Василий Галин Запретная политэкономия красное и белое

Вид материала

Документы

Содержание Белый террор «демократических правительств» Стихийное насилие «русского бунта» Циркуляр французского командования о подавлении крестьянского бунта 10 декабря 1851 г.

Подобный материал:

• Василий Галин Запретная политэкономия Революция по-русски, 9888.76kb.
• Комфорт копенгаген, Стокгольм, Хельсинки, Турку, Порвоо, без ночных переездов, 122.77kb.
• Белое Санаторий «Озеро Белое», 166.19kb.
• Контрольная работа по истории Отечества на тему: Факторы победы Красной Армии в Гражданской, 120.66kb.
• Контрольная работа №1 по дисциплине «Политэкономия», 358.97kb.
• -, 388.72kb.
• Дайв-центр «полярный круг», белое море полезная информация Белое море, 155.26kb.
• Конспект лекций по дисциплине "политэкономия" для студентов 050107 заочной формы обучения, 908.57kb.
• Владимир Красное Солнышко крещение Руси; Ярослав Мудрый сын Владимира Красное Солнышко,, 77.19kb.
• Проект «Япония в Облаках» ! Премьера спектакля: театр «Белое Облако», 175.63kb.

^ БЕЛЫЙ ТЕРРОР «ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ ПРАВИТЕЛЬСТВ»


Начальник «государственной охраны» Комуча эсер Климушкин вспоминал о подробностях жестокого подавления комучевцами рабочих восстаний в Казани и Иващенкове, в чем, полагал он, «надо признаться хотя бы для истории»⁸¹³. 3 сентября—1 октября в эти городах от рук комучевцев и чехов погибло около тысячи рабочих⁸¹⁶. В сентябре, терпя поражение на фронте, Комуч принял чрезвычайные меры, учреждался чрезвычайный полевой суд, выносивший только один приговор — смертную казнь⁸¹⁷, в том числе за любое неповиновение властям, распространение слухов, спекуляцию и т.д.⁸¹⁸ При наступлении красных комучевцы стали эвакуировать тюрьмы. В одном из поездов, отправленном в Иркутск из Самары, было 2700 человек... Из него до конечного пункта добрались только 725 человек, остальные погибли⁸¹⁹. На Урале расширяло террор Временное областное правительство, так, в Альняшинской волости Осинского уезда только с 10 сентября по 10 декабря было расстреляно 350 коммунистов, красноармейцев и членов их семей; на станции Сусанна — 46 родственников красноармейцев и советских работников. «Террор с первых дней принял массовый характер»⁸²⁰. «Когда в Бугурусланском уезде сразу семь волостей отказались дать новобранцев, «для примера» одно из сел окружили войска и открыли огонь из пушек и пулеметов. В сентябре восстали рабочие Казанского порохового завода, протестуя против террора, мобилизации в армию и ухудшения жизни. Комендант города расстрелял митинг... В октябре рабочие г. Иващенкова выступили против демонтажа предприятий и эвакуации их в Сибирь. Прибыли каратели и перебили около тысячи человек, в том числе женщин и детей, без разбора»⁸²¹.

Армии Юга России. «Кошмарные слухи о жестокостях добровольцев, об их расправах с пленными красноармейцами и с теми жителями, которые имели хоть какое-нибудь отношение к советским учреждениям, распространялись в городе Сочи и в деревнях. Случайно находившиеся в Новороссийске в момент занятия города добровольцами члены сочинской продовольственной управы рассказывали о массовых расстрелах, безо всякого суда и следствия, многих рабочих новороссийских цементных заводов и нескольких сот захваченных в плен красноармейцев»⁸²². «Заняв Одессу, добровольцы прежде всего принялись за жестокую расправу с большевиками. Каждый офицер считал себя вправе арестовать кою хотел и расправляться с ним по своему усмотрению», — писал очевиден, новороссийский журналист. То, что творилось в застенках контрразведки

172

города, по его словам, напоминало «самые мрачные времена Средневековья»... «Помню, один офицер из отряда Шкуро, из так называемой "волчьей сотни", отличавшейся чудовищной свирепостью, сообщал мне подробности победы над бандами Махно... даже поперхнулся, когда назвал цифру расстрелянных, безоружных уже противников: четыре тысячи!»⁸²³ Донской генерал С. Денисов вспоминал: «Миловать не приходилось... Лиц, уличенных в сотрудничестве с большевиками, надо было без всякого милосердия истреблять. Временно надо было исповедовать правило: «Лучше наказать десять невиновных, нежели оправдать одного виноватого». Только твердость и жестокость могли дать необходимые и скорые результаты»⁸²⁴. Деникинский генерал А. Лукомский свидетельствовал: «С пленными наши войска расправлялись с большой жестокостью»⁸²⁵. В частных письмах сообщалось: «Деникинские банды страшно зверствуют над оставшимися в тылу жителями, а в особенности над рабочими и крестьянами. Сначала избивают шомполами или отрезают части тела у человека, как то: ухо, нос, выкалывают глаза или же на спине или груди вырезают крест» (Курск, 14 августа 1919 г.)⁸²⁶.

