Неволи
| Вид материала | Документы |
- Письмо Пертуши Гринева своим родителям, 24.42kb.
Имеются: ^ Орденская книжка Емец Михаила Алексеевича (Д № 748726), где написано «Награждается орденом Отечественной войны I степени, № ордена 293063», Указ Президиума Верховного Совета СССР от 14 апреля 1958 г.
Удостоверение о награждении Юбилейной медалью «Двадцать лет Победы в Великой Отечественной войне, 1941-1945 гг.», Указ от 7 мая 1965 г.
Удостоверение к Юбилейной медали «Тридцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» Указ от 25 апреля 1975 г.
М.А. Емец был депутатом сельского совета депутатов трудящихся X-XII созывов, районного совета X созыва, 1965-1969 гг. (сохранились депутатские билеты)
***
Немного о Диме Сердюкове из книги украинского писателя А. Хорунжего и М. Девятаева «Побег с острова Узедом» (на украинском языке).
...«Дима Сердюков, мальчик худющий, но запальной, попал в лагерь Заксенхаузен где-то в августе 1944 г.».
.«После побега с о. Узедом Дима ушел на фронт, (в конце марта 1945 г., а побег - 8 февраля 1945 г.). Погиб за несколько дней до Победы, в Берлине».
***
^ Кривоногов Иван Павлович
Концлагерь Натцвиллер. Вспоминает И.П. Кривоногов.
В бараке, на общем положении заключенных, я почувствовал себя гораздо свободнее. В вечерние часы теперь можно было ходить по лагерю, разговаривать с заключенными других бараков. Володя познакомил меня с французами, бельгийцами и люксембургцами, отбывавшими наказание в лагере за политические дела. Некоторые из них мне были очень симпатичны. Я, например, близко сошелся с люксембуржцем Юганом, работавшим в электромеханической мастерской. Ему удалось собрать маленький ламповый приемник, который он тщательно прятал от немцев. Временами он ловил немецкие сообщения и передачи других стран и хорошо знал положение на Восточном фронте. Юган стал снабжать меня постоянными информациями. Он рассказал мне подробно, как произошел разгром армии генерала Паулюса. От него я узнал о мощном наступлении Советской Армии летом 1943 года, о битве на Курской дуге. Эти сообщения укрепляли нашу бодрость, мы стали даже как-то меньше обращать внимания на побои, голод словно уже не так сильно мучил нас, перестала пугать колючая проволока и донимать скверная погода.
Мы все чаще и чаще ухитрялись собираться вместе и тихо шептались, перебирая фронтовые новости, обсуждая вопросы открытия Второго фронта. Мы мечтали: вот союзники вступят в войну с немцами, прилетят их самолеты и сбросят нам оружие; тогда мы освободим себя и начнем настоящую борьбу с фашистами [12, с. 132]
***
^ На Узедоме. Вспоминает И.П. Кривоногов.
В нашу команду добавили еще человек десять и послали работать к проливу, отделявшему остров от материка. Вдали виднелся железнодорожный мост через пролив, по которому нас провезли на поезде, а рядом, на самом берегу, стоял домик бакенщика. Против него всегда плавала привязанная цепью лодка.
Возле домика немцы решили разбить огород, но кругом был один песок, поэтому нас заставили возить сюда торф и землю, делать высокие валы, чтобы огород не заметало песком. Обед нам возили к месту работы. В перерыв мы сидели обычно на берегу пролива, пристроив котелки на коленях. До материка через пролив было километра полтора-два. В голове моей мелькнула мысль: расстояние небольшое, лодка всегда на месте, а там, на материке, - свобода. Возникнув, мысль продолжала развиваться. Как осуществить побег? Днем невозможно. Стоит кому-нибудь отойти в сторону на десять-двадцать метров, конвоиры стреляют без предупреждения. Так бывало нередко. Значит, ночью. Но как? Бараки запираются, колючая проволока под током высокого напряжения идет в два ряда. С пулеметных вышек светят прожекторы, повсюду в лагере яркое освещение. С той минуты, как у меня родилась эта мысль, я только и думал о побеге, перебирая разные способы. Постепенно передо мною стал вырисовываться четкий план.
