Рене декарт сочинения в двух томах том 2
| Вид материала | Документы |
СодержаниеПротив «пятого размышления» К оглавлению Все люди разумны У всех других вещей существование отделимо от сущности, у Бога — нет. Против «шестого размышления» |
- Рене Декарт" Виконували: учень 8-го „Б", 102.1kb.
- Декарт Р. Сочинения, 697.88kb.
- Давид юм сочинения в двух томах: том, 11459.67kb.
- Источник: Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения, 565.43kb.
- Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения в восемнадцати, 751.72kb.
- Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения в восемнадцати, 620.01kb.
- Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения в восемнадцати, 669.46kb.
- Анна Ахматова. Сочинения в двух томах, 5.38kb.
- Борис Пастернак. Сочинения в двух томах, 5.69kb.
- Готфрид вильгельм лейбниц сочинения в четырех томах том, 12182.14kb.
4. Ты заканчиваешь преувеличенной оценкой результатов, вытекающих из этого «Размышления», и одновременно указываешь, что тебе надо сделать для того, чтобы прийти к познанию истины. Ты говоришь, что придешь к нему, если только будешь старательно заниматься всем тем, что понимаешь в совершенстве, и отделишь это от всего остального, воспринимаемого тобой лишь смутно и неясно. Мысль эта не только верна, но и носит такой характер, что все предшествующее «Размышление» представляется излишним, так как она понятна и без него. Но заметь, достойнейший муж, что суть вопроса вовсе не в яс-
==249
ном и отчетливом понимании вещей во избежание ошибки, а в том, с помощью какого приема или метода можем мы установить, что обладаем ясным и отчетливым пониманием, которое было бы истинным и исключало бы возможность ошибки. Ибо бесспорно (как я указал тебе вначале), что мы нередко обманываемся и тогда, когда нам кажется, будто мы познаем что-либо столь ясно и отчетливо, что более ясного и отчетливого познания уже и быть не может. И хотя ты сам себе тоже сделал это возражение, мы до сих пор находимся в ожидании необходимой системы, или метода, над которым, как мне кажется, и следовало бы главным образом потрудиться.
ПРОТИВ «ПЯТОГО РАЗМЫШЛЕНИЯ»
О сущности материальных вещей и снова о Боге — о том, что он существует
1. В «Пятом размышлении» ты прежде всего говоришь, что отчетливо представляешь себе величину, т. е. протяженность в длину, ширину и глубину; точно так же ты представляешь себе число, очертания, положение, движение и длительность. Из всех этих вещей, идеи которых, по-твоему, у тебя есть, ты выбираешь фигуру, а среди фигур — треугольник, о котором говоришь следующее: хотя такой фигуры, быть может, нигде на свете, кроме как в моей мысли, не существует и никогда не существовало, все равно существует ее определенная природа, которая не вымышлена мною и не зависит от моего ума. Отсюда ясно, что могут быть доказаны различные свойства этого треугольника, например, что три его угла равны двум прямым, что наибольшему его углу противолежит наибольшая сторона и т. п.,— все то, что вольно или невольно сейчас отчетливо постигаю; когда воображение мое рисовало мне треугольник, я никоим образом об этих вещах не рассуждал, и потому они мною не вымышлены. Вот все, что ты говоришь о сущности материальных вещей: ибо то немногое, что ты добавляешь дальше, сводится к тому же. Я не хочу задерживаться на этом, замечу лишь, что до- садно, когда какая-либо природа, помимо природы все- \ могущего Бога, определяется как неизменная и вечная. Ты скажешь, что утверждаешь лишь то, чему учат в школах, ] а именно что природа, или сущность, каждой вещи вечна и представления, которые складываются о них, содержат непреходящие истины. Но это утверждение также вызы-
К оглавлению
==250
вает досаду, и, кроме того, нельзя постичь, что существует человеческая природа, если нет человека, или что роза — цветок, когда нет никакой розы.
