Магомет кучинаев

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   34

Об этом сразу же и заговорил Великий хан как только после завершения принесения клятвы воинами начался той, и они, ханы, бийи и батыры, как и положено по обычаю, вместе со всеми присели, чтобы отведать мясо жертвенных животных.

– Танг-Берди и Ас-Каплан, надо сделать все, чтобы через два-три дня здесь кроме воинов и людей, обслуживающих их, никого не было, – сказал Темир-Зан-хан.

– Да, уж теперь-то медлить с этим делом нет у нас никакой возможности, – согласился Ас-каплан-хан. – Если постараться, то они могут всего за неделю добраться до берегов Долай-сая. Ведь у них нет никаких препятствий: по ту сторону Долай-сая все племена, кажется, уже покорены ими.

– Алаи, Темир-Зан, может быть и взаправду стоить попробовать с ними всерьез схватиться? – обратился к Великому хану Залим, сын Коркмаз-хана. – Как-то неудобно – и силу врага не испытав, бежать.

– Не торопись, Залим! Не бойся – и всерьез с ним тоже схватимся, только на первых порах дай нам все делать так, как и было решено, – ответил Великий хан, слегка улыбнувшись неугомонной горячности джигита. – Сперва надо узнать кто он, этот наш враг, какова его сила, а потом уж решим что и как делать. А без того, чтобы рано или поздно всерьез с ним схватиться, как бы мы ни старались этого избежать, все равно, наверное, не обойтись. Тем более, если они идут сюда не на простой жортууул, а с большой войной с целью покорить нас. Так что, Залм, особо не торопись – придет время и для серьезной схватки. Если то, что мы задумали на первое время, их не образумит, и они не уйдут, а будут продолжать пытаться кинуть нас себе под ноги – то и нам будет некуда деваться: придется схватиться всерьез. Но а если вдруг образумятся, поймут, что ничего хорошего они здесь не найдут и начнут уходить – пусть уходят ко всем дьяволам! И тогда, Залим, к чему и серьезная схватка и вообще война – зачем по-пусту кровь проливать? Правльно я говорю, Коркмаз-хан?

– Правильно, правильно! Не обращай внимания – молод еще, вот и любит поговорить. И вообще – впредь поступай как сам разумеешь. И войска все – в твоих руках, и судьба народа – в твоих руках, как считаешь нужным – так и поступай. И народ наш, и землю нашу никто больше тебя не любит. Так что, теперь без особой необходимости нечего времени тратить и на всякие советы. Рядом с тобой достаточно умных и смекалистых мужей, вот и посоветуйтесь меж собой и решайте, как считаете нужным. Второй раз мы все вместе соберемся теперь только после войны – после победы! Вот это я хотел сказать.

– Было бы хорошо, Темир-Зан, если б и ты сам, и воины-джигиты помогли нам поднять народ, – сказал Танг-Берди-хан. – Если б ты знал, как это трудно – поднять уже осевший народ. Ведь там – это не шатер. О том, сколько в таме и вокруг него имеется всякого добра, человек, не живущий оседло, не поймет. А когда человек переезжает, он старается ничего не оставить, не выбросить – ведь каждая вещь доставалась ему с таким трудом! Но забрать все с собой невозможно! Как же тогда быть?..

– Хорошо, Танг-Берди, – сказал Великий хан. – Будем ходить все вместе, будем объяснять, разъяснять, что тот, кто идет к нам с войной – это вовсе не гость, а грабитель, и ждать от него милостей не следует. Лишь бы человек был жив и здоров, а добро всегда можно нажить. А после тайфы, которые не понесут больших тягот, помогут вам. И об этом тоже следует сказать людям. Пусть знают, что мы все – одна большая семья и все мы – братья и сестры друг другу.

– Чуть ли ни с самой весны мы все это говорим людям! – в сердцах воскликнул Танг-Берди-хан. – Уж теперь-то, наверное, послушаются – соберутся в дорогу. Не каждому ведь охота попасть в полон и стать рабом. Или быть затоптанным вражеским конем: жизнь, что ни говори, – штука сладкая!..

