Сергей Антропов наш друг саддам

Вид материала

Документы

Содержание Верующий, но не церковный Победи судьбу стилем жизни Мудрость никогда не разрушает Они не зря жгли книги… Спешите делать добро V. Сиськи наголо!

Подобный материал:

• Указом Президента Республики Беларусь 2012 год объявлен Годом книги. Такое решение, 200.21kb.
• Тема: Твой сосед по парте, 75kb.
• Царегородцева Мария Вячеславовна 2009 Организационный момент. Ещё раз всем добрый день!, 150.46kb.
• Сочинение ученицы 9 класса Александровой Татьяны "И ещё один дар дала нам наша Россия:, 47.68kb.
• Тема: «Компьютер наш друг и помощник», 41.51kb.
• Практические рекомендации по организации экологического воспитания в урочной и внеклассной, 262.78kb.
• Техническая инструкция по проведению геолого-технологических исследований нефтяных, 2156.06kb.
• Студент гр. Рс-01-1 ст викладач каф. Асоі антропов О. С. Гвоздак, 419.23kb.
• В., Томашук С. Список питань з історії міжнародних відносин І зовнішньої политки, 2135.41kb.
• История Деда Мороза, 95.55kb.

ВЕРУЮЩИЙ, НО НЕ ЦЕРКОВНЫЙ


А сам-то я верующий?

Вопрос куда сложней, чем кажется.

Не атеист, это точно. Атеизм – по сути, та же вера. Твердая вера, в то, что Землю и все живое и не живое на ней создал не Бог, а природа каким-то образом управилась сама. Вот такой веры у меня нет.

Наверное, наиболее точный ответ будет такой: верующий, но не церковный.

Почему верующий?

Никакого знамения или, тем более, откровения я не удостоился. Просто логика, просто мысль, которую, как известно, остановить нельзя. Элементарная система аргументов в пользу того или иного предположения.

Теория эволюции Дарвина и его последователей, конечно же, очень талантлива, умна и убедительна. Но на многие вопросы она ответа не дает.

Приведу простой житейский пример.

Вот я с любимой женщиной и любимым нашим ребенком лечу из Москвы в Анталию, две недели покупаться, поиграть в теннис и подышать чистым воздухом над чистым морем. Весь полет – два с половиной часа.

Так вот, земля под нами – чудо. И самолет наш – чудо. И сильно ношеный мой костюм со всеми его пуговицами и «молниями» – чудо. И сам я – чудо, а любимая женщина, уж точно, чудо. И ребенок, стремительно умнеющий – безусловное чудо. И способ, которым он появился на свет, начиная с первой вспышки двух взглядов и кончая рождением – чудо из чудес.

Могу ли я поверить, что наша планета создалась сама по себе, что из мертвого камня, песка и воды почему-то возникла живая клетка, что эта клетка, каким-то образом развиваясь, превратилась в человека со всеми его хромосомами и генами, с удивительным механизмом наследственности, с чудесно организованным мозгом, возможности которого если и не беспредельны, то предел их даже в дальних далях не просматривается?

Пожалуй, проще принять другое предположение: что сложный и прекрасный мир был кем-то сознательно сконструирован и создан. И что этот кто-то превосходил нас по возможностям примерно так же, как мы превосходим амебу. Трудно утверждать, что Бог – это сидящий на облачном троне старец с седой бородой, резонней назвать его Всемирным Разумом или чем-то вроде… Хотя, с другой стороны, почему бы и не старец с бородой? Ведь мы счастливы, что у нас рождаются похожие на нас дети, а не поросята или ящерицы – так почему же Создателю не сотворить свое лучшее и любимое произведение по своему образу и подобию, то есть, похожим на себя?

Во всяком случае, это предположение кажется мне более убедительным, чем человек, выросший из амебы.

Впрочем, все это двести с лишним лет назад куда короче и ярче сформулировал мудрый мыслитель Уильям Пали, написавший, что мир похож на продуманно сконструированные часы, а часы предполагают часовщика…

Теперь второй вопрос: почему я не церковный?

Я прекрасно понимаю огромное значение церкви, мечети, синагоги, дацана и даже языческого капища в истории человечества. Именно в храмах люди собирались, чтобы послушать умные речи и провести чистку собственной души. Именно в расчете прежде всего на храм создавалась великая живопись и гениальная музыка, наука зарождалась и развивалась в соборах и монастырях. В столицах расцветала архитектура, строились богатые дворцы, разбивались парки – а вот в малых городах и тем более в селах самым красивым, а то и единственно красивым зданием была именно церковь.

Не говорю уже о том, что у порядочного священника (не дурака, не жулика, не фанатика, не тайного человеконенавистника) существует в человеческом обществе вполне земная и очень достойная роль: он и советчик, и мировой судья, и психоаналитик, и психотерапевт, и посредник в далеко зашедших спорах между политиками.

И, тем не менее, я человек не церковный.

Причин на то довольно много. И, опять-таки, идут они не от эмоций, а от разума, от логики.

Многое зависит от церкви.

Вот самое главное. Бог один. Почему же в мире столько религий, а в каждой религии столько конфессий? Почему каждая уверяет, что только она знает дорогу к спасению? Почему они так агрессивны, так враждуют между собой? Ведь религиозные войны унесли миллионы жизней – и продолжают уносить уже в третьем тысячелетии. Даже нынешний международный терроризм силен прежде всего религиозной подоплекой.

Бог один, а церквей множество. Если выбирать, то какую?

