Geum.ru

Социальная история россии XX века

Вид материалаДокументы

Содержание


Держателей хлеба (46 человек), из которых большинство были середняки, вызвали в школу и вели обработку. Затем им вручили черное
Политбюро вводит всесоюзную карточную систему на хлеб
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   22
дальнейшее (выделено мной. — Е.О.) сокращение снабже­
ния госторговли в городах, в целях увеличения снабжения хлебозаготовительных
районов». Отгрузка товаров в районы заготовок должна была производиться «исправ­
но и в первую очередь» (РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 5. Л. 131, 132; РЦХИДНИ. Ф. 17.
Оп. 2. Д. 354. Л. 8).

3 Рубинштейн Г.Л. Развитие внутренней торговли в СССР. С. 282.

4 Трагедия советской деревни. Т. 1; РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 1910. Л. 23—25.

62

Одним из таких средств стали запреты и бойкоты. Они принимали самые курьезные формы. Запрет на воду означал посты у колодцев, кото­рые определяли, кому давать воду, а кому нет. Бойкот на здравствования означал запрет здороваться с бойкотируемыми. Бойкот на курение запре­щал давать закурить или прикуривать. Бойкот на огонь запрещал затапли­вать печь, а если хозяин ослушался, то приходили и заливали ее. Бойкот на свет — забивали окна, чтобы в избе было темно. Запрещалось ходить к бойкотируемым в гости, а если нужно по делу, то брали понятых. О бойкоте предупреждал плакат на воротах: «Не ходи ко мне — я враг советской власти». В случае исчезновения плаката бойкотируемого штра­фовали, поэтому его семья беспрерывно дежурила у ворот, дабы плакат не стащили. Был также запрет на посещение общественных мест: гнали из больницы, из сельсовета, детей бойкотируемого исключали из школы. А то и вообще семье бойкотируемого запрещали выходить за ограду дома. Маза­ли ворота и окна дегтем. Около года отделяло эти события от времени, когда Политбюро примет решение о раскулачивании и выселениях!, а некоторые сельские собрания уже в заготовительную кампанию 1928/29 года постановляли отбирать землю у бойкотируемого, а самого выселять. Бывало, одна половина деревни бойкотировала другую. Все это сопровож­далось персональными допросами, которые шли и днем и ночью, с единст­венным вопросом: «Когда будешь сдавать хлеб?»2

Вот еще один из применяемых методов нажима. Сами создатели назвали его «заготовка оркестром и фотографом». «Зажимщика» хлеба сначала вози­ли по деревням для показа, затем собирали собрание сельчан. Всех зажим­щиков сажали на высокую скамью и вызывали поодиночке в президиум, где задавали только один вопрос: «Везешь хлеб али нет?» Если отвечал «да», то играли ему туш, фотографировали и записывали на Красную доску. Если «нет», то били в барабаны, не фотографировали и записывали на Черную доску. Похоже на игру, но у таких игр, как свидетельствуют документы, бывали смертельные исходы.

Одной из разновидностей широко применяемых в ходе заготовок массо­вых допросов являлись так называемые «ударники». Крестьян, не поддавав­шихся уговорам сдать хлеб, держали в закрытом помещении по нескольку дней (от 2 до 6 суток), бывало, что им не давали есть и спать. Для кулаков устанавливался наиболее жесткий режим, «на выучку» с кулаками посылали и строптивых середняков. Под нажимом «комиссаров», «боевых штабов», «оперативных троек» крестьяне, запертые в помещении, требовали один от другого раскрыть потайные ямы и сдать хлеб. На время ударника запреща­лось кому-либо уезжать из села. Массовые многодневные допросы без сна и пищи дополнялись карнавалами. Вот описание одного из них:

Держателей хлеба (46 человек), из которых большинство были середняки, вызвали в школу и вели обработку. Затем им вручили черное знамя, на котором было написано «Мы — друзья Чемберлена». Говорят, что это у них происходило без особого нажима. Когда учитель вручил черное знамя одному из кулаков, тот его ударил ногой, после чего этого кулака пришлось скрутить, связать ему руки назад, остальные добровольно без всякого нажима взяли

1 О «ликвидации кулачества как класса» Сталин высказался в декабре 1929 года
на конференции аграрников-марксистов. Затем в январе 1930 года комиссия Полит­
бюро, возглавляемая Молотовым, разработала директивные документы по раскула­
чиванию.

