Е. Н. Разработка внеклассного мероприятия с применением икт
| Вид материала | Документы |
- План внеклассного мероприятия: проблемная дискуссия на тему, 37.09kb.
- Методическая разработка внеклассного мероприятия по дисциплине с "Основы экономики", 270.37kb.
- Методические рекомендации к разработанному внеклассному, 32.53kb.
- Урок литературы с применением икт на тему "Любовная лирика С. А. Есенина", 80.95kb.
- Внеклассное мероприятие. 10 класс. Автор работы: фио: Киселева Ирина Анатольевна, 184.69kb.
- Методическая разработка внеклассного мероприятия «мама, папа, я спортивная семья», 99.74kb.
- Разработка урока искусствознания с применением икт и цор по теме: «Живописцы счастья., 167.04kb.
- Методическая разработка внеклассного мероприятия по информатике Викторина «Байт, 128.08kb.
- Разработка внеклассного мероприятия по геометрии. В стране треугольника, 57.43kb.
- Методическая разработка внеклассного мероприятия для учащихся 8-11 классов на конкурс, 146.12kb.
МОУ СОШ № 6 Аслямова Е.Н.
Разработка внеклассного мероприятия с применением ИКТ
(литературный вечер) в 11 классе по теме «Безмерность в мире мер…»
Учитель Аслямова Елена Николаевна, МОУ СОШ №6
Цель: мотивировать на изучение творчества М.И. Цветаевой через создание атмосферы «погружения» в творчество поэта.
Задачи:
- познакомить с основными вехами жизни М.Цветаевой, определить основные черты личности поэта, дать представление об окружении М.Цветаевой;
-создать условия для развития умений работать с художественным словом и другим источниками информации, оформлять презентации;
- создать условия для воспитания эстетически грамотного читателя.
Оборудование: средства мультимедиа, презентация «Марине Цветаевой посвящается», выставка книг М.Цветаевой и книг о жизни и творчестве поэта, музыкальное сопровождение, оформление кабинета и костюмы участников в стиле первой четверти 20 века.
Текстовое сопровождение представляется учащимися, стихи читаются наизусть.
Ход мероприятия:
Исполнение ученицей песни «Уж сколько их упало в эту бездну…» на стихи М.Цветаевой.
«Идешь, на меня похожий…»
Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала - тоже!
Прохожий, остановись!
Прочти – слепоты куриной
И маков набрав букет –
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.
Не думай, что здесь – могила,
Что я появлюсь, грозя…
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя.
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились…
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!
Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед:
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.
Но только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь.
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.
Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли…
- И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.
Коктебель, 3 мая 1913
Немного есть на земле поэтов, которых узнают только по одному имени, без добавления фамилии. Говорят – Марина, и всё предельно ясно. Она сама любила всё предельное и даже запредельное. Её биография – её стихи и проза, её письма и переводы, всё её творчество. Но всё же – события, даты, имена, «вёрсты, мили». Итак…
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.
Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.
Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.
16 августа 1916
Предоставим слово самой Марине Ивановне. (Кто лучше нее знает свою жизнь?) Из автобиографии:
«Марина Ивановна Цветаева. Родилась 26 сентября (по старому стилю) 1892 года в Москве.
Отец – сын священника, европейский филолог, доктор Болонского университета, профессор истории искусств сначала в Киевском, затем в Московском университете, директор Румянцевского музея, основатель, вдохновитель и единоличный собиратель первого в России Музея изящных искусств. Герой труда. Умер в Москве, после открытия музея. Личное состояние (скромное, потому что всегда помогал нуждающимся) оставил на школу в Талицах. Библиотеку огромную, трудо- и трудноприобретённую, не изъяв ни одного тома, отдал в Румянцевский музей.
Мать – польской крови, ученица Рубинштейна, редкостно одарённая в музыке. Умерла рано. Стихи от неё. Библиотеку (свою и дедовскую) тоже отдала в музей. Так от нас, Цветаевых, Москве три библиотеки. Отдала бы и свою, если бы за годы революции не пришлось продать.
