Василий Галин Запретная политэкономия красное и белое

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 ... 45

НЕЗАКОНЧЕННАЯ ИСТОРИЯ...

На пороге новых войн

После окончания гражданской войны перед большевистским правительством стояла задача восстановления экономики и создания условий, обеспечивающих устойчивый экономический рост. Т.е. обеспечение выхода на эволюционный путь развития, который был прерван Первой мировой войной, революциями и окончательно похоронен гражданской войной и интервенцией. Главными условиями достижения успеха на этом пути являются здравый смысл, инвестиционные ресурсы и время. Эти условия остаются справедливыми для любого политического строя. Для развития экономики, а следовательно и общества, России были необходимы внешняя торговля и мир. Но именно их России и не дали.

Цель — сокрушение большевистской России, — была установлена в конце 1917 г. и с того момента никогда не менялась. В то время, когда В. Вильсон еще искал пути компромисса с большевиками, его противником выступил Госдепартамент, во главе с госсекретарем Лансингом. Он уже 30 ноября 1917 г. выступил, как один из наиболее радикальных, агрессивных противников большевизма, утверждая, что они угрожают Америке и всему мировому порядку, и больше никогда не менял своего мнения. В январе 1918 г. в ответ на предложение В. Вильсона о признании большевистской власти де-факто госдеп отреагировал стремительно. Майлс отметил: «...Мне представляется невозможным признать де-факто власть правительства, которое поощряет экстремистские позиции, такие как отказ от всех международных обязательств»²²²⁹. Госдеп делал все, чтобы даже неофициальные контакты с большевиками прекратились²²³⁰. В. Вильсону пришлось общаться с лидерами большевиков через голову Госдепа, посредством частных лиц.

Несмотря на то, что Вильсон заявлял, что «..он сильно сомневается в возможности остановить «большевизм» силой оружия»²²³¹, «Государственный департамент рекомендовал вести более активную политику, тогда как даже военное министерство подталкивало президента к эвакуации войск из России. На этом твердо настаивали генерал Блисс и военный министр Бейкер, а государственный секретарь Лансинг и Ф. Полк склонялись в противоположную сторону»²²³². Блисс отвечал на предложение

490

Черчилля о разработке планов военного вторжения: «По-моему, было бы неразумно, если бы с согласия Соединенных Штатов были предприняты действия, которые могли показаться кому-нибудь признаком намерений Соединенных Штатов принять участие в интервенции в России»²²³³.

Марч отмечал «колоссальные энергичные усилия», направленные на обеспечение участия США в интервенции. Президента «подталкивали и тянули». По словам Бейкера, власти были «буквально одержимы» русским вопросом. «Для оправдания американской интервенции в США велась сильнейшая пропаганда с распространением всевозможных слухов о терроре в России, о национализации женщин и т.п. Но «когда к давлению властных структур внутри страны добавилось давление дипломатических представителей союзников и Высшего Военного Совета, Вильсон оказался в изоляции»²²³⁴. Британское дипломатическое давление неотступно продолжалось. Великобритания активно добивалась участия США в вводе союзнических войск в Россию²²³⁵.

«...Британский план стал предусматривать вербовку в поддержку интервенции людей из окружения Вильсона в надежде на то, что они переубедят президента»²²³⁶. «Многочисленные исследования аргументировано доказывают, что на интервенцию Вильсона вынудило давление со стороны Великобритании. Не было бы британского давления, — не было бы американской интервенции»²²³⁷. Французы были не менее настойчивы, чем англичане. В течение первой половины 1918 г. представители французского истеблишмента неоднократно разными путями пытались склонить Вильсона к интервенции²²³⁸. Ллойд Джордж позже заявил военному кабинету, комментируя провал союзнической политики в России, что он «не считает возможным винить американцев, ибо они всегда очень сильно возражали по поводу проведения операций против большевиков, и то, что они сделали до сего момента» было сделано только за счет давления, оказанного на президента Вильсона»²²³⁹.

