Geum.ru

Allen Knechtschaffenen An alle Himmel schreib ich s an, die diesen Ball umspannen: Nicht der Tyran istein schimpflicher Mann, aber der Knecht des Tyrannen

Вид материалаДокументы

Содержание


Порабощение крестьянства
Крестьянство: окончательное решение
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   38


Уншлихт с большим удовольствием взорвал варшавскую цитадель, где он раньше сидел арестантом: взрыв убил сотню людей и только чудом не сровнял с землей еврейский квартал.


Во Франции проживало больше всего русских эмигрантов и советских беженцев и дезертиров; к тому же Коммунистическая партия Франции была весомой силой. Неудивительно, что именно во Франции ОГПУ сосредоточило свою работу. В феврале 1927 г. французская служба безопасности арестовала больше сотни советских агентов, но не решилась на окончательную чистку, опасаясь за будущее французско-советской торговли. Через два года скончались двое осмотрительных лидеров эмиграции, генерал Петр Врангель и великий князь Николай Николаевич; в 1929 г. вождем Русского общевоинского союза стал генерал Александр Кутепов, который любил повторять: «Мы не можем ждать конца большевизма, мы должны уничтожать его». В январе 1930 г. гэпэушники похитили Кутепова и доставили его в деревянном ящике на советский пароход, причаливший недалеко от берега. Кутепов умер в ящике от хлороформа.


Тех в русской диаспоре, кого ОГПУ не убивало, оно развращало: генерал Николай Скоблин, впавший в нищету, поддался на уговоры своей жены, певицы Надежды Плевицкой, которая сама не имела никаких убеждений и принципов, и начал помогать ОГПУ похищать остальных царских генералов; бизнесмен Сергей Третьяков получил концессии в СССР в обмен на то, что он передавал беженцев, искавших у него помощи, прямо в руки ОГПУ. Иногда эмигранты без своего ведома работали на ОГПУ: бывший царский посол в Лондоне Николай Саблин посылал другому бывшему послу Михаилу Гирсу самую подробную информацию о британской иностранной политике, и ОГПУ сразу получало копии его докладов. Трупы людей, убитых ОГПУ, обнаруживались на границах Франции и Швейцарии, но дипломатические скандалы быстро заглушались: ни одна служба безопасности в мире не могла сравниться с ОГПУ в опыте политических убийств.


В это время Менжинский был больше занят подготовкой показательных процессов, а Генрих Ягода занимался раскулачиванием и превращением концлагерей в огромный резервуар рабов и чернорабочих. Иностранными операциями тогда заведовал Меер Трилиссер, который, как опытный организатор террора во время Гражданской войны, презирал «кабинетную крысу» Ягоду. (Конфликт с Ягодой был ошибкой, особенно учитывая, что Трилиссер, с его очкастой физиономией и хихиканьем, сильно не понравился Сталину, так что его скоро выгнали из ОГПУ.)


Пока Троцкий жил в Алма-Ате, ОГПУ осведомляло Сталина о содержании его обширной переписки с еще не отрекшимися от опального лидера сторонниками. Вскоре Менжинский запретил Троцкому переписку и арестовал его курьера; опальному вождю запретили даже выходить из города охотиться на фазанов. Начиналась кровавая трагедия. Летом 1928 г., преследуемая полицией, отрезанная от отца я от медицинской помощи, младшая дочь Троцкого Нина умерла от чахотки. Сталин уже намеревался выслать Троцкого из СССР, но члены Политбюро еще не были готовы так жестко поступить с бывшим вождем. Поэтому Сталин высказался мягче: «Я предлагаю выслать его за границу. Если он образумится, путь назад не будет закрыт».


Но какая страна согласилась бы принять столь одиозного изгнанника? Согласилась только Турция (пока неизвестно почему). 16 декабря 1928 г. гэпэушники сообщили Троцкому, что они поднимают «вопрос о смене адреса для Вас». Через месяц Троцкого везли по России, объезжая крупные узлы и вокзалы, чтобы не было демонстраций. Троцкий протестовал только символически: он называл свое полотенце «Ягода» и носки «Менжинский». Вместе с женой и старшим сыном его доставили в Стамбул, где после неприятного пребывания в советском консульстве он получил на острове Бююк-ада великолепный кирпичный особняк, в котором раньше жид шеф безопасности султана Абдул-Хамида.


Ошибкой Менжинского и Ягоды оказалось то, что они разрешили Троцкому взять с собой большую часть его архива. Несмотря на кражи и грабежи, которые совершались агентами Сталина, этот архив снабдил Троцкого материалами на десятилетнюю кампанию против Сталина. За те четыре года, которые он провел на острове, Троцкий притягивал к себе не только агентов ОГПУ, но и всех социалистов-еретиков. Один из них был одновременно и тем и другим. Это Яков Блюмкин, которому давно простили убийство немецкого посла и который стал самым экстравагантным агентом ОГПУ. Блюмкин жил в Стамбуле под псевдонимом Султан-Заде и под личиной торговца древними еврейскими книгами (он говорил свободно на турецком, персидском и иврите). В первой половине 1920-х fix. Блюмкин работал в секретариате Троцкого, редактируя статьи о Гражданской войне» воспевая военную славу Троцкого. Несмотря на опасность, Блюмкин так привязался к Троцкому, что не только заехал к нему на Бююк-ада, но согласился взять с собой в Москву письмо Троцкого, в котором тот советовал своим сторонникам; как продолжать борьбу против Сталина.


Этим героическим жестом Блюмкин превратил себя из волкодава в волка. В Москве один бывший троцкист, друг Блюмкина, доложил обо всем в ОГПУ. Чекисты заставили любовницу Блюмкина заманить его в ловушку. Блюмкин сделал все, что он мог, чтобы избежать ареста, — он сбрил бороду и похитил машину, — но его поймали, допросили «с пристрастием», по приказу Сталина, который продиктовал Менжинскому приговор. Блюмкин написал красноречивые показания36, объясняя свою раздвоенность тем, что, хотя сердцем он был троцкистом, умом он целиком принадлежал к партии. Признание Блюмкина в том, что вообще во мне совершенно параллельно уживались чисто деловая преданность к тому делу, которое мне было поручено, с моими личными колебаниями между троцкистской оппозицией и партией. Мне кажется, что психологически это вполне допустимо, и это является объективным залогом моей искренности было отчеркнуто Сталиным на полях с его смертоносной пометой «Ха-ха-ха». Покровитель Блюмкина Трилиссер против своей воли был назначен в состав тройки, которая, по настоянию Сталина, Менжинского и Ягоды, приговорила Блюмкина к расстрелу. Блюмкин опять стал историческим лицом — он был первым гэпэушником и первым троцкистом, которого расстрелял Сталин. Гэпэушники и троцкисты сделали надлежащие выводы.


