Рене декарт сочинения в двух томах том 2
| Вид материала | Документы |
СодержаниеДекарт — елизавете К оглавлению Декарт — елизавете Декарт — елизавете" |
- Рене Декарт" Виконували: учень 8-го „Б", 102.1kb.
- Декарт Р. Сочинения, 697.88kb.
- Давид юм сочинения в двух томах: том, 11459.67kb.
- Источник: Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения, 565.43kb.
- Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения в восемнадцати, 751.72kb.
- Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения в восемнадцати, 620.01kb.
- Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения в восемнадцати, 669.46kb.
- Анна Ахматова. Сочинения в двух томах, 5.38kb.
- Борис Пастернак. Сочинения в двух томах, 5.69kb.
- Готфрид вильгельм лейбниц сочинения в четырех томах том, 12182.14kb.
==526
представляются нам единым действием. И при возникновении других страстей происходит некое частное возбуждение духов, исходящих от сердца.
Вот то, что я задумал уже восемь дней тому назад написать Вашему высочеству, причем в мое намерение входило добавить к этому отдельное объяснение всех страстей; но, столкнувшись с затруднением при их перечислении, я был вынужден отпустить курьера без моего письма; получив между тем письмо, коим удостоили меня Ваше высочество 48, я имел новый повод для ответа, обязывающий меня отложить до другого случая вышеупомянутое исследование страстей, дабы здесь отметить, что все доводы в пользу существования Бога и того, что он есть первая и незыблемая причина всех следствий, не зависящих от свободного выбора человека, как мне кажется, доказывают таким же образом, что он — причина и всех тех следствий, какие от этого выбора зависят. Ведь нельзя доказать, что он существует, если только не рассматривать его как в высшей степени совершенное бытие; а бытие это не было бы в высшей степени совершенным, если бы в мире происходило что-либо, что от него не полностью зависит. Правда, только вера учит нас тому, что такое благодать, с помощью которой Бог поднимает нас на вершину сверхъестественного блаженства; но достаточно одной лишь философии для познания, что никакая, даже самая ничтожная, мысль не может прийти на ум человеку без того, чтобы Бог хотел и пожелал этого от века. А различение между всеобщими и частными причинами, проводимое в школах 49, здесь совсем ни при чем: ведь то, что, к примеру, заставляет солнце, являющееся всеобщей причиной существования всех цветов, не быть одновременно причиной отличия тюльпанов от роз, есть зависимость произрастания этих цветов и от некоторых других, частных, причин, не подчиняющихся этой всеобщей причине; однако Бог является всеобщей причиной в таком смысле, что одновременно он является и тотальной причиной универсума; таким образом, ничто не может произойти без его на то воли.
Верно, что понимание бессмертия души и тех блаженств, кои она способна испытывать вне этой жизни, может дать повод тем, кто устал от жизни, желать из нее уйти — если бы они были уверены в том, что в будущем им достанутся все эти блаженства; однако нет никаких оснований быть в этом уверенным, и лишь сложная философия Гегесия (чья книга была запрещена Птолемеем, потому что многие, прочтя ее, кончали жизнь самоубийством)50 стре-
==527
мится доказать, что земная жизнь исполнена зла; истинная же философия, совсем напротив, учит, что даже среди самых печальных событий и тягостных горестей можно все-таки жить в состоянии удовлетворенности, если только умело пользоваться своим разумом.
Что касается обширности универсума, то я не понимаю, почему, усматривая ее, мы должны склоняться к отделению частного провидения от той идеи, кою мы имеем о Боге: ведь Бог — это совсем иное понятие в сравнении с конечными силами; последние могут быть исчерпаны, и мы, видя, как они используются для достижения многих великих свершений, вправе считать неправдоподобным, чтобы их хватило также и на незначительные свершения; однако, чем более великими мы почитаем деяния Бога, тем скорее замечаем безграничность его мощи, и, чем более она становится нам понятной, тем сильнее мы бываем уверены, что она распространяется даже на самые частные поступки людей.
