Сказки про людей
| Вид материала | Книга |
СодержаниеСказки про животных |
- 9. Чарушин Е. Рассказы про Никиту 10. Барто, 8.13kb.
- Детские капризы и сказки к ним, 1410.33kb.
- Детские капризы и сказки к ним не хочет засыпать, 1442.83kb.
- Сказки Шарля Перро. Сказки братьев Гримм. Сказки Г. Х андерсонна. Сказки Джанни Родари., 32.99kb.
- My dream has always been to go on a trip to a foreign country, 24.8kb.
- Тема: Какие вопросы задают сказки?, 37.5kb.
- Рысья шкура, 3503.65kb.
- Сказки пушкина что за прелесть эти сказки!, 144.65kb.
- Ундина Ханс Кристиан Андерсен. Сказки и истории. Бр. Гримм. Сказки. Русская классическая, 99.6kb.
- Тема: А. С. Пушкин «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях», 34.7kb.
СКАЗКИ ПРО ЖИВОТНЫХ
* * *
– Вася, открой!
– Чего надо?
– Открой скорее, я всё объясню.
Вася, зевая, открыл дверь, я вломился в комнату и быстро запер за собой задвижку.
– Ну, что случилось? Между прочим, сейчас два часа ночи.
– Знаю.
Я набрал побольше воздуха и сказал как можно спокойнее:
– Вася, ты не поверишь, но у нас началось вторжение.
Вася замер на середине зевка и посмотрел на меня с легким подозрением.
– Повтори, что ты сказал?
– Вторжение, – повторил я. – Началось.
– Инопланетное? – уточнил Вася.
– Не знаю, – честно признался я. – Но они повсюду. Пришельцы, в смысле.
Вася подошел и потрогал мой лоб.
– Жара нет… – произнес он. – А как ты себя вообще чувствуешь?
– Я здоров. И, честное слово, ничего не пил. Да ты сам прислушайся – слышишь, там, на улице?
Вася послушно развернулся ухом к окну и склонил голову набок.
– Я ничего странного не слышу. Машина проехала. Телефон где то звонит. Собака лает.
– Ага! – кивнул я. – Это оно.
– Что «оно»?
– Собаки. Так их называют.
Вася отступил на шаг и как бы невзначай нашарил на галошнице зонтик.
– Ты только успокойся, – ласково попросил он. – Давай по порядку. Ты говоришь, что началось вторжение собак?
– И кошек тоже, – добавил я. – Знаешь, такие маленькие, пушистые, с треугольными ушами.
– Знаю, – осторожно кивнул Вася. – Кошки, ну как же… Древнее неприкосновенное животное.
– Вот и все так считают, – вздохнул я. – И ты тоже…
– Не хочу тебя разочаровывать, – ласково начал Вася, – но собаки и кошки живут вместе с человеком с незапамятных времен. Сохранились фрески, статуи… да что далеко ходить, у тебя самого в квартире уже полгода кот живет!
– Его там не было, – прошептал я. – Еще вчера у меня не было никакого кота! А сегодня возвращаюсь домой, а он уже там, бежит навстречу, мордой трется… И все уверены, что так было всегда! Но ведь не было, я точно помню! Все эти кошки и собаки появились только сегодня, часа два назад, и утром про них никто даже не слышал, и фресок этих не было, и книжек тоже… Откуда всё появилось?
– Ну откуда, откуда… – Вася неловко поежился и уставился на потолок. – Жаль, что так обернулось, конечно… Не думал, что именно ты заметишь…
– Замечу что? – Я почувствовал, как по спине начинают ползать противные мурашки. – Вася, ты что то знаешь о вторжении? Или… ты сам замешан? Ты их эмиссар?!
– Да ну, не говори глупости, – отмахнулся Вася. – Никакого вторжения нет. Просто нам поставили новый аддон, вот и всё.
– Аддон?..
– Угу. «Earth2: Pets». С этого дня по всему миру существуют домашние животные, для усложнения игрового процесса.
– «Earth2»? – тупо переспросил я.
– Ну да, сиквел. Первая часть была на плоском движке, а эта – трехмерная. Правда, и аддонов к первой части было больше, магия была, дополнительные расы, и вообще… Обещают здесь тоже ввести. А может, врут.
– Вася… что ты несешь?
Вася не торопясь поднял зонтик, прижал его к плечу, как винтовку, и нацелил мне в лицо.
– Я – игрок, – сообщил он. – А ты непись. Ты не должен был ничего заметить. Это баг. Мне очень жаль, честно.
Я попятился.
– Вася… успокойся! Ты переиграл в какую нибудь компьютерную игрушку…
– Дурак, – хмыкнул Вася. – Ты сам живешь в компьютерной игрушке!
Он нажал на кнопочку, зонтик щелкнул, и я очнулся. Срывая ногти, откинул задвижку, вылетел на лестничную клетку и помчался прочь, перепрыгивая через две ступеньки. Вслед мне громко хохотал Вася, явно сошедший с ума. Немудрено, если столько времени торчать перед экраном! Стрелять в меня из зонтика… что это на него нашло? И уже не первый раз! То же самое было, когда я показал ему свои университетские фотографии. И когда поздравлял с Новым Годом, тоже… Лечиться ему надо, вот что.
А мне лучше поторопиться домой, Черныш уже наверняка проголодался.
* * *
У каждой кошки девять жизней, это все знают. И спят кошки по двадцать часов в сутки – а иначе им никак не успеть везде пожить. Кошачий сон – это маленькая смерть. В одном месте кошка ненадолго умирает, а в другом сразу рождается.
Кошка 1 запрыгивает на диван, сладко потягивается, широко зевает, показывая острые зубки и розовый язык, сворачивается клубочком и засыпает.
На другом конце города в ту же минуту просыпается кошка 2. Конечно, она живет не в кошачьем теле – слишком шикарно было бы, девять тел для одной кошки. Кошка 2 живет внутри девочки подростка. Девочка изящно потягивается, в её глазах вспыхивают зеленые искры, а ушки сами собой становятся чуть острее. Но рядом никого нет, девочка дома одна, играть кошке не с кем, и ей становится скучно. Она решает вернуться через часок другой, и снова засыпает.
Кошка 3 живёт внутри старенькой учительницы на пенсии. Учительница очень любит уют и порядок, вся её квартира – сплошь бахрома, фарфор и бархатные подушечки. Кошке здесь нравится отдыхать, она щурит глаза за толстыми стеклами очков и тихо мурлычет какую нибудь песенку, наблюдая за быстрым мельканием спиц. Посидев минутку в тепле и покое, кошка идёт дальше.