Говорят, одно дело — сущность вещей, а другое — их существование: существование вещей не вечно, но сущность их вечна. Однако, если основное в вещах их сущность, что, собственно, значительного сделал Бог, создав существование? То же самое делает портной, когда надевает на человека платье. Но можно ли утверждать, будто человеческая сущность, содержащаяся, например, в Платоне, вечна и не зависит от Бога? Можно, ответят нам, поскольку она является всеобщей, однако ведь в Платоне нет ничего, кроме индивидуального. Правда, интеллект обычно на основе всех сходных свойств, наблюдаемых им в Платоне, Сократе и остальных людях, абстрагирует некое общее понятие, в котором все эти свойства сочетаются и которое поэтому может быть названо всеобщей природой, или сущностью, человека (поскольку она соответствует любому из людей). Но чтобы эта природа была всеобщей до того, как появился Платон и все другие люди, и интеллект произвел бы свою абстракцию,— это, конечно, необъяснимо.
Ты скажешь: разве представление, что человек есть животное, не было истиной и до того, как появился человек, т. е. извечно? Совершенно очевидно, что оно не было такой истиной, разве лишь в том смысле, что, когда бы ни появился человек, он будет животным. Ибо поистине, хотя и есть, видимо, разница между двумя положениями: «Человек есть» и «Человек есть животное», поскольку первое из них скорее обозначает и уточняет существование, а второе — сущность, тем не менее из первого положения не исключена сущность, а из второго — существование. Ведь когда говорят Человек есть, подразумевается человек как животное, а когда говорят Человек есть животное, подразумевается человек, поскольку он существует. Кроме того, так как положение Человек есть животное не содержит в себе большей необходимости, чем положение Платон есть человек, отсюда следует, что и это последнее содержит в себе вечную истину, что индивидуальная сущность Платона не меньше зависит от Бога, чем всеобщая сущность человека, и т. д.— всё было бы скучно перечислять. Добавлю, однако, следующее: когда говорят, что природа человека такова, что он не может не быть животным, не следует воображать, будто природа человека есть нечто существующее за пределами интеллекта.
==251
Смысл приведенного высказывания лишь тот, что для того, чтобы какое-нибудь существо было человеком, оно должно быть подобно всем другим существам, коим вследствие имеющегося между ними сходства дано то же имя, что и человеку. Я говорю о сходстве индивидуальных природ, которое служит интеллекту точкой опоры для образования понятия, т. е. идеи, или формы, общей природы, от которой не должно отклоняться ни одно существо, которому предназначено быть человеком.
То же самое я скажу о твоем треугольнике или его природе. Ибо, конечно, мысленный треугольник — это как бы критерий, с помощью которого ты исследуешь, насколько данная фигура может быть названа треугольником. Однако на этом основании не следует утверждать, будто такой треугольник есть нечто реальное, или истинная природа, существующая вне интеллекта; ибо один лишь интеллект может образовать такую природу и сделать ее всеобщей на основе виденных раньше материальных треугольников, точно так же как это было сказано в отношении природы человека.
Вот почему не следует считать, что свойства, доказанные для материальных треугольников, присущи этим последним потому, что они заимствуют их от идеального треугольника; наоборот, эти свойства присущи именно материальным треугольникам, а не идеальному. Последнему они присущи разве лишь постольку, поскольку интеллект, наблюдая их в материальных треугольниках, наделяет ими также и идеальный; в дальнейшем — в ходе доказательства — он возвращает их материальным треугольникам. Точно так же свойства человеческой природы присущи Платону и Сократу не потому, что они получили их от всеобщей природы, а совсем напротив, эта всеобщая природа обладает указанными свойствами лишь потому, что интеллект наделяет ее ими после того, как он заметит их в Платоне, Сократе и остальных людях, коим он вернет эти свойства впоследствии, когда нужно будет построить умозаключение.
Известно ведь, что интеллект, наблюдая Платона, Сократа и прочие разумные существа, составляет всеобщее положение: Все люди разумны; когда же он хочет затем доказать, что Платон — разумное существо, он пользуется этим положением как большей посылкой силлогизма. Правда, ты, о Ум, говоришь, что у тебя есть идея треугольника и ты имел бы ее и в том случае, если бы никогда не наблюдал среди тел треугольной фигуры, точно так же как
==252
ты имеешь идею многих других фигур, которые никогда не воздействовали на твои чувства.
