Рене декарт сочинения в двух томах том 2

Вид материалаДокументы

Содержание


К оглавлению
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   50
им всем в целом, но не относящееся ни к одной из них в частности? Если бы идея вещи была врожденной, то врожденными, несомненно, должны были бы быть идеи животного, растения, камня и всех универсалий и нам не было бы нужды трудиться над распознаванием множества отдельных вещей для того, чтобы, отбросив все различия, получить в результате лишь общее для всех них, или, что то же самое, идею рода.

Ты говоришь также, что тебе от природы дано постигать, что такое истина, или, как я это толкую, постигать идею истины. Далее, если истина есть не что иное, как соответствие суждения той вещи, о которой оно выносится, то истина есть некое соотношение, и, следовательно, она ничем не отличается от соотношения самой вещи и ее идеи;

==219


иначе говоря, истина ничем не отличается от идеи вещи самой по себе, поскольку эта идея обладает свойством представлять и самое себя, и вещь такими, каковы они есть. Вот почему идея истины есть не что иное, как идея вещи, поскольку она соответствует вещи или представляет последнюю такой, какова она есть. Следовательно, если идея вещи не врожденная, а внешняя, то и идея истины будет внешней, а не врожденной. И так как сказанное относится к каждой частной истине, то оно относится и к истине вообще, ибо понятие, или идея, истины (как уже было указано в отношении идеи вещи) извлекается из понятий, или идей, частных истин.

Ты говоришь еще, будто от природы тебе присуще постигать, что такое мышление (или, как я всегда это толкую, постигать идею мышления). Но ведь точно так же, как ум из идеи одного города образует идею другого, он может из идеи одного действия, например видения или вкушения, образовать идею другого действия, т. е. самого акта мышления. Ибо между познавательными способностями замечается известная аналогия, и одна такая способность легко ведет к пониманию другой. Правда, не стоит тратить труда на идею мышления; скорее надо заняться идеей самого ума или души, ибо, если мы признаем ее врожденной, ничто не помешает утверждать то же самое и относительно идеи мышления. Вот почему следует выждать, пока это не будет доказано для самого ума или души.

3. Далее, ты, по-видимому, подвергаешь сомнению не только то, что некоторые идеи исходят от вещей, находящихся вне нас, но также и вообще то, что вне нас существуют какие-то вещи. Отсюда ты, по-видимому, заключаешь, что, хотя у тебя и есть идеи вещей, именуемые внешними, все же это не доказывает, будто эти вещи существуют, так как идеи не обязательно исходят от этих вещей: они могут исходить либо от себя самого, либо из какого-нибудь другого неизвестного источника. Именно по этой причине, как мне кажется, ты несколько выше и говоришь, что воспринимал раньше не землю, небо и звезды, но лишь идеи земли, неба и звезд, кои могут ввести в заблуждение.

Однако если ты все еще не веришь, что существуют земля, небо и звезды, то, скажи на милость, каким образом ты ходишь по земле? Почему ты поднимаешь глаза, чтобы наблюдать солнце? Зачем приближаешься к огню, чтобы чувствовать тепло? Почему ты садишься за стол и ешь, чтобы утолить голод? Почему делаешь движения языком, чтобы разговаривать, или рукой, чтобы написать нам все это?

 

К оглавлению

==220





Конечно, твои доводы могут быть тонко задуманы и изложены, но дела вперед они не продвинут. И так как в действительности ты не сомневаешься, что указанные вещи вне тебя существуют, давай будем рассуждать серьезно и добросовестно и называть вещи своими именами. Разве только, допуская существование внешних вещей, ты считаешь, будто нельзя вполне доказать, что от них заимствованы те их идеи, коими мы обладаем; в этом случае тебе необходимо ответить не только на возражения, которые ты сам себе делаешь, но также и на все те, которые могут быть выдвинуты против тебя другими.

