К. В. Успенский Дневник преподавателя (в прошлом, тоже студента) предисловие по окончании аспирантуры подошло время искать себе работу. Тогда, в 1997 году диплом

Вид материалаДиплом

Содержание


Донская Олеся
Любовь приходит и уходит
Поездка в Дивногорье
Две старинных усадьбы
Галичья гора
В гостях у графа Воронцова
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Донская Олеся


...Давно не припомню такого тумана. Мягкая предрассветная дымка вдруг стала сгущаться и будто молоком окутала всю пойму Дона. За десять шагов уже ничего не видно. Влага пропитала одежду, несмотря на брезентовую штормовку, проникла в сапоги, холодной дрожью охватив всё тело. Деревья маячат в тумане, как колонны волшебного призрачного храма. Слева бело, справа бело, наверху бело.

Да уж какая тут охота!!! Пролетающих над головой уток узнаю лишь по свисту крыльев. Но стрелять не решаюсь.

По тому, как туман сменил цвет с молочно-белого на чуть золотистый определяю, что взошло солнце. Туман вроде как поредел.

Пойду-ка лучше на дальний конец озера. Там с высокого берега открывается вид на широкое блюдце чистой воды. Хорошо видна вся птица, сидящая на воде. Можно будет заранее наметить себе добычу, а потом, используя прибрежные заросли, подобраться к ней. Да и на возвышенном месте туман рассеется быстрее и можно будет хоть немного обсохнуть.

Да, вот уже в тумане появились разрывы... Внезапный шорох заставил меня оглянуться. От неожиданности я даже вздрогнул. В просвете появилась высокая длинноволосая фигура в ковбойке с засученными рукавами и старых потертых джинсах.

Девушка была явно не похожа на местных "дывчат". И дело даже не в одежде... Меня поразило её лицо. Оно было не то, чтобы красиво, но этот правильный овал, четкие брови, нос картошкой, заметно выдающиеся скулы отражали какое-то непередаваемое чувство внутреннего достоинства и благородства, которое стало сейчас такой редкостью, что людей, им обладающих впору заносить в Красную книгу.

Девушка шла босиком (И это в такую погоду)... На её свободно спадающих волосах застыли капельки влаги, заискрившиеся в первых лучах пробившегося сквозь туман солнца. Рядом с ней трусила крупная черная дворняга, смерившая меня выразительным взглядом своих умных глаз.

"Кто она? Откуда?" - не переставая, думал я уже после того, как девушка небрежным кивком ответив на моё приветствие (при этом моя рука невольно потянулась к засаленной охотничьей фуражке), скрылась в тумане. Ведь до ближайшей деревни не меньше шести километров, если по дороге. Переправиться же с другого берега Дона (как это сделал я) она не могла. Да и другие детали: босые ноги, закатанные рукава не вязались ни с погодой, ни с окружающей обстановкой.

Все эти мысли не оставляли меня даже тогда, когда туман рассеялся, и я возвращался к своей лодке по залитому сверкающей на солнце росой и усыпанному осенней паутиной лугу, волоча в ягдташе двух сдуру угодивших под мои выстрелы лысух. Я был настолько погружен мыслями о внезапной встрече, что даже не пошевелился, когда из-под ног с шумом вылетел выводок куропаток, чем вызвал укоризненный взгляд своей собаки.

...Несколько дней спустя в пасмурный, но довольно теплый день последней декады сентября я плыл на своей плоскодонке по донской старице, высматривая уток. Охота в этот раз выдалась удачной. У самого входа в стародонье мне удалось подстрелить ещё не успевшего вылинять селезня. Окрыленный удачей, и пустив лодку по течению, я замер, ожидая характерного "вих-вих-вих" - шума крыльев летящей кряквы.

Моё внимание привлекло какое-то движение на самой вершине почти отвесной песчаной косы. Секунду спустя я узнал свою незнакомку, решительным шагом спускавшуюся к воде. Она была в купальном костюме, через плечо с каким-то небрежным изяществом перекинуто голубое полотенце. Повесив полотенце на прибрежной иве, девушка бросилась в воду. Именно бросилась безо всяких проб на температуру головой вперед, довольно долго пробыла под водой, а затем, вынырнув посреди русла, стремительно поплыла баттерфляем поперек течения. Было видно, что она мастерица в этом деле. "Не меньше, чем первый разряд" - подумалось мне...

Нда, она точно не из местных... Здешних жителей и летом-то купающимися в реке трудно увидеть, а после Ильина дня их в воду и калачом не заманишь. Так уж тут заведено... Не пойму, почему?

Познакомились мы только через две недели, когда садились в один автобус, уходивший в город. На ней был тот же костюм, что и в первую нашу встречу на берегу степного озера, только поверх ковбойки была наброшена розовая куртка-болонья и ноги были обуты в легкие кеды.

Наши места "случайно" оказались рядом.

Выяснилось, что зовут её Алёна ("Олеся" - невольно подумал я), она - студентка пединститута, её отец - генерал, недавно переведенный в Воронеж из одной из бывших стран социалистического содружества, а здесь она на каникулах, отдыхала у родственников. Алёна действительно имеет первый разряд по плаванию (это я угадал), но закаливанием специально не занималась. "Это как-то само собой получилось - с улыбкой рассказывала Алёна - Мы жили на берегу Дуная, и папа заставлял нас рано вставать и сразу бежать купаться. Так вот и привыкла".

Последний раз мы увиделись уже на одной из центральных улиц города. Алёна дружески поздоровалась, но задерживаться не стала..

Мимо меня, громко разговаривая, провалила ватага разодетых как попугаи девушек и парней. Они остановились возле стоявшего у бровки тротуара "Мерседеса". До меня донесся явственный запах спиртного...

Я посмотрел вслед Алене и подумал, что ей, наверно, все равно во что одеваться: в бальное платье или засаленную штормовку, ехать ли в "Мерседесе" или в "Запорожце"... Она все равно будет смотреться, как королева... И в этом меня никто не разубедит!