Однако думаешь ли ты, что мог бы образовать идею треугольника или какой-либо другой фигуры, если бы, как я заметил выше, ты был настолько лишен всех функций органов чувств, что никогда не видел бы и не касался бы различных поверхностей тел? У тебя теперь есть много идей, которые проникли в твое сознание не через чувства. Тебе, несомненно, легко их иметь, ибо ты мысленно воспроизводишь и образуешь изложенным выше способом идеи разных других фигур по образу тех, что воздействовали на твои чувства.
Здесь следовало бы указать, кроме того, на неправильное представление о природе треугольника, согласно которому он состоит из линий, не имеющих ширины, содержит пространство, лишенное глубины, и ограничивается тремя точками, не имеющими частей. Однако это бы слишком нас отвлекло.
2. Затем ты подходишь к доказательству существования Бога. Сила этого доказательства состоит, по-твоему, в следующих словах: Если вдуматься поглубже, становится очевидным, что отделять существование Бога от его сущности столь же немыслимо, как отделять от сущности треугольника свойство равенства трех его углов двум прямым или от идеи горы — идею долины: ведь мыслить Бога (т. е. наисовершеннейшее бытие) лишенным существования (т. е. некоего совершенства) столь же нелепо, как мыслить гору без долины. Однако следует заметить, что твое сравнение не вполне законно.
С одной стороны, ты правильно сравниваешь сущность с сущностью; но далее ты не сравниваешь существование с существованием или свойство со свойством, а сравниваешь существование со свойством. Поэтому, очевидно, лучше было бы сказать, к примеру, что всемогущество Бога не в большей мере отделимо от его сущности, чем равенство величин углов от сущности треугольника, или что существование не в большей мере отделимо от сущности Бога, чем существование треугольника — от его сущности. Таким образом, оба сравнения были бы сделаны правильно, и с тобой согласились бы не только относительно первого, но также и относительно второго; однако все-таки это не было бы неопровержимым доказательством необходимого существования Бога, поскольку нет необходимости и в существовании треугольника, хотя его сущность и его существование реально друг от друга
==253
неотделимы, как бы ни отделял их наш ум и ни мыслил их раздельно, подобно тому как можно мыслить раздельно божественную сущность и существование.
Далее следует заметить, что ты относишь существование к божественным совершенствам, но не считаешь его одним из совершенств треугольника или горы, хотя оно и здесь в равной мере может быть названо своего рода совершенством. Но, конечно, ни в Боге, ни в какой-либо другой вещи существование не есть совершенство; оно лишь то, без чего не бывает совершенств.
Ведь то, что не существует, не бывает ни совершенным, ни несовершенным. А у того, что существует и обладает вдобавок многими совершенствами, существование не есть особое совершенство или одно из совершенств; оно лишь то, благодаря чему как данная вещь, так и ее совершенства существуют и без чего, как считают, ни она, ни ее совершенства не существовали бы. Потому-то о существовании не говорят так, как говорят о совершенствах,— что оно существует в вещи, а, с другой стороны, если какая-нибудь вещь не существует, то о ней не говорят, что она несовершенна (или лишена какого-нибудь совершенства), а определяют ее как ничто.
Вот почему как при перечислении совершенств треугольника ты не упоминаешь существование и не делаешь вывода, что треугольник существует, точно так же при перечислении совершенств Бога ты не должен был включать в их число существование и делать отсюда вывод, будто Бог существует, если только ты не хочешь впасть в логическую ошибку предвосхищения основания.
Ты говоришь: У всех других вещей существование отделимо от сущности, у Бога — нет. Но могут ли, скажи на милость, быть отделены друг от друга существование и сущность Платона иначе как мысленно? Ибо, если мы предположим, что Платон не существует, что тогда станется с его сущностью? И разве не так же — мысленно — различаются существование и сущность в Боге?
Далее ты сам себе возражаешь: Пожалуй, из того, что я мыслю гору вместе с долиной или крылатого коня, вовсе не следует, будто на самом деле существует гора или подобный конь; точно так же из того, что я мыслю Бога существующим, вовсе не следует, что он существует. Однако ты утверждаешь, что здесь скрыт софизм. В то же время тебе ведь не очень трудно было распутать софизм, который ты сам измыслил с помощью явно противоречивого допущения, что существующий Бог не су-
==254
ществует; между тем ты не дал такого же доказательства существования человека или коня.
