Владимир Александрович Сафронов российский историк и археолог, председатель Совета Русского исторического общества, специалист по археологическим культурам Кавказа, исследователь проблемы индоевропейской прародины

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 ... 40

ГЛАВА 14

СЕМИТСКИЙ УЗЕЛ ИНДОЕВРОПЕЙСКОЙ ПРОБЛЕМЫ

Допускаемые лингвистами (Дьяконов, 1982) немногие заимствования в праиндоевропейский из прасемитского, судя по хронологии, могли относиться к VI/V тыс. до н. э., когда существовал прасемитский язык. Это не противоречит археологической концепции о малоазийской прародине праиндоевропейцев раннеиндоевропейского и частично сред-пеиндоевропейского состояния.

Интересно замечание Дьяконова, что западные индоевропейские языки включают несколько иные заимствования, чем восточные и. е. языки, что можно объяснить контактами индоевропейцев и семитов в период после выделения и. е. диалектов, т. е. в III тыс. до н. э. Семитские заимствования в западные и. е. языки связаны с контактами Восточного Средиземноморья с югом Балканского полуострова и островной частью Эгейского моря.

Семитские заимствования в восточные и. е. языки хорошо объясняются в свете семитской атрибуции майкопской культуры, поскольку последняя генетически связана с культурой Тель-Хуэйра, однотипной с культурой калициформной керамики государства Эблы. Связь их материальной культуры свидетельствует, что семитский язык майкопских мигрантов должен быть близок к эблаитскому, т. е. западносемитскому со многими чертами восточносемитского.

Источником для семитских заимствований в западных и. е. диалектах служило эблаитское население и его потомки в Палестине, жившие там до конца III тыс. до н. э., а также близко родственные финикийские племена.

Индоевропейско-семитские контакты в III тыс. до н. э. могли осуществляться в зонах пограничья Передней Азии и Европы: либо морским путем через проливы, через Балканы и Восточное Средиземноморье, либо сухопутным путем через Кавказ. Последний путь никогда никем не обосновывался археологически.

Учитывая, что древнейшие индоевропейские народы III тыс. до н. э.. развивая свое движение по югу восточноевропейских степей (индо-иранцы, индоарии - Сафронов, 1983, с. 80-81) подходили к севоро-кавказским предгорьям или проходили Предкавказье, а семитоязычные культуры были распространены в области Северной Сирии и Верхней Месопотамии, не следует исключать возможность существо-

242.

вания семито-индоевропейских контактов на Северном Кавказе в III тыс. до н. э,

Вопрос установления этнической атрибуции археологических культур III тыс. до н. э. на Северном Кавказе связан и с вопросом выявления возможных семитоязычных культур на Кавказе. Конкретно речь может идти только о майкопской культуре, занимающей северокавказские предгорья, эпизодически встречающейся в Предкавказье и в Закавказье, поскольку с момента открытия первых памятников этой культуры почти все исследователи указывали на существование каких-то связей Майкопа с древневосточными цивилизациями, правда, не уточняя механизма попадания этой культуры или ее элементов на Северный Кавказ.

Другая культура III тыс. до н. э. Кавказа - это куро-аракская. Она занимает регионы Передней Азии (Армянское нагорье) и Восточное Средиземноморье, где ее памятники называются хирбет-керакской культурой. Памятники куро-аракской культуры в Закавказье имеют значительные региональные и хронологические различия, что выражается в ряде территориально-хронологических вариантов. Этническая атрибуция куро-аракской культуры в настоящее время достаточно определенно устанавливается историками и лингвистами как хуррито- и картвелоязычная. Появление этой культуры на Северном Кавказе, конкретнее в конце III тыс. до н. э, в Центральном Предкавказье (Шау-Лагат, Дзуарикау, Кобан) и образование ею синкретичных комплексов с культурами, индоевропейская атрибуция которых установлена достаточно определенно (Николаева, 1980; 1981), позволяет рассматривать куро-аракскую культуру партнером в картвело-индоевропейских контактах.