Любовь приходит и уходит


Кто не любил в студенческие годы, тот не был студентом, не пережил всех сладостных перипетий студенческой жизни. Отдал и я в свое время дань ошибкам молодости.

Предметом моей любви стала очаровательная однокурсница Катя Кацаранова - полурусская, полуболгарка. Катя представляла из себя эффектный южный тип красоты: жгучая брюнетка со смуглой кожей, большими черными глазами, пышной копной блестящих волос и ослепительной белозубой улыбкой. В свои 18 лет Катя имела первый разряд по плаванию и была кандидатом в мастера спорта по художественной гимнастике. В общем, как говорил герой популярной комедии: "Студентка, косомолка, спортсменка, слушайте..." Надо ли говорить, что вся мужская половина курса была от неё без ума.

История эта произошла в южноуральских степях, куда выехала экспедиция биолого-почвенного факультета Воронежского университета. В её состав входили и мы, тогда ещё студенты 2-го курса, зачисленные на должности научно-технических сотрудников, т.е. "старших кудапошлют". Экспедиция проходила довольно интересно, несмотря на то, что нам приходилось копать под палящим солнцем почвенные разрезы, просеивать через сита почвенные пробы и ежеутренне проверять ловушки для грызунов.

За все три недели работы экспедиции я, как мог, старался помочь Кате, изъявляя ей в той или иной форме свою безграничную преданность. Я носил за неё ведра с водой (хотя Катя была отнюдь не хилой пигалицей), помогал разбирать образцы, растапливать печку и т.д.

За несколько дней до отъезда встал вопрос о том, кому ехать на станцию за билетами. Выбор пал на меня, так до станции было не менее 20 км пути и ехать надо было на лошади. Во всей экспедиции я оказался единственным, обладавшим пусть и весьма ограниченным, но всё же опытом обращения с этим видом транспорта.

Неожиданно Катя вызвалась сопровождать меня. Нам выделили двух невысоких мохнатых и притом весьма хитрых и норовистых киргизских лошаденок. Надо ли говорить, как вначале ликовало моё сердце. Мы с Катей вдвоем одни и "степь да степь кругом". Ситуация получалась весьма романтическая. Как говорится, было от чего потерять голову.

Но не проехали мы и пяти километров, как мои мысли работали уже в другом направлении: "И на кой черт она за мной увязалась". Дело в том, что Катя абсолютно не могла удержаться в седле и умудрялась падать с лошади даже при самом спокойном аллюре. Природные физические данные и незаурядная подготовка позволяли девушке избежать серьезных телесных повреждений, но становилось ясно, что такими темпами мы не доедем до станции и до завтра. Постепенно Катя и сама это поняла. Она предложила ехать мне одному, а сама обещала подождать меня у опоры высоковольтной линии № 237. Дело в том, что эти пронумерованные опоры служили для нас единственными ориентирами в бескрайней и однообразной степи.

Я благополучно добрался до станции, взял билеты и вернулся в назначенное место. Кати там не было. Не было и следов её коня. Похоже, она сюда и не приезжала. Не на шутку встревожившись, я проехал немного в сторону нашего лагеря и вскоре наткнулся на следы Катиной лошади, которые бесцельно кружили по степи. Стало ясно, что девушка заблудилась и теперь кружит вокруг одного места, тщетно пытаясь найти дорогу или к месту нашей встречи или к лагерю. Пытаясь распутать следы, заблудился в итоге и я.

Как выяснилось потом, покружив по степи, моя спутница приняла наконец единственно правильное в той ситуации решение: она бросила поводья и положилась на коня, который вывез её, хотя и затемно, к нашему лагерю. Следом за Катей точно также поступил и я.

Далеко за полночь, усталый, голодный и злой, как черт, я въехал на территорию объятого лихорадочной подготовкой к поисково-спасательным работам лагерю. Мои глаза просверлили выбежавшую ко мне Катю, а губы помимо моей воли произнесли:

- Ты никогда не станешь моей женой!


Ужас


Приходилось ли вам испытывать чувство настоящего животного ужаса? Если затрудняетесь ответить на этот вопрос, значит не приходилось. Это чувство запоминается на всю жизнь и его ни с каким другим не спутаешь. Мне пришлось его испытать всего один раз в жизни.

Случилось это предуральской тайге на берегах реки с колоритным названием Сылва. Наш лагерь располагался примерно в двух километрах от полустанка на большой поляне, раскинувшейся посреди бескрайней тайги. Приходилось периодически проделывать этот короткий путь, когда надо было ехать за продуктами в ближайший город Кунгур.

Как-то сойдя уже в сумерках с электрички и небрежно перекинув набитый буханками хлеба, кульками с сахаром-песком и банками с тушенкой рюкзак через одно плечо, я бодро зашагал по тропинке. Мне приходилось бывать ночью в самых глухих участках леса, наблюдая за его ночными обитателями, и я был абсолютно уверен, что ничего неожиданного даже в самом мрачном лесу со мной произойти не может.

Но едва я сделал несколько шагов под сомкнутым пологом из елей и пихт, как в нескольких метрах впереди раздался протяжный тяжелый вздох. Этот звук ещё не дошел до моего сознания, как он повторился уже ближе и громче, и буквально передо мной из земли стало вырастать белое пятно, приближаясь и увеличиваясь в размерах. В этот момент я понял, что выражение "волосы зашевелились на голове" следует понимать буквально. Следущий вздох раздался буквально в полуметре от меня где-то на уровне груди.

На полусогнутых ногах, не помня себя, я кое-как добрел до лагеря. на все расспросы отвечая, словно испорченный патефон: "Я больше в лес не пойду, я больше в лес не пойду, не пойду". Среди моих товарищей началась паника. Кто-то предложил немедленно везти меня в психлечебницу, кто-то привести меня в чувство посредством холодного душа, а кто-то запереть в погребе, пока я ещё не начал бросаться на людей.