Однако, если бы ты допустил, что, как гора неразрывно связана с долиной и крылатый конь — с крыльями, точно так же и Бог неразрывно связан со знанием, могуществом и другими атрибутами, тогда трудность возросла бы и тебе пришлось бы объяснить нам, каким образом можно представить себе покатую гору и крылатого коня, не думая о том, что они существуют, а Бога, обладающего мудростью и могуществом, представить себе невозможно, если одновременно не представить себе его существующим.
Ты говоришь, что не в нашей воле мыслить Бога без существования (или, иначе говоря, мыслить наисовершеннейшее существо без наивысшего совершенства), подобно тому как в нашей воле воображать себе коня с крыльями либо без них. На это можно возразить лишь следующее: подобно тому, как мы вольны мыслить коня, лишенного крыльев, не мысля его существования (которое, будь оно присуще ему, было бы, по-твоему, его совершенством), точно так же мы вольны мыслить Бога, обладающего знанием, могуществом и прочими совершенствами, не мысля себе его существования, хотя, если бы оно было ему присуще, совершенство его было бы полным. Вот почему конь, мыслимый с таким совершенством, как обладание крыльями, вовсе не обязательно обладает существованием — главным, с твоей точки зрения, из всех совершенств; точно так же мысленное представление о Боге, обладающем знанием и прочими совершенствами, не ведет к выводу, что Бог существует: его существование должно быть еще доказано. И хотя ты говоришь, что β идее бесконечно совершенного существа содержатся как существование, так и все остальные совершенства, ты этим утверждаешь лишь то, что в свою очередь требует доказательства, и подменяешь преждевременным выводом основную посылку. Я ведь тоже мог бы сказать, что в идее совершенного Пегаса содержится не только то совершенство, что он обладает крыльями, но и совершенство существования. Ибо, подобно тому как Бог мыслится совершенным в любом роде совершенства, так и Пегас представляется совершенным в своем роде. И по-видимому, тут нельзя привести ничего, что при соблюдении соответствующей пропорции нельзя было бы применить к обоим.
Ты говоришь: мысля треугольник, нет необходимости мыслить три его угла равными двум прямым, хотя истинность этого положения становится затем очевидной всяко-
==255
му внимательному исследователю; точно так же, мысля прочие совершенства Бога, можно не мыслить его существования, и, однако, оно не становится от этого менее истинным, поскольку мы признаем, что существование — совершенство. Но ты отлично видишь, что можно на это возразить, а именно: как данное свойство треугольника мы признаем присущим ему лишь после доказательства, точно так же для признания, что существование присуще Богу, нужно сначала это доказать. В противном случае можно было бы о чем угодно утверждать все что угодно.
Ты говоришь, что, приписывая Богу всякого рода совершенства, ты не совершаешь той ошибки, в которую бы впал, если бы полагал, что все виды четырехсторонних фигур могут быть вписаны в окружность. Ведь, ошибаясь здесь, поскольку ты впоследствии узнал бы, что ромб не может быть вписан в окружность, ты не ошибаешься в первом случае, ибо впоследствии узнаешь, что существование действительно присуще Богу. Но право, мне кажется, что ты все же ошибаешься: ты должен доказать, что существование не противоречит природе Бога, подобно тому как доказывается, что ромб не может быть вписан в окружность. Я обхожу молчанием многое другое — то, что ты либо не объясняешь, либо не доказываешь, а также то, что решается сказанным выше; сюда относится твое утверждение, будто нельзя помыслить никакую другую вещь, кроме Бога, сущность которой была бы неразрывно связана с существованием; или утверждение, что нельзя себе представить двух или многих подобных богов и необходимо допустить, что именно этот Бог существовал извечно и будет вечно существовать и впредь; ты говоришь также, что воспринимаешь в Боге бесконечное множество других качеств, коих нельзя ни отнять у него, ни изменить. Для того чтобы выяснить все это и составить себе истинное представление, необходимо внимательнее это рассмотреть и тщательнее исследовать, и т. д.