Следующим же днем ханы, бийи и старейшины родов и старосты атауулов стали поднимать народ. И вскоре на полях кое-где заклубились густого серого дыма, сквозь который яростно прорывались вверх мощные языки огня: люди чуть ли не со слезами на глазах исполняли повеление Великого хана – жгли стога необмолоченного хлеба, чтоб он не достался врагу. Почуяв запах горелого зерна, коровы, видно, предполагая, что с хозяевами случилась какая-то беда, о которой те и сами еще не догадываются, ревут, стараясь привлечь их внимание; люди бегают туда-сюда, кричат, зовут друг друга; тоже почуяв что-то неладное, тоскливо повизгивают и лают собаки. Повсюду суета, спешка, беготня.

Великий хан Темир-Зан вместе с ханом тайфы Танг-Берди выехали посмотреть как народ Аккуш-тайфы поднимается и откочевывает с насиженного места. Следом, сопровождая их, выехал и Алан-Зигит с сорока своими негерами.

Ехали не так уж и долго, а вот уже впереди завиднелся первый журт. Журт вовсю собирался в дорогу. Отыскали старосту журта, им оказался Кичибатыр из рода Будай, мужчина лет шестидесяти, чуть ниже среднего роста, крепенький и полненький такой, с веселыми карими глазами и короткой густой белой бородой.

«Вот какими становятся люди, если они сходят с коней – как барашки, откормленные к зимнему забою!» – почему-то грустно подумалось Темир-Зан-хану.

– Все ли нормально, как собираются люди в дорогу? – спросил Танг-Берди-хан.

– Все собираются, ничего особенного. Только вот один старик заупрямился, не хочет уезжать, а так все нормально, – ответил Кичибатыр.

– Кто он? Почему не хочет?

– Да наш он, из Будаевых. Адемей его зовут. Восемьдесят уже под себя подмял. Да вы что – куда это я поеду, стуча старыми костями, говорит, оставив могилу отца. С самого утра я возился с ним, как только ни убеждал, ни просил – ничего и слышать не хочет. Аж голова у меня заболела. И к своему таму только что пришел было, – сказал Кичибатыр.

– А кто у него есть в таме, готовятся в дорогу? – спросил Темир-Зан-хан.

– Сын есть, он мой ровесник, невестки есть. К войску из его семьи ушли пятеро джигитов, но они не нуждаются в помощи – сами справятся, готовятся, а как же. А старика, сказали, потом, когда начнем трогаться, хоть и силой, но на повозку-то усадим.

– Где их там?

– Вон там – за тем большим грушовым деревом, – сказал Кичибатыр, рукой показывая место, где находился там Адемея.

Темир-Зан-хан и его негеры поехали туда.

И вправду, здесь без особой суеты, но довольно основательно готовились к отъезду: во дворе стояли четыре большие повозки, в каждую из которых были впряжены по два вола, и женщины, молодухи, подростки таскали и укладывали в них тамные вещи, бурдюки с зерном, бочонки с маслом и сыром. Широкий двор был заполнен кудахчущими курами и детьми, которые гонялись за курами, то и дело падали и начинали плакать. В общем, стоял обычный в таких случаях невообразимый шум и гам, но несмотря ни на что дело делалось – повозки наполнялись разнообразным скарбом и продуктами.

– Мир и достаток вашему шатру! – приветствовали женщин и подростков всадники, спешившись и цепляя недоуздки за плетень.

– Будьте здоровы! Да сопутствует вам добро! – ответили женщины что постарше.

А все остальные с любопытством поглядывали на странных гостей, которых сопровождают так много воинов-джигитов.

– А где Адемей? Мы к нему приехали, – сказал Танг-Берди-хан.

– Будьте гостями – заходите в там. А дедушка на винограднике, – сказала одна из женщин. Если судить по годам, то она должна быть одной из старших невесток самого Адемея.

Оба хана вслед за женщиной прошли на задворки. Прошли и удивились тому, что увидели – они думали увидеть здесь седого старичка, дремлющего под сенью виноградника, а перед ними стоял Дебет1. Правда, настоящий Дебет, наверное, был черным, раз тело его было сделано из железа, а этот был белым-белым, и должен был называться Серебряным Дебетом. До виноградных веток наверху, которые он, наверное, поправлял и до которых обычные люди с трудом дотягивались бы, став на какую-нибудь подставку, этот великан доставал без особого труда.