…Стихи пишу с 6 лет. Печатаю с 16. Писала и французские, и немецкие… Литературных влияний не имею, знаю человеческие… Любимые вещи в мире: музыка, природа, стихи, одиночество. Полное равнодушие к общественности, театру, зрительности. Чувство ограничивается детьми и тетрадями».
Кто создан из камня, кто создан из глины, -
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело – измена, мне имя – Марина,
Я – бренная пена морская.
Кто создан из глины, кто создан из плоти –
Тем гроб и надгробные плиты…
- В купели морской крещена – и в полёте
Своём – непрестанно разбита!
Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети
Пробьётся моё своеволье.
Меня – видишь кудри беспутные эти?
Земною не сделаешь солью.
Дробясь о гранитные ваши колена,
Я с каждой волной – воскресаю!
Да здравствует пена – весёлая пена –
Высокая пена морская!
23 мая 1920
От отца, Ивана Владимировича Цветаева, - интерес Марины Ивановны к истории и культуре Эллады, удивительное знание её мифов и легенд. Благодаря отцу, античный мир стал частью духовного мира Марины. От матери, Марии Александровны, - мятежность, страстность чувств, романтическая натура и любовь к стихам. «После такой матери мне оставалось одно – стать поэтом», - говорила Марина.
Марина росла среди музыки и книг. Любимыми стали немецкие сказки, Бетховен, Наполеон, родной Трёхпрудный переулок, Москва. Безусловно любимым человеком была Ася, младшая сестра Марины, единственно родственная душа и порой единственный слушатель первых стихов начинающего поэта.
Взрослела Марина, а вместе с ней креп и её талант. В день своего семнадцатилетия Марина написала стихотворение «Молитва».
Христос и Бог! Я жажду чуда
Теперь, сейчас, в начале дня!
О, дай мне умереть, покуда
Вся жизнь как книга для меня.
Ты мудрый, ты не скажешь строго:
- «Терпи, ещё не кончен срок».
Ты сам мне подал – слишком много!
Я жажду сразу – всех дорог!
Всего хочу: с душой цыгана
Идти под песни на разбой,
За всех страдать под звук органа
И амазонкой мчаться в бой;
Гадать по звёздам в чёрной башне,
Вести детей вперёд, сквозь тень…
Чтоб был легендой – день вчерашний,
Чтоб был безумьем – каждый день!
Люблю и крест, и шёлк, и каски,
Моя душа мгновений след…
Ты дал мне детство – лучше сказки
И дай мне смерть – в семнадцать лет!
Таруса, 26 сентября 1909
И в 1910 году тайком от родителей она выпустила свой первый поэтический сборник «Вечерний альбом». Он стал для Марины историей её законченного детства. Для нас он интересен как книга, предвещающая будущую Марину Цветаеву. Здесь она почти вся как в завязи: со своей предельной искренностью и трагизмом в по-детски светлой книге.
Первым, кто прочитал «Вечерний альбом» и сразу же на него отозвался, был поэт М.Волошин. Он оценил в цветаевских стихах главное – искренность. По его мнению, никому в поэзии не удавалось писать о детстве из детства.
К вам душа так радостно влекома!
О, какая веет благодать
От страниц «Вечернего альбома»!
(Почему «альбом», а не «тетрадь»?)
Почему скрывает чепчик чёрный
Чистый лоб, а на глазах очки?
Я заметил только взгляд покорный
И младенческий овал щеки,
Детский рот и простоту движений,
Связанность спокойно-скромных поз…
В Вашей книге столько достижений…
Кто же Вы? Простите мой вопрос.
…………………
Ваша книга – это весть «оттуда»,
Утренняя, благостная весть…
Я давно уж не приемлю чуда…
Но как сладко слышать: «Чудо есть!»
