Женский образ, Вечные вопросы

Вид материала

Документы

Содержание Деньги шляпиных

Подобный материал:

• Full Fashion Look (индивидуальное соревнование) Мужской образ. Модная категория (стрижка, 138.86kb.
• Цели: познакомить с любовной лирикой поэта, 99.25kb.
• Женский образ в рассказе а. И. Куприна «олеся», 29.32kb.
• Проект рефераты id 920001 Женский образ в рассказе А. Куприна «Олеся», 26.03kb.
• 8 Марта не просто "Между-народный женский день", это истинно женский праздник, принадлежащий, 133.07kb.
• Н. И. Лобачевского Секция: зарубежная литература, 228.9kb.
• Тихвинский монастырь икона Тихвинской Богоматери, Введенский женский монастырь. Женский, 203.68kb.
• Института Психиатрии Министерства Здравоохранения Российской Федерации установлено:, 21.9kb.
• Международный туроператор ул. Благодатная, 63 Невский пр.,80,, 159.12kb.
• Женский образ в «одиссеи» гомера содержание, 317.95kb.

ДЕНЬГИ ШЛЯПИНЫХ

Раньше говорили: беден, как церковная мышь. Так вот это сказано и нро молодого Леву Шляпина.

Отец у Левы Шляпина был кочегаром, а мать расти­ла четверых детей. Родители рано умерли, поэтому сту­дентом Лева грузил на баржу лес и сгружал с баржи арбузы. Стипендиальный фонд института был маленьким, стипендий хватало только на отличников, а Лева отлич-

60

никои не был. Он рассчитывал подзаработать на практи­ке и, конечно, подзаработал бы, качаясь в люльке, укреп­ленной на тросах над рекой: измерял силу течения, глу­бину воды (он учился на гидролога), но в этой люльке над рекой его застала война.

После войны он опять учился, а начав работать, встре­тил девушку с праздничным именем Мая. Когда знако­мились, девушка почувствовала: необычная у него правая рука. Это потому, что за Днепром севернее Киева, когда он держал карту, пуля прошла сквозь обе кисти и ото­рвала два пальца от правой. Тогда его и комиссовали. Когда Лева и Мая решили пожениться и планировали будущую яшзнь, невеста с праздничным именем вдруг откровенно и жалко призналась: «Ты знаешь, я постоян­но голодная...»

Девушка отдавала зарплату матери: в семье не было отца, а у матери, кроме Май, было двое маленьких детей.

Итак, совместная жизнь началась в любви и в бед­ности. И то, и другое продолжалось недолго.

Мая Петровна родила дочку Наташу и стала домохо­зяйкой. Она постепенно погружалась в быт семьи, про­исходящее вовне начинало казаться малозначительным и чужим.

А Лов Кузьмич продвинулся по службе: его зарплата возросла вдвое, втрое, потом вчетверо. Он часто бывал в командировках. Знакомые из провинции, которые хлебо­сольно принимали его у себя, приезжали в Москву. Надо было так же хорошо принять их. Кроме того, Шляпин считал необходимым «дружить домами» со своими со­трудниками. Полые друзья Шляпина, по русскому обы­чаю и в гостях говорящие о работе, оказались неинтерес­ны Мае Петровне, а она, с комнатным кругозором и вось­миклассным образованием, неинтересна им. Не умея скрыть неудовольствия визитом очередного гостя, Мая Петровна спрашивала: «Вы ведь чаю не хотите?», а если гость вопреки приличиям все же чаю просил, следовало продолжение: «Но ведь не с вареньем?»

Наконец появился в доме Последний Гость. Он остал­ся ночевать и всю ночь храпел, так что Мае Петровне пришлось укачивать грудную дочку на кухне: тогда у них была одна комната в коммунальной квартире. Утром Мая Петровна сообщила храпуну все, что думала о его поведении. Лев Кузьмич поскорее увел Последнего Гос­тя в ресторан, куда отныне и будет приглашать своих друзей. 61

...Через двадцать лет супруги попытаются вспомнить, где они, кроме как в своих четырех стенах, были вместе. И вспомнят: на курорте — один раз, в театре — за два­дцать лет — ни разу, в кино... сколько же? Раз, два.,. пять... да, пять раз были в кино...

