Geum.ru

Магомет кучинаев

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   34

– Что вы делаете? Как вам не стыдно? Встаньте сейчас-же все! – гневно крикнул царь.

Ардашир встал, но тут же припал к ноге царя, крепко обхватив ее, словно ему сразу же простятся все его грехи, если он крепко-крепко, очень крепко прижмется к царской ноге, и, заглядывая в глаза Дариявуша, станет умолять:

– С именем Великого Ахурамазды на устах прошу тебя, брат мой, прости меня! Я, глупец, видно, сошел с ума, дал себя обмануть Ахраману!

Царь тронул коня и освободил ногу из объятий Ардашира.

– Все садитесь на своих коней! И чтобы до вечера никто не посмел вспомнить то, что здесь произошло. Поговорим, когда вернемся с охоты, – сказал Дариявуш и тут же, обернувшись к Мардонии, добавил: – Будь внимателен к своим друзьям, Мардоний! – И больше ничего не говоря, пустился туда, в сторону большой поляны. Капассия, Бардия и их спутники последовали за царем.

Спустя некоторое время ко всем остальным присоединились также и Ардашир, и Мардонии, и остальные, что были вместе с ними.

После завершения охоты все славно посидели – разожгли костры, жарили мясо, ели, пили, много шутили и смеялись. Хотя кое-кто и заметил, что и Ардашир, и еще несколько человек почему-то взгрустнули, но никто не обратил на это особого внимания – мало ли из-за чего может вдруг измениться настроение человека...

На следующий день и сатрапы, и предводители войск, участвовавшие в царском совете, разъехались по своим сатрапиям, чтобы поскорее приняться за дела, порученные им царем в связи с предстоящим дальним походом. Проводив их, царь Дариявуш, Капассия и Бардия вновь стали держать совет – что делать с заговорщиками?

Бардия возмущен настолько, что даже стоять на месте не может, глаза его горят.

– Я не понимаю – чего здесь долго разговаривать: надо всем им поотрубать головы. И все! – восклицает он.

А Дариявуш ведет себя как-то странно, словно все было не в самом деле, а просто – игрой какой-то: и шутит, и смеется.

– Весь этот сыр-бор начал Капассия – откуда-то откопал и заговорщиков, так пусть он и заканчивает сам все это – а, Бардия? – говорит Дариявуш, просительно положив руку на плечо Бардии.

– Зря смеешься – здесь вовсе не до смеха! – сердится Бардия. – Вот если б ты остался один среди тех, кто так упорно гнался за тобой – тогда я посмотрел бы, как ты смеялся! Интересный ты человек! Неужели не понимаешь – если сегодня ты не отрубишь им головы, завтра они снесут твою голову! Тогда посмотрим как ты будешь смеяться!

– Не беспокойся – тогда уж точно я не буду смеяться! Как это я буду смеяться, если у меня не будет головы?! – говорит Дариявуш, как будто специально для того, чтобы еще больше разозлить Бардию.

– Хорошо, раз так! – сказал в сердцах Бардия. – Скажите им: «Ах, какие вы герои – вы решились убить самого царя!» – наградите Ардашира и его друзей, а Мардония велите казнить за трусость и измену!

– Во всем ты виноват! – обратился царь Дариявуш к Капассии. – Если б обо всем этом ты сообщил нам сразу же, как только узнал, дело так далеко не зашло бы. А теперь что мне делать? Убив Ардашира, пролив кровь царского рода, с каким лицом я к людям выйду? Если я поступлю так, то обрадую Ахримана, и когда отправлюсь на тот свет, встречать меня придет не девушка-краса1, а та самая старуха-уродка2. И не убить невозможно – как простить такое дело? Подумают еще, что я растерялся, испугался, не решился. Скажи – что мне делать?