Ты ведь признаешь: можно как будто допустить, что идеи исходят от вещей, так как этому, по-видимому, учит нас природа и, кроме того, мы из опыта знаем, что идеи не зависят от нас, или от нашей воли. Не говоря ничего о доводах и выводах, я должен, однако, заметить, что против твоих положений следовало также выдвинуть следующее сомнение, которое необходимо разрешить: почему у слепорожденного не бывает идеи цвета, а у рожденного глухим — идеи звука? Не потому ли, что ум этих несчастных не мог получить от внешних предметов соответствующих образов? Ведь с самого момента их рождения доступ к ним этих идей был навеки прегражден непреодолимыми преградами.

После этого ты настойчиво приводишь пример солнца, двумя совершенно различными идеями которого мы, потвоему, обладаем: одна из них получена нами из ощущений — она являет нам солнце весьма незначительным по размеру, другая же идея основана на астрономических положениях, и согласно этой идее солнце представляется нам огромных размеров. Из двух этих идей более правдоподобна и истинна не та, что основана на показаниях чувств, а та, что получена нами из неких врожденных понятий или образована каким-то иным путем. Однако обе эти идеи-близнецы солнца подобны одна другой и в то же время истинны, т. е. соответствуют солнцу, только одна из них является большей, а другая — меньшей; точно так же две различные идеи одного и того же человека, одну из которых мы получаем, находясь в десяти шагах от него, а другую — в ста или тысяче шагов, подобны одна другой и истинны, т. е. соответствуют объекту, но первая из них является большей, а вторая — меньшей. Дело в том, что идея, которая приходит с близкого расстояния, меньше подвергается искажению, чем та, которая приходит издалека, что я легко объяснил бы тебе в немногих словах, если бы

 

==221





это было здесь уместно и если бы тебе самому это не было достаточно ясно.

Наконец, хотя мы лишь умом воспринимаем эту огромную идею солнца, все же нельзя на этом основании выводить ее из некоего врожденного понятия. Идею солнца, которую мы воспринимаем посредством чувств, увеличивает способность нашего ума (в соответствии с тем, чему нас учит опыт и опирающийся на него разум, а именно, что более отдаленные предметы представляются нам меньшими по размерам, чем те же предметы, когда они близки к нам) — увеличивает во столько раз, во сколько, как известно, от нас удалено солнце, и в соответствии с тем, скольким полудиаметрам земли равен его диаметр.

Если ты хочешь убедиться, что природа не вложила в нас ничего относящегося к этой идее, попробуй найти ее у слепорожденного. Ты убедишься, прежде всего, что идея эта в его уме бесцветна и лишена яркости; затем, что она вовсе не округла, если только прежде кто-нибудь не обратил на это его внимание и он сам не держал перед этим в руках какого-нибудь круглого тела; наконец, ты увидишь, что она вовсе не так велика, если только он не увеличил путем рассуждения или под влиянием чьего-либо авторитета ранее воспринятую идею.

Но, между прочим, ответь мне, пожалуйста: разве у нас самих, столько раз смотревших на солнце, столько раз наблюдавших его видимый диаметр и рассуждавших об истинном,— разве наш мысленный образ солнца чемнибудь отличается от обычного? Мы вычисляем, правда теоретически, что солнце в сто шестьдесят с лишним раз больше земли, но разве мы располагаем в силу этого идеей столь огромного тела? Мы увеличиваем, насколько можем, идею, воспринятую посредством чувств, напрягаем, сколько возможно, разум, но не достигаем ничего, кроме полной неясности; и всякий раз, как мы хотим отчетливо мыслить солнце, наш ум вынужден вернуться к тому образу, который он воспринял посредством глаз. Уму нашему довольно признать, что в действительности солнце больше, чем оно нам представляется, и если бы наши глаза были к нему ближе, то они получили бы большую его идею. При существующих же условиях ему приходится довольствоваться той идеей, которой он обладает.

4. Признав затем неравноценность идей и существующее между ними различие, ты говоришь: Вряд ли подлежит сомнению, что идеи, являющие мне субстанции, представляют собой нечто большее или, так сказать,

==222





содержат в себе больше объективной реальности, нежели те, что являют мне только модусы, или акциденции. С другой стороны, те представления, посредством которых я мыслю некоего вышнего Бога — вечного, бесконечного, всемогущего творца всех сущих, помимо него самого, вещей,— все эти представления, несомненно, содержат в себе больше объективной реальности, нежели те, с помощью которых мы уясняем себе конечные субстанции.

