Александр Покровский. 72 метра

Вид материалаДокументы

Содержание


Лев пукнул
Подобный материал:
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   67

ЛЕВ ПУКНУЛ



Конечно же, для наших подводных лодок несение боевой службы - это

ответственная задача. Надо в океане войти, прежде всего, в район,

который тебе из Москвы для несения службы нарезали, надо какое-то время

ходить по этому району, словно сторож по колхозному огороду, сторожить,

и надо, наконец, покинуть этот район своевременно и целым-невредимым

вернуться домой. Утомляет это все, прежде всего. И прежде всего это

утомляет нашего старпома Льва Львовича Зуйкова, по прозвищу Лев.

То, что наш старпом в автономках работает не покладая рук, - это всем

ясно: он и на камбузе, он и в корме, он и на приборке, он опять на

камбузе - он везде. Ну и устает он! Устав, он плюхается в центральном в

кресло и либо сразу засыпает, либо собирает командиров подразделений,

чтобы вставить им пистон, либо ведет журнал боевых действий.

Ведет он его так: садится и ноги помещает на буйвьюшку, а рядом

устраивается мичман Васюков, который под диктовку старпома записывает в

черновом журнале все, что с нами за день приключилось, а потом он же -

Васюков - все это аккуратнейшим образом переносит в чистовой журнал

боевых действий.

С этим мичманом старпома многое связывает. Например, их связывает

дружеские отношения: то старпом гоняется за мичманом по всему

центральному с журналом в руках, чтоб по голове ему настучатъ, то

возьмет стакан воды и, когда тот уснет на вахте, за шиворот ему выльет,

и мичман ему тоже по-дружески осторожненько гадит, особенно когда под

диктовку пишет. Например, старпом ему как-то надиктовал, когда мы район

действия противолодочной акустической системы "Сосус" покидали:

"Покинули район действия импортной системы "Сосус". Народ уху ел от

счастья. Целую, Лелик", - и мичман так все это без искажения перенес в

чистовой журнал. Старпом потом обнаружил и вспотел.

- Васюков! - вскричал он. - Ты что, совсем дурак, что ли?! Что ты

пишешь все подряд! Вот что теперь делать? А?

А Васюков, сделав себе соответствующее моменту лицо, посмотрел, куда

там старпом пальцем тычет, и сказал:

- А давайте все это, как положено, зачеркнем, а внизу нарисуем:

"Записано ошибочно".

После этого случая все на корабле примерно двое суток ходили очень

довольные. Может, вам показалось, что народ наш не очень-то старпома

любит? Нам сначала самим так казалось, пока не случилась с нашим

старпомом натуральная беда.

Испекли нам коки хлеб, поскольку наш консервированный хлеб на

завершающем этапе плавания совсем сдохшим оказался. И такой тот хлеб

получился мягкий, богатый дрожжами и сахаром, что просто слюнки текли.

Старпом пошел на камбуз и съел там полбатона, а потом за домино он

сожрал целый батон и еще попросил, и ему еще дали. А ночью его

прихватило: живот раздуло, и ни туда ни сюда - кишечная непроходимость.

Док немедленно поставил старпома раком и сделал ему ведерную клизму,

но вода вышла чистая, а старпом так и остался раздутым и на карачках.

Ну, кишечная непроходимость, особенно если она оказалась, скажем так, не

в толстом, а в тонком кишечнике, когда газы не отходят, - штука

страшная: через несколько часов перитонит, омертвление тканей,

заражение, смерть, поэтому на корабле под председательством командира

срочно прошел консилиум командного состава, который решал, что делать,

но так и не решил, и корабль на несколько часов пегрузился в черноту

предчувствия. Лишь вахтенные отсеков, докладывая в центральный,

осторожно интересовались: "Лев просрался?" - "Нет, - отвечали им так же

осторожно, - не просрался", А в секретном черновом вахтенном журнале,

куда у нас записывается всякая ерунда, вахтенный центрального печальный

мичман Васюков печально записывал в столбик через каждые полчаса: "Лев

не просрался, Лев не просрался, Лев не просрался..." Он даже специальную

графу под это дело выделил, писал красиво, крупно, а потом начал

комбинировать: чередовать большие буквы с маленькими, например так: "Лев

не ПрОсРаЛсЯ", или еще как-нибудь, и, отстранившись, с невольным

удовольствием наблюдал написанное, а корабль тем временем все глубже

погружался в уныние: отменили все кинофильмы, все веселье, никто не

спал, не жрал - все ходили и друг у друга спрашивали, а доку уже

мерещилась операция и то, как он Львиные кишки в тазик выпустил и там их

моет. Доку просто не сиделось на месте. Он шлялся за командиром, как

теленок за дояркой, заглядывал ему в рот и просил: "Товарищ командир,

давайте радио дадим, товарищ командир, умрет ведь". На что командир

говорил ему: "Оперируй", - хотя и не очень уверенно.

Наконец командир сдался, и в штаб полетела радиограмма: "На корабле

кишечная непроходимость. Прошу прервать службу".

Штаб молчал часов восемь, во время которых он, наверное, получал в

Москве консультацию, потом, видимо, получил и тут же отбил нам:

"Сделайте клизму". Наши им в ответ: "Сделали, не помогает". Те им: "Еще

сделайте". Наши: "Сделали. Разрешите в базу". После чего там молчали еще

часа четыре, а потом выдали: "Следуйте квадрат такой-то для передачи

больного". Мы вздохнули и помчались в этот квадрат, и тут Лев пукнул -

газы у него пошли. Он сам вскочил, примчался к доктору с лицом

просветлевшим, крича по дороге: "Вовик, я пукнул!" - и тут же на корабле

возникла иллюминация, праздник, и все ходили друг к другу и поздравляли

друг друга с тем, что Лев пукнул.

Потом командир решил дать радиограмму, что, мол, все в порядке, прошу

разрешения продолжать движение, вот только в какой форме эту радиограмму

давать, надо ж так, чтоб поняли в штабе, а противник чтоб не понял. Он

долго мучился над текстом, наконец вскричал: "Я уже не соображаю. Просто

не знаю, что давать".

Тогда наши ему посоветовали: "Давайте так и дадим: Лев пукнул. Прошу

разрешения выполнять боевую задачу".

В конце концов, действительно дали что-то такое, из чего было ясно,

что, мол, с кишечной непроходимостью справились, пукнули и теперь хотят

опять служить Родине, но штаб уперся - в базу!

И помчались мы в базу. Примчались, всплыли, и с буксира к нам на борт

начальник штаба прыгнул:

- Кто у вас тут срать не умеет?! - первое, что он нам выдал. Когда он

узнал, что старпом, он позеленел, вытащил Льва на мостик и орал там на

весь океан, как павиан, а наши ходили по лодке и интересовались, что это

там наверху происходит, а им из центрального говорили: "Льва срать

учат".