Перелом политики Вильсона в отношении России произошел после окончания Парижского конгресса. Наиболее отчетливо он проявился во время его поездки по западу страны осенью 1919 г. с целью поддержки ратификации вступления США в Лигу наций. Американские исследователи отмечают, что «афишировать антибольшевистские взгляды Вильсона не принято». Однако они отчетливо проявились во время именно этой поездки. Вильсон заявлял, что Лига наций во главе с США станет заслоном на пути большевиков, которые «так же жестоки и безжалостны, как агенты самого царя», распространяют «ночь, хаос и беспорядок», а потому должны пасть»²²⁴⁰. По мнению Д. Дэвиса и Ю. Трани, президенту «было нелегко занять такую позицию. Ситуация складывалась непросто, однако Вильсон в этой обстановке никак не выглядел ни полностью неосведомленным, ни безупречным»²²⁴¹. Ситуация действительно выглядела непросто. Изоляционистски настроенные круги Америки активно сопротивлялись вступлению США в Лигу наций,

491

эти же круги с неменьшей энергией склоняли президента к более агрессивной политике против большевиков. Ярким выразителем таких взглядов был госсекретарь Лансинг. Позже Вильсон придет к выводу, что «Лансинг подрывал и расшатывал моральные устои... Подумать только! И это человек, которого я возвел с уровня подчиненного на высокий пост государственного секретаря Соединенных Штатов»²²⁴². Для Вильсона его детище Лига Наций была безусловным приоритетом в области внешней политики. И именно поэтому, по всей видимости, Вильсон решил пойти на компромисс, добиваясь ратификации вступления США в Лигу Наций, в обмен на уступки захлестнувшей американскую элиту антикоммунистической ксенофобии. Одновременно обвинение большевизма становились оправданием интервенции, которую США вели вопреки своим демократическим принципам и воле своего народа.

«В Де-Мойне Вильсон подчеркивал, что российский народ был обманут, когда большевики отказались созвать Учредительное собрание и принять конституцию, что этим народом правит «небольшая группа людей столь же эгоистичных, столь же жестоких, столь же безжалостных, как и сподвижники самого царя». В Су-Фолсе президент заявил, что «правительство Ленина — Троцкого» состоит из горстки людей, «которые навязывают свою волю миллионам». Подобная власть, «опирающаяся на насилие или на угрозу насилия, должна пасть». Соединенные Штаты будут противостоять тем, кто правит силой»²²⁴³. В Миннеаполисе тема была продолжена: «Они позволили маленькой горстке людей — а как мне говорили, лишь тридцать четыре человека вошли в большевистское правительство, — установить власть меньшинства, столь автократическую, столь жестоко немилосердную, каким едва ли когда-либо было царское правительство»²²⁴⁴. В Сиэтле президент назвал русских «привлекательным народом», который в стремлении избавиться от автократического царского террора подпал под террор меньшинства, который использовал «интригу, страх, осведомительство, шпионаж, военную силу», не осмелился созвать Учредительное собрание²²⁴⁵.

Лансинг утверждал, что « большевиков никогда не удастся свергнуть силой, они лишь по прошествии продолжительного времени уступят место новым лидерам. Только после этого возникнет правительство, с которым США на каком-то этапе смогут иметь дело. Только тогда. При условии соблюдения предельной осторожности и рассудительности, станет возможным признание российского правительства. Если признать его раньше, то это будет на руку крайним и непримиримым кругам. Лансинг предупреждал, что Ллойд Джордж совершит серьезную тактическую ошибку, если признает большевиков, за что будет нести огромную моральную ответственность. Сточки зрения Лансинга, «Ленин и его последователи никогда не откажутся от мечты о мировой революции и не установят дружеские отношения с небольшевистским правительством»²²⁴⁶. Эта точка зрения легла в основу американской политики непризнания»²²⁴⁷.