Несмотря на то что архив ускользнул из рук Сталина, высылку Троцкого могли считать успехом. Сторонники его были в отчаянии: максимум, на что советский «троцкист» был способен, это жаловаться на «эмпирические» (то есть жестокие и неэффективные) методы сталинских подопечных в исполнении политики, которую раньше рекомендовал сам Троцкий. Многим троцкистам надоела ссылка в провинции, и, как Зиновьев и Каменев, они хотели подобострастием вернуть себе и власть в партии, и прописку в столице. Эти троцкисты предложили Сталину воссоединить их с партией, при условии что Сталин не будет применять против них 58-ю статью (антисоветские преступления от агитации до измены родине) Уголовного кодекса. Четыре вьщающихся троцкиста объявили «отрыв, идейный и организационный, от троцкизма»: Иван Смирнов, который боролся уже семь лет против Сталина; Ивар Смилга, либеральный латыш; Евгений Преображенский, который вместе с Троцким отказался признать Брест-Литовский договор и который дал санкцию на убийство царской семьи; Карл Радек, остряк и циник партии37.


Сталин не снизошел к кающимся троцкистам. Только секретарь Контрольной комиссии ЦК Емельян Ярославский (панегирист Сталина, прозванный «советским попом» за свой воинствующий атеизм) дал им подписать публичное отречение от уклонов. Но не все троцкисты сдавались. Болгарский коммунист Христиан Раковский, бывший советский посол в Великобритании и во Франции, сосланный теперь в Саратов, утешал себя тем, что он имел престиж в Коминтерне, и не переставал требовать демократической дискуссии в партии38. Требования Раковского нашли поддержку у пятисот «оппозиционеров» в 95 лагерях и тюрьмах. Но к тому времени расстрел Блюмкина уже показал, что Сталин и Ягода расценивали контакты с Троцким как преступление, караемое смертью.


В конце 1929 г. Сталин отметил свое пятидесятилетие (может быть, он сам забыл, что ему уже 51 год) небывалыми торжествами, в которых участвовал каждый подхалимствующий поэт или художник. Сталину уже не надо было делать вид, что он выбирал или посредничал между левыми и правыми. Этот год он назвал годом «великого перелома». Уже в апреле начался первый пятилетний план, осуществляющий именно те проекты, которые Сталин высмеивал, когда их предлагал Троцкий: «Как будто крестьянин, сберегавший несколько копеек на новый плуг, пошел и купил себе патефон»; экономисты теперь знали, чего от них требовали: они смело заявляли, что можно за пять лет удвоить производство угля, стали, электричества, золота. Сталин еще удвоил и без того безрассудно оптимистические цифры и объявил, что надо выполнить пятилетний план в четыре года.


Чтобы выполнить план даже наполовину, надо было искать другие пути. Так как Сталин враждебно относился к иностранцам, как к вредителям, иностранные инвестиции играли незначительную роль, хотя Генри Форд с готовностью предлагал сборочные конвейеры для тракторов и грузовиков. Запасных капиталов было мало. В условиях мировой депрессии цены на русскую нефть и русский лес падали. Надо было еще безжалостнее выбивать зерно из крестьян. На далеком севере России и Сибири оставались необозримые источники угля, золота и драгоценных металлов, но трудно было заманить туда из столиц даже полтора миллиона безработных. Несмотря на человеческие потери Первой мировой и Гражданской войн, в России выжило много тружеников — но их надо было принудить.


ПОРАБОЩЕНИЕ КРЕСТЬЯНСТВА


Но вот, после них вышли из реки семь коров других, худых видом и тощих плотию, и стали подле тех коров, на берегу реки.


И съели коровы худые видом и тощие плотию семь коров хороших видом и тучных. И проснулся фараон.


Бытие 41:3-4


Хладнокровный циник мог бы заметить, что сталинскую кампанию против крестьянства 1929 г. можно считать запоздалым разрешением проблемы перенаселения Европейской России и ее малоземелья. В XIX в. почти вся Европа высылала своих лишних крестьян в колонии. В XX столетии к услугам Сталина для переселения лишних русских и украинских крестьян остались лишь Сибирь и Казахстан (откуда казахи-скотоводы со своими стадами мигрировали в Китай). Страданий, подобных тем, которые испытали «спецпереселенцы», мало в истории человечества. Процесс можно сравнивать по масштабам и чудовищности только с торговлей африканскими рабами. Британцам, французам, испанцам, португальцам понадобилось двести лет, чтобы перевезти десять миллионов душ в рабство и убить около двух миллионов. Сталин сделал столько же всего в четыре года.


Почти сплошное равнодушие и молчание Америки и Европы, когда они узнали об этом небывало чудовищном деле, наводит на мысль, что остальной мир, как и Ленин, Сталин и Менжинский, считал русское крестьянство низшей расой. Когда Сталин завершал свой геноцид крестьянства, нацисты начинали преследование евреев. До сих пор нам стыдно за то, что Европа знала о расовой политике нацистов и ничего не предпринимала. Но по сравнению с безразличием Европы к искоренению русского крестьянства тихий ропот о нацистских жестокостях звучит как вопль. Советская власть старалась не пускать журналистов и дипломатов дальше московских пригородов, но трудно было заставить их не смотреть в окна поездов дальнего следования, да и иностранные специалисты, которые строили электростанции и заводы в провинции, часто пгх>балтьшались; Горсточка европейских журналистов — Нико-лаус Бассехес в Германии, Гарет Джонс и Малькольм Магтеридж из Великобритании — оказались честными свидетелями и печатали правдивые и подробные статьи, но их голоса заглушались беззастенчиво самоуверенными заявлениями о том, что всё в порядке, исходившими от таких «экспертов», как британский профессор сэр Бернард Пэре или американский журналист Уолтер Дюранти. Некоторых журналистов, среди них Дюранти, Ягода уже шантажировал; они передавали сталинскую ложь не только для того, чтобы сохранить доступ к наркомам, но и чтобы их собственная деятельность не была разоблачена.


Во всяком случае, Сталин, партия и ОГПУ не волновались. Им казалось, что порабощение и истребление миллионов русских и украинских крестьян не влияет на реггутацию СССР, а отдать десяток иностранных инженеров под суд вредно для советского престижа. Террор усиливался. В январе 1929 ц Политбюро поручило Менжинскому и наркому юстиции Николаю Янсону объединиться с Крыленко, чтобы «обеспечить максимальную быстроту осуществления репрессий в отношении кулацких террористов»39. В мае Политбюро издало постановление «Об использовании труда уголовных арестантов», строго секретное, подписанное Сталиным и адресованное Ягоде в ОГПУ и Крыленко в прокуратуру: «Перейти на систему массового использования за плату труда уголовных арестантов, имеющих приговор не менее трех лет, в районе Ухты, Индиго и т.д.»40. В июле «концлагеря» стали «лагерями исправительного труда»: ГУЛАГ созрел.