2 РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 1910. Л. 23-24.

63

после этого знамя. Тогда они выстроили этот карнавал с черным знаменем по улице. Сзади шли деревенские активисты и беднота с красным знаменем. Кругом бегали детишки и улюлюкалиК

Это лишь некоторые и, может быть, не самые дикие примеры из исто­рии хлебозаготовок. Архивы сохранили массу других, не менее жестоких эпизодов. Репрессии обеспечивали необходимый руководству результат. Крестьяне сдавали хлеб, но источники самообеспечения крестьянства и местный товарооборот при этом сокращались. Рассчитывать на государст­венное снабжение крестьянам особо не приходилось. Государство не вы­полняло своих обязательств даже по снабжению тех, кому давало гарантии. Введение карточек сокращало для крестьян и возможности покупать хлеб в городе.

Весной появились донесения ОГПУ о локальном голоде в деревнях2. Страдало в основном бедняцкое население. «Продовольственные затрудне­ния» охватили Ленинградскую область (особенно Псковский, Новгород­ский, Великолуцкий уезды), ряд губерний Центрального района (Ярослав­ская, Калужская, Тверская, Нижегородская, Иваново-Вознесенская, Влади­мирская, Рязанская, Тульская), Смоленскую губернию, южные округа Ук­раины (Кременчугский, Запорожский, Мариупольский, Одесский, Криво­рожский, Подольский и другие), ряд округов Дальневосточного края (Сре­тенский, Читинский, Хабаровский, частично Владивостокский и другие). В пищу употреблялись суррогаты хлеба. Что только не добавляли в него: тол­ченые клеверные головки и сушеную березовую кору, отруби, жмыхи, мяки­ну, овес, гречневую, фасолевую и картофельную муку, отруби, вику, паре­ный лук. Желудочные заболевания стали принимать массовый характер. На­чались опухания. Сводки ОГПУ свидетельствуют и о случаях голодной смерти. Усилился сыпной тиф. Семена проедались, и сев был под угрозой срыва. Нарастал убой и распродажа скота. Усилилось отходничество, ни­щенство, воровство, стихийное переселенчество в более благополучные ре­гионы. Государственная помощь деревне была недостаточной.

Социальная обстановка в деревне накалялась. Беднота и бедствовавшее середнячество злились на рабочих, с их точки зрения — любимчиков советской власти. Середняки злились на бедноту, так как поступавший от государства хлеб раздавался нуждавшимся. Все вместе они злились на зажиточных, которые наживались на трудностях: скупали скот, заключали кабальные сделки под хлебные ссуды. Комбедовские настроения усилива­лись. Крестьяне толпами собирались у райисполкомов с требованиями дать хлеб, допустить свободную торговлю и разрешить посылать людей для закупки в хлебные местности, резко выступали на сельских сходах. Росло число «ходоков за правдой», избиений председателей сельсоветов, членов комиссий по распределению хлеба, а также вхчомов и поджогов амбаров, краж хлеба, демонстративных выходов из кооперативов. Появились листов­ки. В одной из них, написанной «под народную поэзию», крестьянин жаловался:

«Ты устань-проснись, Владимир, встань-проснись, Ильич. Посмотри-ка на невзгоду, какова лежит. Какова легла на шею крестьянина - середняка...

1 РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 1910. Л. 24; Трагедия советской деревни. Т. 1.