Наконец, после изрядной дозы неразбавленного ректификата я пришел в себя и сумел рассказать обо всем случившемся. Вы спросите, что же за чудовище подстерегало меня на лесной тропе? Отвечу: это была черная корова с белым боком, неизвестно почему решившая заночевать в лесу. Но это выяснилось уже потом!

Поездка в Дивногорье


Ух и долго же мы собирались! Только на пятом курсе, почувствовав окончание счастливейшего периода в своей жизни, моя подшефная группа вдруг встрепенулась. Едем! Едем и никаких гвоздей! Нельзя терять ни единого дня, ни единого часа стремительно уходящей студенческой жизни! Кажется, что она уходит быстрее, чем осенью желтеют листья на деревьях!

Лихорадочные сборы, и в один из пасмурных, но теплых дней начала октября мы уже мчимся в маленькой, но очень уютной "газели" по ростовской трассе. Поначалу в салоне гремит музыка, но километров через двадцать от Воронежа магнитофон выключается. Студенты прильнули к окнам.

Кажется, что по дороге мы нагоняем уходящее лето. Чем дальше к югу, тем больше попадается щеголяющих сочной зеленью деревьев. Будто и не осень вовсе! Под Воронежем большинство деревьев уже оделось в золотой осенний наряд, а некоторые уже начали терять его. По полям и выгонам мелькают стайки овсянок, зябликов, жаворонков и скворцов. Этих птиц в это время под Воронежем можно встретить уже с трудом.

Наконец сворачиваем с оживленной трассы и едем под уклон, спускаясь в долину Дона. За окнами мелькают степные балки и притягивающие своей диковатостью урочища. Появились меловые склоны, живо будящие воспоминания о практике в Дерезовке.

Проведя нас через симпатичное степное село, дорога внезапно упирается в тупик. Выходим и недоуменно оглядываемся. Вроде ехали правильно, постоянно сверяясь с указателями и предусмотрительно захваченной картой. Прямо возле обочины замечаем небольшое бревенчатое строение с надписью "Музей - заповедник "Дивногорье"". Здесь нас похоже уже ждут. Окошечко над крыльцом гостеприимно открылось. Нас встречает симпатичная молодая женщина, назвавшаяся Татьяной Владиславовной. Она предлагает нам пройти чуть выше по склону и немного подождать. Следуем её совету и попадаем на небольшую площадку у подножия уходящей вверх отвесной горы.

"Смотрите, какой-то хищник!" - замечает кто-то. Действительно высоко над нами примерно на уровне вершины горы парит сарыч. Есть что-то притягательное в величавом парении этого хозяина степей. Пролетая прямо над нами, птица замедлила полет и слегка качнула крыльями, словно приветствуя нас в своих заповедных владениях.

Не успеваем толком оглядеться, как появляется Татьяна Владиславовна. Следом за ней поднимаемся на гору по довольно крутой лестнице. Чем выше, тем больше нас завораживает окрывающийся вокруг простор. Долина Дона в радиусе двадцати километров вокруг как на ладони. На северо-западе маячит в дымке большое село Коротояк. Прямо под нами извивается русло реки с приятным названием "Тихая сосна". За ней раскинулся необъятный простор лугов, на которых пасущиеся коровы выглядят не крупнее муравьев. На севере угадываются излучины Доны, а позади него виден большой сосновый бор.

Остановившись на площадке напротив входа в меловую церковь, переводим дух и слушаем Татьяну Владиславовну. Она увлекательно рассказывает об основании монастыря, уделяя особое внимание таинственной истории иконы Сицилийской Божьей Матери, непонятно как появившейся на Дону и более чем понятно исчезнувшей в начале 20-х годов при варварском разграблении (иначе не назовешь) монастыря чекистами. Татьяна Владиславовна упоминает об эпидемии холеры на Дону, когда эта икона спасла сотни человеческих жизней. Параллельно любуемся эффектным (увы, одним из последних) меловым останцем, нависающим над входом в церковь.

Впуская нас в церковь, экскурсовод напоминает студенткам о необходимости покрыть голову косынками. Внутри церкви прохладно и идеально чисто. С интересом рассматриваем копию исчезнувшей иконы. Она явно отличается от других изображений, виденных нами до сих пор. Прямое положение головы Божьей Матери, изображения херувимов по периферии. Всё говорит о древности оригинала, создание которого относится к XIII веку.

Из зала церкви проходим в галерею крестного хода. Узость прохода наводит на мысль о клаустрофобии. В стенах видны ниши, предназначенные для захоронения святых мощей. Картину несколько оживляют скопившиеся на стенах полчища комаров и каких-то бабочек.

Выбравшись из галереи, поднимаемся наверх в трапезную и келью. Келья напоминает нишу в пешере без единого окна. Трапезная чуть побольше. Единственное окно, оживляющее полумрак, имеется в кухне. В очередной раз удивляемся настойчивости людей, сумевших вручную (!) прорубить в мелу столь внушительное сооружение.

Выйдя на свежий воздух, ловлю себя на желании перекреститься, хотя верующим никогда не был.

Поднявшись ещё выше, оказываемся в настоящей поросшей ковылем степи. Идем по вымощенной дорожке вдоль лесополосы. Татьяна Владиславовна показывает нам редкие растения. Вот ковыль Лессинга, вот чабрец Маршалла, а вот проломник Козо-Полянского - растение, напоминающее розетку, сделанную из темно-зеленого хрусталя. Вдруг впереди доносится крик. Зовут меня. Студенты окружили какое-то место, оживленно переговариваясь. Слышны голоса: "Саранча!", "Да нет - это кузнечик!", "Да какой кузнечик? Не видишь - усов нет". На траве сидит необычного вида ярко-зеленое насекомое, скорее напоминающее пришельца с других планет, чем земное существо. Передние лапы сложены в наполовину воинственной, наполовину молитвенной позе. Напомнив студентам о том, что экологам пятого курса надо бы знать представителей местной энтомофауны, подсказываю, что насекомое называется "богомол религиозный". Видать, решил поохотиться, пользуясь одним из последних погожих дней, дабы накопить в теле побольше питательных веществ на долгую зиму.