Деникин оправдывал белый террор тем, что во время гражданской войны: «...самым демократическим декларациям — грош цена, самые благие намерения остаются праздными, когда встречают сильное сопротивление среды; самые демократические формы правления не гарантируют от попрания свободы и права в те дни, когда эти ценности временно погасли в сознании народном, в те дни, когда право восстанавливается насилием, насилие претворяется в право»⁸²⁷. Позже в декабре 1919 г., когда Деникин сам окажется в том положении, в котором оказались большевики осенью 1918 г., он изложит свой политический курс в «наказе», включающем такие положения: «...Суровыми мерами за бунт, руководство анархическими течениями, спекуляцию, грабеж, взяточничество, дезертирство и прочие смертные грехи — не пугать только, а осуществлять их... Смертная казнь — наиболее соответственное наказание... Местный служилый элемент за уклонение от политики центральной власти, за насилия, самоуправство, сведение счетов с населением, равно как и за бездеятельность — не только отрешать, но и карать»⁸²⁸.

Сибирской армии Колчака. Колчак, став Верховным правителем, сразу же ввел на контролируемой им территории режим «чрезвычайного военного положения». Адмирал мотивировал свое решение так: «Гражданская война должна быть беспощадной. Я приказываю начальникам частей расстреливать всех пленных коммунистов. Или мы их перестреляем, или они нас. Так было в Англии во время Алой и Белой Розы, так неминуемо должно быть и у нас, и во всякой гражданской войне»⁸²⁹. Докладная капитана Колесникова, начальника штаба дивизии, являлась примером трактовки колчаковского «военного положения» на местах: «Наезды гастролеров, порющих беременных баб до выкидышей за то, что у них мужья ушли в Красную армию, решительно ничего не добиваются, кроме озлобления и подготовки к встрече красных, а между тем

173

в домах этого населения стоят солдаты, все видят, все слышат и думают... Порка кустанайцев в массовых размерах повела лишь к массовым переходам солдат, на некоторых произвела потрясающее впечатление бесчеловечностью и варварством...» И тут же Колесников предлагает ряд мер по укреплению армии: «...Уничтожать целиком деревни в случае сопротивления или выступления, но не порки. Порка, это — полумера (!). Открыть полевой суд с неумолимыми законами. Духовенство заставить (!) ходить в окопы, беседовать о вере, поднимать религиозный экстаз, проповедовать поход против антихриста. Мулл — тоже»⁸³⁰.

Приказ командующего западной армией генерала М. Ханжина требовал от крестьян сдать оружие, в противном случае виновные будут расстреляны, а их имущество и дома сожжены; комендант Кустаная предлагал до смерти пороть женщин, укрывавших большевиков. Управляющий Енисейской губернии Троицкий предлагал ужесточить карательную практику, не соблюдать законы, руководствоваться целесообразностью⁸³¹. Генерал К. Сахаров издал приказ, требовавший расстрела каждого десятого заложника или жителя, а в случае массового вооруженного выступления против армии — расстрела всех жителей и сожжения селения дотла⁸³³. Колчаковский министр Сукин вспоминал про другого генерала: «Осуществляя свои карательные задачи, Розанов действовал террором, обнаружив чрезвычайную личную жестокость... расстрелы и казни были беспощадны. Вдоль сибирской магистрали в тех местах, где мятежники своими нападениями прерывали полотно железной дороги, он для вразумления развешивал по телеграфным столбам трупы казненных зачинщиков. Проходящие экспрессы наблюдали эту картину, к которой все относились с философским безразличием. Целые деревни сжигались до основания»⁸³³.

