Василий Галин Запретная политэкономия красное и белое

Вид материала

Документы

Содержание Главный вопрос революции — собственность Реквизиционная национализация Мобилизационная национализация Социалистическая национализация Дж. Чемберлен, начало XX века

Подобный материал:

• Василий Галин Запретная политэкономия Революция по-русски, 9888.76kb.
• Комфорт копенгаген, Стокгольм, Хельсинки, Турку, Порвоо, без ночных переездов, 122.77kb.
• Белое Санаторий «Озеро Белое», 166.19kb.
• Контрольная работа по истории Отечества на тему: Факторы победы Красной Армии в Гражданской, 120.66kb.
• Контрольная работа №1 по дисциплине «Политэкономия», 358.97kb.
• -, 388.72kb.
• Дайв-центр «полярный круг», белое море полезная информация Белое море, 155.26kb.
• Конспект лекций по дисциплине "политэкономия" для студентов 050107 заочной формы обучения, 908.57kb.
• Владимир Красное Солнышко крещение Руси; Ярослав Мудрый сын Владимира Красное Солнышко,, 77.19kb.
• Проект «Япония в Облаках» ! Премьера спектакля: театр «Белое Облако», 175.63kb.

Первопричина всех революций кроется в крайнем эгоизме и недальновидности правящего класса (элиты). Она не совершает массовых убийств и тотального террора, но при этом доводит общество до такого состояния, что последнее было вынуждено взяться за оружие, чтобы обеспечить свое выживание, человеческое достоинство и развитие. Революция в данном случае становится самообороной населения против реакционной власти.

Террор и насилие продолжаются до тех пор, пока одна сторона физически не истребит (подавит) другую, либо пока не иссякнут материальные источники сопротивления одной из сторон. И здесь на поле выходит третья сила, которая обеспечивает материальное обеспечение террора, превращая его в массовое убийство. В роли спонсора террора в 1917-1922 гг. выступили Англия, Франция, США... Без их помощи массовый террор был бы просто физически невозможен. Ни одна белая армия не могла бы просуществовать и нескольких месяцев, она не могла бы просто возникнуть без материальной и финансовой поддержки интервентов. Большевики в этих условиях были вынуждены защищаться. Д. Неру по этому поводу справедливо писал, что Красный террор в России вели люди, «загнанные в угол»¹⁰⁴⁷.

Но основные жертвы принесли не непосредственно боевые действия или террор, а голод и разруха, которые были следствием совершенно сознательной политики блокады и интервенции в Россию «великих демократий» — Англии, Франции и США. О том, что эта политика была полностью осознанной, говорят воспоминания Великого князя Александра Михайловича. В 1919 г. он записал свой разговор с представителем Клемансо, который утверждал необходимость установления блокады России, подобной той, которая «парализовала Германию во время войны... Вокруг России будет воздвигнуто как бы колоссальное проволочное заграждение. Через короткое время большевики начнут задыхаться, сдадутся», а «русский народ получит повод, чтобы восстать». Великий князь отвечал: «Разве ваш шеф примет на себя ответственность за те страдания, которым подобный метод подвергает миллионы русских людей? Разве он не понимает, что миллионы русских детей будут от такой

219

системы голодать?»¹⁰⁴⁸ Голод и крестьянские восстания в России носили плановый характер и были заранее подготовлены из Лондона и Парижа. Асквит в этой связи справедливо утверждал, что необходимо «либо оказывать России помощь в полной мере, либо предоставить ее собственным силам»¹⁰⁴⁹. В противном случае интервенция и блокада ведут не к свержению большевизма, а к массовому истреблению и страданиям местного населения.

Политический истеблишмент Франции и Великобритании, обвинявший большевиков, бравших заложников, в варварстве, в то же время делал заложниками своей политики все население России, какие бы «самые светлые идеалы» за этим не стояли. За счет разрухи, голода и их последствий Клемансо, Черчилль, Лансинг и им подобные уничтожили миллионы русских людей, почти в десять раз больше, чем их погибло от белого и красного террора вместе взятых.

Победа большевиков была закономерной и отражала коллективную борьбу за выживание русского народа против внешней агрессии Великих держав. Большевики стали той цементирующей силой, которая обеспечивала выживание русского народа. Этот исход предсказывал Великий князь Александр Михайлович в своем разговоре с представителем Клемансо: «Я уверен, что ваша блокада явится только орудием для пропаганды большевизма и объединит население России вокруг московского режима»¹⁰⁵⁰.

