Женский образ, Вечные вопросы

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 15

44

ему не дорога. Чем дорожить? Ведь это всего-навсего «временная ссылка».

Как страшно мы с вами промазали, и как метко попал в «десятку» профессиональный утешитель — «батюшка»!

Теперь подумаем: почему так разрушает личное горе? Почему так легко теряет человек точки отсчета? Ответ один: из-за отсутствия общих интересов, общих целей. Если трескается свой мирок, а иного — более обширного мира — у человека нет, то, значит, трескается все, вся жизнь, вся личность. Ничего не остается.

Здесь мы переходим к самому важному. К тому, что — единственное! — может укрепить человека и ни при каких потрясениях не даст ему соскользнуть ни в мистику, ни в бутылочку, ни в одну из разновидностей моральной деградации. Это понимание общего как неизмеримо более важного, чем личное. Это самоотверженный труд па благо Родины, это внутреннее признание и понимание пашет общественного идеала. Если человеку не за что отдать жизнь — то ему и жить не для чего.

Можно проковылять по жизни и без этого. Можно быть своеобразным, тонким человеком, но сильным — никогда.

Наш общественный идеал — основа стойкости, основа жизнеутверждения всего общества и каждой отдельной личности. Без него не то что новый человек не вырастет, а и тот, который есть, на ногах не устоит. Мы будем наблюдать все виды духовной деградации, вплоть до рецидивов средневековья, и всплескивать руками: как так? А так.

Лишь нахальная посредственность может жить с удовольствием, не имея впереди ничего, кроме личных интересов. А кто получше — в таких условиях могут скатываться к жизнеотрицанию.

«А что хорошего в вашей «реальной жизни»? — пишет мне один из ушедших в религию читателей. — Разгул и разврат превзошли все ожидания. Спекуляция процветает. Взяточничество, задаривания. Молодежь заелась и опустилась. Это с ними вы собираетесь строить коммунизм?»

Та же логика прослеживается в другом письме: «Отняли веру, ничего не дав взамен». То есть хорошее — там, плохое — здесь. Пусть мистично, зато хорошее..

Этот логический ход заслуживает разбора.
45

Все прекрасные человеческие качества вполне реальны. Вполне реальны самопожертвование, милосердие, че-^:ловечность, совестливость... И даже всечеловеческая лю-ловь — тоже реальность. Это особое состояние, и это тяжелое состояние. Это осознание своей вины перед людьми. Личной вины в творящемся зле, в происходящих с людьми несчастьях. Реакция на это осознание.

Она нашла, в частности, свое воплощение в образе, которому вы молитесь. Но только в частности. Не будь ее в реальной жизни — не было бы и этого образа.

Так что не одна только грязь в реальной жизни. Хотя не будь грязи — не было бы ни Иуды, ни Хама. Не будь предательства и наглой тупости в реальной жизни — не было бы их и в тех сферах, которые образна отражают ее.

Не надо поворачивать мир с ног на голову! Не по Библии люди живут, а Библия списана с людей.

Еще раз просмотрела почту «уходящих». Да, можно, конечно, взывать к чужой человечности. К тому же это проще, чем выработать ее в себе. Можно зафиксироваться на собственной беде и видеть весь белый, свет через ее призму. Для этого никакой внутренней работы не требуется, это само собой происходит. Это гораздо легче, чем критически посмотреть на самого себя и на свое отношение к людям. Можно, конечно, простираться перед образом с пробитыми руками, дело нехитрое. Но лучше твердо стоять на земле и внимательно вглядываться в реальную жизнь, чтобы кому-нибудь рядом с тобой не пробили руки. Не делалось бы ничего подобного — неоткуда бы взяться этому и в религиозной символике.

СВЯТОЕ ЗА ДУШОЙ

Может ли человек жить без высокого, без возвышенного? Может, хотя не всякий. Обыватель неплохо проживет и без высоких идей. Было бы в кармане, да на столе, да в доме.

А вот чеховские интеллигенты теряли покой и сон, обнаружив, что нет у них общей идеи. Да не они одни! Поиск общей идеи, поиск высокой истины прослеживается во всей истории человечества. Ее находили, в ней разочаровывались, искали вновь. Сжигали то, чему поклонялись, и поклонялись тому, что сжигали. 46

Впрочем, то, что происходит в духовной сфере, отражение общественных подъемов, спадов и катаклизмов. Отражение классовой борьбы, классовых противоречий. Бывает так, что вдруг ощутим спад. Высокие идеи, ради которых жили, вдруг начинают вызывать сомнение: а не выдумка ли они, не ошибка ли, не обман? Тогда место, этих идей занимают другие, иллюзорные. Или маленькие, обывательские идейки, которые всерьез воспринимать нельзя.