Я не думаю также, что под тем частным божественным провидением, которое Ваше высочество именует основой теологии, Вы подразумеваете некие перемены, случающиеся в велениях Бога по поводу действий, зависящих от нашей свободной воли. Ведь теология вовсе не допускает таких перемен; и когда она обязывает нас молиться Богу, то это вовсе не для того, чтобы мы сообщали Богу о своих нуждах или пытались умолить его изменить что-либо в том порядке вещей, который он установил от века своим провидением: то и другое было бы кощунством; молитва служит лишь тому, чтобы мы могли получить для себя блага, от века учрежденные им, как ответ на наши мольбы. Я полагаю, что в этом согласны между собой все теологи, даже арминиане 51, которые, по-видимому, более всех уповают на свободную волю.
Я признаю, что трудно точно измерить, до какого предела разум повелевает нам интересоваться общественными делами; однако это не такой вопрос, в котором надо быть чересчур точным: достаточно удовлетворять требованиям своей совести, и можно многое здесь поставить в зависимость от своих склонностей. Ибо Бог установил такой порядок вещей и связал людей столь тесной общностью, что, даже если бы каждый соотносил все вещи лишь с самим собой и не проявлял никакого милосердия к другим людям, он все равно обычно не упускал бы случая хлопотать о них, насколько это в его власти, если только ему свойственно благоразумие и особенно если он живет во времена
==528
неиспорченных нравов. А кроме того, поскольку делать добро другим — вещь значительно более возвышенная и похвальная, нежели забота лишь о самом себе, наиболее возвышенные души имеют к этому наивысшую склонность и меньше всего значения придают своему собственному благосостоянию. Лишь слабые и низменные натуры чтут самих себя превыше своих заслуг; они напоминают те сосуды скудельные, кои можно заполнить всего тремя каплями. Я знаю, что Ваше высочество не принадлежит к их числу, и, в то время как эти низкие души можно побудить заботиться о другом человеке лишь при условии, что они извлекут из этого пользу для себя, в интересах Вашего высочества следует заметить, что Вы не сможете в течение долгого времени быть полезной любимым людям, если будете небрежно относиться к себе самой, и потому я прошу Вас заботиться о своем здоровье.
Все это делает меня, сударыня, нижайшим и покорнейшим слугой Вашего высочества.
Декарт
ДЕКАРТ — ЕЛИЗАВЕТЕ 52
Эгмонд, 3 ноября 1645 г.
[...] Я, конечно, признаю, что трагедийная скорбь не доставляла бы нам удовольствия — как это обычно бывает,— если бы мы опасались, что она примет крайние формы и принесет нам недомогание. Но так как я сказал, что существуют страсти, кои бывают тем полезнее, чем более крайние формы они принимают, я хотел здесь говорить лишь о тех, которые носят абсолютно благой характер; об этом свидетельствует мое добавление, что страсти должны быть подчинены разуму. Ведь существуют два рода крайностей: одни из них, изменяя природу вещи и превращая ее из благой в плохую, мешают нам подчинять ее разуму; другие же, лишь усиливая меру ее благости, только превращают ее из благой в еще лучшую. Так, дерзость оказывается преувеличением отваги лишь в том случае, если она переходит границы разума; но если она остается в их пределах, она может иметь своим следствием другое преувеличение, состоящее в полном отсутствии какой бы то ни было нерешительности или страха.
[...] Что же до свободы воли (libre arbitre), я признаю, что, соотнося ее мысленно лишь с нами самими, мы не можем не считать ее независимой; но когда мы думаем о безграничном могуществе Бога, мы не можем не верить, что от
==529
него зависят все вещи, а следовательно, и наша свободная воля не является здесь исключением. Ведь она заключает в себе следующее словесное противоречие. Бог создал природу человека такой, что волеизъявления людей не зависят от его воли; а это все равно что сказать, будто его могущество одновременно безгранично и имеет границы: имеет их, потому что существует нечто от него совсем не зависящее, и не имеет их, ибо он сумел создать нечто от него не зависящее. Но как познание бытия Бога не должно лишать нас уверенности в свободе своей воли, поскольку мы убеждаемся в ней на опыте и ее чувствуем, так и познание нашей свободы воли не должно нас заставлять сомневаться в существовании Бога. Ведь испытываемая нами на опыте независимость, делающая наши поступки похвальными или же достойными порицания, вовсе не является несовместимой с зависимостью, которая имеет иную природу, согласно коей все подчинено Богу.