3. Наконец, ты заявляешь, что достоверность и истинность любого знания настолько зависит от познания истинного Бога, что без такового никогда нельзя быть в чем-либо уверенным или обладать истинным знанием. (Ты приводишь такой пример: Когда я исследую природу треугольника, то для меня, как бы проникшегося принципами геометрии, в высшей степени очевидно, что три его угла равны двум прямым; и я не могу не считать это верным до тех пор, пока мое внимание поглощено таким доказательством; но как только острие моего ума отклоняется
==256
от этого доказательства, тогда, несмотря на то что до тех пор я, по своим наблюдениям, в высшей степени ясно его постигал, я легко могу впасть в сомнение относительно его истинности, если только я не ведаю Бога. Ведь я могу легко убедить себя, что я по самой своей природе иногда подвержен ошибкам в том, что, как мне казалось, я очевиднейшим образом постигаю — особенно когда я вспоминаю, что часто принимал за истинные и достоверные многие вещи, кои потом, исходя из других оснований, я признал ложными. Однако, после того как я постиг, что Бог есть, в силу того, что одновременно я понял зависимость от него всех вещей и несвойственность ему лжи, я сделал из этого вывод: все, что я воспринимаю ясно и отчетливо, по необходимости истинно. И даже если бы я более не занимался причинами, которые заставили меня признать упомянутое геометрическое положение истинным, и только припоминал бы свое прежнее ясное и отчетливое постижение, мне не могли бы привести никакого противоположного довода, который подтолкнул бы меня к сомнению; напротив, я располагаю на этот счет истинным и достоверным знанием, равно как и насчет всего прочего, когдалибо, как я припоминаю, мной доказанного — например, в отношении геометрических и им подобных истин.
Что касается этих твоих слов, достойнейший муж, то, допуская, что ты говоришь серьезно, я могу лишь сказать, что вряд ли ты найдешь человека, который поверил бы тому, что ты когда-то был меньше уверен в истинности известных геометрических доказательств, чем теперь, после того как ты обрел высшее познание Бога. Ибо поистине эти доказательства обладают такой степенью очевидности и достоверности, что сами по себе исторгают наше признание и, раз понятые, далее не позволяют нашему интеллекту колебаться. Поэтому я полагаю, что у тебя были все основания не бояться козней злого гения и тогда, когда ты так страстно уверял, что невозможно тебя обмануть насчет посылки и заключения Я мыслю, следовательно, я существую (хотя ты еще и не познал тогда Бога). Более того, как бы ни было верно (и в самом деле, нет ничего более верного) положение, что Бог существует, что он — творец всего сущего и что ему не свойственно лгать, тем не менее, поскольку оно не представляется столь очевидным, как известные геометрические доказательства (верный признак этого — то, что многие опровергают существование Бога, сотворение мира и другие, приписываемые Богу вещи, но нет никого, кто подвергал бы
9 Р. Декарт, т. 2
==257
сомнению геометрические доказательства), кого ты убедишь в том, будто эти доказательства заимствуют свою очевидность и достоверность от представлений о Боге? Кто поверит, что Диагор, Феодор 27 и другие такие же, как они, атеисты не могли удостовериться в истинности доказательств этого рода? И наконец, где ты найдешь среди верующих человека, который на вопрос об основании его уверенности в том, что квадрат гипотенузы прямоугольного треугольника равен сумме квадратов катетов, ответил бы: «Я уверен в этом, так как знаю, что есть Бог, который не может лгать и сам есть творец как этого, так и всего, что существует на свете»? Подумай, не ответит ли он скорее: «Я твердо знаю это, потому что убежден неопровержимыми доказательствами»? Тем более так ответили бы Пифагор, Платон, Архимед, Евклид и остальные математики, ибо, мне кажется, среди них ни один не обращался к Богу, дабы обрести большую уверенность в истинности своих доказательств! Но поскольку, быть может, ты ручаешься лишь за себя, а с другой стороны, то, что ты утверждаешь, благочестиво, не стоит больше об этом спорить.
ПРОТИВ «ШЕСТОГО РАЗМЫШЛЕНИЯ»
О существовании материальных вещей и о реальном различии между умом и телом
1. Что касается «Шестого размышления», то я не буду останавливаться на том, что ты говоришь в начале его, а именно будто материальные вещи, поскольку они представляют собой объект чистой математики, могут существовать, хотя материальные вещи представляют собой объект не чистой науки, а смешанной: объекты чистой математики, такие, как точка, линия, поверхность и их неизменные и неделимые сущности, не подлежащие дроблению, реально существовать не могут. Остановлюсь, однако, на том различении, которое ты снова проводишь здесь между воображением и пониманием. Ибо, о