С. Д. Трифонов Рецензент: доктор филологических наук, профессор Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого А. В. Моторин Записки Филиала рггу в г

Вид материала

Содержание

Система научно-справочного аппарата архива ран
Литературное произведение как предысточник исторического знания
Мемуары современников как источник по дипломатической деятельности н. в. чарыкова в турции.

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 23

Раздел 2. Современные проблемы источниковедения, архивоведения, историографии

Киселев М.Ю.

^ СИСТЕМА НАУЧНО-СПРАВОЧНОГО АППАРАТА АРХИВА РАН:

ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ

История создания, современное состояние и перспективы развития системы научно-справочного аппарата архива неразрывно связаны с историей и тенденциями развития как самого Архива РАН, так и Российской академии наук и архивного дела в России в целом.

Национальное научное достояние Российской Федерации сосредоточено в Российской Академии наук, которая развивалась от Конференции Петербургской Академии наук и Академии наук СССР до нынешнего центра мировой науки. Документальное наследие Российское академии наук объединено в Архивном фонде РАН, который является составной частью Архивного фонда Российской Федерации. Архив РАН развивался в неотрывной связи с архивным делом в России: от структурного подразделения Конференции Петербургской Академии наук до научно-исследовательского учреждения Архива Российской академии наук – крупнейшего в стране архивохранилища по истории российской науки.

Отдельные элементы научно-справочного аппарата Архива РАН создавались в период 1728-1917 гг.

В Архиве Конференции Императорской Академии наук началось создание одного из элементов научно-справочного аппарата – инвентарных описей, которые позволяли только проводить учет архивных документов и не могли в достаточной мере удовлетворить потребности исследователей. При участии Модзалевского Б.Л. было положено начало составлению предметной и именной картотекам, которые позволяли проводить поиск информации о составе и содержании документов фондов. Картотеки в дальнейшем были преобразованы в предметный и именной каталоги. Таким образом, к 1917 году созданные в архиве описи, предметный и именной каталоги в недостаточной мере удовлетворяли потребности пользователей в информации о составе и содержании документов фондов Архива Конференции.

Дальнейшее развитие научно-справочного аппарата Архива Академии наук СССР проходило в период 1917-1991 гг. как в самом архиве, так и в созданном в 1934 году его Московском отделении.

В Архиве АН СССР был подготовлен первый в советском архивном деле архивный справочник по фондам по типу путеводителя, который являлся одним из основных и необходимых элементов научно-справочного аппарата архива. В этот период в архиве началась работа по созданию Центральной фондовой картотеки, в которой содержалась информация о фондах и коллекциях, хранящихся в учреждениях и организациях Академии наук СССР.

Однако создание основных элементов научно-справочного аппарата в архиве осуществлялось без достаточного методического обеспечения, что приводило к различным формам и методам описания документов и затрудняло оперативный поиск ретроспективной информации.

В Архиве РАН впервые было проведено научное изучение научно-справочного аппарата, на теоретическом фундаменте началась разработка научно-методических пособий.

В дальнейшем в архиве была разработана система справочников, в которых, в силу особенностей научных и технических документов, а также специального назначения этих изданий, применялись новые формы описания документов. Издания сыграли значительную роль в информировании пользователей и популяризации документов архива. Наряду с увеличением количества пользователей, возросло число исследований, в основу которых положены документы архива.

Архив подготовил ряд нормативно-методических материалов по вопросам создания и совершенствования основных элементов научно-справочного аппарата к фондам учреждений и организаций Академии наук, личным фондам ученых. Разработанная классификационная схема систематизации документальных материалов выполняла две функции. Во-первых, она позволяла учреждениям и организациям Академии наук создавать описи на научно-методической основе, унифицировать их структуру, частично раскрывать содержание и конкретизировать заголовки дел. Во-вторых, схема использовалась для систематизации карточек в каталогах.

Однако классификационная схема была предназначена только для документов, отложившихся в делопроизводстве учреждений и организаций Академии наук. Она не распространялась на научные и специальные виды документов (чертежи, карты, проекты, рисунки, негативы и позитивы фотоснимков и кинофильмов, звукозаписи и т.п.) и документы личных фондов ученых.