Ижевская рабочая дивизия была одной из наиболее боеспособных, и ей было позволено воевать под красным стягом и «Варшавянку». Командир дивизии генерал В. Молчанов приказывал: «При нападении на караулы и порчи ж. д. производить круговые аресты всего мужского населения в возрасте от 17 лет. При задержке и выдаче злоумышленников расстреливать всех без пощады как сообщников-укрывателей...» Так, огнем из пушек ижевцы уничтожили жившие в бараках рабочие семьи Кусинского завода. Недаром ижевцев называли варнаками (каторжниками, разбойниками)⁸³⁴. «Мы дожидались Колчака как Христова дня, а дождались как самого хищного зверя», — писали пермские рабочие 15 ноября 1919 г. Колчак декларировал себя сторонником демократии. Но премьер его правительства П. Вологодский писал в дневнике, что тогда правили военные, которые «не считались с правительством и творили такое, что у нас волосы на голове становились дыбом»⁸³⁵.

Армии Врангеля. Оболенский вспоминал: «Однажды утром дети, идущие в школы и гимназии, увидели висящих на фонарях Симферополя страшных мертвецов с высунутыми языками... Этого Симферополь еще не видывал за все время гражданской войны. Даже большевики творили

174

свои кровавые дела без такого доказательства. Выяснилось, что это генерал Кутепов распорядился таким способом терроризировать симферопольских большевиков»⁸³⁶. Приближенный к Врангелю журналист Г. Раковский: «Если читать только приказы Врангеля, то можно действительно подумать, будто правосудие и правда царили в крымских судах. Но это было только на бумаге... Главную роль в Крыму... играли военно-полевые суды... Людей расстреливали и расстреливали... Еще больше их расстреливали без суда»⁸³⁷. В Крымском архиве хранится множество документов — свидетельств зверств террора белогвардейцев, например, 17 марта 1919 г. в Симферополе были расстреляны 25 политзаключенных; в апреле в Севастополе ежедневно контрразведка уничтожала 10-15 человек и т.д.⁸³⁸ 29 апреля 1920 г. Врангель приказал «безжалостно расстреливать всех комиссаров и коммунистов, взятых в плен». Троцкий в ответ предложил издать приказ «о поголовном истреблении всех лиц врангелевского командного состава, захваченного с оружием в руках». Фрунзе, командующий тогда войсками Южного фронта, нашел эту меру нецелесообразной, так как среди врангелевских командиров много перебежчиков из числа красных, а они без угрозы расстрела легко сдаются в плен⁸³⁹.

На Севере России. За год на территории с населением в 400 тысяч жителей только через архангельскую тюрьму прошло 38 тысяч арестованных. Из них было расстреляно 8 тысяч и более тысячи умерло от побоев и болезней⁸⁴⁰. 23 августа 1918 г. на острове Мудьюг в Белом море интервенты создали концлагерь. Въезд туда для россиян воспрещался, комендант и его помощник были французскими офицерами, «причем первый служил перед этим по тюремному делу в какой-то колонии, где приобрел навык в обработке туземцев»⁸⁴¹. Заключенных около 300 человек, смертность свыше 30%, за пять месяцев. Член правительства Северной области В. Игнатьев писал об оставшихся: «Общее впечатление было потрясающее — живые мертвецы, ждущие своей очереди»⁸⁴². Примеру интервентов последовало белое правительство генерала Миллера, в середине 1919 г. организовавшее каторжную тюрьму в бухте Иоканьга на пустынном мурманском побережье Белого моря. В тюрьму было сослано свыше 1200 человек, в основном политических. Начальником тюрьмы был бывший начальник Нерчинской каторги, «личность безусловно ненормальная», отмечал Б. Соколов. Смертность за восемь месяцев достигла 30%, оставшиеся в живых все были в сильнейшей степени больны цингой, без зубов, с почерневшими раздутыми ногами и руками⁸⁴³.

Северо-западная армия. В мае 1919г. в Пскове появились отряды генерала С. Булак-Балаховича, и тут же в городе стали вешать людей всенародно, и не только большевиков. В. Горн писал: «Вешали людей во все времена управления «белых» псковским краем. Долгое время этой процедурой распоряжался сам Балахович, доходя в издевательстве над обреченной жертвой почти до садизма...»⁸⁴⁴

175

Функции ВЧК в белых армиях выполняла контрразведка и подразделения государственной стражи. На территории, подчиненной Деникину, численность только государственной стражи к сентябрю 1919 г. достигла почти 78 тыс. человек, для сравнения численность всей действующей армии Деникина в то время была около 110 тыс. штыков. В Сибири в начале 1919 г. при МВД стали формироваться отряды особого назначения, в каждой губернии по 1200 человек, на которых была возложена государственная охрана для предупреждения и пресечения государственных преступлений⁸⁴⁵. В. Вольский, председатель самарского Комуча, в 1919 г. признавал: «Комитет действовал диктаторски, власть его была твердой... жестокой и страшной. Это диктовалось обстоятельствами гражданской войны. Взявши власть в таких условиях, мы должны были действовать, а не отступать перед кровью. И на нас много крови. Мы это глубоко сознаем. Мы не могли ее избежать в жестокой борьбе за демократию. Мы вынуждены были создать и ведомство охраны, на котором лежала охранная служба, та же чрезвычайка и едва ли не хуже»⁸⁴⁶.

