Рене декарт сочинения в двух томах том 2

Вид материала

Содержание

К оглавлению
Но что я собой представляю? Несомненно, нечто такое, чем я считал себя раньше.
Значит, я раньше мыслил неверно. «Совсем напротив!» — восклицаешь ты.
Либо я плоть, либо ум.

Подобный материал:

1 ... 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 50

по моему мнению, в том, что ум мыслит, а тело — нет, но его отличительным признаком является протяженность, он уверяет, будто все, что чувствует, воображает и мыслит, именуется телом. Конечно, пусть, если ему угодно, называет телами мула или мартышку, и, если он добьется, чтобы

12

==355

эти новые имена вошли в употребление, я не откажусь ими пользоваться. Но пока у него нет никакого права порицать меня за то, что я пользуюсь принятыми названиями.

§ 4. Что таков душа?

Что ты называешь душой? Что должен я понимать под этим словом — душа? Собственно говоря, на том, что представляет собой душа, я либо не останавливался, либо воображал себе нечто немыслимо тонкое, наподобие ветра, огня или эфира, разлитого по моим болев грубым членам: к душе я относил способность питаться, ходить, чувствовать, мыслить.

Да, это немало. Но, я думаю, ты позволишь спросить тебя здесь еще кое о чем. Когда ты ставишь вопрос об уме, ты выясняешь наши прежние мысли на этот счет, а именно, что мы относительно него некогда думали?

Да, говоришь ты, именно так.

Не думаешь ли ты, что в понимании ума мы были настолько правы, что здесь нет нужды в твоем методе? И что никто не заблудится в этих потемках? Ведь изречения философов о душе столь многообразны и противоречивы, что я не могу надивиться на твое искусство, помогающее тебе извлечь из этих грязных отбросов надежное целебное средство; правда, и противоядие изготовляется из змеиного яда. Итак, не желаешь ли ты, чтобы я добавил к этому твоему мнению о душе то, что на этот счет думают или могут думать некоторые другие? Не спрашивай меня, верны или неверны их мнения; довольно, если они настолько в себе уверены, что считают немыслимым переубедить их сколь угодно весомыми доводами. Некоторые из них говорят, что душа представляет собой некий род тела, наименованный таким образом. Почему ты ошеломлен? Таково их мнение, не лишенное, как они думают, видимости истины. А именно, поскольку телом именуется — и действительно является — все то, что протяженно, что имеет три измерения и делимо на определенные части, и поскольку, к примеру, у лошади они наблюдают нечто протяженное и делимое, иначе говоря, плоть, кости и ту внешнюю сопряженность этих частей, которая воздействует на наши чувства, они заключают, основываясь на веских аргументах, что помимо этого сопряжения существует и нечто внутреннее и это последнее тонко, разлито и распространено по всему организму лошади, причем оно также имеет три измерения и делимо — таким образом, что, когда отрезается нога ло-

==356

шади, одновременно отсекается и некая часть этого внутреннего начала; итак, они считают, что лошадь состоит из сочленения двух протяженных, имеющих три измерения и делимых начал, иначе говоря, из двоякого рода тел, кои, поскольку они между собой различаются, имеют также различные имена: одно из них, внешнее, сохраняет название тела, другое, глубинное, именуется душой. Далее, что до ощущения, воображения и мышления, то они считают способность как к одному, так и к другому и третьему присущей душе, или внутреннему телу, однако с некоей причастностью и к внешнему телу, без которого нет никакого чувства. Другие станут утверждать и придумывать что-то другое, но к чему мне все это перечислять? Довольно много таких, кто считает, что души в общем и целом таковы, какими я их только что описал.

