Geum.ru

Владимир Александрович Сафронов российский историк и археолог, председатель Совета Русского исторического общества, специалист по археологическим культурам Кавказа, исследователь проблемы индоевропейской прародины

Вид материалаДокументы

Содержание


Проблема прасевернокавказского субстрата и его вклада в праиндоевропейскую культурную традицию.
Подобный материал:
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   ...   40


Работа Палтимайтиса (1984) "Пять важных картвело-балтийских и картвело-семитских схождений" позволяет уточнить уровень заимствований как "балто-индоевропейский, т. о. е. древнеевропейский - общекартвельский". Некоторые из этих схождений свидетельствуют "о заимствовании из балто-индоевропейского в картвельский, а также о картвельских заимствованиях из семитского" (там же, с. 79).


Влияние общекартвельского на семитский в целом не прослеживается. Следовательно, контакты пракартвельского должны быть происходить с каким-то семитским диалектом и в стороне от основной массы семитоязычного населения. Такие контакты не могли происходить, вопреки утверждению Гамкрелидзе и Иванова (1984, с. 880) на территории одной из областей Ближнего Востока. Ведь Центральное и Западное Закавказье - область распространения общекартвельского и Северная Сирия, ближайшая к этому региону область семитоязычного населения отделены друг от друга многими сотнями километров и высокими горными хребтами. Остается предположить, что эти контакты могли осуществляться в каком-нибудь районе общекартвельской прародины или на приграничных с ней территориях.


Единственной семитоязычной культурой на Кавказе является, по нашему мнению, майкопская (см. главу 14).


Майкопская культура - археологическое свидетельство пребывания семитоязычного населения в пределах и у границ общекартвельской прародины. Связи майкопской (семитоязычной) культуры с куро-аракской в настоящее время общепризнанны. Майкопские керамические комплексы обнаружены в нижних слоях куро-аракских поселений в


261.


центральных районах Северного Закавказья (Глонти, 1987, с. 80-87); к в такой же стратиграфической ситуации в предгорной зоне Центрального Предкавказья, где нами было установлено хронологическое следование позднекуроаракских подкурганных погребений вслед за майкопскими комплексами (Николаева, Сафронов, 1980, с. 18-80). В горных районах Центрального Предкавказья майкопские комплексы можно (судя по находке майкопского топора в куро-аракском комплексе из Кобанского ущелья) синхронизировать с куро-аракской культурой. В Куртатинском ущелье Северной Осетии майкопская культура, вероятно, входила в непосредственные контакты с куро-аракской культурой. Фрагменты майкопской керамики обнаружены на куро-аракском памятнике, в пещерной стоянке грота Шау-Лагат (Мунчаев, 1975, с. 351). Обнаружение майкопской керамики в одном слое с куро-аракской керамикой на поселении Луговое (Чечено-Ингушская АССР) позволило Мунчаеву (там же, с. 351) уверенно провести частичную синхронизацию двух культур и установить их сильное взаимовлияние.


Таким образом, зона контактов семитоязычного (майкопского) населения и носителей общекартвельского языка-основы (куро-араксин-Ц1.в) устанавливается в тех же центральных районах Северного Закавказья и Центрального Предкавказья, где были выявлены древнеевро-пейские инновации (курганы, повозки, сосуды на ножках и др.). Все это позволяет считать эти территории зоной контактов пракартвел с носителями диалектов древнеевропейского и древнесемитского языков.


Центрально-предкавказские памятники куро-аракской культуры за исключением открытого В. П. Любиным комплекса из грота Шау-Лагат в Куртатинском ущелье (урочище Фаскау) не были известны до наших раскопок в предгорной зоне Северной Осетии (Николаева, Сафронов, 1980, с. 18-80). Это открытие позволило автору отнести к финальной поре куро-аракской культуры некоторые комплексы из Кабардино-Балкарии (Кабардинский парк, 2/1, 4/1), относимые ранее к так называемой "северо-кавказской культуре" (Сафронов, 1978, с. 73).


