Geum.ru

Степанов С. А. Политическая история России Лекция Исторические корни самодержавной власти

Вид материалаЛекция

Содержание


Лекция 2. Создание централизованного государства XIV-XVI вв.
Подобный материал:
1   2   3   4

Лекция 2. Создание централизованного государства XIV-XVI вв.




Почти два с половиной столетия прошло прежде чем Русь покончила с унизительной вассальной зависимостью от Орды. Этот процесс шел одновременно с ликвидацией феодальной раздробленности. Создание единого государства с сильной монархической властью было общеевропейским явлением. Приблизительно в тот же период это произошло в Испании, Португалии, Франции, Англии. Помимо экономических факторов потребность в национальном единстве диктовалась также необходимостью защитить себя от внешней опасности. В России этот процесс совпал с борьбой за обретение национальной независимости.

Отношение Руси и Золотой Орды наложили особый отпечаток на создание единого государства. Если раньше примером в сфере государственного строительства служила Византия, то позже ее место заняла Золотая Орда. Понятие «царь» с византийских императоров было перенесено на ордынских ханов. Их так и называли: «добрый царь» Тохта или «суровый царь» Узбек. Может, было бы точнее называть Москву не третьим Римом, а вторым Сараем. М.Н. Карамзин, первым указавший на влияние татаро-монгольского ига на изменения государственного строя, писал: «все, что имело вид свободы и древних гражданских прав, стеснилось, исчезало. Князья, смиренно пресмыкаясь в Орде, возвращались оттуда грозными властителями, ибо повелевали именем Царя верховного»

В Сарае рюриковичи добивались княжеских столов, а иные добирались даже до Каракорума. Папский посланец Плано Карпини видел в ставке кагана, которого называл императором, великого князя Ярослава Всеволодовича. Его принимали с почетом, выделяя среди от четырех тысяч данников со всех сторон света, приехавших поздравить только что избранного кагана. Но, как засвидетельствовал Карпини, судьба князя была печальной: «Он только что был приглашен к матери императора, которая, как бы в знак почета, дала ему есть и пить из собственной, руки; и он вернулся в свое помещение, тотчас же занедужил и умер спустя семь дней, и все тело его удивительным образом посинело. Поэтому все верили, что его там опоили, чтобы свободнее и окончательнее завладеть его землею. И доказательством этому служит то, что мать императора, без ведома бывших там его людей, поспешно отправила гонца в Руссию к его сыну Александру, чтобы тот явился к ней, так как она хочет подарить ему землю отца. Тот не пожелал поехать, а остался, и тем временем она посылала грамоты, чтобы он явился для получения земли своего отца. Однако все верили, что если он явится, она умертвит его или даже подвергнет вечному плену»


Речь шла об Александре Невском, которому все же пришлось явиться в Каракорум за ярлыком на великое княжение. Он благополучно вернулся из Монголии, но в 1263 г. после очередного визита в Сарай князь Александр внезапно умер, возможно, отравленный ханом. Сыновья Александра Невского - переяславский князь Дмитрий и городецкий князь Андрей схватились в борьбе за владимирский стол, доносили друг на друга об утайке дани. Кончилось тем, что хан Тохта отправил своего брата царевича Дюденю с войском, которое в 1292 г. разгромило Владимир, Суздаль, Юрьев, Москву, Волоколамск и «всю землю пуста сотвориша».

Русское централизованное государство сложилось вокруг Москвы, «отчины» младшего сына Невского князя Даниила Александровича. В любом школьном учебнике по пунктам описываются причины возвышения Москвы. Среди них называют и выгодное положение города, находящегося в географическом, этническом и экономическом центре русских земель, и удобство водных путей, благодаря Москва-реке, соединяющей верховья Волги со средним течением Оки, и природные богатства региона, и доходы, которые приносили пошлины от торговли, и т.п. Но Ярославль, Галич, Кострома, Нижний Новгород и другие волжские города имели еще более выгодное месторасположение. Московское княжество обладало скудными природными ресурсами и, как указывал такой специалист по средневековой Руси, как А.А. Зимин, не было сосредоточием сколько-либо богатых промыслов.

В. О. Ключевский видел одну из причин успеха московских князей в том, что они принадлежали к младшей линии, не имели династических прав на великокняжеский стол и, следовательно, вынуждены были обустраивать собственные владения. Л. Н. Гумилев подчеркивал, что московские князья охотно принимали на службу выходцев из других земель, независимо от их национальности: «С точки зрения пассионарной теории этногенеза, причина возвышения Москвы состоит в том, что именно Московское княжество привлекло множество пассионарных людей: татар, литовцев, русичей, половцев - всех, кто хотел иметь и уверенность в завтрашнем дне, и общественное положение, сообразное своим заслугам». По Л. Н. Гумилеву, пассионарный потенциал Москвы возобладал над богатствами Новгорода, удалью Твери и династическими претензиями Суздаля. Выдвигаются и другие более или менее остроумными соображениями. В целом же не так далек от истины был М.Н.Покровский, саркастически заметивший, что по вопросу о причинах объединения русских земель вокруг Москвы историки «выдали себе свидетельство о бедности». Вероятно, следует избегать категоричности и предопределенности в этом вопрос.