Увидев гостей, старик стал потирать ладони, слегка похлопывая, – так он, наверное, «помыл» руки, чтобы поздороваться. Приветливо улыбаясь, старик шагнул навстречу гостям, протягивая им руки.

– Добро пожаловать, гости, добро пожаловать! – сказал он.

– Доброго тебе дня, Адемей! Да спорится дело твое! – поздоровался Темир-Зан-хан, с удовольствием пожимая руку старика-великана.

Приветливо поздоровался со стариком и Танг-Берди-Хан.

– И вы будьте здоровы, джигиты хорошие! Идемте в там, а то здесь жарковато, и айрану попьем, – предложил старик.

– Спасибо, Адемей! Извини, но нам некогда. Мы прослышали, что ты, Адемей, не хочешь вместе со всеми уезжать, желаешь остаться здесь. Мы удивились этому и решили от тебя самого узнать – почему?

– Аха! – воскликнул Дебет Серебряный, – значит, вас послал Танг-Берди-хан! Я так и сказал этому негоднику Кичибатыру, – пусть даже сам Танг-Берди-хан придет и скажет мне, но я не поверю в эту болтовню, что мы, народ асский, едва прослышав о том, что кто-то собирается идти на нас жортууулом, как мы тут же побежим на край земли и там попрячемся по норам, как мыши! Что – выходит, что мы действительно мыши, а тот, кто идет на нас – кот? Я не верю в это! Почему это мы теперь стали бегать от кого-то? Разве не от нас бегали все и всегда? Вы помните сказания о Большом жортуууле? – Дебет Серебряный стоял перед ханами, требуя ответа, словно он был святым посланником Святого Синего Неба.

– Помни, там ата, и сказания о Большом жортуууле, и о героических делах Танг-Эри-Тая! – ответил Темир-Зан-хан. – Но тебе, оказывается, сказали неправду – мы и не собираемся убегать!

– Да даст тебе Святой Танг-Эри крепкого здоровья, джигит хороший! Я так и знал, что все эти негодники меня разыгрывают. А где этот рохля Кичибатыр, интересно?

– Он вовсю собирается в дорогу, мы только что были у него, – сказал Танг-Берди-хан.

– Что это за дорога? Если все это вранье – тогда в какую это дорогу он собирается? – недружелюбно взглянул Адемей на Танг-Берди-хана – ты, мол, кто таков и откуда взялся: тоже, что ли, решил меня разыграть?

– Не все вранье, Адемей, – сказал Темир-Зан-хан.

– Но ведь ты сам только что сказал, что все это – вранье. Я сказал только, что мы не убегаем. Да, мы и не собираемся бежать – мы просто хотим на время войны переселить мирный народ в безопасные места. Так сказать, очищаем место битвы с врагом. Чтоб старики, женщины и дети не путались под ногами наших воинов-джигитов и не мешали им бороться с иноземцами.

– Тогда – совсем другое дело! А разве нельзя подобрать какое-нибудь хорошее, просторное поле подальше от журта? – вполне серьезно спросил старик.

– Когда борются два батыра, следует детей держать от них подальше, потому что они, в азарте схватки могут нечаянно задеть кого-нибудь, и это будет очень больно. И мы что-то в этом роде делаем – переселяем народ с тех мест, где наверняка нашим батырам придется схватиться с пришельцами.

– Так бы и сказали! А этот Кичибатыр-трус болтает, что на нас вот-вот нагрянет какое-то чудовище невиданной силы, что мы должны убежать в будинские леса и там попрятаться. Кто же в такое поверит? Ты только посмотри на него – он, этот негодник-трус, а туда же – хочет меня напугать, разыграть!

– Ну, Адемей, тогда мы договорились: ты тоже вместе со всеми трогаешься в путь – хорошо? – спросил Темир-Зан-хан.

– Ну, если так, если надо, что делать – тронемся. Только одно я не могу понять – почему вы не выйдете им навстречу и не всыплете им как следует там, у границ наших земель? Почему это вы решили их пустить аж до сюда, до тера, и здесь с ними побороться?