«Это очень юная и неопытная книга, - писал Волошин, - её нужно читать подряд, как дневник, и тогда каждая строчка будет понятна и уместна... «Вечерний альбом» - это прекрасная книга, исполненная истинно женским обаянием».
Для гимназистки это была огромная радость и поддержка. В Волошине, «любимом и родном Максе», она нашла друга на всю жизнь.
Марина всегда ощущала себя поэтом, не поэтессой, а именно поэтом. Как символичны стихи, написанные в то время, когда об её поэтическом даре мало кто знал!
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я – поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет,
Ворвавшимся, как маленькие черти,
В святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти,
- Нечитанным стихам! –
Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берёт!)
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черёд.
Коктебель, май 1913
Марина была человеком, не любившим своей внешности. Не любила она и говорить о ней. Но мы изменим этому правилу и посмотрим, что пишет о Марине её дочь в своих воспоминаниях: «Моя мать была невелика ростом – 163 см, с фигурой египетского мальчика. Строгая осанка была у неё: даже склоняясь над письменным столом, она хранила «Стальную выправку хребта». Волосы её, золотисто-каштановые, рано начали седеть. Светлы и немеркнущи были глаза – зелёные, цвета винограда. Лицо было полно постоянного внутреннего напряжения, движения, потаённой выразительности, изменчиво и насыщено оттенками, как небо и вода…». Такой была Марина.
Они встретились 5 мая 1911 года на пустынном коктебельском побережье, куда Марина приехала вместе с Асей по приглашению Волошина. Удивительное время, проведённое с Максом, морские прогулки, творческое вдохновение, часы одиночества стали для Марины самыми счастливыми моментами жизни.
В Коктебеле решилась Маринина судьба. Она собирала камешки на морском берегу. Он стал помогать ей – красивый, грустный юноша с поразительно огромными глазами. Взглянув в них, Марина загадала: «Если он найдёт и подарит мне сердолик, то я выйду за него замуж». Конечно же, сердолик этот он нашёл сразу же, на ощупь, ибо не отрывал своих серых глаз от её зелёных. Вложил ей в ладонь розовый крупный камень, который Марина хранила всю жизнь, который чудом уцелел и по сей день.
…Я бы хотела жить с Вами
В маленьком городе,
Где вечные сумерки
И вечные колокола.
И в маленькой деревенской гостинице –
Тонкий звон
Старинных часов – как капельки времени.
И иногда, по вечерам, из какой-нибудь мансарды –
Флейта,
И сам флейтист в окне.
И большие тюльпаны на окнах.
И может быть, Вы бы даже меня не любили…
Посреди комнаты – огромная изразцовая печка,
На каждом изразце – картинка:
Роза – сердце – корабль. -
А в единственном окне –
Снег, снег, снег.
Вы бы лежали – каким я Вас люблю: ленивый,
Равнодушный, беспечный.
Изредка резкий треск
Спички.
Папироса горит и гаснет,
И долго-долго дрожит на её краю
Серым коротким столбиком – пепел.
Вам даже лень его стряхивать –
И вся папироса летит в огонь.
10 октября 1916
В дневнике Марины есть запись: «Серёжу я люблю бесконечно и навеки. Он необычайно и благородно красив, он прекрасен внешне и внутренне. Он блестяще одарён, умён, благороден. Если бы вы знали, какой это пламенный, великодушный и глубокий юноша! Я постоянно дрожу над ним. От малейшего волнения повышается температура, он весь – лихорадочная жажда всего. Наш брак до того не похож на обычный, что я совсем не чувствую себя замужем и совсем не изменилась. Мы никогда не расстанемся. Наша встреча – чудо…»
Я с вызовом ношу его кольцо!
- Да, в Вечности – жена, не на бумаге! –
Чрезмерно узкое его лицо
Подобно шпаге.
Безмолвен рот его, углами вниз,
Мучительно-великолепны брови.