Методическое пособие по научно-технической обработке фондов ученых определило основные этапы и методику научного описания личного фонда ученого, схему классификации документов, состав научно-справочного аппарата к фонду: описи, именной и предметно-тематический каталоги, а также присущий только Архиву Академии наук элемент НСА – обозрение.

Этот период характеризуется подготовкой методических документов, регламентирующих формирование и ведение основного архивного справочника – описи. Основное внимание в этих документах уделялось разработке классификации документов и выделению специфики их состава и содержания при описании.

В рассматриваемый период архив располагал систематическим, предметными и именными каталогами, а также различными картотеками, в том числе, к документам особого хранения, позволяющими вести поиск информации по истории российской науки и документальному наследию ученых. Вышеуказанные элементы научно-справочного аппарата использовались как при подготовке справочников, так и для исполнения тематических и социально-правовых запросов.

Наличие аналогичных основных элементов научно-справочного аппарата и их взаимосвязь в Архиве АН СССР и его Московском отделении позволяют сделать вывод, что система НСА в них была единой.

В период 1963-1991 гг. в Архиве АН СССР в Москве и его Ленинградском отделении сложилась система НСА, которая включала комплекс архивных справочников, созданных на единых методологических и научно-методических основах. Продолжалась подготовка и издание справочников создание и совершенствование описей, каталогов и картотек.

В архиве продолжалась разработка научно-методической базы по созданию и совершенствованию основного элемента научно-справочного аппарата к документам – описи, как к документам личных фондов ученых, так и учреждений и организаций АН СССР. Подготовлен ряд нормативно- методических документов, регламентирующих создание и совершенствование других элементов научно-справочного аппарата – обозрений, каталогов, картотек.

Этот этап характеризуется совершенствованием научно-методической базы создания описей к документам, каталогов и картотек, а также характерного только для Архива Академии наук элемента научно-справочного аппарата – обозрений. В этот период нашли свое применение дифференцированный подход к описанию документов, создание единых систем классификации, стандартизация структуры и заголовков дел описей.

Продолжалось ведение в архиве Центрального фондового каталога, в который была дополнительно включена информация о составе и содержании фондов архивохранилищ учреждений и организаций академий наук союзных республик.

К середине 1980-х гг. архив приступил к созданию автоматизированных информационно-поисковых систем к документальным комплексам фондов. Разработано программное обеспечение и начат опытный ввод информации отдельных каталогов и картотек в автоматизированные информационно-поисковые системы, однако события 1991-1992 гг. не позволили закончить эту работу. В период 1933-1986 гг. архивом изданы 8 выпусков обозрений – справочников по типу путеводителя и 21 справочно-информационное издание (обзоры, научные описания).

Изменения социально-политического строя, экономические проблемы как России в целом, так и научных учреждений Академии наук, в 1991-1992 гг. негативным образом отразились на деятельности Архива РАН, в том числе и в области создания и совершенствования научно-справочного аппарата.

В связи с реорганизацией архива ликвидировано структурное подразделение, в функции которого входило ведение НСА. В результате в деятельности архива практически было ликвидировано направление по созданию, ведению и совершенствованию научно-справочного аппарата к документальным комплексам Академии наук.

Прекращена подготовка справочно-информационных изданий. В 2004 г. Санкт-Петербургским филиалом Архива РАН был издан краткий справочник, в который включен реестр описей к фондам и коллекциям.

В 2008 г. архив возобновил издание справочно-информационных изданий: вышел в свет в издательстве «Наука» первый том «Путеводителя по фондам Архива РАН. Личные фонды».

Комплекс работ по усовершенствованию описей в архиве в период 1992- 2005 гг. был практически заменен на работу по переработке описей, а с 2006 г. исключен в связи с внедрением современных информационно-поисковых систем.