В апреле 1930 г. Станислав Мессинг, заместитель Менжинского, польский ветеран тех дивизий, которые подавили Кронштадтское восстание, создал огромную империю ГУЛАГ. Ее номинальным правителем стал Лазарь Коган, глава пограничной службы ОГПУ; его заместителями были 34-летний Матвей Берман, самый беспощадный в мировой истории эксплуататор рабского труда, и Яков Раппопорт, один из всего двоих пионеров ГУЛАГа, которым удастся пережить Сталина и умереть своей смертью.


Те рабы, которые заполняли лагеря, в большинстве не были уголовными арестантами, а просто людьми, которых ОГПУ классифицировало как «общественно-опасные элементы», т.е. зажиточные крестьяне, которые могли бы сопротивляться конфискации имущества. Сначала аресты и высылки запрудили систему, и Менжинскому и Ягоде, чтобы искупить свою вину после первых халтурных показательных процессов, пришлось принять сильные меры, чтобы северные шахты получили достаточный запас хотя бы неквалифицированных рабочих. Вся стратегия Ягоды и Сталина состояла в том, чтобы переменить назначение империи ОГПУ с политического на экономическое. Раньше политзаключенные были просто игрушками для опальных садистов из ЧК, а теперь, по мере того как Менжинский сходил в могилу, Ягода принимал главные решения и заменял озверевших администраторов лагерей более услужливыми и эффективными, которые использовали физические силы заключенных не для собственного удовольствия, а для труда, зарабатывающего или экономящего для государства иностранную валюту, — заключенных отправляли на лесоповал, в шахты или на гигантские стройки, такие как Беломорский канал.


С 1929 г. число арестованных и расстрелянных ОГПУ резко возросло. В 1929 г. 162 726 человек было арестовано за «контрреволюционную деятельность», из них 2109 было расстреляно, 25 тыс. помещено в лагерь и столько же сослано. В 1930 г. арестовали вдвое больше (треть миллиона) и казнили вдесятеро больше (20 тыс.); ГУЛАГ принял в этом году больше ста тысяч41. К 1934 г. рабов-рабочих будет уже полмиллиона. Хозяйство лагерей, с его страшной смертностью и неутолимой потребностью в дешевой рабочей силе; само начало диктовать ОГПУ, сколъко людей надо арестовать.


Сталинский пятилетний план требовал урбанизации и, в свою очередь, опустошения деревни. После реквизиции зерна в 1928 г. и непомерного увеличения налогов, разоривших всех крестьян, мало кто по своей воле оставался хлеборобом — особенно когда государство продолжало грабить и терроризировать деревню. Великий перелом, объявленный Сталиным в 1929 г., оказался программой полной коллективизации в хлебных районах страны. С 1921 г. проводилась добровольная коллективизация, результатом которой стало объединение (нередко лишь номинально) всего 5% крестьянства в колхозы.


Зимой 1929/30 г. стычки крестьян с властью разрослись в гражданскую войну: сотни тысяч крестьян, вооруженных вилами и обрезами, выходили навстречу пулеметам гэпэушников. Несмотря на опасения Менжинского, что красноармейцы не смогут открыть огонь по соотечественникам-крестьянам, армейская артиллерия и самолеты обстреливали и бомбили деревни. На Украине большевисте кие полководцы Иона Якир и Виталий Примаков совершали кровавые карательные набеги. Любое сопротивление, даже демонстрации, где коммунистов били, но оставляли в живых, подавлялось жестоким насилием. Иногда солдаты переходили к крестьянам; по крайней мере один раз пришлось расстрелять летчиков, отказавшихся бомбить восставшие деревни. Были даже случаи, когда бунтовали сами гэпэушники: в марте 1930 г. алтайский уполномоченный VIIV арестовал восемьдесят девять партийных работников, расстрелял девятерых из них и освободил заключенных кулаков, раздав им ружья42.


Голос Бухарина, последнего вопиющего в пустыне Политбюро, замолк, а западные капиталисты, которых сталинский холокост нисколько не волновал, беззаботно продавали технику для советской индустриализации. Сталин делал что хотел. По мере того как процесс становился необратимым, он повышал нормы коллективизации и мобилизовал 27 тыс. партийных активистов. Молотов подстрекал Сталина на еще более суровые меры; на него и была возложена главная ответственность за коллективизацию, совместно с Крыленко, Ягодой и Ефимом Евдокимовым (прославившимся даже в ОГПУ зверствами).


Эти люди интересовались только раскулачиванием и классовой войной; Хотя всего 2,5% крестьян официально числились в кулаках, Ягода, Евдокимов и Крыленко установили квоту в 5% для ограбления, высылки или, во многих случаях, физического уничтожения. Кулаков делили на три категории: «враждебных», отправляли на расстрел или в лагерь; «опасных» высылали на Крайний Север или в Казахстан; «не представляющих угрозы» лишали имущества и выпускали на свободу в местности проживания. Уже к концу января 1930 г. комиссия Молотова отнесла 210 тыс. хозяйств, то есть полтора миллиона людей, к первым двум категориям. Кулаков выгоняли на зимний мороз; соседям запрещали давать им приют или кормить их (в противном случае и соседи раскулачивались). Деньги и сберкнижки конфисковывались вместе со всем имуществом, кроме того, во что люди были одеты или что несли с собой. Потом их сажали на поезда, и тех, кто доезжал живым, отдавали во власть таких шефов ОГПУ, как Леонид Заковский, который даже не построил казарм для спецпоселенцев.


Все документы указывали на полный успех: через месяц Молотов доложил, что 13,5 млн семейств передали землю, скот и инвентарь в колхозы. Поскольку кулаки оставили все имущество, можталии: Партия солоно было подумать, что бедняки и середняки воспользовались лишней землей и инструментами. Иногда бедным раздавали теплую одежду и обувь, снятую с кулаков: Ягода надеялся такими подарками, заслужить любовь колхозников. На деле же во многих случаях происходило форменное разорение сельского хозяйства и уничтожение десятой части населения, а колхозы существовали только на бумаге. Той зимой крестьяне перерезали скот, включая тяглых лошадей, так что «в первый раз наелись мясом», как заметил один красноармеец. Обещанных вместо лошадей тракторов, однако, еще не было, или те постоянно ломались, так что некому и не на чем было пахать.


Судьба тех, кто остался, была суровой — «Освенцим без печей», по позднейшему определению одного крестьянина. Единственным спасением была халатность гэпэушников, благодаря чему ловкие или везучие кулаки могли обмануть смерть. Письмо Ягоды к своим подчиненным Мессингу и Глебу Бокию излагает сталинскую логику:


Кулак великолепно понимает, что при коллективизации деревни он должен погибнуть, тем ожесточеннее, тем, яростнее он будет оказывать сопротивление, что мы и видим сейчас на селе. От повстанческих заговоров, от контрреволюционных кулацких организаций до поджогов, | терактов включительно43.