Рассмотрим и то, и другое.

Последите за ходом мышления людей, приславших нам письма. Это представляет большую ценность для создания картины явления и для его анализа.

Сейчас нам с вами предстоит погрузиться в непривычный для нас мир. Обратите внимание на повторяющиеся слова и мысли: это имеет значение.

«Милостивая государыня! Шашкой-то махать и рубать белых гадов оказалось куда легче и, главное, благодарнее и героичнее, чем созидать нечто новое, тем паче что «вера» сия ваша во многом стала вырождаться в фарисейство. Чины, карьеры, многоцветно привилегий — разве не естественно не устоять перед соблазном?! Сергей Хиврич, 24 года. Приморский край».

«Все ваши статьи —- это проповеди того же служителя религии, и имя ей — коммунизм. Я тоже раньше верил в коммунизм. Но человеком стал считаться тот, кто умеет мало работать и много получать рублей. Время Корчагиных прошло. «Каждый человек хочет побольше жрать и подольше жить» — это не мои слова, а одного киногероя, конечно, отрицательного. Но это правда. Каждый старается урвать кусок побольше. И даже жрецы вашей религии. Я еще не знаю, верю ли я в бога. Чтобы поверить сердцем, надо, чтобы эту веру воспитывали с детства, а я всю жизнь был неверующим. Без подписи. Свердловск».

«То, что Вы пишете об общественном идеале современности, — миф и утопия. И. Р. Минск».

«Человек не может жить без точки опоры. Ему необходимо верить во что-нибудь. Люда, 21 год. Чебоксары».

«Если человек нашел выход в религии, не спешите осуждать его: человеку надо во что-то верить, если не в реальность, то хотя бы в миф, Г. В. Минск».

«Мне 19 лет. Я все время ждала любви, любимого человека, друга. Но ничего не вышло. Я никогда не была любима и уже не верю, что меня кто-нибудь полюбит. 47

Теперь у меня есть бог. Это самое большое и верное. Людмила Омельченко. Пермь».

«Простите, но где Вы видите то, что пишете: «понимание общего как неизмеримо более важного, чем личное»? Покажите мне хоть одного человека, кто самоотверженно трудится на благо Родины! Все это чушь и бред. Мистика! Лена. Иркутск».

«Коммунизм — тоже мистика. Без подписи. Москва».

«Дорогая редакция, не отнимайте у людей веру в бога! Человек должен во что-то верить. Чистякова. Воронеж».

«У людей отобрали религию, в них убили веру. «Освободили», так сейчас говорят. Человек всю свою жизнь должен во что-то верить. Он чище душой становится, понимаете? Во что нам верить? Отнять, ничего не дав взамен, — разве это по-человечески? Студентка педагогического института. Курган».

Вы уже увидели, какой логический ход повторяется: вера — бог — коммунизм. В общем-то, все это относится к высшим сферам духа. Как ни странно, может быть, это выглядит, но бог и коммунизм могут в сознании человека взаимО'Заменяться. Приведенные письма не оставляют сомнения на этот счет. Если в силу каких-то причин (а о них мы еще поговорим) идея общественного развития снизилась или стала восприниматься как мистика, то место этой идеи, исторически новой, может занять исторически привычная, давняя мистическая идея.

Вообще-то мистики всякого рода хватает. Мы ведем здесь речь лишь об одном ее виде — о религиозном дурмане, поскольку этот пример самый наглядный. Но применяемая нами логика распространима и на все иные виды мистики.

Не так давно на одном собрании ученый-атеист жаловался, что у них, у специалистов по атеизму, нет ключика к верующим.

Но мы с вами как будто бы держим сейчас в руках этот ключик. Давайте вспомним историю, достаточно длительный послереволюционный период, когда массы людей выбрасывали и сжигали иконы, потому что ясно видели перспективы новой жизни, а именно коммунизма. Сжигали то, чему поклонялись (в прямом и в перо носном смысле). Перспективы новой жизни и были том самым ключиком.