492

Новый госсекретарь США, пришедший на смену Лансингу, Б. Колби, был настроен еще более радикально, чем его предшественник: «Хотя наши власти не имеют желания вмешиваться во внутренние дела российского народа или советовать относительно того, какая у них должна быть форма правления, существующий в России режим не представляет ни волеизъявления, ни согласия сколько-нибудь значительной доли русского народа. Он нарушает все принципы согласованных и доверительных отношений как между государствами, так и между индивидуумами, и основан на отрицании чести и доброй воли, разного рода обычаев и условий, являющихся неотъемлемой частью международного права»²²⁴⁸. 9 августа 1920 г. появилась нота, подготовленная Колби совместно с Вильсоном²²⁴⁹в которой в частности говорилось: «...Невозможно представить, что признание Советской власти поможет урегулированию ситуации в Европе, поэтому недопустимы любые сделки с советским режимом в любых рамках, в которых можно вести дискуссию о перемирии». Большевики захватили власть «силой и коварством», а правят методом «жестокого подавления». У их власти скорее иная основа: «Существующий в России режим основывается на пренебрежении принципов чести и добросовестности, обычаев и условий, на которых покоится международное право; короче говоря, на пренебрежении любых норм, на которых можно строить гармоничные и доверительные отношения между государствами и людьми». О подобном пренебрежении свидетельствовало подписание и невыполнение соглашений, разжигание мировой революции любыми средствами, включая деятельность дипломатических миссий и Третьего интернационала, агенты которого пользовались поддержкой и протекцией Советского правительства»²²⁵⁰.

В 1920 г. во время Польской войны, когда генерал М. Вейган оказал поддержку маршалу Пилсудскому Д. Кеннан предложил программу «твердого и бдительного сдерживания». «Он призывал к сдерживанию путем «умелого и неусыпного противодействия в различных, постоянно меняющихся географических и политических точках в зависимости от поворотов и маневров советской политики... Если это произойдет, Советская власть осознает, что «взращивает в себе зерна собственной гибели, а... время восхода этих зерен заметно приблизится»²²⁵¹. При этом Кеннан обвинил в разжигании «холодной войны»... Ленина, поскольку тот считал, что «победоносный пролетариат... поднимется против всего капиталистического мира», а капиталистические страны при помощи давления угрожают социалистическому отечеству. Советы таким образом, по утверждению Кеннана, распространяли «полумиф о непримиримой иностранной враждебности», впоследствии получивший известность в качестве доктрины двух лагерей. Вследствие «врожденного антагонизма между капитализмом и социализмом» Кремль обратился к политике секретности, двуличия, подозрительности и недружелюбия»²²⁵².

Оставим пока в стороне, что это американские войска находились на территории России, именно из американских пушек и ружей, амери-

493

канскими патронами и на американские деньги поляки, чехи, прибалты, белые и зеленые убивали и терроризировали русских, что не кто иной как США, несмотря на неоднократные приглашения советской стороны к сотрудничеству — оставался единственной страной, проводившей политику непризнания СССР и развязавшей откровенный экономический террор против СССР вплоть до Второй мировой войны... вернемся в 1919-й год. Именно тогда высшие круги США в ксенофобическом угаре ринулись за продолжение дела, начатого Англией и Францией по изоляции и маргинализации большевистской России, развязав первую «холодную войну». Д. Дэвис и Ю. Трани в связи с этим приходят к выводу, что «Соединенные Штаты пережили двадцатые годы, как, впрочем, и эпоху Вильсона, так и не поняв Россию»²²⁵³.