220


^ ГЛАВНЫЙ ВОПРОС РЕВОЛЮЦИИ — СОБСТВЕННОСТЬ,

СВЯЩЕННОЕ ПРАВО ИЛИ НАРОДНОЕ ДОСТОЯНИЕ?

Теория и практика


«Право государства на национализацию частной собственности вытекает из общепризнанного принципа международного права о суверенитете государства. Исходя из принципа суверенитета, только внутреннее право государства регулирует вопросы приобретения, перехода и утраты права частной собственности, в том числе и утраты этого права в силу закона

«Правительства не следует отождествлять с частными собственниками, и потому нет основания считать, что государства имеют право, и тем паче, что они обязаны возвращать то, что ими приобретено незаконно».

Дж. Сили¹⁰⁵²


Национализацию — «попрание священного права частной собственности» — часто рассматривают как одну из основных причин возникновения гражданской войны и интервенции. Отрицание частной собственности действительно бросало вызов всему буржуазному (капиталистическому) строю. С другой стороны, национализация во время революции и войны является не столько плодом идеологии, сколько результатом объективно складывающихся условий — тенденций. Она

221

не была чем-то экстраординарным и во многом повторяла путь, которым прошли другие «цивилизованные страны». Для анализа можно выделить два основных типа принудительной национализации — реквизиционную и мобилизационную.

^ Реквизиционная национализация свойственна всем революциям. Так, во время французской и английской национализировали сначала земли и имущество церкви, затем короны и, наконец, побежденных врагов. Или, например, в США во время войны Севера и Юга собственность противников северян так же была национализирована. Характерной чертой буржуазных революций был раздел и немедленная реприватизация конфискованной собственности между правящей и военной верхушкой победителей. При этом использовались различные механизмы — от прямой раздачи до продажи за символическую цену. Даже в случае восстановления монархии, после революции, например, в Англии и во Франции, бывшие собственники национализированного и реприватизированного имущества, в том числе даже короли, получали в лучшем случае лишь сравнительно скромные компенсации за утраченную собственность. Одним из основных итогов любой революции был передел не только власти, но и в первую очередь собственности.

Реквизиционная национализация в период революции обладает правом «первичной легитимности», поскольку любые юридические нормы привязаны к определенному механизму хозяйствования, который в указанные моменты перестает действовать, следовательно прекращает действие и соответствующее право. Деникин отмечал: «Революция с точки зрения государственного строительства есть разрыв непрерывности (переход «порядок — хаос»). В это время утрачивает силу старый способ легитимации власти»¹⁰⁵³. Можно добавить, что в том числе и собственности.

После установления новых правовых норм, соответствующих новому общественному строю, приобретенные во время революции на основе «первичной легитимности» права собственности, как и ее передел всегда корректировались в соответствии с правовыми основами и общественными интересами нового строя для обеспечения его стабильности. Классическим примером является период буржуазных революций в Англии и Франции, когда произошел переход от традиционных отношений к собственности — от «естественного состояния», свойственного феодальному строю, которое Гоббс охарактеризовал, как «отсутствие собственности, отсутствие владения, отсутствие точного разграничения между моим и твоим»¹⁰⁵⁴, к гражданскому, буржуазному, частному праву собственности, присущему капиталистическим отношениям. В этот период наряду с изменением общественных отношений произошло и изменение статуса собственности, и ее «революционный передел» в пользу новых владельцев. Изменение статуса собственности выполняло при этом роль одного из основных механизмов «передела».

222

Реквизиционная национализация — это крайний случай, поскольку подрывает основы общества. Но она настолько же и неизбежна в случае исчерпания своего потенциала развития существующим институтом хозяйствования. Реквизиция возможна только тогда, когда собственность, используемая неэффективными собственниками, в масштабах государства заводит общество в тупик, и в этом случае она полностью справедлива и легитимна. В принципе, частичная реквизиционная национализация в виде налогов, законодательных или договорных ограничений происходит непрерывно и носит эволюционный характер. Если этого не происходит, революционный передел неизбежен.

^ Мобилизационная национализация является инструментом сохранения экономики и промышленного производства во время войн и кризисов, когда традиционные рыночные механизмы, экономические отношения, стимулы разрушаются, исчерпываются или перестают действовать и не могут обеспечить эффективного функционирования экономики.