А через десятилетия иконы стали разыскивать… 48

«В соборах, уже не ради любви к старине, стоят все чаще и чаще очень молодые люди. И отнюдь не с пустыми глазами внимают они молению. А. К. Киев». А мы говорим, что ключика к ним нет. Он был, и он хорошо действовал.

(Кстати сказать, тот же, ленинский, период был и самым трезвым. И дело здесь не в одном только «сухом законе» и не в бедности, что пить, мол, было не на что. И. мистика, и пьянство — проявления одного и того же качества жизни, а именно: отсутствия осмысленности существования. Если труд реально, на глазах создает новую жизнь, — о чем молиться, зачем пить? И ведь не пили же! Бесстыдно гуляли нэпманы, но они были временно возвращенным прошлым, досадной необходимостью, которую терпели, но не уважали. От них ничего другого и не ждали.)

Значит, был ключик. И не веру на веру заменяли люди, а веру на знание, на убеждение, основанное на изменениях реальной жизни. Наши деды и прадеды были не глупее нас, и расхождение между словом и делом они заметили бы не хуже. Просто слова соответствовали делам, а дела — словам.

«Старшее поколение советских людей было намного счастливее, несмотря на все перенесенные ими трудности, у них были идеалы, у них была идея. Но, оказывается, у молодежи тоже есть душа, она болит и страдает, она ищет выхода из тупика, она ищет идеалов, ей подавай пример, причем хороший, а не плохой. Если не найдешь этого в жизни, то можно начать поиск в религии или на дне бутылки», — говорится в одном из характерных писем.

Так давайте же разберемся, куда делась идея, которая была у старших. Почему бы это так: сначала было, а потом не стало, потом провал? Было время Корчагиных, Стахановых ж Матросовых. Потом началось другое время, личное. Было время жить для страны, потом началось время работы на себя.

Не кажется ли вам, что все дело здесь в ведущей, в самой массовой фигуре? В той, которая своим весом, своей массовостью подавила все остальные, сделала их неприметными?

Разве обыватель не оказался столь значительной фигурой, что к нему давно уже начали всерьез присматриваться? Оказался. Разве мелкобуржуазность (это политическое, классовое определение той самой фигуры, ко-

49

торую мы привыкли называть обывателем)', — разве мелкобуржуазность не включает в себя неизбежно и пьянство, и мистику, и отрицание общественных идеалов, и отрицание труда на благо страны? Включает.

И если все это произошло — значит, на авансцену вышел обыватель. Значит, создались такие условия, что он расправил плечи.

...Обыватель погасил Вечный огонь. Много бурь и крещенских морозов было на нашей земле, а Вечный огонь горел. Но пришел обыватель, тускло глянул, дунул — и Вечный огонь погас. Обыватель нес домой восьмую хрустальную люстру (маленькую такую люстрочку, для кладовки) -— и Вечный огонь был ему не нужен...

Не уверена, что образ удачный, но что мелкобуржуазность гасит и поганит все прекрасное и высокое — это теоретически доказанная и исторически проверенная истина. Это хорошо подмечено Горьким как стремление обывателя пачкать все прекрасное.

А вот и он сам, говорит своим языком. Он говорит о том, что имеет взамен высоких идей.

«Редакция! Я не пойму, чего вы хотите? Надеетесь, что наши родители перестанут делать деньги? Наивно, Думаете, мы устыдимся и кончим пользоваться этими деньгами?. Мы по-прежнему будем жить лучше всех, а неудачники — считать свои жалкие копейки».

«У меня богатые родители, вдобавок работающие в загранке. Я не испытываю недостатка ни в чем. Я могу за один вечер оставить в ресторане столько, сколько родители моих приятелей (а точнее, нахлебников и подхалимов) зарабатывают за месяц. Я презираю толпу, я признаю только избранных».

Вот это и есть то, что несет миру обыватель: на пьедестал он ставит кошелек; на все смотрит через призму личной выгоды; люди делятся по социально-имущественному положению (кто больше под себя подгреб — тот и достойнее). И как непременная окраска — убеждение в «естественности» такого положения вещей: было, есть и будет. Слова «святое за душой» в этом контексте прозвучали бы юродством. Мелкий собственник — «сквозной» через все общественно-экономические формации тип, его следы мы находим еще в античности. Тип древний и устойчивый. Его примитивная система ценностей усваивается быстро и распространяется легко.

...Однако мы говорим сейчас: «оздоровительные процессы». Что означает это применительно к системе цен- 50 ностей, утвердившихся в обществе? Что у нас было и что становится? Что мы отталкиваем и что утверждаем? Из какого состояния в какое движется общество?