Ты здесь очень размахнулся, вот почему тебя следует чуть-чуть придержать. Я не собираюсь, конечно, останавливаться на вопросе о том, что ты именуешь объективной реальностью26. Достаточно сказать: поскольку обычно говорят о субъективном, или формальном, бытии внешних вещей в самих себе, объективном же, или идеальном, в интеллекте, ты явно не имел в виду ничего иного, кроме того, что идея должна соответствовать вещи, к которой она относится; таким образом, считаешь ты, она не должна репрезентативно содержать ничего такого, чего на самом деле в вещи нет, и она будет представлять тем больше реальности, чем больше этой реальности будет содержаться в представляемой вещи. Правда, ты тут же проводишь различие между объективной и формальной реальностью; последняя, как я полагаю, есть идея сама по себе, т. е. идея не репрезентативная, а являющая собой некую сущность. Несомненно, однако, что ни идея, ни ее объективная реальность не должны измеряться всей формальной реальностью вещи, т. е. реальностью, которая содержится в самой вещи, но лишь той ее частью, которую интеллект познал, или, что то же самое, тем понятием о вещи, которым он обладает. Таким образом, будет считаться, что имеющаяся у тебя идея человека, коего ты часто видел и внимательно со всех сторон рассмотрел, будет совершенна, но идея человека, которого ты видел один только раз мельком и лишь в профиль, окажется, конечно, весьма несовершенной. Если же вместо самого человека ты видел лишь маску, скрывавшую его лицо, и платье, которое покрывало все его тело, следует сказать, что либо у тебя совсем нет идеи этого человека, либо если и есть какая-то, то весьма несовершенная и в высшей степени смутная.

Вот почему я утверждаю: можно иметь отчетливую и истинную идею акциденций, но идею скрывающейся за этими акциденциями субстанции лишь крайне смутную и искаженную. Таким образом, когда ты говоришь, что в идее субстанции больше объективной реальности, чем в

 

==223





идее акциденций, то на это, прежде всего, следует возразить, что не существует истинной идеи или истинной репрезентации субстанции и, следовательно, не может быть также никакой объективной реальности этой идеи; затем, если и допустить, что идея субстанции обладает некоторой объективной реальностью, то все же нельзя сказать, что эта объективная реальность больше объективной реальности идей акциденций, ибо всю подобного рода реальность идея субстанции заимствует от идей акциденций; мы уже указали выше, что субстанция постигается нами под видом или вместо акциденций и мы можем ее постигать лишь как нечто имеющее протяженность, очертания, цвет и т. д.

Что касается твоего добавления относительно идеи Бога, то, скажи на милость, как ты узнал, что идея Бога представляет нам его существом высшим, вечным, бесконечным, всемогущим творцом всего, если ты не убедился еще в его существовании?! Согласись, что источник твоего представления — предварительное понятие о Боге, составленное из тех атрибутов, о которых тебе возвещали. И разве ты сам описывал бы его таким образом, если бы до сих пор ничего подобного о нем не слыхал? Ты скажешь, что привел это лишь в качестве примера, не собираясь давать пока никакого определения. Пусть так, но берегись, чтобы это не стало у тебя впоследствии предрассудком.

Ты говоришь, что в идее бесконечного Бога больше объективной реальности, чем в идее конечной вещи, Но прежде всего, поскольку человеческий интеллект не способен постичь бесконечное, он также не может ни иметь, ни принимать во внимание идею, которая представляла бы бесконечную вещь. Следовательно, тот, кто говорит «бесконечная вещь», дает вещи, коей он не постигает, имя, которого не понимает; ибо, как сама вещь выходит далеко за пределы его понимания, точно так же и приписанная ее протяженности беспредельность не может быть понята тем, чья способность понимания всегда ограничена определенными рамками. Далее, все высокие совершенства, кои принято приписывать Богу, приписываются ему по образцу тех совершенств, которыми мы обычно восхищаемся в нас самих: таковы, например, долголетие, могущество, знание, доброта, состояние блаженства и т. п.; сколь возможно преувеличивая эти качества, мы говорим, что Бог вечен, всемогущ, всеведущ, всеблаг, обладает совершенным блаженством и т. д. Отсюда следует, что идея, представляющая все эти совершенства, содержит в себе не больше объективной реальности, чем