Чур, чур меня, говоришь ты, это безбожно! Да, несомненно. Но зачем ты задаешь мне такие вопросы? Зачем плодишь атеистов — людей, которые всеми помыслами настолько погружены в грязь, что они ничего не видят, кроме тела и плоти? Однако именно потому, что ты стремишься с помощью этого своего метода установить и доказать бестелесность и духовность души человека, тебе менее всего надлежит исходить из такого предположения, но, напротив, ты должен быть уверен, что найдутся противники этого взгляда, которые отвергнут твой тезис или, по крайней мере, из духа противоречия скажут тебе то, что ты только что выслушал от меня. А посему представь себе, что здесь перед тобой один из таких людей, который на твой вопрос: что такое душа? — отвечает то, что ты сам сказал выше: душа — это нечто телесное, тонкое, легкое и разлитое по всей внешней плоти, причем она является первоначалом всякого ощущения, воображения и мышления, и, таким образом, есть три ступени: 1) тело, 2) нечто телесное, или душа (animus), и 3) ум, или дух (spiritus), относительно существования которого и стоит вопрос. Поэтому впредь мы будем пользоваться для обозначения этих трех ступеней следующими именами: тело, душа, ум. Итак, говорю я, представь себе, что на твой вопрос тебе кто-нибудь даст такой ответ. Удовлетворит ли это тебя? Но я не хочу забегать вперед и предвосхищать твое искусство; я иду за тобой. Итак, ты продолжаешь следующим образом...

==357

ПРИМЕЧАНИЯ

Да, говоришь ты, именно так. Здесь и почти повсюду в других местах он выводит меня отвечающим ему прямо противоположное моим убеждениям. Но было бы крайне тягостно пересматривать все его выдумки.

Однако именно потому, что ты стремишься с помощью этого своего метода установить и доказать бестелесность и духовность души человека, тебе менее всего надлежит исходить из такого предположения. Он допускает здесь лживое измышление, будто я предполагаю то, что мне надлежит доказать. Но на столь вольные выдумки, которых нельзя подкрепить ни малейшей видимостью аргументации, следует отвечать исключительно указанием на их лживость. К тому же я никогда не поднимал вопроса о том, что именно следует называть телом, духом или умом, но различаю лишь мыслящую вещь и протяженную, к которым, как я показал, относится все остальное; я также неопровержимо доказал, что это две реально различающиеся между собой субстанции. Одну из них я наименовал умом, другую — телом; если же нашему автору неугодны эти имена, он может заменить их другими — я не стану с ним из-за этого спорить.

§ 5. Нащупывается вход в область метода

Все идет хорошо, говоришь ты, фундамент заложен удачно. Пока я мыслю, я существую. Это основоположение надежно и нерушимо. Далее над ним надлежит возвести постройку и тщательно предусмотреть, чтобы меня не обманул злой гений. Я семь. Но что я собой представляю? Несомненно, нечто такое, чем я считал себя раньше. Но ведь я считал себя человеком, а человек обладает душой и телом. Так не тело ли я? Или я — ум? Тело протяженно, ограничено местом, непроницаемо, зримо. Обладаю ли я каким-либо из этих свойств? Например, протяженностью? Однако какая может быть у меня протяженность, если я совсем ее не имею? Ведь я отверг ее в первую очередь. Быть может, я обладаю свойствами осязаемости, зримости? Даже если я недавно считал, будто я себя вижу и к себе самому прикасаюсь, тем не менее я незрим и не испытываю прикосновения. Я уверен в этом на основе своего отрицания. Так что же я есмь? Я внемлю, размышляю, прикидываю и так и этак — но это ничего не дает. Я уже устал все время повторять одно и то же. Я не нахожу в себе ни одного из

==358

свойств, относящихся к телу. Я — не тело. Однако я существую и сознаю свое существование; в то же время, сознавая, что я существую, я не усматриваю в себе ничего телесного. Так не есмь ли я ум? Что именно я считал некогда свойствами ума? Присуще ли мне что-то из этого? Я считал, что уму присуще мыслить: да ведь я мыслю, мыслю! Εΰρηκα, εΰρηκα. Я есмь, я мыслю. Я есмь, пока мыслю; я — мыслящая вещь, я — ум, интеллект, разум. Вот он — мой метод, через который я удачно перешагнул. Ты же, если готов, следуй за мной.