В архиве прекращено ведение большинства каталогов и картотек, в том числе, к документам особого хранения, что затрудняло возможность оперативного поиска информации. Продолжено ведение: картотек по постановлениям и распоряжениям Правительства РФ, Общего собрания и Президиума РАН; личных дел действительных членов и членов-корреспондентов Академии наук. Создание в архиве отдельных тематических картотек было связано как с подготовкой сборников документов, так и с расширением выставочной деятельности Архива РАН.

Использование при систематизации документов в описях академических учреждений и организаций перечней управленческих документов Архива АН СССР (1981 г.) и ВНИИДАД (2000 г.) создает определенные неудобства при подготовке описей и требует совместной работы ВНИИДАД и Архива РАН в этом направлении.

В период 1998-2003 гг. архив возобновил комплекс работ по созданию автоматизированных информационно-поисковых систем. Создание баз данных к отдельным документальным комплексам с использованием различного программного обеспечения не позволяло решать задачи многоаспектного поиска документной информации по истории российской науки, но частично восполнило недостатки описей.

В период 2005-2008 гг. в архиве разработана и внедрена информационная система «Архив РАН», в составе которой функционирует база данных «Учет и каталог», позволяющая осуществлять автоматизированный поиск ретроспективной информации, а также программный модуль «Наборщик». Автоматизированный НСА размещен в подраздел информационная система сайта «Архив РАН» в сети Интернет.

Переломным для архива стал 2005 год, когда были разработаны и утверждены Ученым советом архива «Концепция и перспективная программа развития Архива РАН на период до 2015 года», предусматривающие внедрение информационных технологий и создание электронного научно-справочного аппарата.

В вышеуказанных документах предусмотрены важнейшие перспективные задачи Архива РАН в области НСА: создание системы НСА Архива РАН и Санкт-Петербургского филиала АРАН; переработка нормативно-методических пособий по созданию и совершенствованию НСА архива; усовершенствование описей, созданных в Архиве АН СССР в 1930-1950-е гг.; эксплуатация и внедрение программного модуля «Наборщик», предназначенного для набора описей; подготовка и издание путеводителя по фондам академических учреждений; подготовка тематических справочников по документам фондов; издание реестра описей Санкт-Петербургского филиала архива; возобновление практики подготовки и публикации в периодических и продолжающихся изданиях обзоров о новых поступлениях в фонды; подготовка указателя «Фонды и коллекции архивов РАН» на основе Центрального фондового каталога; перевод в электронный формат картотек и каталогов архива; интеграция существующих в архиве электронных информационных ресурсов в Единое научное информационное пространство РАН; создание единой системы научно-справочного аппарата архивов учреждений и организаций РАН и Архива РАН путем внедрения информационной системы и организации работы в сети в режиме удаленного доступа; подготовка методических материалов по созданию и ведению как в целом, так и отдельных разделов многоцелевых баз данных; наполнение информационными ресурсами базы данных «Учет и каталог»; разработка предложений о сотрудничестве с Федеральным архивным агентством по вопросам размещения информации о документальных комплексах архива на портале агентства; разработка совместно с Историко-архивным институтом РГГУ научно-образовательных проектов по созданию баз данных научного наследия российских ученых, научных разработок учреждений и организаций по фондам, хранящимся в архиве.

Таким образом, элементы научно-справочного аппарата Архива РАН прошли в процессе исторического развития и возрастающих потребностях в ретроспективной информации этапы усовершенствования и сложились в систему НСА. В результате разработки научно-методических материалов архив перешел от инвентарных описей к современным научным описям, от обозрений архивных материалов - к путеводителю и системе справочников, от каталогов и картотек – к автоматизированным информационно-поисковым системам.

В архиве создается система автоматизированного научно-справочного аппарата к документальным комплексам по истории российской науки, которая наряду с обозрениями, путеводителем, справочниками, описями, каталогами и картотеками включает информационную систему «Архив РАН» и раздел сайта Архива РАН в сети Интернет.

Матвеев О.В.

^ ЛИТЕРАТУРНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ КАК ПРЕДЫСТОЧНИК ИСТОРИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ

(Постановка проблемы)

Исследуя проблему литературного произведения, как предысточника исторического знания, нельзя обойти вниманием весьма обширное количество работ, посвящённых самым разным аспектам достаточно актуальной в современном источниковедении темы^¹. Историография вопроса насчитывает десятки исследований, вышедших из-под пера самых авторитетных филологов, историков, историков языка, археографов^². Достаточно назвать академиков Д.С. Лихачёва, С.О. Шмидта, замечательного историка, археографа С.Н. Валка, О.М. Медушевскую. В настоящее время этой проблемой активно и плодотворно занимаются наши коллеги из РГГУ - М.Ф. Румянцева, И.Л. Беленький^³. Несомненный вклад в разработку проблемы внесли учёные из Санкт-Петербургского института истории Российской академии наук: член-корр. РАН Р.Ш. Ганелин и д.и.н. С.В. Куликов^⁴. И это далеко не полный перечень исследователей, обращавшихся к проблеме литературного произведения не только как предысточника исторических знаний, но и как объекта историко-источниковедческого исследования.

Объяснить такой феномен можно, если вспомнить, что специально изучали возможности воспроизведения «чужого я» средствами исторической науки и художественной литературы А.С. Лаппо-Данилевский и И.И. Лапшин^⁵. Лапшин сосредоточил своё внимание на исследовании творческого процесса в целом в философии, в науке, художественном творчестве и, особенно, механизма воспроизведения «чужой одушевлённости» в художественной литературе. Лаппо-Данилевский создал целостное методологическое учение в сфере исторического познания. Таким образом, традиции были заложены ещё в дореволюционной историографии и источниковедении. Другое дело, как они развивались и могли ли они развиваться в условиях жёсткой материалистической и классовой парадигмы исторического знания. Пожалуй, единственным островком, где эти традиции не только сохранялись, но и приумножались, был Московский историко-архивный институт, где бережно передавали научный опыт и традиции. Именно там сложилась в советском источниковедении, архивоведении, археографии школа – «династия». Это отдельная и большая тема, которой здесь мы касаться не будем. Заметим лишь, что достижения учёных историко-архивного института оказали огромное влияние на развитие источниковедения, археографии, исторической науки в целом.

Ввиду обширности темы определим, что нашей задачей не является рассмотрение произведений древнерусской литературы. Во-первых, потому что историографические (в современном понимании – О.М.) памятники того периода (летописи, жития и т.д. – О.М.) – это и литературные памятники. Следовательно, историки, историографы, источниковеды, стараясь черпать там информацию об исторических фактах и их толковании, опираются и на «видение» этих фактов литературоведами, и на разработанные ими приёмы изучения таких памятников и, зачастую, исследуют их в русле традиций филологической науки, а литературоведы подходят к таким памятникам нередко и как историки. Нерасчленённость при изучении этих сочинений задач исследования и научной методики у специалистов разных отраслей гуманитарных наук – естественное следствие общности и неразрывности историографических источников и литературных памятников в сознании людей их создававших.

Во-вторых, важный аспект проблемы, на наш взгляд, заключается и в том, что средневековое общество не знало писателей в современном смысле. Древнерусский книжник не осознавал себя в полной мере автором произведения, он чувствовал себя скорее передатчиком истины, исходящей от Бога. Поэтому в древнерусской литературе не существовало стабильного текста, принадлежащего одному человеку, и переделывать текст в процессе переписывания мог каждый, кто к нему имел непосредственное отношение. Отсюда и незнание, к сожалению, имён подавляющего большинства «литераторов» средневековых текстов^⁶.

В-третьих, древнерусскую литературу можно рассматривать как литературу одной темы и одного сюжета. Этот сюжет – мировая история, и эта тема – смысл человеческой жизни.