Оставив богомола в покое, продолжаем наше шествие. Татьяна Владиславовна подводит нас к останкам древнего вала и начинает увлекательный рассказ, перенося нас из современности в глубину веков, когда на месте современной Воронежской области простиралось необъятное Дикое поле, где бродили неисчислимые стада тарпанов, сайгаков, а в лесах скрывались коварные медведи и могучие зубры. Нашим глазам представляются мощные стены древней крепости, стоящей на высоком берегу Дона. Посреди крепости стоит шатер аланского вождя. На крепостных башнях - часовые, зорко вглядывающиеся в степь. На часовых - золоченые доспехи, за поясом - кривые сабли, в руках - луки. Над горизонтом поднимается столб пыли. Слышен топот тысяч копыт. Приближается враг. Звучит сигнал боевой трубы. На стенах крепости появляются её защитники. Враг уже близко! Он обходит крепость и приближается со стороны степи. Слышно воинственное гиканье всадников и ржание лошадей. Защитники крепости разом спускают тетивы луков. Свистят стрелы! Передние всадники, пронзенные не знающими промаха лучниками, опрокидываются навзничь в седлах, волочатся за своими лошадьми, застряв ногами в стременах. Но вторые ряды уже у самого вала! Им на головы сыплются стрелы и камни, льётся кипящая смола, но они спешиваются, отважно бросаются в ров, оставляя по обе его стороны убитых и раненых товарищей, приставляют к стенам штурмовые лестницы... На стенах закипает рукопашная схватка. Слышен звон мечей, треск ломающихся копий, стоны раненых. Вода во рву окрашивается в красный цвет...

Эта картина представилась нам столь живо, что потребовалось известное усилие воли, чтобы вернуть себя в современность. Всё ещё находясь под впечатлением от услышанного, подхожу к краю обрыва. Кто это меня окликает? А, это студенты просят их сфотографировать. Машинально нажимаю на затвор фотоаппарата и возвращаю его владельцу, почти не слыша слов благодарности.

Перед тем, как начать спускаться вниз, ещё раз осматриваю открывающийся внизу вид. На этом небольшом пятачке на высоком берегу Дона причудливо сочетаются природа и история, как-то странно переплелись удивительные насекомые, прекрасные птицы и растения - реликты ледникового периода, события нашего недавнего и очень давнего прошлого.

А сколько таких мест в России!?


Две старинных усадьбы


Один из погожих дней начала марта. Весна ещё только вступает в свои права, но солнце светит уже по-весеннему, отбрасывая длинные синие тени. Небо отливает бирюзой и даже когда хмурится, кажется, что синева его пробивается даже через толстый слой облаков, отчего они кажутся какого-то странного лилово-голубого цвета. Конечно, могут ещё и морозы ударить, и пурга закружить, но всё это будет не то, что в декабре или январе. Просто воспринимается всё уже по-другому.

В один из таких выходных погожих дней автобус везет нас в старинное воронежское село с таинственным названием Ново-Животинное. "Нас" - это группу экологов-первокурсников Воронежского педагогического университета во главе со своим куратором.

За окном автобуса мелькают ещё заснеженные поля, перемежающиеся лесополосами, отбрасывающими длинные синие тени. Студенты оживленно болтают, для многих из них этот выезд за город - едва ли не первый в жизни. Даже удивительно, сколько среди современной молодежи так называемых "детей центра".

Наконец приближаемся к месту назначения. Немного попетляв по деревенским улицам, останавливаемся перед красивым величественным зданием, построенном, судя по стилю, никак не позже начала XIX века. Мы прибыли навестить дом-усадьбу замечательного, к сожалению рано умершего, русского поэта Д.В. Веневитинова, о котором Н.Г. Чернышевский писал: "Проживи Веневитинов хотя бы десятью годами более - он на целые десятки лет двинул бы вперед нашу литературу..."

Едва выйдя из автобуса, буквально глохнем от неистового грачиного гвалта. В парке при усадьбе расположена большая колония, и именно в это время птицы приступили к гнездовым заботам. Видно, что многие из них таскают крупные и мелкие ветки, другие подправляют гнезда, третьи ссорятся с соседями. Прислушавшись, замечаем, что, кроме грачей, в колонии живут и другие птицы. В грачиное карканье то и дело вплетаются отрывистые крики галок, чириканье воробьев и писк мелких соколков - пустельг. Эти птицы используют для жилья старые гнезда грачей, да и выводить птенцов в такой компании безопаснее.

Пройдя через арку и мощеный двор и через тяжелые дубовые двери, попадаем в довольно просторное помещение с низкими ажурными сводами. Оттуда поднимаемся на второй этаж по довольно крутой лестнице. На промежуточной площадке взгляд невольно останавливается на прекрасной картине В.П. Криворучко "На судоверфи в Воронеже".

На втором этаже попадаем в довольно симпатичный зальчик со старинной мебелью и камином. Экскурсовод, рассказывая об усадьбе, как бы между прочим вызвал интерес студенток упоминанием в том, что в этом зальчике в наше время совершаются обряды бракосочетания. В глазах девушек появляется оценивающее выражение, когда они уже с большим вниманием осматривают обстановку и отделку зала. "O, la fames, la fames..."

За залом начинается анфилада комнат, каждая из которых является отделом музея. Наш интерес особенно вызывает отдел природы окрестностей усадьбы, несмотря на довольно ограниченный набор экспонатов. В литературном отделе с разочарованием узнаем о том, что Д.В. Веневитинов в своей родовой усадьбе за свою короткую (22 года) жизнь бывал всего два раза.

Покидая усадьбу, ещё раз невольно задерживаем взгляд на грачиной колонии, хозяева которой издают громкие крики, словно провожая нас.

Наш дальнейший путь лежит в рамонский замок принцессы Ольдебургской, с которым связано много таинственных и страшных легенд.

Через полчаса мы уже у ограды замка. Ворота закрыты на замок. Начинаются поиски ключа. Проходящие мимо парни советуют обратиться к сторожу и даже предлагают проводить к нему.