В его лице трагически слились
Две древних крови.
Он тонок первой тонкостью ветвей
Его глаза – прекрасно-бесполезны! –
Под крыльями раскинутых бровей –
Две бездны.
В его лице я рыцарству верна,
- Всем вам, кто жил и умирал без страху! –
Такие – в роковые времена –
Слагают стансы - и идут на плаху!
3 июля 1914
Марина Цветаева обвенчалась с Сергеем Эфроном в январе 1912 года в Палашевской церкви Рождества Христова перед иконой «Взыскание погибших». Затем их ожидало свадебное путешествие в Париж и Италию.
«Вчера вечером я вышла из дома, чтобы снять бельё, ибо надвигался дождь. И приняла в свои объятия весь ветер, - нет! весь Север. И это ты. Я не взяла его домой, но он остался на пороге. Он не вошёл в дом, но едва я уснула, он умчал меня с собой в море. И всё же это называется только так: я люблю тебя». Эти красивейшие строки – не из романа. Не из поэмы, они – из письма к любимому человеку. И письмо это для Цветаевой обычно, потому что с такой силой и красотой чувствует она всегда.
Исполнение песни на стихи М.Цветаевой «Мне нравится, что Вы больны не мной…» под аккомпанемент гитары.
В октябре того же, 1912 года, у Марины и Сергея родилась дочь, её назвали Ариадна, Аля, в честь героини греческой легенды о Минотавре. «Я назвала её Ариадной вопреки Серёже, который любит русские имена, папе, который любит имена простые, друзьям, которые считают, что это салонно… Назвала от романтизма и от высокомерия, которые руководят всей моей жизнью.
- Ариадна. – ведь это ответственно!
- Именно поэтому…»
Это было маленькое чудо с огромными глазами и горячим сердцем, которому Марина посвятила много своих стихов.
Четвёртый год
Четвёртый год.
Глаза – как лёд.
Брови – уже роковые.
Сегодня впервые
С кремлёвских высот
Наблюдаешь ты
Ледоход.
Льдины, льдины
И купола.
Звон золотой,
Серебряный звон.
Руки – скрещены,
Рот – нем.
Брови сдвинув – Наполеон! –
Ты созерцаешь – Кремль.
- Мама, куда – лёд идёт?
- Вперёд, лебедёнок!
Мимо дворцов, церквей, ворот –
Вперёд, лебедёнок!
Синий
Взор – озабочен.
- Ты меня любишь, Марина?
- Очень!
- Навсегда?
- Да.
Скоро - закат,
Скоро – назад:
Тебе – в детскую, мне –
Письма читать дерзкие,
Кусать рот.
А лёд
Всё
Идёт.
24 марта 1916
С самых первых лет жизни Али Марина начала узнавать в ней себя, уже взрослую. Дочь стала центром её внимания и любви.
Ты будешь невинной, тонкой,
Прелестной – и всем чужой.
Пленительной амазонкой,
Стремительной госпожой.
И косы свои, пожалуй,
Ты будешь носить, как шлем,
Ты будешь царицей бала –
И всех молодых поэм.
И многих пронзит, царица,
Насмешливый твой клинок,
И всё, что мне – только снится,
Ты будешь иметь у ног.
Всё будет тебе покорно,
И все при тебе – тихи.
Ты будешь, как я – бесспорно –
И лучше писать стихи…
Но будешь ли ты – кто знает –
Смертельно виски сжимать,
Как их вот сейчас сжимает
Твоя молодая мать.
5 июня 1914
А теперь поговорим о тех, кто окружал Марину. О тех, чьим влиянием формировалась её судьба, развивался её талант.
По-видимому, ближе всех к ней по духу, по творческим импульсам была Анна Ахматова. Именно в эти годы пробуждается у Марины особенный интерес к ахматовской лирике. В этих изысканных стихах живут могучие страсти. В поэтической манере Ахматовой Цветаева почувствовала родственную душу. Она пишет об Ахматовой: «разъярительница ветров», «златоустая Анна – Всея Руси искупительный глагол»:
О муза плача, прекраснейшая из муз!
