И. Т. Касавин Текст, дискурс, контекст
| Вид материала | Книга |
- Дискурс как объект лингвистики. Дискурс и текст. Дискурс и диалог, 608.57kb.
- Дискурс лекция 1 13. 09. 03 Дискурс междисциплинарное явление. Впереводе с французского, 181.42kb.
- Анкета участника международной научно-практической конференции «актуальные проблемы, 62.51kb.
- Философско-мировоззренческий дискурс и культурный контекст творчества м. М. Пришвина, 564.46kb.
- Реферат текст курсової роботи 33 с., 33 джерела, 100.61kb.
- Натуралистический дискурс Реалистический дискурс С. Л. Франк «Духовные основы общества»., 67.6kb.
- Дисциплина : Дискурс рефера т на тему: «Когезия», 273.67kb.
- Дискурс междисциплинарное явление. Впереводе с французского означает «речь». Его сравнивают, 339.82kb.
- И. Т. Касавин, С. П. Щавелев, 4740.63kb.
- Дискурс как объект лингвистического исследования, 104.15kb.
Понятийные стратегии
Неточность повседневных понятий есть одновременно их способность адаптации, применения в поведенческих стратегиях, имеющих разные интенции. Если в научных текстах адаптация понятий к новым ситуациям происходит эксплицитно, путем введения новых правил их употребления, то в повседневном дискурсе мы имеем дело с имплицитными понятийными стратегиями55.
Сдвиг понятия (расширение или сужение)
При первоначальном введении понятия в оборот мы даем ему остенсивное определение, приводим примеры его гипотетического применения на области разных объектов, не стремясь и не имея возможности дать ему явное логическое определение по родовидовому отличию. В этот момент имеет место расширение экстенсионала и сужение интенсионала. В дальнейшем мыслительная проработка понятия и реальный опыт его использования приводит к его уточнению и конкретизации; происходит расширение интенсионала и одновременное ограничение, сужение экстенсионала.
Переоценка понятия (позитив-негатив и наоборот)
Социальные, культурные, идеологические трансформации, расширение личного опыта, душевные потрясения часто приводят к изменению значения общеупотребительных понятий естественного языка в рамках более или менее большой группы.
Вот пример того, как может изменяться понятие супружеской неверности - разговор дамы в пивной пересказывает немецкий писатель56:
«Да, послушайте, я бы не сказала, что они такие плохие, эти мужья, которые ходят налево. Как раз такие, что налево ходят, они для своей семьи самые лучшие, я бы сказала. Они хотят разок - когда вырываются из дома, нет, что ли? - оставить все свои заботы за бортом, почувствовать себя свободными, нет, что ли? - и тогда чуток вкусить жизни, хоть чего-нибудь, но при этом опять возвращаются в семью. Раньше я думала: если кто-то, ну, муж, налево пошел, ну, думаю, свинья, и так далее. Я б такого сегодня не сказала. Как раз те, что налево ходят, это ведь лучшие мужья, вот так-то. И если чего случается, они свою семью в обиду не дадут».
В современной России подобного рода изменение значение типично для таких понятий как «социализм», «капитализм», «демократия», «спекуляция», «рынок», «патриотизм» и многие другие, что не требует специального анализа и обоснования.
Поляризация
Определение понятия происходит в процессе его дистанциирования от некоторого другого понятия (определение понятия «обучение» в отличие от «созревания» и «воспитания»). Тому же служит и противопоставление: «кто не со мной, тот против меня» (Матф., 12, 30). В случае противопоставления из смыслового континуума «преданный союзник - партнер - симпатизирующий - сомневающийся - равнодушный - неприязненный - противник - фанатичный враг» выбирается только два пункта: друг и враг. В результате сфера реальных союзников резко уменьшается, поскольку отсекаются все, кто не является стопроцентным приверженцем, а сфера врагов захватывает значительно больше социального пространства, чем последние в действительности занимают.
Можно попытаться суммировать условия, при которых происходит поляризация понятий. Среди них: одноразмерность (принадлежность к тому или иному клану), дихотомизация (отсутствие нейтральных оценок), пуризм (свойства, составляющие экстенсионал, характеризуются безупречной чистотой), гомогенность семантического поля (полярные понятия соответствуют структуре дискурса и текста, не вступают в противоречие с другими понятиями и могут быть применимы в контексте).