К весне надо было, по словам Ягоды, «сломать кулаку спину». Бокию поручили строительство новых лагерей и освоение необитаемых районов, включая полярные, где можно было просто оставлять раскулаченных без присмотра, чтобы они умирали от голода, холода и эпидемий, никем не видимые и не слышимые.


Нелегко за пару месяцев перевезти миллион крестьян. Составы из вагонов для скота — в каждом поезде перевозилось 2 тыс. людей под конвоем гэпэушников, которые открывали огонь по малейшему поводу, — ползли по перегруженным железным дорогам России и Сибири, Обитатели областных и районных центров замирали от ужаса, видя у вокзалов и станций толпы голодающих и вшивых кулаков и середняков (объявленных подкулачниками за сочувствие кулакам). Городские рабочие принуждали себя ходить по тротуарам, покрытым трупами. ОГПУ принимало меры только тогда, когда еще не раскулаченный район паниковал, когда люди узнавали о том, что вот-вот случится с ними.


талин, как всегда, знал подробности всего, что происходило. Ягода почти каждый день собирал для Сталина и Молотова статистику со всей страны о числе арестов, высылок, казней. Наивные комсомольцы в своих письмах описывали леденящие душу зверства в поездах, следовавших в Сибирь и в тундру. Чтобы справиться с повстанцами, ОГПУ привезло в помощь своих курсантов и пограничников. Раскулаченным часто не хватало продовольствия; не было в запасе даже колючей проволоки. Младшие офицеры ОГПУ не питали сочувствия к своим жертвам, но боялись ответственноста и поэтому жаловались н Наркомторг, который не посылал продуктов. Даже если бы он получал назначенную норму — 1300 калорий, т.е. ЗОО г хлеба, 195 г. картофеля, 100 г. капусты, 75 г. селедки, — кулак не мог бы выжить зимой в нетопленых бараках.


На юге ликвидация кулаков превратилась в простую этническую войну — донские казаки, оставшиеся в живых после Гражданской войны, были объявлены кулаками и убиты своими соседями, украинскими хлеборобами. По всему Северному Кавказу вспыхивали «спонтанные» зверства, разжигаемые ОГПУ: казаков заживо сжигали в кинотеатрах; чеченских пастухов и пасечников расстреливали, как «бандитов». Приехал Фриновский, командир пограничников, чтобы подавить национальные восстания, будто бы поднятые кулаками. Он с удовольствием доложил, что телами повстанцев запружены все горные реки Каспийского бассейна. Кое-какие этнические сообщества не поддавались такому уничтожению. Миллион немцев, заселявших вот уже двести лет левый берег Волги, сплотились вокруг своих священников, и только в 1941 г. сталинской тайной полиции удалось их выдворить. Татары, вдохновленные своими муллами, тоже вначале удачно сопротивлялись попыткам выделить кулаков из их рядов, но в конце концов ОГПУ восторжествовало и жестоко отомстило.


Сильнее всего пострадала Украина, ибо там сопротивление питалось давнишней ненавистью к москалям: Сталину понадобилось два года, чтобы обдумать достаточно жестокие меры. Украинцы боролись больше, чем весь остальной СССР, вместе взятый, и каждый четвертый сосланный кулак был украинцем.


Теперь в Казахстане нашлась целина, очищенная от обитателей, где можно было поселить подопытных колхозников. Как и запад США, эти земли были завоеваны параллельно с истреблением кочевников, которые с незапамятных времен там жили. Казахи — почти два миллиона — исчезли со своим скотом: большая часть


ава 4. Сталин: Партия солоумерла от голода, около трети пропавших откочевало, некоторые поселились в Китае, где половина их погибла от голода44. Но в отличие от запада США, Казахстан принимал поселенцев без денег, без одежды, без посевного зерна или оборудования, обреченных замерзнуть или умереть голодной смертью.


Информационная плотина, воздвигнутая ОГПУ вокруг страны, какое-то время еще давала утечку сведений. До 1935 г., когда деревенские почтовые отделения перестали принимать письма, адресованные за границу, крестьяне и казаки переписывались с родственниками, разбросанными по всем миру от Уругвая до Китая. Западные люди вообще слишком доверчиво или безразлично относились к протестам русских эмигрантов о судьбе их родственников. Как писал один кубанский казак своим родным:


Приезжают из-за границы разные делегации, конечно, все коммунисты. Их откармливают, рассказывают. Если те увидят стоящих в очередях людей и спрашивают — в чем дело, «наши» объясняют, что это бедные — люди за даровым обедом. А те едут домой и, вероятно, рассказывают про страну советов чудеса45.


В том же году терская казачка описывала родственникам в эмиграции, как она живет уже десять лет;


Вы нас укоряете, что мы не пишем Вам писем, но мы были бы рады с Вами переписываться, да невозможно. Вы, наверно, слышали, что нас выселили в 22-м году; [....] Нас рассеяли по белому свету, кто куда смог, -, к ингушам, чеченцам, осетинам, грузинам-так что сейчас мы, родные, не видимся друг с другом [...]


Вашу семью в 23-м году угнали и 10 декабря ночью за г. Грозным расстреляли всех шестерых, только С. убили прямо на улице. Утром весь Ваш двор растаскивали — дом взорвали, сараи, амбары и ворота отдали чеченцам. [...] Когда выселяли, то тогда мы Вам писали, что многие умерли — это порасстреляли.


Нашу станицу разделили на три категории. «Белые» — мужской пол был расстрелян, а женщины и дети рассеяны, где и как могли спасаться. Вторая категория — «красные» — были выселены, но нетронуты. И третья — «коммунисты». Включенным в первую категорию никому ничего не давали, «красным» давали на семью одну подводу, на которую можно было брать все, что желали, а «коммунисты» имели право забрать все движимое имущество. [...]


Вы лучше денег не присылайте, а то их получает колхоз, а мы лишь расписываемся. Наши выселенные служат в пехоте и очень мало возвращаются домой — все говорят,что умерли46.


Вообще, крестьяне могли писать жалобы только партийным главарям или в газеты, а последние передавали ненапечатанные письма прямо в ОГПУ. Кулакам нечего было терять: например, некий смельчак Капустин, поставив свою подпись и адрес, написал самому Сталину:


Раскулачивание проходило таким образом: приходят человек 15 ночью и забирают всё. Тащили кислые ягоды, соленые огурцы и даже мясо из горшка. С меня сдирали последнюю шубу, которую я не дал, за что и был арестован тут же. [...]