Сторож, как выяснилось, живет рядом с замком. Несколько минут настойчиво стучим в двери, но безрезультатно. Вдруг выясняется, что дверь не заперта. Осторожно проникаем в квартиру. В первой же комнате натыкаемся на бесчувственное тело хранителя замка, лежащее на обшарпанном диване. На довольно грязном столе стоят несколько пустых бутылок, говорящих о том, что хозяин накануне достойно отметил наш предстоящий визит.

Наши новые знакомые довольно бесцеремонно начинают трясти хранителя музея. "Иваныч, иваныч, вставай, к тебе пришли". Иваныч приоткрывает заплывшие осоловелые глаза, бормочет что-то типа "чего надо" или "отстаньте" и снова засыпает. "Он, похоже, того...", - несколько сконфуженно произносит один из наших проводников, назвавшийся Андреем. Его товарищ добавляет: "Да, не иначе, как три дня... без отдыха и без закуси..."

Но где же ключ? Андрей внезапно восклицает: "Да вот же он на гвозде висит". Действительно на гвозде висит большой фигурный ключ с массивной рукояткой. Хозяин квартиры внезапно пробуждается, что-то мычит, пытается сесть на диване. Наши спутники его успокаивают: "Спи, Иваныч, спи... Мы его тебе скоро вернем". Достойный хранитель музея закрывает глаза, что-то опять мычит и засыпает.

Мы с триумфом возвращаемся к с нетерпением ожидающей нас группе и открываем ворота. Экскурсовод начинает свой рассказ. Выясняем, что Её Императорское высочество герцогиня Баварская и Тамбовская (у неё по линии отца имелись земли на Тамбовщине) Евгения Ольденбургская приехала в Рамонь в 1879 году. Замок был подарен ей к свадьбе с принцем Александром Ольденбургским родным дядей - императором Александром II. Её высочество была довольно деятельной натурой. Она устроила под Рамонью большой охотничий зверинец, сама была страстной охотницей (на территории замка стоял даже поставленный ею памятник любимой охотничьей собаке), занималась благотворительностью, строила больницы, помогала голодающим. О её деятельности высоко отзывался Л.Н. Толстой.

Её сын - Петр Ольденбургский основал под Рамонью одну из первых в России опытных станций, строил школы для крестьянских детей, внедрял передовые аграрные технологии. Во время первой мировой войны Петр не стал отсиживаться в тылу, а возглавил медицинскую службу действующей армии. Его деятельность на этом посту высоко оценивали многие именитые военные медики того времени. А вот подчиненные П. Ольденбургского не любили. Говорят, принц ввел жесткие методы учета казенного спирта, что поставило серьезные препятствия на пути его расхищения.

После революции Ольденбургский никуда не собирался уезжать и вернулся в Рамонь, собираясь продолжить работу на своей опытной станции. По этому поводу он даже встречался с наркомом земледелия и продовольствия А. Цюрупой. Но в 1922 году он с группой интеллигенции (куда входили также Н. Бердяев, П. Сорокин, Б. Уваров и др.) был буквально насильно выдворен из страны.

Страшная легенда Рамонского замка связана с именем Е. Ольденбургской. В те времена среди знати было модно держать при себе колдунов, предсказателей, ведунов и т.д. Был такой и при Её высочестве. Но вдруг выяснилось, что этот колдун занимается черной магией, причем одной из самых страшных её форм, связанных с умервщлением младенцев. Когда это выяснилось, колдуну пришлось спасаться из замка на болотах. Но местные жители, прибегнув к помощи белых колдунов (в то время в Рамони даже существовал орден белых колдунов), настигли убийцу и пронзили его осиновым колом. Умирая, колдун проклял замок и всех его обитателей.

С тех пор место, где был казнен черный колдун, пользуется дурной славой. Местные жители предпочитают обходить его стороной. Нам рассказывали страшные легенды о найденных в лесу автомобилях с трупами, на лицах которых застыло выражение ужаса, об ушедших в лес и не вернувшихся людях, о страшных криках, которые порой доносятся с предполагаемого места казни.

А в замке, после того, как из него были изгнаны его законные владельцы, не могла долго ужиться ни одна советская организация. И сейчас часто поздними вечерами в замке раздаются таинственные звуки и стоны, будто по нему бродит кто-то больной или раненый. Последнее обстоятельство было подтверждено присоединившимися к нам во время экскурсии представителями местной молодежи. Моё невинное предположение, что это ходит незабвенный хранитель музея, разыскивая запрятанную бутылку с вожделенной жидкостью, было встречено бурей негодования...

Возвращаясь к автобусу, я ещё раз оглянулся в сторону замка. За десять с лишним лет реставрации он, к сожалению, мало изменился. Работам все время препятствуют какие-то непредвиденные обстоятельства. Может быть, в рассказанной нам легенде есть доля истины?

Галичья гора


Конец осени - начало зимы в Центральном Черноземьи обычно сопровождается словно бы резкой сменой цветовой гаммы в природе. Казалось, на театральной сцене сменили уветные декорации. Лес, ещё несколько дней назад сиявший всеми оттенками желтого и красного, в один день превратился в двухцветное контрастное полотнище из черных стволов деревьев и желтого ковра из опавшей листвы. Только кое-где пробиваются зеленые лапы сосны да зацепилась за ветви позднего дуба желтая листва.

В это время выпадает первый снег. Он может задержаться на несколько дней, а может стаять за несколько минут. Но в любом случае люди радуются снегу. Есть что-то праздничное в холодных белых хлопьях, порхающих в воздухе и оседающих на опавших листьях, ветвях, крышах...

В один из таких дней небольшой микроавтобус "ГАЗель" везет по Задонскому шоссе группу студентов - экологов пятого курса. Наша цель - маленький клочок земли, затерявший на просторах Окско-Донской равнины с привлекательным названием "Галичья гора". На этом небольшом (всего 119 га) участке донской долины сосредоточена необычайно богатая флора. При этом здесь встречается ряд "загадочных" видов, основные ареалы которых отстоят от Галичьей горы на многие сотни километров - иначе говоря, растения совершенно иных природных зон.