Мобилизационная национализация — это естественная защитная реакция здорового общества на вынужденные неблагоприятные — форс-мажорные — условия. Вариаций в данном случае множество, собственность может быть национализирована навсегда или только на время действия неблагоприятных условий, права собственника могут быть ограничены полностью или частично и т.д. Все зависит от конкретных условий. Например, в Венесуэле в 2003 г., во время кризиса, для сохранения стабильности в стране была осуществлена временная национализация отдельных предприятий. Во время Первой мировой войны Англия и Франция проводили соответствующую мобилизационную политику, существенно ограничивающую права частной собственности. Но мобилизационная национализация не может, в отличие от реквизиционной, продолжаться достаточно долго. Она предназначена для реализации последних внутренних резервов общества в целях его выживания, а не для эволюционного развития.

Именно в этом заключалась ошибка большевиков. В. Ленин абсолютно правильно трактовал мобилизационную национализацию, но накладывал ее на базу своих идеологических воззрений и вследствие этого приходил в итоге к ошибочным выводам, воспринимая частное за общее: «Если подумать о том, что же лежало в конце концов в самой глубокой основе того, что такое историческое чудо произошло, что слабая, обессиленная, отсталая страна победила сильнейшие страны мира, то мы видим, что это — централизация, дисциплина и неслыханное самопожертвование... рабочие, прошедшие школу капитализма, объединены капитализмом... собственность, капиталистическая собственность, мелкая собственность в товарном производстве разъединяет. Собственность разъединяет, а мы объединяем и объединяем все большее и большее число миллионов трудящихся во всем свете... Чем дальше, тем больше наши враги разъединялись. Их разъединила капиталистическая

223

собственность...»¹⁰⁵⁵ Однако политэкономические законы свернули даже коммунистическую идеологию и сам Ленин привел на смену мобилизационной политике военного времени Новую Экономическую Политику (НЭП).

Особый случай мобилизационной политики дает Германия. В кругу своих приближенных Гитлер не раз говорил, что он совсем не собирается истребить, как это было сделано в России, слой частных собственников. Сохранение собственности, утверждал Гитлер, не меняет сути дела. «Что значит владение собственностью, — продолжал он, — если я твердо охватил всех людей дисциплиной, из которой они не могут выбраться. Пусть владеют землей и фабриками сколько им угодно. Решающий момент — это то, что государство распоряжается через партию всеми, независимо от того, собственники они или рабочие. Наш социализм изменяет не внешний порядок вещей, а только отношение человека к государству. Собственность и доходы — экая важность, очень нужна нам социализация банков и фабрик! Мы социализируем людей»¹⁰⁵⁶. Очевидно, что здесь Гитлер придавал лишь новую идеологическую форму старому содержанию, которое Германия с успехом использовала во время Первой мировой войны — мобилизационную политику «военного социализма». Мало того, в плане реализации «программы Гинденбурга» в сентябре был принят «Закон о конфискациях и реквизициях в военное время», практически перечеркивавший право собственности. Очевидно, что начала этой политики уходят корнями в глубь веков и ее элементы, еще до XX века, не раз использовались прусским государством. Ленин использовал немецкий «военный социализм», как образец построения мобилизационной экономической политики России во время гражданской войны.


^ Социалистическая национализация

Права частной собственности настолько расширились, что права общества почти полностью исчезли, и едва ли будет преувеличением сказать, что благосостояние, жизненные удобства и гражданские свободы большинства населения брошены к ногам кучки собственников...

^ Дж. Чемберлен, начало XX века


Обратимся сначала к особенностям и краткой истории предмета: «Собственность возникает из агрессивных инстинктов человека»... она «укоренена не столько в нашем разуме, сколько в инстинктах...», — утверждал Г. Уэллс. — «У природного дикаря и у отсталого современного человека никаких ограничений в сфере собственности нет. Добытое