Много погибло человеческих душ во время выселения кулаков, при 40 градусах мороза везли семьи на лошадях в Тюмень, в Тобольск. В одном городе Тобольске похоронено около 3 тысяч людей, это совершенно неповинные жертвы, это похоже на то, что когда-то Ирод издавал приказ избить младенцев до 6-месячного возраста. (...) Правы т. Бухарин, Рыков, Фрумкин и Томский, они лучше вас знают крестьянский быт и крестьянскую идеологию47.


Молотов был доволен кампанией 1929/30 г. Во всех отношениях план был перевыполнен, иногда на 100%. Арестовано 140 тыс, лиц, вдвое больше, чем ЦК предполагал в начале января; Крайний Север получил тоже вдвое больше — 70 тыс. выселенных на рабский труд в шахтах и лесах. Реквизировали вдвое больше зерна, так что даже беднякам и середнякам нечего было есть и сеять весной. Присвоив себе сбережения кулаков и конфисковав их серебро, партия взяла под контроль денежный оборот в СССР


Отчет Ягоды о раскулачивании, представленный Политбюро 15 марта 1931 г., представлял собой самодовольную компиляцию позорных цифр48. Партия и полиция чуть не потеряли контроль над ситуацией; в предшествующие несколько лет разошлись тысячи антисоветских листовок и афиш, состоялось 14 тыс. массовых демонстраций и 20 тыс. терактов; зафиксировано 3 тыс случаев, когда крестьяне поджигали зерно, чтобы не сдавать. Сопротивление достигло максимума в марте 1930 г. В своем докладе Ягода ничего не говорил1 о зверствах на Северном Кавказе, на Урале и в Сибири, а в перечень 20 тыс. казней не были включены женщины и дети,


убитые в восставших деревнях, В 1929 г., вопреки буддийскому непротивленчеству, восстали буряты. Согласно бурятским историкам, в ходе «миротворческих» действий было расстреляно 35 тыс. бурятов. Сколько погибло башкир, татар и казаков, еще не известно. В глухих районах Северной и Восточной России кулаки иногда прибегали к партизанской войне против ОГПУ и колхозов. Согласно осведомителям и спецсводкам ОГПУ, крестьянство было озадачено сменой политического курса. Некоторые громко высказывались в поддержку Бухарина, Рыкова и Томского (и эта поддержка сослужила правым плохую службу); другие призывали к власти Промпартию, выдуманную Сталиным и Менжинским.


Неудивительно, что в 1945 г. Сталин поведал Уинстону Черчиллю, что коллективизация причинила ему больше волнений, чем мировая война. Увидев опасность и защищаясь от надвигающегося хаоса, Сталин свалил вину на подчиненных, будто бы обманывавших его. Точно так же поступали русские цари, которые гасили народное недовольство обвинениями по адресу своих приближенных в том, что те, мол, морочили им голову. Отчаявшееся крестьянство умом не могло понять столь жестокий и принесший им столько страданий замысел: легче было уверовать в Бога, проклявшего падших ангелов. Пока не воскресили «левый» и «правый» уклоны, еще не на кого было свалить вину за перегибы и страдания: не было ни пугал, ни козлов отпущения. Сталин, напечатав 2 марта 1930 г. в «Правде» знаменитую и ошеломляюще лицемерную статью «Головокружение от успехов», укорял своих слишком наивных и ретивых подручных, «забегающих вперед», партийных Пришибе-евых и дал всем знать, что самое ужасное уже позади: «принцип добровольности является одной из серьезнейших предпосылок здорового колхозного движения».


Вслед за статьей Сталина ЦК издал такое же лицемерное постановление «О борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении». Крестьяне были так ободрены этими сигналами, что начали повально бежать из колхозов, несмотря на безвозвратную утрату скота и инвентаря и на то; что взамен им давалась самая плохая земля. К лету 1930 г. коллективизация свелась к 20-процентному показателю по всей стране.


Те активисты, которые слепо выполняли указания Сталина, Молотова и Ягоды, не понимали, Почему сменилась вся тактика, зачем партия так неблагодарно отреклась от их стараний. Извиняться перед крестьянами было унизительно, но именно таким унижением Сталин любил проверять партийную дисциплину и послушность подчиненных.


На самом деле пути назад не было. Земля уже была поделена (и часто просто заброшена), дома — сожжены, скот забит, семьи рассеяны и домохозяева убиты. Не меньше полумиллиона людей погибло от недоедания в лагерях и спецпоселениях: еще один миллион нищих раскулаченных просил у населения хлеба, давал взятки, чтобы получить документы, искал работы в городах. Сводки ОГПУ подчеркивают безнадежное положение в бараках Астрахани и Вологды, где 20 тыс. раскулаченных умирали от тифа и голода. Десятки тысяч жертв, особенно середняки, сметенные волнами арестов, взывали к правосудию. В результате вмешательства судов несколько тысяч кулаков освободили, и они искали работу на стройках Урала и Европейской России.


ОГПУ докладывало о расстрелах, совершенных после письменного приговора, но огромное число расстрелов осталось незарегистрированным. В начале 1930-х гг. переписи населения не было, и о точной смертности во время первой волны коллективизации можно только догадываться. Предварительные данные указывают на демографическую катастрофу, даже до начала страшного голода 1932-1933 гг. Между 1928 и 1932 гг. рождаемость упала с 45 до 32 на тысячу, а смертность возросла, так что в 193,1 г. смертей было на 620 тыс. больше, чем в 1928 г. Сталин в 1929 г. уже создал основу для голода начала 1930-х, самой большой демографической катастрофы среди крестьянства за пятьсот лет: те, кто выжил после коллективизации, были ослаблены физически, экономически и нравственно, фактически обречены на смерть. Лошадей не было, в плуг впрягались женщины; зерна было крайне мало, а когда съели забитый скот, мяса больше не осталось.


Сталин отступил на время, но только чтобы опять перейти в наступление с новыми силами. Уже в сентябре он поручил Микояну ускорить темп вывоза зерна, чтобы «утвердить наше положение на международном рынке». Он поручил своему верному Поскребышеву, секретарю секретного отдела ЦК, радушно принять американского инженера Хью Линкольна Купера, который помогал Советам в производстве тракторов в обмен на возраставшие поставки зерна, К началу 1931 г. голодающая страна вывозила больше 5 млн т зерна, чтобы оплатить импорт турбин, конвейеров, оборудования для шахт, не говоря уже о субсидиях для коммунистических партий Европы, Азии и Америки.