У Липпман развил идеи «сдерживания» Кеннана и «карантина» Вильсона и предложил вариант изоляции СССР, который англичане стали именовать «кольцевым ограждением», будь то «санитарный кордон», «карантин» или сдерживание. Липпман также ввел в широкое обращение термин «холодная война»²²⁵⁴. Республиканцы, пришедшие на смену демократу Вильсону, еще более воинственно отнеслись к коммунизму и обратились к политике изоляции России. «Таким образом, — приходят к выводу Д. Дэвис и Ю. Трани, — Вильсон сам был автором первой официально провозглашенной американской доктрины холодной войны и ее первым бойцом, хотя на подобную роль вполне справедливо мог претендовать и Лансинг»²²⁵⁵. К аналогичным выводам пришел В. Хиксон: «Своими истоками первая холодная война восходит к президентству Вудро Вильсона»²²⁵⁶. С ним солидарен Фоглсонг, отмечая при этом, что Вильсон начал «тайную» войну. Данной версии придерживается и В. Уильямс, указывая, что холодная война стала «частью американской политики еще с 31 января 1918 года»²²⁵⁷. Флеминг относит начало холодной войны к 1917 г., заявляя при этом, что Вторая мировая война стала лишь одним из «горячих» этапов глобальной холодной войны²²⁵⁸. Флеминга можно и должно перефразировать — Вторая мировая война стала неизбежным следствием Первой холодной войны. Д. Дэвис и Ю. Трани отмечают, что «...администрация Вильсона использовала тактические приемы, аналогичные периоду холодной войны: идеологическую борьбу, шпионаж, вооруженную интервенцию, блокаду, экономическую изоляцию, отмывание денег, карантин. Не было только гонки вооружений...» После В. Вильсона холодная война в США превратится в официальную доктрину. Начнется и гонка вооружений. Правда чуть позже и не в США, а в Германии в 1933 г., но при активном участии американского капитала и снятием всех ограничений на вооружения со стороны Англии и Франции, Вторая мировая станет неизбежной.

Несмотря на свои антибольшевистские выступления, в апреле 1923 г., уже став экс-президентом, Вильсон в статье «Уход от революции» вернется к своим принципам. Он «назвал русскую революцию выдающимся событием века. По его утверждению, ее породила капи-

494

талистическая система, а не революционные заблуждения. При царизме в России отсутствовало право на свободу. Большевики нанесли удар капитализму. С тем чтобы избежать судьбы большевистской России, необходимо соблюдать принципы справедливости. Западная цивилизация должна покончить с неравноправным отношением к другим странам во имя высших целей — сострадания, оказания всеобъемлющей помощи и достижения всеобщего благосостояния. Время требует отказаться от эгоизма, присущего капитализму. Демократия спасла мир от германской автократии. Однако «демократия еще не обезопасила мир от неразумной революции», — писал Вильсон. Перед демократией стоит первостепенная задача спасения цивилизации. Америка, как величайшая демократия, должна первой обратиться к решению этой задачи»²²⁵⁹.

Ну, а как же развивались события во второй, вернее, в то время первой державе мира — Англии?

По свидетельству Ллойд Джорджа, «его (Черчилля) герцогская кровь взбунтовалась» против рабочих и крестьян России, взявших власть в свои руки. Говоря о событиях в России, он терял над собой всякий контроль... В начале сентября 1918 г. Черчилль представил военному кабинету меморандум, в котором предлагал «составить персональный список членов большевистского правительства» и объявить, что они будут наказаны, какие бы длительные усилия для этого ни потребовались²²⁶⁰. 28 ноября 1918 г., выступая в своем избирательном округе в Данди, Черчилль говорил: «Россия низведена большевиками до животного состояния, до варварства. Большевики поддерживают себя кровавыми убийствами... Цивилизация полностью уничтожена на гигантских территориях, а большевики ведут себя подобно кровожадным бабуинам среди руин городов и трупов своих жертв»²²⁶¹. «Одержав победу над всеми гуннами — тиграми мира, — говорил Черчилль друзьям, — я не потерплю, чтобы меня побили обезьяны»²²⁶². Борьба с большевизмом становилась откровенно маниакальной идеей Черчилля он настойчиво отстаивал необходимость прямой военной интервенции. Он хотел ввести в Россию войска и покончить с «гнусным коммунистическим обезьянником»²²⁶³. В 1919 г., когда Юденич приближался к пригородам Петрограда, Черчилль кинул свою знаменитую фразу, имевшую историческое значение о «крестовом походе» против большевизма²²⁶⁴.