Позже Деникин в который раз будет раскаиваться: «И жалки оправдания, что там, у красных, было несравненно хуже. Но ведь мы, белые, вступали на борьбу именно против насилия и насильников!.. Что многие тяжелые эксцессы являлись неизбежной реакцией на поругание страны и семьи, на растление души народа, на разорение имуществ, на кровь родных и близких — это неудивительно. Да, месть — чувство страшное, аморальное, но понятное, по крайней мере. Но была и корысть. Корысть же — только гнусность. Пусть правда вскрывает наши зловонные раны, не давая заснуть совести, и тем побудит нас к раскаянию, более глубокому, и к внутреннему перерождению, более полному и искреннему...»⁸⁴⁷ О том же писал и Шульгин, который находил причины поражения «белого движения» в том, «что нас одолели Серые и Грязные... Первые — прятались и бездельничали, вторые — крали, грабили и убивали не во имя тяжкого долга, а собственно ради садистского, извращенного грязно-кровавого удовольствия...»⁸⁴⁸ В. Шульгин приводил пример: «В одной хате за руки подвесили... «комиссара»... Под ним разложили костер. И медленно жарили... человека... А кругом пьяная банда «монархистов»... выла «боже, царя храни». Если это правда, если они есть еще на свете, если рука Немезиды не поразила их достойной их смертью, пусть совершится над ними страшное проклятье, которое мы творим им, им и таким, как они, — растлителям белой армии... предателям белого дела... убийцам белой мечты...»⁸⁴⁹

Но как мы помним, кроме белых и красных в гражданской войне в России принимали участие еще две силы, которые были не сторонними наблюдателями, а непосредственными и активными участниками событий. Естественно, что они не только участвовали в насилии, но и оказывали самое прямое влияние на него.

176


^ СТИХИЙНОЕ НАСИЛИЕ «РУССКОГО БУНТА»:


«Мы не учли элемента времени и степени напора народной стихии. Правители желали приостановить временно течение жизни в создавшихся берегах, покуда некая высшая власть не разметет новое русло, а жизнь бурно рвется из берегов, разрушая плотины и сметая гребцов и кормчих».

Деникин⁸⁵⁰


«Банды, несущие с собой грабежи, насилия и поджоги, находятся вне закона. С ними не вступают в переговоры, их не предупреждают — их атакуют и рассеивают. Всякий сопротивляющийся должен быть расстрелян во имя общества и законной обороны».

^ Циркуляр французского командования о подавлении крестьянского бунта 10 декабря 1851 г.⁸⁵¹


Радищев в 1790 г. писал об одной из особенностей русской натуры: «Я приметил из многочисленных примеров, что Русский народ очень терпелив, и терпит до самой крайности; но когда конец положит своему терпению, то ничто не может его удержать, чтобы не преклонился на жестокость...»⁸⁵² Через месяц после февральской буржуазной революции 1917 г. французский посол М. Палеолог предостерегал: «Русская революция... может привести лишь к ужасной демагогии черни и солдатчины, к разрыву всех национальных связей, к полному развалу России. При необузданности, свойственной русскому характеру, она скоро дойдет до крайности... Вы не подозреваете огромности сил, которые теперь разнузданы...»⁸⁵³. В. Шубарт, анализируя движущие силы русского общества, отмечал: «Когда русская душа вступает в стадию заболевания нигилизмом, отталкивание от строгих форм вырождается в жажду разрушения форм. Русская душа в своем предпочтении фрагментарности изначально таит в себе зачаток экспрессионистских и символистских искажений, духовной и художественной анархии»⁸⁵⁴.