2 ЦА ФСБ. Ф. 2. Оп. 7. Д. 527. Л. 15-56; Д. 65. Л. 266-272; Д. 605. Л. 31-35,

64

В кооперации товару совершенно нет для нас. Кроме спичек и бумаги, табаку, конфект, Нет ни сахару, ни масла, нет ни ситца, ни сукна, Загрузила всю Россию водочка одна»*.

Политбюро вводит всесоюзную карточную систему на хлеб

В заготовительную кампанию 1928/29 года Политбюро вновь не смогло прыгнуть «выше головы». План не был выполнен. По сравнению с про­шлым годом, в целом зерновых заготовили немногим меньше, но доля продовольственных хлебов, пшеницы и ржи, в них значительно (на 20%) уменьшилась. Это предвещало катастрофу, если учесть быстрый рост со­стоявших на государственном снабжении плановых потребителей, сокра­щение частной патентованной торговли, развал крестьянского хлебного рынка, а также становившиеся лавинными крестьянские десанты в города.

В этих условиях зимой 1928/29 года Политбюро приступило к оформле­нию всесоюзной карточной системы на хлеб. Фактически хлебные карточ­ки уже существовали в регионах в течение всего 1928 года, и это решение Центра лишь унифицировало региональные карточные системы и узакони­ло действия местных руководителей по регулированию снабжения. Офор­мление всесоюзной карточной системы прошло несколько этапов.

Как стало обычным в практике Политбюро, «наведение порядка» нача­лось со столиц. 6 декабря 1928 года оно разрешило Советам крупных промышленных центров ввести карточки на хлебЗ. Постановление предла­гало ленинградским властям первыми апробировать решение Политбюро. Цели карточной системы были точно сформулированы: обеспечение по­требления рабочих и служащих за счет сокращения расхода хлеба для снабжения «непролетарского населения», особенно крестьян. Городская торговля пока не была полностью закрыта для сельских жителей, Политбю­ро оставляло приезжим возможность покупать хлеб по повышенным ценам, но покупка нормировалась5.

17 января 1929 года Политбюро, боясь оказаться к весне без запасов, приняло решение о сокращении плана снабжения хлебом по всем районам на вторую половину текущего хозяйственного годаб. После этого Экономи-

1 ЦА ФСБ. Ф. 2. Оп. 6. Д. 605. Л. 130.

2 Дихтяр Г.А. Советская торговля в период построения социализма. С. 273. Об итогах
хлебозаготовительной кампании 1928/29 года и организации хлебоснабжения в 1929/30
году см. также: Трагедия советской деревни. Т. 1.

3 Это решение Политбюро было оформлено постановлением СТО 11 декабря 1928 года.

4 Фактически Ленинградский Совет уже ввел хлебные карточки в ноябре 1928 года.
Постановление скорее регламентировало, чем вводило карточное снабжение. В
исполнение решения Политбюро, 15 января 1929 года в Ленинграде были установ­
лены двойные цены на хлеб. Ржаной хлеб стоил 9—12 коп. для горожан, 26 коп. для
приезжих, ситный хлеб — соответственно 18—22 и 35—40 коп. По кооперативной
книжке выдавалось не более 1,2 кг на едока. Без книжки по повышенной цене
продавалось в одни руки 2 кг ситного и 0,5 кг ржаного хлеба. Постановление
Московского Совета о введении карточек на хлеб появилось в феврале 1929 года
(РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 74. Л. ПО; Сагг Е.Н., Davies R.W. Foundations of a Planned
Economy. Vol. 1. P. 702).

5 РЦХИДНИ. Ф. 17. On. 3. Д. 715. Л. 3.

6 РГАЭ. Ф. 5240. On. 18. Д. 74. Л. 106-108.

3-899

65
ческий Совет РСФСР распространил «ленинградский опыт» на всю потреб­ляющую и часть производящей полосы Российской Федерации'.