При прочих схожих условиях, наверное, ту, что ближе к дому. Очень трудно представить себе, что для Бога имеет значение, из какого здания исходит обращенная к нему молитва и на каком языке она звучит. Неужели для Него важно, два или три пальца прикладывает верующий ко лбу и груди, два или три раза в конце проповеди священнослужитель произносит слово «аминь»?

Да и язычники, они-то в чем виноваты? В темноте, в детском страхе перед непознаваемым миром, в том, что не свечки ставят перед иконой, а вешают цветные ленточки на ветки ритуального дерева, мало, впрочем, отличающегося от остальных?

Не могу поверить, что те или иные обряды, придуманные самими же людьми, важней для Всевышнего, чем доброта, любовь к людям, сострадание, забота о старых и малых, пунктуальное следование великой заповеди «Не убий»!

Любопытно, что авантюрист, жесткий прагматик и, безусловно, очень умный человек Владимир Ильич Ленин полагал, что после победы революции церковь должен заменить театр. То есть, он и церковь считал чем-то вроде театра. Если брать прежде всего сторону внешнюю, в здравом смысле вождю революции не откажешь. Ведь что такое католический или православный храм? И картинная галерея, и концертный зал, и лекторий, и, конечно же, театр, с заранее написанными текстами, хотя и с возможностью импровизации, с хором и солистами, которым, как и на любой сцене, чтобы овладеть аудиторией, необходим актерский талант. В этом нет ничего унизительного для церкви: ведь едва ли не все великое искусство выросло из ее ритуалов. Но любовь к театру, как и равнодушие к нему, вовсе не определяет уровень духовности в человеке: Священное Писание остается Священным Писанием независимо от того, читает ли его кто-то дома или слушает в церкви толкование священника.

Больше всего смущает (точнее, удручает) до сих пор идущая война церквей и конфессий, в основном, «холодная», но временами переходящая в «горячую» – силовой передел церковных зданий в Западной Украине и т.д. О какой любви, кротости и всепрощении может тут идти речь! Да и «холодная» война православных, католиков, лютеран, баптистов и т.д. слишком уж напоминает пресловутый «спор хозяйствующих субъектов»: ведь борьба идет не за истину, а за цифру прихожан, за монополию на «своей» территории, за власть, влияние и, в конечном счете, деньги. Кстати, это опять-таки напоминает театр, особенно при коммунистах, когда бездарные режиссеры с помощью идеологического начальства добивались запрещения самых популярных спектаклей у конкурентов. Раздражает и постоянные, с нажимом, уверения, что только данная религиозная контора обладает эксклюзивным правом на спасение души, а все прочие – нет, что вне церковной общины спасение невозможно вообще. Чем подтверждены эти претензии на роль посредника между человеком и Богом?

Во всем этом так много земного, что для небесного места почти не остается...

При всех этих сомнениях я люблю бывать в храме. В любом. Потому что практически в каждый вложено что-то от человеческого таланта, мечты и уж, конечно, любви. Почти все на земле построено либо для бытовой надобности, либо ради денег. А в храмах живут души их создателей. Почему и люблю приходить не во время службы с ее многолюдьем и строгим распорядком, а когда в церкви тихо и пусто. Почти всегда ставлю свечки – за покойных родителей и ушедших друзей. Не уверен, что эти восковые символы нужны Богу – но мне самому нужны. Слишком много не додано близким при их жизни, и сердце за это болит – а свечки успокаивают, как и цветы, положенные на могилу. Есть крохотная надежда, что они там все-таки что-то видят, как-то узнают, что их помнят и любят, и эта память и любовь непостижимым для нас способом продолжает их земную жизнь.

Когда родители были живы и болели, я просил Господа продлить их дни. Чтобы за себя молился – не помню. Странно было бы чего-то просить у Бога для себя. Ведь и так получил сверх всякой меры!

Мои беспартийные родители даже при Сталине не сидели. А сам я сколько раз мог угодить в камеру – и не угодил. Не печатали, ругали в газетах – подумаешь, беда! Писательскую судьбу пытались сломать – но ведь не сломали. Мало того, практически, всю жизнь занимаюсь любимым делом, да еще и деньги за это платят. Да, бывали голодные периоды, уже при седой голове калымил ночами, возил бандитов и проституток. Ну и что – зато какой материал собрал для повести! Мама прожила восемьдесят пять, отец девяносто три. Женщины любили – спасибо им всем. Друзья не предавали (или почти не предавали), и я никого не предал, Бог уберег от этого убийственного греха. Книги и пьесы обошли всю страну, переводились на сорок языков. До тридцати с лишним лет не выпускали за границу – зато объездил и облетал всю свою огромную страну, от Камчатки с Сахалином до Прибалтики и Молдавии. Впрочем, пятнадцати лет свободы хватило, чтобы посмотреть мир, поездить на зарубежные премьеры, на презентации переведенных книг, поплавать в теплых морях, покидать камешки во все четыре мировых океана.

Уж если обращаться к Богу – то только с благодарностью. Вот с нею довольно часто и обращаюсь. Но странно было бы для этого идти в церковь: все равно, как передавать письмо родному отцу через секретаршу.

Опять-таки, хочу быть справедливым: у миллионов людей нет гуманитарного образования или гуманитарной одаренности, и красивая молитва, созданная талантливым профессионалом, лечит им душу, давая надежду, что такие проникновенные слова лучше дойдут до Господа. Дай Бог всем им счастья! Но мне легче разговаривать с Отцом Небесным напрямую, и слова находить свои.