Газеты полны сообщений типа: «Раскрыта шайка крупных расхитителей крупных денежных средств»; «Привлекаются к уголовной ответственности взяткодатели, посредники...», «В ходе судебного разбирательства фигурировали золотые кольца и серьги с бриллиантами, набитые деньгами и зарытые в землю стеклянные банки, белые «Жигули» и другие непременные аксессуары крупномасштабного уголовного дела».

Много и других примет, что распоясавшихся собственников начали хватать за руку. Мы все громче говорили о социальной справедливости, о том, что доходы и всякие блага должны распределяться строго по труду, о том, что нельзя жить на наследство, на проценты с вклада в сберкассе и т. д.

И вот дармоеды и приспособленцы нам пишут письма: что бы это значило, спрашивают, уж не повеяло ли «нафталинным духом». Повеяло. Повеяло тем, что «местечки» будут заниматься по способностям и вкладу в общее дело, а не по родству и кумовству, много чем повеяло...

А применительно к системе ценностей —- повеяло распространением и укреплением в общественном сознании того, что называется системой ценностей сознательного пролетариата ж что полярно противостоит обывательской, мелкобуржуазной системе ценностей.

Напоминаю слова Ленина из его последней публичной речи: «Никакая сила в мире, сколько бы зла, бедствий и мучений она ни могла принести еще миллионам и сотням миллионов людей, основных завоеваний революции не возьмет назад, ибо это уже теперь не «наши», а всемирно-исторические-завоевания». Апрель 1922 года. Вспомните историю! Разгар нэпа...

И вот теперь — о святом за душой. Пора!

Память народная хранит в себе великое уникальное творчество масс, созидающих собственную жизнь, хранит в себе перелом стихийного хода истории, хранит образы героев и образ Ленина, хранит энтузиазм и трудовой подъем, хранит моральную силу людей, видящих перспективы новой жизни. Рабочий человек — коллективист уже в силу условий труда — не проявит ожидаемого энтузиазма и подъема ради мелкобуржуазного идеала. Идеал мелкого собственника и должен был рухнуть.

Вульгарный мелкобуржуазный потребительский иде- 51

ал, пусть единственно приемлемый и понятный для ка-, кой-то части общества, глубоко не мог закрепиться в стране с великими революционно-демократическими традициями и с уже осуществленной индустриализацией и коллективизацией. Сейчас нам это более чем понятно. Сейчас мы можем над таким идеалом даже смеяться, поскольку очевиден напор передовых сил, и он нам не так уж страшен, но смеемся мы сквозь слезы. Если вспомним почту, процитированную в начале главы, то должны будем сказать: слишком велика расплата за то, что распустили обывателя. Только самые ничтожные могут жить с удовольствием, не имея впереди ничего, кроме личных интересов. А у кого есть потребность иметь святое за душой — так жить не могут. Кстати, наша почта показывает неожиданную современную основу религиозного сознания: бог как идея социальной справедливости. Для меня очевидно, что такое представление о социальной справедливости возникло не на религиозной основе... Христианству далеко до этой идеи: хоть оно и включает в себя идею равенства, но равенства всех людей в грехе, а это далековато от социальной справедливости.

«Мне 20 лет, служу в армии, до этого учился в институте, но не находил в жизни очень важного: не находил ответа на вопрос о смысле жизни. Вы скажете: работа, ^ТРУД - но я же не белоручка, бросил институт, пошел работать, потом в армию, думал, что тяжелый труд и служба принесут облегчение. Но на душе все так же тяжело. Если люди не могут найти того, что ищут — правды, справедливости, счастья, — тогда уход из реального мира в идеальный вполне возможен».

«С чего начинается уход от реальной жизни? Не с той ли пионервожатой, которая ничему детей не научила, кроме бумаготворчества да барабанного боя? Не с бюрократов ли, проникших во все сферы нашей жизни? Не с тех ли руководителей, которые, окружив себя угодниками и подхалимами, обворовывают государство, в конечном итоге нас с вами, а мы бессильны этому воспрепятствовать? А людям подавай честность, правду, справедливость!»

Достаточно. Все вышесказанное читатель сам применит и к пьянству, и к бегству людей в свой уют, интим — вообще ко всему, что смело можно назвать движением человеческой личности вспять.