Таким образом, семитоязычная атрибуция майкопской культуры, установленная нами в 1982 году (Сафронов, 1982; Николаева, Сафро-нов, 1982), сделала реальной возможность осуществления индоевро-пейско-семитских контактов через Кавказ с локализацией их на Северном Кавказе, в западной его половине.

Вопросы хронологии майкопской культуры по данным историографии разобраны в работе Николаевой (1982, с. 21-25), из чего следует, что дата майкопской культуры колебалась в пределах от конца IV до I тыс. до н. э. и в течение последних десятилетий закрепилась на рубеже второй половины III тыс. до н. э. В качестве датирующих аналогий исследователи привлекали материалы из памятников Трои II-IV, царских гробниц Ура, Элама, додинастического Египта, Аладжи, Гиссара III С.

Тенденция к передатированию Майкопа более ранним временем была намечена Мунчаевым (1975, с. 197-336), получила развитие в работах Андреевой (1977; 1979). Андреева использовала для датировки Майкопа существенно новый источник - месопотамскую глиптику, что является само по себе вкладом в исследование майкопской проблемы. Предложенная ею дата Майкопа концом IV тыс. до н. э. и постулирование формирования майкопского комплекса на базе памятников Протописьменного периода и круга памятников Амук-Гавра вошли в резкое противоречие с позицией Майкопа на шкале относительной хронологии восточноевропейских памятников, разработанной с учетом балканской и центральноевропейской линий синхронизации, которые, в свою очередь, могут быть соотнесены с ближневосточной базой хронологии.

Таким образом, историография показывает, что долгое время дата Майкопа определялась по его металлокомплексу, что не утратило своего значения. Датирующими могут быть признаны и ряд сюжетов изо-

243.

бразительного искусства Майкопа, однако отсутствие методики их анализа и использования для установления хронологической позиции предопределило неверные хронологические выводы Андреевой, хотя здравая идея определения даты Майкопа через предметы изобразительного искусства не должна быть дискредитирована неудачными разработками в этом направлении.

Хронологическому анализу всегда должно отдаваться предпочтение в решении проблем этнического характера, поэтому вопросы хронологии приоритетны и в наших работах "майкопского цикла". Мы подчеркивали, что дата Майкопа корректируется рядом дат (Николаева, Сафронов, 1982, с. 49).

Рафинирование серебра - технологическая операция, которая должна предшествовать изготовлению серебряной посуды больших объемов, известна в районах Древнего Востока с Раннединастического II/III (конец 26 в. до н. э., по Биккерману). Серебряные и золотые сосуды появляются в странах Древнего Востока в РД П/РД III - РД III (Ур РД III, Киш, Асмар, Элам).

Чеканка медных рельефов - техника, подготовившая чеканку по серебру и золоту, появляются на Древнем Востоке в конце РД II.

Металлическая круглая скульптура, предопределившая появление круглой скульптуры в Майкопе, появляется впервые в памятниках Древнего Востока в РД II/РД III.

Таким образом, все технологические операции, подготовившие появление металлоизделий из золота и серебра в майкопской культуре, были разработаны в Месопотамии только с конца Раннединастического II периода, т. е. со второй половины 26 в. до н. э. (по Биккерману). Казалось бы, любые попытки удревнения майкопской культуры ранее второй половины 26 в. до н. э. должны были бы разбиться об этот непреодолимый барьер - дату появления технологии обработки драгоценных металлов, техники и технологии изготовления металлоизделий из них собственно на самом Древнем Востоке. Однако никем из исследователей эта серия косвенных датирующих аргументов не принималась во внимание. Следует повернуться именно к этим незаметным датам, которые дают более надежную древнюю хронологическую границу для Майкопа, чем некоторые прямые конкретные аналогии отдельным предметам.