– Хорошо – скажу, – ответил Капассия серьезно, хотя сам прекрасно видит, что Дариявуш все еще балагурил, шутил, дразнил Бардию. Ардашир не такой уж и опасный человек, каким его здесь представляет Бардия. И корни этого дела, кажется мне, уходят поглубже, чем простое желание Ардашира стать царем. Судьбу Ардашира и его сообщников решим потом, давайте сперва постараемся раскопать корни этого дела – с чего да почему началось. А когда узнаем с чего да почему, тогда и постараемся, если хватит ума, сделать так, чтобы подобное не повторилось. Что скажете? – Капассия поочередно посмотрел на обоих.

– Нечего здесь раскапывать: Ардашир хочет стать царем – вои и все корни этого дела! – сказал Бардия. – Он дал обмануть себя Ахриману!

– А почему эти молодые, блестящие воины, да еще благородных кровей, стали его сообщниками? – сразу же спросил Капассия.

– А что это ты у меня спрашиваешь – иди и спроси у них! – ответил Бардия, вновь распаляясь. – Подумали, наверное: вот поможем Ардаширу влезть на трон, а он нас сделает большими военачальниками, сатрапами!

– Вот именно! Значит, если Ардашир не будет царем, то и они не смели мечтать стать большими военачальниками, сатрапами или попасть на какие-нибудь другие хорошие должности, если даже из кожи будут лезть вон, служа царю и отечеству! Не смели мечтать – понял?! А они мечтают, потому что – молодость не может жить без мечты! Вот почему они присоединились к Ардаширу – чтобы иметь право на мечту! Не думали же они, что кто-то из них может стать царем? Нет, конечно! А теперь надо подумать о том, почему же они не смеют мечтать о высоких должностях сегодня? Скажи – почему?

– Откуда мне это знать? – Иди и спроси это у них! – раздраженно ответил Бардия. – Чтобы быть большим военачальником, надо иметь и опыт, и талант, и мужество. А чтобы быть сатрапом – надо быть и умным, и знающим, и справедливым. А они, наверное, чувствуют...

– Что они не талантливы, не умны, ни опыта никакого никогда приобрести не смогут, на знаний. Так что ли? – спросил Капассия.

– Да, так! А что же тогда?

– Нет, друг мой! Ты можешь тысячу раз говорить, что молодой воин из почетного, уважаемого рода, ставший сообщником Ардашира, замышляющего покушение на царя, трус и на что не способен, но я этому никогда не поверю! И еще – где ты видел такого человека, да еще молодого, который бы сказал: «Нет! Я не смогу работать на этой высокой должности – у меня не хватит ни ума, ни знаний? На свете не сыскать такого человека! А потому ясно, что они не могут особо размечтаться по совершенно другой причине! – уверенно закончил свою мысль Капассия.

– Чтобы там ни было, но ни я и ни ты не мешали им мечтать! – с полной уверенностью в своей правоте воскликнул Бардия.

– Мешали! Да еще как! – воскликнул, не сдерживаясь и Капассия. И я, и ты, и Артабаз, и Мегабаз, и Парваз, и Шахрабаз!

И Бардия, и Дариявуш с удивлением уставились на Капассию.

– Тогда и я тоже? – спросил царь, увидев, что названы имена шестерых из семи «братьев», и лишь он один остался в стороне.

– И ты тоже! Если уж непременно хочешь знать правду! – воскликнул Капассия сгоряча, и только потом понял, что слишком уж опрометчиво перешел ту грань, которую никому переходить не дозволено, и сразу же «схватился за соломинку»: – Тем, что и в большом, и в малом потакаешь нам, не говоришь «нет!» даже тогда, когда следовало это сказать. Я понимаю – ты не хочешь нас обидеть, но и так тоже нельзя! Ты ведь не только наш брат и друг, но и царь!

– Я так тебя и не понял, – сказал Бардия. – По-твоему выходит, что не они, а мы виновны. Так что ли?

– И я тоже не до конца тебя понял, – добавил и Дариявуш.

– Хорошо. Постараюсь объяснить, если хотите слушать, – сказал Капассия, и оба в один голос заговорили – да, да, мол, объясни, пожалуйста.