 

==224





rlESs Μΰ!- иТд°

Рет06

был бы Бог, если бы он Ln BrSnZ."04"0" вещью его постигаем, и обладав β °        таким' каким м"

преимуществами, обеТмьР" ничтож™ считать, что совепгпрпр π   д    ы· разве не следует

восходят copTeSZoÏa'eÏro0 pa3 больше ет превосходят совершенства Sn    Ринства слона стал бы посмешив™-одкожног0 Me? Но если по образцу совернств alîpS' образ№ав "лею слона

бы утверждать, „о' и есть "ï им в клеще- стал почему не смеяться над тем   ° д    ая идея слона который, составив себр ад  Iм »Дльным глупцом человека, стань. Β;еюБ по образцу совершенств идея Бога? И ещ?;8· ч™ это и есть подлинная ждать, что Богу nph1. я теш· как можем мы утверленные, совершенства,·" ""внно те, весьма немногочисИ если мы даже признае0?111® мь1 находим в самих себе? представлять себе сущность7'-0 то как мы должны тогда нечно выше всякого постижене? Разумеется, Бог бескомится к его созерцанию, он не тол, когда наш ум стоещается в ничто. Вот почему нельзя слепнет, но и обоаимеем какую-то подлинную идею Бога·,»оить, будто мы представляет. Вполне достаточно, если мрдд нам его с присущими нам качествами обретаем и .аналогии себя некую идею, которая не превосходит нашь ние и не содержит в себе иной реальности, κροϊ» какую мы воспринимаем в остальных вещах или чь их посредство.

5. Далее ты продолжаешь: благодаря естественному свету разума ясно, что в совокупной производящей причине должно быть, по меньшей мере, столько же реальности, сколько в следствии. Говоришь ты это для того, чтобы сделать вывод: в причине идеи должно быть, по меньшей мере, столько же формальной реальности, сколько объективной реальности содержится в самой идее. Это резкий переход, и здесь уместно несколько задержаться.

жаться.

8   Ρ Декарт, т. 2

 

==225





Прежде всего, то общее место, что нет ничего в следствии, чего не было бы в причине, по-видимому, должно относиться скорее к материи, чем к производящей причине, ибо эта последняя есть нечто внешнее и часто даже бывает иной природы, чем следствие. И хотя считается, что следствие получает реальность от производящей причины, оно, однако, не обязательно обладает той самой реальностью, которой обладает эта причина, а может иметь иную, заимствованную. Это с очевидностью обнаруживается в произведениях искусства. Ибо, хотя дом получает всю свою реальность от архитектора, эту реальность архитектор черпает не в себе, а из другого источника. То же самое происходит с Солнцем, которое различным образом изменяет материю на Земле и так порождает различных животных. Более того, это же можно сказать и о родителях, от которых дети, правда, получают немного материн, но получают ее не как от производящего, а как от материального начала. Ты приводишь в качестве возражения, что бытие следствия должно формально либо по преимуществу содержаться в причине. Это имеет лишь тот смысл, что следствие иногда обладает формой, подобной форме своей причины, а иногда — отличной от последней, но в то же время менее совершенной, так что в этом случае форма причины более совершенна, чем форма следствия. Однако отсюда вовсе не следует, что преимущественная причина дает следствию что-то от своего существа или что причина, формально содержащая свое следствие, делит с ним свою форму. Ибо, хотя кажется, что при размножении живых существ, совершающемся через семя, дело происходит именно таким образом, я полагаю, ты не станешь утверждать, будто отец, порождая своего сына, отделяет от себя и отдает ему часть своей разумной души. Одним словом, производящая причина содержит свое следствие лишь в том смысле, что она может наметить и создать его из определенной материи и придать ему завершенность.