Не то чтобы все произведения были посвящены мировой истории (хотя этих произведений и очень много): дело не в этом! Каждое произведение в какой-то мере находит своё историографическое место и свою хронологическую веху в истории мира. Все произведения могут быть поставлены в один ряд друг за другом в порядке совершающихся событий…

«Литература рассматривает или, по крайней мере, стремится рассказать не о придуманном, а о реальном… Древнерусская литература вплоть до 17 века не знает или почти не знает условных персонажей. Имена действующих лиц – исторические: Борис и Глеб, Феодосий Печёрский, Александр Невский, Дмитрий Донской, Сергий Радонежский, Стефан Пермский…»^⁷

Исходя из вышеизложенного, в качестве объекта исследования мы избрали литературное произведение Нового времени (художественная литература 19 века – О.М.) как особый, дополнительный вид в комплексе исторического источниковедения (предысточник исторического знания – О.М.). Это проблема, требующая предварительного формулирования её предпосылочных оснований. Прежде всего, выбор обусловлен новым статусом источниковедения в системе гуманитарных наук. Суть его заключается в том, что исторический источник (продукт культуры, объективированный результат деятельности человека – О.М.) выступает как единый объект различных гуманитарных наук при разнообразии их предметов изучения. Тем самым, он создаёт единую информационную основу для междисциплинарных исследований и интеграции наук, а также для сравнительно-исторического анализа. Изменения статуса и содержания источниковедения вызывают необходимость новых подходов в источниковедении.

«Ещё один момент сближения исторического источниковедения и литературного произведения 19 века, на который стоит обратить внимание, обусловлен романтическим характером искусства 19 века, его «миметическими» (подражательными – О.М.) свойствами»^⁸.

Не секрет, что для большинства людей в течение всей их жизни именно произведения художественной литературы и искусства вообще (в последнее время их активно вытесняют СМИ – О.М.) остаются основными источниками формирования конкретно-исторических представлений о событиях и людях не только отдалённых эпох, но и сравнительно близких нам по времени. Несмотря на то, что знания об исторических реалиях, базирующиеся на данных науки, зафиксированы в программах школьного обучения, первичными источниками представлений о прошлом и теперь являются не труды учёных историков (не говоря о публикациях источников - О.М.), а произведения художественной литературы. Как справедливо заметил С.О. Шмидт, «даже на тех, кто избрал затем своим делом профессиональные занятия истории, в начале их творческого пути большее воздействие, как правило, оказывала литература «неакадемических жанров» (выражение Д.С. Лихачёва)»^⁹. Этот путь можно проследить, опираясь и на опыт формирования исторического знания. Например, об Отечественной войне 1812 года мы получаем первые исторические знания из стихотворения М.Ю. Лермонтова «Бородино». Появляются непонятные для современного читателя термины: «зимние квартиры», «редут», «бивак», «кивер», «уланы с пёстрыми значками», «драгуны с конскими хвостами» и т.д. В старшем возрасте из романа Л.Н.Толстого «Война и мир» получаем литературно-исторические портреты Александра I, Наполеона, М.И. Кутузова, М.Б. Барклая де Толли. Именно толстовский портрет Барклая запоминается и с трудом вытесняется впоследствии источниками и научной литературой. Быть может, особенно явственно это прослеживается при ознакомлении с историей восстания, возглавленного Пугачёвым. Первоисточником (предысточником – О.М.) знаний об этом для большинства (включая и историков-профессионалов) является «Капитанская дочка» А.С. Пушкина, хотя Пушкин же – автор исторического сочинения «История Пугачёвского бунта». В своё время роман И.Н. Лажечникова «Ледяной дом» сделал более известными для нас события при дворе Анны Иоановны, чем годы правления Елизаветы Петровны, когда основали Московский университет, Академию художеств, театр, творил в науке М. Ломоносов»^¹0.

На наш взгляд, в 19 веке усилиями, прежде всего художественной литературы изменяется понимание природы человеческой индивидуальности. В философии обсуждается проблема чужого «Я». В поисках ответа учёные гуманитарии обращаются к художественной литературе как источнику, который накопил богатый опыт воспроизведения «чужого я» в художественных образах. Напомним слова Д.С. Лихачёва, сказанные ещё в 1981 году; «В любом литературном явлении так или иначе многообразно отражена и преображена реальность: от реальности быта до реальности самой литературы в её традициях и противопоставлениях. Сама литература - реальность: она представляет собой не только развитие общих эстетических и идейных принципов, но движение конкретных тем, мотивов, образов, приёмов.