Как жить без нашего общественного идеала, без идеи социальной справедливости, без борьбы за них и без дви-

52

. жения к ним? Это главная духовная ценность Отечества. Это ведущая мысль и ведущее чувство передовых людей и передовых классов страны на протяжении уже более чем столетней истории. На этом стоит вся наша духовная жизнь. К этому вплотную подошла наша прекрасная классическая литература, соединившая в себе и социальный поиск, и художественные открытия, и веру в человека, и надежду на счастье. На этом стоит наша пролетарская литература: Фурманов, Фадеев, Гладков, Маяковский и другие. Ради этого погибли наши герои. Это наши основы, это то, что подняло нас из госиодско-холопских отношений. Это сделало нас первыми в мировой социальной практике. Это основа духовной жизни любого мыслящего человека у нас на Родине.

Обывателю все это чуждо. Как уже было сказано, отличительная его черта — осмеивание, загрязнение прекрасного. Если разрастается мелкобуржуазность — это особенно видно. Осмеивание и загрязнение прекрасного да плюс разрастание эгоизма, жадности, трусости, религиозности, нетрезвости, лживости... Об опасности мелкобуржуазной стихии во всех ее проявлениях настойчиво предупреждал нас Ленин. Шкурные интересы он считал более серьезной опасностью для социализма, чем военное столкновение с внешним противником.

Теперь поднимемся из внутреннего мира наших героев на поверхность жизни и посмотрим, что же делается вокруг. Происходящие в стране оздоровительные процессы позволяют с оптимизмом смотреть в будущее. Мы говорим сейчас о скорейшей перестройке общественного сознания, которая безусловно включает в себя укрепление в общественном сознании социалистической, коммунистической системы ценностей, где точки отсчета — благо страны и социализма, а не личная выгода. Богата Родина — богат и ты. Счастлива Родина — счастлив и ты. Ну а как отозвалась потеря этих ориентиров в сознании какой-то части общества, мы с вами уже видели. Мы живем в сложнейший период перестройки общественного сознания. Тем, кто слишком пал духом, придется особенно трудно, но для них же эта перестройка особенно важна, потому что это надежда на возвращение к достойной жизни: на уважение к великой идее, которую они потеряли, и на соответственное уважение к себе, потому что без нее, вне ее мы жить не можем.

Откуда же могло взяться все то человеческое, о чем бесплодно мечтали авторы некоторых приведенных здесь 53

писем? Ни одна живая веточка не вырастет без ствола и без почвы. Характер человеческих отношений — производное все от той же системы ценностей: или ты предмет купли-продажи, обмана, обмена и т. д. — или твое достоинство выше всего, что поддается измерению и обсчету.

Духовное — в социальном. И все святое за душой — тоже.

ОЛЬГА ПРОТИВ АЛИСЫ

Мы договорились с Ольгой так: имя ее, жизненный путь, взгляды и цели указываем подлинные. Фамилию изменяем.

Ольга Круглова появляется здесь потому, что она объявила войну Алисе. Ольга — длинноногая 18-летняя девчоночка с распущенными волосами, в глухом свитере и с сумочкой через плечо.

Держится спокойно, уверенно. Внешне типичная представительница своего долговязого поколения. Внутренне — ну, это уже посложнее...

Ольга начала свой жизненный путь рабочей на заводе. Ей было тогда 16 лет. Она закончила 8 классов, продолжала, одновременно с работой, образование в техникуме.

Почему не в школе? Потому что у Ольги мама и бабушка. Мама — умница, горячо любимая мама, работящая, она тянула бы и дальше старую и малую, но малая выросла совестливая. Покупает с заводской зарплаты дорогие сапоги — не себе, а маме, «маме нужнее, а я под брюки и старые поношу». На дискотеку? «Вот я и пойду на дискотеку в старых. Мне наплевать. У меня есть одни вельветы, вы видите, я их и ношу. Мама купила у подруги по госцене».

На заводе Ольга возила и считала детали. Завод оказал на нее хорошее, большое влияние. Чем? Тем, что труд коллективный, общий. Если она что-то упустит в работе — произойдет ошибка, пострадают интересы других людей. А это повышает ответственность, развивает отзывчивость. Хочется, чтобы работа шла лучше, чтобы продукции выпускали больше. «Гордость появляется, что ты на заводе». Не буду дальше развивать эту тему. Любой промышленный рабочий знает, что я имею в виду.