У этих наблюдений есть глубокие объективные предпосылки, определявшие отличия русского человека от западного. Одной из них является, как это ни покажется странным, неагрессивность русского человека. Обострение конкурентной борьбы довольно легко приводит западный индивидуализм к радикализации и агрессивности. Русского, наоборот, радикализовать гораздо труднее, что было связано с его общинным ми-

177

ровоззрением, нивелирующим конкурентную борьбу. С другой стороны, на протяжении веков происходил своеобразный естественный отбор русской породы, которая уходила от власти и насилия все дальше на север во все более труднодоступные и менее пригодные для выживания земли, которые уже просто не интересовали прочих завоевателей. Не зря русским досталось одно из наименее пригодных для выживания мест на планете. Для защиты своих южных границ русское государство было вынуждено почти искусственно создать особые казацкие поселения. Казаки по своему темпераменту приближаются к пограничным российскому государству южным народам и соседям. Русский историк середины XIX века писал: «Казаки и другие войска, пришедшие туда, действительно и были всегда «не войском, делающим только кампанию, а скорее воинственным народом, созданным Россией и противопоставленным ею воинственным народам Кавказа»⁸⁵⁵.

Не меньшее, если не большее значение в формировании психологии нации играет климат и география. Во-первых, северные народы по характеру более уравновешенные и спокойные, чем южные, что объясняется хотя бы необходимостью перетерпеть полугодовую суровую зиму. Во-вторых, северная природа более ранима, а экономика труднее создается и дольше восстанавливается, поэтому последствия любого нарушения равновесия сказываются на Севере гораздо дольше и болезненнее, чем на Юге. В-третьих, малая плотность населения на Севере, повышает ценность человеческой жизни. Эти факторы, определявшиеся борьбой за выживание, на протяжении веков лепили особый русский характер, обуславливая его терпеливость и выносливость.

Объективные особенности существования русского народа использовал в своих интересах правящий слой, что выражалось в тотальном подавлении прав и свобод личности. Столетия государство и церковь проповедовали и утверждали терпение и покорность, возводя их в ранг национальной политики.

Но всему бывает предел, и когда терпение народа переходит определенные границы, вся копившаяся многими десятилетиями, а порой и веками потенциальная энергия разом превращается в кинетическую энергию взрыва народного бунта, ведущего к анархии и хаосу. В. Булдаков отмечает эту особенность революционного хаоса, как «раскрытие «варварского» человеческого естества, запрятанного под ставшей тесной оболочкой «цивилизаторского» насилия власти»⁸⁵⁶. Бескрайняя жестокость, беспощадность русского бунта предопределялась прежде всего тем, что русского мужика никогда за полноценного человека не считали. Восстав, мужик уже не просто убивал притеснителей, но и мстил за свои унижения и века рабства. Внешняя радикализация бунта войной и революцией, голодом и холодом доводила его ожесточенность до такого уровня свирепости, перед которым меркнут картины ужасов средневековой инквизиции.

178

В XX веке «русский бунт» был разбужен русской революцией 1905 г., ставшей первым крупным, серьезным столкновением нового буржуазного строя с полуфеодальным крестьянским миром, сохраняемом монархией почти в первозданном виде. М. Покровский связывал события 1905 г. с воскрешением в 80-х годах крепостного права*, которое «воскресило и крепостную идеологию во всех ее чертах — в том числе и психологию крепостного бунта»⁸⁵⁷.

Наглядную картину бунта рисуют письма саратовского губернатора П. Столыпина своей жене: «В уездах все та же пугачевщина, каждый день несколько убитых и раненых. Точно война...»⁸⁵⁸ «Пугачевщина растет — все уничтожают, а теперь еще и убивают... Войск совсем мало, и я их так мучаю, что они скоро совсем слягут. Всю ночь... рассылал пулеметы. Сегодня послал в Ртищево 2 пушки. Слава Богу, охраняем еще железнодор. путь. Приезжает от Государя генерал-адъютант Сахаров. Но чем он нам поможет, когда нужны войска — до их прихода если придут, все будет уничтожено. Вчера в селе Малиновка осквернили божий храм, в котором зарезали корову и испражнялись на образе Николая Чудотворца. Другие деревни возмутились и вырезали 40 человек. Малочисленные казаки зарубают крестьян, но это не отрезвляет...»⁸⁵⁹ Спустя несколько дней Столыпин снова пишет: «кажется, ужасы нашей революции превзойдут ужасы французской. Вчера в Петровском уезде во время погрома имения Аплечева казаки (50 чел.) разогнали тысячную толпу. 20 убитых, много раненых. У Васильчиков 3 убитых, еще в разных местах 4»⁸⁶⁰. «Дни идут плохо. Сплошной мятеж: в пяти уездах. Почти ни одной уцелевшей усадьбы. Поезда переполнены бегущими... Войск мало и прибывают медленно. Пугачевщина!..»⁸⁶¹ «Соседние деревни терроризированы, так как и их хотели сжечь, если они не примкнут к движению. Помещики в панике отправляли в город имущество, жен и детей. В других уездах тоже вспыхивает то тут, то там. Еле поспеваешь посылать войска, которых мало. И долго ли еще можно рассчитывать на войска после «Потемкина»? А господа земцы готовят сюрприз: врачи в Балашовском уезде решили, что недовольны тем, что я не исполнил их требования, и все... выходят в отставку — бросают больницы, амбулатории, уходят все 40 фельдшеров. К ним присоединяются 3 уезда, а затем, вероятно, вся губерния»⁸⁶².