Литературное произведение распространяется за пределы текста. Оно воспринимается на фоне реальности и в связи с ней. Город и природа, исторические события и реалии быта, – всё это входит в произведение, без них оно не может быть правильно воспринято. Реальность как бы комментарий к произведению, его объяснение. Наиболее полнокровное и конкретное восприятие происходит через искусство и, больше всего, через литературу. Но и литература отчётливее всего воспринимается при знании прошлого и действительности. Нет чётких границ между литературой и реальностью»^¹1.

Подобная трактовка литературного произведения неотрывна от его понимания как предысточника исторических знаний. Хотя историк, обращающийся в наши дни к литературному произведению не только как к одному из фрагментов социокультурного бытия, но и как к предмету специального изучения, сталкивается с вопросами очень важными и для исторического источниковедения и для теоретико-литературного знания:

Что такое историзм литературного произведения?
Насколько этот историзм соответствует современным, научным представлениям о предмете?
Какую историческую информацию можно извлечь из литературного произведения?
Где границы понимания и интерпретации?

Любые рассуждения теоретического порядка предполагают разговор с произведением конкретной эпохи, времени, творчества отдельных писателей. Пожалуй, самое главное для историка – текст произведения, его особый язык. Например, изучая историю российского чиновничества, государственных учреждений трудно (если вообще возможно – О.М.) пройти мимо образов, связанных с Н.В. Гоголем.

«Ребёнка окрестили, причём он заплакал и сделал такую гримасу, как будто предчувствовал, что будет титулярный советник»^¹2. Таким образом, рассказывая историю Акакия Акакиевича Башмачкина с его рождения и крещения, Гоголь предваряет читателя, что этот человек будет вести нищенское существование. Слово «титулярный» означает номинальный, то есть не действительный. Это чиновник гражданского ведомства царской России, имевший по табели о рангах чин 9 класса с общим титулованием «ваше благородие».

Следующий чин 8 класса указом Екатерины II давал право (до 1856 года) на потомственное дворянство, и не дворянам для перевода в этот чин (коллежского асессора – О.М.) нужно было служить 12 лет.

Титулярный советник Башмачкин, по сути, и влачил нищенское существование. От Н.В. Гоголя мы узнаём, что жалование титулярного советника, не имевшего дворянского звания и достаточного образования, в середине 19 века составляло всего 400 рублей в год. Разделите эту сумму на 12 месяцев, получите 33 рубля 33 копейки в месяц, то есть в день только 1 рубль 3 копейки. Разумеется, даже при низких ценах на продовольствие, чиновник в чине Т.С. мог себе позволить только пропитание, но расходы на одежду и бытовые предметы были ему уже не по карману. Вот почему Акакий Акакиевич не смог пережить потерю и равнодушное отношение к такой для него трагедии(!) со стороны всякого рода должностных лиц.

А вот ещё одна знаменитая повесть «Нос». «Коллежских асессоров, которые получают это звание с помощью учёных аттестатов, никак нельзя сравнить с теми коллежскими асессорами, которые делались на Кавказе. Это два совершенно особенных рода… Ковалёв был кавказский коллежский асессор. Он два года только состоял в этом звании и потому ни на минуту не мог его позабыть; а что бы более придать себе благородства и веса, он никогда не называл себя коллежским асессором, но всегда майором»^¹3. Здесь просто бездна исторической информации. До выхода закона 1856 года получить чин коллежского асессора, а с ним и звание потомственного дворянина, было возможно и по выслуге лет и при наличии образования, а также при отставке из действующей армии и переходе на гражданскую службу. Особенно это удавалось офицерам, воевавшим на Кавказе и получившим при отставке чин майора, дававший право на получение чина коллежского асессора в гражданской службе и, следовательно, достоинство потомственного дворянина.