На рубеже XIII – XIV вв. Московское княжество было небольшим по размеру. Однако всего за несколько лет территория княжества выросла почти вдвое. В 1300 г. у Рязани была отвоевана присоединена Коломна, в 1302 г. получено по наследству Переяславское княжество, в 1303 г. присоединен Можайск. Московское княжество стало одним из сильнейших в Северо-Западной Руси, что немедленно привело к столкновению с Тверью, вылившемуся в длительную войну за роль общерусского государственного центра. Князь Юрий Московский (1303 - 1325) посчитал себя достаточно богатым, чтобы поспорить за ярлык на великое княжество Владимирское, находившийся в руках князя Михаила Тверского. К этому времени ярлык уже был превращен в предмет беззастенчивого торга. Юрию откровенно сказали в Орде: «Если ты дашь выходу (дани) больше князя Михаила Тверского, то мы дадим тебе великое княжение». Юрий обещал дать больше, но Михаил в свою очередь надбавил и выиграл этот циничный аукцион.

Но борьба только разгоралась. Юрий Московский, воспользовавшись сменой власти в Орде, заручился поддержкой нового хана Узбека и даже скрепил его благорасположение родственными узами, женившись на ханской сестре Кончаке. Убедив татар в том, будто его соперник «тянет» к литовцам, Юрий Московский получил в помощь войско под командованием знатного ордынца Кавгадыя и двинулся на Тверь. Князь Михаил Тверской оказался удачливее в сражении, рассеял московско-татарскую рать и пленил Кончаку, принявшую после крещения имя Агафьи. После того как она умерла в плену, Юрий донес, что ее отравили, и Михаила вызвали на ханский суд. Письменные свидетельства об этом судилище заслуживают подробного изложения, так как ярко рисуют степень зависимости русских князей от ордынских ханов в начале XIV в. Сыновья князя говорили: «Батюшка! не езди в Орду сам, но пошли кого-нибудь из нас, хану тебя оклеветали, подожди, пока гнев его пройдет». Михаил отвечал им: «Хан зовет не вас и никого другого, а моей головы хочет; не поеду, так вотчина моя вся будет опустошена и множество христиан избито; после когда-нибудь надобно же умирать, так лучше теперь положу душу мою за многие души». Написав завещание, Михаил отправился в Орду, где его ожидали злейшие враги - Юрий и Кавгадый. Оба были одновременно и обвинителями, и судьями, и распорядителями казни, но московский князь проявил больше жестокости к своему тверскому родичу. Когда убийцы вырезали у Михаила сердце и бросили швырнули его на землю, Кавгадый укорил Юрия «Старший брат тебе вместо отца; чего же ты смотришь, что тело его брошено нагое?»

В 1318 г. Юрий Московский получил вожделенный ярлык, но пользовался им недолго. Сын убитого тверского князя Дмитрий Грозные Очи донес, что Юрий утаивал ордынский выход (известие косвенно подтверждающееся летописными источниками), добился возвращения ярлыка Твери, а потом, встретив в Орде ненавистного врага, зарубил его на глазах Узбека, вероятно, понадеявшись на ханское благоволение. Узбек приказал казнить Дмитрия. Но ярлык оставил за тверскими князьями.

В 1327 г. в Тверь для восстановления системы прямого сбора дани был прислан баскак Чолхан (Щелкан). Притеснения со стороны его свиты вызвали такое недовольство, что для взрыва было достаточно самого незначительного повода. Тверская летопись сообщала о том, как некий дьякон повел на водопой кобылу молодую и тучную, татары стали ее отнимать, тверичи бросились на помощь и перебили Щелкана и его слуг.

Орда отправила, на Русь карательную экспедицию, предводителем (и инициатором) которой стал московский князь Иван Калита (1325-1340). Вместе с 50-тысячным татарской ратью и своим войском он взял Тверь, жестоко отомстив за баскака, затем провел ордынцев дальше, сжигая города и села. От погрома уцелели только московское княжество и Новгород, откупившийся огромной данью. Тверской князь Александр бежал за границу, но после долгих скитаний вынужден был «думою Калиты» вернуться на суд Узбека. В Орде он проехался по своим знакомым татарским вельможам и от всех услышал, что участь его решена. Князь распрощался с боярами, сделал распоряжения насчет княжества, исповедался, причастился. Он сам вышел навстречу убийцам и был рознят по суставам вместе с сыном. Что касается Калиты, то он был отпущен от хана с большим пожалованием, а его сыновья после казни тверского князя приехали в Москву, по словам летописца, «с великою радостию и веселием»

С этого момента ярлык на великое княжение и связанное с ним право на сбор дани уже не уходило из рук московских князей. Иван Калита был одним из самых хитроумных политиков своей эпохи, а кроме того, он запомнился как рачительный хозяин, стяжавшим несметные богатства. Отсюда и его прозвище – Калита, то есть Денежный мешок. По отношению к Орде Калита вел политику умиротворения. В.О.Ключевский писал: «Никто из князей чаще Калиты не ездил на поклон к хану, и там он всегда был желанным гостем, потому что приезжал туда не с пустыми руками. В Орде привыкли уже думать, что, когда приедет московский князь, будет «многое злато и серебро» и у великого хана-царя, и у его ханш, и у всех именитых мурз Золотой Орды».

