромы, объекты систем военного управления), так и объектов жизнеобеспечения (военные городки, казармы, жилье офицерам, культурно-бытовые учреждения и др.) ведут частные строительные фирмы, услуги которых оплачиваются военными ведомствами. У нас государство этого сделать не может. Для этого не хватало и сейчас не хватает ни материальных ресурсов, ни рабочей силы в отдаленных районах страны. [189] А ведь армия и флот по вполне понятным причинам дислоцируются в основном именно в этих районах. Поэтому решением правительства несколько десятков лет назад у нас созданы военно-строительные части, которые, находясь в подчинении Министерства обороны, строят для войск и сил флота то, что в других странах делают частные фирмы. Мало того, сотни тысяч военных строителей, объединенных в соответствующие части, до сих пор возводят заводы, фабрики, жилые дома и другие объекты для народного хозяйства, для советских людей. Но ответственность за их функционирование возложена на Министерство обороны.

Естественно, в таких частях, занятых преимущественно строительными работами, а не боевой подготовкой, слабее офицерский состав, гораздо ниже дисциплина. Именно здесь чаще всего дает о себе знать «дедовщина», имеет место до 40% происшествий со смертельным исходом. Они являются тяжелым бременем для руководства Министерства обороны, для армии и флота в целом.

Министерство обороны выделило почти 100 тыс. человек и огромное количество войсковой техники для строительства более 20 тыс. км современных (асфальто-бетонных и асфальтовых) дорог на севере страны — в Архангельской, Кировской, Вологодской, Костромской и других областях, а также Коми АССР. Дело это общенародное, необходимое, но Вооруженным Силам не свойственное. Однако они взяли на себя и это бремя. Армия и флот ежегодно серьезно помогают селу в уборке урожая. Только добром народ может помянуть армию за помощь при катастрофах в Чернобыле и Армении: в обоих случаях на помощь выделялись десятки тысяч военнослужащих и большое количество техники. Это был наш долг; мы его выполняли и будем выполнять впредь.

Но «строительный фактор», отвлечение большой части личного состава, техники и материальных ресурсов на общие нужды государства не могут проходить бесследно для армии и флота. Значительную часть своего рабочего времени для решения указанных задач отводит руководство Министерства обороны и Генерального штаба. И это тоже не проходит бесследно.

Военные понимают нужды и трудности государственного управления, особенно сегодня, в наше кризисное время. В военном руководстве нет демагогов, нет тех, кто любит прятаться за чужие спины в трудную минуту. Но если говорить откровенно, то все эти работы, столь необходимые для государства и народа, но совсем не обязательные для выполнения Вооруженными Силами своего долга, тяжелым бременем ложатся на армию и флот. [190]

Далее следует сказать и о недостаточной материальной обеспеченности строевого офицерского состава (точнее, офицерского состава всех категорий, проходящего службу в войсках от отдельного батальона и полка до армии). При этом со всей ответственностью утверждаю, что офицеры Советских Вооруженных Сил никогда не служили только за деньги. Огромное большинство из них — это патриоты своей Родины, которые избрали своей пожизненной профессией благородное дело — защиту Отечества. И рука об руку с ними по жизненным перепутьям всегда шли и идут женщины — жены офицеров, подлинные подвижницы. Со многими тысячами из них я делил свои радости и заботы в военных городках, причем четверть века на границах нашей страны и в землянках, и в коммунальных квартирах. И сегодня, когда я перешагнул пятидесятилетний рубеж воинской службы и подхожу к семидесятилетию своей жизни, низко кланяюсь всем моим соратникам, мужчинам и женщинам, выражаю им глубокую признательность за беззаветное служение Родине. Их патриотизм должен сочетаться и с ответной заботой Отечества о своих сыновьях и дочерях. Эти мужчины и женщины, служащие своему Отечеству, должны растить, кормить, обувать и одевать, учить и воспитывать своих детей, помогать своим родителям и близким. У этих семей нет постоянного пристанища. Часто некоторые недалекие руководители не учитывают этого. В то же время у военнослужащих зарплата такая, что ее никак большой не назовешь. Например, вот какой она была в 1989 году. Зарплата командира взвода составляла 240–270 рублей, командира роты — около 300 рублей, командира батальона — 320–340 рублей, командира полка — 400–450 рублей. При этом нужно учитывать, что никаких премий и побочных заработков офицер не имеет, а его супруга часто не может трудиться только потому, что никакой работы для нее в военном городке просто нет.

В течение примерно одной трети срока службы, составляющего 25–30 лет, семья войскового офицера не имеет собственной квартиры, а снимает частную. А к концу службы, после увольнения в запас нередко бывает так, что офицер едет в то место, откуда призывался, или в другой город или поселок и там по 3–4 года ждет получения квартиры, не имея постоянного крова над головой. [191] С учетом сегодняшних межнациональных отношений положение семей сотен тысяч офицеров запаса, русских, украинцев и белорусов, которые за последние 15–20 лет остались для постоянного проживания в республиках Прибалтики, Молдове, Закавказье и Средней Азии, поистине трагическое.