Я надеюсь, что в Двадцать Первом веке, великолепно оснащенном технически и потому особенно опасном, влияние церкви будет постепенно уменьшаться, а влияние Бога возрастать. Почему надеюсь именно на это? Да потому, что слишком много зла в последние годы творится с опорой на церковь – взять хотя бы тот же международный терроризм. Ведь не Аллах же обещает убийцам детей царствие небесное – обещает священнослужитель, в данном случае фанатичный ваххабит, бесконечно далекий от учения Мухаммеда. Но разве мало христианских священников страдают той же ксенофобией, пусть и не в столь изуверском варианте? Разве среди тех же российских фашистов не встречаем мы людей в черных рясах?

Я понимаю – нельзя требовать от служителей церкви (мечети, синагоги, дацана), чтобы они были лучше общества, в котором живут. Какие мы, такие и они. Мы вместе болеем и вместе долго и трудно выздоравливаем. Просто надо видеть разницу между Божеским и человеческим.

Иногда, когда у меня возникает потребность встретиться с какой-нибудь важной персоной, умный начальник дает свой прямой телефон. Если же попадаешь на секретаршу, начинается тупое и нудное выяснение: кто, с какой целью, и не лучше ли мне позвонить пятому помощнику. Пусть не воспринимается это сравнение как кощунственное, но Бог ведь дал зачем-то каждому из нас свой прямой телефон – нашу совесть. А мы упорно рассчитываем, что через секретаршу оно получится вернее. Может, и так – но сомнений много.

Мне нравятся люди, чей путь к Создателю лежит через церковь: я им сочувствую и желаю успеха в их благом деле. Но не думаю, что этот путь обязательный и единственный. В нас с детства заложено замечательное средство общения с Творцом – наша совесть. Кто-то ведь ясно дает нам понять, хорошо мы поступаем или плохо. Может, и не Он. Но тогда – кто?

Вот на совесть и надеюсь прежде всего.

_____________


Фазиль Искандер


ПОБЕДИ СУДЬБУ СТИЛЕМ ЖИЗНИ


Даже самые нравственные люди, играя в карты, шахматы и другие азартные игры, не замечают, что эти игры предполагают хитрость, коварство, вероломные комбинации. Скажут – это же игра. Но другие могут сказать, что и жизнь – игра.


* * *

В юности мужчине нравятся чаще всего задорные девушки, они побеждают его застенчивость. В зрелости мужчине чаще всего нравятся застенчивые девушки, они возбуждают его задор.


* * *

Обычно наслаждение от искренности человека мы получаем не за счет особой правдивости того, что он говорит, а за счет особой доверительной интонации. Такая интонация – своеобразный талант. К сожалению, таким талантом слишком часто обладают удачливые мошенники.


* * *

Как правило, философ – это человек сильного ума, которому нечего сказать, кроме того, что у него сильный ум. Он стыдится этого, делает вид, что говорит о другом – но время от времени все же проговаривается.


* * *

Фашизм – бунт невежества против культуры.

* * *

Поэт всю жизнь работает в узком пространстве строфы, где трудно повернуться, где мысль вынуждена все время приноравливаться к поэтической технике. Поэтому характер у поэта портится чаще, чем у прозаика.


* * *

Слава греет и взбадривает, когда светит издалека. Вблизи она вульгарна, потому что нагло вторгается в личную жизнь.


* * *

В мысли о самоубийстве всегда есть доля сладострастия – нечто от первой ночи.


* * *

Многие писатели и сами не понимают, что первый акт творчества – это сама жизнь, как накопление этической энергии для второго акта творчества.


* * *

Россия в анархии. Одна надежда, что в конце концов русский язык победит русскую анархию. Мускулистые люди, в семнадцатом году овладевшие Россией, семьдесят лет говорили с народом не на русском языке, а на партийно-чиновничьем жаргоне. Многие и сейчас на нем говорят.


* * *

Потеря аппетита к жизни усиливает аппетит к алкоголю. Надо не с алкоголизмом бороться, а восстанавливать аппетит к жизни.


* * *

Чтобы никому не завидовать, надо быть личностью. Чувство внутренней полноты не требует никаких дополнений.


* * *

Хорошая мысль мелькнула в голове. Пока искал ручку, мысль улетучилась. Мучительно пытаюсь вспомнить, но не могу. От огорчения решил закурить. Взял сигарету и вдруг обнаружил, что куда-то делась зажигалка. Забыв о забытой мысли, стал искать зажигалку. И тут забытая мысль сама всплыла в голове. Забыв о зажигалке, радуюсь, что вернулась забытая мысль. Но стоило забыть о зажигалке, как вспомнил, куда ее сунул. Закуриваю и записываю мысль... Не по той же ли причине дети, за спиной которых стоят грозные учителя или родители, демонстрируют полную тупость? Но, освободившись от опеки, сразу все вспоминают?


* * *

В спорах людей, в том числе, и судебных, при советской власти выигрывал тот, кто был ближе к партии. Сейчас выигрывает тот, у кого больше денег. Что лучше – не знаю...


* * *

Злоба – вдохновение от дьявола. В злобе мы чувствуем необыкновенный прилив сил, который помогает стать победителем. Неправым победителем в неправой борьбе.


* * *

Ленивый человек может быть хорошим человеком. Но ленивая душа всегда преступна.


* * *

С мировой глупостью легче бороться, чем с отдельным глупцом.