О ты, шальное исчадие ночи белой!
Ты чёрную насылаешь метель на Русь,
И вопли твои вонзаются в нас как стрелы.
И мы шарахаемся, и глухое: ох! –
Стотысячное – тебе присягает, - Анна
Ахматова! – Это имя – огромный вздох
И в глубь он падает, которая безымянна.
И мы коронованы тем, что одну с тобой
Мы землю топчем, что небо над нами – то же!
И тот, кто ранен смертельной твоей судьбой,
Уже бессмертным на смертное сходит ложе.
В певучем граде моём купола горят.
И Спаса светлого славит слепец бродячий…
- И я дарю тебе свой колокольный град
- Ахматова – и сердце своё в придачу!
19 июня 1916
В триединство цветаевской любви входили тогда Ахматова, Блок и Мандельштам. «Если существует Бог поэзии, - писала Марина, - то Мандельштам – его гонец. Он доносит до людей божественный голос точным и чистым». В своей увлечённости Мандельштамом Цветаева пишет стихи, которые читаются как пылкие признания в любви:
Никто ничего не отнял –
Мне сладостно, что мы – врозь!
Целую вас – через сотни
Разъединяющих вёрст.
Александр Блок в жизни Цветаевой был единственным поэтом, которого она чтила не как собрата по ремеслу, а божество от поэзии и которому, как божеству, поклонялась. Анастасия Цветаева пишет в своих воспоминаниях об отношении сестры к поэту: «Творчество одного лишь Блока восприняла М. как высоту столь поднебесную, что ни о какой сопричастности этой высоте она и помыслить не смела – только коленопреклонялась». Таким поэтическим коленопреклоненим стали все Маринины стихи к Блоку и проза о нём.
Имя твоё – птица в руке,
Имя твоё – льдинка на языке.
Одно-единственное движенье губ.
Имя твоё - пять букв.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту.
Камень, кинутый в тихий пруд.
Всхлипнет так, как тебя зовут.
В лёгком щёлканье ночных копыт
Громкое имя твоё гремит.
И назовёт его нам в висок
Звонко щёлкающий курок.
Имя твоё, - ах, нельзя! –
Имя твоё – поцелуй в глаза,
В нежную стужу недвижных век.
Имя твоё – поцелуй в снег.
Ключевой, ледяной, голубой глоток.
С именем твоим – сон глубок.
15 апреля 1916
Судьба распорядилась так, что М.Цветаева провела в России годы Первой мировой войны и революции. Она, как и миллионы людей, вынуждена была жить среди голода и нищеты, среди холода и смертей. Что писала Марина в эти годы длинными вечерами у слабо потрескивающей печки, под бульканье воды в котелке, где варились с великим трудом приобретённые картофелины?
Домашний быт был каторжным. Не было денег. Всё, что можно было продать, - продано. Всё, что можно было сжечь, - сожжено. Её томила разлука, полная неизвестность о судьбе Сергея. Она отдала дочерей в приют, чтобы хоть как-нибудь спасти от голода, но голод был и в приюте. Аля заболела, и Марина забрала её домой. Младшая, Ирина, осталась в приюте и умерла. При одной мысли о гибели Сергея Марину пронизывал ужас. Так жила она, каждый день ожидая развязки. Спасало лишь одно – поэзия. В тесной, отсыревшей квартире, при свете коптилки, помимо воли, возникали стихи из каких-то глубинных, неисчерпаемых душевных родников.
Её восприятие революции было сложным. Это была не злоба, это был плач. Марина встала над схваткой, и этого ей не простили.
Белым был - красным стал:
кровь обагрила.
Красным был – белый стал:
Смерть побелила.