224

силой принадлежит победителю: женщина, пленник, пойманный зверь, лесная поляна—все что угодно... Собственность принадлежала тому, кто первый сделал, первый захватил, первый заявил о своем праве... Постепенно, по мере того как люди начинали понимать преимущества организованной жизни, им стали понятны неудобства такого рода неограниченной собственности. Уже при рождении люди попадали в мир, где все было давно поделено. Более того, они и сами оказывались чьей-то собственностью. Теперь трудно отыскать следы социальных конфликтов в первобытных цивилизациях», но уже в Римской республике «можно видеть, как возникла идея об антиобщественной сущности долгов и неограниченного землевладения. И наконец, великий революционер из Назарета радикально осудил собственность... Откуда возьмутся свобода и равенство, если у большинства людей нет куска хлеба и клочка земли»¹⁰⁵⁷. «Самые разные люди, — продолжал Г. Уэллс, — стремившиеся к одним и тем же целям (свободе и всеобщему счастью), с одной стороны, абсолютизировали собственность, а с другой — собирались ее уничтожить. Только в XIX веке стало понятно, что собственность — чрезвычайно сложное явление... Критика собственности до сих пор остается скорее эмоциональным феноменом, чем наукой... Мы имеем полный набор градаций, от крайних индивидуалистов, с трудом соглашающихся платить налоги, до коммунистов, отрицающих любую форму собственности»¹⁰⁵⁸.

Русская революция стала переломным моментом в истории человечества. Буржуазные революции ввели понятие частной собственности, социалистическая утвердила право общенародной собственности. Одним своим появлением она угрожала существованию всего капиталистического мира. Маркс, обосновывая этот тезис, писал: «Так как частная собственность, например, представляет собой не простое отношение и уж совсем не абстрактное понятие или принцип, а всю совокупность буржуазных производственных отношений, то изменение или вообще уничтожение этих отношений может, конечно, произойти лишь в результате изменения самих классов и их взаимных отношений...»¹⁰⁵⁹ Вполне понятно, что для капитала такие формулировки были страшнее, чем фашистская диктатура. Очевидно, что именно в этом смысле Бердяев понимал появление фашизма: «Возникновение на Западе фашизма, который стал возможен только благодаря русскому коммунизму, которого не было бы без Ленина... Вся западная история между двумя войнами определилась страхом коммунизма»¹⁰⁶⁰. Введение нового понятия собственности действительно изменяло и общественные отношения, и весь механизм хозяйствования. Чтобы разобраться в этих вопросах, мы вынуждены вернуться к современным понятиям теории собственности.

Первенство в установлении правовых основ гражданского общества обычно отдают Дж. Локку. По его мнению, естественными правами личности являются свобода, равенство и собственность. Однако в естест-

225

венном состоянии права собственности не гарантированы, поэтому для их обеспечения человеку необходимо отказаться от части своей свободы и передать ее обществу. Т.е. причиной перехода от естественного состояния к гражданскому обществу является ненадежность прав человека. «Взгляды Локка, — писал К. Маркс, — имеют тем более важное значение, что он является классическим выразителем правовых представлений буржуазного общества в противоположность феодальному; кроме того, его философия служила всей позднейшей английской политической экономии для всех ее представлений»¹⁰⁶¹.

А. Смит развивал идеи Дж. Локка: «Сообразно этому, наилучшей экономической системой может быть только система «естественной свободы», где наиболее полно реализуется право частной собственности. В ней «каждому человеку, пока он не нарушает законов справедливости, предоставляется совершенно свободно преследовать по собственному разумению свои интересы и конкурировать своим трудом и капиталом с трудом и капиталом любого другого лица и целого класса»¹⁰⁶². «Это, собственно, и есть система рыночной экономики, которая представлялась А. Смиту изначально данной и разумной, развивающейся по своим естественным законам. Государство не должно вмешиваться и диктовать свою волю ее субъектам; задача государственной власти состоит в том, чтобы создавать и поддерживать надлежащие условия для их предпринимательской деятельности»¹⁰⁶³.

Значительное влияние на А. Смита оказали французские философы и физиократы*, которые выдвинули теорию «общественного договора», согласно которой общество возникло путем договора объединившихся людей. «В соответствии с этим договором люди обязались оказывать друг другу взаимные услуги. Вступая в общественную жизнь, они отказываются от части своей свободы в предвидении выгод, которые должна им дать жизнь в обществе. Они берут на себя определенные обязательства в отношении общества при условии обратных обязательств общества по отношению к своим членам. Люди объединились в общество, следуя чувству самосохранения и стремления к счастью. Права на жизнь, свободу и собственность — это основные, естественные и неотъемлемые права, отвечающие природе человека. В конечном счете, эти права могут быть сведены к праву собственности. Государство обязано гарантировать его своим членам и защищать с помощью законов, ибо собственность — первоначало и основа общественной жизни»¹⁰⁶⁴.