Что касается состояния души в загробной жизни, то здесь я обладаю гораздо меньшими познаниями, чем г-н Дигби 53; ибо, оставляя в стороне то, чему нас здесь учит вера, я признаю, что в свете одного лишь естественного разума мы можем строить какие угодно догадки в свою пользу и питать благие надежды, но не можем располагать даже тенью уверенности. А поскольку тот же естественный разум учит нас, что в этой жизни у нас гораздо больше благ, нежели несчастий, и что нам не следует оставлять надежное состояние ради ненадежного, он тем самым показывает нам, что мы поистине не должны бояться смерти, но не должны также нарочно ее искать.
Мне нет нужды отвечать на возражение, кое мне могут сделать теологи по поводу обширных размеров, приписываемых мной универсуму, поскольку Ваше высочество уже дали за меня этот ответ. Добавлю только, что если эта обширность могла бы сделать менее достоверными таинства нашей религии, то и размеры, приписываемые астрономами во все времена небесам, могли бы послужить тому же, ибо они рассматривали их как столь великие, что Земля в сравнении с ними представлялась всего лишь точкой; а между тем никто против этого не возражал.
Наконец, я не сомневаюсь, что, будь благоразумие господином события, Ваше высочество не исчерпали бы свои силы в задуманных Вами предприятиях; но тогда следовало бы, что все люди без изъятия должны быть абсолютно мудры, дабы, зная, что им надлежит делать, они могли быть уверены в том, что они совершат. Или же сле-
К оглавлению
==530
довало хотя бы знать настрой тех, с кем надо решать какието дела; и все же этого было бы недостаточно, если учесть, что они, кроме того, располагают свободной волей, побуждения которой известны одному только Богу. А из-за того что мы обычно судим о будущих поступках других на основании того, что хотелось бы сделать самим на их месте, часто случается, что пошлые и посредственные умы, будучи подобны тем, с которыми они имеют дело, лучше проникают в их замыслы и легче добиваются успеха в своих начинаниях, нежели умы самые возвышенные, кои, имея дело лишь с теми, кто стоит неизмеримо ниже их по своим познаниям и рассудку, судят иначе, чем они, о делах. [...]
ДЕКАРТ — ЕЛИЗАВЕТЕ 54
Эгмонд, январь 1646 г.
Милостивая государыня, я не могу отрицать, что был поражен, узнав, что Ваше высочество имели неприятности, вплоть до ущерба здоровью, из-за дела, которое большинство людей сочли бы благим 55, а множество сильных доводов может сделать извинительным в отношении других лиц. Ведь все представители религии, к которой я принадлежу (составляющие в Европе несомненное большинство) , вынуждены это одобрять, пусть они и усматривают здесь обстоятельства и мотивы, явно заслуживающие осуждения; мы ведь верим, что Бог пользуется различными средствами для привлечения к себе наших душ, и одним из таких средств является уход в монастырь с недобрым намерением лица, которое впоследствии ведет там святую жизнь. Тем, кто принадлежит к другой вере, если они говорят об этом дурно, можно извинить их суждение, ибо, как и во всех прочих случаях, где существуют различные партии, немыслимо угодить одним, не вызвав недовольства у других. Подумай они о том, что не принадлежали бы к своей религии, если бы они либо их отцы или деды не оставили римско-католической церкви, у них не было бы повода насмехаться и называть изменниками тех, кто расстается с их верой.