Вскоре Мая Петровна, заподозрила, что муж отдает ей не всю зарплату. Так и было: он получал четыреста руб­лей, а домой приносил двести. Предложение жены: от­давать ей всю зарплату, а потом «просить» — Шляпину не нравилось. Мае Петровне требовались деньги, чтобы семья жила как можно лучше. Кроме того, она полагала: приносить домой всю зарплату — святая обязанность мужчины. У Шляпина были другие цели и другие убеж­дения. Сначала ему нужны были личные деньги только для ресторанов. Потом захотелось иметь машину. Когда купили машину, пришлось откладывать на гараж. Свою систему распределения зарплаты Лев Кузьмич считал справедливой и называл «оставить себе на папиросы».

Именно на этой, денежной, основе и наметился рас­кол семьи. По словам мужа, Мая Петровна была «туне­ядкой». Ее жизнь он называл недопустимо легкой и стре­мился сделать «трудовой». Поначалу это были почти без­обидные, хотя- и не вполне мужские, придирки: недоста­точно чисто в доме, недостаточно вкусно в тарелке. Потом это приняло угрожающие размеры. Он отказывался спать на постельном белье, выстиранном в прачечной: не нравилось, что на простынях метки. Скандалил из-за носового платка, которого вдруг не оказалось у него в кармане, из-за носков, на одном из которых вдруг обна­ружилась дырочка...

На даче .Лев Кузьмич не хотел носить из колодца воду: «Я вам что, водовоз?» Зимой в городе, по словам Май Петровны, «не брал в руки пылесоса».

На обед Шляпину подавался шашлык или гусь, обя­зательной считалась закуска. Такое прозаичное блюдо, как сардельки, гневно сметалось со етола. Бумажные салфетки глава семьи не признавал, а требовал «из ма­териала...». Лев Кузьмич как будто отъедался за голод­ную молодость. Он располнел вдвое против прежнего.

О любви в семье давно не говорилось, хотя Мая Пет­ровна, не избалованная чтением романов и не размышля­ющая о тонких материях, «не замечала, чтоб муж не любил». Лев Кузьмич не догадывался, что, откровенно прези­рая женский труд, не приносящий денег, закладывает 62

основу нелюбви к себе ребенка. Ребенок не мог не чув­ствовать того, о чем Шляпин и не подозревал; что прези­раемый труд матери есть он сам, ребенок. С работы Шля­пин возвращался угрюмый и отстранял Наташу: «Не под­ходи, я устал». Ни разу он не вышел из дому вдвоем с дочерью. Девочка гораздо больше тянулась .к матери. К отцу она подходила робко и лишь тогда, когда хотела новую игрушку. Приученная подолгу не отвлекать отца, она произносила название игрушки и сумму, что она стоит, а потом переводила взгляд на правую, искалечен­ную, руку Шляпина, достающую из внутреннего кармана пиджака бежевый бумажник.

На дочку Лев Кузьмич денег не жалел. Покупал ей путевки на курорт, оплачивал уроки английского языка. А когда Наташа подрастет и поступит в спецшколу, где заведено хорошо одеваться, то будет одета не только не хуже других девочек, но даже лучше всех.

На день рождения Шляпин дарил дочке что-нибудь хорошенькое: серебряную ложечку и вилочку или сере­бряную чашечку, причем неизменно добавлял, что это от него лично. Мая Петровна огорчалась: как от тебя лично? От двоих. «Это мои деньги!» — мрачно отвечал Шляпин. Жена даже пожаловалась на работу мужа, в партбюро, но там не поняли толком, в чем дело, и начали выяснять у Шляпина, зачем он портит дочь, с малолетства поку­пая ей драгоценности.

По отношению к ребенку Шляпин выполнял лишь то, что считал сугубо отцовскими обязанностями: содержал дочь и стрем: ился научить ее думать. Поэтому ребенок, тихо, чтоб не беспокоить усталого отца, заканчивавшего ужин, вдруг слышал: «Давай рассуждать!» — «Не ме­шай ребенку кушать!» — вступалась за Наташу мама и уносила дочку спать.