Ясно, что убежать можно только ночью, скажем, во время бомбежки, когда немцы прячутся в щели, или в бурю, когда часовые глубже зарываются в свои плащи. Нужно захватить с собой одеяла, чтоб набросить их на колючую изгородь, специальными ножницами перерезать проволоку и укрытыми местами бежать сюда, к домику бакенщика, отвязать лодку и переплыть пролив. Я знал, что на берегу была крепкая оборона, там стояли зенитки и морские орудия, но мне казалось, что этот заслон преодолеть легче, чем лагерную ограду.
Я поделился своим планом с Володей Соколовым. Он весь загорелся, бурно одобрил мой план и тут же стал торопить с подготовкой к побегу. Я сдерживал его пыл и начал с большой осторожностью подбирать товарищей в группу побега [12, с. 138].
***
^ Вспоминает М.П. Девятаев
Через несколько дней нас повели в лес заготавливать дрова. Я с охапкой хвороста вышел на поляну. Меня догнали и остановили Кривоногов и Соколов, дымя самокрутками из дубовых листьев.
— Парень, а ты все-таки сведи нас с летчиком. Дело
такое... Очень надо с ним поговорить, — вопросительно
смотрел на меня Кривоногов, правда, в то время для меня
он был все еще Коржем.
"Признаться? А не рано ли?" — я засомневался.
— Не хочешь говорить? Тогда и наши карты не запу-
тывай. Не мешай нам.
- Ничего у вас не выйдет. А на самолете, если удастся захватить, через час-другой будем у своих,— упорствовал я.
- Так, где же твой летчик, черт побери?! — не унимался Кривоногов. — Чего это ты нас за нос водишь? Тут каждый час дорог. Время зря теряем.
- Я же говорю: летчик есть. Но он летал только на советских истребителях. Немецкие машины не знает. Надо бы ему чуток подучиться.
- А может, взять у фашистов напрокат самолет и эсэсовца-инструктора нанять? — с усмешкой вставил Кривоногов. Но Соколов его поправил:
- Мы ему постараемся помочь. Только быстрей нас сведи с летчиком.
- Я летчик, — неожиданно проговорился я.
- Ты? — изумился Соколов.
- Но ведь ты, как мы узнали, — учитель из-под Киева, Никитенко? — сказал Кривоногов.
- Никакой я не учитель. И никакой я не Никитенко. И никакой я не киевлянин. Я мордвин. Из Мордовии. А фамилия моя Девятаев. Летал на истребителе. Сбил несколько фашистских самолетов. А в одном бою и самого сбили.
- Так, так, — все еще не совсем веря моим словам, сказал Кривоногов. — Да тебя, браток, подкормить надо как следует. Летчику сила нужна. А ты — доходяга.
Младший лейтенант Иван Кривоногов в сорок первом командовал взводом. Его пятнадцать бойцов составляли гарнизон долговременной огневой точки на пограничной реке Сан близ Перемышля. На рассвете 22 июня на крохот-ный гарнизон обрушилась лавина огня и металла. Кругом все полыхало, гудело. Ползли танки, била артиллерия над головой проносились бомбовозы, выбрасывая смертоносный груз. Чужеземные солдаты топтали нашу землю, углубляясь все дальше. А дот Кривоногова продолжал сражаться. Только на девятый день окружили войска в темно-зеленых мундирах. Из пятнадцати человек в подземном гарнизоне в живых осталось только четверо. И они стонали от тяжелых ран, были без сознания.