В совместной с Николаевой работе мы подробно описали куро-арак-ские комплексы из раскопанных нами курганов в Северной Осетии (там же) и обосновали это, подчеркнули на корреляционном графике отличия их от керамической традиции кубано-терской культуры (КТК), выделенной в том же сборнике Николаевой (1980, с. 97-119), показали на данных стратиграфии чересполосное сосуществование куро-аракской культуры с кубано-терской культурой на ранних этапах ее существования, привели куро-аракские корреспонденции каждому керамическому типу в погребальных комплесах дзуарикаусских курганов, относимых нами к куро-аракской культуре (Николаева, Сафронов, 1980, с. 76, рис. 27). Куро-аракская атрибуция указанных комплексов не вызвала возражений у исследователей. Лишь Мунчаев, принявший без ссылок на авторов их дату дзуарикаусских курганов, а заодно и их вывод о хронологическом стыке с кубано-терскими (или северо-кавказскими, по Марковину), мало корректно поучал авторов, что "рассмотренные комплексы представляют хронологически довольно ограниченный период на грани эпох ранней и средней бронзы, когда здесь начала распространяться северо-кавказская культура" (Мунчаев, 1986, с. 38 сравнить: Николаева, Сафронов, 1980, с. 74), опять же вслед за нами указывая (там же, с. 74, рис. 27): "несмотря на заметные южные влияния, которые прослеживаются на керамике и металле этих памятников, последние отражают процесс культурного развития тех районов, где в III тыс. до н. э. "столкнулись" и пришли во взаимодействие майкопская и куро-аракская культура" (Мунчаев, 1986, с. 38);


262.


Не отрицая возможности "взаимодействия майкопской и куро-арак-ской культур" все же укажем, что в курганах Дзуарикау они разделяются стратиграфически кубано-терскими памятниками. Выделенные нами куро-аракские памятники в этих районах не связаны с майкопскими ни по керамике, ни по металлокомплексу, но сопоставляются с закавказскими поздне-куро-аракскими памятниками типа Сачхере и других и комплексно, и отдельными типами. Это позволяет однозначно определять для них куро-аракскую линию развития. Этот вывод не противоречит и мысли Мунчаева о синхронности наших погребений с алазано-баденской культурой, хотя не исторично пенять нам на неупоминание этой культуры, если ее выделение (Гобеджишвили, 1980) и выход нашей статьи произошли одновременно в 1980 году.