Кошка 4 – это легкий весенний ветерок, играющий бумажками во дворе. Бумажки заманчиво шуршат, кошка гоняется за ними, подбрасывает лапами, гоняет по асфальту – пока не загонит в какую нибудь лужу, откуда не достать. Воды кошка не любит. Ветерок улетает на крышу, но кошке туда почему то не хочется, и она переходит к шестой жизни. Почему не к пятой? Потому что кошка 5 – это толстая и глупая аквариумная рыба, а кошка не любит воды, и почти никогда не посещает аквариум. Оттого рыба всегда сонная и вялая, самая нежизнерадостная рыба на свете.
Кошка 6 просыпается внутри тихой бесцветной домохозяйки, в самый разгар семейного скандала, и сразу показывает коготки. Через пять минут поле боя остается за ней – потому что нет зверя опаснее кошки, и это тоже всем известно. Гордо взмахнув хвостом, кошка отправляется дальше.
Снова посещает девочку подростка, но та смотрит какой то сериал, а это надолго. Значит, не сегодня.
Кошка 1 ненадолго просыпается, потому что пришла хозяйка, и надо её встретить, потереться щекой о подставленную руку и попросить вкусного. Поев, кошка снова отправляется спать.
Кошка 7 просыпается внутри старого охотничьего пса, и от души веселится, когда тот вскакивает с подстилки и начинает спросонья бестолково лаять, почуяв кошку. А её уже нет, она побежала дальше.
Кошка 8 осталась вполне довольна своей восьмой жизнью. Женщина, внутри которой она обитала, была блистательна и успешна. Кошке нравились её меха, вкусная еда, блестящие вещицы, просторная кровать. Нравилось внимание породистых самцов и бессильная зависть других кошек. В этом теле кошка появлялась часто и подолгу. Пока восьмая жизнь вдруг не закончилась.
Кошка 9 открывает глаза в последнем на сегодня теле, оглядывается по сторонам и решает, что остаток дня проведет здесь.
«Здравствуй, котенок», – слышит она. И отвечает «мррр!»
кочка
– Подвинься! Ишь, расселась.
– Ещё чего! Это моя кочка.
– Тю, посмотрите на нее! Поговори мне еще, уродина. Да ты знаешь, кто я такой?
– А ты сам знаешь, кто я такая?
– А чего там знать, лягушка ты и есть лягушка.
– А вот и нет! Я заколдованная принцесса!
– Прекрасная, небось?
– Ага, именно. А еще Премудрая!
– Ну да, как же. Уже верю. И кто же тебя, красавица, заколдовал?
– Кощей.
– Это который?
– Бессмертный.
– А, этот… Серьезный мужик.
– А ты сам кто?
– Прекрасный принц. А что, не видно?
– Не а.
– Ну и плевать. Меня твое мнение мало волнует. Двигайся давай. Пока я тебя с кочки не спихнул.
– Фу, грубиян! Убери от меня свои холодные лапы!
– Молчи уж. И чего тебе тут только понадобилось сидеть? Шла бы к себе в болото.
– А я отсюда за дорогой наблюдаю. Жду, когда за мной царевич приедет.
– А, ну давай, давай, жди. Делать ему больше нечего, только по болотам шастать и лягушек соблазнять.
– Я не лягушка! Я принцесса!
– Знаю, слышал уже. Уймись.
– А тебе что на моей кочке надо? Тоже на дорогу глядишь, да?
– А что, нельзя? Дорога общая, хочу и гляжу.
Пауза.
– А тебя кто заколдовал? Тоже Кощей?
– Не, меня – одна ведьма, противная старуха.
– Сильная, должно быть, ведьма.
– Да не, у нее случайно получилось. Я ей на ногу наступил, а она как заорет: «А, чтоб ты превратился в шелудивую собаку!» А я… вот.
– Суровая бабка. Так человека наказывать…
– Ну так я же специально наступил. Потоптался еще. Думал, смешно получится.
– Да, молодец. Смешно получилось.
– Тебя забыли спросить! Сиди себе и не квакай.
Пауза.
– Солнце садится.
– Скоро комары вылетят.
– А тебе бы всё о жрачке!
– Да нет, я не о том… Поздно уже. Никто сегодня не появится.
– Ну, подождем еще полчасика.
Пауза.
– А как ты его уговоришь себя поцеловать?
– Придумаю что нибудь.
Пауза.
– А я думаю, хватит на сегодня.
– Угу.
– Пойдем, что ли, ужинать? Вон, смотри, как комары разлетались!
– Угу.
– Может, завтра повезет.
– Угу.
– А может, образумишься, перестанешь забивать себе голову всякими глупыми фантазиями.
– Дурак!
– Может, и дурак, но в жизни разбираюсь. У нас в болоте полторы тысячи лягушек. И каждая вторая сидит и ждет своего принца. Может, хватит ерундой заниматься?
– Но я пра а авда принцесса а а!
– Не реви.
– Но я пра а ааа…
– Заткнись.
Пауза.
– А ты чего тогда тут сидишь, раз такой умный?
– Хочу и сижу.
– Тоже свою принцессу ждешь? Да?
– Отвали.
Пауза.
– А ты что, правда принц?
– Ага. Правда.
Пауза.
– Ну, и что ты на меня уставилась?
– Нет, ничего…
– Иди отсюда, если ничего.
– Грубый ты…
– С вами поживешь, еще и не таким станешь. Всё, иди. Спокойной ночи.
– А…
– Нет.
Пауза.
– Врешь ты всё.
– Ну, считай, что вру, если тебе так легче.
– Нет.
– Что – нет?
– Не легче.
Пауза.
– Ну, я пойду?
– Иди.
– До свидания…
– Угу. Бывай.
Пауза.
– Ква.
– Ква.
* * *
Я бегу по дороге неторопливой волчьей трусцой. Я и есть волк. Ну, почти. И я действительно не тороплюсь, и бежать мне незачем. От кого бежать? От людей, что ли? Так я их не боюсь.
Люди машут руками в мою сторону и кричат: «Оборотень! Оборотень!» Ну да, я оборотень. А что тут такого? «Смотрите, смотрите, оборотень бежит!» Неправда, я не бегу. Просто у меня такой быстрый шаг. По волчьим меркам – ничего особенного, неторопливая трусца, я могу и быстрее. Но пока незачем.
Мне же недалеко. Вон в тот двор на отшибе. Где открыта калитка и на дорожке копошатся дети. Они то мне и нужны.