* * *

Распавшийся человек может восстать из распада, если в его душе сохранилась хоть одна святыня: мать, любимая женщина, ребенок. Даже воспоминание о своем собственном, пусть далеком, но благородном и бескорыстном поступке. Конченный человек – полное забвение всех святынь.


* * *

Самая честная змея – гремучая. Если она в самом деле гремит.


* * *

Хамство – необработанная искренность.

* * *

Что тебя больше всего гнетет? – спросил я у дерева, одиноко росшего на голом холме.

– Я тоскую по деревьям, – ответило оно.

– Что тебя больше всего гнетет? – спросил я у дерева в лесу.

– Кругом одни деревья, – ответило оно, – и ночью, и днем кругом деревья, никуда от них не денешься.


* * *

Истинный талант в детстве, сталкиваясь со сложной мыслью, запоминает ее как мелодию. И уже взрослым расшифровывает эту мелодию.


* * *

Авантюризм – это жульничество, морально оправданное опасностью.


* * *

У всех животных чуткий сон. Недоверие к миру? Не этим ли объясняется и чуткий сон некоторых людей?


* * *

До чего же сильна традиция рабства! У нас духовную силу часто понимают, как одновременно и полицейскую силу. И возмущаются, что духовная сила не принимает полицейских мер.


* * *

У писателя есть шанс стилем победить судьбу. А что делать человеку, если он не писатель, но хочет победить судьбу? Вариант один – стилем жизни побеждать судьбу. Никогда не допускай сознательной подлости, и ты, как бы ни сложилась твоя жизнь, самим ее стилем победишь судьбу.


* * *

Принято думать, что люди с годами мудреют. Но добреют ли? Вот главный вопрос.


* * *

Только самые свободные и умные люди совершенно независимы в своих суждениях. Они не уклоняются от истины, выгодна она или не выгодна их собственному народу.

* * *

Главная партийная фраза, которую я слышал повсюду, когда, работая в газетах, разъезжал по районам:

– Как не хотят? Заставим!

Это уже были сравнительно либеральные времена. Можно было сказать, что в какой-то деревне не хотят подписываться на заем.

– Как не хотят? Заставим!


* * *

Очень часто умные люди не понимают совестливых. Видимо, аппарат совести устроен тоньше, чем аппарат ума.


* * *

Чтобы понять поэта, надо влюбиться в его творчество. Потом ты можешь охладеть к нему. Но то, что ты узнал, влюбившись, навсегда останется с тобой.


* * *

Настоящая личность никогда никому не навязывает себя. Навязчивость – признак отсутствия личности.


* * *

Люди равны только перед законом. Философия равенства – подлая. Представьте: на одной работе ничтожный и бездарный человек, а рядом, в том же кабинете, талантливый и благородный. В условиях равенства бездарный с потрохами сожрет талантливого. И так будет всегда и везде. Равенством мы возвышаем ничтожного человека до уровня благородного. Но тем самым ничтожество фактически становится выше благородного человека, ибо при случае всегда применит инструмент подлости. Ничтожество надо достаточно четко отделить от того, кто талантливей и благородней, хотя бы для того, чтобы удержать ничтожество от соблазна преступления.


* * *

Пространство родины должно быть соразмерно пространству жизнедеятельности человека. Если пространство родины слишком велико, созидательная энергия человека падает, он чувствует, что ему не под силу обуютить огромные просторы своей страны. Но если он проникнется мыслью, что ему обязательно нужно обуютить только ближайшее окружение – место работы, семью, дом, улицу, и тогда огромная родина обуютится сама – его перестанет угнетать ее слишком большое пространство. Ведь не беспокоит же нас пространство космоса.


* * *

Розанов писал: «Двое русских посмотрят друг на друга острым глазком, и все становится ясно без слов». Имелось в виду – вот она, наша русская особенность! Но это же глупо. Двое иностранцев рядом с русским посмотрят друг на друга острым глазком, и все им становится ясно – а русский ничего не поймет. Более того – двое русских крестьян посмотрят друг на друга острым глазком, и все им становится ясно – а стоящий рядом русский интеллигент ничего не поймет. Такое понимание друг друга без слов свойственно жизненно близким друг другу людям. Жена пристально посмотрит на мужа, и он все поймет. А гость не поймет, что ему пора уходить.

_____________


Фазиль Искандер


МУДРОСТЬ НИКОГДА НЕ РАЗРУШАЕТ


* * *

В Германии, в метро, вдруг увидел лифт.

– Для чего это? – спросил спутника-немца.

– Для инвалидов, – сказал он.

Наверное, вот это и есть настоящее народолюбие.

У нас в России коммунисты семьдесят лет клялись в любви к народу, но лифтов для инвалидов не было. Нет их и сейчас.


* * *

Начало мудрости – когда созерцание делается сладостней похоти. К сожалению, это же и начало старости.


* * *

Самые омерзительные люди – те, кто посещение церкви всерьез считают оплатой своих грехов. Этим они только удваивают грехи.


* * *

Выезжаю из Абхазии. Сотни абхазских старух с тачками, наполненными мандаринами, день и ночь стоят в очереди, чтобы их пропустили в Краснодарский край: почему-то, кроме старух, никого не пропускают. Те, что прошли, тут же по самой дешевой цене продают мандарины многочисленным перекупщикам. Разумеется, каждая старуха дает взятку за то, что ее пропустили. Двое русских солдатиков, не имеющих отношения к пограничникам, стоят на тротуаре по русскую сторону границы. Один из них просит сигареты, другой деньги. Безумно жалко их, этих мальчиков: защитники Родины просят подаяния у Родины! Истинная причина нескончаемой возни в Чечне становится ясней...