– Вы, конечно же, помните, что мы «семеро братьев», начинали наше общее дело с клятвы верности и братства, – спокойно, издалека начал Капассия. – Этой клятве мы все были верны, и думаем, что будем ей верны и до конца наших дней. Это очень хорошо. Но мы не обратили внимание на одно очень важное обстоятельство, и в особенности мы, шестеро, исключая Дариявуша.

– Чего это ты начал со дня сотворения света? Говори короче – на что мы не обратили внимание, в чем наша вина? – спросил Бардия, нетерпеливо прохаживаясь, недовольный тем, что Капассия слишком уж затягивает дело ненужными умничаяниями.

– Хорошо – скажу короче, – согласился Капассия. – Мы все шестеро, ясное дело, уважали своих родных и близких, друзей и знакомых, и всегда готовы им помочь. А если случается, что это по какой-либо причине не в наших силах, то мы, особо не раздумывая, приходили к Дариявушу, и просили – вот, мол, мой племянник, такой он хороший да пригожий, дай ему эту, ту должность, пошли его туда, сюда! И он, чтобы своим отказом не обидеть нас, дает всем нашим племянникам, детям, друзьям и знакомым хорошие должности. И вот, посмотрите сами, – почти на всех высоких должностях, как в сатрапиях, так и во дворе находятся наши люди – наши родственники, а если и не наши родственники, то родственники наших родственников, друзья наших друзей. Но ведь и среди мадийцев, и среди фарсов не так уж мало людей, к тому же из благородных семейств, которым не посчастливилось быть ни нашими родственниками, ни родственниками наших родственников, ни нашими друзьями и ни друзьями наших друзей, на худой конец. И все они, как это ни странно, по мере обретения опыта и знаний, хотят продвигаться по службе. Но мы, шестеро «братьев» царя, не так уж редко на должности, которых были достойны они, сажаем своих людей. Вот где корни и сила того зла, которое и толкнуло молодых военачальников в сообщники Ардашира. Вот об этом нам и следует подумать. Давайте, как и прежде, верить друг другу, помогать друг другу, но так, чтобы люди из уважаемых родов и семейств не смотрели на нас как на своих заклятых врагов, так, чтобы не вред, а польза была бы делам государства, так, чтобы никто не мог упрекнуть Дариявуша в несправедливости. Что скажете?

– О, Семеро Небесных Бессмертных Святых! Что он говорит? – воскликнул Бардия. – Почему ты ничего ему не скажешь? – обернулся он к Дариявушу.

– Потому что я не знаю что сказать! – ответил Дариявуш. – Потом, повернувшись к Капассии, продолжил: – Если я перестану обращать внимание на просьбы своих шестерых братьев, если не буду выполнять их просьбы – тогда я нарушу нашу клятву, а я хочу быть верным своему слову! Так что, Капассия, – твои заумные размышления никому не нужны. И Ардашир, и его сообщники дали себя обмануть выродкам Ахримана1. А зря! А если не устояли перед искушением, дали себя обмануть – тогда пусть знают, что на том свете им придется пройти по Трем тяжелым дорогам2 и попасть туда, где находится и сам Ахриман3. Но они должны держать совет и на этом свете. А ты, Капассия, не лезь слишком далеко. Нечего было им слушать Ака-Ману4, надо было прислушаться к словам Воху-Маны5. Вот что я хотел сказать.

– Ты совершенно прав. Их вину на том свете у моста Чинват6 покажут весы Рашку7, – сказал Бардия. – А их вина, на какие бы весы ты ее на этом свете не ложил, слишком уж тяжела. Чтобы ты ни говорил, как бы не вертел, Капассия, но я говорю еще раз – надо отрубить им головы!

– Если мы отрубим им головы – это будет наша вторая ошибка. Поверьте мне! – сказал Капассия.

– Почему? Объясни это, – попросил Дариявуш.