Датировка ювелирного стиля, представленного майкопскими украшениями, находится в соответствии с датами рафинирования серебра, изготовления серебряных и золотых сосудов большого объема, гравировки изображений на серебряных сосудах, чеканки рельефов на медных листах, появления круглой металлической скульптуры.

Ювелирные украшения появляются в Месопотамии в археологических памятниках только с Раннединастического III; в памятниках РД II, по мнению Максвел-Хислоп, авторитетного исследователя ювелирного искусства Месопотамии от III, I-II тыс. до н. э., они не встречены, хотя косвенные данные о них имеются в письменных документах. Так, Энмеркар, царь I династии Урука (РД II), предпринимал усилия по обеспечению города драгоценными металлами, а ремесленников Арраты называл умелыми мастерами. Максвел-Хислоп отмечает месопотамский регион как древнейший и влияющий на расцвет ювелирного стиля в Анатолии, Восточном Средиземноморье. Все майкопские ювелирные поделки находят аналогии в шумерских украшениях РД III и также не могли появиться ранее сложения ювелирного стиля Метопотамии, т. е. ранее середины III тыс. до н. э.

Металлокомплекс Майкопа (рис. 75: 19, 23) состоит из оружия и орудий труда. Это топоры, проушные, плоские, тесловидные и с завер-

244.

нутым краем, втульчатые тесловидные (или втульчатая "мотыга"), комбинированные топоры, сочетающие топор и тесло; ножи с округленным концом и черенком; долота желобчатые.

В металлокомплекс следует включать украшения - украшения одежды и головного убора: золотые и серебряные ленты, золотые кольца с кольцами или подвеской из полудрагоценных камней, золотые бусы; украшения погребальной камеры - части "штандарта" - полые серебряные стержни, литые фигурки животных из золота, полые головки животных как части комбинированных украшений; штампованные бляшки с фигурками животных; предметы туалета - бронзовые диски с функцией зеркала, "бритвы" бронзовые (рис. 75: 1-9).

Составной частью металлокомплекса Майкопа являются золотые и серебряные сосуды, комбинированные сосуды из алебастра и золота (рис. 75: 29-32).

Изображения животных, гор, рек на серебряных сосудах Майкопа служат, с одной стороны, для изучения искусства Майкопа; с другой стороны, его дата корректирует дату металлокомплекса (рис. 75: 37, 38).

Миграционный характер появления металлокомплекса Майкопа на Северном Кавказе представляется однозначным, поскольку уже давно многие исследователи обращали внимание, что в памятниках, предшествующих майкопским на Северном Кавказе, нет практически металла, а тем более прототипов сложнейших форм металлических предметов Майкопа. Разночтения в этом вопросе объяснялись неисследованностью северо-кавказского энеолита. В настоящее время уже лучше известны памятники, предшествующие Майкопу. Они достаточно однородны и составляют предмайкопский хронологический горизонт. Культурная ориентация этого горизонта указывает на регионы к северо-западу от Северного Кавказа. Этот горизонт связан с доямным горизонтом в Предкавказье, Подонье и Поволжье (рис. 65). Многие исследователи сходятся во мнении о среднестоговско-хвалынской атрибуции этого горизонта (Трифонов, Резепкин, Нехаев, Гиджрати, Кияшко, Телегин и др.).

Предмайкопский горизонт составлен следующими памятниками: нижний слой поселения Мешоко в Адыгее; Нальчикский могильник; Комаровское погребение у Моздока, 2/18 (Гиджрати, 1986, с. 18, рис. 6); поселение "Замок" в Пятигорске и поселение Свободное в Адыгее (исследуется Нехаевым). Хронология этого горизонта, определяемого по трипольской шкале - Трипольем В2/С1, не позволяет датировать Майкоп ранее Триполья (Л, что в переводе на абсолютные даты представляет середину III тыс. до н. э. (Сафронов, 1980, с. 28).