Запад, преодолевавший экономическую депрессию частично благодаря советским заказам, оплаченным кровью миллионов крестьян, молчал, и это молчание — позор западной цивилизации. Дипломаты и журналисты, возможно, были согласны со Сталиным и считали русского крестьянина животным; западные бизнесмены жадно добивались контрактов, которые приносила советская индустриализация. Семьдесят лет спустя британский историк Кристофер Хилл говорил об Украине 1933 г. -1 «Я голода не видел». -Молчание русской интеллигенции, забитой или обольщенной ОГПУ и партией, что ни говори, простительнее. В своих произведениях о Гражданской войне русские писатели писали о зверствах и красных, и белых и скорбели о всех погибших, но эта вторая гражданская война обсуждению в литературе не подлежала. Два-три русских поэта отказались надеть шоры и писали о том, что было известно каждому. Молодой Николай Заболоцкий потеряет и здоровье, и свободу за разоблачение ужасов в своем иронично озаглавленном «Торжестве земледелия». У него протестует не русский крестьянин, а конь:


Люди! Вы напрасно думаете, Что я мыслить не умею, Если палкой меня дуете, Нацепив шлею на шею. Мужик, меня ногами обхватив, Скачет, страшно дерясь кнутом, И я скачу, хоть некрасив, Хватая воздух жадным ртом. Кругом природа погибает, Мир качается, убог. Цветы, плача, умирают, Сметены ударом ног.


КРЕСТЬЯНСТВО: ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ


19 февраля 1933 г., именно тогда, когда голод становился чудовищным, Сталин объяснил всесоюзному съезду колхозников-ударников, что колхозы спасли не меньше 20 млн крестьян от когтей кулаков и от нищеты и разорения. Каждое семейство, обещал Сталин, получит по корове, как только кулаки будут уничтожены. Но заключительные слова Сталина: «Это — такое достижение, какого не знал еще мир и какого не достигало еще ни одно другое государство в мире» — звучат более убедительно, как бы к ним ни относиться — с иронией или без нее.


Через десять лет Сталин признался Черчиллю, что коллективизация стоила десяти миллионов жизней. Точнее он не мог бы сказать, так как ОГПУ только в первые месяцы регистрировало число смертей от голода и болезней; письменные данные имелись только по расстрелянным, арестованным или выселенным кулакам, по их смертности, побегам и повторным арестам. Кое-где в Поволжье, особенно там, где ситуация стала катастрофичной, загсы следили за количеством и причинами смертности. Иногда в деревнях и станицах добросовестные должностные лица и некоторые смелые крестьяне пытались регистрировать смерти. Сегодня статистик, пользуясь данными о возрасте и поле людей, которые испытали на себе этот ад, может только приблизительно подытожить потери. Расчет можно основать на разнице между численностью населения, предсказанной в 1926 г., и настоящей численностью по переписи 1937 г.: разница получается в двадцать миллионов. (Те статистики, которые указали в 1937 г. на эту разницу, были расстреляны.) Если мы учтем голод, насилие, смерть от холода и эпидемий, причиненных хаосом в деревне, число непредвиденных смертей с 1930 по 1933 г., которые надо отнести на счет коллективизации, не может быть меньше 7,2 млн и вполне может достичь 10,8 млн.


Те крестьяне, которые выжили, были порабощены на два поколения вперед. 27 декабря 1932 г. Советское государство начало выдавать всем гражданам, кроме крестьян, внутренние паспорта: крестьяне уже не имели права выезжать из колхозов. Для них это было возвращением гражданской войны, только без белогвардейцев или зеленых, которые могли бы их защищать.


Города в провинции тоже страдали: беженцы приносили с собой тифозные эпидемии. В 1932 г. миллион человек заболели тифом. Из-за отсутствия продуктов во многих городах продовольственные карточки уже не имели ценности. Рахит, цинга и дизентерия убивали детей: во многих областях больше половины детей умирало в первый год жизни.


Раскулаченные начинали умирать с того момента, когда их обирали и разоряли: в поездах, везших их на север и на восток, более 3% умерло от болезней и лишений. Несмотря на ежегодный рост числа спецпоселенцев, с 1932 по 1935 г. население этих «трудовых поселений» постоянно сокращалось. Из 1 518 524 выселенных кулаков в 1932 г. умерло почти 90 тыс.49 На следующий год положение ухудшилось: 150 тыс., т.е. 13% выселенных, умерло, и каждого четвертого беженца поймали. Только в 1934 г. годовая смертность упала ниже 10%. Условия в лагерях Ягоды были таковы, что лишь один из трех заключенных имел шанс дожить до конца десятилетнего срока.гНе учитывая жертв Большого террора, мы можем сказать, что в 1930-х гг. более 2 млн людей выселили на трудовые поселения в ранее необитаемые земли Крайнего Севера и Сибири. После кулаков пришла очередь жителей пограничных зон и тех горожан, чье пребывание в городах считалось нежелательным. Из этих 2 млн более 400 тыс. погибли, включая 50 тыс. расстрелянных ОГПУ и НКВД; более 600 тыс. бежали на уральские или сибирские стройки или просто канули в неизвестность (каждый третий беженец был пойман). Так что к числу жертв Большого голода мы должны прибавить полмиллиона кулаков, умерших далеко за пределами родных областей.


Сталин получал исчерпывающие доклады от всех наркомов, от партийных комиссий и от ОГПУ. Все летние месяцы в 1930, 1931 и 1932 гг. он отдыхал на Черноморском побережье, контролируя через курьеров и телеграммы деятельность Кагановича и Молото-ва. В августе 1933 г. он опять поехал на юг на два месяца, на этот раз проехав по наиболее пораженным голодом районам на поезде, речном пароходе и автомобилях. Сталин увидел заброшенные деревни, а в них — жертв голода и тифа. Ворошилов писал Енукидзе: «Коба, как губка, все впитывал в себя и туг же, поразмыслив, намечал ряд решений»50.


Члены Политбюро получали кипы отчаянных писем протеста: 18 июня 1932 г. двадцатилетний украинский комсомолец Г. И. Ткаченко написал Станиславу Косиору, секретарю ЦК компартии Украины:


Вы представляете, что сейчас делается на Белоцерковщине, Умашшше, Киевщине и т.д. Огромные площади незасеянной земли... В колхозах, в которых было лошадей 100-150, сейчас только 40-50, да и те падают. Население страшно голодает... Десятки и сотни случаев, когда колхозники, выходя в поле, исчезают, а через несколько дней находят труп и так его без жалости, будто это вполне нормально, зарывают в яму и все, а на следующий день находят труп того, кто зарывал предыдущего, — мрут от голода...51.


Такие письма до того потрясли Косиора, что он задержал зерно, которое Москва требовала от его голодной республики. Это погубило его в глазах Сталина, который пока только понизил его статус и назначил его заместителем наркома тяжелой промышленности.


Сталин все знал, но был безжалостен. В ноябре 1932 г. он дал Кагановичу подробные инструкции о том, как усилить кампанию, — например, «о выселении из районов Кубани в двухдекадный срок двух тысяч кулацко-зажиточных семей, злостно срывающих сев»52. В декабре Сталин и Молотов приказал Ягоде Евдокимову, армейскому командиру Яну Гамарнику и Борису Шеболдаеву (секретарю Нижневолжского крайкома) выселить из северокавказской станицы Полтавская, как наиболее контрреволюционной, всех жителей за исключением действительно преданных Советской власти и не замешанных в саботаже хлебозаготовок колхозников и единоличников и заселить эту станицу добросовестными колхозниками-красноармейцами, работающими в условиях малоземелья и на неудобных землях в Других краях, передав им все земли и озимые посевы, строения, инвентарь и скот выселенных53.