Таким «кавказским майором» и был герой повести Н.В. Гоголя – коллежский асессор Ковалёв. Ввиду того, что военные чины всегда в России почитались выше всех других, многие в быту, служа на гражданской службе, продолжали именовать себя военным чином. Так и коллежский асессор Ковалёв называл себя майором. Сознание его превосходства (потомственный дворянин! – О.М.) воплотилось в его задранном носе, который и стал гулять, по воле Гоголя, отдельно от него. А без носа, без достоинства, какая жизнь? В образе Ковалёва великолепно обыграна система производства в 8 класс Табели о рангах.

А вспомним А.П. Чехова «Оратор». «В одно прекрасное утро хоронили коллежского асессора – Кирилла Ивановича Вавилонова, умершего от двух болезней, столь распространённых в нашем отечестве: от злой жены и алкоголизма»^¹4.

Несмотря на то, что табельный чиновник, не дворянин до 9 класса (титулярный советник – О.М.) имел право на титулование «ваше благородие», жалование его, как правило, было ничтожно, и жизнь его была почти нищенской. Поэтому многие российские чиновники низшего звена были холостыми. В русской литературе 19 века образ мелкого чиновника нашёл отражение у А.С. Пушкина («Станционный смотритель»), Голядкина у Ф.М. Достоевского («Двойник», «Бедные люди») - этот список можно долго продолжать. Очень ёмкую и весьма едкую характеристику даёт П. Вистенгоф в своей книге «Очерки московской жизни чиновника». «Под именем чиновников, здесь много описываемых, я разумею людей, служащих в разных присутственным местах, начиная с младших писцов до секретарей включительно. Все они могут быть разделены, в нравственном отношении, на следующие главные роды: он употребляет, и он не употребляет; он танцует, и он не танцует. Благословляйте судьбу, если вам придётся иметь дело с чиновником, который не употребляет и не танцует, но вы проклянёте свою жизнь, если свяжетесь с таким, который употребляет, да ещё и танцует»^¹5.

Исходя из вышеприведённых цитат, можно говорить, что текстовый субстрат литературного произведения есть предысточник исторического научного знания, рассчитанный на «читателя-профессионала» (в нашем случае историка-источниковеда – О.М.).

Литературные произведения (произведения – О.М.) являются тем необходимым информационно-историческим фоном, на базе которого начинается формирование научных исторических знаний, которые связаны, в том числе, и с развенчанием мифа литературного произведения. Видимо, не случайно С.О. Шмидт нашёл довольно точное определение художественной литературы как «предысточника» исторического знания.

Чернов О. А.

^ МЕМУАРЫ СОВРЕМЕННИКОВ КАК ИСТОЧНИК ПО ДИПЛОМАТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ Н. В. ЧАРЫКОВА В ТУРЦИИ.

Интересным, но весьма субъективным источником по дипломатической деятельности Н. В. Чарыкова, являются мемуары его современников.

Об активном интересе Н. В. Чарыкова к русско–турецким отношениям ещё до назначения на должность посла в Турции свидетельствуют воспоминания генерала А. Ф. Редигера. Так, А.Ф.Редигер сообщает, что «в сентябре 1908 года княжество Болгарское объявило себя независимым королевством, и по этому поводу вновь возникли опасения внешних осложнений. Извольский в это время был за границей, и я обратился к его товарищу Чарыкову с просьбой выяснить мне политическое положение. Чарыков 25 сентября сообщил мне частным письмом успокоительные вести: турецкий посол предъявил официальный протест, прося передать дело на решение Конференции держав, заявив при этом, что Турция из-за этого воевать не станет. К этому Чарыков добавлял, что с Турцией у нас налаживается искреннее сближение, а с Австро–Венгрией ведется дипломатическая борьба, которая, однако, пока войной не угрожает. Беспокоила его лишь «несчастная и увлекающаяся» Сербия, но и с этой стороны он не видел повода к тревоге. Таким образом, этот инцидент обещал пройти»^⁶⁶.