Незначительный металлокомплекс предмайкопского горизонта состоит из предметов, типологически отличных от майкопских. Это браслеты, чашевидные "подвески-скорлупки", обоймочки (Телегин, 1985, рис. 84), которые в настоящее время связываются с Новоданиловскими комплексами типа Петро-Свистуново, Чапли и др. Подробнее об этом горизонте мы останавливаемся в главе 11, где анализируется содержание доямного горизонта в Предкавказье, Подонье, Поволжье (рис. 65).

Топоры, тесла, ножи, "бритвы" Майкопа определяют общий хронологический диапазон металлокомплекса Майкопа. Аналогии им в древневосточных памятниках очерчивают зону распространения подобных изделий от Крита до Ирана, от Армянского нагорья до Южной Месопотамии. Помимо работ справочного характера существуют и специальные исследования, касающиеся вопросов происхождения втульча-тых проушных топоров (Кореневский, 1974, с. 14-33). В таких рабо-

245.

тах суживается круг аналогий. Так, Кореневский относится более предпочтительно к аналогиям из Ирака (там же, рис. 3: 3), Суз (там же, рис. 3: 4) и Элама и не согласен с аналогиями, предлагаемыми Рен-фрю. Происхождение майкопских втульчатых топоров он считает неместным, но конкретного памятника на Древнем Востоке указать не может. Более широко к металлокомплексу Майкопа подошел Ф. Бе-танкур. Он ищет аналогии для ножей, проушных топоров и топора-тесла на Крите, рассматривая Крит как центр опосредованного воздействия Месопотамии через Майкоп. Общим во всех исследованиях подобного рода является отсутствие объективных критериев оценки сходства и различия, которые могут базироваться только на классификации исследованных форм. Другим недостатком в аналогиях, приводимых Кореневским и Бетанкуром (Николаева, 1982, с. 13-14), является преобладание случайных находок, тогда как этот вид источника позволяет представить ареал распространения типа, но не диапазон его существования.

Вместе с тем следует уточнить, что все аналогии майкопским про-ушным топорам, происходящие из датированных памятников Древнего Востока, хронологически определяются Раннединастическим III периодом. Это прежде всего царские гробницы Ура (Мюллер-Карпе, т. 3, табл. 172: б), Лагаш (Мюллер-Карпе, т. 3, табл. 185: 10), Киш, гробницы холма А, по Е. Макеею (Мюллер-Карпе, т. 3, табл. 199: 50), Мари (Мюллер-Карпе, т. 3, табл. 224: 14, 15), Тель Хуэйры (Мюллер-Карпе, табл. 233: 28), Хорос-Тепе (Мюллер-Карпе, т. 3, табл.. 315: 10, рис. 75: 19-22).

Проушные топоры - это одно из трех направлений развития топоров, наметившихся в Раннединастический III период в Месопотамии. Основное и доминирующее направление развития боевого топора в этом регионе - это топоры с длинной втулкой. Второе направление - это разновидность первого. Если в первом варианте топоров плоскость продольного разреза втулки и плоскость лезвийной части взаимно параллельны, то во втором варианте - эти плоскости взаимно перпендикулярны. Третий вариант развития выродился в проушной топор. Он также может рассматриваться как разновидность первого варианта, но есть много данных, показывающих возможность другой линии развития. Плоские топоры часто обнаружены с завернутой на втулку торцовой частью. Такие топоры могли подсказать укорочение втулки и изготовление таких топоров способом литья в форме.