Все права собственности трактуются, как санкционированные обществом (законами государства, административными распоряжениями, традициями, обычаями и т.д.) поведенческие отношения между людьми, складывающиеся в связи с существованием благ и касающиеся их использования. Т.е., согласно основоположникам гражданского общества,

* Ж. Ламетри, Д, Дидро, К. Гельвеций, П. Гольбах и представители французской школы политической экономии Ф. Кенэ, А. Тюрго и др.

226

«общественный договор, лежащий в основе происхождения государства, не создал никакого права. Он был заключен между людьми для того, чтобы гарантировать им соблюдение и защиту их естественных прав, в том числе и права собственности»¹⁰⁶⁵. Еще дальше пошли термидорианцы времен французской революции, которые считали, что собственность — не естественное, а абсолютное право. Если правом голоса обладает тот, кто платит 10 ливров, писал один из современников, то у того, кто платит 20, должно быть 2 голоса, а 1000 ливров— 100 голосов. Если можно избирать того, кто платит 20 ливров, то тому, кто платит 40, надо отдавать предпочтение¹⁰⁶⁶. На что один из памфлетов той эпохи, отвечал, что «природа, без сомнения, не в большей мере создала собственников, чем дворян»¹⁰⁶⁷.

Но вернемся к «естественному праву». Его появление было вызвано совершенно объективными причинами. Во-первых, известно, что распыленная собственность идет в первую очередь на потребление, тем более в условиях полунатурального хозяйства феодального строя. Индустриализация же требует огромных мобильных инвестиционных ресурсов. В то время их можно было получить только путем сжатия потребления большинства общества и концентрации капиталов в руках немногих. Во-вторых, переход от натурального хозяйства к конкурентному рынку требует резкого повышения интенсификации труда — эксплуатации.

На каких же правовых основаниях меньшая часть общества может изъять средства у подавляющего большинства, обрекая его тем самым на вымирание и нищету? Джон Локк дал ответ на этот вопрос в следующей формулировке: 1) индивиды имеют естественные права, которые превосходят по важности государственные, 2) правительство существует для обеспечения этих прав и обретает свою власть с согласия тех, кем оно управляет, 3) большинство не может изменить данные права, не нарушив принцип справедливости¹⁰⁶⁸. Противоречия формулировки Дж. Локка объясняются тем, что под индивидами, меньшинством он понимал только собственников, остальное большинство было лишь бесправной массой, они не имели естественных прав. Таким образом, в гражданском обществе правительство, да и само государство, становится прислугой собственника и служит только для обеспечения его прав.

Мэдисон, «главный архитектор конституции» США, в 1829 г. декларировал: «Человек и собственность — это два важнейших субъекта, для которых должно функционировать правительство; права человека и права собственности — два объекта, для защиты которых должно быть учреждено правительство»¹⁰⁶⁹. И тут же Мэдисон указывал: «Единственная эффективная гарантия прав меньшинства должна базироваться на таких основаниях и структуре самого правительства, какие могли бы сформировать в определенной степени, прямо или косвенно, орган защиты прав меньшинства»¹⁰⁷⁰. Т.е. Мэдисон, декларируя святость принципа прав человека, тут же противопоставлял их незыблемости прав меньшинства, владеющего собственностью. Права человека и права

227

собственности вступали друг с другом в конфликт с первого же дня их появления на свет. Адам Смит говорил об этом вполне откровенно: «приобретение крупной и обширной собственности возможно лишь при установлении гражданского правительства. В той мере, в какой оно устанавливается для защиты собственности, оно становится, в действительности, защитой богатых против бедных, защитой тех, кто владеет собственностью, против тех, кто никакой собственности не имеет».