Кроме того, на Галичьей горе организован уникальный питомник хищных птиц, где содержат и, что самое главное, разводят те виды, которым в ближайшем будущем грозит исчезновение с лица планеты: соколов-сапсанов, балобанов, кречетов, степных орлов.

По дороге мы словно бы едем навстречу зиме. Под Воронежем нам ещё попадаются по обочинам дороги стайки скворцов, жаворонков, трясогузок. У поворота на Рамонь по только что убранным полям кормятся многотысячные стаи грачей. На 9-м километре всеобщее внимание привлек ястреб-тетеревятник, охотящийся на голубя. Хищник летел параллельным курсом со своей жертвой, одновременно вращаясь в вертикальной плоскости по спирали. Ястреб явно старался "прижать" голубя к земле, лишить его свободы маневра. Голубь наоборот, летя над самой землей, пытался подняться выше, вырваться на оперативный простор.

Мы не видели, чем закончилась эта драматическая погоня... Микроавтобус умчал нас дальше. Возле села Комсомольского нам попался держащий четкий курс на юг маленький соколок пустельга. Своими длинными крыльями птица словно бы махнула нам, прощаясь с родиной до следующей весны.

Буквально от границы с Липецкой областью начались поля, сплошь покрытые снегом. Да и лес за окном сменился. Вместо подворонежских дубрав нас встречают северные боры, перемежающиеся березняками и осинниками. После Задонска поля вообще исчезают, сменяясь практически сплошным лесом, из которого мы выезжаем уже непосредственно перед конечным пунктом нашего путешествия.

Впрочем, последний мы могли запросто не заметить. По левую сторону от дороги перед самым селом с символическим названием Донское на фоне небольшого леска промелькнули несколько скромных строений. У ворот замечаем невзрачный указатель: "Заповедник "Галичья гора"". Въезжаем на территорию центральной усадьбы.

Первое, что (а вернее, кто) бросается в глаза - это сидящие на специальных насестах прямо посреди двора птицы. Да не какие-нибудь попугайчики и канарейки, а горделивые соколы-сапсаны и балобаны, сверлящие вас злобным взглядом своих желтых глаз ястребы-тетеревятники и могучие степные орлы. Чуть в стороне также на насестах сидят белые кречеты - птицы ослепительной красоты, смотрящиеся на фоне остальных, как представители царствующей фамилии в белых мантиях на фоне придворных. Подходить ко всей этой публике близко не рекомендуется. Экскурсовод серьёзно предупредила, что они могут запросто "прокомпостировать" не в меру назойливого посетителя.

Всеобщее внимание привлек сидящий в небольшом дощатом домике филин. Своим задумчивым солидным видом птица вызвала желание сфотографироваться вместе с ней. Последнее, увы, оказалось трудно осуществимым. Подходящий ракурс, невзирая на помощь нашего гида, найти так и не удалось. Птица отнюдь не горела желанием пойти нам навстречу. В конце концов пришлось удовлетвориться кадром, на котором филин выглядит лишь неясным серо-бурым пятном на фоне снега.

Вдоль вольер с хищниками проходишь, как вдоль картинной галереи. Настолько выразительными кажутся лица обитателей вольеров. Такое впечатление, будто нам представляют высокопоставленных государственных деятелей: Сокол-сапсан Таймырский, Балобан Алтайский, Кречет Колымский. В огромном вольере, словно в царских апартаментах, живет пара орлов-карликов: крупных почти белых птиц с длинными хвостами и черными краями крыльев.

На отшибе расположены вольеры с фазанами. Их трубные крики сопровождали нас с момента появления на усадьбе и в течение всей экскурсии. Эти птицы производят впечатление франтоватых пустоголовых снобов, много о себе мнящих и не подозревающих о том, что являются близкой родней обычной курицы.

После осмотра питомника проходим в здание правления заповедника. Пока гид рассказывает нам об истории создания заповедника, внимательно рассматриваем стенды с насекомыми. Производит впечатление жук-олень - огромное насекомое с ветвистыми, как у оленя, рогами. От него не отстает восковик-отшельник - крупный жук с блестяще-коричневыми надкрыльями и внушительными жвалами. Глаза разбегаются при виде различных бабочек: бражников, орденских лент, переливниц, многоцветниц и т.д.

Экскурсовод предлагает нам пройти к Дону. Несмотря на уже накопившуюся усталость и холод, охотно соглашаемся. Минуем небольшой лес и заросли кустарников, с которого нас приветствует оживленным щебетом стая щеглов - расписанных, словно хохломские игрушки, птиц. Дорога идет через изумительный пляж с мелким почти белым песком. Не будь здесь заповедника, летом этот пляж был бы заполнен отдыхающими.

Подходим к Дону. Течение здесь стремительное. Черная вода закручивает лихие водовороты, образует обратные течения. Наш гид говорит, что здесь довольно глубоко. Под противоположным крутым берегом глубина достигает шести метров. На противоположном берегу видны эффектные скальные выходы с известняками. В центре скалы заметно довольно крупное отверстие - вход в пещеру, а сама скала при известном воображении напоминает лицо человека. По всей скале разбросаны зеленоватые и светло-коричневые пятна - слоевища лишайников.

Несмотря на холодную погоду, уходить с берега не хочется. Уж очень притягивающим свойством обладает и Дон, и прибрежные скалы, и пещеры, и даже лишайники. Однако надо возвращаться!

Обратный путь кажется более быстрым. Смеркается, но как не заехать в Задонск, не полюбоваться и не сфотографироваться на фоне недавно реставрированного Богородицкого собора - творения замечательного архитектора К. Тона?!