– В связи с Ардаширом ты сам уже сказал, – ответил Капассия. – Тебе не к лицу проливать кровь человека из собственного же царского рода. К тому же Ардашир не такой уж злой гений, не князь тьмы и не стоит особо его опасаться. И если сегодня ты проявишь великодушие и простишь его, не казнишь, – он уже никогда против тебя не пойдет. А если говорить о его сообщниках, то все они – сыновья знатных родов, и если мы отрубим им головы, то, ясное дело, все эти роды сразу же станут нашими врагами. А в этом ничего хорошего нет. Это, если хотите, даже опасно. Не лучше ли будет, если ты, Дариявуш, просто отошлешь их в свои роды и сообщишь их родителям: так, мол, и так, ваши сыновья из-за молодости и неопытности оказались замешанными вот в такое нехорошее дело; поговорите с ними, постарайтесь убедить их, что они неправы, а когда вам удастся это сделать, присылайте их обратно сюда для дальнейшего, мол, продолжения службы. Если ты так сделаешь, клянусь тебе Ахурамаздой, тогда всю свою оставшуюся жизнь и эти юноши, и их родители будут тебе верны, будут клясться твоим именем. Разве же лучше столько уважаемых родов и семейств иметь в друзьях, чем в врагах? Тогда, кроме них и другие скажут, весь народ будет говорить о том, что царь Дариявуш и в самом деле, оказывается, и умный, и добрый сердцем царь: смотри – какую подлость совершили эти ребята, а он их простил, не отрубил им головы, как это сделал бы любой другой на его месте! Это плохо – если народ будет так говорить? Я так думаю: это совсем неплохо – это хорошо!

– Просто удивительно! – воскликнул Бардия. – Ты, Капассия, не на государственной службе должен находиться, а должен быть жрецом-полусвятым и учить людей всепрощению, терпению, не судить на этом свете даже самого отъявленного преступника, а оставить его для высшего – небесного суда! А по-моему, за преступления, совершаемые на этом свете, каждый преступник в первую очередь должен отвечать именно на этом свете! А на том свете у моста Читват за свои преступления пусть держит ответ перед сыновьями Ахурамазды1. Я правильно говорю, Дариявуш?

– Один говорит – так, другой – совсем иное: вы мне заморочили голову! – сказал Дариявуш, рассмеявшись. – Давай, Бардия, сделаем так – раз Капассия откуда-то откопал и начал это дело, то пусть он и заканчивает его. Зачем мы будем на этим свои головы ломать. Виноват – пусть сам и расхлебывается! Хорошо?

– Хорошо, хорошо – пусть так и будет! – с деланной радостью воскликнул Бардия. – Если вы такие умные-преумные, прекраснодушные, человечные, милосердные, то почему я должен быть кровопивцем? И я тоже, как и вы, хочу перед всеми людьми наших благородных родов, перед всем народом прослыть и умным, и милосердным, и вежливым человеком. Пусть будет так!

– А разве это плохо, друг мой? – спросил Капассия, и Бардия, гневно сверкнув глазами, косо глянул на Капассию.

– Перестаньте придираться друг к другу! – сказал Дариявуш. – Поступим на сей раз так, как предлагает Капассия. Кто знает – может, действительно, на этом свете все еще нужна человечность?

Через две недели царь Дариявуш с сорока тысячами конных и ста восьмидесятью тысячами пеших воинов уже был на берегу Узкого моря. Дни стояли ясные, тихие. Изумрудные воды моря ласкали берега у ног царя.

Кажется, люди со всего света собрались сегодня здесь, чтобы увидеть собственными глазами то чудо, о котором в последнее время упорно говорили все: – стар и млад, нищий и богатый – оба берега Узкого моря заполнены народом. Еще бы! Кроме самих Небесных Святых, кто бы мог еще решиться на то, чтобы через море мост построить?! А царь Дариявуш построил! В это, конечно, трудно поверить – но мост-то вот он – стоит перед глазами тысяч и тысяч людей!