Тесные отношения с Ордой позволили обеспечить длительный мир. После тверского разгрома, как сообщала летопись, «И бысть оттоле тишина велика на сорок лет и престаша погани воевати Русскую земли и заколоти христиан, и отдохнуша и починуша христиане от великой истомы и многие тягости, от насилия татарского…». Но даже благожелательная к Калите летопись свидетельствовала, что татарское насилие сменилось московским. Расположение татар давало Калите возможность беспрепятственно расширять свои владения. Он получил от хана ярлыки на Галич, Углич, Белгород и другие города. Для соседних с Москвой княжеств не было тишины и покоя. Летопись сообщала: «отнялись от князей ростовских власть и княжение, имущество, честь и слава». Калита прислал в древний город своих наместников: «Наложили они великую нужду на город Ростов и на всех жителей его…И не в одном Ростове это делалось, но во всех волостях и селах его, так что много людей разбежалось из Ростовского княжества в другие страны.» В нарушение норм тогдашнего феодального права Калита покупал села в чужих княжествах, создавая там свои опорные пункты.

Одним из важнейших политических успехов Калиты было перенесение в Москву митрополичьего престола. В самом конце XIII в. митрополичий престол был перенесен из Киева во Владимир, и тогда же «весь Киев-город разбежался». Владимир был лишь номинальной столицей великого княжества, но пребывание главы русской православной церкви придавало этому городу значение духовной столицы. Митрополитом в ту пору был Петр, позже причисленный к лику святых. При жизни он, однако, был объектом обвинений в грехе симонии, или мздоимстве со стороны тверского духовенства. В Москве же Петр пользовался огромным уважением и был частным гостем Ивана Калиты. Митрополит увещевал князя выстроить в Москве каменную церковь: «Если меня, сын, послушаешься, храм Пречистой богородицы построишь, и меня упокоишь в своем городе, то и сам прославишься больше других князей, и сыновья и внуки твои и город этот славен будет, святители станут в нем жить, и подчинит он себе все остальные города». Эти пророческие слова сбылись: Святитель Петр умер в Москве, его гроб стал предметом поклонения, а новый митрополит Феогност уже не покидал Москвы, ставшей духовным центром Руси.

Политику Калиты продолжили его наследники: сыновья Семен Гордый (1340-1353) и Иван Иванович Красный ( 1353 - 1359). Князь Семен недаром носил прозвище Гордый. Он претендовал на титут «великого князя всея Руси» и высокомерно относился к другим рюриковичам. Иван Красный первым получил судебную власть над всеми князьями северной Руси: хан велел им во всем слушаться великого князя Ивана и не жаловаться на него в Орду.

Итак, московские князья возвысились как верные вассалы Золотой Орды. Но настоящими объединителями русских земель они стали только после того, как превратились в главных носителей идеи национального освобождения. Новый этап истории Московского государства был связан именем Дмитрия Донского (1359 - 1389). Он правил тридцать лет, но умер еще сравнительно молодым человеком, так как на московский стол вступил девятилетним ребенком. Его малолетство внушало надежды давним соперником из Твери, вновь начавшим борьбу за великокняжеский ярлык. Однако в 1375 г. Тверь осадили войска 19 союзных и «подручных» Москве князей. Тверской князь был вынужден признать себя «младшим братом» московского князя, который должен нести вассальную службу и навсегда обязался не искать великого княжения Владимирского и не принимать его от татар

Между тем татары уже не могли свободно распоряжаться ярлыком на великое княжение. В начале 60-х годов XIV в. в Орде начались усобицы, за короткое время сменилось с десяток правителей. От Орды к Литве перешли Киевское, Черниговское, Волынское княжества, с этого момента надолго попавшие в сферу литовского, а затем польского влияния. На Руси также решили воспользоваться ослаблением Орды. Еще при малолетнем князе митрополит Алексей, одарив очередного хана серебряной казной, добился грамоты о том, что великое княжение является наследственным правом московских князей из династии Ивана Калиты. Возмужав, Дмитрий уже не проявлял былой почтительности к татарским ханам. На вызов в Орду он мог ответить: «к ярлыку не еду», а татарскому послу указать «пуст чист». Дань по-прежнему выплачивалась, но в значительно меньшем размере, чем при ханах Узбеке и Джанибеке. В стычках с татарами русские действовали более успешно. В 1378 г. Дмитрий одолел татар на реке Воже, и эта битва воодушевила русских, так как была первой победой в отрытом бою с татарами со времени их нашествия. Однако татары не собирались отказываться от Руси. Власть в Орде перешла к темнику Мамаю. Не принадлежа к роду потомков Чингисхана, он не имел прав на престол и правил от имени своих марионеток-чингисидов. Мамай сумел на время сплотить остатки Орды и заручиться союзом с литовским великим князем Ягайло.

В свою очередь Дмитрию удалось собрать рать, в которую вошли дружины почти всех русских князей. Даже тверской князь прислал отряд. Лишь рязанский князь держал сторону литовцев и татар. Общерусский характер похода был подчеркнут благословением церкви. Согласно преданию, перед походом Дмитрий в Троицкий монастырь, основанный Сергием Радонежским, который отпустил с князем двух монахов - Пересвета и Ослябя, двух братьев из брянских бояр, опытных в сечах. В своей грамоте Сергий Радонежский благословил идти на татар: «чтоб еси, господине, таки пошел, а поможет ти бог и святая богородица».