П. Столыпин описывает методы борьбы с «крестьянским бунтом»: «Все село, почти, сидело в тюрьме по моим постановлениям... Я занял два дома наиболее виновных казаками, оставил там отряд оренбуржцев и учредил в этом селе особый режим»⁸⁶³. Активность Столыпина в подавлении беспорядков далеко не в последнюю очередь привела его на пост министра внутренних дел. Уже в июле 1906 г. Столыпин рассылал всем

* Имеются в виду реакционные реформы Александа III, направленные на усиление общины, ограничение распространения образования, подавление самоуправления — земств и т.д.

179

губернаторам телеграммы: «Борьба ведется не против общества, а против врагов общества. Открытые беспорядки должны встречать неослабный отпор. Революционные замыслы должны преследоваться всеми законными средствами»... «Дабы не препятствовать умиротворению страны и спокойному ожиданию реформ, строго следить за населением, не разрешая ему ни собраний, ни митингов, возбуждающих к противозаконным деяниям»⁸⁶⁴.

Николай II в то время писал Столыпину: «Непрекращающиеся покушения и убийства должностных лиц и ежедневные дерзкие грабежи приводят страну в состояние полной анархии. Не только занятие честным трудом, но даже сама жизнь людей находится в опасности. Манифестом 9 июля было объявлено, что никакого своеволия или беззакония допущено не будет, а ослушники закона будут приведены к подчинению царской воле... P. S. По-видимому, только исключительный закон, изданный на время, пока спокойствие не будет восстановлено, даст уверенность, что правительство приняло решительные меры, и успокоит всех»⁸⁶⁵.

«Вот будничный фон того периода. 1 мая 1906 года убит начальник петербургского порта, вице-адмирал К.Кузьмич. 14 мая не удается покушение на коменданта Севастопольской крепости, генерала Неплюева, убито семь человек, в том числе двое детей. Всего в мае убито 122 человека, в июне — 127. В июле — восстание в Кронштадте. 2 августа боевики Ю. Пилсудского провели в Польше ряд терактов... Убито 33 солдата и полицейских. 14 августа в Варшаве убит генерал-губернатор Н. Вонлярский. 15 августа группа боевиков стала разъезжать по Москве и расстреливать стоявших на посту городовых»⁸⁶⁶. В Прибалтике «латыши и эстонцы методически истребляли своих исконных угнетателей — балтийских баронов, и один из блестящих полков гвардии должен был нести в прибалтийских губерниях неприятную обязанность по охране помещичьих усадеб. Полиция на местах была в панике. Из всех губерний неслись вопли о помощи и просьбы прислать гвардейские части или казаков. Было убито так много губернаторов, что назначение на этот пост было равносильно смертному приговору»⁸⁶⁷. В 1906-1909 гг. от рук террористов погибло 5946 должностных лиц. За тот же период к смерти было приговорено не более 5086 человек...*

Шульгин в связи с этим писал про Столыпина: «...он понимал, что несвоевременная жалость есть величайшая жестокость, ибо та жалость понимается как трусость, окрыляет надежды, заставляет бунт с еще

* По другим данным, военно-полевыми судами с 1905 г. по март 1909 г. приговорено к смертной казни 4797 человек, повешено и расстреляно 2353 — 2825 человек. В то время как только в 1906 г. революционеры совершили убийство 1126 официальных лиц (еще 1506 человек было ранено), в 1907 г. эти цифры удвоились. Приводятся и другие цифры: в 1905-1907 гг. — 9000 жертв революционеров, в период с 1908 г. до середины 1910 г. — еще 7600 жертв. (Ruud С.А.. Stepanov S. A. Fontanka 16, Montreal, 1999, p. 278. (Федоров Б. Г.., с. 599))

180

большей свирепостью бросаться на власть, и тогда приходится нагромождать горы трупов там, где можно было бы обойтись единицами. Он сурово наказывал, чтобы скорее можно было бы пожалеть... Он был русский человек... Сильный и добрый...»⁸⁶⁸ Сам Столыпин говорил с думской трибуны: «Господа, в ваших руках успокоение России, которая, конечно, сумеет отличить кровь, о которой так много здесь говорилось, кровь на руках палачей, от крови на руках добросовестных врачей, применяющих самые чрезвычайные, может быть, меры с одним только упованием, с одной только надеждой, с одной верой — исцелить трудно больного»⁸⁶⁹.