Втульчатая "мотыга" Майкопа - представляет второй вариант месо-потамских топоров. Как и проушные топоры, "мотыги" зафиксированы во всех памятниках Раннединастического III периода Древнего Востока. Это Ур РД III (табл. 172: 5, 10, 15, 19, 24), Лагаш РД III (Мюллер-Карпе, т. 3, табл. 185: 9), Фара РД III (Мюллер-Карпе, т. 3, табл. 193: 41), Хафадже (Мюллер-Карпе, т. 3, табл. 211: 40), Хуэйра (Мюллер-Карпе, т. 3, табл. 233: 27), Тепе Гавра, слой VI (там же, табл. 236: 25). Хотя следует принимать во внимание и указания Хенесси, что втульчатые мотыги зафиксированы даже в памятниках 35- 30 вв. до н. э. (Палестина, Сузы - Хеннесси, 1967, табл. XXXV: 10). Однако эти ранние втульчатые мотыги отличаются по форме от майкопской и определяют только общий хронологический диапазон "мотыги", а не конкретного данного типа (рис. 75: 23-28).

Топор-тесло Майкопа представляет собой соединение проушного топора и втульчатой мотыги. Это комбинированное орудие могло появиться и в самом Майкопе. Датировка и происхождение этой формы не имеет принципиального значения для датировки комплекса орудий Майкопа, поскольку известно, как датируются составные части этой

246.

формы. Вместе с тем следует отметить, что эта форма достаточна редка в древневосточных регионах, но широко бытует на Крите от второй половины III тыс. до н. э. до второй половины II тыс. до н. э., а также в культурах Центральной Европы - Бодрогкерештур (Бетан-кур, 1974; Мюллер-Карпе, 1974, табл. 455: 14-17). Обнаружение этой формы в бодрогкерештурских памятниках, датирующихся по трипсль-ской линии синхронизации Тр.В2, и находка клевцов на Кавказе может свидетельствовать о дате подобной формы периодом Триполья В2/С1, когда зафиксировано движение степных племен с запада на восток. Другими словами, находки комбинированных орудий в Европе не противоречат дате майкопского орудия после 25 в. до н. э., поскольку в системе относительной хронологии Майкоп датируется Трипольем С1.

Сложение хронологических диапазонов трех типов топоров дает отрезок 25-23 вв. до н. э. В этом хронологическом промежутке следует искать дату майкопского комплекса орудий и оружия.

Ножи с расширяющимся к концу и округленным лезвием уже рассматривались А. В. Шмидтом и Ф. Бетанкуром (Шмидт, 1929; Бетан-кур, 1974). Аналогии им находятся на Мохлосе, Кноссе и датируются от Раннеминойского II, что синхронно Аладже (Мюллер-Карпе, т. 3, табл. 370: 65), т. е. 25-23 вв. до н. э.

Форма серебряных сосудов (рис. 75:. 37, 38, 39, 40) находит аналогии в металлических сосудах Ура, Киша. Так, сосуд из серебра в виде глубокой миски имеет аналогию в Уре (Мюллер-Карпе, т. 3, табл. 175: 7, 8, 10 и табл. 687: 13) и Кише (табл. 200: 11, Мюллер-Карпе, т. 3). Сосуд в виде трапеции с ребром из Майкопа (Мюллер-Карпе, табл. 687: 9) находит аналогии в Уре (там же, табл. 174: 19) и в Сузах (клад из Суз Д, Мюллер-Карпе, т. 3, табл. 704: В: 40). Второй серебряный сосуд с изображениями находит аналогии в Уре (Мюллер-Карпе, т. 3, табл. 175: 44 и табл. 687: 6). Первый сосуд с изображениями находит аналогии в кладе металлических сосудов из Тель Асмара (Фрэнкфорт, 1933, рис. 32).

Аналогии майкопским металлическим сосудам датируются РД !И/Аккадским периодом. Это достаточно узкий хронологический горизонт, но территориально представлен и в Шумере, и в Эламе, и в Се-зерной Месопотамии (рис. 75: 29-36).

Комбинированный сосуд (камень и золотые накладки крышки и горловины) также восходит к древневосточным шумерским традициям. В собранном виде этот комбинированный сосуд аналогичен экземпляру из Ура (Мюллер-Карпе, т. 3, табл. 687: 14 и 175: 35), а каменная часть его аналогична сосуду из Киша А (Мюллер-Карпе, т. 3, табл. 200: 38). Вообще традиция использования каменных сосудов имеет ярко выраженный древневосточный характер (рие. 72: 8).