Сохраним место для главной темы: взаимоотношения

54

Ольги с культурой. Она читает книги каждый день по три часа. Она читает в электричке, в метро, в трамвае, дома перед сном. «Лично мне барахло не нужно, обойдусь, но без книг, без театра и выставок — никак! Нет мне жизни без этого!»

Перед нами не просто хорошая рабочая девушка. Перед нами — интеллигентная рабочая девушка. Сейчас во множестве появляются такие люди: помогло всеобщее среднее образование и сеть новых ПТУ.

«Я пришла по поводу Алисы и «манекенов», как вы их называете. Читаю, что вы пишете, и думаю: ну, почему? Почему такие вот обеспеченные, зажравшиеся Алисы хватают себе все: й тряпки, и билеты, и книги? Ей 16, мне тоже было 16, когда пришла на завод. Уставала по-страшному! Работаешь, учишься, ночью делаешь уроки. И вот стала я задумываться: что-то не так-устроено... В этом мире, где все равны, чьи-то дочки в Большой театр — запросто, а ты попробуй попади! На Таганку — осечка, в Ленком — осечка, в Дом кино — осечка!..»

— Спокойно! — сказала я ей. — Нельзя ли но порядку?

—• Можно, — ответила Ольга. — Порядок такой.

...Пыталась попасть на «Мастера и Маргариту». Было много попыток. Последняя такая: приехали с подругой в 4 часа, стояли в очереди с номерками на руках, но все оказалось бесполезно. Денег у нее была десятка, но за десятку никто билета не продал. Просили 25, но у нее столько не было.

«А вот вчера, я вам расскажу, как раз вчера... Вчера я стояла на Кузнецком, чтобы попасть в Дом художника на Шилова. После трех часов стояния номер был 384-й. Попала. Всего стояла пять часов. Да, очень понравилось... А на испанскую коллекцию мама стояла ночью со стульчиком и с термосом, а я уж потом подошла. Будь я посвободнее — на все бы выставки ходила. Люди стоят по 8 часов — значит, работа у них такая, что могут стоять целый рабочий день. Сколько теряет страна! Бывает, люди пьют, а бывает, в театр хотят попасть... А через запасной ход идут и идут, от Ивана Иваныча, от Петра Петровича...»

Я опять призываю ее к порядку и возвращаю к «Мастеру и Маргарите». Почему захотелось посмотреть именно этот спектакль? Читала ли книгу?

— Читала. Мне дали на пять дней за десять рублей.

— Что?!

55

Передо мной открывается мир, которого я вовсе не знала. А я его, в свою очередь, открываю перед вами.

Оказывается, существуют какие-то люди, которые живут за счет того, что дают читать книги. Ольга лично их не знает, знает только, что они «ездят на юга» за ее счет. Брала у них книги не лично, а через знакомых. «Еще надо хорошенько попросить, чтобы дали за деньги». Булгаков ей обошелся дороже, чем другие. Андрея Белого, Мандельштама, Ахматову она прочитала каждого за пятерку. Каждый раз ей давали эти книги на два дня. «Чтобы прочитать Ахматову, чуть не на коленях стояла». Недавно купила рулоны бумаги, которые надо резать и переплетать. Это песни Высоцкого. Они продавались за 15 рублей в подъезде напротив кладбища. А Пастернака читала бесплатно, ей дали друзья. В городской библиотеке? Нет, там этого нет.

Она сыплет именами, суммами, фестивалями, выставками. Японский фильм смотрела, фестивальный, — втридорога. Западногерманский — тоже втридорога. Другие посмотреть не получилось. За Леви платила пятерку, читала про аутотренинг. Я спрашиваю, зачем ей аутотренинг в 18 лет? Не для применения, нет, а из любопытства. Люди говорят, так хочется же самой прочитать, составить представление. Про Фрейда слышала, просила принести. Ну какое впечатление? Никакое, не принесли, но деньги вернули. Сашу Черного... Пикассо, три часа...

Ой! Я останавливаю ее монолог...

Давайте поспокойнее, со стороны, присмотримся, что же за явление перед нами. Стремление к культуре прекрасно, но культура сложна, а 18 лет — не самый подходящий возраст для анализа ее пластов. Поэтому понять, к какому именно пласту не может получить доступа Ольга, предстоит нам. Ясно, что ее не влечет так называемая «массовая», суррогатная культура. Это хорошо. Это свидетельство развитого вкуса, вообще того, что называется уровнем.