* * *

В пустой голове каждая последняя информация становится главной.


* * *

Лакейство – мурлыкающее хамство.


* * *

В России исчезли все классы. Страной правит единственный сохранившийся и укрепившийся класс – чиновничество. Даже богачи существуют за счет того, что платят чиновникам дань в виде взятки.


* * *

Глупые люди любят разносить сплетни. Излагая сплетню, глупый человек проникается уверенностью, что он гораздо информированней окружающих, а, значит, не так глуп, как им кажется.


* * *

Я, конечно, ничего не понимаю ни в экономике, ни в финансах. Но когда высокопоставленные чиновники говорят по телевидению об этих тонких материях, я по их интонации чувствую, что они во всем этом понимают не многим больше, чем я.


* * *

Политика настолько цинична, что вызывает нравственное возмущение даже у безнравственных людей. При этом они, к сожалению, не только не отказываются от своей безнравственности, а, наоборот, укрепляются в ней. Наша маленькая подлость, думают они, пустячок по сравнению со всемирной подлостью политики.


* * *

Накачивание мускулов почти всегда сопровождается накачиванием агрессии.


* * *

В парикмахерской. Постригся. Спрашиваю:

– Сколько?

– Сто рублей.

Молча плачу и иду к выходу.

– Вы пенсионер? – вдруг спрашивает парикмахер.

– Да.

Он возвращает мне пятьдесят рублей. Оказывается, есть закон, по которому в парикмахерских пенсионеров должны стричь за полцены. Удивляюсь честности парикмахера – ведь я ни что не претендовал.

Кстати, больше я его никогда не встречал, хотя не раз заходил в эту парикмахерскую. Может, его уволили?


* * *

Он ютился в коммуналке вблизи кремлевской стены. Прошло время, и он выстроил себе прекрасный особняк. Мораль – надо знать, под какой стеной ютиться.


* * *

Сидят два друга, разговаривают и пьют. И вдруг один из них страшно обхамил другого. Тот молча встал и ушел.

Обхамивший закомплексовал. Он стал подсылать к оскорбленному общих знакомых, чтобы тот простил хамство. Но тот по-прежнему уклонялся от встреч. Обхамивший упорствовал в течение трех лет: он был страшно самолюбив, и в том, как друг молча ушел, почувствовал невыносимое презрение к себе.

Наконец, бывший друг сдался.

Опять сидят в кафе, пьют и разговаривают. Обхамивший начинает тихо раздражаться. Да, я его случайно обхамил, думает он, но сколько унижений я вынес, прежде, чем он меня простил! И что мне это дало? Да ничего! Сидим, пьем... В конце концов, он выходит из себя и говорит:

– Все-таки, ты дерьмо, что простил меня.

– Зачем же ты столько лет пытался со мной встретиться?

– А вот для того, чтобы сказать тебе это.


* * *

Ум может разрушать. Мудрость – никогда.


* * *

Бог – тоска по смыслу.


* * *


В представлении огромного большинства людей ум гораздо привлекательней доброты и уж точно выгодней. Не потому ли в жизни человечества пропаганда ума оказалась гораздо действенней пропаганды доброты? История накопила огромный список выдающихся умов. Но где список людей выдающейся доброты?


* * *

Тот, кто хамит здесь, где-то там непременно холуйствует.


* * *

Терпимость хороша, но вспыльчивость, к сожалению, полезней для здоровья.


* * *

Аплодисменты тирану – восторг ужаса.


* * *

Евразийцы, сидя в европейских шляпах, тянут азиатский кальян. Очень комфортная позиция!

* * *

Когда над недостатками страны хочется смеяться, есть надежда на ее выздоровление. Если смеяться уже не хочется – значит, страна погибла. Над погибшими не смеются.


* * *

Английский джентльмен – это порядочный человек, который показывает пример непорядочным людям. Русский интеллигент – это порядочный человек, который показывает пример непорядочному государству.


* * *

Он настолько презирал людей, что никогда им не лгал.


* * *

Коммунисты, овладев Россией, постоянно обрушивали все традиционные формы жизни. Уходя с исторической сцены, они даже свободу ухитрились обрушить на наши головы.


* * *

Все ремонтируют телевизоры, но никто не ремонтирует головы, поврежденные телевизором.


* * *

Если слово «ягодица» происходит от слова «ягода», это бросает подозрительную тень на наших предков. Нужна ли нам такая филология?


* * *

Русский человек не возразит начальнику, чтобы не рисковать карьерой. Но из зависти подожжет коровник соседа, даже рискуя жизнью.


* * *

Истинный алкоголик в минуту трезвости трогательно стесняется пьяных людей.


* * *

Рабство вполне производительно при строительстве пирамид. Но уже при разведении кур никуда не годится: тут нужно душу вкладывать. Вот почему при советской власти строились грандиозные пирамиды индустрии, а курятину приходилось покупать в Европе и даже в Америке.


* * *

Страдание догоняет мыслящего человека, чтобы он не переставал мыслить.


* * *

Чем хуже живет страна, тем чаще встречаются в ней красивые проститутки. Впервые приехав в Германию, я поразился уродливости стоявших на улице проституток. И тут я окончательно поверил, что Германия – благополучная страна. Кстати, говорят, что самые красивые проститутки на Кубе.