«Крестьянский бунт» 1905 г. был широко поддержан в армии и особенно флоте, сопровождался поразительной жестокостью. Так, во время Свеаборгского восстания некоторых офицеров бросали в котлы с кипящей водой. П. Столыпин потребовал, чтобы всех связанных с восстанием лиц (примерно 1200 человек), в том числе гражданских, судил военный суд... «Из ведения обычных судебных инстанций изымались дела гражданских лиц, совершивших преступные деяния «настолько очевидные, что нет надобности в их расследовании». На рассмотрение таких дел отводилось не более 48 часов, приговор приводился в исполнение по распоряжению командующего округом в течение 24 часов. В состав судов назначались строевые офицеры»⁸⁷⁰. Витте возмущенно писал по этому поводу: «...подобный суд недопустим в стране, в которой существует хотя бы тень гражданственности и закономерного порядка»⁸⁷'.

Другим примером стал бунт на Сибирской железной дороге, в выводимой после русско-японской войны из Маньчжурии русской армии. В начале февраля 1906 года благодаря энергичным действиям карательных войск порядок был восстановлен. «Задача, казавшаяся столь трудной и опасной, — вспоминал Редигер, — была разрешена гладко и просто, с ничтожными силами. Главная заслуга в этом деле принадлежала лично ему (Меллеру-Закомельскому. — О.А.), так как только при его характере палача можно было столь систематически бить и сечь вдоль всей дороги, наводя спасительный ужас на все эти бунтующие и бастующие элементы»⁸⁷².

А вот как описывал Милюков 14 декабря 1905 г. подавление революции в Москве: «В древней столице России происходят невероятные события. Москву расстреливают из пушек. Расстреливают с такой яростью, с таким упорством, с такой меткостью, каких ни разу не удостаивались японские позиции. Что случилось? Где неприятель?»... «Если восстановить порядок можно, только приставив к каждому обывателю солдата с ружьем и поставив у каждого дома пушку, то, значит, солдаты и пушки охраняют не тех, кого следует. Если все против власти, это значит, что власть против всех... Вот почему эта власть принуждена напрягать всю свою силу, чтобы произвести самое маленькое действие. Вот почему она ставит свои пушки на пустой площади и стреляет целыми часами вдоль пустых улиц. Вот почему она не может овладеть человеком, не разрушив пушечными гранатами дома, в котором он находится»⁸⁷³.

181

Милюков в данном случае был прав, именно царский режим всей своей эгоистично-недальновидной политикой завел общество в тупик и не оставлял другого выхода, кроме революции. Так, уже с конца XIX века «...постоянно наблюдался рост числа крестьянских восстаний и бунтов. В 1900-1904 гг. таких событий было отмечено 1205 (столько же, сколько за предыдущие 20 лет). Затем в 1905-1907 гг. их число достигло в среднем 8,6 тысячи в год! Более 70% из них были связаны с земельными отношениями, и главным требованием крестьян был захват помещичьих земель. За эти три года было сожжено и уничтожено около 4 000 имений»⁸⁷⁴. Витте в свою очередь писал: «Я уверен, что история заклеймит правление императора Николая при Столыпине за то, что это правительство до сих пор применяет военные суды, казнит без разбора и взрослых и несовершеннолетних, мужчин и женщин по политическим преступлениям, имевшим место даже два, три, четыре и даже пять лет тому назад, когда всю Россию свел с ума бывший правительственный режим до 17 октября и безумная война, затеянная императором Николаем II»⁸⁷⁵. В. Коковцов, в эмиграции, со своей стороны, издал два тома воспоминаний⁸⁷⁶, которые по отношению к царю и его ближайшему окружению могли бы служить настоящим обвинительным актом⁸⁷⁷. Как ни странно, но по сути с Коковцовым, Витте и Милюковым был согласен и Столыпин, который сразу после прихода к власти приступил к крестьянской и государственной реформам.