О счастливец, одним прыжком выскочивший из подобной тьмы на свет Божий! Но молю тебя, не откажи мне в руке, которая поддержала бы меня, нерешительного, пока я иду по твоим следам. Я повторяю за тобой все слово в слово, но на свой лад — немножко спокойнее. Я есмь, я существую. Но что я есмь? Не являюсь ли я чем-то таким, что я представлял себе раньше? Но правильно ли я это себе представлял? Сие недостоверно. Я отверг все сомнительное и низвел его к ложному. Значит, я раньше мыслил неверно.

— Совсем напротив! — восклицаешь ты тут.— Стоп! Остановись!

— Остановиться?! Но все колеблется у меня под ногами. А что, если я — нечто другое?

— Однако ты очень труслив! — подаешь ты реплику.— Ты либо плоть, либо ум.

— Пусть будет так. Хотя я, конечно, колеблюсь. Пусть ты и держишь меня за руку, я с трудом осмеливаюсь идти за тобой. А что,— спрашиваю я тебя,— если я — дух? Что — если нечто иное? Не знаю, не ведаю.

— Неважно,— говоришь ты,— ты либо плоть, либо ум.

— Ну, что ж. Итак, я плоть или ум. Но плоть ли я? Несомненно, я буду телом, если обнаружу в себе нечто из свойств, кои, как я некогда верил, присущи телу, хотя я и опасаюсь, правильно ли я в это верил.

— Смелее! — возражаешь ты.— Страшиться нечего. Итак, я осмелюсь, коль скоро ты меня ободряешь. Когда-то я верил, что мышлению присуще нечто телесное. Но я мыслю, мыслю. Εΰρηκα, εΰρηκα. Я есмь, я мыслю. Я — мыслящая вещь, я — нечто телесное, я — протяженность, я — нечто делимое; значение всех этих терминов было мне раньше неведомо. Что же ты сердишься и отталкиваешь меня, совершившего этот скачок? Вот я на суше, стою на том же берегу, что и ты,— благодаря тебе и твоему отрицанию.

— Все это впустую,— подаешь ты голос.

==359

— Но в чем же я погрешил?

— Ты (таково твое возражение) некогда неверно считал, будто мышлению присуще нечто телесное. Ты должен был думать о чем-то духовном.

— Так почему же ты не предупредил меня об этом с самого начала? Почему, увидев полностью готовым и снаряженным для решительного отреченья от старого, ты не повелел мне сохранить в неприкосновенности по крайней мере вот это: «Мышление есть нечто присущее уму» — или даже взыскать это с тебя как плату за вход? Я вообще советую тебе впредь вдолбить это изречение всем новичкам и строго предупредить их, чтобы они не выбросили его вон вместе с другими максимами — например, со старой аксиомой «Два плюс три составляют пять». Правда, я не гарантирую, что они будут повиноваться. Каждый живет своим умом, и ты найдешь немногих, кто удовлетворится этим твоим αυτός εφα ⁴³, как некогда беспрекословно принимали слова учителя ученики Пифагора. Что, если найдутся неверующие? Такие, кто откажется тебе следовать и упрямо будет коснеть в своем старом мнении? Как ты тогда поступишь? Не стану взывать к другим, беру в свидетели одного тебя: коль скоро ты гарантируешь силой и весом своих аргументов, что человеческая душа бестелесна и, напротив, совершенно духовна, разве не кажется, когда ты выдвигаешь в качестве основы своего доказательства положение «Мышление есть нечто присущее уму, т. е. вещи совершенно духовной и бестелесной», что ты просто излагаешь новыми словами постулат, заложенный в прежнем твоем вопросе? Словно кто-то может быть настолько туп, что, поверив, будто «мышление есть нечто присущее духовной и бестелесной вещи» — а между тем он знает и сознает, что он мыслит (да и кто, в самом деле, может не заметить в себе этой плодотворной способности мышления и нуждается для этого в руководителе?),— он усомнится в том, что в нем самом содержится нечто духовное и почти бестелесное?! И дабы ты не подумал, что я бросаюсь пустыми словами, посмотри, сколько есть серьезных философов, считающих, что животные мыслят, и, таким образом, полагающих, что мышление, разумеется не присущее любому из тел, все же присуще протяженной душе, каковой обладают звери, а потому и не является преимущественным свойством ума и духовной вещи! Как, спрашиваю я, поступят они, когда ты велишь им отречься от этого их мнения и безосновательно, просто на слово, принять твое? А сам ты, когда этого требуешь, разве не просишь к себе снисхожде-