Наше заключение об отнесении куро-аракских комплексов Дзуарикау к финальному этапу ранней бронзы - РБ III, т. е. к 21 в. до н. э. не противоречит дате начала алазано-беденской культуры, памятники которой зафиксированы в ряде центральных раойнов Северного Закавказья. В это же время в Южной Осетии продолжается культура сачхерских курганов, относимых рядом авторов (Кушнарева, 1970, с. 62) к заключительному этапу куро-аракской культуры; в горах Северной Осетии эта культура продолжает свое развитие без видимых изменений. Это подтверждается не только нашими раскопками подкур-ганных куро-аракских памятников в Дзуарикау, но и исследованиями грунтовых куро-аракских могильников (Загли Барзонд I, II и нижне-кобанский могильник) и поселения в кобанском ущелье (Ростунов, 1985, с. 94-130). Керамика куро-аракских погребений в Загли Бар-зонд I, II почти идентична керамике выделенных нами куро-аракских комплексов в Дзуарикау, что делает излишними сомнения Мунчаева в куро-аракокой их атрибуции. Не сомневается в куро-аракской атрибуции дзуарикаусских погребений и автор раскопок могильника Загли Барзонд, Ростунов, и приводит доказательства, дополнительно к приведенным нами, выявляет в этом районе 31 погребальный комплекс куро-аракской культуры. Им (Ростунов, 1985) подробно разрабатывается и расширяется число названных нами куро-аракских корреспонденции для Дзуарикау в куро-аракских памятниках Сачхере (Николаева, Сафронов, 1980, с. 76, рис. 27: 1 и 1а), в верхних слоях поселения Амиранис-Гора (там же, с. 76, рис. 27: 2, 2а, 3, За) и Квацхелеби (там же, с. 76, рис. 27: 5, 5а и 6, 6а). В целом устанавливаемая Ростуновым ориентировка связи северо-кавказских памятников на куро-аракские Закавказья такая же, как и в нашей первой публикации Дзуарикау Из юго-западных памятников Грузии корреспонденции с центрально-предкавказскими имеются в основном на поселении и могильнике в Амиранис-Гора (Алалцихский район). Более северо-восточные территории с памятниками Сачхере, Корети, Царцис-Гора, с одной стороны, вплотную примыкают к центрально-предкавказским, с другой стороны, они почти полностью смыкаются с ареалом северо-западной группы КАК (Кушнарева, Чубинишвили, 1970, с. 72-77), сконцентрированной в Шида-Картли и далее на юго-востоке с памятниками Кахетии. Эти памятники, существовавшие на протяжении всего III тыс. до н. э. составляют близкую в территориальном (там же, 1970, рис. 20) и культурном отношении групп (там же, с. 77), а по хронологическим и лингвистическим данным только и могут соответствовать пракартвельской общности.


Северная граница пракартвельской общности, по данным археологии, должна определяться по наиболее северным памятникам куро-аракской культуры, зафиксированным на южной кромке предгорной зоны Центрального Предкавказья. Исходя из изложенных выше аргу-


263.


ментов здесь должны были происходить- контакты носителей картвельского языка-основы и диалекта древнеевропейского языка.


Контакты прикартвельских племен с носителями древнеевропейского диалекта могут быть выявлены, исходя из археологической ситуации в предгорной зоне Центрального Предкавказья.


Если археологический эквивалент пракультуре картвелов известен (куро-аракская культура), то эквивалент культуре, носителей древне-европейского диалекта требуется установить.


В Центральном Предкавказье в хронологических рамках существования пракартвельской общности известны только две археологические культуры, имевшие контакты с куро-аракской культурой: это майкопская и кубано-терская культура. Область контактов могла находиться только в ареале пракартвельской общности и только на Северном Кавказе, оскольку в Закавказье все III тыс. до .нэ. существует однородная куро-аракская культура. Семитоязычная атрибуция майкопской культуры установлена нами в главе 14. Таким образом, индоевропейская атрибуция кубано-терской культуры выводится при этих условиях однозначно.


В подтверждение данного расчета необходимо привести факты взаимодействия куро-аракской и кубано-терской культуры. В Центральном Предкавказье, в Дзуарикау присутствуют "чистые" комплексы куро-аракской культуры (Дзуарикау 7/1-3 и ряд других - Николаева, Сафронов, 1980, рис. 16, 17), которые могут рассматриваться как эталонные при определении синкретичных комплексов, отражающих разную степень взаимодействия с кубано-терской культурой. Типичными комплексами, свидетельствующими о контактах носителей КАК и КТК, являются Дзуарикау 1/15, 2/2, 2/6, 5/2, 9/1-3. В них сочетаются две керамические традиции и в составе комплекса, и в деталях оформления сосудов.


Стратиграфия курганов Дзурикау показывает, что куро-аракская культура в Центральном Предкавказье появляется, когда майкопской культуры уже нет. Куро-аракский хронологический горизонт находится между двумя горизонтами кубано-терской культуры (Николаева, 1981, с. 82). Это лишний раз доказывает, что единственным партнером для носителей куро-аракской культуры были носители кубано-терской культуры.