Так Иван Кривоногов попал в плен. В лагере он убил провокатора. Младшего лейтенанта приговорили к расстрелу. Он бежал к французским партизанам. И снова был пленен. Кривоногова перевозили из лагеря в лагерь. А он все думал о побеге. Вот и здесь, в концлагере Пенемюнде — филиале Заксенхаузена — замыслил, казалось бы, дерзкий план. Но пришлось от него отказаться. Действительно, с «острова дьявола» вырваться можно разве только небесной дорогой или, уже в переносном смысле, через трубу крематория.
И началась у нас усиленная подготовка к побегу по новому плану. Но на пути к достижению цели, к сожалению, частенько возникают непредвиденные обстоятельства. Как их много, этих обстоятельств! Какие они коварные и неожиданные бывают! Действительно, частенько бывает так, когда судьба человека зависит от какой-то мелочи, как говорят, его жизнь висит на волоске. Жизнь на волоске была у каждого узника концлагеря. Но иногда и этот волосок до того утончался — просто чудом не обрывался.
Итак, нас трое — единомышленников, заговорщиков. Но у меня в лагере еще есть знакомые. Авось и им понравится наш замысел. При удобном случае надо поговорить с Луповым, Сердюком, с другими, с кем приходится общаться. Вот бы захватить большой самолет, посадить туда человек сто советских военнопленных и доставить их на Родину... Однако это были только грезы. [8, c. 136-137]
***
Я моргнул Кривоногову: "Заходи". Ваня держал свою железку наготове и направился вдоль ограды, чтобы подойти к вахману с тыла.
Кто из нашей группы знал, что убийство - это освобождение, тот волновался, ждал решительной, победной минуты. Но среди нас были и неосведомленные - те вытаращились на Кривоногова.
Он уже стоял позади вахмана, который сидел на корточках возле огня и грел руки. Иван сжимал в руках железный прут, глаза его пылали. И в такую минуту Иван владел собой и не торопился в своем мужественном и святом деле. Он словно спрашивал меня взглядом: "Бить?" Я прочел этот вопрос в его сверхчеловеческой, неслыханной выдержке, в сверкающих гневом, широко раскрытых глазах.
Я стоял точно напротив Кривоногова, впереди вахмана, на некотором расстоянии от него и пошел прямо на вахмана. Боялся, что тот оглянется, увидит за собой Кривоногова и успеет пальнуть из винтовки. Нужно было отвлечь его внимание на себя. Но, видя Кривоногова, готового размозжить голову эсэсовцу, по виду полного решимости мстителя, я сам озверел. Вахман смотрел на меня и не мог понять, что со мной творится. Почему я надвигаюсь на него с голыми руками?
Я сделал еще несколько шагов. Чувствуя невыразимую, радость оттого, что враг уже в наших руках, и все-таки не крикнул, а только кивнул: "Бей!"
Кривоногов выждал, определил для удара место и его удар был сокрушительным [9].
***
^ Возвращение домой. И.П. Кривоногов.
Представьте себе, с каким чувством возвращается домой человек после четырехлетнего отсутствия и шквала войны, пронесшегося над ним и опалившего его, домой, где не знают, что он жив, домой, где мать четыре года заказывает панихиды об убиенном сыне.
...Мягкие пушинки снега медленно опускаются на влажный асфальт, тают, пропадают. С небольшим чемоданом в руке я стою на привокзальной площади в Горьком. Мелькают человеческие фигуры, но я вижу их как в тумане. Чувствую, что слезы катятся по щекам, стыжусь их и не могу остановить. Как-то мгновенно пронеслись в голове первый бой, длинная дорога, по которой мы шли пленными, низкие тучи Натцвиллера, лица товарищей в полумраке кабины бомбардировщика. Ради вот этой минуты возвращения я убил того, последнего для меня, фашиста на аэродроме...
Я стоял и смотрел по сторонам. Город все такой же. И площадь та же, и вокзал, с которого я уезжал в последний раз. И я... Живой... Вернулся... чтоб жить, работать, ходить по родным улицам.