* * *

Немало людей достойно встречает насильственную смерть. Но трудно представить человека, который достойно встречает смерть в панике горящего театра.


* * *

Иногда наша храбрость – лишь форма покаяния нечистой совести.


* * *

Доход от ленинских идей:

Сменил шалаш на мавзолей.

Зато Россия в этой драке

Дома сменила на бараки.


* * *

Есть писатели, у которых все события романа происходят в сумеречном свете, где трудно что-либо разглядеть. Это создает ложный эффект многозначительности. Человек поднял руку, чтобы почесать ухо, а нам в сумраке кажется, что он хочет застрелиться.


* * *

У российского человека готовность быть ограбленным уравновешивается готовностью ограбить. На этом основана победа революции и все, с этим связанное. Например, государство грабило колхозы, фактически превращая их в свою собственность. А колхозники воровали в колхозах, фактически признавая, что это собственность не их, а государства.


* * *

Карьера раба – лакей.


* * *

Надо выпадать из жизни, чтобы впадать в мысль.


* * *

Для женщины скандал – просто форма оздоровительной гимнастики. Не потому ли в мужчинах-скандалистах чувствуется что-то бабье?


* * *

Революция – истерика народа. Никогда не надо доводить народ до истерики.


* * *

С утверждением заики охотно соглашаешься, видимо, чтобы не слышать дополнительных аргументов.


* * *

Все замечают униженность раба, но никто не замечает более страшную вещь: у раба нет святыни.


* * *

Бог на шестой день создал человека. Интересно, кто ему мешал подольше подумать? Что ни говори – торопливое решение...

_____________


Антон Молчанов


ОНИ НЕ ЗРЯ ЖГЛИ КНИГИ…


В далекие семидесятые, когда мы учились в школе, только особо эрудированные любители истории знали дату появления на свет Адольфа Гитлера, а те, кто узнавал случайно, невольно вздрагивали от близости этого дня к другому – дню рождения родного нашего Ильича. Сегодня про Ленина вспоминают разве что коммунисты, зато день рождения Гитлера назовет любой школьник. Немудрено. В этом году к 20 апреля Россия начала готовиться едва ли не за неделю. Все газеты, все каналы ТВ вещали о грозных грядущих событиях. Дожили.

Кому спасибо говорить? Скинхедам? А кто они? Недоросли, радеющие за чистоту крови, именующие себя английским словом, любящие нацистскую свастику и поклоняющиеся немецкому тирану сомнительного этнического происхождения. То есть с головой, даже лысой, они явно не дружат. Неужели они могут представлять серьезную опасность для общества?

Как известно, в минувшем апреле ничего не произошло. Некоторые считают это заслугой милиции. Но, может, дело в другом?

20-го мне довелось быть на Измайловской продуктовой ярмарке в середине дня. Над толпою вдруг прошелестело: «Они идут!» Ларьки стали закрываться, покупателей попросили срочно покинуть торговые ряды, а все способные держать оборону собрались у центрального входа. Это были преимущественно кавказцы, вооруженные кусками арматуры, явно приготовленными заранее. Стало по-настоящему страшно. Если бы «скины» действительно нагрянули, боюсь, патрульным милиционерам делать там было бы нечего. Но «скины» не пришли. Испугались? Думаю, им просто дали отбой: кукловоды на сей раз ограничились войной информационной, которую, кстати, и выиграли на всех фронтах – от запугивания граждан до предоставления фашиствующим лидерам эфирного времени.

Кто эти кукловоды? Внятного ответа нет. Но лет пять назад ребята из газеты «Совершенно секретно» попытались разобраться тогда еще не со «скинами» а с РНЕ – но какая разница? Ниточки журналистского расследования недвусмысленно потянулись в ФСБ, да там и оборвались от решительного жеста какого-то генерала. Не хотелось бы верить в такое, но других убедительных версий не предлагают. Да и на древний вопрос «Кому выгодно?» ответ получается все тот же: чем больше безобразий, тем выше потребность в железной руке. А кто у нас самый железный, давно известно, хоть с площади его и убрали…

За десять последних лет те, кто читал самиздат при Брежневе и ходил на митинги при Горбачеве, как-то уж слишком расслабились. Возникла иллюзия необратимости демократических процессов, мы перестали видеть ползучую угрозу тоталитаризма и шовинизма. А ведь жизнь ставит очень трудные вопросы, на которые когда-нибудь все равно придется отвечать.

У меня дочка пошла в школу медсестрой и неожиданно для себя обнаружила, что живет в многонациональной стране: детишек разноцветных и не всегда складно говорящих по-русски приходит к ней на прививки несметное множество. Она-то их одинаково жалеет и привечает, но русские сверстники юных иммигрантов далеко не все так любезны. Еще печальнее, что многие учителя позволяют себе при детях прохаживаться по адресу «чужаков». Что уж говорить о чиновниках в разных департаментах! Дети гастарбайтеров без регистрации чувствуют себя абсолютно бесправными. Вот с чего начинать-то надо, не дожидаясь, пока этническая рознь взорвет страну! Ведь на этих проблемах обжигались и американцы, и немцы, и французы, а мы, как всегда, на те же грабли. Только с российским размахом.