Шеболдаев (уроженец Парижа и сын врача) не щадил сил, чтобы выселить казаков, для чего он реквизировал железнодорожные депо. Единственная его жалоба в письме Кагановичу — о том, что умирающие от голода крестьяне нарочно скрывали запасы зерна и злостно морили голодом своих лошадей и коров.


Сталин пошел на кое-какие послабления для крестьян, чтобы они начали сев, но голодавшим зерна не дал. 16 сентября 1932 г. был издан один из самых жестоких советских законов, «закон о пяти колосках». Чтобы раскулаченные не «расшатали» новых устоев, закон карал смертью или тюрьмой любого крестьянина, взявшего для себя даже горсточку зерна или несколько листьев капусты. Капитализм, говорил Сталин, победил феодализм тем, что он сделал частную собственность священной; социализм же возобладает над капитализмом, сделав «неприкосновенной» общественную собственность54. По этой статье закона к концу 1932 г. 6 тыс. человек были расстреляны, а десятки тысяч — лишены свободы.


По приказу Сталина Менжинский сосредоточился на доставке зерна из голодающих районов. ОГПУ делало все от него зависящее, чтобы доставить зерно в порты или, если не было хранилищ и транодорта, чтобы крестьяне не посягали на зерно, гниющее под дождем. Менжинский играл такую роль в событиях начала 1930-х гг., что его надо считать непосредственно ответственным за вызванную голодом смертность, — на его совести, таким образом, больше смертей, чем у Дзержинского, Ягоды, Ежова или Берии. В отличие от Менжинского, Ягода не всегда проявлял стойкость в кровавых делах: он был, видимо, потрясен чудовищными достижениями ОГПУ и Сталина. 26 октября 1931 г. в докладной записке Рудзута-ку, тогдашнему наркому Рабинспекции, Ягода отмечал:


Заболеваемость и смертность спецпереселенцев велика... Месячная смертность равна 1,3% к населению за месяц в Северном Казахстане и 0,8% в Нарымском крае. В числе умерших особенно много детей младших групп. Так, в возрасте до 3-х лет умирает в месяц 8-12% этой группы, а в Магнитогорске — еще более, до 15% в месяц. Следует отметить, что в основном большая смертность зависит не от эпидемических заболеваний, а от жилищного и бытового неустройства, причем детская смертность повышается в связи с отсутствием необходимого питания55.


С Северного Кавказа Менжинский и Ягода получали статистику смертности от голода и эпидемий и статистику каннибализма и употребления в пищу трупов людей. В марте 1933 г. они получили такое донесение:


... Гражданка Герасименко употребила в пишу труп своей умершей сестры. На допросе Герасименко заявила, что на протяжении месяца она питалась различными отбросами, не имея даже овощей, и что употребление в пишу человеческого трупа было вызвано голодом... Гражданин Дорошенко, оставшись после смерти отца и матери с малолетними сестрами и братьями, питался мясом умерших от голода братьев и сестер... На кладбище обнаружено до 30 трупов, выброшенных за ночь, часть трупов изгрызена собаками. Труп колхозника Резника был перерезан пополам, без ног, там же обнаружено несколько гробов, из которых трупы исчезли.


В 3-й бригаде жена осужденного Сергиенко таскает с кладбища трупы детей и употребляет в пищу. Обыском квартиры и допросом детей Сергиенко установлено, что с кладбища взято несколько трупов для питания. На квартире обнаружен труп девочки с отрезанными ногами И найдено вареное мясо".


Как ни удивительно, подчиненные Менжинского и Ягоды р Георгий Молчанов, организатор террора на Северном Кавказе и в то время глава секретно-политического отдела ОГПУ, и Георгий Люшков, заместитель Молчанова, впоследствии бежавший в Японию, — решили людоедов не наказывать, а вместо того выслать на место катастрофы еду, лекарства и врачей. Украина еще больше страдала от людоедства, и так как Уголовный кодекс не предусматривал этого преступления, ОГПУ расстреливало людоедов на месте.


В других местностях Молчанов и Люшков обнаружили, что умирали даже трудоспособные колхозники:


16 марта умерли от голода колхозник Тригуб активист, имеет 175 трудодней. Он неоднократно обращался в правление колхоза за выдачей продовольствия, но помощи не получил. По этой же причине умер конюх Щербина имеет 185 трудодней и плотник Вольвач активист колхоза № 3я.


Озверели не только гэпэушники. Крестьяне начали убивать друг друга. Летом 1933 г. офицер ОГПУ докладывал с Северного Кавказа:


В ст. Малороссийской был пойман на огороде мальчик, который туг же был колхозниками убит. [...] В ст. Ивановской Славянского района полевод колхоза с пятью колхозниками, в числе которых было 2 сына кулаков, задержали рабочего рисосовхоза, которого подвергли истязаниям, отрезали левое ухо; заложив пальцы в дверь, переломали суставы, а затем живым сбросили в колодец. Спустя некоторое время вытащили его еле живым, бросив в другой колодец, засыпав землей. В ст. Петровской Славянского района объездчик коммуны им. Сталина, задержав на охраняемом им колхозном массиве неизвестную женщину за кражу колосьев, завел ее в балаган, сделанный из соломы, и, привязав к столбу, сжег вместе с балаганом. Труп сгоревшей зарыл на месте пожара58.


Советский интеллигент должен был ослепнуть и оглохнуть, чтобы не знать об этих ужасах: мало кто даже намекал на них, хотя бы устно59. Осип Мандельштам, свободный от цензуры, так как его перестали печатать, в 1933 г. посвятил голоду короткое стихотворение:


Природа своего не узнает лица, И тени страшные Украины и Кубани...


На войлочной земле голодные крестьяне Калитку стерегут, не трогая кольца.


Николай Клюев в своем видении «Погорелыцина» пророчествовал:


Чирикал воробьями день, Когда, как по грибной дозор, Малютку кликнули на двор. За кус говядины с печенкой Сосед освежевал мальчонка И серой солью посолил Вдоль птичьих ребрышек и жил. Старуха же с бревна под балкой Замыла кровушку мочалкой. О после, — как лиса в капкане, Излилась лаем на чулане. И страшен был старуший лай, Похожий то на баю-бай, То на сорочье стрекотанье. Ополночь бабкино страданье Взошло над бедною избой Васяткиною головой. Стеклися мужики и бабы: «Да, те ж вихры и носик рябый!» И вдруг за гиблую вину Громада взвыла на луну. Завыл Парфён, худой Егорка, Им на обглоданных задворках Откликнулся матерый волк... &


Больше всего Сталин был озабочен тем, чтобы ничего не узнала иностранная пресса. В феврале 1933 г. он гневно вопрошал:


Молотов, Каганович! Не знаете ли, кто разрешил американским корреспондентам в Москве поехать на Кубань? Они состряпали гнусность о положении на Кубани... Надо положить этому конец и воспретить этим господам разъезжать по СССР. Шпионов и так много в СССР60.


