Geum.ru

Страшно добрая сказка

Вид материалаСказка
Подобный материал:
1   2   3   4   5

– У меня соберутся друзья. Ты случайно не боишься разных там ведьм, леших?

– Нет, я не боюсь ни ведьм, ни леших.

– А кого Ты боишься?


Девочка задумалась.

– Я боюсь слабых, трусливых и алчных людей. Слабость, страх и алчность делает людей жестокими, бессердечными и безрассудными. Они совершают ужасные поступки, причиняя боль другим и себе, не понимая, что поступают просто глупо. Но от этого последствия их деяний не становятся менее ужасными.

Дал, не дожевав очередной кусок мяса, замер, как будто обдумывая неожиданно сказанное девочкой, и затем как–то непонятно посмотрел на нее.

– Вообще–то сказано умно. Хотя, Ты по–прежнему оставляешь у меня мнение о себе, как о весьма глупой особе. Ну, вот смотри, Ты говоришь, что не боишься ни ведьм, ни леших, а боишься слабых, трусливых и алчных людей. Ну, разве Ты бы предпочла лучше жить в лесу с людоедом, от которого не знаешь, чего можно ожидать, чем в семье обычных людей, пусть хоть трижды трусливых и жадных?

– Только от людей никогда не знаешь, чего можно ожидать. От людоеда, если он людоед, всегда знаешь, чего можно ожидать. И от любого другого лесного чудища знаешь, чего ожидать, если только ты не глуп, как бревно. Ибо лесное чудище знает, чего хочет и, как правило, не скрывает этого. Ибо, зачем ему скрывать? Если оно не глупое, оно всегда добудет себе то, что ему нужно, а то, что ему не нужно, оно и брать не будет.


Дал отодвинул графин с вином от Шел и стал с интересом ее разглядывать.

– Ты считаешь, что среди лесных жителей нету дураков, и каждый знает, чего хочет, и не скрывает этого? До еще и берет себе лишь то, что ему нужно?

– Если ты живешь один в лесу, ты уже не дурак, ибо дураки тянуться к дуракам и одни не живут. Другое дело, что жить одному очень тоскливо и скучно. Но именно поэтому, ну если ты, конечно, все–таки, не совсем дурак, то ты не станешь кидаться на первого встречного проходимца с единственной целью его скушать. Ведь, в конце концов, это не самое главное. Правильно? Разве стоит жить только для того, чтобы кушать? По меньшей мере, ты сначала с ним поговоришь. И только если убедишься, что проходимец глуп, как тыква, и ни на что более не годиться, как огурец на огороде, тогда, пожалуй, ты его съешь.


Дал выронил вилку под стол и нагнувшись долго ее там искал.

– Скажу Тебе прямо: со своими рассуждениями Ты либо будешь иметь очень большие неприятности, либо заставишь мир крутиться вокруг себя.

Шел не нашла, что на это ответить. Она хотела продолжить разговор, но сонливое настроение выше ее сил стало охватывать ее. Дал заметил это.

– Вот что. Здесь возле дома есть небольшой сад. Если хочешь, Ты бы могла отдохнуть там. Тебя никто не побеспокоит. А мне надо подготовиться к приему гостей. У нас вечером будут гости.

Дал сказал «у нас» и осекся.

– Я сказал «у нас», только в расчете на то, что Ты не спешишь и останешься у меня.

– Дело не в том, что я куда–то спешу, а в том, в какой степени я не помешаю Вам и вашим гостям.

– Без Тебя весь сегодняшний вечер можно будет считать безнадежно потерянным.

– Пожалуй, я приму Ваше предложение и останусь. Я постараюсь, если это возможно, ничего не испортить Вам своим присутствием здесь.

– Вот и прекрасно! А теперь вставай и иди в сад. Ты уже засыпаешь от усталости.


Шел поблагодарила Дала за обед, и отправилась в сад. Она поняла, что помочь ему не сможет, а потому лучше не путаться под ногами. Себя же она действительно чувствовала очень усталой и с радостью отдохнула бы в саду.

Сад был небольшой, но достаточный. В нем было все, что только может быть нужным и радовать человека в таком месте.


В саду росли фруктовые деревья, обвешанные плодами, декоративные кустарники, радующие глаз. Кое–где размещались небольшие клумбы с красивыми цветами. Стояли лавочки. Было место, где разжигали костер. И даже висел над этим местом котел, в котором можно было при крайней необходимости, что–то сварить. Небольшой ключ бил из земли и наполнял хрустальной холодной водой красивую мраморную чашу, вкопанную в землю. Имелась в саду и небольшая качелька. И столик. И был просторный удобный лежачек в тени небольшой яблони, на которой росли изумительной красоты большие красные яблоки.

А, главное, все в саду было также тщательно продумано, как и все в доме Дала. Каждое дерево росло там, где должно было бы ему расти. Там, где должна была быть дорожка, там она была. И трава росла исключительно там, где того хотелось бы.

«Сюда бы еще бассейн с рыбками» – подумалось Шел.


Шел немного погуляла по саду. Съела несколько яблок. И оказавшись, наконец, у лежачка в сильной усталости свалилась на него. Лежать в тени яблони было настолько приятно, что сладкая нега тут же охватила девочку, и ее глаза стали сонно смыкаться. Она попыталась побороться с желанием уснуть. Открыла глаза и снова огляделась вокруг. Ей хорошо с этого места был виден Дом. Правее там, где лес прерывался, открывался далекий вид на долину. Виднелись луга, холмы и новый лес.

Ее взгляд снова остановился на Доме. Ей показалось, что он колышется на ветру. Почудились непонятные звуки, которые, казалось, издавал он при этом. Какая–то странная дымка поднялась и завихрилась вокруг. Над головой послышалось цвирканье какой–то птички. Из зарослей травы появился Мар. Подойдя, и, на всякий случай, обнюхав гостью, он без приглашения улегся на лежачке подле нее. Она попробовала лениво погладить кота, но силы оставили ее. Более она уже не могла противиться усталости, и сон мягко накатил на нее.


***


– Я рад Тебя видеть, Морга.

– О, Дал! А как я рада видеть Тебя! Ты не знаешь этого... Я соскучилась, Дал... А Ты, негодяй, последнее время избегаешь меня! Я начинаю злиться.

– Я работаю, Морга. Я рисую.

– Да, да... Картины Тебя интересуют больше, чем я. Я даже ревную Тебя к ним, Дал... Особенно к той у окна... А знаешь, почему я ревную Тебя к твоим картинам?.. Ни на одной из них нет меня.

– Морга, я давно хочу нарисовать Тебя, но всему свое время.

– Я не хочу ждать... Она висит в твоем доме. Неужели я не заслужила того же?

– Ты глупая, Морга. Разве это можно заслужить?

– Да, Дал. Ты прав. Я глупая. Глупая, что люблю Тебя.

– Не обижайся. Повторяю, всему свое время.

– Ты просто не любишь меня, Дал.

– А Ты знаешь, что такое Любовь?


– Знаю, потому, что люблю.

– Может быть, может быть... Но, может, Ты любишь не столько меня, сколько свои фантазии?.. Ты часто упрекаешь меня и требуешь многого.

– Да, да. Я уже это слышала. По твоим суждениям я должна любить Тебя таким, какой Ты есть, и не требовать большего... Но я и люблю Тебя таким, какой Ты есть, Дал! И другой Ты мне не нужен. Но я хочу большего... Я хочу быть с Тобой всегда! Я хочу быть твоей музой! Я хочу занять собой весь мир для Тебя.

– Мир, Морга, слишком велик. И никто не может занять собой его весь... Ты говоришь о том, чего хочешь Ты... А где же Я в этом твоем мире? Не кажется ли Тебе, что, если Ты вытеснишь из него все кроме себя то, Ты вытеснишь из него и меня.

– Ты везде в нем! Ты в нем все!

– Морга, я не хочу быть всем. Я хочу быть лишь тем, чем я есть.

– Это потому, что Ты не любишь меня.


– Любовь – это когда Ты даришь себя другому, а не наоборот.

– Так подари мне себя, Дал! Себя я Тебе дарю. Бери меня.

– Я бы подарил, Морга... Я бы подарил... Только, извини, но Ты, действительно, хочешь слишком многого. Даря мне себя, Ты стремишься при этом сделать из меня лишь плод своей фантазии. Не видишь ли Ты в этом определенного противоречия?

– Ну, а почему Ты не хочешь стать моей фантазией?!

– Хотя бы потому, что у меня есть своя собственная.

– Вот! Именно это я и ждала услышать... У Тебя есть своя собственная! И в ней нет для меня места!

– Ты опять говоришь глупости. Место есть всегда и везеде. Но каждый ищет его себе сам, Морга.

– Я все поняла, Дал... То, что я и ждала услышать! Ты не любишь меня, и никогда не любил...

– Я люблю Тебя, Морга.


– Ты лгун!.. Знаешь, когда того, кто любит, обманывают, он начинает ненавидеть... Ты пожалеешь, Дал, что не захотел ответить мне на мою любовь...

– И опять глупость. Во–первых, тот, кто любит или любил, не может ненавидеть того, кого он любит или любил. Во–вторых, кто Тебе сказал, что я лгу и не отвечаю Тебе на твою любовь. А в–третьих... я давно разучился, Морга, о чем–либо жалеть... Тебя я любил, люблю, и буду любить, Морга... Быть может, только, мы по–разному понимаем с Тобой это чувство.