Хоть гардероб Май Петровны состоял из одной коф­ты и рваного пальто («На тряпки не заработала», — го­ворил муж), на работу она не торопилась: не просто по­тому, что у нее был ребенок, но еще и потому, что это был больной ребенок. У Наташи повторялись воспаления легких, не прекращалась аллергия, и еще что-то было с сосудами головного мозга, из-за чего девочку мучила взрослая болезнь — мигрень.

Когда подошла очередь Шляпиных на отдельную квар­тиру, они получили очень хорошую: высокие потолки, большие две комнаты, большие кухня и коридор. Такую квартиру им дали, в частности, из-за болезни дочери. Мая

63

Петровна, быстро перезнакомившись с соседями по подъезду, металась с этажа на этаж, выпрашивая деньги в долг, чтобы купить мебель: Шляпин в это время копил на машину. В новом доме девочка почувствовала себя лучше. И только к окончанию школы Наташа стала нако­нец совершенно здоровой.

На Руси говорили: «Ребенка вырастить — дом по­строить». Мы привыкли оправдывать неработающих жен­щин только тогда, когда у них много детей. А если один? Если главное дело в жизни — превращение больного ре­бенка в здорового? Подумайте: превратить больного ребен­ка в здорового. Что важнее такого дела? Это ли... не карьера? Несемейное слово, служебное, но, по-моему, оно подходит. Карьера, успех! Удалось самое главное дело! Ребенок абсолютно здоров, несмотря на бывшую тяжелую болезнь, хорошо закончил спецшколу, а теперь на одни пятерки учится на предпоследнем курсе института ино­странных языков.

Шли годы. Наконец случилась История с Воротни­ком. Мая Петровна 15 лет носила свое зимнее пальто, ей очень — очень! — хотелось новое. К тому же, как вспо­минает она задумчиво, «были в мастерской норочки...». Шляпин жадничал: «Не заработала». И тогда женщина решилась на отчаянный шаг; продала мужнины унты и шапку — и купила воротник! Лев Кузьмич настолько возмутился этим самоуправством, что отказался содержать жену и даже составил первый черновик заявления в загс, где просит расторгнуть свой брак с Маей Петровной, ли­шить ее фамилии Шляпина, а заодно подробно излагает Историю с Воротником. Впоследствии Шляпин напишет еще много таких черновиков и будет забывать их дома на видном месте.

Мая Петровна пошла работать. Начался новый период в жизни семьи: опять, как в молодости, оба супруга ра­ботали. Только теперь, чтобы ни один из них не растра­тил чужих денег, вели хозяйство раздельно. Мая Пет­ровна заметно изменилась: ни с чем безропотно не со­глашалась, хвасталась тем, что у нее есть свое «я», и новыми, на свои деньги, покупками.

Наташа получала стипендию, бумажник Шляпина был для нее всегда открыт. Готовила для дочки и стирала Мая Петровна. Наташа по-прежнему ни в чем не нуж­далась.

И тут произошло непредвиденное: Шляпин свалился с инфарктом. В больнице он попросил врачей не пускать

64

к нему жену и дочь: не хотел, чтоб его, «мощного» че­ловека, видели беспомощным. Поднявшись, продолжал работать, но скоро его настиг второй инфаркт. Целый год «проковырялся по больницам» и в пятьдесят с неболь­шим лет стал пенсионером.

Осталось у него в жизни одно: двадцатилетняя дочка Наташа. Весь день он ее ждал, чтобы вечером поговорить о ее молодой жизни и рассказать о своем прошлом. Одна­ко, возвратившись из института, дочь прямиком направ­лялась к матери на кухню, чтобы «болтать там о кава­лерах и тряпках». В комнате родителей, где постоянно сидел отец, Наташа появлялась лишь посмотреть телеви­зор. Иногда она проходила мимо Шляпина на балкон, чтобы дышать свежим воздухом. Только раз в месяц На­таша обращалась к отцу: когда он получал пенсию, из которой ей причиталась половина. Но и тогда она боль-иго смотрела на бумажник, чем на отца.