«Оборотень, смотрите, оборотень! Он бежит сюда!» Да, теперь я бегу. Теперь мне не терпится. Я влетаю в калитку, роняю с грохотом какое то ведро, врываюсь в круг визжащих детей, и опрокидываю самого маленького на спину. И вылизываю широким шершавым языком его запрокинутое смеющееся лицо.
«Оборотень, мама, к нам оборотень! Смотри, кто пришел!» Я не пришел, я прибежал. А почему бы и нет?
Дети тискают меня, как большую собаку, серьезная трехлетняя малышка всесторонне исследует мой хвост – даже, кажется, пробует его пожевать, самый маленький взгромоздился верхом и толкает пятками в бока. А я сижу дурак дураком, с блаженной ухмылкой на морде, да рычу на них иногда. Или кусаю несильно за голые ноги. Их мать смотрит на меня из дверей и тоже, кажется, улыбается. А потом выносит плошку с молоком и крошит туда хлеб. Я не голоден, я уже поужинал в лесу. Но съедаю всё и вылизываю плошку. Я еще не сошел с ума, чтобы отказываться от молока с хлебом.
Детям пора спать, но мать великодушно позволяет им еще полчаса поиграть со мной. А почему бы и нет? Со мной играть интересно, я же не безмозглая скотина какая нибудь. Я оборотень. Я всё понимаю. Я даже могу считать до десяти, закрыв глаза. Это не имеет значения, я всё равно найду всех по запаху. Только не сразу, а то неинтересно. Но найду непременно. Прятки – хорошая игра, наша, волчья. Салочки – тоже. В салочки поиграем завтра. А летом, когда ночи станут светлее, а вечера – длиннее, мать отпустит детей на ночевку в лес. Это безопасно, со мной их никакой зверь не тронет. Даже не приблизится. Звери, известное дело, боятся оборотней. Так на то они и звери, безмозглые скоты. С детьми куда проще. Дети всё понимают, они меня любят. Ну и я тоже, могу же я хоть иногда, изредка, по ночам, при полной луне, немного расслабиться? Побыть недолго пусть даже не белым, но пушистым?
А то, что днем я работаю оценщиком в городском ломбарде – это никому знать не обязательно.
* * *
Шел однажды Братец Кролик куда то по своим делам, и нашел под терновым кустом Соляное Чучелко. Нашел – и оторваться не может. Не потому что прилип, а просто – ну как же бросить такую ценность без присмотра? И домой не унесешь – тяжело, соль все таки. А если побежать за тележкой – того и гляди, кто нибудь другой найдет и утащит.
Неизвестно, сколько бы так мучился Братец Кролик, но вдруг показалось ему, что вдалеке на тропинке мелькнул рыжий хвост Братца Лиса. Братец Кролик, недолго думая, закидал Соляное Чучелко листьями и стал ждать. Скоро показался Братец Лис. Увидел Братца Кролика и решил, что сегодня, в такой жаркий день, он, пожалуй, не будет за ним гоняться, а значит, можно поздороваться и просто поговорить по душам, по соседски.
– Здравствуй, Братец Кролик.
– И ты здравствуй, Братец. Куда путь держишь?
– Да никуда, просто гуляю. А ты что делаешь?
– А я сижу тут под кустом. Знаешь что, Братец Лис? Давай с тобой меняться? Уж очень мне прогуляться захотелось.
– Это как? – не понял Братец Лис.
– Да очень просто. Ты побудешь немного Братцем Кроликом и посидишь под кустом, а я побуду Братцем Лисом и пойду погуляю.
– Ой, чувствую я, Братец Кролик, ты меня опять хочешь как то обмануть. Но никак не пойму, где тут заковыка.
– Да что ты, Братец Лис, все честно! Посиди, отдохни в тенечке, а я вместо тебя буду ноги сбивать.
– Значит, говоришь, я буду Братцем Кроликом?
– Ну да.
– А ты, значит, будешь Братцем Лисом?
– Точно.
Задумался Братец Лис, но так и не смог понять, какой во всем этом смысл.
– Нет, ничего не понимаю! – признался он.
– Ну, ты посиди тут, подумай, а я побегу. А чтобы тебе лучше думалось, побудешь Братцем Кроликом – я ведь страшно умный, знаешь?
И не успел Братец Лис ответить, как Братец Кролик уже убежал. Бежит и думает: «Как это удачно сложилось, что Братец Кролик по прежнему сидит у тернового куста! Соляное Чучелко нельзя оставлять без присмотра!»
Сел Братец Лис (то есть теперь уже Братец Кролик) на свой хвост и погрузился в размышления. Думал думал, пока у него голова не заболела. А тут как раз ползет мимо Братец Черепаха.
– Здравствуй, Братец Черепаха! – сказал Братец Лис.
– Здравствуй, Братец Лис.
– Да тут понимаешь какое дело… Я ведь теперь не Братец Лис, я Братец Кролик.
– Как же это тебя так угораздило?
– Сам не понимаю. Но я вот что подумал. Ты куда ползешь?
– К озеру, купаться.
– А далеко ли до озера?
– К вечеру, должно быть, доползу.
– Медленно ты ходишь, Братец Черепаха.
– Ничего, я не тороплюсь.
– А давай я вместо тебя пойду к озеру. Я ведь теперь Братец Кролик, быстрее меня никого в лесу нет! Раз два – и там.
– Но ведь то ты, а то я!
– Велика важность! Побыл я Братцем Кроликом, теперь побуду Братцем Черепахой.
– А я кем тогда буду?
– Да кем угодно. По мне, так хоть Братцем Опоссумом!
Сказал так Братец Лис да и убежал. А Братец Черепаха (то есть уже Братец Опоссум) остался сидеть под терновым кустом. И никак не мог понять, что же произошло. «Значит, теперь я Братец Опоссум? А Братец Опоссум тогда кто же? Выходит, что никто. Вот ведь не повезло бедняге! А почему я, собственно, Братец Опоссум? Если мне можно быть кем угодно, то я, пожалуй, и Братцем Медведем могу быть! Или Братцем Волком. Или вообще Симургом. А что, Братец Симург – это звучит гордо!»
А тут и Братец Кролик вернулся с тачкой. Остановился у куста и кричит:
– Эй, Братец Кролик, ты еще здесь?
– Нет, – отвечает Братец Черепаха. – Здесь только я.
– Кто – я? А, это ты, Братец Черепаха?
– Нет, Братец Черепаха убежал на озеро купаться.
– То есть как?
– Да так. Братец Кролик оказался Братцем Лисом, стал Братцем Черепахой и убежал.