– Но ведь мы не знаем их силу, Адемей! А судя по рассказам, у них действительно большая сила. Воинов у них, говорят, тьма-тьмущая. И тогда, решив вас не тревожить, скажем, мы выходим им навстречу, схватываемся, оказывается, они сильнее нас, мы не в силах их удержать, и они прорываются сюда – что тогда будет? Случится беда, много крови прольется, многих в полон угонят. Вот этого-то мы и не хотим. Наши предки – нарты как победили эмегенов и желмауузов, этих пришельцев мы тоже хотим одолеть именно так: умом и хитростью, а если необходимо – и силой тоже! А так, если напрямую попытаться помериться силой, может случиться и так, что они нас одолеют. Ведь всякое может быть, разве не так?

– Клянусь Великим Танг-Эри, этот, кто на нас идет, и вправду, наверное, силен, иначе вы так заранее не забегали бы. Да даст вам, джигитам, силу Великий Танг-Эри, а от нас уже толку нет. Хорошо, уйдем – не будем вам мешать. – Старик с грустью посмотрел на виноградные лозы. – А в этом году урожай винограда будет как никогда хороший. Алан, и не сумеете ли вы к тому времени, когда поспеет урожай, прогнать этих нечестивцев? Постарайтесь, джигиты, а то пропадет такой богатый урожай...

– Постараемся, Адемей, постараемся! Если Великий Танг-Эри поможет! – пообещал Темир-Зан-хан.

– Но вы на него особо не надейтесь – он, говорят, лентяев да трусов не очень-то жалует! – сказал Адемей. – Посмотрит, посмотрит на вас, и если увидит, что вы сами как следует не стараетесь – ленитесь, трусите, – обидится на вас и махнет рукой, не станет вам помогать.

Темир-Зан-хан улыбнулся – он до сих пор ни разу не слышал о том, что и Большой Небесный Отец – Танг-Эри, как и все отцы, может обидеться на детей своих за их проступки и бросить их на произвол судьбы, если они даже и нуждаются в помощи.

– Да неужто Он может так поступить, Адемей! Как это Он, у кого ума – целое море, сила – неограничена, может не помочь нам, детям своим, если увидит, что нам трудно без его помощи?

– Поможет! Конечно поможет, если увидит, что и вы сами стараетесь изо всех сил, не ленитесь и не трусите. А если увидит, что вы полеживаете себе на боку да ждете, когда это Великий Танг-Эри вам поможет – клянусь, может и не помочь. Когда отец делает то, что может сделать сын – это портит сына. А Великий Танг-Эри нас, своих детей, не хочет баловать, портить. А раз так, то мы обязаны делать то, что нам самим положено делать. Лишь тогда, когда нам предстоит выполнить неимоверно большую и тяжелую работу, которую мы сами не в силах выполнить, или если пришла беда, с которой нам самим справиться нелегко – вот только в этих случаях мы должны просить помощи у Великого Танг-Эри. А то, если на каждом шагу, по поводу любого пустякового дела мы постоянно будем просить помощь у Великого Танг-Эри – разве это прилично? А если мы делаем что-то не так, нехорошо – ты думаешь не болит душа Танг-Эри? Так что, вы, храбрые джигиты, не особенно-то посиживайте, раскрыв рты, ожидая помощи Великого Танг-Эри, а сами попытайтесь одолеть этого заморского эмегена. А вот когда попытаетесь и убедитесь, что вам одним его наверняка не одолеть – вот тогда-то и обращайтесь к Небу за помощью!

Я правильно говорю, джигит?

– Правильно, очень даже правильно ты говоришь, Адемей! Мы постараемся все сделать так, как говоришь ты. И ты сделай то, что мы просим – возьми женщин и детей и увези их подальше отсюда. Хорошо?

– Хорошо, хорошо – коли дело обстоит так, как говоришь ты. Уйдем, освободим землю – поборитесь. А теперь зайдите в там, выпейте айрана, – и с тем старик направился во двор.

Увидев во дворе под навесом разостланный кийиз, а на нем несколько столиков, на которые быстрые младшие невестки уже несли кушанья, не одну десятку воинов-джигитов за плетнем, старик с удивлением посмотрел на Темир-Зан-хана, а затем и на Танг-Берди-хана.