С вокзала до дома родителей я шел пешком. По длинной Советской улице... По знакомому высокому мосту, с которого видны обе реки... «Какая красота,- думал я, словно впервые видя и эти темные быстрые воды под мостом, и припорошенные снегом берега, и высокую гору, за которой скрывался город, и холодное ноябрьское небо надо мной. - Как же я раньше не замечал этой красоты!»
Сдерживая бьющееся сердце, я подошел к своему дому. Долго не решался постучать. Открыть дверь вышла соседка. Она меня не знала и, окинув равнодушными глазами, впустила в коридор. Я должен перейти еще через один порог... Стучусь и в ответ слабый, знакомый до боли голос матери: «Войдите!»
Я вошел в комнату и остановился у порога. Мать стояла у печки. Какое у этой женщины усталое, морщинистое лицо и согнутая спина! Ее глаза вопрошающе смотрят на меня – она не узнает меня.
Мне бы надо было крикнуть: "Мама! Это я – Ванюшка!"- а я не могу шевельнуться, не могу слова проронить. Только стою и смотрю на нее. А она все тем же тихим голосом, но уже с беспокойством, спрашивает: "Вам кого?" Тут я не выдержал и, будто захлебываясь, по-детски отчаянно крикнул: "Мама!" Она выронила из рук полотенце, опустилась на кушетку, и я уже обнимал ее старенькие плечи, целовал ее лицо и повторял одно только слово: "Мама! Мама! Мама моя!"
А потом как-то внезапно закончились радостные встречи с родными, друзьями, знакомыми, отошли в сторону "охи" и "ахи" соседей, и деловая будничная жизнь подхватила меня и понесла, как и тысячи других солдат, вернувшихся домой. Потянуло к работе, к станку, к забытой профессии. Еще до армии, я от старого и опытного мастера никелировщика Сергея Николаевича Захарова научился шлифовально-полировочному делу. Старый мастер и учитель мой был жив, он с радостью принял мое решение вернуться к прежней специальности и помог устроиться на работу.
Тут пришло ко мне и мое настоящее человеческое счастье. Как-то вечером после работы я вышел во двор отдохнуть. На скамейке сидели две девушки. Одна из них - наша соседка Лена - тихонько наигрывала на гитаре. Другая – не знакомая мне, с двумя тугими косами, круглолицая и миловидная – пела негромким приятным голосом. Я подошел, познакомился. Ленину подругу звали Оля. С этого вечера начались наши встречи, а через несколько месяцев мы поженились. Оля стала для меня добрым другом, хорошей матерью наших детей Веры и Васи, прекрасной хозяйкой. Сейчас (1960 г.) наши дети уже большие: Вера учится в девятом классе, Вася – в шестом, мы с женой работаем, я учусь, кроме того, в вечерней школе. Но не могу я сказать, что все пережитое в фашистской неволе забылось. Нет, ничто не забылось! А побои фашистских охранников до сих пор напоминают подорванным здоровьем... [12, с. 180-181]
***
^ Из протокола допроса Кривоногова Ивана Павловича
Допрос начат 24 января 1949 г. в 12 час.30 мин.
Окончен 24 января 1949 г. в 18 час.00 мин.
Кривоногов Иван Павлович, 1916 г. рождения; место рождения - д.Коринка Борского р-на Горьковской области; адрес: г. Горький, ул. Дзержинского, д. 47, кв. I; беспартийный; национальность - русский; гражданство - СССР; образование-7 классов; профессия и специальность: шлифовщик, полировщик; шлифовщик в артели «Медбытремонт»; паспорт - не имеет; социальное положение: из крестьян; правительственные награды: нет; военное звание: лейтенант; отношение к воинской повинности: военнообязанный; имеет 2 легких осколочных ранения и I контузию; находился на территории, оккупированной противником, с 06.07.1941 г. по 08.02.1945 г. (в Германии).