– А Братец Черепаха?
– А Братец Черепаха стал Братцем Опоссумом.
– А ты тогда кто?!
– А я Братец Симург.
– А кто же тогда Братец Кролик? – закричал Братец Кролик, чувствуя, что сходит с ума.
– И Братец Кролик – тоже я. Да чего там, скажу тебе по секрету, Братец Медведь – это тоже я! И вообще кто угодно, нужное подставить. Здорово, да?
– Ну, если Братец Кролик – это ты… Значит, ты – это я?
– Значит, так.
– И кто угодно еще – это тоже я?
– Знаешь, я думаю, не совсем так. Пожалуй, Матушка Мидоус – это все таки не ты. Не похожа. Совсем.
– Ааааа!!! – закричал Братец Кролик и, забыв и про тележку, и про Чучелко, помчался к Матушке Мидоус – чтобы увидеть хоть какое то живое лицо, кроме своего собственного. А когда увидел – тут же на радостях закатил пир на целый мир. То есть нажрался в гордом одиночестве. Потому как сам он и был целым миром. Ну, если не считать Матушки Мидоус.
все мужчины – скоты!
Эта фраза отражает не только их отношение к нам, но и реальное положение вещей. Да, мужчины – это домашний скот. Выращиваемый женщинами со всей присущей им педантичностью и старанием. Кто то заводит хомячков, кто то – кошек и собак. Вот и с мужчинами то же самое. Они просто очень полезные в хозяйстве животные.
Собака сторожит дом, лошадь пашет, кошка приносит честно добытых крыс… мужчина способен делать все это сразу. Конечно, идеальные, породистые мужчины встречаются редко – еще реже, чем чистокровные арабские скакуны. Мало можно найти богатых, умных, сексапильных, верных, умелых и не ревнивых красавцев. Кто то из них не способен вбить гвоздь в стену, хотя, например, исправно выносит мусор. Кто то мало приносит в дом, но зато прекрасный кулинар. И так далее. Конечно, любая женщина теоретически может выдрессировать своего мужчину, приблизив его к идеалу, но, как показывает практика, многие останавливаются на достигнутом где то в самом начале дрессуры.
Рассмотрим историю человечества. В начале, как известно, был матриархат. Об этом мы как то не задумываемся, а зря. Если мужчины, как считается, умнее, сильнее, выносливее и т. д., чем женщины – что же они не лидировали в стае? Выскажу ужасное предположение – а они и не были умнее. Цивилизацию двигали женщины, а мужчины исполняли чисто служебную роль: подать, принести, забить мамонта, сделать ребенка, надавать в зубы вон тому пещерному медведю, молодец, хороший мальчик, на, пожуй. Доказать это никак не могу, но почти уверен, что именно женщины изобрели колесо, добыли огонь и сделали первые орудия труда. Это же они сидели дома и занимались хозяйством. А мужики бродили по лесу, зачем им там колесо?
Лучшее – враг хорошего. А женщины, конечно, хотели и тогда иметь при себе не просто мычащего тупого урода по хозяйству, а самого лучшего из этих уродов. Началась селекция. С целью вывести наиболее желательную породу мужчин.
Не верите? Зря. Я видел реконструкции древних людей – обезьяна обезьяной. Как их вообще в доме терпели, не знаю. Конечно, селекция – процесс долгий, но терпения женщинам не занимать. Тем более, что и сам процесс где то в чем то даже приятен. Кто испокон веков занимался сводничеством? Свахи; все, как одна – женщины. А почему, не задумывались? Если вы – мужчина, то, вероятно, нет. Воспринимали как должное. А если женщина – то вы и сами все знаете. Это же заговор! Вековечный тайный заговор женщин… но не против мужчин, а как бы даже на благо им. Какие мужчины больше нравятся женщинам? Высокие, сильные, с хорошим достатком, сексуально раскрепощенные и не шибко умные. Проследите развитие мужского поголовья от древних времен и до сего дня. Первобытный человек… ну, об этом мы уже говорили. Результаты неудачных экспериментов со скрещиванием палеонтологи до сих пор откапывают и спорят, как это назвать – обезьяночеловеком или человекообезьяной. Средние века возьмем. Вы видели рыцарские доспехи? Рыцари, оказывается, были довольно таки низкорослые типы, да и щуплые к тому же. А ведь это цвет человечества! Они то как раз и питались хорошо, и спортом занимались. И ценилась в рыцарях, кстати, в первую очередь, масса – она им нужна была для сильного удара пикой. А вот поди ж ты, какие они, оказывается, были задохлики!
А сегодня? Большая часть мужчин – широкоплечие, не обремененные интеллектом акселераты со средним (то есть приемлемым) достатком и весьма свободных взглядов. То есть, многовековой селекционный труд почти завершен. При этом, заметим, сами женщины что 300 лет назад, что сейчас, придерживаются все тех же стандартов – блюдут фигуру, переживают, если у них нога больше, чем у соседки, и вообще стараются выглядеть (в большинстве своем) маленькими, хрупкими и утонченными.
А вот тут, на самом интересном месте, прервусь. И не только потому, что глазки слипаются. А еще и потому, что вот такой я мерзкий скот!
* * *
– А вы, друзья, как ни садитесь – все в музыканты не годитесь! – Соловей хихикнул, увернулся от брошенного смычка и упорхнул.
– Ничего ничего! – проворчал Осел. – Есть у меня еще одна идея, которую мы пока не пробовали. Значит, так, ты садись мне на спину, а ты на спину ему…
Так и появилась на свет знаменитая группа Бременских Музыкантов.
* * *
Большая серебристая рыба плескалась на мелководье и смотрела круглым удивленным глазом на играющих детей. Что их тянет в море? Они же сухопутные существа. У них есть целый пляж, песок, трава и камни, а может, и еще что то неведомое, там, дальше от берега. Чего им не хватает? Зачем им еще и вода? Ведь здесь нет ничего интересного!
Рыба оглядела привычный пейзаж – зеленую толщу воды, белый песок вперемежку с ракушками внизу, скучные водоросли и стайки мелких рыбешек. Тоска…
Детям же, судя по всему, было весело. Они с визгом и воплями запрыгивали в воду, плескались, ныряли за ракушками, плавали наперегонки… Может, всё дело в этом, подумала рыба. Может, они так счастливы оттого, что меняют одну среду обитания на другую? Родную – на враждебную? Тогда, возможно, мне тоже стоит попробовать покинуть ненадолго воду?