Далее, по поводу твоего вывода относительно объективной реальности я приведу в качестве примера мое изображение, которое можно видеть либо в зеркале, перед которым я становлюсь, либо на портрете, созданном живописцем. Я сам — причина моего изображения в зеркале, поскольку я посылаю в него свой образ, а живописец — причина изображения, появляющегося на картине; точно так же, когда идея, или изображение меня самого, есть в твоем или чьем-либо еще интеллекте, можно спросить, сам ли я причина этого изображения, поскольку я посылаю

 

==226





свой образ в чьи-то глаза, а через их посредство — в самый интеллект, или, может быть, есть какая-нибудь другая причина, которая как бы написала кистью или начертала грифелем этот образ в интеллекте наблюдающего меня человека? Но, по-видимому, не следует искать иной причины, помимо меня самого, ибо, хотя впоследствии интеллект может увеличивать или уменьшать, соединять с чем-либо или еще каким-либо способом обрабатывать мой образ, тем не менее я — первопричина всей той реальности, коей обладает эта идея. То, что говорится здесь обо мне, следует точно таким же образом понимать и применительно ко всем другим внешним объектам.

Теперь, ты различаешь два вида реальности, содержащейся в идее. Что до формальной реальности, то ею может быть только та тонкая субстанция, которая отделяется от меня в виде эманации и, будучи воспринята интеллектом, преобразуется в идею (если ты не желаешь считать образ, исходящий от объекта, субстанциальной эманацией, думай, как хочешь, однако ты всегда таким путем уменьшишь реальность идеи). Что же касается объективной реальности, то она не что иное, как представление обо мне, или то сходство, какое имеет со мной идея; или же объективная реальность — это симметрия, благодаря которой части идеи расположены так, что они меня воспроизводят. Как бы ты это ни понимал, я не вижу в этом ничего реального, ибо это всего лишь соотношение между частями и их соотношение со мной, т. е. это модус формальной реальности, поскольку она организована таким, а не иным образом. Однако это не столь важно; если угодно, пусть это именуется объективной реальностью.

Установив все вышеуказанное, ты должен был бы, думается мне, по крайней мере, сравнить формальную реальность идеи с формальной реальностью меня самого, или же с моей субстанцией, а объективную реальность этой идеи — с симметрией частей моего тела, или с моими очертаниями и внешней формой; однако тебе угодно сравнивать объективную реальность идеи с моей формальной реальностью.

Далее, как бы ни обстояло дело с разъяснением предыдущей аксиомы, очевидно следующее: во мне содержится столько же формальной реальности, сколько объективной реальности в моей идее, и, более того, даже формальная реальность этой идеи почти ничто в сравнении с моей формальной реальностью, т. е. с реальностью моей субстанции. Вот почему следует согласиться с тобой, что β причине

8*                       

==227





идеи должно быть, по меньшей мере, столько же формальной реальности, сколько объективной реальности содержится в самой идее, ибо все, что содержится в какой-то идее, почти ничто в сравнении с ее причиной.

6. Продолжая свое рассуждение, ты говоришь, что если у тебя есть идея, объективная реальность которой столь велика, что она не могла содержаться в тебе ни по преимуществу, ни формально, то, следовательно, ты не мог быть причиной этой идеи. Отсюда, по-твоему, необходимо следует, что кроме тебя на свете существует еще нечто; другого аргумента достоверности существования вещей у тебя, считаешь ты, нет. Однако, как я уже сказал раньше, причина реальности идей не ты, а вещи сами по себе, представляемые идеями: вещи посылают тебе, как зеркалу, свои изображения. Правда, ты можешь иногда пользоваться этим, чтобы строить себе химеры. Но сам ли ты причина или не сам, разве это может заставить тебя сомневаться в том, что на свете существует еще что-то помимо тебя? Только ответь честно; ибо, как бы ни обстояло дело с идеями, я не думаю, чтобы нужно было искать в этом случае аргументы.