Советский Союз имел в 1988 году современные, всесторонне сбалансированные, мощные Вооруженные Силы, которые были вполне готовы вместе со своими союзниками выполнить задачи по защите от агрессии как своей страны, так и своих союзников. За 1989–1990 годы в их состоянии произошли большие изменения, которые снизили их боеспособность и боевую готовность. Об этом будет сказано подробно в последующих главах. Учитывая возможное развитие событий как в нашей стране, так и во всем мире, полагаю, что подобных Вооруженных Сил Советский Союз иметь уже не будет. Можно надеяться, что они нам в таком составе и не потребуются. Наши армия и флот, какими они были в 40–80-х годах, — итог Великой Отечественной войны и послевоенного развития. Не солдат, не офицер и даже не генерал решал после 1945 года, как это некоторые стараются представить сегодня, какую политику Советскому Союзу проводить и какие Вооруженные Силы содержать. Я горжусь тем, что судьба позволила мне послужить своему народу, воевать в 1941–1945 годах против фашистов, работать после войны на самых разных должностях для укрепления армии и флота, быть одним из руководителей наших Вооруженных Сил и удостоиться высшего воинского звания моей Родины. Что бы ни говорили люди, чернящие сегодня наше Отечество, армию и флот, такие люди, как я, жизнь прожили не зря. Мы честно служили своему народу. Мы и сегодня отмечены доверием народа.

Вместе с тем к концу 1988 года внутриполитическая обстановка в стране стала обостряться, появились новые политические силы, осложнились межнациональные отношения. Все это оказывало влияние на состояние Вооруженных Сил. Назревали условия, которые требовали, наряду с перестройкой политической системы государства и переходом к рыночной экономике, проведения военной реформы. Руководство армии и флота постепенно осознавало это.

Рассказ в первой половине главы о выводе наших войск из Афганистана и о других, в основном военных делах вовсе не означает, что прекратились или ослабли усилия по реализации договоренностей, достигнутых в Вашингтоне в декабре 1987 года, насчет нахождения взаимоприемлемых решений по стратегическим наступательным и космическим, а на венских переговорах — по обычным вооружениям. [192] Наоборот, активность в этих направлениях повысилась. Обе стороны понимали: к встрече М. С. Горбачева с Р. Рейганом в середине 1988 года в Москве, о которой условились в Вашингтоне в декабре 1987 года, необходимы весомые предложения.

Поэтому систематически вели переговоры госсекретарь США Дж. Шульц и наш министр Э. А. Шеварднадзе. Дж. Шульц со своей командой был в Москве в феврале и апреле, Э. А. Шеварднадзе до середины мая также дважды побывал в Вашингтоне. Диапазон переговоров был широкий: обстановка в Европе, ситуация вокруг Афганистана и другие региональные проблемы, права человека, развитие культурных связей, экономические отношения. Но ведущими были проблемы сокращения ядерных и обычных вооружений. Шла упорная дипломатическая борьба.

Мы оба при каждом удобном случае напоминали М. С. Горбачеву о необходимости продолжать увязывать Договор по ПРО (в том виде, в каком он подписан в 1972 г.) с будущим договором по СНВ, и, нужно отдать ему должное, он эту линию тогда настойчиво проводил. Дж. Шульц в беседах с М. С. Горбачевым в феврале и апреле, формально соглашаясь с такой взаимосвязью, фактически вел дело к отрыву этих договоров друг от друга. Ту же цель преследовал П. Нитце и другие американские представители при ведении переговоров в рабочих группах.

Что же касается стратегических наступательных вооружений, то в рамках общих количеств их для сторон, о которых договорились в Вашингтоне (1600 носителей и 6000 боезарядов), американцы по-прежнему стремились добиться прежде всего сокращения с нашей стороны количества межконтинентальных баллистических ракет (МБР). Предметом их особой заботы были также всемерное ограничение числа тяжелых МБР (этих ракет у США вообще не было), а в конечном счете и их полная ликвидация Советским Союзом. США выступали также за всемерное ограничение мобильных пусковых установок МБР грунтового и железнодорожного базирования. Они стремились, предельно уменьшив размеры позиционных районов этих ракет, превратить их по существу в разновидность стационарных стратегических ракет. [193]

В то же время американцы добивались фактического выведения из сферы ограничения своих тяжелых бомбардировщиков (ТБ) и крылатых ракет воздушного базирования (КРВБ) с дальностью свыше 600 км в ядерном снаряжении. Они предлагали на каждом ТБ засчитывать по 10 КРВБ, хотя некоторые из ТБ оснащались 20 и более ракетами. Мы же добивались, чтобы на каждом ТБ числилось такое максимальное количество КРВБ, для которого этот тип ТБ оснащен. Такое, казалось бы, справедливое наше требование встречало ожесточенное сопротивление американцев. Они выставляли и ряд других, по меньшей мере, спорных требований. В частности, ратовали за то, чтобы ТБ, переоборудованные для применения ракет в обычном (неядерном) снаряжении, не засчитывались в общее количество стратегических носителей — 1600.