Правовым основанием частной собственности стал институт либерального гражданского государства. Очевидно, что на том этапе развития общества институт абсолютной частной собственности, несмотря на все его издержки, был так же неизбежен, как и необходим для всего общества, ибо обеспечивал его общее развитие. По сравнению с предыдущим феодально-монархическим строем радикальный либеральный капитализм был огромным прогрессом — для своего времени. Но уже с середины XIX века с развитием индивидуума и общества стали все ярче проявляться родовые противоречия гражданского общества. О какой демократии — власти народа — можно говорить, если либерально-капиталистическое государство защищает и обеспечивает права только меньшинства и дико боится большинства, то есть того самого народа, от имени которого говорит. В речах основоположников либерализма Джона Локка, Мэдисона сквозит откровенный страх перед неимущим большинством — народом, от которого надо защищаться посредством всей мощи государственной машины. Энгельс в полном соответствии с постулатами «архитекторов» либерального гражданского государства утверждал: «Государство есть «особая сила для подавления». В. Ленин был ближе к практической деятельности и поэтому более прагматично определял смысл гражданского государства: «Формы буржуазных государств чрезвычайно разнообразны, но суть их одна: все эти государства являются, так или иначе, но в последнем счете обязательно диктатурой буржуазии»¹⁰⁷¹.

Действительно, раз существование частной собственности обеспечивается только в рамках общественного договора, то есть всем обществом, значит, частная собственность, сконцентрированная у немногих, должна приносить положительный эффект для всего общества. Узурпация меньшинством этого эффекта в своих целях и является не чем иным, как диктатурой буржуазии. Демократия стала возможна только и исключительно с появлением социально ориентированного общества, когда государство стало служить большинству народа, лишь в этом случае вообще возможна реальная демократия. Сам Мэдисон был против перераспределительных функций государства. Конституция, как «хартия свободы», предполагала предотвращение «произвольных изъятий у одних граждан ради блага других»¹⁰⁷². И если за 100 лет до рассматриваемых событий эти принципы еще можно было считать прогрессивными, то уже в начале XX века доминирование радикальных либеральных принципов

228

становилось уже не столько прогнившим реакционизмом, сколько откровенным преступлением перед обществом.

Какова же в этом случае роль владельца частной собственности? Для ответа на данный вопрос вернемся ненадолго к теории: А. Смит исходил из того, что «самое священное и неприкосновенное право собственности есть право на собственный труд, ибо труд есть первоначальный источник всякой собственности вообще»¹⁰⁷³. Но из простейшей производственной функции известно, что кроме труда к факторам производства относится еще капитал (например, земля). Лишение человека капитала не дает ему возможности реализовать права на собственный труд. Именно поэтому феодальное право подразумевало под собой единство двух прав собственности — на труд и капитал.

«Естественное право» образца XVII века разделяло труд и капитал, отдавая последний в частную собственность. Труд таким образом попадал в кабалу к капиталу. Реализацию прав капитала обеспечивало гражданское общество образца XVII века. В чистом виде такой образец общества, подразумевающий прямую эксплуатацию труда капиталом, не мог долго существовать. И в XVIII веке «естественное право» было дополнено «общественным договором», согласно которому капитал оставался частной собственностью, а людям гарантировались соблюдение их прав и свобод человека. Однако права и свободы могут быть реализованы только при наличии у человека капитала. Этот факт ведущие умы отмечали еще в XVII веке, он стал наиболее очевиден с развитием общества в XIX веке и нашел свое отражение в работах марксистов, выдвинувших альтернативное понятие общественной (социалистической собственности).

Таким образом, к XX веку существовали две противоборствующие теории собственности: частная и общественная. Каждая из них обладала своими достоинствами и недостатками. В непримиримой борьбе происходила эволюция обоих прав собственности в сторону друг друга. И постепенно в неясных чертах появлялась новая теория собственности, объединяющая реальные, а не декларативные, то есть материально обеспеченные права человека и сочетание общественной и частной собственностей:

Во-первых, появилось понятие личной собственности. К «личной собственности» в той или иной мере можно отнести права и свободы человека, личный труд, таланты, образование, здоровье, предметы личного потребления, жилье и т.д. Впервые на «личную собственность», как ни странно, указывает Сталинская конституция. Бердяев замечал: «Советская конституция 1936 г. создала самое лучшее в мире законодательство о собственности. Личная собственность признается, но в форме, не допускающей эксплуатации. Назрел новый душевный тип с хорошими и плохими чертами. Но свободы человека все еще нет»¹⁰⁷⁴. Сталинская конституция действительно во многом носила декла-

229

ративный характер — она лишь показывала направление развития. Тем не менее конституция утверждала реальные достижения своего времени. В XX веке человеческая цивилизация пришла к тому, что