Шляпин начал догадываться, что Наташа его не лю­бит. Он смутно чувствовал: причина нелюбви кроется в деньгах, к каких-то денежных отношениях. Он не пони­мал, что сам же дал Наташе первые уроки такой «нрав­ственности», еще когда она была девочкой, что сам же поддерживал в ней на протяжении остальной жизни рас­четливое отношение к самому себе вроде как к бежево­му бумажнику. Ему показалось: Наташа стала равно­душна к нему, потому что теперь от него нечего больше веять,

Неожиданный случай окончательно убедил Шляпина, что дочь его не любит. Однажды супруги смотрели теле-визор. Мая Петровна попросила сделать потише. На­сколько потише, супруги сговориться не могли и начали крутить рукоятку громкости каждый в свою сторону. 11 роизошло нечто, обозначаемое Львом Кузьмичом «я ее немножко отодвинул», а Маей Петровной «он меня уда­рил». Во всяком случае, на шум вбежала дочь.

- Если маму тронешь, я тебя убью! — крикнула дочь и плюнула в сторону отца.

Мая Петровна пошла в милицию, и там зафиксиро­вали, что удар все же был, «но не повлек увечья и рас­стройства здоровья». Лев Кузьмич побыстрее сел в ма­шину, которую врачи запретили ему водить, и, не имея водительских прав, поскольку жена их спрятала вместе с другими документами, чтобы он потихоньку не продал машину и не взял деньги себе, уехал к родственникам,

65

не дожидаясь следующего вечера, когда опять начнутся телепередачи.

А по дороге к родственникам пришла Шляпину в го­лову страшная мысль: жена и дочь нарочно создают во­круг него нездоровую обстановку, сознательно заставля­ют его нервничать, чтобы он умер. Ведь ему запрещено волноваться! (Совпавшие по времени явления — свою болезнь и скандал возле телевизора — Шляпип возвел в причинную связь.) Им нужна его смерть ради его де­нег: трех сберкнижек (они не знают суммы вклада, но знают, что книжек три), ради машины и шкафчика с серебром и фарфором. Когда он умрет, все достанется Наташе. Поэтому Натаншна нелюбовь — его смерть, а любовь — жизнь.

Решил Шляпин добиться, чтобы дочка видела в нем не источник денег, а отца, которого следует любить не­зависимо от его доходов. Поэтому, когда вернулся домой, сообщил Наташе, что отныне содержать ее не будет. А по­скольку истинную причину открыть не решился, объяс­нил, что это наказание за плевок в его сторону.

Дважды Наташа заходила к отцу и смотрела на бу­мажник. Шляпин выдержал характер: не дал денег, хотя Наташе они были очень нужны: собиралась замуж.

Вскоре настал день знакомства родителей.

Полированная мебель в столовой блестела, как глаза взволнованной Наташи. Родители жениха были принаря­жены и принесли шампанское. Мая Петровна была одета в единственную свою шерстяную кофту (ни одна из двух синтетических никак не подходила для такого слу­чая), зато приготовила настоящий праздничный ужин — очень постаралась! Из блестящего полированного шкаф­чика достали серебро и фарфор.

Шляпин запаздывал... Сели за стол, поглядели на мо­лодых: оба худенькие, с нежными лицами. Жених на два года старше, только что закончил институт. У Наташи протяжный кокетливый голос, а Витя кудряв. Красивая пара. Эх, за внуков!

Наконец появился Шляпин, одетый в старый костюм, в котором обычно возился в гараже, и с грязными ру­ками. Переодеться он отказался, но руки вымыл.

Решили свадьбу играть в ресторане, а расходы опла­чивать пополам: половину — родители жениха, полови­ну — невесты. Мая Петровна согласно кивала, уговари­вая кушать. Шляпин молчал, некультурных выпадов не допустил: с ним была проведена предварительная разъ- 66

яснительная беседа. Провожать гостей он не пошел, а на следующий день твердо сказал, что денег на свадьбу не даст.

У Наташи па нервной почве началась крапивница.

Будущая свекровь звонила Шляпиным и допытыва­лась, что с невестой, из-за чего она так волнуется. Мая Петровна но ночам плакала, стыдясь унизительного без-денежья — («Если продать пальто, то в чем ходить на работу?»)', — а днем обзванивала знакомых, выпраши­вая деньги в долг. Шляпин переселился на раскладушку, на которой ему предстоит спать в дальнейшем и которая будет упоминаться во всех его устных и письменных жа­лобах как вещественное доказательство плохого отноше­ния к нему семьи.