Вокруг Куликовской битвы 8 сентября 1380 г. сложилось множество красивых, но беспочвенных легенд. Бесспорно, Дмитрий показал себя выдающимся стратегом, тактиком и психологом. Вопреки колебаниям ближних бояр, он приказал переправиться через Дон навстречу Мамаю, и этот рискованный военный маневр, отрезавший путь к отступлению, предупредил соединение татар и литовцев - Ягайло опоздал к битве всего на один дневной переход. В сражении была выбрана верная тактика, Дмитрий не бросил в открытое столкновение все силы, а оставил засадные полки под начальством князя Владимира Андреевича и воеводы Димитрия Михайловича Волынского-Боброка, который вступил в дело в самый критический момент, когда татарская конница прорвала полк левой руки и, по свидетельству летописца, «москвичи, яко не привычные к бою, побежаху..» . Дмитрий учел психологию своих воинов, поставив под черный великокняжеский стяг и нарядив в свою одежду боярина Бренка, а сам занял место простого ратника в строю. Когда пал стяг и был убит боярин, каждый воин знал, что князь жив и, возможно, сражается рядом с ним. Недаром князь Дмитрий заслужил почетное прозвище Донский.

Однако вряд ли правомерно, как это часто делается в учебной и научно-популярной литературе, называть Куликовскую битву одной из крупнейших битв средневековья, решавшей судьбы государств и народов. Рассказывали, что на поле Куликовом кровь лилась, как вода, лошади не могли ступать по трупам, ратники гибли под конскими копытами, задыхались от тесноты. Согласно «Сказанию о Мамаевом побоище» в битве со стороны русских участвовало боле трехсот тысяч человек, большая часть которых легла на поле как трава под косой: «погибло у нас дружины всей двести пятьдесят тысяч и три тысячи, а осталось у нас дружины пятьдесят тысяч». Разумеется, эти цифры на порядок преувеличены поэтической фантазией, причем из того же «Сказания» следует, что знатных воинов из всех княжеств, не считая младшей дружины, погибло 543 человека. О том, какие силы мог собрать московский князь можно судить по тому, что через шесть десятилетий Москва выставила против татар в Суздальской битве всего около полутора тысяч воинов. Не была несметной и татарская рать. Согласно одному известию, советники Мамая говорили ему: «Орда твоя оскудела, сила твоя изнемогла; но у тебя много богатства, пошли нанять генуэзцев, черкес, ясов и другие народы». Мамай послушался этого совета и призвал наемников из генуэзских колоний в Крыму. Эти колонии были немноголюды и вряд ли могли дать много воинов. Между тем тяжелая «фряжская» пехота составляла едва ли не самую боеспособную часть Мамаева войска.

Но дело даже не в масштабе сражения, а в том, что этот блестящий военный эпизод практически ничего не изменил в общей расстановке сил. Бежавшие с поля Куликова войска Мамая были добиты тюменским ханом Тохтамыша взял и сжег Москву и добился возобновления выплаты дани. Кажется удивительным, почему Дмитрий Донской не организовать оборону своей столицы, уже обнесенную белокаменными стенами со стоявшими на них «тюфяками» - пушками, способными вселить ужас в кочевников. Л.Н. Гумилев писал, что князь Дмитрий не собирался воевать с Тохтамышем, а его поход на Мамая был борьбой против узурпатора, незаконно захватившего власть в Орде. Некоторые из последователей Гумилева идут еще дальше, развивая эту мысль и утверждая, что, по понятиям той эпохи, Дмитрий Донской, как верный вассал, выполнил свой долг, разгромив изменника Мамая, но не мог даже помыслить поднять руку на своего «природного царя» Тохтамыша и потому предпочел уехать из Москвы, оставив город на попечение жены и митрополита Киприана.

После Куликовского сражения татарское иго продержалось еще сто лет и два месяца. Дмитрий Донской в своем завещании всего только выражал осторожную надежду: «А переменит Бог Орду, дети мои не имут выходу в Орду платить, и который сын мой возьмет дань на своем уделе, то тому и есть». О таких надеждах свидетельствовало и имя наследника – Василий, впервые появившееся среди имен московских князей и означавшее на греческом «басилевс», то есть «царь». Василий I (1389- 1425) продолжал политику территориального расширения Московского княжества, присоединив к нему Муромские и Нижегородские земли и «Великую Пермь», населенную народом коми. Но после смерти Василия I процесс объединения был приостановлен из-за длительной феодальной войны, которую развязала коалиция удельных князей.

Уделами назывались феодальные владения, которые выделялись младшим сыновьям великого князя. Количество уделов то увеличивалось, то уменьшалось в зависимости от числа детей великого князя. Уделы не являлись суверенными государствами, не имели право «знать Орду», то есть вести самостоятельную внешнюю политику. Отношения удельных князей с великим князем определялись договорами, в соответствии с которыми младшие братья называли старшего господином. В договорах говорилось, что, если старший сядет на коня (выступит в поход), то и младшие обязаны также садиться на коней; если старший сам не сядет на коня, а пошлет в поход одних младших, то они должны идти без ослушанья. Вместе с тем это были типичные феодальные договора, по которым вассалы пользовались феодальным иммунитетом. Великий князь обязывался не отнимать у младших волостей: «Того под ними блюсти, а не обидети» и не вмешиваться в их внутренние дела: «Тебе знать свою отчину, а мне знать свою».