– Да, да, дорогой... Ты любишь... Ты любишь меня! Ты продолжаешь любить ее! Ты любишь весь Мир!.. Дал, так нельзя! Любить, можно только кого–то одного!

– Ты несусветно глупа. Весь Мир я не люблю, Морга. И Ты это знаешь. А уж, кого любить, кого нет – это нельзя ни решить, ни запретить, ни навязать. Кого человек любит, того он любит. Уж извини... Почему, собственно, нельзя любить весь Мир?

– Не извиню, Дал! Ты пожалеешь, Дал!.. Ты еще горько пожалеешь!.. Ты глуп сам, а глупцов надо наказывать...


***


Шел проснулась. Некоторое время она не могла сообразить, где находиться, и что с ней происходит. На сердце давил камень. В голове мешались какие–то странные мысли. Кажется, ей снился сон. Непонятный и не очень приятный. Но, какой – она не могла вспомнить. Наконец она вспомнила, где она. Вспомнила все, что с ней происходило в этот день, и как она здесь оказалась.

Осмотревшись, она обнаружила все на своих местах. Сад, Дом, в который ее привел тот, кто назвал себя Далом. Луг и дальние холмы за лесом. Только небо теперь было уже совсем другим. Нерадостным. Сильный ветер гнал по нему грозные косматые тучи. Солнца не было видно. Стало холодно и неуютно на лежачке под яблоней. Да и кота Мара уже не было рядом.


Шел вдруг охватила тревога. Да еще сомнения по поводу правильности ее согласия остаться здесь.

«Я уже должна была быть в городе. У тетушки Белы... Зачем я пришла сюда? И что от меня хочет этот человек?»

Шел вновь посмотрела на Дом. Дом не подавал никаких признаков жизни. Со стороны него не доносилось никаких звуков. Труба не дымила.

«Может, Он оставил меня здесь одну?!.. Этого еще не хватало!.. Пожалуй, мне нужно его разыскать и извиниться за опрометчивое согласие остаться. Если я уйду сейчас, я еще могу успеть до темноты добраться до города».

Шел встала и решительно направилась к Дому.

«Я не могу уйти не попрощавшись. Я должна найти Дала и поблагодарить».


Шел зашла на крыльцо и, обнаружив дверь незапертой, вошла в дом. Внутри было тихо.

– Дал!

Девочке никто не ответил. Тогда она прошла в знакомую уже ей гостиную. Там все было, как и несколько часов назад. Стол был прибран. А на кресле у камина Шел обнаружила пропавшего кота. Он беззаботно спал. Она решила дождаться Хозяина здесь. Умостившись на кресле вместе с Маром, она стала смотреть, как за окном на небе собирались грозовые тучи.


***


– Такова твоя участь, Глот. Быть гадиной и одновременно с этим неудачником во всех твоих гадских начинаниях.

– Спасибо Тебе, Морга. Мне сразу стало легче от твоих слов.

– Легче, не легче, а тут уже ничего не попишешь.

– Это Ты так считаешь?

– Я вообще не считаю.

– А мне вот нет никакого дела до всех участей вместе взятых.

– Участь – это такая штука, до которой поначалу никому нет дела. Но потом оказывается, что она сильнее тебя. И ты ничего не можешь против нее.

– Дура Ты.

– Я бы могла обидеться на Тебя, Глот. И тогда Ты бы приобрел для себя еще одну неприятность. Но я и так уже обижена. Одной обидой больше, одной обидой меньше... Поэтому, как дура, скажу Тебе одну мудрую вещь... Может мне зачтется... Но Тебе повторять не буду... Участь – не приговор. Хоть она и сильнее нас, но нет ничего, что нельзя бы было сломать.


– Я не собираюсь ничего ломать.

– Вот в этом то и проблема. Твоя. Ты не хочешь поверить в то, что что–то может быть сильнее Тебя. И, не веря в это, не хочешь ничего менять. Как глупый протест против того, что все–таки что–то может быть Тебя сильнее. А, между тем, именно в этом то и есть твоя слабость. Ты злишься. А значит Ты слабее того, на что Ты злишься. Даже если и не веришь в это.

– Ты хочешь сказать, что если б я не злился, то стал бы сильнее того, что сильнее меня сейчас?

– Да, мой друг. Но до остального Тебе придется додумываться самому. Ты меня разозлил. Так что я ухожу, что бы окончательно на Тебя не растратиться. Мне силы нужны для другого дела.


***


Время шло, а Дал не появлялся. День неумолимо близился к вечеру.

В нетерпении и незнании как ей быть Шел вновь стала ходить по комнате и разглядывать картины. Пересмотрев их все, и покрутив в руках несколько наиболее заинтересовавших ее статуэток, она вновь оказалась у портрета белокурой женщины. Несмотря на предостережение Дала, ее влекло к этому портрету, и она не могла сдержать своего желания вновь посмотреть на него.

Слегка скривившись от вида иссохшей руки, зачем–то повешенной на картину, Шел вновь стала разглядывать женщину. Их глаза встретились.


Нет. Эти нарисованные глаза определенно были живыми. В них было глубокое выражение, которое менялось, и в них читалась целая история. Казалось, женщина с портрета следит за всем, что происходит в комнате, и это причиняет ей боль. Если бы ее руки были столь же живыми, как и глаза, она, наверное, сейчас вцепилась бы ими в горло смотрящей на нее девочки.

Шел вновь стало не по себе. Пристальный взгляд красавицы сверлил ее насквозь. Какая–то пелена поплыла перед глазами. Показалось, что все вокруг закачалось, и стало искривляться. Страх охватил Шел. Сознание вновь стало покидать ее.

Но именно этот охвативший Шел страх неожиданно вывел ее из завороженного состояния, и Девочка, бросившись бежать, выскочила из комнаты.

Выбежав из комнаты, Шел обессилено села на пол. Сердце надрывно стучало в груди. Пот вновь проступил на лбу. Обомлевшие руки тряслись. Она долго не могла прийти в себя, и даже, когда нехорошее состояние стало понемногу проходить, она все равно продолжала сидеть на полу, совершенно теперь уже не зная, что ей делать дальше.

Тут Шел увидела лестницу, ведущую на второй этаж. Может это и не учтиво – ходить без спроса по чужому дому, но Шел было уже все равно.

«Не могу же я бесконечно ждать, когда появиться Хозяин... Если он вообще появиться».

Шел встала и пошла наверх.


Первым, что обнаружила Шел наверху, была небольшая комната. Дала в ней не было. Просторный диван, массивный письменный стол, целая коллекция курительных трубок. Опять картины на стенах. И такой же хрустальный шар, как и внизу, только поменьше. Большой шкаф с книгами. В комнате было уютно. Как и везде в Доме. Внимание Шел привлек небольшой стилажик на стене с расставленными и развешанными на нем статуэтками, странными предметами и медальонами.


Девочка подошла и стала рассматривать вещи. Особенно ей понравился один медальон («Наверное, амулет», – подумала она) с двумя выточенными из серебра дракончиками, усеянными множеством мелких сверкающих разными цветами бриллиантиков. Медальон так понравился ей, что она не смогла удержаться, чтобы не взять его и не повесить себе на грудь. Когда она сделала это, ей показалось, что дракончики засверкали еще больше.

В этот момент ей почудились какие–то звуки наверху. Где предположительно должен был быть чердак. Шел встрепенулась и выскочила из комнаты. Тут же обнаружила она еще одну небольшую лестницу наверх, заканчивающуюся дверкой, и, недолго думая, поспешила туда. Отворив дверку и пройдя внутрь, она оказалась на чердаке.


Пожалуй, это было единственное место в Доме, где царили беспорядок и запустение. Причем такие, какие редко можно где увидеть. Всюду беспорядочно валялись старые пришедшие в полную негодность вещи: сундуки, изветшалые книги, поломанная мебель, битые горшки и ржавые кастрюли, объеденная молью одежда и многое другое. Целый угол чердака был занят сваленными на кучу недорисованными или испорченными картинами. Всюду лежал толстый слой пыли, а с потолка и стен гроздьями свисала старая паутина, испещренная дохлыми, засушенными мухами.

Не обнаружив на чердаке никого, Шел хотела было покинуть это весьма некрасивое место, но тут ее взор упал на нечто, что заставило ее второй раз за сегодня поморщиться. На деревянной балке, подпиравшей крышу, привязанный толстыми веревками висел скелет. Человеческий. Шел решила задержаться и, подойдя к висевшему скелету, стала его разглядывать.

«Чей это скелет? Почему висит тут?.. В комнате рука на портрете, здесь скелет... Странный этот Дал какой–то».


За спиной послышались шаги. Шел вздрогнула и, схватив от страха ржавый топор, валявшийся возле ее ног, обернулась.

– Ты очень любопытная. Мне это даже нравиться... Ты хорошо отдохнула в саду?

Подошедший Дал спокойно забрал из рук девочки топор и положил его на то же место, где он и лежал.

– Извините... Я искала Вас. Я хотела...

– Поблагодарить и попрощаться... Ты передумала оставаться у меня.

– Нет, но... вообще–то...

– А если я попрошу Тебя остаться, Ты останешься?.. Мне очень хочется, чтобы Ты осталась... Ты можешь уйти в любой момент. Но уже вечереет, а до города далеко... В этом же доме Ты можешь чувствовать себя абсолютно спокойно.