ВОПРОС: Где, когда и каким военкоматом Вы были призваны в Советскую армию, в каких воинских частях, должностях и званиях Вы проходили службу?
ОТВЕТ: В Советскую армию я был призван 17 октября 1937 года Свердловским райвоенкоматом гор. Горького. С указанного времени до 1939 года я проходил службу в Киевском укреп, районе, сначала в полковой школе - один год, а затем командиром стрелкового пулеметного отделения. В 1939 году окончил шестимесячные курсы младших лейтенантов (в гор. Шепетовка), после чего в том же укреп, районе я был командиром пулеметного взвода 16 отдельной пулеметной роты. Перед началом войны мне присвоили звание лейтенанта.
Командиром взвода 22 июня 1941 года я вступил в бой с немецкими войсками. В это время мой взвод занимал оборону в 90 км юго-западнее Германии. Бои мы вели до 5 июля 1941 года, находясь в доте. Мы не знали, что делалось кругом, и отбивали атаки немцев. 3 июля 1941 года немцы блокировали наш дот и подорвали его вечером, меня контузило и обожгло. Меня спас сержант Молотков Владимир из Московской области. Он, отбиваясь от немцев гранатами, вытащил меня по противотанковому рву и, пользуясь наступившей темнотой, отнес в лес, где мы соединились с другой группой отошедших из укреп, района людей: фамилий других людей я не помню, т.к. очнулся я только в лесу. 6 июля я попал в плен к немцам.
ВОПРОС: Расскажите об обстоятельствах, при которых Вы были пленены немцами?
ОТВЕТ: 4 июля мы послали двоих человек в разведку с целью определить, куда пойти, определить наше положение. Но они не вернулись в этот же день и 5 июля еще послали разведку, но они также не вернулись. Фамилий этих людей я сейчас не помню. 6 июля мы остались вдвоем с сержантом Молотковым Владимиром. Он был ранен. С ним мы пошли, поддерживая друг друга. Вышли мы часа в 2 дня в село Пашево, где спросили, есть ли немцы. Население все было дома. Нам сказали, что немцев нет. Мы попросили кушать. Кушать нам дали - по кружке молока и лепешек. Через несколько минут в дом вошли немцы с автоматами и нас взяли в плен. Немцев было человек 10. Мы с Молотковым были с пистолетами и гранатами. Сопротивления оказать мы не успели, т.к. немцы вошли внезапно. Немцы нас обезоружили, избили и повели в село, где были уже наши военнопленные. В этот день пленных было немного. В плен я был взят в командирской форме - в пограничной фуфайке. 7 июля с фронта прибыли немецкие машины и привезли пленных. Нас тоже посадили на эти машины и направили в гор. Сащак, где закрыли в конюшне. Здесь мы находились трое суток, кушать нам не давали. Никуда нас не выводили. Допросу мы не подвергались. [15, с. 122-123]
***
^ Кутергин Пётр Емельянович
Информация из документов, уточняющих потери
ФИО Кутергин Пётр Емельянович
Дата рождения _ _ 1921
Дата и место призыва _ 01.1941 Сталинский ГВК
Воинское звание рядовой
Причина выбытия убит
Дата выбытия 16.04.1945
Название источника информации ЦАМО
Номер фонда источника информации 58
Номер описи источника информации 977521
Номер дела источника информации 43
***
^ Из воспоминаний М.П. Девятаева.
На Узедоме. Кутергин взвалил на себя мой мат и понес его к капониру Он — высокий широкоплечий сибиряк, и сам подстать сибирскому кедру. Я подумал, что такой силач в группе побега очень кстати. Сумеет быстро разделаться с любым фашистом, а то и с двумя! [8, c. 143]
***
^ После посадки «Хейнкель-111» в расположении наших войск.
- А где же Кутергин?
Петра среди нас не было. Может, где-то выпал? Нет, его видели в фюзеляже перед посадкой. Где же он?