С течением времени власть великого князя увеличилась. Так, в договорах Дмитрия Донского с удельными князьями уже встречаются слова, что младший брат обязывается держать под старшим княженье «честно и грозно», то есть может быть подвергнут наказанию за отступничество. Тем не менее, когда на великокняжесткий стол вступил Василий II (1425-1462) звенигородский удельный князь Юрий, младший сын Дмитрия Донского, стал оспаривать его власть, обосновывая свои претензии архаичным принципом старшинства дяди перед племянником. Юрий несколько раз захватывал Москву, но не мог ее удержать. Борьбу продолжили его сыновья Василий Косой и Дмитрий Шемяка. В феодальной войне применялись варварские методы. Василий II захватил своего двоюродного брата Василия Косого и приказал ослепить его. В 1445 г. Василий II попал в плен к татарам и был освобожден за громадный выкуп. Это вызвало народное недовольство, которым не преминул воспользоваться Шемяка, обвинивший князя, что тот всю русскую землю продал татарам. Василий II был вероломно схвачен на богомолье в Троицкой лавре и ослеплен. Захватив власть, Шемяка способствовал реставрации порядков феодальной раздробленности. Он восстановил упраздненное ранее Суздальско-Нижегородское княжество, раздавал жалованные грамоты, расширявшие объем прав светских и духовных феодалов. Шемяка не удержался в Москве и вынужден был бежать. Феодальная усобица завершилась сосредоточением почти всех волостей Московского княжества в одно целое. Василий Темный не ликвидировал удельную систему. По его завещанию в составе великого княжества опять было выделено четыре удела, но при этом старший сын Иван получил Коломну, Владимир, Переяславль, Кострому, Галич, Устюг, Вятку, Суздаль, Нижний Новгород, Муром, Юрьев, Калугу. Таким образом, его домен намного превосходил уделы братьев.

Завершающий этап объединения был связан с правлением Ивана III (1462-1505) и Василия III (1505 – 1533). Иван III являлся был соправителем отца в последние годы его жизни. Ивана проявил себя как дальновидный государственный деятель. Он тщательно подготавливал свои действия, а при их проведении был хитер, осторожен и сдержан. Когда Иван III стал великим князем, границы Московского государства, несмотря на полтора века собирания земель, все еще не охватывали большую часть России, Наряду с Великим княжеством Московским существовали другие суверенные государства.

Самым богатым и обширным из них был Господин Великий Новгород. В отличие от Московского княжества, Новгород был республикой, точнее, аристократической республикой, в которой господствовали «триста золотых поясов» - боярская и купеческая верхушка. Первые попытки подчинить Новгород были предприняты еще при Василии I . В ответ новгородские бояре активно поддерживали Шемяку, обещавшего не посягать на вольности торгового города. В 1456 г. Василий II, разбив новгородцев под Руссой, вынудил их заключить Яжелбицкий мир. Законодательная власть вече и право внешних сношений были ограничены.

Часть оппозиционной великому князю новгородской знати во главе с вдовой посадника Марфой Борецкой переориентировалась на католическую Литву. Это побудило Ивана III предпринять ответные меры. Обращает на себя внимание тщательная идеологическая подготовка политических мер. Иван III созывает Москве и служилых людей (в этом совещании некоторые историки видят прообраз будущих Земских соборов), ставит перед ними вопрос о походе на Новгород и получает одобрение своих действий. Официальная трактовка придавала походу религиозную окраску, московская летопись утверждала: «…эти новгородцы столько лет были в христианстве и под конец начали отступать к латинству; великий князь пошел на них не как на христиан, но как на иноязычников и на отступников от православия». Великий князь берет в свиту дьяка Степана Бородатого, который умел говорить по летописям «вины новгородские». Дьяк или иные знатоки летописных сводов подвели под притязания Москвы историческое обоснование. Иван велел передать непокорному вечевому городу: «Отчина есте моя, людие Новгородстии, изначала от дед и прадед наших, от великого князя Владимира, крестившего землю Русскую, от правнука Рюрикова, перваго великого князя в земле вашей…Мы владеем вами, и жалуем вас и бороним отовселе. А и казнити волны же есмы, колы на нас не по старине смотрете начнете».

У партии Борецких была свое понимание «старины». Они заключили договор с польским королем и литовским великим князем Казимиром при условии сохранения вольностей Господина Великого Новгорода. Однако, Борецким с большим трудом удалось добиться одобрения вечевого собрания. В Новгороде было немало сторонников союза с Москвой. Отсюда и необъяснимая не первый взгляд пассивность новгородского войска при встрече с московской ратью. В битве на реке Шелони в июле 1471 г. горожане сражались неохотно, а полк архиепископа, который вел тайные переговоры с великим князем, не сдвинулся с места.

После поражения на Шелони новгородцы запросили мира и получили его, под условием уплаты огромной контрибуции и обязательства не вступать в союз с Литвой. На первых порах была сохранена формальная самостоятельность Новгорода, но с каждым годом вольности все более ограничивались. В 1478 г. Иван III потребовал, чтобы новгородцы называли его не «господином», а «государем». После отказа вече Иван III, объявив, что ему нанесено бесчестье, выступил в новый поход. Осажденный Новгород был вынужден согласиться на условия великого князя: «вечевому колоколу в Новгороде не быть; посаднику не быть, а государство все нам держать». С этого момента вече в городе более не собиралось, а вечевой колокол – символ вольностей был вывезен в Москву. Была ликвидирована выборная администрация, вместо посадника из Москвы прислали четырех наместников. Враждебные Ивану III бояре, в их числе и Марфа Борецкая, были взяты под стражу и «выведены» в Москву. Конфискация вотчин новгородских бояр продолжалась почти десять лет. Как сообщала летопись, «поимал князь великий больших бояр новогородцких и боярынь, а казны их и села все велел отписати на себя».