Смешивание сходных понятий (экивокация)
Вспомним, как в «Фаусте» Гете Мефистофель обвиняет Фауста в трех обманах: он лжесвидетельствует в суде; как ученый, он не может отличить истину ото лжи; поддавшись чувству, он клянется Гретхен в вечной любви и верности.
Мефистофель
Подумайте, какой святоша!
Доныне, господин хороший,
Ты ложных не давал присяг?
А доказательства твои
О боге, мире, бытии?
Из этого инвентаря
Преподносил ты небылицы
С уверенностью очевидца…
…
И примешься чистосердечно
Твердить, что чувство будет вечно57.
Из этого Мефистофель делает вывод: как ты лгал раньше, так лжешь сейчас и будешь вечно лгать. Он стремится склонить Фауста к совершению очередного обмана и в целом убедить его в порочности его натуры. Однако Фауст, хорошо знакомый благодаря традиционному образованию с аристотелевской логикой, тут же уличает его в логической ошибке:
Фауст
Ты, как всегда, софист и лжец.
Дело в том, что слово «ложь» употребляется Мефистофелем в трех разных смыслах: как сознательный обман; как добросовестное заблуждение, определяемое неисчерпаемостью реальности и исторической ограниченностью научного знания; как мимолетная любовная иллюзия. В повседневном дискурсе, однако, подобный прием не только приводит к успеху, но и неуязвим для логических возражений; повседневные субъекты рассматривают формальную логику как один из многих и не обязательно главный критерий правдоподобия и убедительности умозаключений.
Мнимый консенсус и мнимый диссенсус как продукты стратегии слушателя
Участник повседневной коммуникации находится под влиянием двух факторов: эффекта ассимиляции и контрастного эффекта. Речь идет о тенденции слушателя-реципиента располагать высказывания коммуникатора настолько близко к собственной позиции, насколько коммуникатору изначально приписывается позитивная или негативная оценка58. В силу этого слушатель соглашается или не соглашается с говорящим под влиянием изначальной и неосознаваемой установки. При этом он и не может поступить иначе; в обыденном языке правила употребления слова не предписаны строго, поскольку такое предписание потребовало бы точного значения слова, которое само является продуктом его употребления.
Классический пример подобной стратегии слушателя мы находим в позиции Гретхен, которую Фауст убеждает в своей честности, не желая при этом давать прямые обещания59.
Маргарита
Пообещай мне, Генрих!
Фауст
Ах,
Все, что у меня в руках!
(При этом он держит Гретхен в объятиях и имеет в виду именно это.)
Маргарита
Как обстоит с твоею верой в бога?
Ты добрый человек, каких немного,
Но в деле веры просто вертопрах.
Фауст
Оставь, дитя! У всякого свой толк,
Ты дорога мне, а за тех, кто дорог,
Я жизнь отдам, не изощряясь в спорах.
(Уходит от ответа, подменяя тезис.)
Маргарита
Нет, верить по Писанию твой долг.
Фауст
Мой долг?
(Уходит от ответа, сам задавая вопрос.)
Маргарита
Ах, уступи хоть на крупицу!
Святых даров ты, стало быть, не чтишь?
Фауст
Я чту их.
(Вновь лукаво имея в виду ее самое, которую он рассматривает как Божий дар.)
И так далее разворачивается их диалог, в результате чего Гретхен склоняется перед риторическим искусством Фауста. При этом, не преуспевая в критике Фаустова неверия, Гретхен меняет объект своей критики и обрушивается на спутника Фауста, в котором она чувствует дьявольскую натуру, хотя и не имеет фактических аргументов. Оба собеседника грешат против логики и фактов, но это не мешает им попадать в цель и убеждать друг друга в своем: Гретхен становится любовницей Фауста, не веря в его благочестивость, а Фауст поражается ее проницательности и чистоте ее натуры, что не мешает ему совратить ее.
Подобного рода языковая интеракция обладает архетипическими чертами. Как Фауст уговаривает Гретхен, так политики цинично убеждают скептически настроенных избирателей, а обманщик-продавец – покупателя, вынужденного вопреки сомнениям делать покупку в силу дефицита, узости ассортимента, спешки, ограниченности средств.
Итак, логика повседневного языка оказывается попросту стратегией повседневной аргументации. И это вынуждает нас обратиться к некоторым аспектам теории аргументации.