Марина ждала Сергея и записала в дневнике: «Если Бог сделает чудо и оставит Вас в живых – я буду ходить за Вами, как собака».
Исполнение ученицей песни на стихи М.Цветаевой «Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…»
Она получила письмо от мужа только 1 июля 1921 года. «Мой милый друг, Мариночка, получил письмо от Ильи Эренбурга, что Вы живы и здоровы. Прочитав письмо, я обезумел от радости. Наша встреча с Вами была величайшим чудом, ещё большим чудом будет наша встреча грядущая…»
Марина записала в тетради: «С сегодняшнего дня – жизнь. Мой Серёженька! Если от счастья не умирают, то во всяком случае – каменеют. Я верю в чудо, Серёжа!».
Она ещё не знала, что должен пройти год, чтобы в июне 1922 они наконец встретились. Так Марина оказалась в эмиграции.
«После России». Так Цветаева назвала свою книгу стихов, изданную в эмиграции. Так она восприняла и свою вынужденную разлуку с Родиной. Ехала к мужу, с которым не виделась 5 лет и которому путь в Россию был заказан – «белогвардеец». Семнадцать долгих лет.
Были и вечера с чтением стихов, и редкие праздники, и новые лица, часто приятные, но пресловутая «безмерность в мире мер» и здесь не могла ничем помочь ей в жизни, в быту, неустроенном и подчас кошмарном, забирающем все силы.
«Я здесь никому не нужна. Есть – знакомые. Но какой это холод, какая условность, какое висение на ниточке и цепляние за соломинку. Какая нечеловечность… Все меня выталкивают в Россию, в которую я ехать не могу. Здесь я не нужна. Там я невозможна».
Тоска по родине! Давно
Разоблачённая морока!
Мне совершенно всё равно –
Где совершенно одинокой
Быть, по каким камням домой
Брести и кошёлкою базарной
В дом, и не знающий, что – мой,
Как госпиталь или казарма.
………………………
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И всё – равно, и всё – едино.
Но если по дороге – куст
Встаёт, особенно – рябина…
1934
Три с половиной года Марина с семьёй жила в Чехии, 14 лет – во Франции. Ужасала бедность: у неё даже не было платья, чтобы выступить в Париже на одном чудом полученном концерте, читая свои стихи. Платье её прислала верная подруга, Анна Тескова, из Чехии. Из письма Тесковой: «Была бы я в России, всё было бы иначе, но - России (звука) нет, есть буквы: СССР, - не могу же я ехать в глухое, без гласных, в свистящую гущу. Кроме того, меня в Россию не пустят: буквы не раздвинутся… В России я поэт без книг, здесь – поэт без читателей. То, что я делаю, никому не нужно». И опять: «Здесь я не нужна. Там я невозможна».
Берлин, Прага, Париж – по этим дорогам прошла вся судьба Марины. Весь сложный путь она была рядом с необыкновенным человеком – Алей. Их отношения были настолько удивительны, что порой казалось: возраст их не разделяет. Цветаева посвятила дочери много замечательных стихотворений.
Когда-нибудь, прелестное созданье,
Я стану для тебя воспоминаньем.
Там, в памяти твоей голубоокой
Затерянным – так далеко-далёко.
Забудешь ты мой профиль горбоносый,
И лоб в апофеозе папиросы,
И вечный смех мой, коим всех морочу,
И сотню – на руке моей рабочей –
Серебряных перстней, - чердак-каюту,
Моих бумаг божественную смуту…
Как в страшный год, возвышены Бедою,
Ты – маленькой была, я – молодою.
Ноябрь 1919
1 февраля 1925 года у Марины родился «вымечтанный сын» Георгий, Мур – так называли его дома. «Если бы мне пришлось сейчас умереть, я бы дико жалела мальчика, которого люблю какой-то тоскливою, умилённою, благодарною любовью. Алю бы я жалела за другое и по-другому. Аля бы меня никогда не забыла, мальчик бы меня никогда не вспомнил», - писала Марина.
