Geum.ru

Александр Покровский. 72 метра

Вид материалаДокументы

Содержание


По персидскому заливу
Спишь, собака!
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   67

ПО ПЕРСИДСКОМУ ЗАЛИВУ



Тихо. По Персидскому заливу крадется плавбаза подводных лодок "Иван

Кожемякин". На мостике - командир. Любимые выражения командира - "серпом

по яйцам" и "перестаньте идиотничать!". Ночь непроглядная. В темноте,

справа по борту, угадывается какая-то фелюга береговой охраны. Она

сопровождает нашу плавбазу, чтоб мы "не туда не заехали".

- Ракету! - говорит командир. - А то в эту темень мы его еще и

придавим невзначай, извиняйся потом по-английски, а я в школе, если все

собрать, английский учил только полчаса.

С английским у командира, действительно... запор мысли, зато уж

по-русски - бурные, клокочущие потоки. В Суэцком канале плавбаза

головной шла, и поэтому ей полагался лоцман. Когда этот темный брат

оказался на борту, он сказал командиру:

- Монинг, кэптан!

- Угу, - ответил командир.

- Хау ду ю ду?

- Ага.

А жара градусов сорок. Наших на мостике навалом: зам, пом, старпом и

прочая шушера. Все в галстуках, в фуражках и в трусах - в тропической

форме одежды. Из-под каркаса протекают головы. Это кэп всех вырядил:

неудобно, вдруг "хау ду ю ду" спросят.

- Ду ю спик инглиш?

- Ноу.

- О, кэптан!

Кэп отвернулся в сторону своих и процедил:

- Я ж тебя не спрашиваю, макака-резус, чего это ты по-русски не

разговариваешь?

Ночью все-таки получше. Прохладней.

- Дайте им еще ракету, - говорит командир, - чего-то они не

реагируют.

Плавбаза стара, как лагун под пищевые отходы Однажды дизеля встали -

трое суток плыли сами куда-то тихо в даль, и вообще, за что ни возьмись,

все ломается

Катерок опять не отвечает.

- А ну - ка, - говорит командир, - ослепите-ка его прожектором!

Пока нашли, кому ослеплять, чем ослеплять, прошло немного времени.

Потом решали, как ослеплять. Посланный включил совсем не то, не с того

пакетника, и то, что он включил, кого-то там чуть не убило. Потом

включили как надо, но опять не слава Богу.

- Товарищ командир, фазу выбило!

- Ах, курвы, мокрощелки вареные, электриков всех сюда!

Уже стоят на мостике все электрики. Командир, вылив на них несколько

ночных горшков, успокаивается и величаво тычет в катерок.

- Ну - ка, ослепите мне его!

Прожектор включился, но слаб, зараза, не достает. Командир смотрит на

механика и говорит ему подряд три наши самые любимые буквы.

- На камбузе, товарищ командир, есть, по - моему, хорошая лампочка, -

осеняет механика, - на камбузе!

- Так давайте ее сюда.

С грохотом побежали на камбуз, вывинтили там, с грохотом прибежали

назад, ввинтили, включили - чуть-чуть лучше.

И вдруг - столб огня по глазам, как солнце, ни черта не видно,

больно. Все хватаются, защищаются руками. Ничего не понятно.

Свет метнулся в сторону, все отводят руки от лица. Ах, вот оно что:

это катерок осветил нас в ответ своим сверхмощным прожектором.

- Товарищ командир, - спросили у кэпа после некоторого молчания, -

осветить его в ответ прожектором?

- В ответ? - оживает командир. - Ну нет! Хватит! А я еще, старый

дурак, говорю: ослепите этого братана из Арабских Эмиратов. Ха! А мне бы

хоть одна падла сказала бы: зря вы, товарищ командир, изготовились и

ждете, зря вы сусало свое дремучее раздолдонили и слюни, понимаешь,

ожидаючи, напустили тут целое ведро. Нет! А я еще говорю: ослепите его!

Мда! Да если он нас еще разик вот так осветит своим фонариком, мы все

утонем! Ослепители! Свободны все, великий народ!

Пустеет. На мостике один командир. Он страдает.

СПИШЬ, СОБАКА!



Военнослужащего бьют, когда он спит. Так лучше всего. И по голове -

лучше всего. Тяжелым - лучше всего. Раз - и готово!

Фамилия у него была - Чан, а звали, как Чехова, - Антон Палыч.

Наверное, когда называли, хотели нового Чехова.

Он был строен и красив, как болт большая голова шестьдесят последнего

размера, плоская сверху; розовая аккуратная лысина, сбегающая взад и

вперед украшенная родинками, как поляна грибами; седые лохмотья, обмотав

уши, залезали на уложенный грядкой затылок; в глазах - потухшая пустыня.

Герой-подводник. К тому же боцман. Двадцать календарей. Ненасытный

герой.

Он все время спал. Даже на рулях. Каждую вахту.

Он спал, а командир ходил и ныл - пританцовывая, как художник без

кисти: так ему хотелось дать чем-нибудь по этому спящему великолепию. Не

было чем. Везде эта лысина. Она его встречала, водила по центральному и

нахально блестела в спину.

Штурман появился из штурманской рубки, шлепнув дверью. Под мышкой у

него был зажат огромный синий квадратный метр - атлас морей и океанов.

- Стой! Дай-ка сюда эту штуку.

Штурман протянул командиру атлас. Командир легко подбросил тяжелый

том.

-Тяжела жисть морского летчика! - пропел командир в верхней точке,

бросив взгляд в подволок.

Лысина спело покачивалась и пришепетывала. Атлас, набрав побольше

энергии, замер - язык набок, и, привстав, командир срубил ее, давно

ждущую своего часа.

Атлас смахнул ее, как муху. Икнув и разметав руки, Чан улетел в

прибор, звонко шлепнулся и осел, хватаясь в минуту опасности за рули -

единственный источник своих благосостоянии.

Рули так здорово переложились на погружение, что сразу же заклинили.

Лодка ринулась вниз. Кто стоял - побежал головой в перебор-ку; кто

сидел - вылетел с изяществом пробки; в каютах падали с коек.

- ПОЛНЫЙ НАЗАД! ПУЗЫРЬ В НОС! - орал по-боевому ошалевший командир.

Долго и мучительно выбирались из зовущей бездны. Долго и мучительно,

замирая, вздрагивая вместе с лодкой, глотая воздух.

С тех пор, чуть чего, командир просто выбивал пальчиками по лысине

Антон Палыча, как по крышке рояля, музыкальную дробь.

- Ан-то-ша, - осторожно наклонялся он к самому его уху, чтоб ничего

больше не получилось. - Спишь? Спишь, собака...