Рыба разогналась – и выпрыгнула вверх. Полет по воздуху наполнил её неожиданным восторгом, но продлился недолго, всего пару мгновений.
Я была права, подумала рыба. Воздух – это восхитительно. А земля и огонь? Что будет, если выброситься на песок?
Оказалось, что это не так приятно. Песок был сухой и горячий, он жег и царапал кожу, почти сразу заболели пересохшие жабры. И по нему совсем не получалось плыть!
Рыба билась и корчилась, пока какой то сердобольный ребенок не спихнул её обратно в воду.
Пришла в себя она не сразу. Но всё таки осталась жива.
Да, подумала рыба, этого можно было ожидать. Мне еще предстоит долго и упорно учиться ходить, так же как людям необходимо учиться плавать. И она снова направилась к берегу.
* * *
Они её выследили. Шестеро великовозрастных оболтусов, ни черта не смыслящих в охоте. Выскочили с гиканьем из кустов и побежали навстречу, размахивая палками.
Единорог с легкостью увернулся, сверкнул белоснежной шкурой и скрылся в чаще. И тогда шестеро парней сорвали досаду на девушке.
Когда их голоса затихли вдалеке, женщина еще долго лежала, бессмысленно глядя в небо сухими глазами. Потом медленно села, оправила на коленях порваную юбку и обессиленно привалилась плечом к теплому древесному стволу.
– Вот и всё, – прошептала она. – Больше он не придёт.
Прошел час, другой. Женщина не двигалась с места. Единорог не возвращался. Это и понятно, теперь у него с ней не могло быть ничего общего.
Женщина облизнула разбитые губы и попыталась просвистеть заветный мотив. Ничего не получилось.
Тогда она запела – тихо, без слов, для себя самой.
Сквозь ветви блеснуло белое, и на мгновение женщина поверила, что единорог вопреки всему вернулся. Но это, конечно, был не единорог. Большой белый в яблоках конь вышел на свет, настороженно пошевелил ноздрями и мотнул головой.
– Здравствуй, лошадь, – сказала женщина.
Конь потянулся к ней мордой, обнюхал босые ноги и мягко ткнул носом в бок. Женщина достала из кармана раскрошившийся ломоть хлеба и протянула коню. Тот с благодарностью принял угощение, теплыми щекотными губами собрал с ладони последние крошки и шумно фыркнул.
– Хороший, – сказала женщина. – Хочешь еще?
Конь помотал головой.
– Нет?.. А хочешь, я тебе опять спою?
Конь кивнул.
Женщина поднялась на ноги, обняла коня за шею и снова запела, а конь стоял смирно, прядая ушами и изредка переминаясь с ноги на ногу. Когда песня закончилась, он положил голову женщине на плечо и мягко подтолкнул.
– Ты хочешь, чтобы я села верхом?
Конь повернулся боком и мотнул головой – садись.
Женщина кое как вскарабкалась на спину коню и ухватилась за гриву.
– Ты не единорог, – сказала она. – Ты просто большая крылатая лошадь. А я – просто женщина. Но это ведь ничего, правда?
Конь не ответил. Он взмахнул крыльями, легко поднялся в воздух и полетел на юг, оставив позади лес единорогов.
* * *
Сидит Лиса на пеньке, думу думает. Вдруг видит – Колобок катится.
– Здравствуй, Колобочек.
– Здравствуй, Лиса. Хочешь, я тебе песенку спою?
– Ну, валяй, пой.
Начал Колобок петь, а Лиса попалась глуховатая, перебила его и попросила подсесть поближе, потом еще поближе, потом на коленки к себе посадила, потом на плечо, потом и вовсе на нос… извращенка какая то!
Допел Колобок песенку, Лиса его на землю ссадила и подталкивает, катись, мол, дальше.
– Что такое?! Ты меня что, съесть не собираешься? Даже не попробуешь?!
– Это после того, как ты целый день катался по пыли да по грязи? Благодарю покорно!
Колобок ее уж и так упрашивал, и эдак – Лиса ни в какую! И покатился он дальше, опечаленный. Никто его, грязного такого, есть не хочет.
* * *
У Лисы была избушка земляная, а у Зайца вообще никакой не было. Ну, так оно испокон веку водится, что лисы живут в норе, а зайцы – где придется. Вот и пришел Заяц к Лисе, да и говорит: «Пусти меня, мол, на ночлег. Холодно во дворе, а я много места не займу». Как ни странно, Лиса Зайца не съела. Может, сыта была, а может, просто настроение у ей было благодушное. В общем, пустила она его в дом. А наутро Заяц никуда не ушел. Проснулась Лиса – а Заяц и полы подмел, и кашу наварил, и половички вытряхнул… Полезный Заяц оказался. Ну и не выгнала его Лиса, вместе жить стали.
Прошло какое то время, наступила весна, Заяц заскучал. «Лиса, а Лиса? Тоскливо мне. Можно, я жену в дом приведу?» Лиса подумала, что нехорошо зайцу быть одному, и позволила. Стало в доме два зайца. А потом – Лиса и опомниться не успела, как стало зайцев пятеро, а потом – восемь, тринадцать, двадцать один… Лисе уже и хвост приткнуть негде. Попробовала было заикнуться о своих правах – а Зайцы как на нее набросятся – они здесь родились, здесь выросли, и дедушка их вон на той лавке спал, и вообще Лиса – хищная тварь, а они мирные травоядные, так что пусть проваливает из их избушки. А нет – тогда пускай сидит и помалкивает в тряпочку, пока они не пошли и не пожаловались Медведю.
откуда у удава хвост
Ты спрашиваешшь, откуда у удава хвосст, моя прелессть? Из задницы.
Но он не всегда был оттуда.
Раньше у удава хвост был спереди. На носу. Собственно, это и был нос – очень длинный и любопытный.
И удав его совал не в свои дела.
Ему не раз говорили: «удав, не суй нос не в свои дела! А то оторвем и к заднице приделаем!»
Но удав не слушался.
И вот что получилось…
* * *
У одного индуса жили три обезьяны: слепая, глухая и немая.
Однажды в дом забрался вор, увидел обезьян и собрался их убить, чтобы не оставлять свидетелей.
– Ничего не вижу! – поспешно сказала слепая обезьяна.
– Ничего не слышу! – добавила глухая.
А немая только руками развела: она, мол, и рада бы что то сказать, да вот не может.
Вор успокоился, собрал всякое добро в мешок и убежал.
Утром хозяин обнаружил пропажу и вызвал полицию.
– Я всё видела! – сказала глухая обезьяна.
– Я всё слышала! – добавила слепая.