Все это были не частные вопросы. Они затрагивали коренные интересы сторон. И, конечно, вновь и вновь вставал вопрос о крылатых ракетах морского базирования (КРМБ). Опираясь на вашингтонскую договоренность, мы настаивали на ограничении их строго определенным числом у каждой из сторон, а также на разработке конкретных мер для контроля их развертывания как на подводных лодках, так и на надводных кораблях. Американцы от таких договоренностей отказывались. Не было заметного продвижения также на переговорах по запрещению ядерных испытаний, по запрещению и ликвидации химического оружия.

Одновременно шел обмен мнениями и о сокращении вооруженных сил в Европе. Здесь наиболее сложными были вопросы, связанные с авиацией сторон, особенно с авиацией военно-морских сил. Ведь военно-морские силы по требованию блока НАТО, с которым мы, к сожалению, согласились, к этому времени уже вообще не входили в предмет переговоров (между тем авиацию ВМС наши партнеры по переговорам предлагали учитывать).

По всем вопросам, о которых сказано выше, в течение первой половины года шла борьба не только с американцами. Одновременно все заинтересованные советские ведомства вели подготовку материалов к встрече в верхах. И здесь, как становилось уже традиционным после того, как министром иностранных дел стал Э. А. Шеварднадзе, шли «сражения» военных с мидовцами, приходилось доказывать им неприемлемость некоторых их предложений, их несовместимость с интересами обороны страны. [194] В этой связи, видимо, требуется еще раз дать определенные пояснения. Такие споры были всегда. Они объективны и неизбежны. Во многом различны обязанности этих двух ведомств в государственной системе. Но до того, как Э. А. Шеварднадзе пришел в Министерство иностранных дел, можно было после всех дискуссий по принципиальным вопросам договориться, оформить это соответствующим решением и быть уверенным, что согласованная линия будет отстаиваться на переговорах. Теперь же такой уверенности не было. Нередко случалось и так, что разработанные и утвержденные для переговоров директивы превышались Э. А. Шеварднадзе, и военные оказывались перед свершившимся фактом. Это порождало трудности и снижало доверие во взаимоотношениях, хотя военные понимали, что такие действия отнюдь не отражали взгляды всех работников МИД.

Тем не менее позиции и на этот раз к переговорам с президентом США и его командой были отработаны, директивы утверждены.

Официальный визит Р. Рейгана в Москву состоялся в период с 29 мая по 2 июня 1988 г. В отличие от встречи в верхах в Вашингтоне, московская встреча вопреки официозному оптимизму не привела, да и не могла привести к крупным новым договоренностям. Слишком велики были различия сторон в отношении содержания договора по СНВ, чтобы можно было найти приемлемые решения за истекшие полгода. Состоялся только обмен ратификационными грамотами по Договору между СССР и США о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Теперь договор вступил в силу официально, и с 1 августа 1988 г. ликвидации этих ракет сторонами началась. Кроме того, было подписано соглашение об уведомлении о пусках баллистических ракет. Теперь стороны обязались оповещать друг друга не только о пусках МБР и БРПЛ за пределы национальной территории (как это было раньше), но и о таких пусках в пределах собственной территории. Это повышало предсказуемость действий друг друга.

Договорились подготовить соглашение, касающееся оповещений о проведении учений стратегических ядерных сил, в том числе об одновременном массовом подъеме в воздух тяжелых бомбардировщиков. Было подписано также Соглашение о совместном эксперименте по контролю за ядерными взрывами на полигонах в Семипалатинске и Неваде. Все это помогло придать встрече в верхах, хотя бы внешне, более содержательный характер. [195]

Советская сторона на всех уровнях, начиная с М. С. Горбачева, стремилась довести до сведения Р. Рейгана и других американских представителей смысл нашей новой военной доктрины, сущность принципа оборонной достаточности, которым мы впредь намеревались следовать. Мы также предложили, чтобы подобную доктрину (разумеется, не по форме, а по содержанию) принял и блок НАТО. Однако наши разъяснения были приняты без видимого интереса, очевидно, потому, что американская сторона не хотела включаться в обсуждение вопросов, касающихся военной доктрины.

В результате обмена мнениями между нами и американцами в Москве стало ясно (по крайней мере авторам книги), что по сокращению вооруженных сил в Европе ни США, ни блок НАТО в целом серьезно вести переговоры с нами на приемлемых для нас условиях не намерены. Они вели линию на то, чтобы предметом переговоров в Вене остались лишь сухопутные войска, то есть чтобы сокращения производил только Советский Союз. Стало ясно, что американцы рассчитывают на обострение отношений СССР с другими странами Варшавского Договора. Но у нас тогда не сложилось впечатления, что это заметно обеспокоило советское государственное руководство.

Поскольку кроме упомянутых выше двух соглашений по военным вопросам было подписано еще несколько других, касавшихся двусторонних советско-американских отношений, состоялось несколько встреч Рейгана с советской общественностью, визит его в Москву прошел гладко.