– Хорошо. Я останусь.


Тут Шел вспомнила про медальон, висевший у нее на груди. Она схватила его руками, будто пытаясь прикрыть, и покраснела.

– Оставь. Не снимай. Это амулет. Он может Тебе пригодиться... Но впредь старайся не брать без спроса вещи, Тебе незнакомые. Вещь может не принять Тебя... Идем.

Дал повлек Шел к выходу, но она остановила его и показала на скелет.

– Кто это?

Дал обернулся и его лицо прониклось тоской и огорчением.

– Корноул... Когда–то он был моим другом. Но это было очень давно.

– Это Вы его?.. За что Вы так с ним поступили?

У Дала явно не было желания об этом говорить. Он скривился, но все же продолжил:


– Это грустная история. Мы были друзья. Но, кажется, он завидовал мне. Или на что–то обижался. Только он всячески пытался мне насолить. Рассказывал про меня небылицы, сорил с другими. Постоянно что–то крал. Я терпел, пока он не украл у меня коллекцию статуэток и амулетов. Не знаю, зачем она ему понадобились. Я был настолько зол, что не стал разбираться. Притащил его сюда и сказал, что он никогда более не покинет этот дом. Он стал смеяться и грубить мне. Тогда я привязал его на чердаке и оставил одного... Он долго кричал. Звал. По–моему пытался рассказать что–то. Но... я вдруг потерял ко всему этому интерес... и к нему тоже. Мне предстояла длительная отлучка...

Дал замолчал и с грустью посмотрел на висящий скелет.

– Так чем закончилась эта история?

– Ничем, как видишь.


***


Уже была глубокая ночь. В комнате горел камин, и светили лампы.

– Нет, нет, Мурна! Я хочу, чтобы ты попала мне прямо в лоб! – практически полностью пьяный тип с кабаньим лицом восседал на камине и с оскальей улыбкой взирал на громко смеющуюся подвыпившую девицу, раскачивающуюся на стуле с яблоком в руке, и пытающуюся попасть этим яблоком в типа.

– Ну, давай! А то я изжарюсь тут!

– На! Получай, Драган!

Мурна наконец прицелилась и швырнула яблоко. В Драгана оно не попало. Оно попало в глаз чудовищу, пастью которого являлся камин, отлетело и разбила фужер в руке Дала, о чем–то беседовавшего с двумя другими своими друзьями Кевом и Лоном. Та, которую звали Мурна, при этом опрокинулась со стулом на спину, чуть не перевернув стол с трапезой.


Видимо привыкший к подобным инцидентам Дал принялся спокойно собирать осколки, в то время как один из его собеседников Лон пошел поднимать девушку.

– Мурна, я спешу к Тебе на помощь! – с этим окриком тот, кого звали Драган, с ужаснейшим грохотом свалился с камина.

– Великодушно прошу меня простить. – Поднятая с пола молодая дама попыталась изобразить на лице искреннее раскаяние.

– Дорогая, Ты не расшиблась? – Подскочивший, чудом уцелевший после чудовищного падения Драган, вцепился в с трудом соображающую Мурну руками и попытался сорвать с нее платье, дабы, видимо, облегчить дыхание.

– Драган, Драган. Это лишнее. – Лон мягко отстранил переживающего Драгана, – Лучше принеси холодного лимонада.


Убрав осколки разбитого фужера, Дал закурил трубку и продолжил разговор с не обращающим внимание на суету Кевом:

– Нет–нет, Кев. Шаманский бубен надо обтягивать исключительно шкурой старого козла, ни разу не познавшего женщину... козу.

– Ага... А еще лучше...

– Нет–нет. Это уже грубо.

– Кто бы говорил.

– Ты не прав. Я сторонник эгрегора формы, но не до такой степени, чтобы забывать об эстетике.

– Ты сам себя слушаешь?

– Повторяю Тебе, Ты не прав.

– Я не прав всегда... В этом мое предназначение.


– Нет... В этом мое предназначение... Ты у нас должен всегда быть правым. И должен следить за своими словами и своими мыслями... Мне не обязательно.

– За своими мыслями, а уж тем более словами, нужно следить всегда и всем.

– Это Ты хорошо сказал. За это можно поднять бокал.

– С удовольствием. Но вначале я хочу задать вопрос ребенку.

– Кого Ты имеешь в виду?

– Прошу простить. Я хочу спросить у госпожи Шел... Досточтимая Шел, не сочтете ли Вы возможным поставить точку в дискуссии на предмет того, что важнее эгрегор формы или ее качественно–эстетическое содержание?

– Я не очень понимаю, господа, о чем Вы говорите.

– Ну, вот, что важнее? Чтобы мармелад был вкусным и доставлял удовольствие, или чтобы он соответствовал канонам изготовления мармеладных конфет, единожды принятым.

– Я думаю, главное, чтобы мармелад был вкусным. Но... Если не придерживаться канонов, то те, кто его делают, начнут, в конце концов, делать не мармелад, а невообразимо–гнусное месиво.


– Да. Вы правы... Но только вот что будет, если все начнут делать мармелад по одному единственному шаблону? Не будет же никакого разнообразия. Вед, сегодня Вам хочется малинового, а завтра потянет на сливовый. Да еще с корицей. А может быть с мятой.

– Мне думается, что если один человек чувствует, что от него хочет другой и стремится ему угодить, то каноны ему в этом случае не нужны... Наверное, только мешать будут... Но вот если Вы не знаете, чего от Вас ждут, тогда лучше, все–таки, им следовать. И если Вам в результате не удастся угодить другим, Вы, по крайней мере, будете иметь возможность спихнуть всю вину на того, кто эти каноны придумал.

– Интересная мысль. Надо будет ею воспользоваться... Дал. Досточтимая госпожа говорит о том, что, если мы знаем, чего от нас хотят, так сказать, напрямую, то и делать это мы должны тоже напрямую.

– Это если мы знаем, чего от нас хотят. А если нет? А если те, кто хотят, сами не знают, чего хотят? Или знают, чего хотят, но мы не хотим того же?

– Тогда обтягивай бубен козлиной шкурой... Когда мы все станем его слушать и думать об одном и том же – о несчастном козле – наши желания и, главное, устремления волей не волей придут в гармонию.


Лон наконец–таки привел в чувства Мурну:

– Мне нравится сегодняшний вечер. А знаете почему – с нами нет этой гнилой ведьмы, Морги?

– Ты к ней не справедлива, Мурна.

– Знаю, Дал, как ты к ней относишься. Но она еще покажет Тебе, что я была права в своем к ней отношении... Странно, что ее нету. Она старалась ранее не пропускать Игру... Идемте в сад. По–моему мы засиделись. Глот, Ты пойдешь с нами в сад?

Мурна обратилась к еще одному гостю, все это время тихо сидевшему в дальнем углу комнаты под портретом женщины. Это был худощавый человек, с печальным и одновременно злым выражением лица. Ответом Глота был отрицательный кивок головой.


На дворе была кромешная тьма. Только фонарь освещал крыльцо, да из сада лилось неяркое голубое сияние, источником которого было множество крохотных огоньков в кронах деревьев.

– Как прекрасно, друзья, вдыхать аромат ночного леса! – протрезвевшая Мурна, закрыв глаза, дышала полной грудью, подставляя лицо под дуновения поднявшегося холодного ветра.

В саду пахло яблоками. Голубое сияние, искрясь и переливаясь, струилось по кронам деревьев, кустам и траве. Было покойно и таинственно. Тишину нарушали лишь смех Мурны, носящейся меж деревьями, и окрики Драгана, пытающегося ее поймать.

– Негодница! Сейчас я догоню, привяжу Тебя к дереву и отстегаю, как девчонку!


Шел сидела на качели, и Дал с Кевом мерно раскачивали ее.

– Я не знаю, господа... но мне кажется, что точкой изначальности всего является Красота.

– А что есть красота, Шел?

– Красота?.. Думаю, господин Кев, что красота – это, прежде всего, неожиданность. Это то, что открывает путь в бесконечный мир непознанного. Но, при этом, этот мир должен непременно быть свободным от того негативного, что мы уже успели на текущий момент познать для себя как таковое.

– Вы говорите то, что думаете?

– Пожалуй, я говорю то, что чувствую.

– А если в том мире непознанного вопреки Вашим ожиданиям Вас ждет еще больше того негативного, что Вы таковым считаете?

– Я думаю... здесь все зависит от самого человека. Если, отправляясь в мир непознанного, Вы не освободили самого себя оттого, что считаете негативным, то в результате попадете как раз туда, где этого в большом достатке.


– А если освободили, Вы полагаете, тогда то, куда Вы попадаете, должно будет быть свободным от этого.

– Полагая, что так.

– Ну а если там, куда Вы попадаете, Вы обнаружите для себя новые негативы, о которых пока еще не знаете?

– Поступлю аналогично.

– И снова отправитесь на поиски того, что свободно теперь уже от этого нового негатива?

– Пожалуй.

– А может, стоит успокоиться, смирится с отдельными негативами, как вынужденной неизбежностью, ради конкретных позитивов стабильной определенности?


– Может быть... Если только Вы знаете, что такое «стабильная определенность»... И если в результате не умрете от безысходности негативов и скуки.

– Иными словами, Вы ратуете за стабильную неопределенность?

– М–м... неопределенность стабильно свободную от негативов... А позитивы никуда не денутся. Придут сами.