И наконец, 14 февраля 1929 года карточная система на хлеб стала всесоюзной. Политбюро утвердило проект постановления, внесенный Нар-комторгом. По всей потребляющей полосе Российской Федерации, Закав­казья, Белоруссии и Украины хлеб населению должен был отпускаться по специальным заборным книжкам. Книжки получало только трудовое насе­ление городов. Постановлением был установлен предельный размер хлеб­ного пайка. В Москве и Ленинграде для рабочих и служащих фабрично-за­водских предприятий он составлял 900 гр печеного хлеба в день; для членов семей рабочих, служащих и их семей, безработных и прочего трудящегося населения — 500 гр. В остальных промышленных городах и фабрично-за­водских поселках — соответственно 600 и 300 гр. Карточки должны были быть введены не позже 1 марта 1929 года. Постановление повторило раннее решение Политбюро о сохранении свободной продажи хлеба без карточек приезжему населению, но только из того, что оставалось после обеспечения главных потребителей, и по двойной цене2.

Постановление явилось началом официального оформления иерархии государственного снабжения. Здесь уже видны ее географический и соци­альный элементы, которые позднее будут развиты в постановлениях Полит­бюро. Москва и Ленинград особо выделялись в системе снабжения. Насе­ление промышленных городов и поселков получало явные преимущества по сравнению с крестьянством и жителями неиндустриальных городов. Работающие на индустриальных объектах — преимущества перед теми, кто работал на второстепенных производствах. Показательно, что в постановле­нии ничего не говорилось о гарантированном снабжении сельских бедня­ков — они стали первой группой, изъятой Политбюро из списков плановых потребителей государственных запасов хлеба. Особенность этого постанов­ления, по сравнению с последующими, состояла в признании за местным руководством больших прав в регулировании снабжения. Совнаркомы рес­публик, краевые и областные исполкомы должны были составлять списки снабжения, могли в установленных пределах изменять нормы. В последую­щих решениях Политбюро будет урезать права местной власти в снабжении населения.

Из-за бюрократической процедуры составления и утверждения списков введение всесоюзной карточной системы в жизнь затянулось. В Москве карточки официально были введены только 17 марта, в Закавказье — в апреле. Реальные хлебные нормы в регионах, как правило, были меньше указанных в постановлении предельных норм и отличались между собойЗ.

С введением карточек хлебное положение в крупных городах несколько нормализовалось. По донесениям ОГПУ, рабочие в массе приняли карточ­ки спокойно и даже с удовлетворением: «Крестьяне перестанут таскать мешками хлеб из города». Служащие были недовольны низкими нормами, «непролетарского обывателя» охватила паника, слухи о скорой войне, не то

1 РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 1910. Л. 62.

2 РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 726. Л. 2-4.

3 В Закавказье было установлено 700—800 гр хлеба для рабочих, 400 гр для членов
семей и служащих. В Донбассе, как правило, 800 гр для горняков и металлистов,
600 гр — прочих рабочих, 300—400 гр — членов семей. В Москве норма рабочего была
800 гр, служащего и членов семей — 400 гр хлеба в день (ЦА ФСБ. Ф. 2. Оп. 7. Д. 65.
Л. 49-51; Д. 599. Л. 233-244; РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 186. Л. 34-37).

66

с Англией, не то с Румынией или Польшей, усилились. ОГПУ сохранило для нас тревожные голоса того времени:

«Еще войны нет, а нас переводят на паек, что же будет, когда начнется война».

«Постепенно нас приучают к голодной норме. Мануфактуру дают по орде­рам, чай и сахар по книжке, а теперь хлеб — по карточке».

«В кооперации постепенно уменьшаются продукты питания и предметы первой необходимости. Приближается период голодовки».

«Соввласть своими карточками похоронит себя>Л.

Хлебная проблема в 1928/29 году была главной, но не единственной. Остро ощущался недостаток всех основных продуктов питания. Неурожай сахарной свеклы повлек уменьшение производства сахара и сахарную про­блему. Невысокий урожай и сокращение посевов крупяных культур вызва­ли крупяной кризис. Недостаток кормов (овсяной кризис), повышение налогов и репрессии стимулировали забой скота, что ставило под угрозу мясные ресурсы. С весны 1929 года в стране начали ощущаться мясная и жировая проблемы.