Ко времени Ивана III относится падение татарского ига. Первые восемнадцать лет своего правления Иван III являлся вассалом Золотой Орды. Имперский посол Сигизмунд Герберштейн сообщал, что великий князь выполнял унизительные обряды, подчеркивавшие его зависимость: «Когда прибывали татарские послы, он выходил к ним за город навстречу и стоя выслушивал их сидящих». По другим сведениям, московские великие князья подносили послам кубок с кумысом и выслушивали ханскую грамоту, стоя на коленях. Правда, С.М.Соловьев сомневался: «можно ли допустить, чтоб отец и дед Иоаннов подвергались этим обрядам, если даже допустим, что иностранцы, свидетельствующие о них, и сказали полную правду?». Но даже если признать достоверность этих сообщений, заметно, что внешнее проявление покорности прикрывала все более независимую от Орды политику, тем более что сама Золотая Орда находилась на пороге исторического небытия. Уже выделилось Казанское и Крымское ханства, Ногайская Орда, и с каждым из них Московское государство поддерживало самостоятельные отношения.

Выкуп, уплаченный за возвращение из татарского плена Василия II был едва ли не последней крупной данью. С тех пор дань отсылалась в Орду нерегулярно, хотя собиралась она очень аккуратно, очевидно, оседая в казне великого князя. Предания говорят о том, что золотоордынский хан Ахмат потребовал покорности от Москвы. Появившаяся позже «Казанская история» сообщает, будто бы Иван III изломал «басму» («пайцзу» - металлическую пластину, со времен Чингисхана служившую охранной грамотой), растоптал ее ногами, велел умертвить послов, кроме одного, и сказал ему: «Ступай объяви хану: что случилось с его басмою и послами, то будет и с ним, если он не оставит меня в покое». Г. В. Вернадский считал этот драматический рассказ чистым вымыслом: «описанное в "Казанской истории" поведение Ивана III при этом, безусловно, не соответствует действительности. Очевидно, что составитель, или переписчик повести, не имел ясного представления символах власти, жалуемых ханами своим вассалам и слугам.»

В действительности падение татарского ига оказалось связанной со сложной дипломатической игрой, в которой хан Ахмат выступал орудием чужих интересов. Польский король Казимир, не оставивший надежды на Новгород, побудил хана Золотой Орды напасть на русские земли, тем более что положение Ивана III было сложным из-за усобицы, которую как раз в то время начали его младшие братья. О восстановлении дани прежнем размере речи уже не велось, историки подсчитали, что Ахмат требовал дани в двадцать раз меньше, чем платили Тохтамышу. Но и этого Москва уже не хотела давать.

В сентябре 1480 г. русские и татарские войска встретились на реке Угре. Началось знаменитое «стояние на Угре», о котором летопись сообщала: «И пришли татары, начали в наших стрелять, а наши в них, а другие татары на воевод внезапно напали. Наши стрелами и из пищалей многих татар убили, а их стрелы среди наших падали и никого не ранили. И отбили их от берега, и много дней они приступали с боем, а и не победили, ожидая, прока река замерзнет».

Летопись описывала поведение Ивана III как трусливое, противопоставляя ему твердую позицию церкви в лице ростовского архиепископа Вассиана Рыло. Когда великий князь покинул войско и вернулся в Москву, Вассиан принародно назвая его бегуном: «бежишь прочь, бою с татарами не поставивши и не бившись с ними; зачем боишься смерти?… дай мне, старику, войско в руки, увидишь, уклоню ли я лицо свое перед татарами». Действительно, со времени Сергия Радонежского православная церковь была поборницей освобождения из-под власти мусульманских ханов, но в данном случае малодушие Ивана III преувеличено, возможно, для того, чтобы оттенить роль духовных владык. Опытные бояре напоминали великому князю о судьбе его отца, чьи пленение татарами поставило под удар судьбу всего государства. Да и сам Иван III был очень осторожным политиком, не привыкшим полагаться на изменчивое военное счастье, а больше рассчитывавшим на дипломатические средства. Еще до похода он заключил союз с крымским ханом, чей набег на литовские владения связал руки королю Казимиру. И только убедившись в том, что татары не получат долгожданной помощи от своих союзников, Иван III вернулся на Угру, сопровождаемый посланием Вассиана: «выйди навстречу безбожному языку агарянскому, поревнуй прародителям твоим, великим князьям, которые не только Русскую землю обороняли от поганых, но и чужие страны брали под себя: говорю об Игоре, Святославе, Владимире, бравших дань на царях греческих, о Владимире Мономахе, который бился с окаянными половцами за Русскую землю, и о других многих, о которых ты лучше моего знаешь.»

Здесь Иван III проявил стойкость, отвергнув предложения о мире. Когда река встала, он отвел войска, чтобы встретить татар в боле удобном для сражения месте, но, как сообщала летопись, «... Были тогда холод и великие морозы, а царь Ахмед побежал 11 ноября». Ахмат писал Ивану III, что еще вернется и заставит его носить «знак Батыя» на своем колпаке, но это были пустые угрозы. Он был убит тюменским ханом на обратном пути.