И когда люди убедились в том, что мост через море не просто легенда или сказка, а действительность, она поверили – царю Дариявушу строить этот мост помогал не какой-то грек по имени Мандрокл с острова Самох, о чем говорилось в легендах, а сам Великий Ахурамазда, принявший облик простого смертного, и все остальные Небесные Святые из Бессмертной Семерки. Это так – ясное дело, а то кто же поверит в то, что простые смертные люди способны построить мост через море? Никто и никогда!.. Конечно, сказать-то можно – давайте, мол, от берега и до берега поставим корабли рядом друг с другом и по ним постелем мост, но попробуй сделать так! Воды Узкого моря не такие уж спокойные, как кажутся на первый взгляд, ведь в сущности Узкое море – это даже и не море вовсе, а огромная река, широкая как море: ее воды текут вверх, в Большое море, даже быстрее, чем воды Дунавия! Почему же тогда вода не уносит корабли! Держат веревки? Если б не помогали сам Ахурамазда и все Небесные Святые, навряд ли кому-нибудь удалось бы обуздать море простыми веревками!..

На высоком берегу моря разбит царский шатер, крытый разноцветными шелками, там сидит царь Дариявуш и любуется-не налюбуется этой прекрасной картиной – как переходят по мосту через море на ту сторону войска. Рядом с ним стоят и большие военачальники, и сатрапы – их лица тоже озарены гордостью и радостью. И даже у Ардашира! Капассия все-таки сумел настоять на том, чтобы царь Дариявуш не только просто простил его, но даже и оставил на прежней должности.

На днях здесь, на берегу Узкого моря, перед уходом в поход царь Дариявуш еще раз созвал совет. На этом совете царь сообщил, что сатрап Лидиии Капассия отныне является и наместником царя в Малой Азии, и все здешние сатрапы должны согласовывать с ним свои действия. Острые языки уже на самом совете окрестили Капассию пол-царем. До завершения похода и возвращения больших военачальников к своим обязанностям предводителей войск в сатрапиях, Капассия назначался и предводителем всех войск, остающихся в Малой Азии.

Проводить царя в поход вместе с Ардаширом пришли отцы и влиятельные родственники юношей – прощенных участников заговора. Слава царя Дариявуша взлетела до небес. Усилились слухи о том, что царь Дариявуш, скорее всего, посланник Небесных Святых, и, видно, на земле начинается «Золотой век»1.

Царь Дариявуш не любит ни выслушивать, ни говорить пышные любезности, но он в душе глубоко благодарен Капассии, сатрапиями которого было принято самое мудрое решение о судьбе Ардашира и его сообщников. Он, кажется, даже начинает верить в красивую сказку о том, что великодушие и справедливость могут сделать людей добрыми и красивыми. В то время, когда, казалось бы, вокруг разлито море радости и восхищения всем тем, что происходит на глазах тысяч и тысяч людей, наверное, один только Капассия заметил грустинку на глазах царя Дариявуша – она говорила о том, что он, Дариявуш, если б мог, то скорее всего в поход не пошел бы. Но сейчас даже он не в силах остановить эту мощную, полноводную реку войск, выливающуюся на тот берег Узкого моря, где она, словно в сказке, преобразится в большого и сильного тигра, которая ураганом пронесется по сакским степям, сокрушая все на своем пути. Нет, никому не остановить теперь ни этой реки, ни этого тигра, пока они сами, отягощенные славой побед и огромной добычей, не вернутся обратно!..

К царю подошел Мардоний и, поклонившись, доложил:

– Мой повелитель, затмевающий солнце! Твои тигры2, не знающие смерти, готовы выступать!

На днях Мардоний был назначен начальником конной царской гвардии, воинов которых все называли «царскими тиграми». По традиции, если войска отправлялись в поход, во главе «тигров» всегда ехал сам царь.