Из-за недостатка ресурсов планы снабжения централизованных потре­бителей, которые составлял Наркомторг, были ниже реальной потребности в продуктах и товарах. Так, по расчетам Церабсекции2, годовая потребность крупы для снабжения рабочих промышленных центров в 1928/29 году составляла 5,1 млн. пудов. Наркомторг же выделил для этой цели в два раза меньше — 2,6 млн. пудов. Церабсекция просила 2 млн. пудов растительного и 400 тыс. пудов животного масла, план Наркомторга составлял соответст­венно 805 и 191 тыс. пудовЗ. Из-за бумажной волынки, больших потерь, плохой работы транспорта и торговли даже эти недостаточные планы снаб­жения не выполнялись. Как писалось в одном из донесений, «завоз про­дуктов носил случайный характер». По сообщениям Церабсекции, снабже­ние рабочих кооперативов крупами, маслом, мясом периодами совершенно прекращалось Государственно-кооперативная торговля, в общем-то, и раньше работала с перебоями, но нэпманы и крестьянский рынок выруча­ли. Теперь же репрессии и конфискации подорвали их работу. Росли, как на дрожжах, рыночные цены — индикатор товарного дефицита5.

Перебои с продовольствием привели к тому, что в 1928/29 году в регио­нах в дополнение к хлебным карточкам стали стихийно распространяться нормирование и карточки на другие продукты: масло, мясо, сахар, крупу и пр. Открытая продажа непродовольственных товаров в магазинах также по­степенно сворачивалась из-за огромных очередей и эксцессов. Вместо этого вводилось их распределение на предприятиях и в организациях по талонам и ордерам. Как и в случае с хлебом, нормирование и карточки оформлялись «снизу» решениями торгующих организаций и санкциями местной власти. Распространение нормирования шло без участия Политбюро.

1 ЦА ФСБ. Ф. 2. Оп. 7. Д. 599. Л. 237, 239, 242, 244.

2 Кооперативное объединение, снабжавшее индустриальных рабочих и городское
население промышленных центров.

3 РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 116. Л. 28.

4 РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 116. Л. 27-29.

5 За 10 месяцев 1928/29 года, по сравнению с соответствующим периодом прошло­
го, рыночные цены подскочили почти на 50% (Дихтяр Г.А. Советская торговля в
период построения социализма. С. 318).

67

Схема перехода от свободной торговли к нормированию, а затем и к карточкам была следующей. При достаточности товаров кооперативы про­давали их всем желающим. При недостатке появлялись ограничения, в первую очередь устанавливался максимальный размер покупки. Нельзя, например, было получить больше 3 кг крупы «в одни руки». Такое норми­рование было скользящим: оно то вводилось, то отменялось в зависимости от наличия продуктов; в одних районах ограничения покупки на данный продукт существовали, в других — нет; нормы продажи везде отличались. Если же перебои становились хроническими, то появлялись новые ограни­чения: продажа дефицитных товаров только членам кооператива. Не члены кооператива в лучшем случае могли покупать товары в меньшем количестве и по более высокой цене, но чаще всего вообще лишались возможности купить дефицитный товар. Дальнейшее ухудшение в торговле вело к более жестким мерам — вводились карточки. Они выдавались определенной группе людей — членам данного кооператива, жителям данного города или группы городов. Карточки означали, что только эта группа людей могла покупать дефицитный товар или товары в данном городе или районе. Товар можно было покупать в строго определенном магазине, в строго ограни­ченном количестве и ограниченное число раз. Как правило, указывалась месячная норма покупки (на хлеб существовали дневные нормы). Карточ­ки, таким образом, означали не только нормирование продаж, но и учет покупателей, и контроль за количеством покупок. Примером стихийного развития нормирования и региональных карточных систем в 1928/29 году могут служить истории снабжения населения в Москве и Донбассе.