– А сами вы кто будете, джигиты хорошие – ведь вы мне это так и не сказали? – спросил старик.

– Я Темир-Зан-хан из рода Абай, если слышал, – сказал Великий хан. – А он является ханом вашей Аккйш-тайфы – Танг-Берди-хан. Вот видишь, он не стал к тебе людей посылать, как ты подумал, а приехал сам!

– Что ты говоришь! Значит, ты и есть тот самый Темир-Зан-хан, о котором все говорят? – и старик еще раз оглядел Великого хана с ног до головы, потом повернулся к Танг-Берди-хану: – Да и тебя я не узнал, Танг-Берди. Когда я видел тебя, ты был слишком молод – и я не узнал тебя сейчас. Чего ж это вы сразу не сказали, а позволили мне столько времени по-пусту болтать! – заметался старик, не зная как и чем оказать подобающую честь высоким гостям. – А ну-ка, идемте сюда – посмотрим, чем это мои невестки собираются вас угостить, – стал приглашать он обоих ханов под навес, где был расстелен кийиз и поставлены столики.

– Ты нас извини, Адемей, но нам засиживаться некогда – выпьем айрана стоя и поедем, – сказал Великий хан, беря из рук подростка деревянную чашу с айраном.

– Хорошо, Темир-Зан, – сейчас поступай, как считаешь нужным, но если после того, как сделаете свое дело, не зайдете и не посидите, как и следует гостям, вы меня обидите, – сказал Адемей.

– Если Великий Танг-Эри даст мне такую возможность, я постараюсь тебя не обидеть, Адемей. Как ты и говоришь, как только дело закончим, так мы к тебе в гости и заедем! – сказал Великий хан, за руку прощаясь с этим замечательным стариком. Потом, видно, что-то вспомнив, остановился и спросил:

– Алан, Адемей, у тебя есть сын по имени Зашакку?

– Есть, Темир-Зан, есть, благодаря Небесным Святым.

– А у него есть дочь Кюн-Тыяк?

– Да, есть у него такая дочка-сорвиголова. Еще вчера утром ушла в ханский журт поглядеть на состязания да на разные там торжества, и вот до сих пор еще не вернулась. Да ничего, она ведь не одна ушла, вот-вот должна вернуться, – сказал Адемей.

И тогда Темир-Зан-хан вновь горячо пожал руку Адемею и крепко обнял его. Старик растерянно уставился на Великого хана, ничего не понимая.

– Я поздравляю тебя, Адемей! – сказал Темир-Зан-хан. – По-моему, ты все еще не слышал о том, что твоя внучка Кюн-Тыяк в состязаниях в стрельбе из лука обогнала всех джигитов Алан-Ас-Уи и стала названной дочерью Святого слуги Великого Танг-Эри Сабыр-Зана.

Старик окончательно растерялся и не знал, что и сказать.

– Да что ты говоришь? И ты меня не разыгрываешь? – спросил он, когда пришел в себя.

– А потом Сабыр-Зан сказал, что отдает свою дочь тому джигиту, кто победит в новых состязаниях по стрельбе из лука.

– Да что ты говоришь?! А потом?

– Получилось так, что нашего негодного сына признали победителем. Так что, Адамей, жди сватов от меня!

– Да иди ты! Уж теперь-то ты тоже точно решил меня разыграть. Не поверю, клянусь!

– Хочешь – верь, хочешь – не верь, но действительно это так, Адемей! – сказал Темир-Зан-хан. – Но ты сейчас об этом особо не тревожься – отправляйтесь в дорогу. Мои сваты найдут тебя, где бы ты ни был. Если будете согласны, как только пройдет это тревожное время, за невестой приедут джигиты – на торжествах по случаю победы сыграем и их свадьбу. Этот наш обычай и ты сам, конечно, знаешь.

Растерянный всем услышанным, Адемей, даже и не понимая до конца что говорит, пробормотал:

– Знаю, знаю,.. конечно знаю...

– Хорошо, Адемей, – до свидания. Встретимся на свадьбе! – сказал Великий хан, на прощание еще раз пожимая руку старика. – Извини, пожалуйста, – мы так и не зашли в твой там, но сам видишь, время такое.