[...] Перехожу к вопросу, который Ваше высочество задали относительно свободной воли, зависимость и свободу которой я попытаюсь объяснить путем сравнения. Если какой-то король, запретивший дуэли, с высокой степенью уверенности знает, что два дворянина его королевства, живущие в разных городах, находятся между собою в ссоре, причем они настолько восстановлены друг против
==531
друга, что нет той силы, которая помешала бы им сразиться, коль скоро они встретятся,— если, говорю я, этот король дает одному из них поручение отправиться в определенный день в город, где проживает другой, или этому другому дает поручение в определенный день отправиться туда, где находится первый, он отлично знает, что встреча их неизбежна, как неизбежна и их дуэль, и что, таким образом, они нарушат его запрет. Однако он вовсе их к этому не принуждает: и его знание обстоятельств, и даже его воля, направленная на то, чтобы предопределить эти обстоятельства таким образом, не препятствуют тому, что, когда они встретятся, они будут сражаться так же добровольно и свободно, как это было бы в том случае, если бы он ничего об этом не знал. Вдобавок им мог представиться другой случай для встречи; таким образом, справедливо будет покарать их за нарушение его запрета. Но то, что некий король может в данном случае предпринять относительно некоторых волеизъявлений и их следствий, Бог, обладающий безграничным предвидением и могуществом, безошибочно предпринимает в отношении всех произволений людей. И до того, как он послал нас в этот мир, он точно знал, каковы будут все побуждения нашей воли: ведь он сам их в нас вложил и он же распределил все вещи, находящиеся вне нас, заставив те или иные объекты являться нашим чувствам в определенное время и предопределив такую, а не иную реакцию на эти объекты нашей свободной воли; так он пожелал, однако он не пожелал тем самым ее ограничить. И подобно тому как у вышеназванного короля можно обнаружить две различные ступени воли — одну, заставившую его желать сражения между двумя этими дворянами — ибо он сделал так, чтобы они встретились,— и другую, в силу которой он этого не желал, поскольку он запретил дуэли, так теологи и у Бога различают абсолютную и независимую волю, благодаря которой он желает, чтобы все вещи происходили так, как они и происходят, и другую волю, относительную, соотносящуюся с заслугами и провинностями людей и повелевающую покорность его законам.
Мне необходимо здесь различать также два рода благ, дабы согласовать то, что я написал ранее (а именно, что· в этой жизни нам всегда выпадает на долю больше благ, нежели несчастий), с возражением Вашего высочества по поводу всех жизненных неприятностей. Когда мы рассматриваем идею блага с целью сделать ее руководящим правилом нашего поведения, мы принимаем за благо все то
==532
совершенство, которое может быть присуще вещи, именуемой благой, и сравниваем его с прямой линией — единственной среди бесчисленных кривых, с которыми мы сопоставляем зло. Именно в этом смысле философы обычно говорят, что bonum est ex intégra causa, malum ex quovis defectu 56. Но когда мы рассматриваем блага и то дурное, что может содержаться в той же самой вещи, дабы оценить все это по достоинству, как я это сделал, говоря о ценности, придаваемой нами сей жизни,— мы принимаем за благо все то, что дает нам здесь некоторое благополучие, злом же мы именуем лишь вещи, приносящие нам неприятности; при этом другие содержащиеся в них изъяны мы попросту не учитываем. Так, к примеру, когда кому-нибудь предлагают какую-то службу, он рассматривает, с одной стороны, почести и выгоды, которые из нее последуют, как блага, а с другой стороны, учитывает ее тяготы, опасности, потерю времени и другие подобные вещи как неизбежное зло; сравнивая это зло с этими благами с точки зрения того, насколько они перевесят зло, он принимает предложенную службу или отвергает. Но меня заставило сказать, в этом последнем смысле, что в сей жизни нам на долю выпадает всегда больше благ, нежели горя, как раз то, что я придаю малое значение (как, по моему мнению, мы все должны делать) всем внешним по отношению к нам объектам, которые совершенно не зависят от нашей свободной воли, в сравнении с теми, что от нее зависят: эти последние мы всегда можем сделать благими, если мы умеем ими правильно пользоваться, и мы можем с их помощью воспрепятствовать приходящему к нам извне злу — как бы велико оно ни было — влиять на наши души больше, нежели та печаль, которую в них возбуждают комедианты, когда они представляют нам мрачные происшествия; правда, я признаю, что для достижения подобного состояния надо быть сильным философом. Но в то же время я верю, что даже те, кто дает своим страстям сильно себя увлекать, в глубине души считают, что эта жизнь несет нам больше благ, нежели горя, хотя сами для себя они этого и не замечают: ведь если им и случается иногда призывать к себе смерть — под влиянием сильной печали,— то лишь с целью облегчить таким образом свое бремя, как об этом пишется в басне, но они вовсе не стремятся на самом деле к утрате жизни; а если и есть некоторые, желающие ее действительно утратить и кончающие ее самоубийством, то происходит это в силу ошибки их разума, а вовсе не благодаря здравому рассуждению или мнению, заложенному в них
==533
самою природой, которая в действительности повелевает ставить блага этой жизни выше страха перед ее злом.