Так пало татарское иго, существовавшее на протяжении более 240 лет. Однако татарская угроза все еще сохранялась. Остались осколки Золотой Орды, время от времени устраивавшие набеги на русские города. Надолго осталась и память о татарском владычестве. В дипломатической переписке с татарскими ханствами еще долго фигурировали архаичные формулы изъявления покорности: русские цари «били челом» татарским ханам, а те «жаловали» их милостью. Что касается дани, то виде «поминок» и в других формах она продолжала уплачиваться вплоть до эпохи Петра Великого.

Ликвидация зависимости от Орды способствовала быстрому объединению русских земель. В 1485 г. была поставлена точка в долгом споре с Тверью. Большинство тверских бояр перешло на сторону Ивана III. Великое княжество Тверское было ликвидировано, его земли вошли в состав единого государства. По договорам с Литвой к Московскому государству отошла Вязьма, верхняя часть Оки, земли по берегам Десны и верхнего течения Днепра: Чернигов, Брянск, Рыльск, Путивль. Процесс собирания земель был продолжен наследником Василием III. Его отец сохранил вечевые порядки в Пскове, который, в отличие от своего старшего брата Новгорода, вовремя признал вассальную зависимость. Но в 1510 г. Псковская республика прекратила существование, причем даже псковский летописец писал, что Псков погубили «у вечьи кричания». Демократические традиции не устояли перед великодержавной властью и управление городом перешло к московским наместникам. В 1514 г. в результате очередной войны с Литвой в состав Московского великого княжества вошел Смоленск. Условной датой завершения объединения принято считать присоединение Рязани в 1521 г. На самом деле ряд рязанских вотчин и даже часть города Рязани уже давно находились во владении Москвы, а последний рязанский князь Иван, хотя и носил титул великого, был по своему положению не более чем московским наместником. Желание вернуть независимость подтолкнуло его к союзу с крымским ханом, но он потерпел поражение и бежал, после чего Великое княжество Рязанское было ликвидировано.

Образование самого крупного в Европе государства сопровождалось усилением великокняжеской власти. Это нашло отражение в изменении титула. Ивана III решительно отверг королевский титул, предложенный ему императором Священной Римской империи Фридрихом III и начал титуловать себя «государем всея Руси». С одной стороны, в этом титуле отразились притязания на все земли, некогда составлявшие Киевскую Русь, в том числе и отошедшие к Литве. С другой стороны, этот титул означал новый статус монарха. В официальных документов меняется даже имя государя – из Ивана он превращается в Иоанна. Предшественники Иоанна Ш просто «садились» на стол отцов и дедов, но отныне устанавливается обычай венчания на царство. Митрополит во время венчания называл Иоанна царем и самодержцем. Летописец говорит, что Иоанн благословил сына своего Василия самодержцем всея Руси. По свидетельству Сигизмунда Герберштейна, Василий III начал употреблял царский титул в грамотах к иностранным монархам, ставя его вровень и даже выше императорского титула.

Значение русских государей было также поднято благодаря женитьбе Ивана III на Зое (Софье) Палеолог, племяннице последнего византийского императора. К тому времени Византия пала под ударами турок-османов, а наследники последнего императора жили в Италии, торгуя званиями и титулами несуществующей империи. Однако память о Царьграде долго продолжала жить в умах людей, и династический брак с византийской принцессой воспринимался в Москве как акт величайшей государственной важности.

Благодаря Софье были введены многие византийские обычаи. На государственных печатях впервые распростер крылья двуглавый орел – бывший византийский, а ныне российский герб. При дворе был введен пышный византийский церемониал. Появились знаки великокняжеского достоинства – бармы (оплечья) и знаменитая шапка Мономаха. «Шапка золотая» издавна фигурировала в завещании московских князей. По мнению специалистов, она имеет восточное происхождения и была изготовлена в XIV или начале XV в. По своему типу и форме шапка напоминала головные уборы, которые монгольские ханы жаловали подвластным им правителям. Исторический парадокс заключается в том, что знак унизительной вассальной зависимости со временем превратился в символ самодержавной власти. В «Сказании о князьях Владимирских» говорилось, что византийский император Константин Мономах снял со совей головы золотой венец и отослал его своему внуку кивскому князю Владимиру Мономаху со словами: «Прими от нас, о боголюбивый и благоверный князь, во славу твою и честь эти честные дары, которые с самого начала твоего рода и твоих предков являются царским жребием, чтобы венчаться ими на престол твоего свободного и самодержавного царства». Эта легенда не имеет ничего общего с исторической действительностью, но ее политическая направленность чрезвычайно характерна.

Белокаменный Кремль эпохи Дмитрия Донского уже не соответствовал величию державу, и в Москве начинается интенсивное строительство. После победы над Новгородом Иван III решил возвести новый Успенский собор, который должен был превзойти новгородскую Софию. По совету Софьи Палеолог из Болоньи был вызван зодчий Аристотель Фиорованти (единственный из итальянских мастеров, согласившийся работать за десять рублей в месяц). Он построил собор, сплавив воедино традиции древнерусской архитектуры и достижения итальянского Возрождения. В конце XV- начале XVI в. итальянские мастера Пьетро Антонио Солари, Марко Руффо, Алевиз Миланец, Бон Фрязин перестраивают Кремль и создают грандиозный ансамбль кремлевских храмов. Доселе скромный быт великих князей переменился. Иван III, довольствовавшийся деревянным теремом, переехал в каменные палаты. Для торжественных приемов была построена Грановитая палата, самый большой зал того времени.