В столице уже зимой 1928/29 года кооперативы, то в одном районе, то в другом, вводили ограничения — продажу по членским книжкам, пре­дельные нормы покупки, разные нормы для членов кооператива и посто­ронних. К апрелю сформировались общемосковские нормы продажи. В одни руки отпускалось 400 гр макарон на члена кооператива и 200 гр остальным; масла животного, соответственно, 500 и 400 гр; чая — 50 гр в месяц пайщикам кооперации и 25 гр остальным; сахара — по 2 кг в месяц для москвичей и 0,6—1,5 кг для жителей губернии. Растительное масло получали только члены кооператива — по 500 гр на едока. Месяч­ная норма крупы варьировалась по районам и месяцам от 3 до 5 кг. Яйца продавались не более 10 штук в одни руки. В мае обострилась мясная проблема, очереди достигали сотен человек. В результате спонтанно было введено ограничение покупки — не более 1 кг в руки. Хозяйственное мыло можно было купить по кооперативной книжке, москвичам полага­лось 1 кг на 3 месяца, жителям губернии — 725 гр. Зимой сложилась единая для всей Москвы норма продажи хлопчатобумажных тканей — 12 м на книжку на 3 месяца. Остальные непродовольственные товары распределялись по специальным талонам!.

Осенью 1929 года нормирование в Москве далее развивалось. Появились более строгие ограничения в торговле, которые позволяют говорить уже о существовании карточной системы на основные продукты питания. Углу­билась иерархия снабжения — городское население делилось на группы по социальному признаку. По решению Моссовета, в сентябре мясо стали продавать по кооперативным книжкам из расчета 200 гр в день на рабочего, 100 гр на служащего и по 100 гр на их иждивенцев. Появились обязатель-

1 ЦА ФСБ. Ф. 2. Оп. 7. Д. 65. Л. 19-166. 68

ные мясопостные дни. Была установлена норма отпуска мяса в столовых: для фабрично-заводских — 200 гр, для остальных — 100 гр на человека в день. Начиная с сентября нормировалась продажа сельдей: рабочим 800 гр, членам семей рабочих, служащим и членам их семей по 400 гр в месяц. С октября молоко получали только дети до 8 лет по 0,5 л в день. Яйца выдавались по талонам: детям до 8 лет — 25 штук, рабочим и служащим-пайщикам — по 15 штук в месяц. Были снижены нормы продажи масла: пайщикам — 600 гр, непайщикам — 300, детям — 200 гр в месяц!.

В Донбассе проведенное в апреле 1929 года обследование положения рабочих показало, что помимо карточек на хлеб существовало нормирова­ние основных продуктов питания. Развал частной торговли, которая обес­печивала почти половину потребностей населения в мясе, сделал мясной вопрос самым больным. Мясо поступало теперь только в рабочие коопера­тивы, где выстраивались большие очереди. Карточки на мясо пока не вводились, но его продажа ограничивалась до 1—2,5 кг в руки. Нормирова­лась также продажа крупы и сахара. Колбасы и сала в кооперативах не было совсем, а масло и рыба поступали в ограниченном количестве. Сами рабочие просили расширить список нормируемых продуктов2.

Осенью 1929 года положение в Донбассе, как и по всей стране, далее ухудшилось. Центральный комитет профсоюза горнорабочих СССР сооб­щал, что «рабочих форменным образом душат черным, сырым хлебом. О мясе и овощах абсолютно не приходится говорить». По отзывам самих рабочих: «Нет ни мяса, ни картошки, а если и бывает, то не добьешься, потому что кругом очередь». В результате росли прогулы, отлив рабочих из отрасли, угроза срыва производства. О какой работе могла идти речь, если рабочие практически не спали, «с 2—3 часов ночи с подушками отправля­лись к продуктовым лавкам». Выручали воскресные крестьянские базары. По бюджетным данным в семье горняка на одного едока в день в 1929 году приходилось 300—400 гр хлеба, 350 гр картофеля, 80 гр фруктов, 133 гр мяса и 7 гр коровьего масла. На других предприятих горнодобывающей промышленности положение было не лучше. Осенью 1929 года власти Донбасса вплотную подошли к введению карточек на основные продукты питанияЗ.