Решающие доказательства в пользу древнеевропейской атрибуции кубано-терской культуры, а следовательно, локализации картвело-ин-доевропейских контактов связаны с обоснованием карпато-волынского происхождения кубано-терской культуры из культуры шаровидных амфор, проведенным Н. А. Николаевой (1980, с. 97-120).


Появление носителей древнеевропейского диалекта на Северном Кавказе связано с распадом древнеевропейской общности, которая помещалась на севере праиндоевропейского ареала, на территории современной Польши, Германии, Южной Скандинавии. Из праиндоевро-пейской культуры воронковидных кубков выделилось две культуры - культура шаровидных амфор и культура шнуровой керамики (КША и КШК). Образование КША относят к 28 в. до н. э. (Вислянский, 1970), что согласуется с общей ситуацией распада в начале III тыс. до н. э. позднеиндоевропейской общности.


Культура шаровидных амфор зародилась на периферии культуры воронковидных кубков Куявии. Первые перемещения ее проходили в западном и южном направлениях; носители культуры шаровидных амфор вошли в миграционный поток с индоариями (археологический эквивалент-кубано-днепровская культура с повозками, см. главу 12), возможно, с хеттами (культура новосвободненских дольменов) и дош-


264.


ли до Кавказа уже к 23 в. до н. э. Причины этих миграций уже освещались выше: в основном, это глобальные изменения климата, возрастание аридности, повышение роли скотоводства в хозяйстве индоевропейцев.


Вторая волна носителей КША, носителей древнеевропейского диалекта, на Северный Кавказ была связана с давлением другой производной праиндоевропейской культуры КВК - культуры шнуровых керамик. Этот поток был более однороден, составлен культурами, происходящими из древнеевропейской общности-КША (как доминирующий компонент) без включения южных компонентов. Древнейшими памятниками, оставленными переселенцами, являются Дзуарикау 1/19 и Скачки к/и в Пятигорье с топорами пост-новосвободненского типа, по которым устанавливается дата памятников. "Открытие самых ранних памятников кубано-терской культуры и обоснование неместных ее корней позволяет говорить о миграционном пути появления КТК па Северном Кавказе" (Николаева, 1987, с. 15).


Сравнительно-типологический анализ керамического комплекса КТК и КША, проведенный Николаевой (1980, с. 108 и ел.) показал полное соответствие 40 разновидностей (типов) сосудов в двух коллекциях. Приводимые Николаевой выборки сосудов представительны, составляют более 20% (по количеству от объема коллекций) и почти 100% (от числа типов) (рис. 76 и 77, а также Николаева, 1980, рис. 3-6). В свете концепции индоевропейской прародины становятся понятны некоторые формы КТК такие, как чаша на ножке (рис. 77: 22), сосуды с выпуклинами (рис. 77: 15, 17) которые ведут свое происхождение от праиндоевропейских культур. "Вазы для фруктов" и выпуклины- это черты пракультуры Лендьел. Кружки с ручкой, поднимающейся над плоскостью устья, в КТК и КША указывают па прафор-му в баденской культуре (рис. 37, 38). Однако эти аналогии, поскольку повторяются в КША, могут рассматриваться как общеиндоевропейские реалии и как свидетельство ареальных контактов КША (имеется в виду бадепская культура и общие с ней формы). В этом состоит "индоевропейский культурный феномен", когда форма сосуда почти в неизменном виде живет тысячелетия, что приводило и приводит в смущение исследователей при поисках западноевропейских аналогов восточноевропейским формам инвентаря.


Сравнительный анализ погребального обряда памятников КТК и КША (Николаева, 1980, с. 101, 102, табл. 1) показывает уникальное сходство по 22 признакам форм надмогильных и могильных конструкций, обряда положения погребенного.


Отсутствие собственного металлокомплекса на первых 2-х этапах КТК служит дополнительным подтверждением происхождения КТК от поздненеолитической культуры КША. Появление металлокомплекса в КТК, начиная с 3-го этапа, послужило обоснованием говорить даже о картвело-индоевропейском ареальном союзе, учитывая все вышесказанное о связях КТК и куро-аракской культуры (Николаева, 1987, с. 14).