Идет набор в первый класс. Из 18 записавшихся детей 14 – не русские. И это всех раздражает. Но ведь дело не в национальности, а в том, что дети плохо говорят по-русски и вообще подготовлены ужасно. В том же Израиле приехавшие сначала учат иврит, а уж потом остальное. У нас же посадят всех в один класс, и коренные москвичи повторно проходят курс дошкольной подготовки. Государство создает проблемы нам, а мы в ответ создаем проблемы государству. Порочный круг. Так давайте начнем со школы, с детей, с учителей – ведь политиков воспитывать поздно.

И еще – начнем с себя: последим за речью, за остротами, за обидными для кого-то словами. Вот в Интернете какой-то умник, насмотревшись на мусульман-террористов, предлагает на Мекку во время хаджа сбросить атомную бомбу, чтобы всех чохом и накрыть. Наверное, это шутка такая. Но ведь один сострит, другой в Интернете напишет, а третий воспримет, как полезный совет. Осторожнее надо со словами!

Шовинизм – это, прежде всего, отсутствие культуры. Чем ниже уровень образования, чем примитивнее интеллект, тем больше поводов для расовой ненависти. Сегодняшнее обострение межнациональных конфликтов по всему миру – прямое следствие наступающего бескультурья. К сожалению, оно захватило и самые цивилизованные страны. Там тоже мало читают, уходят от серьезной музыки, все меньше интересуются историей, а на домашних экранах царят мыльные сериалы и ток-шоу с темами ниже пояса. Нынешние телемагнаты не жгут книги, как Гитлер, но с культурой борются вполне успешно…

Естественно, не все у нас так мрачно – многое обнадеживает. В частности, то, что совсем еще молодое российское предпринимательство быстро поворачивается лицом к культуре. Практически, во всех крупных городах создаются новые театры, открываются выставочные залы, организуются книжные издательства, вручаются литературные премии, учреждаются стипендии ученым, музыкантам и художникам – и за каждой такой инициативой стоит какой-нибудь, как у нас говорят, «олигарх» российского или местного масштаба. Порой эти инициативы приобретают поистине государственный размах.

Если подобные тенденции победят в нашем обществе, мы, пожалуй, сумеем вновь забыть дату рождения Гитлера.

_____________


Александр Нежный


СПЕШИТЕ ДЕЛАТЬ ДОБРО


Полтора века назад умер человек, которым любая страна на свете могла бы гордиться. Увы, в России в прошлом году круглая дата прошла незамеченной...

Зачем нужны святые? Какая, заметит кто-нибудь, несвоевременная и ничего приятного не сулящая нам затея – личностью доктора Гааза поверить нынешнюю российскую жизнь. Будто бы нельзя заранее предсказать нестерпимый разлад между человеком в белых одеждах и погрязшим в жестокости мире. Будто бы мы не знаем, что житие праведника в некотором смысле всегда трагично – будь то преподобный Серафим в стенах Саровской обители или его современник, Фёдор Петрович Гааз на площадях и улицах Москвы. И будто бы нам неведомо, что праведника после его кончины помнят более ритуально, чем сердечно; более по красочному календарю, чем по стремлению уподобиться ему в собственной жизни; более по служебной необходимости, чем по ощущению внутренней с ним связи.

Разве не так?

Но без праведника вообще тоска. Святой человек нужен нам, как странное зеркало, заглядывая в которое, мы видим в нём свои неприкрашенные черты. И ужасаемся. И твёрдо обещаем, не откладывая в долгий ящик, заняться нравственным самоусовершенствованием. Хотя бы милостыню, наконец, подать нищей старухе, что вот уже несколько дней скорбным памятником стоит у входа в метро и смотрит на меня с безысходной печалью в почти выцветших глазах. Ах, думаю я, проносясь мимо, бедная, прости, Христа ради. В другой раз. И сбегая вниз, проскакивая в вагон между почти сомкнувшимися створками, я вдруг с поразительной ясностью воображаю остановившуюся возле старухи пролётку и пожилого человека в старой шубе, грузно ступающего с подножки в раскисший снег, чтобы тихонько вложить в руку нищенке толику монет для преодоления тягот ещё долгой зимы.

Мы всё спешим по делам – а он спешил делать добро.

Его тень тревожит мою совесть. Чудак, думаю я. Вольно ему ездить в пролётке, запряженной клячами. Вольно ему немалое свое состояние раздать бедным и быть похороненным на казенный счёт. Вольно ему возражать царю и прекословить митрополиту – из-за чего?! из-за кого?! – то ради какого-то ссыльного старика-старообрядца, то ради облегчения участи арестантов, которых гнали через Москву в места и тогда не столь отдаленные. «Вы всё говорите, Фёдор Петрович, о невинно осужденных, – сердито выговорил ему однажды митрополит Московский Филарет, богослов и отчасти даже поэт, – Таких нет. Если человек подвергнут каре – значит, есть за ним вина». Фёдор Петрович был поражён в самое сердце. «Да вы о Христе позабыли, владыко!» – вне себя, вскричал он.

...В начале девятнадцатого столетия двадцати двух лет от роду Фридрих Гааз приехал к нам из Германии и, прожив в России всю оставшуюся жизнь, в России же и отдал Богу душу и погребён в русской земле, в Москве, на Немецком (Введенском) кладбище. За почти полувековое жертвенное служение несчастным русский народ назвал его «Святым доктором» и «Божьим человеком», и 19 августа 1853 года небывалой для тогдашней Москвы двадцатитысячной толпой проводил Фёдора Петровича в последний путь. До самой могилы гроб несли на руках.

На первой неделе Великого Поста я отправился ему поклониться.