– Интересная мысль. Надо будет ею воспользоваться... Только, смею Вас заверить, никуда не денутся не только позитивы, но и негативы. Они тоже все равно придут.

– Ну и лад с ними. Пусть приходят. Главное не впускать их в себя. Тогда они потолкутся–потолкутся и уйдут прочь.

– Интересная мысль, надо будет...


Подошел Лон с графином вина.

– В этом году прекрасный урожай яблок. И пунш, Дал, у Тебя отменный... А чем Вы тут занимаетесь?

– Кев объясняется в любви молодой особе. И проявляет этим, кстати, неуважение ко мне, как к хозяину, имеющему право первенства в этом вопросе.

– Как–то странно вы объясняетесь. Вот Драгана я понимаю.

Из кустов доносились истошные вопли:

– Негодяй, оставь меня в покое!

– Ты идеал страсти! Ты исчадье похоти! Ты вершина блаженства!

– Пойди прочь, глупый самец!

– Лучше убей меня!

– У меня не хватит на это сил!

– Тогда убей меня своим бессилием!


Лон налил всем пунша и переглянулся с Далом и Кевом:

– Ну что, пора?

Дал и Кев некоторое время стояли молча, глубоко вдыхая свежий ароматный воздух сада и смотря на ночное небо.

– Пора.

– Самое время.

Как будто сообразив, что уже оно – «самое время» – Мурна и Драган неожиданно успокоились и подошли с абсолютно несвойственными им до сих пор серьезными лицами.

– Уже давно пора. А то мы слишком увлеклись второстепенным. – Сказала Мурна, оправляя платье.

– Кто знает, Мурна, что второстепенное, а что нет? Идемте. Нас ждет Шихан.


Дал помог Шел слезть с качели и все направились из сада в направлении стоящего в стороне сооружения, напоминающего большую беседку.

– Всеми внутренностями чувствую, что Шихан сегодня закончится Магедоном.

Дал обернулся и посмотрел на Драгана, как на бочонок с прокисшей капустой. Тот виновато стукнул рукой по губам.


Шихан, – так называлась беседка, равно, как и игра, в которую намеревались играть, – представлял собой прямоугольный деревянный помост из отполированного темного дерева, над которым на угловых деревянных столбах висела деревянная крыша. По периметру помоста были расставлены простые деревянные скамейки с высокими прямыми спинками. На столбах, держащих крышу, висели лампы. Лампы горели не ярко и кое–как освещали лишь внутреннюю часть шихана и ровным счетом ничего, что было за его пределами.

Единственное, что еще обнаружила Шел в Шихане, были большие идеальной формы шары. Шары были темно–бордового цвета, каменные и также идеально отполированные, как и помост, на котором лежали.


Шел не успела посчитать их количество – пришедшие тут же загнали их все под лавки специальными длинными палками. При этом никто ни разу не позволил себе заступить за полосу более темного цвета, которая отделяла свободное пространства центра шихана от места, где по краям на лавках должно было сидеть играющим.

Когда поле для игры освободили от шаров, наступила молчаливая пауза. Толи, раздумывая над тем, кому куда садиться, толи, желая последний раз подышать свежим воздухом, собравшиеся некоторое время стояли неподвижно, глядя куда угодно, только не друг на друга.

– А где Глот?

– Здесь я.


На помост Шихана поднялся худощавый злобный человек, весь вечер избегавший контактов с другими.

– Кто садится первый?

– Шел, подруга, садись первая. Ты у нас новенькая. – Мурна повела рукой, приглашая Шел выбрать себе место по усмотрению. – И, кстати, выбери себе сразу шар. Какой хочешь.

Шел вопросительно посмотрела на Дала. Дал одобрительно, но как–то отрешенно кивнул.

Девочка неуверенно прошлась вдоль пустых лавок, несколько раз снова посмотрела на Дала и наконец робко присела в центре одной из них.


– Шар. Шар возьми.

Девочка виновато полезла под лавку и достала тяжелый до скользкости гладкий каменный шар.

– А теперь положи его, куда хочешь на Шихан. Только не заступай черту. Если не можешь дотянуться туда, куда хочешь, подкати шар к тому место.

Шел снова хотела взглядом испросить совета у Дала, но Дал опустил глаза и, казалось, бездумно разглядывал пол Шихана. Шел, постояв в нерешительности, наконец, не катя, положила шар на шихан туда, куда ей позволяли вытянутые руки, и снова робко села на скамью. Как только она сделала это, Дал тут же вышел из оцепенения и быстрым шагом направился к ней. Подойдя, он уверенно катнул шар, прихваченный попути, и закатил его почти на середину Шихана.


Некоторое время постояв, изучая постановку своего шара, Дал сел рядом с Шел и спокойно, и опять же таки отрешенно, уставился на свой шар. Вслед за Далом все остальные оживились и стали класть и катить свои шары куда не попадя, стараясь при этом не задеть чужой уже поставленный шар. После игрок тут же садился там, где хотел (места в Шихане было много), и впяливался глазами в свой шар, стараясь не смотреть на других и на их шары. Последним это проделал Глот, усевшись при этом на край одной из лавок в самое темное и удаленное от всех остальных место.


В Шихане снова воцарилась тишина. Никто ничего не говорил и даже старался лишний раз не шевелиться. Стало упоительно покойно, и лишь прохладный с запахом леса ветер бесцеремонно предлагал свои сомнительные ласки, внося жизни суть в возымевшее место молчаливое безумие.

Шел не понимала смысла происходящего, но не только не смела заговорить об этом, но старалась даже видом не показывать своего глупого положения. Игра же продолжала развиваться тем же манером, что и началась, и у Шел в конце концов стал дурманиться рассудок.


***


– Ой! Милая, да ты вся горишь!.. Вот они твои купания в озере. Запретить бы тебе.

– Не беспокойтесь, тетушка Гала, я сильная. Хворь не берет меня.

– Да я вижу, как она тебя не берет. Давай немедленно в постель. Я нагрею тебе молока и дам меду.

– А как же гуси?

– Дара пригонит. Ложись.

– Тетушка Гала... А что такое Любовь?

– С чего это ты вдруг?

– Ну, вот один человек говорит другому, что любит его. А что это значит? И как знать, что ты любишь кого–то, и что другие любят тебя?

– Этого, милая, знать нельзя. Это можно только чувствовать. Если тебе хорошо с другими, а другим хорошо с тобой, значит между вами любовь.

– А вот со мной другим хорошо?

– Вот этого я не знаю. Спроси у других.

– А Вам со мной хорошо?


– Глупая, ты. Была бы умная – таких вопросов не задавала.

– А вот я еще слышала, что любовь – это когда ты хочешь не себе лучше сделать, а другому человеку.

– М–м... Вообще–то да. Да только и о себе забывать нельзя. Не забывай, что если другой человек тебя тоже любит, то он не будет счастлив пока не будешь счастлива ты сама. Как бы ты не пыталась его осчастливить.

– А если один другого любит, а тот того нет?

– Думаю, что такого не бывает. Если другой человек тебя не любит, значит, ты сама его не любишь. Так, прикидываешься. Себя и других обманываешь... Много ты вопросов мудреных задаешь. А жизнь она проще. Живи, как живется. Сердце само подскажет.

– А разве сердце умеет говорить?

– Пей молоко. И кутайся в одеяло... Ох! Запретить бы тебе эти купания... Сейчас растоплю печку, чтобы тебе теплее было.


В печке потрескивали дрова. За окнами вечерело. Слышался рев коров и звон колокольчиков – пастухи пригоняли стадо. Край неба заливался красным сиянием заходящего солнца. Назойливая муха упорно пыталась усесться на щеку девочки. Из кухни пахло пирогами.

«Хорошо, когда тебя любят... А вот, интересно, когда ты любишь – это хорошо?»


***


Свирепые всадники, вскинув копья, неслись на толпу обезумевших от ужаса безоружных людей. Несчастные разбегались в стороны, пытаясь найти укрытие. Но всадники быстро настигли их, и началась бойня. Изуродованные тела падали на землю и заливали ее кровью. Крики и вопли разнеслись по округе. Лишенная рассудка мать пала со слезами на разверстую грудь юноши, и в следующий миг избавительная смерть настигла и ее. Старик, пав на колени, вскинул руки, умоляя небеса пощадить беззащитных. Но жажда крови и необузданного насилия продолжала упиваться страданиями жертв.


И тогда не выдержали небеса и разверзлись. И подняли люди взоры свои к небу, и ослепила их глаза вспышка неистового гнева. Но не делила она людей, ибо не умела она делать это. А за небесами разверзлась земля. И вырвалось из нее вечное пламя расплаты и забрало всех с собой. Ибо не умело оно делить людей.

И только маленькая девочка осталась стоять в стороне. Ее не ослепила вспышка, ибо она не смотрела на нее. И огонь не забрал ее с собой, потому что не горело ее сердце в огне. Но только тихо спросило оно тогда: «Зачем все так?..»


***


Шел очнулась, почувствовав, как Дал накинул на нее свой плащ. По–прежнему стояла кромешная ночь, и уже было холодно. В игре произошли перемены. Они выражались в том, что игроки теперь напрочь потеряли всякий интерес к шарам (вместо того, чтобы пристально пялиться на них, они теперь вовсе старались не смотреть на них), а вместо этого проявили неожиданный интерес друг к другу. В Шихане полным ходом (правда негромко, в пол голоса) велась беседа. Смысл беседы был столь же неясен Шел, как и вся игра, но эта стадия игры почему–то понравилась ей больше.