Черчилль требовал посылки союзной армии в Россию, чтобы «восстановить прежде существовавшее положение и создать демократическое правительство». Он указывал, что «большевики представляют собой лишь небольшую часть населения, они будут удалены и потеряют значение в случае, если всеобщие выборы будут проведены под присмотром союзников»²²⁶⁵. Ллойд Джордж столкнулся, как пишет Керр «...с предложением мистера Черчилля о необходимости начала войны с большевиками силами союзнических добровольцев, танков, газов, чешских,

495

польских, финских новобранцев, а также сохранявших верность союзникам частей русской армии»²²⁶⁶. Керр докладывал премьер-министру, что Черчилль «абсолютно логичен в своей политике: он провозглашает, что поскольку большевики являются врагами рода человеческого, они должны быть уничтожены любой ценой»²²⁶⁷. «Начальник британского генерального штаба Г. Вильсон записал в дневнике: «Уинстон полностью против большевиков, и он в этом вопросе выступает против Ллойда Джорджа».

Ллойд Джордж писал Черчиллю: «Очень обеспокоен Вашей второй телеграммой о планах войны против большевиков. Кабинет никогда не утвердит подобное предложение. Он никогда не пойдет ни на что, кроме поставок оружия в антибольшевистские районы России и снаряжения, которое позволит им самостоятельно оказывать сопротивление, и то он пойдет на это лишь в случае провала всех попыток мирного решения проблемы»²²⁶⁸. Черчилль отвечал: «Мы можем оставить Россию, но Россия не оставит нас. Если мы начнем отступать, она будет следовать за нами. Русский медведь протянул свои кровавые лапы через снега к мирной конференции». Даже коллеги-министры нашли его позицию экстремистской. Влиятельные слои в Англии так же выступили против планов Черчилля. Газета «Дейли экспресс» писала: «Страна абсолютно не желает идти войной против России. Покончим же с манией мистера Черчилля. Вернем наших людей назад»²²⁶⁹. Уже в первый день пребывания на своем посту Черчилль получил телеграмму от фельдмаршала Хейга о быстром ухудшении морального состояния войск... Хейг предупреждал, что, если не будет проведена быстрая демобилизация, «немцы, видя крушение нашей армии, получат возможность продиктовать новые условия мира»... Г.Г. Вильсон, начальник генерального штаба, отметил в дневнике, что новый военный министр приказал вернуть домой только те «войска, на которые можно положиться»²²⁷⁰. Ллойд Джордж сказал 31 декабря 1918 года: «Уинстон желает вести войну против большевиков, но именно этот курс и мог бы вызвать революцию!» Но тем не менее интервенция началась.

Черчилль в XX веке с маниакальным упорством отстаивал принципы средневековой демократии образца XVII века. Троцкий весьма точно определял менталитет Черчиллей: «Их высокомерие — запоздалый рефлекс великой исторической роли английской буржуазии — не позволяет им вдуматься, как следует быть, в жизнь других народов, в новые идейные явления, в исторический процесс, который перекатывается через их головы. Ограниченные рутинеры, эмпирики в шорах буржуазного общественного мнения, эти господа развозят по всему миру себя и свои предрассудки и умудряются вокруг себя ничего не замечать, кроме самих себя»²²⁷¹.

Черчилль, несмотря на протест всей своей страны, общества, армии, правительства и премьер-министра, опираясь на абсолютное меньшинство, тем не менее проводил кровавую агрессивную политику средне-

496

векового инквизитора. Англия вне сомнения одна из наиболее развитых стран мира того времени, как ни странно, была и самой реакционно-консервативной. Именно Англия была организатором интервенции против Французской революции конца XVIII — начала XIX века, что привело к ее радикализации и террору. Именно Англия была единственной страной, ведущей войну против Американской революции. Именно Англия явилась основным организатором интервенции против Русской революции, что так же привело к радикализации общества и к массовым жертвам. Реакционная политика Англии была естественным продолжением ее империалистических тенденций развития, направленных на сохранение своего мирового господства — подавления своих экономических и политических конкурентов. У. Черчилль был достойным наследником английских традиций прошлых веков.