К оглавлению

==360

ния, разве не нуждаешься в твердой опоре, будучи лишен исходного принципа? Но зачем я с тобой сражаюсь? Если я сделал неверный скачок, хочешь, я возвращусь назад?

ПРИМЕЧАНИЯ

Но что я собой представляю? Несомненно, нечто такое, чем я считал себя раньше. Это, как и в бесчисленных других случаях, он по своему обычаю приписывает мне без всякой видимости истины.

Я уверен в этом на основе своего отрицания. Здесь он снова ложно приписывает мне то, чего я не говорил. Я никогда не строил своих умозаключений на основе того, что я отверг; на самом деле я следующими словами ясно напоминаю противоположное: «Но, быть может, окажется истинным, что те самые вещи, кои я считаю ничем, ибо они мне неведомы, в действительности не отличаются от моего я, мне известного, и т.д.».

Так не есмь ли я ум? Неправда, будто я спрашиваю, не есмь ли я ум: я ведь здесь еще не объяснил, что я понимаю под этим словом; на самом деле я поставил вопрос, есть ли во мне какое-либо из свойств, кои я приписывал ранее душе, о которой я в этом месте пишу, и поскольку я не нахожу в ней всего того, что ранее к ней относил, и обнаруживаю одно лишь мышление, я здесь не именую себя душой, но только мыслящей вещью, и даю этой мыслящей вещи название «ум», «интеллект» или «разум», вовсе не стремясь обозначить именем «ум» нечто большее, чем «мыслящая вещь», и при этом восклицать Εΰρηκα, είρηκα, над чем наш автор, нелепейшим образом все извратив, смеется. Напротив, я совершенно ясно добавил: «Значение этих терминов было мне ранее неизвестно»; таким образом, не может быть сомнения, что я под этими названиями понимаю здесь в точности то же, что и под именем «мыслящая вещь».

Значит, я раньше мыслил неверно. «Совсем напротив!» — восклицаешь ты. Это опять-таки большая передержка. Я нигде не предполагаю, будто то, чему я доверял прежде, истинно: я только исследовал, истинно ли это.

Либо я плоть, либо ум. Снова неправда, будто я когдалибо выдвигал такое предположение.

Ты (таково твое возражение) некогда неверно считал, будто мышлению присуще нечто телесное. Ты должен был думать о чем-то духовном. Новая подтасовка — будто это мое возражение. Пусть, если ему угодно, утверждает, что

==361

мыслящую вещь лучше именовать телом, нежели умом,— меня это не тревожит: ведь по этому поводу он должен тягаться не со мной, а с грамматиками. Однако, если он домысливает, будто словом «ум» я обозначаю нечто большее, чем словом «мыслящая вещь», я обязан это отвергнуть. То же касается и его высказывания несколько ниже, где он добавляет: Когда ты выдвинешь положение «Мышление есть нечто присущее уму, т. е. вещи абсолютно духовной и бестелесной»... разве не просишь ты снисхождения, разве не нуждаешься в твердой опоре, будучи лишен исходного принципа? — я отрицаю, будто я здесь каким-то образом постулировал бестелесность ума, тогда как на самом деле я доказал это лишь в «Шестом размышлении».