Но весь сыр-бор в то же время не из-за «золотой полки» (то есть не из-за основных классических произведений, без знания которых культурного человека попросту нет), не из-за Третьяковки...

Ольга тянется к «элитарной» культуре, скажем так, недаром и войну-то она объявила именно Алисе, а не кому-то еще. Если вы пробежите глазами еще раз Оль-гин список книг, выставок и фильмов, которые ей вроде бы жизненно необходимы, то вы согласитесь: да, в целом, 56

по состоянию иа сегодня, это элитарные претензии. Для свободного удовлетворения этих претензий надо, опять же по состоянию на сегодня, находиться внутри определенных кругов, а Ольга находится вне их. В этом основное противоречие, которое мы сейчас отметили и к которому еще вернемся.

Я прошу ее рассказать не о том, чего она не знает, но хочет знать, а о том, что она знает и любит.

. Ее любимый поэт Блок. Есть своя книжечка Блока, второй том из Собрания сочинений. Любит и Есенина. Есть толстая книжка. Любит Цветаеву. Нравится Маяковский, хотя не весь. Нравится его ранний период. Из современной прозы нравятся Шукшин и Распутин. Из иностранных писателей Мопассан и Золя. Они вместе с мамой собирают макулатуру, берегут каждую бумажку. В обмен на макулатуру купили «Гойю» Фейхтвангера, «Страницы любви» Золя, Данилевского, Паустовского. Фантастику у нее заиграли: Лема и Стругацких. Еще заиграли «Овода». Сейчас дала почитать книгу про Ван Гога и не знает, вернется ли книга обратно.

А как не дать? Приходится рисковать.

Хочется купить хорошую аппаратуру взамен старенькой, хочется слушать Бетховена. Раньше Ольга не думала, что ее привлечет классическая музыка, но оказалось, нравится. Пока пластинки не подорожали, она их покупала, потом перестала. А с 1 октября опять подешевели — и она их опять покупает.

Опять говорим о литературе. О «золотой полке» Ольга говорит спокойно. Оно и понятно: классика есть в библиотеках, да и рынок, приложив героические усилия, стали хоть чуть-чуть насыщать. Не бывает такого, чтобы Гоголя, к примеру, не издавали 10 лет и он бы превратился в библиографическую редкость. Нет сомнения, что жить нельзя именно без Гоголя, а без Саши Черного жить можно, причем без всякого ущерба для культурного уровня.

Но Ольга настроена по-другому. «В государстве должны поровну распределяться материальные и духовные блага, а что получается? Как рабочему обогатиться культурой? Я вам уже сказала, куда уходят заработанные денежки. Мне некогда стоять весь день в очереди на выставку, мне надо учиться и работать, создавать материальные ценности для всяких Алис. Алисы насмехаются над «серенькими мышками», за счет которых живут на широкую ногу. А вы знаете, что Шелли сказал в «Декла- 57

рации прав»? Что огромное богатство клевещет на его владельца...»

Я чувствую, что попадаю под обаяние ее напора. Да, такие люди — самые надежные. Они все отдадут за то, что считают истиной. И жизнь отдадут, не моргнув глазом.

Где, — спрашиваю я ее, — Шелли-то взяли? Тоже за пятерку прочитали?
Шелли свой, в Одессе купила. И еще Шелли говорит: ни один человек не имеет права захватить в свое личное владение больше того, что он может употребить.
Браво! Ну и что будем делать?

Она кончает техникум в этом году, но работать по специальности не будет. Она пойдет в милицию, она посвятит себя борьбе с Алисами, Она хочет «бороться со всей дрянью», и ей не жаль за это жизнь отдать, потому что это, по ее мнению, то же самое, что отдать жизнь за Родину, за трудовых людей.

Она мечтает, чтобы люди были гармоничны, чтобы не было «мещан, толстокожих и застойных, которые ни за что не борются». Свою мечту объясняет тем, что начиталась утопистов, Оуэна и Фурье...

Не хотела бы я сейчас оказаться на месте людей, отвечающих за состояние издательского, книготоргового и библиотечного дела в стране. Не хотела бы я узнать, что девчонка собралась отдать жизнь, чтобы улучшить работу моей отрасли.

Теперь подумаем, что же происходит "на самом деле и как выйти из положения.