Потерпев поражение в интервенции, У. Черчилль не оставил мысли покончить с Советской Россией, на этот раз планы его были еще грандиознее:

«Черчилль снова и снова выражал ту мысль, что основная опасность Британии проистекает из возможности русско-германского сближения. Опасность такого сближения он множил на растущие возможности военной технологии»²²⁷². Он указывал при этом, что обе страны погрузились в пучину унижений, причину которых представители обеих стран усматривают в ошибочности выступления друг против друга. «Через пять или шесть лет «Германия будет, по меньшей мере, вдвое больше и мощнее Франции в наземных силах... Будущее таит эту угрозу... Если в России к власти не придет дружественное нам правительство, то Россия автоматически станет жертвой Германии... Русская ситуация должна рассматриваться как часть общей борьбы с Германией, и если мы не сможем заручиться поддержкой русских, то возникнет возможность создания грандиозной коалиции от Иокогамы до Кельна, противостоящей Франции, Британии и Америке. Я рассматриваю создание дружественного правительства в России и сильную Польшу как два важнейших стратегических элемента»²²⁷³. Почти одновременно с этим мысль Черчилля развивалась в прямо противоположном направлении: «С моей точки зрения, нашей целью должно ныне быть строительство сильной мирной Германии, которая не нападет на наших французских союзников, но которая будет служить оплотом против большевизма»²²⁷⁴. У. Черчилль после заключения компьенского перемирия рекомендовал такую тактику: «Мир с германским народом, война с большевистской тиранией»²²⁷⁵.

Обсуждая революцию в Германии с А. Лефевром, французским военным министром, Черчилль утверждал: «Главной угрозой западной цивилизации является не германский милитаризм, а русский большевизм»²²⁷⁶. К этой мысли он возвращался неоднократно, делая ее все более изощренной и циничной: «Оптимальным вариантом было бы столкновение Германии и России, а главной задачей момента он считал поощрение немцев к вторжению в Россию. С примерным ци-

497

низмом он писал: «Пусть гунны убивают большевиков»²²¹¹. В письме Ллойд Джорджу от 9 апреля 1919 Черчилль снова утверждал: «Следует накормить Германию и заставить ее бороться против большевизма». Дочери Асквита Черчилль повторял, что его политика заключается в том, чтобы «убивать большевиков и лобызаться с гуннами»²²⁷⁸. Правящие круги Германии не только не отказывались от отводимой им роли, а наоборот активно лоббировали ее. Например, во время подписания компьенского мира немецкий представитель Эрцбергер пытался выторговать более мягкие условия капитуляции за счет привлечения немецких войск к подавлению большевизма.

Отношение У. Черчиля к большевистской России определялось не столько его ненавистью к коммунистической идеологии. Оно во многом носило традиционные черты прежней политики Англии по отношению к российской империи. П. Столыпин еще в 1907 г. говорил: «Англия больше всех ненавидит Россию и будет искренне радоваться, если... Россия не будет больше великим государством и распадется на целый ряд самостоятельных республик...»²²¹⁴. Э. Хауз докладывал Вильсону в мае 1914 г.: «Англия не хотела бы совсем раздавить Германию, так как тогда она бы столкнулась бы один на один со своим старинным врагом, с Россией...»²²⁸⁰ В разговоре с кайзером в июне 1914 г. Э. Хауз утверждал, что «Россия представляет наибольшую угрозу для Англии... Англии выгодно, чтобы Германия сдерживала Россию, Германия является барьером между Европой и славянами»²²⁸¹.