Пока выбираем ракурс для фото, возле входа на территорию собора резко тормозит черная иномарка с московским номером. Из машины вываливаются несколько явных "братков" (точно таких, как их изображают в фильмах: черные короткие куртки, черные брюки, бритые налысо головы). Истово крестясь, останавливаясь и отбивая поклоны через каждые несколько шагов, "братки" направляются к храму. "Не иначе, как много нагрешили" - замечает кто-то из студентов.

Мы уже подходили к автобусу, как тяжелые ворота храма раздвинулись и со двора выехал шикарный лимузин с тонированными стеклами, рядом с которым даже иномарка "братков" выглядит, как беспризорная дворняжка рядом с породистым бульдогом. Сидящие возле ворот богомольные старушки тяжело поднимаются, крестятся и в пояс кланяются. "Не иначе архиерея повезли, а то и митрополита" - слышится чей-то голос.

Мы молча и подозрительно поспешно погрузились в свою "ГАЗель" и покатили по мрачноватой, лишенной своего обычного зеленого одеяния, равнине домой. О лобовое стекло машины бесшумно разбивались хлопья раннего снега...


В гостях у графа Воронцова


Июнь в тот год выдался необычно прохладным. Почти непрерывно дул холодный норд-вест, гоня по небу серые, чем-то напоминающие волчьи стаи, облака. Периодически начинал накрапывать мелкий холодный нудно моросящий дождик. В такие дни замерзали руки и хотелось одеть на себя, что-нибудь теплее обычной майки-безрукавки и тонкой ветровки. В ясные дни картина была немногим лучше. Синее небо принимало ультрамариновый оттенок и казалось каким-то устрашающе бездонным и холодным океаном.

В один из таких дней группа воронежских и павловских экологов, сопровождаемая местными юннатами, направлялась в старинное село Большая Казинка. Целью нашей поездки явилось обследование старинных парков Павловского района.

Для непосвященных замечу, что старинные парки при бывших дворянских усадьбах представляют из себя интересный источник информации об экологической обстановке на данной территории в прошлом. Сопоставляя современные данные с данными прошлых лет, можно получить сведения об изменениях, произошедших в породном составе зеленых насаждений, санитарном состоянии, возобновлении, состоянии подлеска и напочвенного покрова, животном мире и многом другом.

Павловский район был выбран для этих целей неслучайно. Именно на его территории сохранилось несколько парков, принадлежащих ранее известным дворянским фамилиям. Отдаленность от областного центра позволило этим паркам пережить периоды революционного лихолетья.

Первым на нашем пути лежало бывшее имение Суханово-Подколзиных - известных государственных сановников, владевших обширными земельными угодьями на территории современных Павловского и Верхне-Мамонского районов. Общая площадь их владений составляла семнадцать тысяч десятин. Суханово-Подколзиным, кроме того, принадлежали села Ольховатка, Желдаковка, Николаевка.

Название села происходит от названия речки Казинка, а название речки - от слова "казистый" - красивый, яркий. "Казинка" происходит от того же корня и означает "видное, красивое место; речка, текущая красиво, на виду". Впоследствии мы убедились, что данное название вполне соответствует действительности.

Ещё мы знали из краеведческой литературы советского периода, что крестьяне с. Большая Казинка неоднократно поднимались на борьбу со своими угнетателями, отказывались ходить на барщину, платить оброк и за проезд по господским землям, а чуть что не так, сразу же брались за вилы.

Наш путь пролегал через ряд больших сел. Первой нам попалась Русская Буйловка. Несмотря на то, что на дворе только начало июня, здесь на огородах уже копали картошку. "Наша картофельная столица!" - сообщает наш проводник Сергей Мозговой, - "Посмотрите, вон те дома, можно сказать, на ранней картошке построены". И показал нам группу добротных особняков. Впрочем, всё село производило впечатление относительного благополучия. Развалюх не было. Дома ухожены, улицы чисты, при домах обширные подворья. И кругом... Картошка, картошка, картошка. Прямо какая-то картофельная столица!

Мы проехали ещё несколько сел, пока на дороге не попался указатель "Большая Казинка". Найти старинный парк труда не составило. Первая же спрошенная женщина, явная представительница местной интеллигенции, просто указала нам на этот парк рукой. Правда при этом она что-то недовольно, как нам показалось, про себя пробурчала.

Мы оставили машину и отправились к парку. С первого же взгляда нам стало ясно, что Суханово-Подколзины знали толк в садово-парковом искусстве. Устройство их парка не имело ничего общего с современным "ландшафтным дизайном", пытающемся придать версальский лоск нашим "садово-огородным товариществам" и в результате этих неуклюжих попыток причесывающим приусадебные участки под одну гребенку.

Этот парк располагался по склонам неглубокой, но очень живописной балки, проходящей практически через центр села. В днище балки находился небольшой пруд, в центре которого был намыт маленький островок. На островке росла старая плакучая ива, склонившая свои ветви над водной гладью. Над прудом, словно эльфы, порхали легкокрылые крачки, периодически устремляясь к воде и выхватывая из неё мелких рыбешек, головастиков или водных насекомых. Этот пруд с островком, ивой на нем, птицами производил впечатление иллюстрации к французским пасторальным романам первой половины XIX века или, на худой конец, к стихотворениям Жуковского или Фета.

На склонах балках на значительном расстоянии друг от друга росли могучие сосны, среди которых мы увидели несколько представителей экзотических пород - сосен черной и веймутовой. Наверняка владелец парка специально выписывал их из-за границы. Среди сосен попадались отдельные дубы, ясени, березы и вязы.

При более тщательном осмотре обнаружилось, что на многих деревьях остались следы механических повреждений, нанесенных явно человеческой рукой. В одно дерево были вбиты металлические кронштейны, служащие опорой для проводов. А комель другой сосны оказался обмотан... куском стальной арматуры. Видать, кто-то развлекался, не зная, куда девать силушку молодецкую.

Под ногами суетились целые полчища муравьев. Тут были и мелкие черные садовые муравьи, и дерновые муравьи, и более крупные рыжие степные муравьи, и блестяще-черные муравьи-древоточцы. Присмотревшись, обнаруживаем, что большинство муравьиных гнезд было устроено в корнях деревьев. Здесь же в траве шустро прыгали мелкие представители семейства саранчовых: коники, прыгунки и травянки.