Мне надоело так часто уличать его в подтасовках; в дальнейшем я буду этим пренебрегать и все его выходки вплоть до самого конца обходить молчанием. Правда, весьма стыдно смотреть на то, как достопочтенный отец, чтобы удовлетворить свое желание посмеяться надо мной, обрядился в комедийные сокки⁴⁴. Но, обрисовав здесь себя самого как человека трусливого, медлительного, ленивого и туповатого, он тем самым выбрал себе в качестве образца не Эпидиков и Парменонов ⁴⁵ древней комедии, а пошлейшую современную шутовскую маску и с помощью этой безвкусной дешевки пытается вызвать смех.

§ 6. Вторично делается попытка нащупать вход

— Да, я согласен,— говоришь ты,— лишь бы ты не отступал от меня ни на шаг.

— Повинуюсь тебе и не отступлю от тебя даже на пядь. Берись за дело сначала.

— Я мыслю,— говоришь ты.

— И я также.

— Я существую,— добавляешь ты,— пока я мыслю.

— И я равным образом — пока мыслю.

— Но что же я собой представляю? — задаешь ты вопрос.

— Твой вопрос мудр! Этого я и домогаюсь и охотно спрашиваю вместе с тобой: что же я собой представляю? Ты продолжаешь: — Кем я считал себя некогда? Какое представление было у меня тогда о себе?

— Ни слова больше, прошу тебя! Мне и так все понят-

==362

но. Но, молю, помоги мне. Не вижу пока, куда ступить в такой непроглядной тьме.

— Говори вместе со мной,— возражаешь ты,— и сту пай по моим следам. Итак, чем же я считал себя некогда?

— Некогда? А было ли это «некогда»? Верил ли я во что-либо некогда?

— Ты на ложном пути! — возражаешь ты.

— Нет, заблуждаешься, если угодно, ты сам, когда вмешиваешь сюда это «некогда»! Я отрекся от всего прежнего; равным образом и это «некогда» было и остается ничем. Но ты прекрасный вожатый. Как крепко держишь ты меня за руку, как меня тянешь!

— Я мыслю,— говоришь ты,— я существую.

— Это правильно. Я мыслю, я существую. Это я ухватил — но одно только это; кроме этого ничего нет и ничего не было.

— Прекрасно! — говоришь ты.— Что ты некогда думал о самом себе?

— Вижу, ты хочешь меня испытать, не убью ли я целых полмесяца или даже месяц на это подготовительное отречение; но я потратил на него здесь вместе с тобою всего только час, однако со столь великим напряжением духа, что сила действия уравновесила малую длительность срока: я потратил месяц или, если угодно, год. Вот: я мыслю, я существую. Кроме этого ничего нет — я от всего отрекся.

— Но взвесь,— говоришь ты,— то, что ты помнишь.

— Что означает это «взвесь»? Я сейчас мыслю, что некогда мыслил; но значит ли это, будто я некогда мыслил, что только что помыслил то, что я мыслил некогда?

— Ты робок,— говоришь ты,— страшишься тени. Начни сначала: «Я мыслю».

— О, я несчастный! Тьма наступает на меня, и я уже не воспринимаю этого «Я мыслю», которое до сих пор казалось мне ясным. Я лишь грежу, что мыслю, а не мыслю на самом деле.

— Но и тот, кто грезит,— возражаешь ты,— мыслит

— Свет возвращается! Грезить — значит мыслить, мыслить — грезить.

— Никоим образом,— возражаешь ты.— Мыслить — понятие более широкое, нежели грезить. Тот, кто грезит, мыслит; но тот, кто мыслит, вовсе не всегда грезит, а мыслит и бодрствуя.