– Лон. Твой эгрегор явно проявлен и непробиваемо стабилен. Но не забывай, что иногда нужно обострять ситуацию.

– Зачем?

– Потому, что, если не обостришь Ты, обострят другие. Вот как сейчас.

– Я лично ничего не почувствовал.

– Нет, нет. Кев прав. Ситуация явно вышла из–под контроля. Я вот только не понял, откуда пришел этот негативный поток. В этом не было ничего хорошего. А я говорил Вам, что сегодня все плохо кончиться.

– Ну, Ты уж не сгущай краски. Магедона то не было.

При слове «магедон» Дал посмотрел на Лона так, как ранее посмотрел на Драгана, впервые произнесшего сегодня это слово:

– Сколько раз Вам говорить? Не произносите этого слова просто так. Если на то нет большой необходимости.

– Извини, Дал.


– А я согласна с Драганом, – вступила Мурна,– игра крайне неудачная. Особенно твой шар, Дал. Лег как нельзя плохо. Открылся полностью. Если бы не шар Шел... Он оттянул на себя весь твой негатив. А так бы и этот самый... мог бы быть. Я за Тебя переживаю, Дал. Ни к чему хорошему это обычно не приводит.

– Шары Кева и Лона тоже легли плохо. Паскудно легли.

– Мои шары, Драган, всегда паскудно ложатся. Такова моя участь. Оттягивать негатив от Вас всех.

– Да–да, Кев. За что мы Тебя и любим. Ты очень удобный игрок. Все на себя берешь. Чего не скажешь про Глота. Его шары всегда ложатся, как кость в горло. Как будто он не с нами играет, а против нас.


Глот злобно посмотрел на Драгана, но ничего не ответил.

– Зато, Драган, когда нужно развеять «пришельца», Глот незаменим. Рвет чужаков, как бешеная собака подушку.

– Согласен. Да только что–то сегодня его шар никого не рвал.

Глот встал и молча ушел из Шихана.

– Да сегодня и рвать то никого не надо было.

– А откуда ж тогда негативный поток?

– От нас самих. Или от тех, кто нам очень близок.

– Может от него самого?

– Может и от него.


Тут встала Мурна и обратилась ко всем:

– Друзья, прошу меня простить, но я вынуждена с Вами на сегодня распрощаться.

– Чего так, Мурна? Уж утра б дождалась.

– Когда наступит утро, я должна уже буду лежать в своей постели и называться не Мурной, а... ну, Вы сами знаете.

– Мурна, а Ты позволишь, если сегодня утром я буду лежать с Тобой в той же постели и называться: мне абсолютно все равно как?

– Нет, Драган. Не позволю.

– Ну, хоть проводить себя дай. Вдруг на Тебя волки нападут?

– Я хочу видеть того глупого волка, которому взбредет в голову напасть на Мурну ночью в лесу.


– Нет, ну среди зверей тоже попадаются идиоты. Сами будете потом спрашивать – откуда негативная энергия берется.

– А Ты то чем поможешь? Волку.

– Я их отгонять буду, глупых. Когда я влюблен, от меня пахнет мандаринами. А волки этого терпеть не могут.

– Ладно, идем. Не люблю ночью по лесу одна ходить. Детство страшное было... Дал, Лон, Кев. Держитесь. Я Вас люблю... Шел, милая, приятно было с Вами познакомиться. Надеюсь, на этом знакомство не прекратиться... Доброй всем ночи и свежего утра.

Проводив Мурну и Драгана, трое друзей и Шел вернулись в дом и навалились на оставшуюся на столе трапезу. В камине снова заиграл огонь. Кот Мар, развалившись на большом кресле, грел брюхо. Злобного Глота не было.


– Мурна права, Дал. Игра прошла неудачно. Для Тебя, по крайней мере.

– Кев, я не слепой. Игра прошла неудачно для нас троих. Нас всех ждут неприятности.

– Да, да... Лон, а помнишь, как мы с Тобой охотились на уток на Гиблых болотах. У нас тогда тоже были большие неприятности.

– Да. Были. Особенно у меня. Ты то отделался недельной отсидкой в гнилом иле и ревматизмом, а мне пришлось целый месяц ублажать дочь Владыки Гиблых Болот.

– Да, кстати, Ты так и не рассказывал подробности.

– Лучше бы я просидел этот месяц в гнилом иле.

– Понял. Больше спрашивать не буду.

– А Ты, Дал, никогда не рассказываешь о Стране Всеми Забытых Женщин.

– Я Тебя очень прошу – не напоминай.

– Тоже понял. Интересно, что нам выпадет на этот раз?


Кот Мар вдруг встрепенулся и зашипел. В камине ярко вспыхнул огонь. Заклубился дым. Из камина вылетел сгусток и стал обретать очертания человека. Через мгновение перед сидящими за столом предстала высокая красивая женщина в длинном белом платье и с бриллиантовым ожерельем на шее. Мар зашипел еще сильнее и, спрыгнув с кресла, куда–то исчез.

– Добрый вечер, господа!

– О, Морга! Мы Тебя уж заждались!

– Как же без Тебя, Морга? Без Тебя и Игра не игрой оказалась.

– Я знаю, Кев, как Ты меня любишь.

– Я, Морга, честный. Я Тебя не люблю, я Тебя уважаю.

– И на том спасибо, Кев... Дал, где мне можно сесть?


Дал встал и любезно приставил женщине кресло.

– Дал, что это за милая особа у Тебя сегодня?

– Эту милую особу зовут Шел.

– И что она у Тебя делает?

– Она моя гостья.

– О–о! Когда это говоришь Ты, Дал, это звучит интригующе. Я начинаю чувствовать себя лишней.

– В моем доме не бывает лишних, Морга. Ты это знаешь. Они сюда просто не попадают.

– Как знать, Дал? Как знать...

Дал поставил перед Моргой красивую фарфоровую тарелку и положил на нее жаренную куропатку.

– Ну что ж господа... Я хочу выпить за всех вас.

– За здравие, надеюсь?

– За здравие, Кев. За здравие...


Глаза прибывшей женщины, как показалось Шел, сверкнули одновременно и грустью и ненавистью, и чем–то затаенным.

– Что Вы тут так обсуждали, господа?

– Мы говорили, Морга, о мужчинах и женщинах... Ты, вот, к кому себя относишь?

– Я, Кев, отношу себя к дурам... Только Ты этого не поймешь.

Морга с тоской посмотрела на Дала. Хотела что–то сказать, но вдруг осеклась, бросив мимолетный злобный взгляд на Шел.

– Вы, господа, никогда не поймете нас, женщин. Вы пользуетесь нашими слабостями и думаете, что это останется для вас безнаказанным.

Некоторое время на ее лице происходили перемены. Будто велась внутри какая–то борьба. Наконец она стала бесшабашно веселой. И при этом злобный огонь окончательно поселился в ее глазах.


– Дал, господа! А у меня вам всем сюрприз!.. Я приготовила вам всем подарок.

– Ну вот. А мы тут гадаем...

– Ты о чем, Кев?

– Нет, нет. Ни о чем. Я радуюсь, что из камина выпала только Ты, не прихватив с собой всех демонов мира.

– Поверь мне, Кев, скоро у Тебя будет очень много времени для шуток... Вот только, будет ли Тебя кто слушать?.. Дал! Подарок ждет Вас всех во дворе твоего Дома.

Дал был невесел. Он перестал курить трубку и как–то отрешенно смотрел в никуда.

Лон залпом опустошил свой фужер с вином:

– А что за подарок, Морга?

– Три отличных скакуна... О, нет. Два скакуна и одна изумительная лошадь специально для Тебя, Лон.


– Я, Морга, терпеть не могу ни лошадей, ни скакунов.

– Придется полюбить, Лон... Придется... Может, все–таки полюбопытствуете, или я зря старалась?!

Лон и Кев молча вопросительно смотрели на Дала. Дал встал из–за стола:

– Спасибо, Морга. Я с радостью приму от Тебя любой подарок... Каким бы он ни был.

– Тогда вперед, друзья! Подарок уже бьет копытами и ждет Вас!

Лон, Кев и Морга встали и вышли.

Дал, проходя мимо Шел, негромко сказал ей:

– Не снимай Амулет...

Мрак ночи уже опустился на Лес. Не было видно звезд на небе. Несколько горящих фонарей вырывали из темноты небольшой клочок двора и прилегающего леса. Шел дрожала от холода и от неясного тревожного ожидания. Тяжелый камень навалился ей на сердце.

– Дал! Я всегда жаждала угодить Тебе. Но у меня это редко получалось. Наверное, я действительно ничего не смыслю в любви. Прости... Так прими же мой подарок!

В свете фонарей Шел увидела трех черных невероятно красивых скакунов. (Где была лошадь – Шел не определила.) Привязанные к дереву звери нетерпеливо били копытами.

– Ты рад, Дал?

При этих словах Морга с тоскливой надеждой заглянула в глаза Дала. Но Дал не ответил. Молча и отрешенно он смотрел на рвущихся куда–то коней. Морга с горечью отшатнулась. Было, зародившаяся в ней теплота окончательно и безвозвратно исчезла:

– Ну, так оседлайте же их, господа! Они ждут Вас!