Наличие глубоких ареальных связей между куро-аракской культурой и КТК подтверждается рядом синкретических комплексов, содержащих черты двух культур. В традиции КТК куро-аракские черты сохраняются на протяжении нескольких веков (Николаева, 1981; Николаева, Сафронов, 1981).


В традиции куро-аракской культуры они проявляются в курганах на северной границе ареала куро-аракской культуры, в сосудах на ножках, топорах кабардино-пятигорского типа (Дзуарикау 2/2) и по-


265.


возок в генетически связанной с куро-аракской - алазано-баденской культуре.


Глубокие связи пракартвельской куро-аракской культуры и КТК, носители которой принесли на Северный Кавказ культурные традиции древнеевропейской общности, подтверждают мнение Гамкрелидзе - Иванова о наличии ареального союза между пракартвелами и одним из диалектов индоевропейского, точнее древнеевропейского праязыка.

ПРОБЛЕМА ПРАСЕВЕРНОКАВКАЗСКОГО СУБСТРАТА И ЕГО ВКЛАДА В ПРАИНДОЕВРОПЕЙСКУЮ КУЛЬТУРНУЮ ТРАДИЦИЮ.

СТАРЧЕВО-КЕРЕШ-ВИНЧА

Постановка проблемы взаимоотношений индоевропейцев с носителями северно-кавказского языка стала возможна благодаря трудам Трубецкого, выделившего в 1930 году западно-кавказскую (абхазо-адыгские языки) и восточно-кавказскую (нахско-дагестанские языки) семьи северно-кавказских языков (Старостин, 1988, с. 112). В 30-х годах нашего столетия он выделил 6 структурных признаков (отсутствие гармонии гласных; слово не обязано начинаться с корня), присущих в совокупности только и. е. языкам. Затем, обратив внимание на "склонность к цепному географическому расположению языковых семейств" (Трубецкой, 1958, с. 73) сделал вывод о том, что индоевропейский языковой строй находится "между строем средиземноморским (северно-кавказский, картвельский, семитские языки) и урало-алтайским" (финно-угорские, самодийские, тюркские, монгольские, тунгусо-маньчжур-сие языки) языковым строем.


Более детальное сравнение степени близости этих языков совокупности 6 структурных признаков индоевропейских языков, позволило сузить круг сравнения и придти к окончательному выводу, "что в своем историческом развитии и. е. языки все более отдаляются от языкового типа" представленного современными восточно-кавказскими языками и приближаются к типу, представленному языками угрофинскими и алтайскими" (Трубецкой, 1958, с. 76).


Языковые контакты праиндоевропейцев с носителями общесеверно-кавказского языка были выявлены Николаевым и Старостиным (1984, с. 26-32), создавшими реконструкцию прасевернокавказского (ПСК) языка на основе ими реконструированных празападнокавказского (ПЗК) и правосточнокавказского (ПВК) языков, которые, в свою очередь, были реконструированы после мелких промежуточных реконструкций (пралезгинского, працезского), выполненными этими же учеными (Старостин, 1988, с. 154).


Составленный тезаурс из 800 общесевернокавказских корней и работа над изменением базисной лексики в ПВК и ПЭК, обнаруживающим между собой "60% совпадени ив стословном списке", позволило Николаеву и Старостину (1984, с. 28) датировать распад северно-кавказского концом VI или началом V тыс. до н. э., а существование празападнокавказского и приавосточнокавказского языков отнести "примерно к IV тыс. до н. э." (там же).


Портрет севернокавказской общности реконструируемый Николае


266.


вым и Старостиным (1984, с. 26-34; см. также Старостин, 1985) еще не прорисован во всех деталях, но и сейчас ясно вырисовывается необычайно высокая для VI - начала V тыс. до н. э. культура с развитым производящим хозяйством, основой которого было земледелие и скотоводство.