Утром, собираясь в институт, Наташа проходит мимо отца, готовящего себе завтрак, как мимо чужого. Если нечаянно отец и дочь встречаются взглядами, Шляпин видит в глазах Наташи ненависть. Эта ненависть совер­шенно запутала мысли, оглупила Шляпина: он попросил соседей по подъезду и даже лифтершу: объясните Ната­ше, что она должна меня любить! ведь в нее было столь­ко вложено! ведь раньше, когда у меня было много денег, я много вкладывал! — и приводит перечень: курорты, дачи, уроки английского языка, туалеты...

Он даже хотел написать в институт, где Наташа учится, не для того, конечно, чтобы «вынести ей приговор», а для того, чтоб «помочь ей, пока не поздно, понять ошибку, осудить свои действия и признать свои обязанности по отношению к отцу». Еще он хотел написать, что Наташа готовится к работе с людьми, а потому должна быть «высокоморальным человеком», и научить ее высокой морали должен, пока по поздно, институтский комитет комсомола. Но сам писать не решился, попросил других.

Он обвиняет дочку в том, что под его же влиянием сложилось: что она видела в нем лишь источник денег, и: сам: же требует себя любить за то, что был раньше хо­рошим источником денег. Другой связи ни с женой, ни с дочерью у него никогда не было, создать эту другую связь, как видно, поздно, и, сам разорвав существовавшую единственную — денежную, он цепляется за обрывки.

...Свадьба все же играется в ресторане (в долг, зато не хуже, чем у людей). Шляпина на свадьбу не зовут. После покупки приданого долги Май Петровны выраста-

67

ют до пятисот рублей, а получает она в месяц сто. Теперь она на работе не обедает, берет с собой кусок хлеба, «чтобы с долгами расплатиться и девочке чулочки купить». А дочка думает: ах, какая мама хорошая! какой папа плохой! Наташа знает два иностранных языка, но мысль поискать себе заработок и дать тем самым матери возможность обедать не приходила ей в голову. А кудря­вый мальчик-зять вообще ничего не знает о долгах тещи за его свадьбу. От него скрывают неприятное вроде как от больной бабушки. Родители ежемесячно помогают ему пятьюдесятью рублями. Он принимает их как естествен­ное, ничем в этом не отличаясь от Наташи.

О них говорят: «дети». Они действительно дети по уверенности, что им должны давать, что это в их возра­сте нормально... Долгое взросление...

Прошло еще полгода. Шляпин перенес третий ин­фаркт и сильно изменился. Лицо стало рыхлым оттого, что похудел вдвое. «От него половина осталась» — общее впечатление. Раньше любивший хорошо поесть, теперь Шляпин бережется: предпочитет паровое мясо и вареные овощи, которые называет «пищей», а когда выходит на кухню и тяжело движется к собственному, всегда сво­бодному стулу (кудрявому мальчику-зятю особенно стро­го запрещено садиться на этот стул), требует: «Закройте окно, мне в пищу летит пыль!» Домочадцы сердятся: квартира на пятом этаже, откуда пыль?! — но все же кто-нибудь, опершись о подоконник, разделенный надвое (каждая из враждующих сторон владеет своей полови­ной), тянется к форточке.

Иногда Шляпин подолгу здоров, а потом «зажимает» в груди, боль распространяется, расширяется, — кажет­ся, конец. «Сердце — мотор без запчастей», — говорит он, как и о машине, которую ему запрещено водить.

Ему действительно тяжело: болезнь и одиночество. Поднявшись после приступа, он садится к столу и часа­ми составляет таблички, в которых указано, сколько ка­лорий и разных солей содержится в твороге, сельди, растительном масле, дыне и прочих продуктах. Хороший продукт — зеленый горох! В нем всех составных — по­ровну!

Домочадцы с недоумением разглядывают листочки с колонками цифр и пытаются угадать их значение. Ино­гда записи более понятны. «Взять 350 г очищенного чес­нока, пропустить его два раза через мясорубку, добавить... Всю эту массу в темном сосуде выдержать 10 дней.

68

Пить с молоком, по схеме, за 30 минут до еды, в течение пяти лет».