Разрыли грязь, нашли полуживого, потерявшего сознание. Вынесли на крыло, обмыли снегом лицо. Оно изрезано стеклом, кровоточит [8].
***
^ Извещение Кутергиной Матрене Михайловне
о гибели сына 16 апреля 1945 г.
***
Место погибших - в сердцах живых!
«Областная газета» Свердловской области.
8.12.2009 г. (фрагменты из статьи)
«...Особисты не поверили, что заключенные концлагеря могли угнать самолёт. Беглецов подвергли жёсткой проверке. Затем всех их зачислили в одну роту 447-го стрелкового полка. Преодолев самое трудное и самое страшное, каждый из них теперь мечтал не только о жизни, но и о победе. ...Однако немногие из отважной десятки дожили до этого счастливого мгновения.
Смертельно раненный при форсировании Одера 16апреля 1945 г. утонул и наш земляк Пётр Емельянович Кутергин. Именно Кутергину во время побега пришлось переодеться в немецкую форму убитого надзирателя для отвлечения находившихся на аэродроме немцев. Именно Пётр Емельянович с тремя другими товарищами навалился на штурвал бомбардировщика, чтобы выровнять тяжёлую машину, - в одиночку оголодавшему, обессиленному лётчику невозможно было спасти самолёт от крушения.
И после Победы на тех, кто остался в живых, клеймо военнопленного сказывалось долго. Ни доверия, ни стоящей работы... Это угнетало, порождало безнадежность.
И лишь в 60-х годах прошлого века подвиг Девятаева и его товарищей получил достойную оценку. Михаилу Петровичу Девятаеву было присвоено звание Героя Советского Союза, а участники перелёта награждены орденами. Но награждены, к сожалению, не все...
И дело даже не в орденах! Думаю, многие со мной согласятся, что память потомков важнее любых орденов, медалей и званий. Именно увековечением памяти десяти отважных советских военнопленных занимаются сотрудники музея на острове Узедом.
Мы просим откликнуться родственников или тех, кто обладает какими-либо сведениями о нашем земляке - Кутергине Петре Емельяновиче, 1921 года рождения. Он родился на станции Чернушка Свердловской области, где в 1945 году и проживала его мать Кутергина Матрёна Михайловна.
Однако по данным Государственного архива административных органов Свердловской области, сведений в отношении Кутергина П.Е. не выявлено. По современному административному делению станция Чернушка сегодня относится к Пермскому краю.
...Также неизвестна судьба и другого нашего земляка - полковника Николая Степановича Бушманова, который не принимал участия в знаменитом побеге из концлагеря, однако внёс весомый, хотя и косвенный, вклад в его подготовку. Именно Николай Степанович Бушманов, находясь рядом с Девятаёвым в другом концлагере - Заксенхаузене - вселил в лётчика надежду на возможность побега на самолёте. Полковник вместе с другими активистами подпольного движения концлагеря, помогавшими всеми силами другим пленным, был приговорен к смерти, но сумел выжить, чтобьі в 1945 году быть освобождённым советскими войсками и попасть в горнило НКВД.
Начальник оперативного отдела штаба 32-й армии, полковник Бушманов, 1901 года рождения, уроженец села Ольховско-Озёрское Ольховского района Свердловской области, предположительно был осуждён на 10 лет и после войны проживал до 24 апреля 1963 года в Свердловской области, позже переехал на постоянное местожительства в Москву. Наверняка ещё живы люди, знавшие этого героического человека.
^ Убедительная просьба, если кто-то из читателей обладает какими-либо сведениями о наших героически земляках, сообщить в военный комиссариат Свердловской области (620031, Екатеринбург, Ленина, 6, тел. 8-343-371-60-85) либо в редакцию газеты.
Алёна Сочнева
старший помощник начальника отделения по работе с гражданами военного комиссариата Свердловской области
***
^ НЕМЧЕНКО ВЛАДИМИР РОМАНОВИЧ
1925 г.р., г. Гомельская обл., Белоруссия