— Верно ли это? Или тебе это снится? Или, быть может, ты мыслишь? Если тебе видится в грезах, что мышление

==363

шире, чем грезы, будет ли оно от этого шире на самом деле? Ведь, если угодно, я могу грезить, будто сновидения обширнее мысли. Но откуда ты взял, что мышление шире, если оно — ничто, если оно только грезы? А если всегда, когда ты считал, будто мыслишь, бодрствуя, ты не мыслил, бодрствуя, но грезил, будто мыслишь в таком состоянии, так что ты всегда только грезишь — иногда о том, что ты грезишь, а иногда — что ты мыслишь, бодрствуя? Что ты мне на это ответишь? Молчишь. Желаешь ли меня слушать? Давай нащупаем другой путь — ведь прежний сомнителен и неверен; не надивлюсь я на то, как это ты пожелал провести меня по нему, не изведав его прежде. Итак, не спрашивай у меня, кем я считал себя раньше, но только кем, как я грежу сейчас, я себя видел некогда в грезах. Если ты задашь мне такой вопрос, я отвечу. И дабы эти выражения грезящих во сне не мешали нашей беседе, я буду пользоваться словами, принятыми у бодрствующих: ты ведь припоминаешь, что «мыслить» впредь должно означать не что иное, как «грезить», а потому и не полагайся на свои мысли больше, чем грезящий полагается на свои сновидения; более того, я советую тебе озаглавить твой пресловутый «Метод» так: «Метод сновидца», а итогом твоей науки да будет максима: Желающий правильно рассуждать должен грезить. Я вижу, совет мой пришелся тебе по вкусу, ибо ты продолжаешь следующим образом: — Итак, чем же я считал себя раньше? Вот камень преткновения, о который я сейчас лишь споткнулся. Здесь и мне и тебе следует проявить осторожность, а посему разреши мне спросить у тебя, почему ты не предпослал этому вопросу такую максиму: «Я — нечто из тех вещей, в существование коих я некогда верил», или «Я — то, чем я считал себя некогда»?

— В этом нет нужды,— возражаешь ты.

— Прости меня, но нужда в этом есть превеликая; в противном случае ты изнеможешь под тяжким бременем, выясняя впустую, чем ты некогда себя мыслил. И, однако, вообрази: может статься, что ты не есть то, чем считал себя раньше (как это было с Пифагором), но есть нечто другое; так не впустую ли будешь ты спрашивать, чем ты считал себя раньше?

— Но,— возражаешь ты,— предлагаемая тобой максима устарела, и мы от нее отреклись.

— Да, безусловно, если мы отрекаемся от всего. Но что же делать? Либо надо остановиться на этом, либо воспользоваться предложенной максимой.

==364

— Нет,— говоришь ты,— надо идти вперед, но другим путем. Вот: я — либо ум, либо плоть. Разве я плоть?

— Молю тебя, не переступай грани! Откуда ты взял это «я — либо ум, либо плоть», если ты отверг и то и другое? А что, если ты не ум и не плоть, а душа или еще нечто иное? Что я об этом знаю? Ведь именно это мы и исследуем; и если бы я это знал или понимал, я бы не изнурял себя таким поиском. Я не хотел бы, чтобы ты думал, будто я, как праздный гуляка, чтобы только поразвлечься, вступил в эту страну отреченья, полную мрака и ужаса: меня то влечет, то подталкивает одна лишь надежда — обрести достоверность.

— Итак,— говоришь ты,— возьмемся за дело сызнова. Я — либо плоть, либо нечто не являющееся плотью, или, иначе говоря, бестелесное.

— Ты сейчас вступаешь на новый, совсем иной путь. Но надежен ли он?

— Путь этот,— говоришь ты,— надежнейший и необходимый.

— Почему же ты от него отрекся? И разве не прав я был, когда сомневался, не нужно ли что-то сохранить и не чрезмерно ли ты предался недоверию? Но пусть будет так. Пусть это надежно и достоверно. Что же, наконец, дальше?