Сердце Шел заболело. Ей вдруг захотелось остановить Дала и его друзей, но мужчины уже отвязав коней трепали им гривы и вставляли ноги в стремена. Друзья вскочили в седла. И только успели они сделать это, как случилось нечто страшное и непонятное. Стремена вдруг ожили и заплелись вокруг ног седоков. Поводья, вытянувшись, туго связали им руки. Скакуны вздыбились. И, став на землю, снова нетерпеливо забили копытами.

– Корноул! – был окрик Морги.

Шел почувствовала, что происходит что–то ужасное и непоправимое. Из темноты появился всадник. Будто сотканный из сгустка мрака. В свете фонарей лицо его было серым и мертвым.


– Приветствую Тебя, Дал! Ты узнал меня? Да, я тот, кого Ты убил на чердаке и отправил в Царство Проклятых! Теперь я пришел за Тобой! Мне скучно там одному! Вперед же, друзья!

Страшный всадник немедля пришпорил коня и помчался по полю в сторону холмов. стальные кони к ужасу Шел встрепенувшись последовали за ним, стремительно унося на себе во мрак ночи Дала, Кева и Лона.

– Дал! Да–ал! – вырвалось из груди Шел.

Она бросилась вперед, но ночь быстро поглотила всадников. Шел осталась стоять на краю поля, тревожно всматриваясь в темноту. На поляну выскочил Мар. Он забегал по поляне в поисках пропавшего хозяина, шипя и надрывно крича.


За спиной Шел услышала голос Морги.

– Ты больше не увидишь его. Разве что последуешь за ним в Царство Проклятых.

Шел обернулась и гневно посмотрела на Моргу.

– Зачем Вы это сделали?!

– Ты не поймешь... Сейчас не поймешь...

Злость неожиданно охватила Шел. Что бывало с ней крайне редко. Она схватила валявшееся у нее под ногами полено и швырнула им в Моргу. Полено угодило женщине в грудь. Та вскрикнула и в следующий момент ее глаза сверкнули бешенством.

– Ну, так получай же!

Из глаз Морги вырвалась молния и ударила в Шел. Девочка должна была превратиться в пепел. Но висевший у нее на груди амулет с драконами вдруг ярко засиял и принял удар на себя, рассыпав сноп искр. Шел отбросило назад и она опрокинулась на землю. Морга подошла к распростертой на земле девочке:


– Дура! Я дура, а Ты еще большая! Зачем Тебе все это нужно? Может все–таки испепелить Тебя? Амулет теперь Тебе уже не поможет.

В этот момент появившийся Мар бросился на Моргу и неистово вцепился когтями ей в лицо. Морга заорала так, что, казалось, целый лес содрогнулся от ее вопля. Ей удалось отшвырнуть кота, но он тут же попытался броситься на нее снова. Окровавленная Морга в одно мгновенье ударилась о землю и превратилась в ворону. Ворона вспорхнуть и тут же исчезла в темноте.

Шел с Маром остались одни. Наступила тишина. Лишь поднявшийся ветер шумел листвой деревьев. Все произошедшее было ужасно. Шел попыталась встать, но снова упала на землю и заплакала. Погода испортилась. Пошел дождь. Ветви деревьев закачались от порывов ветра.


Вдруг в освещенном окне Дома Шел увидела промелькнувшую тень.

– Дал!

Девочка вскочила и бросилась в Дом.

В прихожей она услышала голоса, доносившиеся из гостиной. Она рванулась туда, но, вбежав, замерла. За столом, где чуть ранее сидели Дал и его друзья, сидели теперь двое: уже известный девочке Глот и какая–то покрытая шерстью тварь. Они пили вино из фужеров, оставленных на столе, и радостно что–то обсуждали.

– Вы что здесь делаете? – спросила Шел, обращаясь к Глоту.

Глот недовольно поднял глаза на девочку:

– Видишь, в этом бокале осталось ровно три глотка. У Тебя есть время до третьего. Потом, если Ты не исчезнешь отсюда, Ты будешь горько жалеть об этом.

– Вы что здесь делаете, я спрашиваю?!


Тень раздражения промелькнула на лице худощавого. Но он сдержал гнев.

– Я прощаю Тебе твою дерзость... Твой Дал здесь больше не хозяин... А Ты, если не уберешься, познакомишься с Шеолом. Смотри: я выпиваю сразу два глотка...

– Сейчас Вы выпьете все три!

С этими словами Шел подскочила к Глоту, выхватила фужер и разбила его ему о голову. Пришелец оказался в растерянности. Ярость стала охватывать его. Он хотел что–то выкрикнуть Шел, но тут в комнату вбежал Мар и яростно зашипел.

– Да, нехорошо получается... Очень жаль... Придется уничтожать. Я слишком зол, чтобы терпеть все это... Жаль, – с этими словами Глот напрягся, невообразимо сморщив лоб и выпучив глаза и, видимо попытался извергнуть из них молнию по примеру Морги. Но у него что–то не склеилось. Вместо молнии из глаз посыпался фейерверк искр, большая часть которых попала на волосатую тварь, все это время со страхом наблюдавшую за происходящим. Шерсть на ней загорелась. Тварь с криками и воплями выскочила в окно и исчезла. На самом худощавом тоже загорелась одежда и он с проклятиями и, как показалось Шел, со слезами на глазах взмыл вверх и оставляя за собой дымный след исчез в каминной трубе.

Шел подошла к креслу Дала и обессилено на него свалилась.


В комнате догорал камин. Шел сидела на Большом кресле. Рядом лежал Мар. Он, казалось, с тоской смотрел на тлеющие в камине угли. Шел трясло. Ей хотелось плакать, и она с трудом себя сдерживала. Она гладила Мара. Но тот не реагировал и только смотрел на угли. В голове Шел кружились мучительные мысли:

«Дал, Морга, Корноул, Царство Проклятых... Глот... Зачем я не пошла к тетушке Беле? Что мне теперь делать?.. Что будет с Далом и его друзьями?.. Они вернутся или нет?!..»

Мысли путались в голове Шел. Ей было страшно и тоскливо.

«Почему все так произошло? Почему я попала в эту историю?»

– Мар, не плачь.

Шел вновь погладила кота, но Мар был как завороженный. Измучившись от мыслей и безответных вопросов она в конце концов не нашла ничего лучшего, чем удобнее разместившись на кресле с Маром уснуть.

«Надо дождаться утра».


Сон был беспокойным. Ей снились кони, стремительно уносящие своих седоков в какую–то серую мрачную даль, где не было ни солнца, ни вообще ничего. Несколько раз она с криком просыпалась:

– Дал! Дал! Вернись!

Но, открыв глаза, она видела лишь пустую комнату, погасший камин и сиротливо прижавшегося к ней Мара. Так прошла ночь. Едва с рассветом комната осветилась лучами восходящего солнца, как Шел окончательно проснулась. Рядом лежал Мар. Он не спал, жалостливо положив голову на руку девочки. Шел, вновь стало горько и тоскливо. События ночи не хотели укладываться у нее в голове.

– Мар, где же нам с тобой искать нашего Хозяина?

«Ведь я должна что–то сделать!.. Только я знаю, что произошло. Только я знаю, где они теперь. Но где это Царство Проклятых и можно ли вернуть их оттуда?»

– Мар. Чтобы не судилось мне, я найду его! Ты веришь мне?

Шел, вновь погладила Мара, и кот, казалось, посмотрел на нее с надеждой.


Решительность овладела Шел.

– Хватит сидеть и реветь! Надо что–то делать!

Она встала и пошла к хрустальному шару.

– Ну что? Может, Ты подскажешь мне, что я должна делать? Я хочу знать, где сейчас Дал, Кев и Лон?

Шар долго ничем не отвечал Шел. Но затем в нем стали происходить изменения. Он засветился и стал показывать Шел картины. Вначале она видела какой–то странный мир. Без солнца. Там были странные люди с иссохшими лицами и потухшими глазами. Но Дала и друзей она не видела.


Затем шар загорелся огнем. И там, в огне тоже кто–то был. Истошные крики послышались из середины шара. Дрожь пробежала по спине Шел. А потом Шел увидела в шаре женщину. Ту самую с картины. Ее длинные белые волосы развивались и заняли собой все пространство шара. Голубые глаза пристально смотрели на девочку. Ее взгляд будто бы вопрошал:

– Ну что? Без меня не обойтись?

После шар погас. Решение созрело у Шел.

«Вот, Ты–то мне и поможешь!»


Шел спустилась в подвал. Там помимо запасов вина было огромное количество копченых колбас. Побросав их на пол и оставив дверь в подвал открытой, Шел вернулась в комнату.

– Мар. Наверное, мне предстоит покинуть тебя. Там в подвале ты найдешь себе пропитание. Думаю, что Хозяин не будет иметь ничего против. Прощай. Вернее, до скорой встречи.

Она погладила уставившегося на нее кота и пошла к картине.


– Доброе утро, досточтимая сударыня! Вы правы, мне действительно нужна Ваша помощь. Не будете ли Вы так любезны, оказать мне ее?

Портрет женщины никак не отреагировал на сказанное.

– Еще вчера Вы не были так безразличны к моему пребыванию в этом доме. Что же изменилось сегодня?

Портрет молчал.

– Наш с Вами общий знакомый, – я бы даже сказала, больше Ваш, чем мой, – исчез. При весьма драматических обстоятельствах. И мне не у кого спрашивать совета, кроме как у Вас.