25 мая 1909 года Чарыков был назначен чрезвычайным и полномочным послом России в Турции. Видный советский дипломат Ю.Я.Соловьёв вспоминал, что А.П. Извольский упрекнул Чарыкова в том, что он сам добился этого назначения у П. А. Столыпина.^⁶⁷ Этим были недовольны многие.

В частности, бывший к тому времени в отставке глава российского правительства С.Ю. Витте писал: «Чарыков человек недурной порядочный, весьма ограниченный, склонный к занятиям нумизматикой и другими подобными нервоуспокоительными учёными делами, но никак не обладал тою светлостью ума и талантливостью, которая требуется от деятельного дипломата... не ясно почему именно потребовалось взятие из Константинополя такого выдающегося и компетентного человека, как бывший посол Зиновьев, и назначения такого–то во всех отношениях посредственности, как Чарыков».^⁶⁸ Без какой-либо оценки о назначении Чарыкова сообщает С. Д. Сазонов.^⁶⁹

После неудачных переговоров с турецким правительством об открытии черноморских Проливов Чарыков получил отставку, которая вызвала разные толки.

Российский дипломат Б. Э. Нольде, касаясь этого эпизода, говорит, что «Чарыков был человеком усердным, полным мыслей и темперамента, но не способным ориентироваться и чувствовать меру вещей. Осторожный Нератов помышлял скорее о разведке, чем о формальной постановке вопроса, и появление на свет Божий усердием Чарыкова нового Ункиар–Искелесси шло дальше его намерений».^⁷⁰

Лидер партии кадетов, а впоследствии министр иностранных дел Временного правительства, профессор П.Н. Милюков сообщает, что «относительно проливов наш новый посол в Турции вручил… проект конвенции довольно странного содержания. Россия обещала Турции поддерживать существующие в Дарданеллах границы в случае иностранного нападения при условии предоставления свободного прохода военных судов через проливы и распространение русской поддержки на «соседние местности»^⁷¹. Он отмечает, что, «проект Чарыкова – по существу самый смелый из предыдущих – лишь столкнулся с нараставшим влиянием Германии»^⁷².

Писатель А. П. Шполянский, известный под псевдонимом Дон Аминадо вспоминая свой путь в эмиграцию, между прочим, рассказывает: «Поклонились Ай–Софии, съездили на Принцевы острова, посетили Порай–Хлебовского, бывшего советника русского посольства, который долго рассказывал про Чарыкова, наводившего панику на Блистательную Порту.

– Как что, так сейчас приказывает запрячь свою знаменитую четверку серых в яблоках, и мчится прямо к Аблул–Гамиду, без всяких церемоний и протоколов. У султана уже и подбородок трясется, и глаза на лоб вылезают, а Чарыков всё не успокаивается, – пока не подпишешь, не уйду! А не подпишешь, весь твой Ильдыз–Киоск с броненосцев разнесу!..

Ну, конечно, тот на всё, что угодно, соглашается; Чарыков, торжествуя, возвращается в посольство. А через неделю–другую, новый армянский погром, и греческая резня. Но престиж... огромный!».^⁷³

После отставки с должности посла Н. В. Чарыков, вопреки принятому обычаю, был назначен не в Государственный Совет, а в Сенат.^⁷⁴ Его племянник Г. Н. Михайловский, тоже дипломат, свидетельствует, что прочитал в одной из германских книг, посвящённых Балканам, что Чарыков был уволен за его «боевую славяно– и англофильскую политику, по личному требованию кайзера Вильгельма»^⁷⁵.

Таким образом, следует отметить, что особый интерес представляют воспоминания Г. Н. Михайловского. Будучи племянником Чарыкова, он знал многие нюансы деятельности Чарыкова лично от него самого. В целом, мемуары современников Н. В. Чарыкова полной картины дипломатической деятельности Н. В. Чарыкова не дают. Присутствует явная тенденциозность и предвзятость, диктуемая личными пристрастиями авторов. Некоторые факты, сообщаемые в мемуарах, являются прямым вымыслом и не находят подтверждения в архивных материалах.

А.М. Кулегин

Blog

Содержание