Лишь немногие иностранные корреспонденты увидели голод собственными глазами; из них не все верили своим глазам, а западные читатели их корреспонденциям не доверяли: время уничтожает собственное крестьянство?


Сталин обратил внимание только на одного несогласного, тогда еще молодого Михаила Шолохова. Любые другие увещевания приводили его в ярость, но на смелые заявления Шолохова Сталин отвечал с кажущимся терпением; Шолохов описывал те ужасы, которые он сам видел в своей станице Вешенская: разоренных колхозников, у которых отобрали зерно, одежду и даже жилище; выселенцев, выгнанных на мороз; кричащих детей; женщину с грудным ребенком, тщетно молившую о приюте, пока они оба не замерзли. Он рисовал ужасы — как избивали массы крестьян, пытали в ледяных погребах или на раскаленных железных скамьях, запугивали холостыми выстрелами, раздевали женщину догола в открытой степи:


Помните ли Вы, Иосиф Виссарионович, очерк Короленко «В успокоенной деревне»? Так вот этакое «исчезание» было проделано не над тремя заподозренными в краже у кулака крестьянами, а над десятками тысяч колхозников61.


Шолохов намекнул, что если не получит ответа, то использует этот материал в своем следующем романе «Поднятая целина». Сталин поблагодарил Шолохова и послал разобраться на месте Матвея Шкирятова из Рабоче-крестьянской инспекции. Паре гэпэушников-палачей дали по короткому сроку в тюрьме. Сталин написал Шолохову:


Ваши письма производят несколько однобокое впечатление (...) надо уметь видеть и другую сторону (...) уважаемые хлеборобы вашего района (и не только вашего района) проводили «итальянку» (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Красную армию без хлеба62, I


Больше всех пострадала от советской коллективизации республика, не входившая в СССР: Монгольская Народная Республика, которой управлял будущий маршал Чойбалсан, русская марионетка, пьяница и психопат, которого ничуть не беспокоило, что ОГПУ перебило все его Политбюро. Монголия была не только нейтральной полосой, отделявшей СССР от японской Маньчжурии, — она являлась лабораторией или политоном, где испытывали кампании Сталина против религии и против кулачества. Буддийские ламы, составлявшие почти треть мужского населения Монголии, были уничтожены; скотоводы были лишены своих стад. Весной.1932 г., видя, что геноцид продолжается, монгольский народ восстал, и Сталин на время отступил. Вскоре он назначил новое правительство, объявил вождей повстанцев японскими агентами, но обещал амнистию сдавшимся повстанцам и целые поезда с продуктами. Советские самолеты, перекрашенные в монгольские цвета, покончили с остатками повстанцев.


Таких отчаянных восстаний в России не было, хотя кое-где бунтовали. 10 апреля 1932 г. в городе Вичуга многотысячная толпа подожгла участок милиции и заняла главный штаб партии и VIIV, причинив тяжелые увечья 15 милиционерам. Для организации расправы в Вичугу ездил сам Каганович. Чтобы помочь VIIV и милиции, новые МТС (моторно-тракторные станции) превратили в полицейские участки. Вместе с гэпэушниками «чекисты» из МТС арестовывали кулаков, «вредителей» и «диверсантов». Но даже тогда, когда в МТС имелись новые тракторы, которыми колхозники должны были заменить мертвых пахарей и лошадей, у колхоза не было денег на покупку или аренду. Сталин писал Кагановичу:«Считаю недопустимым тот факт, что государство тратит сотни миллионов на организацию МТС для обслуживания колхозов, а оно все еще не знает, сколько же платит ему крестьянство за услуги МТС»63.


На Украине Сталина волновало не исчезновение миллионов подвластных ему людей, а колебания местных вождей, которые роптали на то, что планы хлебозаготовки «нереальны». «На что это похоже? Это не партия, а парламент, карикатура на парламент», — жаловался он Кагановичу64. Станиславу Реденсу (его свояку) «не по плечу руководить борьбой с контрреволюцией в такой большой и своеобразной республике, как Украина». Сталин будто бы боялся, что Польша объявит войну:


Имейте в виду, что Пилсудский не дремлет, и его агентура на Украине во много раз сильнее, чем думает Реденс или Косиор. Имейте также в виду, что в Украинской компартии (500 тысяч членов, хе-хе) обретается не мало (да, не мало!) гнилых элементов, сознательных и бессознательных петлюровцев, наконец — прямых агентов Пилсудского.


Сталин приказал Менжинскому убрать Станислава Реденса и


послать на Украину самого что ни на есть свирепого гэпэушника, Балицкого, чтобы тот превратил республику в «настоящую крепость».


К 1934 г. основная бойня завершилась; как ни странно, урожай был достаточно хорошим, чтобы прокормить колхозников и горожан. Таким образом, Сталин, тайная полиция, партия, армия и городские рабочие выиграли войну против крестьян. Даже те, кто ужасался злодеяниям, пытались сделать вид, что ничего не происходит. Шолохов придумал хептги-энд для «Поднятой целины». Горький, другие прозаики, кинематографисты по всему Советскому Союзу воспевали деревню, наконец кормящую, как того и требовалось, промышленность и дающую рабочим нужные калории, чтобы построить рай на земле. Почти единственным исключением в этом хоре панегиристов оказался Николай Заболоцкий. Гоголевская ирония его «Торжества земледелия» по крайней мере на четыре года ввела цензора в заблуждение:


Кругом природа погибает, Мир качается, убог, Цветы, плача, умирают, Сметены ударом ног. Иной, почувствовав ушиб, Закроет глазки и приляжет, А на спине моей мужик, Как страшный бог, руками и ногами машет! 1 Когда же, в стойло заключен, Стою, устал и удручен, Сознанья бледное окно Мне открывается давно. И вот, от боли раскорячен, Я слышу: воют небеса. То зверь трепещет, предназначен Вращать систему колеса. Молю, откройте, откройте, друзья, Ужели все люди над нами князья?


После коллективизации и палачи, и жертвы до такой степени потеряли человеческое подобие, что в СССР, казалось бы, цивилизованное общество перестало существовать. Эта смесь жестокости и пассивности позволила Сталину и его палачам перейти к кампании еще более свирепой и в партии, и среди городского населения.


------------------------------------------------------------------------------------------------