В последние годы эмиграции особенно чувствовалась тяга Цветаевой к истинно русскому. Именно тогда, в 30-е годы, она обращается к пушкинской теме. Марина переводит на французский язык стихи Пушкина, посвящает любимому поэту цикл стихов. Поистине необыкновенными стали и очерки «Пушкин и Пугачёв», «Мой Пушкин», где Марина с трепетом говорит о роли великого поэта в своей жизни, начиная с детства и заканчивая годами разлуки с Россией.
В эти же годы Марина писала: «Так одинока, как в это пятилетие, я никогда не была. Дома я вроде «стража беспечности» - роль самая невыгодная… У меня нет человека, к которому бы я могла прийти вечером, сбыв с плеч день, который, раскрыв дверь, мне непременно обрадовался бы, ни одного человека, которого не надо бы предварительно запрашивать: можно ли? Я здесь никому не нужна».
Существования котловиною
Задавленная, в столбняке глушизн,
Погребенная заживо под лавиною
Дней – как каторгу избываю жизнь.
Гробовое, глухое моё зимовье.
Смерти: инея на уста-красны –
Никакого иного себе здоровья
Не желаю от бога и от весны.
11 января 1925
В 1936-1937 годах Цветаева уже готовилась к отъезду на Родину. Она не могла не вернуться в Россию. Она сделала это не потому, что жила за границей в ужасающей бедности. Сделала это не только потому, что великий мастер языка не могла жить вне языка. Цветаева сделала это не только потому, что презирала окружающий её мелкобуржуазный мир, заклеймённый ею в «Крысолове», не только потому, что ненавидела фашизм, против которого гневно выступала в своих чешских стихах. Она искала дом не для себя, а для своего сына и, главное, как писал поэт Евгений Евтушенко, «для своих многочисленных детей-стихов, чьей матерью она была, и она – при всей своей обречённости на бездомность – знала, что дом её стихов – Россия. Возвращение Цветаевой было поступком матери своих стихов».
В марте 1937 года в СССР уехала Ариадна, следом – Сергей Яковлевич. Он ещё в начале 30-х годов подал прошение о получении советского паспорта. Условие возвращения – участие в работе «Союза возвращения», который курировали органы НКВД. Марина была далека от политики и фактически ничего не знала ни о работе своего мужа, ни о том, что дочь во многом помогала отцу.
В июне 1939 года мать и сын сели в поезд. Из Парижа Марину с сыном не провожал никто. Цветаева вернулась в Москву 18 июня 1939 года и лишь на вокзале узнала об аресте сестры Аси.
Цветаеву не расстреляли, не арестовали. Её казнили незамечанием, непечатанием, нищетой. В августе того же 1939 года арестовали дочь Ариадну, талантливую художницу и журналистку. В октябре – Сергея Эфрона, совершенно больного и истерзанного бедой дочери. Москва, Голицыно, Болшево… Они почти не отличались друг от друга. Без мужа, без дочери, без жилья и друзей и абсолютно без всяких надежд…
Ещё два года будет длиться Голгофа Марины, её расплата. За что? За непохожесть? Нетерпимость? Неумение приспосабливаться к чему бы то ни было? За право быть самой собой? Расплата за любовь, неуёмную, невозможную «в мире мер», любовь земную и поэтическую, конкретную и космическую.
Марина осталась без средств к существованию (багаж Цветаева получила лишь через год после приезда в СССР), без жилплощади. Какое-то время она с Муром жила возле Голицынского дома отдыха, на улице. Сын непрерывно болел. Жила переводами. Писала Берии: «Я не знаю, в чём обвиняют моего мужа, но знаю, что ни на какое предательство, двурушничество и вероломство он не способен». Она нежно, в каком-то смысле по-матерински, любила романтического Сергея Эфрона. Исполняя клятву юности не оставлять его, Марина, пытаясь спасти мужа, обращалась в разные инстанции. В официальном документе о посмертной реабилитации С.Эфрона как дата смерти указывается 1941 год.