Царь Дариявуш, ничего не говоря, ушел в бело-мраморный дом, что стоял позади шатра. Атосса, зеленоглазая царица Атосса, о красоте которой по всему свету ходили легенды, была сейчас в этом доме. Царь в доме пробыл недолго – вот он вышел, а вслед за ним вышли и Атосса, и дети. Царь с Атоссой и с детьми, видно, попрощался в доме – он подошел к Капассии.

Капассия в знак глубокого уважения поклонился, но царь, кажется, сейчас не придавал, как обычно, особого значения этикету – он просто протянул руку Капассии и сказал:

– Добро вам оставаться! До скорой встречи!

– В добрый путь! Удачи тебе! – ответил Капассия.

Царь стал прощаться и с другими приближенными, которые тоже оставались на родине, а к Капассии подошли Мардоний и Шахрияр, двадцатилетний сын Капассии. Сам царь Дариявуш отдал Шахрияра под власть Мардония, назначив его командиром тысячи. Шахрияр был на седьмом небе от гордости и радости, словно эти тысячи и тысячи отважных воинов ведет в поход он сам, а не царь Дариявуш. Конечно, он, находившийся рядом с отцом и давным-давно усвоивший воинские мастерства, уже не мальчик и даже не юноша, а вполне зрелый муж. А в последние два года был уже сотником. Но все равно, отцовское сердце не может оставаться спокойным, когда сын отправляется в поход: война, что ни говори, – это не игра. Прощаясь и с Мардонием, и с сыном, Капассия не выдержал, улучшив момент, еще раз сказал Мардонию:

– Тебе, Мардоний, доверяю сына!

– Будь спокоен – пока я жив, с ним ничего не случится! – ответил Мардоний.

Царь заканчивал прощальную церемонию, и времени более не было – все подошли поближе к царю. Вот последнее рукопожатие, и царь Дариявуш под восторженные возгласы собравшихся стал спускаться вниз – к своим «тиграм», а вместе с ним и все, сопровождающие его в походе военачальники...

Вот и показались на мосту золотошлемные, в пурпурных плащах «царские тигры». Впереди них на прекрасном жеребце каурой масти с большой звездочкой на лбу ехал всадник, полы его ярко-красного плаща развевались на ветру, солнцем сиял на его голове позолоченный шлем. Это был сам потрясатель вселенной царь Дариявуш.

Как и все, Капассия тоже смотрел, не отрывая взгляда, пока царь по мосту не переехал на тот берег моря. Кругом все сверкало, торжествовало: ярко светило солнце, блестели синие воды моря, бесконечной чередой шли разноцветные отряды войск, празднично шумел народ. Капассия стоял на высоком берегу, но он не видел ни нарядно одетых людей, не слышал ни праздничного гула толпы – на ту сторону моря прихватили с собой и его душу, и вот теперь он стоит на берегу – ограбленный, бессильный, позабытый и позаброшенный всеми, со своей неодолимой тоской в груди...


IX


Уже несколько дней, как целых шестьдесяи тысяч воинов со всех пяти тайф Алан-Ас-Уи пришли сюда, на земли Аккуш-тайфы – поближе к Долай-саю.

Большая часть населения Аккуш-тайфы и Тулфар-тайфы уже откочевали на земли Берю-тайфы, Абай-тайфы и на земли Будинов. Это были, конечно, те роды, которые все еще не осели и занимались только животноводством. А те роды, которые уже по-настоящему осели, и теперь занимаются и земледелием, еще не поднимались – народ хотел трогаться с уютного, обжитого места до тех пор, пока точно не будет известно о том, что войны действительно не избежать. Люди все еще надеялись, что вся эта болтовня о небывало большом жортуууле в их земли несметного числа врагов так и останется болтовней – ведь так не хотелось уходить неизвестно куда с обжитых тамов, оставив на произвол судьбы с таким трудом обработанные поля и огороды. Но теперь, кажется, этим надеждам не суждено было сбыться – вчера с той стороны Долай-сая пришла весть: царь Дарий переправился через Узкое море и с огромным войском продвигается в сторону Долай-сая. Так что, теперь все понимают – война неизбежна.