Портрет, казалось, не слышал Шел. Это сильно разозлило девочку, и она зло закричала на женщину:

– Ах, так! Ну, так знайте! Ваш Дал влюбился в меня по самые уши! Если не хотите мне помочь, то и не надо! Я сама найду его! А потом, когда мы с Далом вернемся, мы завернем Вас в старую тряпку и отнесем на чердак! Да–да, на тот самый, где валяются ржавые сковородки, и на старых картинах висит паутина с дохлыми мухами!

Такое стерпеть не смогла бы, не только ни одна женщина, но даже ее портрет. Шел вдруг показалось, что все в комнате куда–то поплыло, а портрет сильно увеличившись в размерах, стал на нее надвигаться. В следующее мгновение Шел обнаружила себя, пребывающей в каком–то странном состоянии. Она ничего не видела, ничего не слышала и даже не могла ни о чем думать. Тем не менее, ясно ощущая себя реально существующей.


***


Сколько времени она пребывала в странном состоянии неизвестно (ибо, скорее всего, в этом состоянии время теряет свой смысл), но когда она пришла в себя, то обнаружила, что лежит на какой–то холодной каменной мостовой, окунувшись лицом в лужу помоев.

Подняв голову Шел увидела Город.

Она увидела пустынную городскую улицу с одно– и двухэтажными домиками, и небольшими двориками. По–прежнему было раннее утро и кругом было тихо. Прежде всего, ей захотелось умыться, и к счастью она обнаружила рядом металлическое корыто с водой.


Она только–только успела смыть с лица неприятную грязь, как услышала громкие голоса. Из подворотни появилось трое хамоватого вида парней, весело что–то обсуждающих.

– Ба! Мартин, Ты глянь! Какие красотки гуляют по нашей улице в такую рань!

– Глазам не верю!

Один из них тут же подскочил к Шел и схватил ее за руку.

– Красавица! Не хочешь поиграть с нами в веселую игру? Мы большие умельцы!

Шел не имела никакого желания ни с кем, ни в какие игры, играть. Поэтому, не раздумывая долго, ударила свободной рукой держащего ее парня по лицу.

– Ах, ты дрянь! А ну, парни, вали ее!

Двое других накинулись на девочку и повалив ее опять на мостовую стали срывать с нее платье.


– Стойте! – пронзительно закричала Шел.

Воспользовавшись вопросительной паузой, она вырвалась и вскочила.

– В игру так в игру! Только я сначала приведу себя в порядок!

Говоря это, она подхватила комок мерзкой грязи из лужи и размазала ее себе по лицу и одежде.

– Ну что?! Я вам нравлюсь?!

От увиденного у всех троих брезгливо скривились лица.

– Ты что, сумасшедшая?

– Точно! Сбежала из Дома Скорби!

– Или били в детстве много.

– Ага! – подтвердила Шел – Очень много!

– Ну, ее! Идем отсюда. У Катрин румяна лучше. Да и с мозгами все в порядке.

Парни отвесив еще несколько нелестных эпитетов в адрес Шел убрались прочь. А девочка села на камни, и расплакалась.


Из дома напротив вышла женщина с ведром и вылила помои в канаву. Уже собравшись вернуться в дом, она заметила плачущую девочку.

– Эй, дочка! Что случилось?

Шел не отвечала. Поставив ведро, женщина пошла к ней.

– Где Ты так измазалась?! – женщина всплеснула руками,– Наверное, бежала по улице и упала! А ну, идем со мной.

Женщина взяла Шел за руку и повлекла за собой.


Приведя Шел в дом, женщина поставила перед ней таз и стала сливать ей из большого кувшина теплую воду.

– Давай умойся, а потом расскажешь, что случилось.

Умывшуюся Шел она усадила за стол.

– Есть хочешь?

Не дожидаясь ответа женщина налила девочке большую кружку молока и поставила на стол тарелку с пончиками.

– Ну, а теперь рассказывай: кто Ты и что делаешь на нашей улице в такое раннее утро?

Попив молока и немного успокоившись Шел сказала:


– Спасибо. Вы очень добры. Но я сама не знаю, как я тут оказалась.

– Вот те раз! Ты что, из Дома Скорби сбежала?

«Мне сегодня уже говорили это».

Не зная, что ответить, Шел отвела взгляд.

– Не обижайся. Я вижу, что на умалишенную Ты не похожа. Но я не знаю Тебя. Да и одета Ты не по–нашему. Ты не из нашего города. Что же Ты здесь делаешь, и как тут оказалась?

– Понимаете, я ищу одну женщину.

– И какую же?

– С пышными белыми волосами и голубыми глазами. Один человек сказал, что она самая красивая на свете.

– И это все?! Ты точно ненормальная! На свете целая прорва голубоглазых белявок. А когда Ты подрастешь, Тебе тоже будут говорить, что Ты сама красивая. Она кто Тебе?


– Никто. Она знакомая одного моего друга, который пропал. Она может помочь мне найти его.

– Как ее зовут?

– Я не знаю.

– Но Ты точно знаешь, что эта женщина живет в нашем городе?

Шел отрицательно покачала головой.

– Я в этом не уверена.

– Понятно. Ситуация тяжелая. Странная, странная Ты. Ну, да ладно. Сделаем так. Давай–ка пока помоги мне немного по хозяйству, раз уж Ты здесь. А потом мы пойдем с Тобой прогуляться на площадь. Там собираются горожане, и, может, кто чего знает и поможет нам с Тобой.


Шел стала помогать тетушке Марте (именно так ее звали) мыть и убирать в доме. А потом они принялись выпекать пончики. Тетя Марта оказалась разговорчивой и все время рассказывала Шел о себе, о своих соседях, о горожанах, об одноруком бургомистре...

– Что?! Что Вы сказали? Ваш бургомистр однорукий?

– Ну, да. А что, это Тебя так взволновало? Однажды он попал в одну передрягу. И виной всему была его нынешняя распрекрасная женушка... Кстати! Голубоглазая, с белыми волосами и о–очень красивая.

Шел выронила тесто из рук. Тетя Марта удивленно посмотрела на девочку.

– Ты хочешь сказать, Что Ты ищешь жену бургомистра?

– Как я могу увидеть ее?!

– Э, милочка, Тебя даже близко к ней не подпустят. Если только Ты не ее родственница.

– Где живет бургомистр?


***


Шел шла вниз по улице, как ей сказала тетя Марта. Свернув к парку, прошла и его и наконец оказалась у большого величественного особняка. Перед домом раскинулся большой двор, загороженный от улицы высоким забором из кованых металлических прутьев и каменных фрагментов. Ворота ограды были заперты.

Шел стала вглядываться в окна, пытаясь одновременно привлечь к себе внимание, но никто не выходил и она никого не увидела. Предположив, что в доме никого нет, она села на камни и стала ждать. Ждать ей пришлось долго. Лишь, когда уже наступал вечер, к воротам подъехала красивая карета.


С нее соскочили люди в красивых мундирах, и один из них открыл дверцу кареты. Первым вышел высокий красавец–мужчина в строгом наряде с голубой лентой и золотой цепью на груди. Одна его рука была по локоть затянута в кожаную перчатку и пальцы на ней двигались как–то неестественно.

Он протянул другую руку и, взявшись за нее, из кареты вышла женщина. Шел вздрогнула. Это была именно та женщина, которую она видела на портрете! Шел бросилась вперед.

– Госпожа, мне нужно поговорить с Вами!

Едва успев подбежать к вышедшей из кареты женщине, Шел почувствовала у себя на шее чьи–то неимоверно сильные пальцы. Они сдавили ей горло и Шел показалось, что ее голова сейчас отвалиться.


– Каролина, Ты знаешь эту девочку?

– Первый раз вижу. Отдай ее солдатам и пусть ей всыпят как следует.

Тут женщина все же повнимательнее присмотрелась к Шел и увидела медальон с драконами. Ее лицо резко изменилось. Она удивленно и вопросительно врезалась глазами в глаза Шел. Но, быстро взяв себя в руки, сделала вид, что ничего не произошло.

– Наверное, это одна из просительниц, которой что–то от Тебя нужно, Карл. Ладно, отпусти ее.

Женщина достала монету, сунула ее Шел и, вырвав девочку из рук мужчины, вытолкала в сторону. Мужчина и женщина прошли в дом. Ворота вновь закрылись. Теперь возле них на страже уже стояли двое в мундирах.


Начало смеркаться и Шел ничего не оставалось, как возвращаться назад к тетушке Марте. Шел повернулась и удрученно пошла прочь.

«Что ж так все неудачно складывается?.. Хотя, с другой стороны, я нашла эту женщину. И теперь, чего бы мне это не стоило, я добьюсь разговора с ней. А уж она–то непростой человек – я это чувствую. Она должна знать, как помочь Далу и его друзьям... Но вот захочет ли она?..»

Шел проходила через парк, когда на нее неожиданно напали какие–то люди. Ей закрыли рот и поволокли вглубь парка. Потом ей накинули что–то на голову, и она уже не видела, куда потащили ее дальше.


Когда с головы Шел сняли покрывало, она снова увидела ту женщину. Шел стояла посреди большой освещенной лишь светом заходящего солнца комнаты с высокими потолками. На кушетки возле столика с вином и фруктами сидела Каролина (теперь уже Шел знала, как зовут эту женщину).

– Оставьте нас, – приказала Каролина.

Люди, что приволокли сюда Шел удалились. Женщина встала и подошла.