У Марины не было больше Сергея. Она не знала, что с дочерью. Между нею и сыном вырастала полоса отчуждения. Встреча с читающей Россией не состоялась…
…О чёрная гора,
Затмившая весь свет!
Пора – пора – пора
Творцу вернуть билет.
Отказываюсь – быть
В Бедламе нелюдей.
Отказываюсь – жить
С волками площадей.
Цветаеву отправили в эвакуацию в камский городок Елабугу. По свидетельству Слонима, «Пастернак пришёл к ней помочь укладываться. Он принёс верёвку, чтобы перевязать чемодан, выхвалил её крепость и пошутил, что она всё выдержит, хоть вешайся на ней. Ему впоследствии передавали, что Цветаева повесилась на этой верёвке, и он долго не мог простить себе эту роковую шутку».
26 августа 1941 года Цветаева написала заявление Совет Литфонда:
«Прошу принять меня на работу в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфонда». Работы в Елабуге она найти не могла. В архиве Союза писателей Татарии сохранилось отчаянное письмо Марины, где она предлагала свои услуги по переводу с татарского в обмен на мыло и махорку. Ей тогда не ответили, потому что Союз писателей Татарии был почти весь арестован.
«Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але – если увидишь, - что любила их до последней минуты, и объясни, что попала в тупик, - писала Марина 31 августа 1941 года сыну.
И, обращаясь к писателям: «Дорогие товарищи! Не оставьте Мура… Я хочу, чтобы Мур жил и учился. Со мною он пропадёт». (Георгий школу закончил в Ташкенте. Слушал лекции в Институте философии, литературы и искусства. Отличался литературной одарённостью и художественными способностями. В начале 1944 года был призван в армию. Погиб в июле 1944 года в Витебской области.)
Из воспоминаний Евгения Евтушенко:
«Я побывал в 1970 году в Елабуге, когда не было ещё надгробного камня, а только колышек с надписью «В этой стороне кладбища похоронена Марина Цветаева». Я написал тогда стихотворение «Елабужский гвоздь»:
Помнишь, гераневая Елабуга,
ту городскую, что вечность назад
долго курила, курила, как плакала,
твой разъедающий самосад.
Бога просила молитвенно, ранено,
чтобы ей дали бельё постирать.
Вы мне позвольте, Марина Ивановна,
Там, где вы жили, чуть-чуть постоять.
Бабка открыла калитку зыбучую:
«Пытка под старость – незнамо за что.
Ходют и ходют – ну прямо замучили.
Дом бы продать, да не купит никто.
Помню – была она строгая, крупная.
Не подходила ей стирка белья.
Не управлялась она с самокрутками.
Я их крутила. Верёвку – не я…»
Сирые сени. Слепые. Те самые,
где оказалась пенька хороша,
где напослед леденящею Камою
губы смочить привелось из ковша.
Гвоздь, а не крюк. Он гранёный, увесистый
для хомутов, для рыбацких снастей.
Слишком здесь низко, чтоб взять и повеситься.
Вот удавиться – оно попростей.
Ну а старушка, что выжила впроголодь,
мне говорит, будто важный я гость:
«Как мне с гвоздём-то? Все смотрят и трогают…
Может, возьмёте себе этот гвоздь?»
Бабушка, я вас прошу как о милости –
только не спрашивайте опять:
«А отчего она самоубилась-то?
Вы ведь учёный… Вам легче понять…»
Бабушка, страшно мне в сенцах и в комнате.
Мне бы поплакать на вашем плече.
Есть лишь убийства на свете – запомните.
Самоубийств не бывает вообще.
Марина Цветаева – неоплатная наша вина, но и любовь наша вечная.
Звучит мелодия песни «Уж сколько их упало в эту бездну…» на стихи М.Цветаевой.