— Но плоть ли я? — продолжаешь ты.— Разве я нахожу в себе хоть какое-либо из свойств, принадлежащих, как я считал некогда, плоти?

— Вот и другое препятствие! Мы, бесспорно, о него споткнемся, если только ты не предпошлешь ему такую пустышку: «Некогда я правильно судил о том, что присуще плоти» или же: «Плоти не принадлежит ничего, помимо того, что я некогда считал ей присущим».

— А это-то чего ради?

— А ради того, чтобы, если ты раньше что-то забыл или неверно о чем-то судил (ведь ты человек и ничто человеческое тебе не чуждо, не так ли?), весь твой труд не пропал даром; да и вообще тебе надо опасаться, чтобы с тобой не случилось того, что приключилось недавно с одним деревенщиной. Увидев издалека волка и оцепенев, он повел такую речь со своим господином, благородным юношей, которого он сопровождал: «Что я вижу? Без сомнения, это зверь: он движется, наступает. Но что это за зверь? Без сомнения, один из тех, которых я знаю. Но кого же я знаю? Бык, лошадь, коза, осел. Так не бык ли это? Нет, он не имеет рогов. Может быть, лошадь? Но слишком мал хвост. Или — коза? Но у козы борода, а у этого нет; значит, и не

==365

коза. Ну, так это осел, раз это не бык, не лошадь и не коза». Что ж ты смеешься? Обожди конца басни. «Но,— возразил ему молодой хозяин,— почему ты не заключаешь из сказанного, что это может быть лошадь, точно так же как и осел? Рассуждай так: не бык ли это? Нет, у него нет рогов. Не осел ли? Нет, я не вижу ушей. Может быть, коза? Но нет бороды. Следовательно, это лошадь». Парень, совсем сбитый с толку этим новым анализом, вскричал: «Нет, нет! Это вообще не зверь! Ведь звери, которых я знаю,— бык, лошадь, коза, осел. А этот — не бык, не лошадь, не коза и не осел. Следовательно,— заключает он, подпрыгивая и торжествуя,— это не зверь: это что-то другое». Несомненно, отважный философ, хотя он выпускник не лицея, а хлева! Не желаешь ли повторить его ошибку?

— Довольно,— говоришь ты,— я тебя понимаю. Он, наверно, допустил про себя, в уме (хоть и промолчал при этом), будто знает всех зверей, или, иначе говоря, подумал так: «Нет ни одного зверя, которого бы я не знал». Но при чем тут наш замысел?

Да ведь это же близнецы! Эти рассуждения сходны между собой, как два яйца от одной курицы! Не притворяйся — ты умалчиваешь о чем-то, что прячешь в душе. Не это ли: «Я знаю все, что имеет или может иметь отношение к телу» или это: «К телу не относится ничего, кроме того, что я некогда мыслил ему присущим»? И действительно, если ты знаешь не все, если хоть что-то упустил, если что-нибудь, на самом деле присущее телу или телесной вещи — такой, как душа,— ты приписал уму, если неверно отделил от тела или телесной души мышление, чувство, воображение,— добавлю даже если ты только подозреваешь, что допустил подобные ошибки, то разве не должен ты опасаться того же исхода, а именно неправильности всех твоих выводов? И конечно, хоть ты и увлекаешь меня за эту грань, если ты не уберешь указанную помеху, я не двинусь с места, не сделаю ни шагу.

— Отступим назад,— говоришь ты на это,— и сделаем третью попытку нащупать вход. Обозрим все подступы, тропки, извивы и изгибы.

— Мне это весьма по душе, но на таком условии: если мы встретим что-то недостоверное, мы не просто отсечем это, но выкорчуем. Что же, предводительствуй; я вырываю все с корнем. Ты продолжаешь...

==366

§ 7. Третья попытка нащупать вход

— Я мыслю,— говоришь ты.

— А я это отрицаю:

Blog

Рене декарт сочинения в двух томах том 2

Содержание