После окончания Первой мировой войны традиционная антироссийская политика Англии осталась непоколебимой, поменялись лишь акценты. Наиболее ярким ее проводником будет У. Черчилль: «подчинить своей власти бывшую русскую империю — это не только вопрос военной экспедиции, это вопрос мировой политики... Несомненно, покорить Россию в материальном отношении вполне возможно, но в моральном отношении — это слишком ответственная задача, чтобы ее могли выполнить одни лишь победители. Осуществить ее мы можем лишь с помощью Германии... Теперь для Германии открыта исключительная возможность. Гордый и достойный народ сможет таким образом избежать всякого унижения от постигшего его военного разгрома. Почти незаметно он перейдет от жестокой борьбы к естественному сотрудничеству со всеми нами. Без Германии в Европе ничего нельзя сделать, а с ее помощью все окажется легким... Германию нужно пригласить помочь нам в освобождении России и восстановлении Восточной Европы»²²⁸².

Секретарь посольства Франции в России Л. Робиен раскрывал механизмы подготовки новой мировой войны, которые витали в голове Черчилля: «...придет наш черед, и дипломатам потребуется все их искусство, чтобы поссорить новое русское самодержавие с теми, кому оно будет обязано всем... и кого оно, возможно, за это возненавидит... что в общем гуманно... или, по крайней мере, очень по-русски»²²⁸³. Л. Робиен прав, русским действительно трудно достичь мастерства французов и англичан в «таких вопросах», какой богатый опыт за этим стоит...

498

Но на сцене истории уже появился новый игрок, претендовавший на первую роль, — США. Политика англо-французских высокопоставленных экстремистов могла иметь успех только в случае поддержки их планов в Америке. В этой связи далеко не случайным выглядит письмо госсекретарю США Колби, в котором британский посол О. Гейдс рекомендовал антибольшевистскую книгу Д. Спарго «Россия как американская проблема», где Ленин — великий тиран, «одурачивший» рабочий класс с целью усиления собственной власти. «Я (Гейдс) ни секунды не сомневаюсь в том, что Ленин цинично посмеивается над тем, как ему удалось обмануть рабочий класс в России и других странах»²²⁸⁴. Психологическая обработка союзников и подготовка к новой мировой войне началась на следующий день после окончания Первой.

Немецкий писатель Новак писал в 1919 г.: «Уинстон Черчилль — ненавистник большевизма, все еще преисполненный мыслью о войне, лелеявший те же идеи, какие лелеял и маршал Фош по поводу многообещающей кампании на Востоке, и с презрением относившийся к Лиге Наций, заявлявший, что она совершенно бесполезна для его страны и не может заменить той гарантии, какую дает Англии сильный флот...»²²⁸⁵У. Черчилль пытается опровергать Новака, как и «талантливого биографа лорда Керзона, хорошо знакомого с официальными архивами и свободного от официальных обязательств, недвусмысленно намекавшего, что по отношению ко мне (У Черчиллю) были бы вполне уместны слова «поджигатель» и «проповедник войны»²²⁸⁶.

Но вся деятельность У. Черчилля говорит совершенно о другом. Даже его менталитет мог реализоваться только во время войны, он, восхищавшийся Фридрихом Великим и Наполеоном, преклонявшийся перед Гинденбургом и Муссолини, мог стать премьер-министром Англии только благодаря войне. Н. Чемберлен позже замечал: «Шансы Черчилля на включение в состав правительства улучшаются, по мере того как война становится более вероятной, и наоборот»²²⁸⁷.

Стравливание государств друг с другом не было случайностью. Здесь Черчилль отнюдь не был новатором, он поддерживал и развивал традиционную английскую политику, о которой Бродрик однажды заметил: «Черчилль пришел в палату общин для того, чтобы проповедовать империализм, но он не готов нести бремя расходов, налагаемых проведением империалистической политики... Это наследственное желание вести дешевую империалистическую политику»²²⁸⁸. Английский историк Р. Родс Джеймс пишет: «Империализм Черчилля носил по существу националистический характер. Империя была инструментом, который обеспечивал Британии мировые позиции, которых у нее в противном случае не было бы»²²⁸⁹.