«А я записала номер машины», – показала знаками немая и протянула листок.
Как часто нас подводят стереотипы!
* * *
Катится Колобок по лесу, а навстречу – Заяц. Не успел и рта раскрыть, а Колобок ему:
– Заяц, Заяц! Я тебя съем!
– Не ешь меня, Колобок, – взмолился Заяц. – Я тебе еще пригожусь!
– Ну, смотри, ловлю на слове, – согласился Колобок и покатился дальше. А Заяц остался стоять в недоумении и размышлять, что тут, собственно, произошло.
Наглость – второе счастье. А то и первое, если ничего другого нет.
* * *
– Послушай, а может, хватит? – спросил Буревестник.
Уж заложил очередной крутой вираж и приблизил голову к уху Буревестника.
– Что ты понимаешь, птица! Для тебя летать – это норма жизни. А ты представь, что значит полет для рожденного ползать!
Буревестник только покачал головой. А Уж, крепко обвившийся вокруг его шеи, возносился всё выше и выше…
* * *
Все в доме знали, что под шкафом живет ужасное чудовище. Котенок тоже это знал. Но сколько он ни лазил там, сколько ни вынюхивал пыльные углы – никого не нашел. Ужасные чудовища вообще славятся своим умением прятаться под шкафами от котят.
Наконец котенку это надоело, он вылез, тщательно умыл извазюканную в паутине мордочку и спросил у темноты под шкафом:
– Алло! Есть там кто нибудь?
– Да, – отозвалась темнота под шкафом. Конечно, будь на месте котенка кто то другой, он бы не услышал ответа. Но котята на то и котята, что умеют слышать даже то, чего никто больше не слышит.
– А кто ты такой? Ты правда ужасное чудовище?
– Я – твой Ночной Кошмар, – ответила темнота.
– Мой?.. – с восторгом переспросил котенок. – Мой собственный?
– А то чей же! – хмыкнула темнота.
– А почему я тебя не вижу? Зачем ты прячешься?
– Потому что я Ночной Кошмар, а сейчас день, – объяснила темнота. – Днем всё наоборот. Днем я сам тебя боюсь.
– Меня?
– Ну да. Ты мой Дневной Кошмар.
– Не может быть! Я же хороший, пушистый. И вообще маленький!
– А я, по твоему, какой? – рассердился Кошмар. – Посуди сам – был бы я большой и страшный, поместился бы под шкафом?
– Нет.
– Ну вот видишь.
– А я так хотел на тебя посмотреть, – огорчился котенок, у которого не было почти ничего своего – только дом, хозяйка, корзинка и мисочка, а теперь, как выяснилось, еще и Кошмар. А толку то, если его даже не видно!
– Ну, подожди до вечера, – предложил Кошмар. – Тогда я вылезу, и ты меня увидишь.
– Нее, – помотал головой котенок. – Вечером я уже спать ложусь. Я же домашний котенок, воспитанный.
– Значит, не судьба, – печально вздохнул Кошмар.
Котенок почесал задней лапкой за ухом, задумался, а потом прыгнул на диван, с дивана на подоконник, ухватил край занавески и зашторил окно.
– Вот! – гордо заявил он. – Давай считать, что уже вечер!
Он перепрыгнул на стол и ударил лапкой по кнопке настольной лампы, которую всегда зажигали по вечерам.
– Видишь? Раз горит лампа – значит, вечер самый настоящий. Ну, где ты там?
Котенок обернулся к шкафу и мяукнул от неожиданности и восторга. Рядом со шкафом, распластавшись на ковре, лежал Ночной Кошмар – большой, серый и страшный, самый настоящий! У Кошмара были острые треугольные уши, длинный пушистый хвост, и весь он был плоский, как промокашка – еще бы, ведь ему приходится жить под шкафом!
– Ой, как здорово! – обрадовался котенок. – Вот ты какой!
– Да, я вот такой! – гордо отозвался Кошмар.
– А вот так ты умеешь?
Котенок выгнул спину дугой. И Кошмар сделал то же самое.
– А хвостом шевелить?
Котенок пошевелил хвостом – и точно такое же движение повторил Кошмар.
– Я всё могу! – заверил он котенка.
– Урррра! – завопил котенок и прыгнул со стола. Кошмар тут же сорвался с места и легко взбежал на стену.
И так до самого вечера, пока действительно не наступила пора спать, котенок и его Ночной Кошмар играли в салочки.
* * *
Древние древние допотопные времена.
На полянке, подвернув под себя хвост, сидит динозавр и задумчиво обрывает крылья бабочке.
Подходит другой динозавр.
– Чего сидишь? Пойдем поохотимся!
– Нее, я занят.
– А что ты такое важное делаешь?
– Не видишь, крылья бабочкам обрываю.
– А зачем?
– Ну как – зачем? Чтобы через 50 000 000 лет на выборах в Соединенных Штатах Керри проиграл Бушу.
* * *
Четверо слепцов добрались до большого города, нашли зоопарк, отыскали в нем клетку со слоном… а внутрь то их и не пускают. Нечего, мол, зазря животное щупать, слон – животное нервное.
Ну, не уходить же им вот так, ничего толком не разузнав! Они и попросили кого то из зрячих зевак, чтобы он описал им, как выглядит слон в вольере.
– Сколько у него ног?
– Четыре.
– А какого он цвета?
– Серого.
– А что он ест?
– Траву, овощи…
– А уши, уши у него какие?
– Большие такие уши, даже вниз свисают.
– А хвост?
– А хвост, наоборот, маленький. Не хвост, а фитюлька какая то.
– А морда у слона какая?
– Ну какая… морда как морда. Нос вон шевелится. Глазки красные…
– А торчат ли у него зубы?
– Да, два зуба торчат сверху. А что?
– Пойдем домой, – сказал старший из слепцов. – Зря только ходили в такую даль, я теперь знаю, что такое слон. Это просто местное название кролика.
* * *
Жил был один любопытный Слоненок, который долгое время задавался вопросом: если слон на кита налезет, кто кого сборет? Он думал об этом, думал, размышлял долгие годы – до тех самых пор, когда подрос, стал Слоном и смог сам провести этот эксперимент.
Собравшись, Слон отправился в дорогу к океану. А когда пришел, то остановился на берегу и стал громко трубить: «Кит, а Кит! Выходи, дело есть!»
Так он кричал три дня и три ночи, с перерывом на сон и обед. А на четвертое утро к берегу неторопливо подплыл Кит.
– Ну, чего тебе надо, малявка?