«Крестьянский бунт», вызванный Первой русской революцией 1905-1907 гг., был подавлен за счет сравнительно небольшого количества жертв, особенно по сравнению с революцией и гражданской войной 1917-1921 гг. Но первая русская революция принципиально отличалась от рассматриваемого времени. Если в 1902 г., когда «крестьяне в различных местностях бунтовали и требовали земли, бывший в то время в Харькове губернатором князь Оболенский вследствие крестьянских беспорядков произвел всем крестьянам усиленную порку, причем лично ездил по деревням и в своем присутствии драл крестьян»⁸⁷⁸, то в 1917 г. Оболенский не смог выйти бы даже из Харькова, ведь уже к февральской революции деревня за счет дезертиров была поголовно вооружена и радикализована тремя годами изнурительной и кровавой мировой войны. Крестьяне, одетые в солдатские шинели, привыкли к смерти и худо-бедно научились воевать, и их, как крестьян начала века, уже невозможно было безнаказанно драть, расстреливать из пушек или разгонять казаками.

Именно поэтому «крестьянский бунт», вспыхнувший в феврале 1917 г., коренным образом отличался от того, который стал движущей силой первой русской революции. В 1905-1907 г. крестьянство проявило поразительную организованность и культуру: в ходе уничтожения около 3 тыс. поместий (15% их общего числа в России) практически не было случаев хищения личных вещей и насилия в отношении владельцев и их слуг. Так, английский историк русского крестьянства Т. Шанин

182

писал: «Поджоги часто следовали теперь особому сценарию. Решение о них принималось на общинном сходе, и затем, при помощи жребия, выбирались исполнители из числа участников схода, в то время как остальные присутствующие давали клятву не выдавать поджигателей... Крестьянские действия были в заметной степени упорядочены, что совсем не похоже на безумный разгул ненависти и вандализма, который ожидали увидеть враги крестьян, как и те, кто превозносил крестьянскую жакерию... Крестьянские выступления России оказались непохожими на образ европейской жакерии, оставленный нам ее палачами и хроникерами»⁸⁷⁹. Выводы Т. Шанина подкрепляются воспоминаниями меньшевика Мартынова: «Помню, как во время революции 1905 года у меня раз завязалась в вагоне беседа с каким-то пассажиром французом. «Удивительно благодушный ваш народ! — говорил он мне: — Если бы у нас во Франции разыгралась такая революция, то уже успели бы пролиться реки крови...»⁸⁸⁰

Но в феврале 1917 г. «крестьянский бунт» был уже другим, он сопровождался вспышкой массового, дикого, стихийного насилия. Шульгин ужаснулся, столкнувшись с этой стихией: «Что может быть ужаснее, страшнее, отвратительнее толпы? Из всех зверей она — зверь самый низкий и ужасный, ибо для глаза имеет тысячу человеческих голов, а на самом деле одно косматое, звериное сердце, жаждущее крови...»⁸⁸¹ Насилие бунта носило характер совершенно особой, несравнимой ни с чем, даже с революционной, садистской жестокости. Грациози объяснял это явление тем, что в крестьянской массе «...по-прежнему сохранялось крепкое ядро первобытной дикости, реалистически изображенное в повестях Бунина. Вспомним, к примеру, его суходольцев, «шутки ради заживо освежевавших помещичьего быка». Очевидно, сильные социальные сдвиги высвободили эту «первобытность», многие крестьяне вели себя подобно своим предкам, шедшим за Разиным или Булавиным»*.

* (Dioneo (Sklovskij). The Russian Peasant — What is He?// The New Russia. 1920. № 22 (1 July). P. 264-269. (Грациози А..., с 11.)) В середине XIX века не крестьяне, а регулярная английская армия расправлялась с восставшими в Индии: привязывала их к жерлам пушек, жертву разрывало пороховыми газами холостого выстрела. Способ казни был направлен на религиозное унижение индусов, по представлениям которых он «уничтожал их души». Известная картина Верещагина «Подавление индийского восстания англичанами» была выставлена в 1887 г в Лондоне и вызвала бешенный протест английской общественности, вплоть до угрозы суда. Сама картина бесследно исчезла, сохранившись лишь в копиях. (Буровский A.M..., с. 186.) В 1879 г. опять же регулярная английская армия, устав вешать восставших, прибегала к массовым сожжениям афганцев. (Халфин Н. Победные трубы Майванда. М., Наука, 1980, с. 249. (Широкорад А. Б..., с. 130)) В начале XX века английские солдаты устраивали массовые казни восставших индийцев, а в войне с бурами организовывала первые в современной истории концлагеря, в которых

183

А. Деникин, после своего ареста Временным правительством и корниловского мятежа, находил другие причины жестокости «русского бунта»: «Меня они — эти тыловые воины — почти не знали. Но