– Так выходит, что этот негодный Кичибатыр сам не знает, что болтает – так, да? Мы же ни от кого не бежим? – спросил Адемей, оглушенный необычными новостями, совершенно не понимая, что вообще говорит.

– Ну конечно же! Мы ни от кого не бежим – мы просто очищаем достаточно большую поляну, убирая оттуда людей, чтоб как следует схватиться с тем самым эмегеном, который идет на нас! – ответил Великий хан, направляясь к своему коню, которого держали под уздцы двое джигитов.

Темир-Зан-хан, Танг-Берди-хан, и их негеры исчезли из виду также внезапно, как и появились.

– Коли так – совсем другое дело! А этот негодник Кичибатыр бежим, говорит, – бормотал Адемей, довольный, заходя с улицы во двор...


XI


Даг-Уя с благодарностью нашла свое место под заботливой отцовской рукой царя Дариявуша – уверял всех во время Царского совета в городе Сфарт Мегобаз перед походом. Но это, как теперь стало ясно, в большей степени было мечтой, желанием, а не действительностью – кроме всевозможных начальников, посаженных на государственные должности по большей части самим же Мегобазом, остальной народ почему-то не проявлял особой радости при виде доблестных воинов благодетеля народов, солнцеподобного светоча мира царя Дариявуша. Люди повсюду встречали воинов царя не дарами да танцами, а косыми взглядами.

Во всех четырех сторонах света, кажется, и места уже не осталось, где бы не побывали победоносные львы царя Фарса, они повидали многие народы и племена, но еще нигде не видели такого, чтобы война продолжалась еще и после войны. А здесь, в Даг-Уе, она еще продолжалась – в горах и лесах не счесть разных разбойничьих шаек, которые постоянно нападают на разрозненные группы царского войска, а также на продовольственные отряды и обозы. Да и мирный народ совсем не мирный – даже старики и старухи смотрят на фарсов как на кровавых врагов, нисколько не желая скрывать свою неприязнь. Повсюду, где они бывали, обычно дети стайками бегали за марширующими сотнями, с любопытством разглядывая пестрые наряды чужеземцев, а здесь, в Даг-Уе, дети – и те глядят на фарсов насупившись, исподлобья. Кажется, что здесь все: и люди, и звери, и горы, и реки – все ненавидят фарсов и готовы при первом же удобном случае вцепиться им в горло.

Как бы там ни было, но храбрым воинам царя Дариявуша не удастся, наверное, как думалось вначале, беззаботно, с песнями да играми прошагать по Даг-Уе до Дунай-сая, большой реки, за которой и начинались земли загорских саков. А ведь вот как должно было быть – чтобы царь Дариявуш, гордо восседая на своем белокопытном огненном жеребце, ехал во главе своих храбрых воинов, снисходительно поглядывая по сторонам, а народ Даг-Уи, уже сварив мясо жертвенных животных в огромных казанах, выстроившись по обе стороны дороги, просил бы умолял бы его, говоря: «О, наш царь, соперничающий с солнцем! И ты сам, и львы твои, наверное, притомились в пути – просим, окажите нам честь, сойдите с коней, отдохните немного и отведайте нашего угощения!» А вместо этого армия царя Дариявуша оказалась на самом деле на положении волчьей стаи, окруженной пастухами да их волкодавами: на нее нападают со всех сторон, любым способом стремятся нанести ей удар, нанести хоть какой-то ущерб – при случае убивают воинов, продовольственные отряды чаще всего возвращаются с пустыми руками, а вернее – телегами, а нередко бывает, что и вовсе не возвращаются. Тысячи и тысячи полуголодных воинов, как саранча, опустошают все на своем пути – после прохода армии ни в селах, ни в городах не остается ничего съестного. Воины, о храбрости которых вот уже много лет говорит весь мир, оказывается, могут быть трусами и подлецами: появились случаи бегства из армии, солдаты стали драться меж собой из-за одной овцы, мешка муки или зерна. А в драке, случившейся среди воинов из Согдианы, была пролита кровь – один из них был убит ударом кинжала. Царь Дариявуш, прослышав об этом постыдном поступке, нисколько не колеблясь, повелел поотрубать головы всем участникам драки, а их было двадцать...