Сначала — о причинах тяги. к элитарной культуре. Ну, прежде всего — само наличие этой культуры, составные части которой неоднородны (что-то сюда попало по причине объективной дефицитности: например, слишком мал популярный театр; что-то — по причине элементарной издательской неповоротливости; что-то — по причине «закрытости» для основных каналов передачи информации: кинофестиваль; что-то — по причине искусственно раздуваемого авторитета авторов, из которых далеко не все достойны такого ажиотажа вокруг их имен, и т. д.). Но само-то существование элитарной культуры — труднодоступной Ольге — реально, и оно отражает реально сложившуюся в обществе ситуацию.

Как любой демократичный человек, Ольга протестует против этого. И она в этом права. Мы можем разъяснить ей, к чему именно она стремится, и ее пыл значительно 58

поутихнет. Но суть проблемы останется: Ольга не хочет, чтобы Алиса имела в чем-то приоритет перед ней «по рождению», и она права.

Трудовой рубль Ольги Кругловой должен иметь такую же покупательную способность, как и рубль иждивенки Алисы. Ее свободное время должно быть такой же ценностью, как и время Алисы, и не расхищаться очередями у входа на выставку или в театр.

Я съездила в- Балашиху. Там подтвердили: да, на нашумевший спектакль молодому человеку с завода попасть практически невозможно. Не в театр вообще, нет, а на нашумевший спектакль. Но Ольга уяе достигла того уровня развития, когда ходят не вообще в театр, а на конкретные спектакли. Иное дело, что она излишне подвластна ажиотажу, часто неоправданному, но все же один театр от другого она отличает.

В райкоме комсомола мне рассказали, что парни ходят на строительство нового здания одного театра, а им за это разрешают купить по два билета за сколько-то отработанных часов. За вдвое больше отработанных часов — на особо популярные спектакли. Так театр решает проблему рабочей силы...

Я думаю, что на уровне Балашихи эту проблему решить невозможно, но на союзном уровне можно сиять ее остроту таким образом: показывать по телевизору премьеры хороших театров. Не редкие телеспектакли, а все спектакли, па которые трудно купить билетик. Любая мера против элитарности, против привилегий сейчас социально полезна и будет встречена людьми с одобрением. Надо искать, пробовать.

Перекосы нравственности, перекосы взаимоотношений между социальными группами нередко зависят от принципов и методов экономического управления, от реально сложившегося хозяйственного механизма. В примере с дефицитом книг и с существованием спекулянтов, ездящих за Ольгин счет «на юга», это очевидно. Нам надо хотя бы шире информировать молодежь о республиканских и союзных библиотеках, где любую книгу можно прочитать в читальном зале бесплатно.

Директор библиотечной системы района подтвердила: помочь Ольге она бессильна, вот только Ахматову смогла бы ей помочь прочитать бесплатно. Она бессильна, но республиканская юношеская библиотека в силах, однако эта мысль не приходила Ольге в голову, а библиотекарям

59

не приходило в голову дать ей реальный совет, куда обратиться.

Мы обсудили Ольгиио положение, собрав представителей райкома партии, райкома комсомола, исполкома, библиотечной сети. Все же выход пока только один: сидеть в читальном зале Ленинки или крупной республиканской библиотеки. Но много ли времени у нее на сидение в зале, если она читает в основном в транспорте и дома перед сном? А тем Ольгам, которые живут не возле Москвы, а гораздо дальше? Им как быть?

Пока мы говорили только об одном пласте культуры, но ведь многое из сказанного относится и к основному, общенародному пласту, по отношению к которому невозможны ни сомнения, ни разные точки зрения. Условно сформулируем это так: может ли Ольга Круглова подписаться на Полное собрание сочинений Гоголя?

Речь идет о принципе распределения по труду. Социальный идеал справедливости — наше богатство, наше достижение и завоевание. «...Каждый гражданин у нас имеет право лишь на такие материальные блага, которые соответствуют количеству и качеству его общественно полезного труда. Только на это. И тут важны строгий учет и строгое соблюдение этого принципа», — было твердо сказано еще на июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС. В последующих партийных документах это неоднократно повторялось.

Для развитого человека самые высшие ценности — все-таки именно духовные. Из-за куска колбасы, пусть и доставшегося Алисе, из-за вельветовых штанов он так не разойдется. Хотя бы потому, что неприлично. А вот из-за культуры, из-за возможности духовного развития...

Ольгиио негодование: «Все забрали себе Алисы!» — мне остро памятно. И я пытаюсь передать вам свою тревогу.

Blog

Женский образ, Вечные вопросы

Содержание