Затем ты обозреваешь имеющиеся у тебя идеи; в их числе ты кроме идеи самого себя называешь идеи Бога, телесных и неодушевленных вещей, ангелов, животных и людей; и все это для того, чтобы отсюда заключить (поскольку ты сказал, что в отношении идеи тебя самого нет никакой трудности), будто идеи людей, животных и ангелов могли быть составлены из твоих идей о тебе самом, о Боге и о телесных предметах; что касается этих последних, то они, по-твоему, могут исходить также от тебя самого. Но здесь мне кажется весьма странным твое утверждение, будто ты имеешь идею себя самого (причем столь плодотворную, что из нее одной ты смог извлечь множество других идей) и в этом отношении не существует никакой трудности. На самом деле, как я уже имел случай заметить по поводу предыдущего «Размышления», ты либо не имеешь никакой идеи самого себя как ума, либо если имеешь, то в высшей степени смутную и несовершенную. Из всего этого ты сделал вывод, будто ничто не может быть познано тобой легче и с большей достоверностью, чем ты сам; ну а если я докажу, что поскольку ты не имеешь и не можешь иметь идею самого себя, то любую другую вещь ты воспринимаешь с большей легкостью и достоверностью, чем себя?

Поистине, когда я размышляю о том, может ли быть,

==228





чтобы ни зрение не видело само себя, ни интеллект себя не понимал, мне приходит в голову мысль, что ничто вообще не может воздействовать само на себя. Действительно, ни рука (по крайней мере, кончик пальца) не ударяет самое себя, ни нога не дает себе пинка. А так как к тому же для образования понятия о какой-либо вещи необходимо, чтобы эта вещь воздействовала на познавательную способность, а именно, чтобы она посылала этой познавательной способности свои познавательные формы, или, иначе говоря, информировала ее, то отсюда очевидно, что познавательная способность, не имея возможности находиться вне самой себя, не может посылать себе самой свою познавательную форму и, следовательно, не может образовать понятие о самой себе, или, что то же самое, воспринять самое себя. И как объяснить, что глаз, не видя самого себя в себе, тем не менее видит себя в зеркале? Это, несомненно, обусловлено тем, что между глазом и зеркалом имеется расстояние и глаз так воздействует на зеркало, посылая ему свое изображение, что зеркало затем оказывает обратное воздействие на глаз, посылая его собственное изображение по направлению к нему. Дай мне зеркало, по отношению к которому ты сам действовал бы таким же образом, и я клянусь, что, когда это зеркало отразит и пошлет тебе обратно твой собственный образ, только тогда ты сумеешь увидеть и воспринять себя, правда не непосредственно, а отраженно. Пока же ты мне этого зеркала не дашь, нет никакой надежды, чтобы ты познал самого себя.

Я мог бы быть здесь еще настойчивее и спросить тебя: возможно ли, чтобы ты имел идею Бога, которая была бы образована иным путем, чем описанный мною выше? Каким образом можешь ты иметь идею ангелов, о которых ты вряд ли бы когда-либо подумал, если бы не знал о них понаслышке? Или идеи животных и всех других вещей, которые, как я почти уверен, ты никогда не имел бы, если бы эти вещи не воздействовали на твои чувства, как не имеешь ты идей тех бесчисленных вещей, которых ты никогда не видел и о которых никогда ничего не слышал? Однако, не останавливаясь больше на этом, я допускаю, что можно таким образом сочетать существующие в уме идеи разных вещей, чтобы из них возникали формы многих Других вещей, хотя тех идей, которые ты перечисляешь, недостаточно, как мне кажется, для создания из них столь великого разнообразия; их недостаточно даже для создания отчетливой и определенной идеи какой-нибудь одной вещи.

Я задержусь здесь лишь на вопросе об идеях телесных

 

==229





вещей, так как немалая трудность — понять, каким образом ты можешь вывести их из одной-единственной идеи тебя самого, в то время как ты уверяешь, что ты бестелесен, и рассматриваешь себя именно как такового. Ибо если ты знаешь лишь бестелесную субстанцию, каким образом можешь ты постичь телесную? Разве между той и другой есть какая-либо аналогия? Ты говоришь, что сходство их в том, что обе они способны существовать. Однако это сходство нельзя понять, если прежде не постигнуты сходные между собой вещи. Ты образуешь