Основание," заставляющее меня считать, что люди, делающие все исключительно в своих личных интересах, должны не меньше остальных трудиться в пользу другого человека и стараться, насколько это в их силах, всем доставлять удовольствие, если только они хотят сохранить благоразумие, состоит в том, что мы видим обычно, как лица, считающиеся всегда готовыми доставить другим удовольствие, получают взамен множество добрых услуг от других, даже от тех, которых они ни к чему не обязывали, причем они не получали бы этих услуг, если бы люди думали, что они настроены по-иному и что тяготы, несомые ими ради того, чтобы доставить другим удовольствие, вовсе не столь велики, сколь преимущества, извлекаемые ими из дружбы с лицами, которые их знают. Ведь от нас ожидают лишь тех услуг, какие мы способны оказать с удобством для себя, и мы от других ожидаем не большего; однако часто случается, что услуга, немногого стоящая кому-то, приносит нам немалую пользу и может даже иметь для нас жизненно важное значение. Правда, иногда бывает, что, оказывая благодеяние, мы утрачиваем свою скорбь и, наоборот, что мы что-то выигрываем от причиненного зла; но это никак не меняет правила благоразумия, относящегося к самым частым случаям. Что до меня, то максима, которой я более всего руководствовался в своем жизненном поведении, состоит в том, чтобы всегда идти по столбовой дороге и верить, что величайшая тонкость жизни заключена в том, чтобы не стремиться использовать никакие тонкости. Общественные законы, все без исключения направленные на взаимные благодеяния или, по крайней мере, на то, чтобы не делать друг другу зла, как мне кажется, так правильно учреждены, что всякий, кто открыто им следует, без утайки и хитрых уловок, ведет жизнь более счастливую и уверенную, нежели те, кто извлекает для себя прибыль иными путями, иногда, правда, ведущими их к успеху из-за невежества других людей и благосклонности судьбы; но гораздо чаще их ждет неуспех, и, полагая, что они хорошо устроились, они терпят крах. С вышеупомянутой искренностью и откровенностью, которую я делаю символом всех моих деяний, я готов также служить Вашему высочеству и проч.
==534
ДЕКАРТ — ЕЛИЗАВЕТЕ"
Май, 1646 г. Милостивая государыня, по опыту я признаю, что у меня есть основания помещать [стремление к] славе в разряд страстей; ведь я не могу не испытывать волнение при мысли о благосклонном суждении, вынесенном Вашим высочеством о небольшом трактате, написанном мной о страстях 58. При этом я нисколько не удивлен, что Ваше высочество обнаружили в нем и погрешности, ибо я не сомневался в том, что их там немало, поскольку я ранее никогда не занимался этим вопросом и это был лишь черновой набросок, без красок и украшений, которые потребовались бы для предъявления его менее проницательному взору, нежели тот, что присущ Вашему высочеству.
Я не изложил также всех основ физики, коими я пользовался для выявления движения крови, сопровождающего каждую страсть, ибо я не могу сделать этого, не объясняя строения всех частей человеческого тела — а это предмет до того сложный, что пока я не осмеливаюсь за него взяться, тем более что сам я почти удовлетворен истинностью принципов, изложенных мною в этом сочинении. Главные из них следующие: функцией печени и селезенки является поддержание постоянного запаса крови, менее очищенной, нежели та, что течет по венам; жар сердца должен постоянно поддерживаться либо соками пищи, поступающими непосредственно из желудка, либо, за отсутствием таковых, указанной запасной кровью — поскольку другая кровь, содержащаяся в венах, очень легко увеличивается в объеме; при этом между нашей душой и телом существует такого рода связь, что мысли, сопровождавшие некоторые движения нашего тела с самого начала нашей жизни, продолжают сопровождать