– Да ничего, вообще то… – пробормотал Слон, повернулся и пошел восвояси.
А Кит хмыкнул и уплыл в океан, унося на своей спине целых трех Слонов да еще Землю в придачу.
* * *
В одной укромной долине жили были кролики. А еще жила там змея, и жила она, как это водится у змей, в чужой норе. В кроличьей, разумеется. По ночам она выползала на охоту и возвращалась только утром, плотно закусив. Тоже кроликом, разумеется.
И вот однажды собрались кролики на совет и стали думать, что им делать со змеёй. Думали, думали, и наконец решили залить нору водой из ручья, а вход завалить, и пусть змея утонет. Но тут, как водится, стал возражать один из кроликов, хозяин этой норы.
– Как это так? – возмутился он. – Вы собираетесь затопить мою чудную уютную норку? И ради чего? Что вам такого сделала эта несчастная змея?
– То есть как – что? – удивились кролики. – Она же нас ест!
– Это ваши проблемы. Я давно знаю змею, она смирное, вежливое существо, даже голоса никогда не повышает, спит вместе с моими крольчатами и никогда не создавала проблем. Наверняка вы сами виноваты, обидели её чем нибудь или еще как то спровоцировали. Одним словом, ищите корень проблем в себе. А со змеёй вполне можно жить в мире, и я тому пример.
Задумались кролики. Устыдились. А и правда, может, мы были несправедливы к змее? Надо бы перед ней извиниться, а там, глядишь, и договоримся как нибудь. Действительно, хватит уже валить всё на природу; мало ли у кого какая природа, хищник тоже живое существо, у него тоже душа есть, она прекрасного хочет… И не зря ведь змея этого кролика не трогает, значит, есть точки соприкосновения, значит, возможен диалог, это ж тоже понимать надо!
А понимать, на самом деле, было нечего. С точки зрения змеи, вся кроличья долина – это одна большая столовая – за исключением той норы, где она сама спит. А кто же ест кроликов в спальне?
* * *
В одном зоомагазине стояли рядом три клетки. В одной сидела канарейка и целыми днями распевала звонкие песенки о вольных просторах и свободном полете. Правда, она не представляла, что такое полет, и на вольном просторе никогда не была, но других песен просто не знала.
В другой клетке сидела старая крыса, непонятно зачем туда посаженная. Крыса не умела петь, но она прекрасно знала, что такое свобода, и каждую ночь подгрызала угол клетки, в надежде однажды выбраться оттуда.
Между крысой и канарейкой жила шиншилла. Спала на опилках, крутилась в колесе, чтобы поддержать фигуру, грызла семечки, от которых эта фигура необратимо портилась – словом, вела обычную шиншиллью жизнь, а больше она ничего и не умела.
Однажды, когда канарейка спела одну особо проникновенную песню об утраченной свободе, так что даже сама растрогалась, шиншилла её спросила:
– А что это такое, твоя свобода?
– Это сложно объяснить, – уклончиво ответила канарейка. – Словами не передашь, тут нужны чувства. Я могу спеть.
И она стала петь песню за песней – эти песни зажигали сердце, но не давали шиншилле ни малейшего представления о предмете.
– Лучше меня спроси, – проскрипела крыса. – Уж я то знаю, что такое свобода.
– И что же это? – спросила шиншилла.
– А вот что! – крыса извернулась, протиснулась сквозь дырку и вылезла из клетки. – Теперь я вольное животное, и никакая решетка меня больше не держит. Могу идти куда хочу и делать что вздумается.
– Ой, правда? Как интересно! – воскликнула шиншилла.
– Да, – кивнула крыса. – Конечно, следует помнить о мышеловках, которые расставлены в укромных местах, о крысиной отраве и уборщице с веником. Но что такое эти мелочи в сравнении с волей! Здесь и собачий корм, и конопля для птиц, и удобные опилки…
Шиншилла задумчиво нахмурилась.
– Значит, воля – это зоомагазин?
– Нет, конечно! – засмеялась крыса. – Зоомагазин – это всего лишь одно из помещений в большом доме. Тоже своего рода каменная клетка. Из неё я могу выйти в сам дом. А там уж мне раздолье! И помойные ведра, и мусоропровод с питательными огрызками, и электропроводка. А сколько места для гнезда! Ну, правда, в доме тоже полно мышеловок, и еще приходится прятаться каждый раз, когда по лестнице ведут терьера с пятого этажа. Он, конечно, дрессированный и всё такое, но осторожность не помешает.
– Значит, свобода – это дом?
– Да нет же! Дом – это всего лишь одна каменная коробка в целом районе. А снаружи – там чего только нет! И мусорные бачки, и канализация, и недоеденные чипсы прямо на улице… Хотя там, конечно, можно попасть под машину, или нарваться на кота, или просто кто нибудь пришибет камнем. Чем больше свободы, тем больше сложностей.
– А улица…
– Это часть города. Город огромен, и в нем так много интересного!
– Но и опасностей больше?
– Разумеется. В природе всё уравновешено. Чем больше клетка, тем больше свобод, но и ограничений тоже. Хочешь, я тебя тоже выпущу, пойдешь, посмотришь сама, что к чему?
– Нет, спасибо, – ответила шиншилла и на всякий случай подперла дверцу клетки поилкой. – Кажется, меня вполне устраивает тот уровень свободы, что я имею.
* * *
В нашем лесу царят мир, гармония и экологическое равновесие. Почти всегда. Да нет, правда же! Вот честное слово! Даже лисы умудряются как то с зайцами уживаться. Подробностей не скажу, не знаю: то ли они одних добровольцев едят, то ли осуществляют узаконенную эвтаназию… Надо уточнить. Зайцы, правда, пару раз жаловались, но, разумеется, не мне, так что детали я как то упустил. Ну и пес с ними, с зайцами, они вечно бухтят. Большое дело, заяц. Вот оборотни – это да, это проблема.
Не всегда, конечно. Только во время полного затмения.
Они тогда с ума сходят. Ведь вот, вроде, полнолуние – а луны то и нету. Звездное небо, в нем ни облачка – а луну будто съел кто, пропала. Непонятно, то ли в человека обратно перекидываться, то ли волком пока оставаться, до особого распоряжения.
А у них же это бессознательное! Они же, медведь их заешь, сами не в курсе, кто есть кто. Ну, стоит себе в лесу деревенька и стоит, а что каждое полнолуние по дворам волчьи отпечатки появляются – это и не волнует никого, мало ли, бывает. Капкан разве что поставят на всякий случай.