– Ты кто?!

– Этот амулет надел на меня Дал. – сказала Шел вместо ответа, показав рукой на медальон, висевший у нее на груди.

– Это я уже поняла! Амулеты Дала не крадут. Что Ты здесь делаешь? И что нужно Далу от меня?

– Не хотелось бы в это верить, госпожа, но боюсь, что ему ни от Вас, ни от меня уже ничего не нужно.

Каролина со страхом посмотрела на Шел.

– О чем Ты?!

– Его силой забрали в Царство Проклятых.

– Куда, куда?!

– В Царство Проклятых.


Женщина подвела Шел к кушетке и усадила.

– Так, дорогуша, давай все по порядку. Но знай, если Ты будешь пудрить мне мозги, Ты возымеешь дело с моим мужем Карлом. А уж он–то Тебе не простит этого медальона на груди.

Шел некоторое время собиралась с мыслями, и затем начала рассказывать:

– Дал пригласил меня к себе домой...

– Дал?! Тебя?!.. Дал, Дал! Тебя потянуло на молодушек!

– Не знаю, на кого его потянуло, но было именно так... Потом в его доме была вечеринка. На ней были друзья Дала, Кев и Лон. Были еще... ну, это не важно. А позже появилась Морга.

– Кто?! Морга?! А–а! Ну, все понятно!

Каролина стала разговаривать сама с собой:

– Говорила я Тебе, Дал: гони прочь Ты эту конченую дуру! А он мне: она хорошая, она добрая! Доигрался, любезный мой!


Потом она снова обратилась к Шел:

– Что было дальше?

– Морга подарила Далу и его друзьям заколдованных коней. Все вышли во двор посмотреть подарок. Дал, Кев и Лон оседлали коней и тут... сбруя, что была на конях, ожила и приковала их всех к седлам. А потом появился Корноул.

– Ага! Еще один придурок! Самая пара для Морги!

– Он забрал Дала, Кева и Лона с собой. В Царство Проклятых.

Каролина вновь стала говорить сама с собой, будто Шел здесь не было вовсе:

– Эх Дал, Дал. Никогда Ты меня не слушал! Виновата я перед Тобой. Нельзя мне было уходить от Тебя. Ты сам обязательно должен был попасть в какую–нибудь дурную историю!

Она еще некоторое время молча говорила с собой.


– Это все?

– Да... Если не считать того, что я кинула в Моргу поленом, за что она чуть не испепелила меня, а кот Мар подрал ей лицо. После чего она исчезла.

– Вот! Единственно отличная новость за целый день! Правда, если бы я встретила Тебя немного раньше, красавица, я бы сама Тебя... в общем, Ты бы у меня горько пожалела, что так легко соглашаешься на приглашения неизвестных Тебе людей... Так. Ну, а как Ты попала сюда?.. Впрочем, не отвечай. Я знаю.

Женщина встала и в задумчивости подошла к окну.

– Скажите, как попасть в Царство Проклятых?

Каролина посмотрела на Шел, как на дуру.

– У Тебя с головой все в порядке?

Шел промолчала.

– Да. Я вижу, ты крепко влипла, девочка... Дал, Дал. Не потерял Ты еще былого обаяния.


Женщина вновь задумчиво замолчала.

– Скажите! Прошу Вас! Если знаете.

– Что там знать–то?! Сделай кому–нибудь какую–нибудь гадость: обвини невиновного, укради последнюю монету, уведи из семьи мужа, – ну и так далее. Тебя проклянут за это. И тогда после смерти Ты попадешь сначала в Шеол,– Царство Грешников,– где Тебе как следует прочистят мозги, а потом Ты попадешь в Царство Проклятых, где, если повезет, найдешь своего... нашего красавца. Где вы на пару и останетесь коротать время до Скончания Веков.

При последних словах лицо Каролины почему–то помрачнело.

– Я не умею делать гадости.

– Ну, тогда извини, подруга.


Шел встала.

– Извините меня. Я пойду. Тетя Марта ждет меня до темноты. И будет волноваться.

Каролина некоторое время о чем–то думала.

– Ступай. Тебя выведут из дома.

Шел пошла к маленькой двери из комнаты.

– Постой!

Каролина подошла к девочке.

– Амулет. Он вряд ли Тебе еще пригодиться. Отдай мне его.

Шел сняла медальон Дала и отдала его Каролине.

– Скажи, что Дал говорил Тебе обо мне?

– Он говорил, что Вы самая красивая женщина, которую он встречал до сих пор.


Женщина опять погрустнела. Ее лицо осунулось и стало некрасивым.

– Да, да... Вот именно... «До сих пор»... Ступай.

Шел ушла. Женщина подошла к зеркалу и долго смотрела в него. По ее щеке прокатилась слеза. Сильно размахнувшись, она ударила медальоном по зеркалу так, что оно треснуло.

– Что ж! Если Ты так сильно хочешь попасть туда, я помогу Тебе! Или не ведьма я?! Еще какая! Почище той дуры Морги!

Женщина подошла к окну и распахнула его.


На город уже упали сумерки, и полная луна взошла на небо.

– Цербер! Пес мой! Стражник ночи! Приди! Это я, Каролина, зову Тебя!

Некоторое время было тихо, и, казалось, призыв останется без ответа. Но затем отчетливо послышался далекий звериный вой, от которого у многих бы застыла кровь в жилах.

Прошло еще немного времени. Женщина продолжала стоять у окна, вглядываясь куда–то вдаль. Вдруг сильный ветер ворвался в комнату, сорвав занавес и опрокинув кувшин с вином. Вслед за ветром в комнату влетело чудовище. Это был огромный черный пес. Его глаза сверкали, а пасть горела огнем. Тяжело дыша, он выпускал из ноздрей клубы дыма. Его когти оставляли на мраморном полу комнаты глубокие борозды.

– Ты пришел, друг мой! Сегодня будет у Тебя добыча! Девушка, совсем дитя, покинула этот дом! Спеши за ней! Она твоя! Настигни и забери ее туда, куда стремиться она! Ей нет места в этом мире!

Издав надрывный рык и взрезав когтями мрамор, чудовище кинулось обратно в окно. Сбитая с ног Каролина упала на пол.

– Все! Сделано!


Шел шла по темной опустевшей улице. На душе было горько.

«Что дальше мне делать? Послушаться совета и, совершив недостойный поступок, лишиться жизни? Или забыть на время обо всем? Остаться жить тут и ждать? И все решиться само, как должно? Может тетя Марта подскажет умное?»

Светила полная луна. Но дома бросали тень, и улица была во мраке. Лишь кое–где в окнах горел свет. Фонарей не было. Никто не встречался ей на пути. Она шла в одиночестве и думала.


Какая–то тень промелькнула на стене дома. Потом Шел услышала чье–то дыхание позади себя, но обернувшись никого не увидела. Она пошла дальше. Дыхание и чья–то мягкая шаркающая поступь последовали за ней. Ей вдруг сделалось страшно.

«Какой демон крадется за мной?!»

Она вновь обернулась. Сзади никого не было. Так ей показалось. Но она увидела в темноте улицы два огонька. Качающихся и приближающихся к ней. Затем она услышала хрип. Это был хрип зверя. Огоньки стали приближаться к ней стремительно. Ужас охватил Шел. Не думая более ни о чем, она бросилась бежать.


Она неслась по улице, потом по другой, не зная куда. И теперь уже отчетливо слышала сзади хрип и топот лап настигающего ее зверя. Она не останавливалась, чтобы обернуться, ибо знала и без того, что он уже совсем близко и в любую минуту может кинуться на нее. И что он ужасен. Она бежала в конец улицы, где издалека приметила арку, думая, что там проход. Но, добежав до арки, обнаружила, что внутри она замурована и представляет собой не проход, а нишу, заваленную мусором.

Она оказалась в тупике. Бежать дальше было некуда. Прижавшись к стене, она обернулась. Теперь она увидела тварь, что преследовала ее.

Огромный зловещий черный пес с огненными глазами и огненной же пастью, остановив бег, замер в нескольких шагах от нее, готовый в следующее же мгновение броситься на свою жертву. Она уже представила, как его клыки врезаются ей в горло, и холод пробежал у нее по спине.


И тут ужас прошел. Ей вдруг стало необычайно спокойно.

«Ну вот! Все и решилось! Будем надеяться, что я успела сделать в своей жизни какую–нибудь гадость».

Окончательно отбросив страх, она вышла вперед и предстала перед чудовищем, закрыв глаза, и будучи готовой принять смерть, какой бы страшной она не оказалась. Так она простояла некоторое время в ожидании неизбежного, но ничего не произошло. Тогда она открыла глаза.

Ужасный пес стоял рядом и пристально смотрел на девочку. Казалось, он о чем–то размышлял. Нападать он передумал. Что–то удержало его. Повернувшись, пес медленно побрел прочь. Дойдя до поворота в проулок он остановился и вновь уставился на Шел.


«Он зовет меня. Я должна идти за ним... Я знаю куда!»

Шел пошла за псом. Пройдя проулок пес вышел на заброшенный пустырь и подождав Шел продолжил свой путь дальше.

Полная луна заливала пустырь голубым сиянием. Шел уверенно шла вперед и была счастлива, что все решилось. Они уходили все дальше и дальше в ночь. И тетя Марта теперь уже знала, что девочка не вернется к ней. Шел нашла то, зачем пришла в этот город.