Был со мной мой школьный товарищ, профессор-биофизик, тихо признавшийся, что имя Гааза ни о чём ему не говорит. И его умненькая дочка-девятиклассница точно так же ничего не знала о человеке, к могиле которого мы шли. Увы: не только они. Многие, даже слишком многие и очень разные люди на мой вопрос о Фёдоре Петровиче недоуменно пожимали плечами.

А ведь светлый образ доктора Гааза необходим нынешней России не меньше, чем той, давней.

Ещё и сегодня, в начале Двадцать первого столетия, гражданин России запросто может быть или ограблен, или раздавлен своим государством. Ещё и сегодня челюсти отечественной бюрократической машины способны перемолоть человека со всем его движимым и недвижимым. Ещё и сегодня, глядя на человека мёртвыми глазами Вия, власть по-прежнему видит пустое место. Прошлое никуда не ушло. Оно с нами – в наших снах, страхах и ожиданиях. Тайным ядом оно бродит в нашей крови, мешая нам верить, надеяться и любить. Опричнина, помещики, травившие крепостных собаками, заколотые революционными штыками священники, сожравший пол-России ГУЛАГ – такова тёмная часть нашего былого.

Эта тьма требует от нас памятников царям и полководцам, для которых человеческая жизнь была дешевле копейки, – и стремится вытравить память о чудаках вроде Фёдора Петровича Гааза, кому бедняк ли, кандальник или бездомный – все были близкие люди, которым он непременно должен был помочь ради Христа.

Он два с лишним десятка лет сражался с государственной бесчеловечностью, на всё время бесконечного этапа откуда-нибудь из Смоленска в Сибирь приковывавшей к одному железному пруту человек по восемь сразу – детей, стариков, женщин, здоровых, больных, воров, беспаспортных, ссыльно-поселенцев... Идти они были обречены только вместе, спать – вместе, отправлять естественные потребности – на глазах невольных спутников.

Он бился с бесчеловечностью закона и лютой жестокостью помещиков, отправлявших в ссылку крепостных, но оставлявших у себя их детей. «Можно себе представить, – пишет первый биограф Ф.П. Гааза Анатолий Федорович Кони, – состояние отцов, и в особенности матерей, которым приходилось, уходя в Сибирь, оставлять сыновей и дочерей навсегда, без призора и ласки, зная, что их судьба вполне и во всех отношениях зависит от тех, кто безжалостною рукою разрывал связи, созданные природою, освященные Богом...» В делах Московского тюремного комитета Кони насчитал двести семнадцать ходатайств Федора Петровича, умолявшего господ-помещиков не разлучать детей и родителей. Ежели увещания не помогали, Гааз неизменно упоминал о некоем безымянном благотворителе, готовом оплатить помещику его милосердие. Рубль смягчал окаменевшие сердца. Дети шли в дальние края рука об руку с родителями, а приобретенное многолетней медицинской практикой немалое состояние Федора Петровича таяло день ото дня и к закату его жизни растаяло совсем. У Кони читаем: «Быстро исчезли белые лошади и карета, с молотка пошла оставленная без «хозяйского глаза» и заброшенная суконная фабрика, бесследно продана была недвижимость, и когда, в 1853 году, пришлось хоронить некогда видного и известного московского врача, обратившегося по мнению некоторых, в смешного одинокого чудака, то оказалось необходимым сделать это на счёт полиции»...

Рядом с пересыльной тюрьмой на Воробьевых горах Гааз устроил больницу, в которой укрывал слабых, лечил занемогших и давал передышку отчаявшимся. Командир корпуса внутренней стражи генерал Капцевич честил его за это «утрированным филантропом».

Он в меру сил смягчал бесчеловечность власти, выхаживая неимущих и бездомных в созданной им лечебнице в Мало-Казенном переулке, впоследствии получившей название «Полицейской», в народе же известной как «Гаазовская». Больных в ней было всегда больше положенных ста пятидесяти, за что Федору Петровичу не раз выговаривал генерал-губернатор. Ввести в норму, а до той поры новых не принимать! – таково было в конце концов его требование, услышав которое Гааз, как пишет Кони, «вдруг тяжело опустился на колени и, ничего не говоря, горько заплакал».

Всё это я постарался передать моим спутникам, пока от ворот кладбища мы шли к могиле Федора Петровича. Теперь мой ставший профессором одноклассник и его милая дочь знали, чей прах почти полтора века назад приняла здесь русская земля и кому принадлежат выбитые на могильном камне слова: «Спешите делать добро».

...Федору же Петровичу Гаазу в ответ на его упрёк митрополит Филарет после нескольких минут томительной тишины ответил: «Нет, Федор Петрович! Когда я произнёс эти мои поспешные слова, не я о Христе, – Христос меня позабыл»!

Полтора века прошло – а многое ли изменилось? До сих пор судьи смотрят не в статью закона, а в глаза начальства, до сих пор чиновники– казнокрады ездят в роскошных лимузинах, зато ни в чем не повинных людей, даже не осужденных, а лишь подозреваемых, по году и дольше держат в переполненных камерах предварительного заключения вместе с матерыми уголовниками, до сих пор слово прокурора многократно весомее слова защитника – оправдательные приговоры составляют в наших судах жалкий один процент. До сих пор власть имущие судят и рядят по принципу – обвинен, значит, виновен.

Хорошо бы мне ошибиться, но, порой, кажется, что и нас Христос позабыл...

_____________


V.

Сиськи наголо!