Положение в Москве и Донбассе не являлось исключением. По сообще­нию Экономического управления ОГПУ, которое подвело неутешительные итоги хозяйственного года, к осени 1929 года нормирование основных продуктов питания существовало во всех промышленных районах. Особен­но плохим было снабжение мясом и жирами. Ухудшилось и положение с хлебом. Выдача пайков запаздывала, нормы снижались, стратификация углублялась — в некоторых регионах со снабжения снимались рабочие, связанные с сельским хозяйством. Распространялись слухи о скорой моби­лизации, голоде в Поволжье, отделении Украины от СССР. «Нездоровые» настроения среди рабочих усилились. Бурно проходили собрания — «Врете... Долой... Дармоеды... Нас обманываете, муку гноите». Рабочие требовали прекратить вывоз зерна за границу. Дисциплина падала, росли прогулы, вспыхивали дискуссии во время работы. Прошли забастовки се-

1 ЦА ФСБ. Ф. 2. Оп. 7. Д. 674. Л. 4-11; РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 4. Л. 36;
РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 757. Л. 3.
  1. РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 186. Л. 34-37.
  2. РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 105. Л. 1-6, 10-12.

69

зонников, недовольных снабжением. Кадровые рабочие пока ограничива­лись критикой.

Руководство страны знало о продовольственном положении в регионах: ОГПУ посылало экономические сводки руководителям партии, правитель­ства и заинтересованных ведомств, о чем свидетельствуют листы рассылки. В начале нового, 1929/30 хозяйственного года Политбюро приступило к официальному оформлению всесоюзной карточной системы на основные продукты питания и непродовольствнные товары. Как и в случае с хлебом, оно прошло несколько этапов и началось с важнейших индустриальных центров.

В октябре 1929 года появились постановления о нормах снабжения Москвы, Ленинграда, Донбасса, летом 1930 года — Кузбасса. Список вклю­чал основные продукты питания — хлеб, крупу, мясо, сельдь, масло, сахар, чай, яйца. Постановления официально утвердили и регламентировали уже существовавшую практику нормирования и сложившуюся в снабжении иерархию: рабочие имели преимущества по сравнению с прочими трудящи­мися (служащие, члены семей рабочих и служащих, кустари)!. Нормы, установленные для рабочих, рассчитывались на основе их бюджетов и были немного выше их фактического потребления в 1928/29 году. Для остальных групп нормы снабжения на 1929/30 год были установлены ниже их потреб­ления в прошлом году (прилож., табл. 1)2.

Окончательное оформление всесоюзной карточной системы на основ­ные продукты питания и товары затянулось затем на год. Только в начале 1931 года, когда массовый голод стал реальной перспективой и карточки уже фактически существовали по всей стране, Политбюро официально установило нормы снабжения не только для избранных промышленных центров, но всего городского населения СССР.

1 В каждой группе снабжения члены кооперации пользовались преимуществами.
Тем самым Политбюро пыталось стимулировать развитие кооперативного движения.
Однако чем дальше, тем меньше «кооперативный признак» играл роль в государст­
венной политике снабжения. Она все более строилась на четких и «чистых» социаль­
но-производственных принципах. Место в ней определялось важностью в
выполнении государственных планов и близостью к власти.

2 РГАЭ. Ф. 8043. Оп. 11. Д. 26. Л. 249; Д. 2. Л. 224; Д. ПЗв. Л. 225, 228. Товарный
кризис углублялся, и в начале 1930 года нормы снабжения Москвы и Ленинграда
были снижены (РГАЭ. Ф. 8043. Оп. 11. Д. 7. Л. 92).