Государь всея Руси из первого среди равных превращается во владыку, возвышающуюся над самыми знатными из знатных. С этого периода в челобитных к великому князю было принято именовать себя уменьшительными именами - Алексеец, Феодорец, Васюк (но уничижительные – Алешка, Федька, Васька появились в отписках уже позже, по мере укрепления самодержавной власти). Теперь князья и бояре присягают на верность великому князю Московскому. Уже нет речи об освященном веками феодальном обычае «отъезжать» от великого князя. Недовольным оставалось только бежать в Литву или Крым. Сигизмунд Герберштейн, выполнявший дипломатическую миссию при дворе Василия III, писал: «Властью, которую он имеет над своими подданными он далеко превосходит всех монархов целого мира. Он довел до конца также и то, что начал его отец, именно: отнял у всех князей и у прочей (знати) все крепости [и замки]. Даже своим родным братьям он не поручает крепостей, не доверяя им. Всех одинаково гнетет он жестоким рабством, так что если он прикажет кому-нибудь быть при дворе его или идти на войну или править какое-либо посольство, тот вынужден исполнять все это за свой счет….. Свою власть он применяет к духовным так же, как и к мирянам, распоряжаясь беспрепятственно по своей воле жизнью и имуществом каждого из советников, которые есть у него; ни один не является столь значительным, чтобы осмелиться разногласить с ним или дать ему отпор в каком-нибудь деле. Они прямо заявляют, что воля государя есть воля божья и что бы ни сделал государь, он делает это по воле божьей. Поэтому также они именуют его ключником и постельничим божьим и вообще веруют, что он — свершитель божественной воли….. Трудно понять, то ли народ по своей грубости нуждается в государе-тиране, то ли от тирании государя сам народ становится таким грубым, бесчувственным и жестоким»

Не все представители феодальной знати примирились с возвеличением великого князя. Один из представителей боярской знати Берсень Беклемишев жаловался: «Государь-деи упрям и въстречи против себя не любит, кто ему въстречю говорит, и он на того опалается; а отец его князя велики против собя стречю любил и тех жаловал, которые против него говаривали». Все изменилось и «ныне государь наш запершыся сам третей у постели всякие дела делает». Но Беклемешев был казнен за «встречу», то есть за противодействие государю.

Новые порядки нашли своих идеологов. Примечательно, что именно с эпохи Ивана Ш и Василия Ш появляются полемические сочинения, защищающие идею божественного происхождения монархической власти. Согласно Максиму Греку священство и царство произошли от единого божественного начала. Мысль о теократическом происхождения поддерживалась осифлянами, а их глава Иосиф Волоцкий, дословно повторяя византийских авторов, писал: «царь убо естеством подобен есть всем человеком, а властию же подобен есть вышням богу». Повелениям верховного владыки следует повиноваться беспрекословно: «Божественные правила повелевают царя почитати, не сварится с ним...И аще, когда царь и на гнев повратился на кого, - и оне с кротостию и с смирением и со слезами моляху царя».

Характерно, что церковь в лице осифлян и их идейных противников нестяжателей одинаково возвеличивала светскую власть, следуя традициям Византии, где император признавался «святым царем». На рубеже XV – XVI вв. появилось сразу несколько сочинений, в которых обосновывалась преемственность русской великокняжеской власти от власти византийских императоров. Митрополит Зосима в «Изложении пасхалии» уподоблял императору Константину и киевского князя Владимира и Ивана III. Он впервые называет Москву «новым градом Константина». В «Чудовской повести», первоначальном тексте уже упоминавшегося «Сказания о князьях Владимирских», произвольно переиначивая мировую историю, выводил род князей Московских от самого Августа, «кесаря римского».

О преемственности с Византией писал старец Псковского Елизарова монастыря Филофей. Он смиренно говорил о себе «я человек сельский, учился буквам, а елинских борозстей не текох, а риторских астрономий не читал, ни с мудрыми философами в беседе не бывал», но в то же самое время попытался осмыслить ход мировой истории. Поскольку Рим и Константинополь отступили от веры, Москва осталась единственным центром христианства: «два Рима пали, а третей стоит, а четвертому не бывать». Тезис «Москва – третий Рим» обосновывал мировое значение власти московских государей. Обращаясь к Василию III, старец Филофей писал: «вси царства православные христианьские веры снидошася в твое едино царство, един ты во всей поднебесной христианам царь».

Создание централизованного государства потребовало унификация правовых норм. Это было реализовано в «Судебнике» 1497 г. , который ввел единообразные судебные процедуры, единую судебную пошлину, единообразный срок подачи жалоб по земельным делам. Однако в централизованном государстве надолго сохранялись живые следы прежней автономии. Духовные и светские феодалы располагали обширными вотчинами с деревнями, селами и даже городами. Великокняжеская власть начала наступление на феодальный иммунитет, но крупные феодалы все еще располагали широкими судебными и административными правами по отношению к подвластному им населению.