В оставшееся от этих ученых занятий время Шляпин пишет мемуары (примета старости). Жена нашла тетрадь и прочитала. Прочитав, позвонила бывшим начальникам Шляпина, сказала, что муж про них пишет мемуары, называет их собственными именами и вообще все, что знает, закрепляет на бумаге. Бывшие начальники занервничали и сказали, что это «бред». В этих мемуарах жена обнаружила строку: «Я совершил ошибку, мне надо было жениться на Вале». «Это на какой же Вале?» — задумалась жена. Пишет Шляпин не только прозу, но и басни в стихах про свою семью. Если он хочет сохранить какие-нибудь записи в секрете, он кладет тетрадь в коробочку и обматывает коробочку лейкопластырем, после чего прячет в тайник. Его тайник находится на нижней полке серванта, в правом углу, за большой красной круглой коробкой чаю.

Не думайте, что Шляшшы совсем не разговаривают друг с другом. Нет. Они разговаривают о деньгах, с каждым дном все злее и требовательнее. Мать, отец и дочь никак не могут решить, кому принадлежит все ими на­житое и кто кому какую часть вещей и денег должен.

Что у них есть? Квартира, в которой они никак не могут разместиться, машина, в которой никто не ездит и которую они никак не могут продать, один телевизор, одна раскладушка, три сберкнижки с неизвестной сум­мой вклада и шкафчик с серебром и фарфором.

Но главное, что надо разделить, — это балкон. Надо как то так разместиться в квартире, чтобы и у Шляпина, и у молодых было по балкону. Если Шляпина поселить в комнате без балкона, он будет кричать, что больной и что ому пужеп свежий воздух. Если поселить «детей» в комнате без балкона, то как же они будут дышать воз­духом? И еще одно: надо решить, где достать сто рублей, чтобы купить матери кушетку: тогда она сможет спать па кухне. Сама Мая Петровна еще долго не сможет ку­пить кушетку: пока не расплатится с долгами за свадьбу дочери.

* # щ

Раздался звонок из прошлого.

• Помните ли вы меня? Моя фамилия Шляпина. Вы о нас написали статью десять лет тому назад.
  

69

Да, конечно, я ее помню. Журналисты помнят своих героев.

• Вы были тогда совершенно правы, — продолжает она.
  
• Ну вот, — вставляю я реплику. — А вы на меня жаловаться ходили...
  
• Ходила, —' соглашается она. —Но правы были вы, теперь я вижу. У нас в семье такое, такое...
  

В трубке раздаются рыдания, я выписываю пропуск, и вот моя давняя героиня сидит передо мной три часа подряд и все три часа рыдает. Я слышу, как за дверью топчутся мои товарищи по работе, не решаясь войти в кабинет, слышу какие-то их замечания по поводу «скупых слез». В этом моя героиня не изменилась. Помню, как десять лет назад она так же непрерывно и ровно рыдала на приеме у моего начальника, а меня посылали за стаканом водички, чтобы успокоить посетительницу. Тогда она защищала свою дочь, не соглашаясь с вывода­ми статьи. Теперь она мне же на дочь жалуется.

Я записываю все, что она говорит, и провожаю ее по коридору. На нас оглядываются. Мои товарищи врываются в кабинет и кидаются к своим рабочим столам, чтобы наверстать потерянное время.

• Знаешь что! — угрожающе говорят они мне, когда я возвращаюсь.
  
• Что? — спрашиваю я и рассказываю им историю Шляшшых.
  
• Понятно, ~ говорят они. — Но мы примем решение, чтобы ты своих героев принимала на дому!
  

Как же шла жизнь моих героев?

Финансовые трудности были тяжелы, но недолги. Хвала судьбе! Наташин свекор помог сыну, только что окончившему институт, попасть в солидную организацию, которая посылает своих сотрудников работать за рубеж. Не успели Шляпины оглянуться, как мальчик-зять с молодой женой уж упаковывал тонкие чемоданы, чтобы вернуться с толстыми. Они ехали в одну из тех благословенных стран, где много модного «дефицита» по сходной цене. Отныне труд зятя будет оплачиваться в долларах, а Наташин... ну что вы, что вы, разве даме положено работать?

На три года молодые исчезли из поля зрения Шляпиных. За это время Шляпины развелись, разделили по суду имущество, но оставались жить в одной квартире. Мая Петровна посылала дочери за рубеж подарки: япон-