"Корытообразный" сосуд из Кабарды (рис. 72: 28) находит также аналогии в Кише (Мюллер-Карпе, 1974, табл. 200: 17). Наконец, серебряный сосуд с крышкой из Старомышастовской обнаруживает полное соответствие с металлическим сосудом из Тель Хуэйры (Сафролов, 1982, рис. 4: 21 и 22; рис. 72: 23, 29).

Следует подчеркнуть высокую избирательность этого источника для датировки Майкопа. Хорошим подтверждением этой избирательности кладов и погребальных комплексов медных, серебряных, золотых сосудов для датировки Майкопа служат золотые сосуды Аладжи, которые, хотя и близки по времени к Майкопу, но имеют совсем иной набор форм. Факт обнаружения металлической посуды с одинаковым набором форм на территории от Ура до Суз и от Ура до Харрана свидетельствует о нивелирующей культурной вуали этих регионов на ру-

247.

беже РД III/Аккадского периодов. Формы металлических сосудов имеют даже в отличие от достаточно узкого диапазона существования комплекса орудий и оружия Майкопа предельно узкий хронологический интервал бытования в древневосточных центрах, поэтому в иерархии категорий инвентаря Майкопа по значимости для хронологии памятника они занимают очень высокое место.

Сравнительный анализ украшений майкопских памятников и памятников Древнего Востока проводится на двух уровнях: на одном уровне должны рассматриваться конкретные аналогии каждому украшению и устанавливаться хронологический диапазон каждого типа украшений; на другом уровне должны быть выявлены параллели системе украшений Майкопа и проведено сравнение систем украшений по древневосточным регионам и во времени.

Хотя для Майкопа мы не имеем таких точных реконструкций, какие выполнены Вулли для инвентаря царских гробниц Ура, однако существует реконструкция Фармаковского, позволяющая представить, как выглядела конструкция погребального балдахина и отдельные фрагменты личного убранства погребенного. Мы не имеем полного представления о конструкции всего головного убора и других уборов. Однако есть микрокомплексы украшений: это диадема из золотых лент и золотых розеток, укрепленных на ней (рис. 75: 9) это низки золотых колец, продетых в кольцо и подвески из сердолика на золотом кольце (рис. 75: 7), крупные бусины из золота (рис. 75: 2, 3), золотые штампованные нашивные бляшки с изображением львов и быков (рис. 62: 5; 64: 5), которые могли использоваться для украшения как погребального савана, так и балдахина.

Этот комплекс украшений может быть дополнен находкой бронзового зеркала из погребения в Нижнем Прикубанье (курган на землях колхоза им. XXII партсъезда, между Крымской и Темрюком, раскопки автора в 1978 году) (рис. 75: 8).

Как уже указывалось выше, ювелирные украшения Месопотамии появились только в РД III. Анатолийский центр производства ювелирных поделок вторичен по отношению к месопотамскому (Максвел - Хислоп, 1974, с. 39-40) и сложился не ранее рубежа 24/23 вв. до н. э. Восточносредиземноморский очаг - производный от влияния Египта IV-VI династий, с одной стороны, и экспансии Саргонидов на запад, с другой. В додинастическом Египте (период Негада II) отмечается много серебра, используемого в простых украшениях и кольцах, и золота Известны серебряная чашечка и золотые чашки из Абусир-аль Мала-и золотые дискообразные бусы из могилы в Абидосе. Вплоть до 2000 г. до н. э. (начала 12 династии - Дашур, Иланх - Мюллер-Карпе, т. 3 табл. 111, 112) нет комплекса украшений типа майкопского и месопо-тамского. Со времени Сезостриса I и II ощутимо воздействие анатолийского ювелирного очага.

Blog

Содержание