Земледелие у прасеверо-кавказцев было, судя по наличию в ПСК корней, обозначающих "соха, плуг", пашенным. Об этом косвенно свидетельствуют и прасевернокавказские корни со значением "ярмо", "вол" (Николаев, Старостин, 1984, с. 29).


Носители ПСК, как свидетельствует и реконструируемая лексика, сеяли просо, пшеницу, ячмень; убирали урожай зерновых серпами; мололи зерно на муку (там же; Старостин, 1988, с. 121 -130).


Садоводство у прасеверно-кавказцев, если оно было, то лишь в форме лесо-садов, первого этапа одомашнивания садовых деревьев - "яблони", "груши", "айвы" или какого-то сходного плодоносящего дерева, возможно, "вишни" (там же, с. 121 - 127).


Скотоводство у прасеверно-кавказцев играло важную роль и было, вероятно, специализированным, о чем свидетельствуют корни со значением "пасти, пастух". Носители общесеверно-кавказского было знакомы со всеми основными видами домашних животных: "корова", "коза", "баран", "свинья", "лошадь", "осел", "собака" (Николаев, Старостин, 1984, с. 28-29).


Мясо-молочная направленность скотоводческого хозяйства у прасеверно-кавказцев не вызывает сомнений и подтверждается наличием в ПСК корней, обозначающих "масло, молоко", "свертываться, скисать", "творог, молоко" (Старостин, 1988, с. 134-135).


Овцеводство, судя по термину "овца, цена" (там же, с. 132), вероятно, играло преобладающую роль. Наличие в ПСК корня, обозначающего "мелкий рогатый скот", подтверждает это положение (Николаев, Старостин, 1984, с. 31).


Кастрация быков для использования их в качестве тягловой силы подтверждается наличием в ПСК корня "бык, вол" (там же, с. 29). Косвенно об этом свидетельствуют наличие в ПСК корней "соха, плуг", "ярмо" и несколько ошеломляющее свидетельство о наличии в прасе-верно-кавказской общности колесного транспорта.


Колесный транспорт у прасеверно-кавказцев восстанавливается согласно реконструкции Николаева, Старостина (1984, с. 31) по корню, означающему "арба, повозка". Дополнительным подтверждением наличия колесного транспорта является наличие в ПСК корня, обозначающего "ярмо" (там же).


Металлообработка у прасеверно-кавказцев зафиксирована реконструированными в их языке корнями, обозначающими "бить, ковать" и рядом металлов - "золото" (иди медь), "серебро", "свинец". Эти факты позволяют относить, по крайней мере, финал развития прасеверно-кавказской общности к эпохе начала освоения металлов (там же).


Торговля в обществе, имеющем познания в металлах, особенно таких, как золото и серебро, не может вызывать удивления. В ПСК она фиксируется корнями "овца, цена", "цена, торговля" (Старостин, 1988, с. 132). В какой-то мере о торговле и, возможно, о намечающейся социальной дифференциации свидетельствует наличие в ПСК корня "ключ, запор, замок" (там же, с. 129).


Портрет прасеверно-кавказской культуры дает о ней представление как о культуре необычайно развитого для VI - начала V тыс. до н. э. общества с развитым производящим хозяйством, сохранившим лишь некоторые черты присвояющего хозяйства, например, рыболовство (восстанавливается по наличию в ПСК корня "рыба" (там же, с. 116).


267.


Основу же жизнеобеспечения .прасеверно-кавказскрй общности составляло пашенное (сошное) земледелие, обеспечивающее эту общность хлебом, и пастушеское скотоводство с молочным хозяйством и преобладающей ролью овцеводства. Овцеводческий уклон в скотоводстве обусловил полукочевой образ жизни и, возможно, повлек заимствование (у праиндоевропейцев) или изобретение колесного транспорта,