И вот перекинется кто то в ночь затмения, откроет свои волчьи глаза – а перед ним ненавистная человечья рожа. Жена, или брат, или сосед, а может, еще кто. Да он же не соображает, какое у оборотня соображение? Бросается и грызет. А люди просыпаются среди ночи и видят вокруг волчьи глаза. Тоже не слишком раздумывают, хватают кто вилы, кто топоры, и рубят кого ни попадя по живому – сына, или мать, или дедушку – в темноте ведь черта с два разберешь, да и при свете не догадаешься.
А форма не держится, инстинкты в смятении, только что был оборотень человеком, а теперь снова волк, а через минуту опять, может, в человека заделается. То брат за сестрой с топором гоняется, то сестра за братом с вилами, то отец бабушку грызет, то бабушка отцу кишки выпускает. По всему лесу носятся, орут, кругом шерсть, кровь, непотребство. Тут уж все в лесу разбегаются куда подальше, лишь бы под раздачу не попасть. А ведь попадают. Людям, когда они на взводе, всё едино, кабан ты там, медведь или вообще ёжик. Глаза светятся – значит, волк. Ну и кабаны с медведями, понятно, в долгу не остаются. Да и ёжики тоже – если успевают, конечно.
Потом то, ясное дело, опять луна появляется, все успокаиваются, уползают раны зализывать. А утром уж как голосить начинают, когда речь обретут! Это спервоначалу. А потом, когда своих покойников зароют, замолкают. И начинают друг на друга волками смотреть, как будто у них опять полнолуние. Подозрительно так. И шепот повсюду такой недобрый. Волки, мол, среди нас. Никому доверять нельзя. Даже и тебе, милый друг, ни в жисть не поверю без доказательств, а их то ты и не предъявишь.
Еще день другой, и новые трупы появляются. Хотя, вроде, и не перекидывался никто. И не загрызенные, а тихо так, по домашнему – кого ножом пырнут, кого колуном по голове обиходят. Ну или в реке утопленник всплывет, уже и непонятно, после раков то, то ли сам утоп, то ли заставил кто. Дальше – больше, в смысле трупов. А пройдет недели две, и тут уж всех как прорвет, похватают факелы, кого нибудь самого волосатого и хмурого сожгут прямо в избе, на том и успокоятся. До следующего затмения.
* * *
Представьте себе сказочную страну. В ней живут самые разнообразные существа: феи, гномы, гоблины, эльфы… ну кто там еще? Все, в общем, живут.
А потом появляется новая раса – назовем ее Бехолдеры. Ничем не примечательная, кроме одного мерзкого, просто таки жуткого свойства: у них Дурной Глаз. На что ни посмотрят – испортят. Летит, например, фея, а Бехолдер на нее глянет – и вот уже нет никакой феи, порхает бабочка. Встретит Бехолдер в буреломе лешего – и хорошо еще, если в медведя взглядом превратит, а то ведь может и в корягу. Пройдет Бехолдер сквозь толпу великанов, и даже сам не поймет, откуда вокруг взялось столько причудливых скал. Залезет на болото – и ни одного гриндилоу не останется, только мерцают болотные огоньки. А всякие воздушные создания, которые послабже, и вовсе под его взглядом исчезают, исходят легким паром.
Только всякая ночная нечисть худо бедно уцелела – на их темное счастье, Бехолдер ночью слеп как крот. Ну и часть дневных созданий поневоле ушла в ночь; кто то в землю зарылся, кто то в пещеры ушел – куда нибудь, лишь бы не попадаться Бехолдерам на глаза.
И ведь никому эти Бехолдеры зла не желают! Просто воспитание у них такое. Пока они совсем маленькие, могут хоть в упор на кого угодно смотреть. А потом усваивают от взрослых их магию (взрослые Бехолдеры называют ее просто «правильным взглядом на жизнь») – и все, пиши пропало. Глянут, и наповал!
Словом, никого в сказочной стране не осталось. Одни люди.
* * *
– Эй, это моё молоко!
Домовой подпрыгнул от неожиданности и шустро юркнул в сторону, но тут же сообразил, что пугаться нечего, вернулся к мисочке и нагло подбоченился.
– А ты кто такой, чтобы мне в моём доме указывать?
– Дом, может, и твой, – ответил Котенок, – а молоко – моё! Не смей лакать!
– Да нам, домовым, тысячу лет молоко ставят! А тебе, малявка, самому от силы месяц!
Котенок подумал немножко, потом выгнул спину и зашипел. Домовой попятился.
– Ну ты чего, чего?..
– А того! Моё молоко, и всё тут.
Домовой раздраженно засопел.
– Не положено тебе молока. Ты кошка, твое дело мышей ловить, вот ими и питайся.
– У нас нет мышей.
– А раз нет мышей, значит, и кошка не нужна! От тебя никакой пользы в доме.
– От меня в доме уют, – пояснил Котенок. – Меня для уюта и брали. И я его о бес пе чи ваю. А от вас, домовых, какая польза?
– А мы это… ну… – домовой смутился. – Вообще то, мы гривы лошадям расчесываем.
Котенок фыркнул.
– Вот и найди себе какую нибудь лошадь. А пока не найдешь – никакой пользы от тебя нет!
Домовой обиженно засопел.
– А еще, – произнес он с угрозой, – мы можем лошадям на хвост репьев насажать, если хозяин себя плохо ведет и молоком нас не потчует.
Котенок покосился на свой хвостик и поспешно убрал его под себя.
– Слушай… а ты только лошади можешь гриву расчесать? Или кому угодно?
– В смысле? – не понял домовой.
– Ну вот, например, если есть кошка…
– Нет! – домовой резко вскинул подбородок. – Так низко я еще не пал!
– Ну и ходи тогда голодный.
Котенок присел возле мисочки и принялся лакать молоко. Домовой посопел некоторое время в сторонке, вздохнул и подошел к Котенку, на ходу доставая из кармана гребешок.
– Откуда начинать?
– С хвоста, – ответил Котенок и подвинулся.
…
– Ой, какой у вас котик пушистый, лоснящийся!
– Молока много жрет потому что.
* * *
У одной старой почтенной утки родился гадкий утенок. Утка им страшно гордилась, всем показывала и говорила: «Вот, смотрите! Из него вырастет прекрасный лебедь!» Время шло – и из утенка выросла гадкая утка. Отвратительная просто.
Потому что только в жизни из гадких утят вырастают прекрасные лебеди. А в сказках им сперва надо удрать с птичьего двора и год проскитаться на чужбине, мучаясь и страдая.
А это ведь была сказка, не так ли?