Наши научные изыскания были прерваны появлением странной четверки местных жителей. Это были изрядно потрепанные представители мужского пола неопределенного возраста в замызганной одежде. От аборигенов явственно разило смесью запахов коровьего навоза, машинного масла и деревенского самогона.

Мимолетно поздоровавшись, представители туземцев напрямую спросили:

- Вы - потомки Суханово-Подколзина?

Заданный вопрос вызвал в нас противоречивые чувства. Оценив быстроту действия местного телеграфа, я, не скрою, почувствовал опасение, что нас в соответствии с революционными традициями Большой Казинки могут запросто поднять на вилы. Правда вил в руках аборигенов не было, но сбегать за ними в ближайший дом или вызвать оттуда подкрепление им бы труда не составило.

Но местные жители были настроены миролюбиво. Узнав, кто мы, они, похоже, испытали разочаровние. Правда один из них, приняв нас за начальство и льстиво улыбаясь, просил помочь ему выбить разрешение на строительство свинарника как раз на территории парка. Прочитав аборигенам короткую лекцию по экологии и значении сохранения памятников природы, быстро даю команду двигаться обратно к машине. На том и разошлись...

На том наша экскурсия в Большую Казинку закончилась. Завернув на обратном пути в лес и оценив сильную пораженность деревьев пяденицами и листовертками, мы вернулись в Павловск.

Следующий день выдался похожим на первый. Также прохладно, сильный ветер, по небу стремительно бегут сизые облака. Но нам предстоит новая поездка. На этот раз в село Воронцовку. Там мы хотим посмотреть старинный парк, заложенный ещё в XYIII веке.

Дорога на Воронцовку пролегала вдоль реки Осереди. О происхождении названия реки до сих пор идут споры. Существует легенда о том, будто граф Воронцов, увидев реку торжественно произнес: "Эта река осередь моих земель". Замечательный воронежский краевед В.П. Загоровский выводит происхождение названия от слова "Серед", которое в свою очередь является русским переложением тюркского "сырт", означающего "возвышенность, бугор".

Вдоль Осереди сразу за Павловском тянутся бесконечные луга, над которыми величественно парят луни, коршуны и канюки. Через открытое окно машины слышны крики коростелей и "бой" перепелов.

Проехав несколько сел, въезжаем в село Александровку, которое незаметно переходит в Воронцовку. Воронцовка - "столица" знаменитого Шипова леса. В годы послевоенного голода и разрухи Воронцовский лесхоз давал восемьдесят (!) процентов бюджета Воронежской области, т.е. практически кормил всю область. Да и сейчас мебель из "шипова дуба" ценится не только в России, но и за границей.

Парк села Воронцовки производит впечатление в первую очередь своими дубами-великанами. Замечательный воронежский лесовод М.М. Вересин писал: "В этом парке сохранились, возможно, самые старые, во всяком случае самые великолепные по красоте, мощности и состоянию дубы в нашей области. Лучшие из этих деревьев заслуживают того, чтобы дать им личные "имена" - названия, как это сделано в отношении древних секвой в национальных парках США... Такие великаны являются чудом и гордостью нашего края, свидетелями чуть ли не всей его истории со времен начала его интенсивного заселения и освоения нашими далекими предками".

Могу сказать, что в своих ожиданиях мы не обманулись. В парке произрастают дубы двух типов: "деловые", выросшие в густом древостое и по длине и гладкости ствола не уступающие "идеальному дубу", и "парковые", растущие на опушках и полянах. Последние особенно красивы. Один из таких дубов имеет высоту 25 метров и колоссальную крону, диаметр которой составляет 33 метра. Под сенью такого дуба может расположиться не один десяток человек. Под стать дубам великолепные липы и осокори.

В парке буквально глохнешь от птичьего хора. Возле колонии скворцов почти невозможно разговаривать. Здесь же снуют в поисках корма для своих подросших птенцов синицы, зяблики, зеленушки. Из кроны огромной липы слышно пение пеночки-пересмешки - одной из самых таинственных птиц наших лесов. С опушки парка доносится крик удода. Побродив по парку обнаруживаем дупло с птенцами одной из редких птиц нашей области - среднего пестрого дятла, занесенного в Красную книгу.

Отдохнув под сенью великолепных деревьев и уже покидая парк, невольно обращаем внимание на коварно подбирающиеся к границе парка огороды. Кое-где уже раскапываются поляны прямо в парке. Вокруг самовольных огородов установлена уродливая ограда, прибитая гвоздями прямо к стволам. Подобная картина на фоне природного великолепия выглядит просто святотатственно!

Покидая парк, ещё раз оборачиваемся, чтобы попрощаться с деревьями-исполинами. Многие из них перестояли татаро-монгольское нашествие, две русские смуты, Отечественную войну. Дай Бог перестоять им и наше неспокойное время!

Последний пункт нашей поездки - парк села Тумановка, заложенный в XIX веке при усадьбе. Владельцем усадьбы был некий Тумашев, вероятно, большой любитель экзотики. Иначе чем можно объяснить посадку им по периметру своего парка более восьмидесяти лиственниц - дерева, характерного для северной тайги, но никак не для лесостепного Центрального Черноземья.

К настоящему времени в парке сохранилось семьдесят семь деревьев. В целом посадка производит благоприятное впечатление. Большинство деревьев в хорошем состоянии. Высота некоторых из них достигает двадцати метров. Лишь на некоторых обнаруживаем признаки смолотечения. Северные лиственницы на фоне окружающих лип, тополей и вязов смотрятся весьма колоритно.

В моменту нашего прибытия в Тумановку погода портится окончательно. Начинает накрапывать дождик. Спешно грузимся в машину и, бросив прощальный взгляд на северных пришельцев, отправляемся восвояси. Заканчивается одна из самых увлекательных наших поездок по просторам Воронежской губернии.