«Немецкий ефрейтор» еще только вылез из окопов Первой мировой войны, а его будущая идеология уже ковалась Черчиллями, лэнсингами, колбиенами, кеннанами, клемансо... — толкая мир к новой мировой

499

войне. Как замечал будущий политический наследник Черчилля Г. Макмиллан, «если бы мы знали в 1918, что все труды предшествующих четырех лет окажутся напрасными и что в течение жизни следующего поколения, частично из-за злонамеренности хозяев Германии, частично из-за готовности германского народа следовать идеям, еще более темным, чем у кайзера и его друзей, частично из-за слабости и глупости тех, кто проводил британскую политику, все это нужно будет претерпеть вновь, тогда действительно горькая чаша жизни была бы переполненной. К счастью, занавес над будущим был закрыт»²²⁹⁰. С Макмилланом можно не согласиться лишь в одном: в чем, в чем а в слабости и глупости Черчиллей и чемберленов заподозрить невозможно, это была последовательная и целенаправленная политика... Первое апробирование своей теории Черчилль устроил в Прибалтике, где использовал немецкие войска для подавления революционного движения еще в 1919 г.

В своей стране У. Черчилль был не одинок, генерал Блисс вспоминал: «Лорд Мильнер склонен возражать против демобилизации (немецкой армии), полагая, что Германии, возможно, придется быть оплотом против русского большевизма, и Г. Вильсон с ним согласен»²²⁹¹. Блисс «не смог ни от одного из них добиться ничего определенного относительно того, какие силы они позволят немцам сохранить... Казалось, словно они хотят оставить немцев фактически и полностью вооруженными и мобилизованными»²²⁹². По словам Черчилля, лидеры Британии, Франции и США решили, что оккупация России — «слишком ответственная задача, чтоб ее могли выполнить одни лишь победители... Немцы знают Россию лучше, чем какая бы то ни было страна. Немцы заняли самые богатые и населенные области России, и их пребывание там является единственной гарантией цивилизации... Гордый и достойный народ (немцы) сможет таким образом избежать унижения от постигшего его военного разгрома»²²⁹³. «На практике эвакуация немецких войск с Украины задерживалась державами, и при обороне Николаева от красных в марте 1919 г. 15 тыс. немцев были привлечены к боевым действиям на стороне белых и французов»²²⁹⁴.

«В январе 1920 г., — вспоминал А.Деникин, — из Лондона, из источника, заслуживавшего полного доверия (Маклакова) были получены следующие сведения: 1. Англия и Франция, под влиянием успеха большевиков в Сибири и на юге России, опасаются, что опасность от большевизма реально надвигается на Европу, на Персию и Индию через Кавказ и Туркестан. 2. Америка, Англия и Франция сознают, что Германия не в силах выполнить условия «Версальского» мирного договора до тех пор, пока не окрепнет окончательно и силой обстоятельств принуждена будет вновь взяться за оружие, и Европа вновь будет втянута в войну... На основании этих данных в Англии идут разговоры о том, что необходимо предоставить Германии и Японии навести порядок в России и покончить с большевизмом, предоставив им за это значительные экономические выгоды в России. Этим, по мнению многих политических

500

деятелей в Англии, будет достигнуто успокоение в Европе, предотвращена возможность новой войны, и Германии будет дана возможность выполнить условия мирного договора»²²⁹⁵. В 1921 г. один из лидеров белого движения и организаторов гражданской войны А. Деникин наряду с проклятиями в адрес большевиков открывал первый том своих воспоминаний словами: «За рубежами русской земли стучат уже заступами могильщики и скалят зубы шакалы в ожидании ее кончины»²²⁹⁶.

501

Blog

Василий Галин Запретная политэкономия красное и белое

Содержание