Geum.ru

Литература и язык. Современная иллюстрированная энциклопедия. М.: Росмэн. Под редакцией проф. Горкина А. П. 2006

Вид материалаЛитература

Содержание


Литература и язык. Современная иллюстрированная энциклопедия. — М.: Росмэн. Под редакцией проф. Горкина А.П. 2006.
Словарь синонимов
Притча — ☼ дидактико аллегорический жанр, в основных чертах близкий басне
Подобный материал:
притча
  • 2Притча малый повествовательный жанр, иносказательный рассказ, содержащий нравственное или религиозное наставление. В Евангелии притча становится формой изложения христианского вероучения. В названии произведений европейской литературы, основой которых является евангельская притча, сохраняется указание на жанр источника: пьеса Буркарда Вальдиса «Притча о блудном сыне» (1527) или «Комидия притчи о блуднем сыне» Симеона Полоцкого (1673—78). В литературе Древней Руси оригинальные и переводные притчи входят в состав более обширных произведений: Пчелы, Пролога, Великого Зерцала (правда, притчами могли называться и отдельные крупные произведения, напр., повествующая о Троянской истории «Притча о кралех»). Подобно басне, притча аллегорична и поэтому может с ней отождествляться: в древнерусской литературе притчами назывались басни Эзопа, в русской литературе 18 в. – басни А. П. Cумарокова. К числу притч относится стихотворение А. С. Пушкина «Сапожник».

Литература и язык. Современная иллюстрированная энциклопедия. — М.: Росмэн. Под редакцией проф. Горкина А.П. 2006.

5притча — См. намек, пример, сказка что за притча!... Синонимы:

аполог, ганание, изречение, иносказание, парабола, паремия, предание, притча во языцех, рассказ, сказание, сказка, уподобление

Словарь синонимов
  • 15притча — др. русск. притъча несчастный случай , смол грам. 1229 г., D, Е, F, стр. 440 (Напьерский), укр. причта происшествие, особенный случай , блр. прытча неприятный случай; срам , ст. слав. притъча παραβολή, παράδειγμα (Остром., Мар., Зогр., Супр.),… …

Этимологический словарь русского языка Макса Фасмера


11 Притча — ☼ дидактико аллегорический жанр, в основных чертах близкий басне. В отличие от нее форма П. 1) неспособна к обособленному бытованию и возникает лишь в некотором контексте, в связи с чем она 2) допускает отсутствие развитого сюжетного движения и может редуцироваться до простого сравнения, сохраняющего, однако, особую символическую наполненность;

3) с содержательной стороны П. отличается тяготением к глубинной «премудрости» религиозного или моралистического порядка, с чем связана 4) возвышенная топика (в тех случаях, когда топика, напротив, снижена, это рассчитано на специфический контраст с высокостью содержания). П. в своих модификациях есть универсальное явление мирового фольклорного и литературного творчества. Однако для определенных эпох, особенно тяготеющих к дидактике и аллегоризму, П. была центром и эталоном для других жанров, напр.: «учительная» проза ближневосточного круга (Ветхий Завет, сирийские «Поучения Акихара», «машалим» Талмуда и др.), раннехристианской и средневековой литературы (срв. прославленные П. евангелий, напр. П. о блудном сыне). В эти эпохи, когда культура читательского восприятия осмысляет любой рассказ как П., господствует специфическая поэтика П. со своими законами, исключающими описательность «художественной прозы» античного или новоевропейского типа: природа или вещи упоминаются лишь по необходимости, но становятся объектами самоцельной экфразы — действие происходит как бы без декорации, «в сукнах». Действующие лица П., как правило, не имеют не только внешних черт, но и «характера» в смысле замкнутой комбинации душевных свойств: они предстают перед нами не как объекты художественного наблюдения, но как субъекты этического выбора. Речь идет о подыскании ответа к заданной задаче (поэтому П. часто перебивается обращенным к слушателю или читателю вопросом: «как, по-твоему, должен поступить такой-то?»).

П. интеллектуалистична и экспрессивна: ее художественные возможности лежат не в полноте изображения, а в непосредственности выражения, не в стройности форм, а в проникновенности интонаций. В конце XIX в. и в XX в. ряд писателей видят в экономности и содержательности П. возможность преодоления формальной тяжеловесности позднебуржуазной литературы. Попытку подчинить прозу законам П. предпринял в конце жизни Л. Н. Толстой. На многовековые традиции еврейской и христианской П. опирался Ф. Кафка (особенно в своих малых произведениях). То же можно сказать об интеллектуалистической драматургии и романистике Ж. П. Сартра, А. Камю, Ж. Ануя, Г. Марселя и др., также исключающих «характеры» и «обстановочность» в их традиционном понимании. По-видимому, П. еще надолго сохранит свою привлекательность для писателей, ищущих выхода к этическим первоосновам человеческого существования, к внутренне обязательному и необходимому.

Сергей Аверинцев.

София-Логос. Словарь

Энциклопедия культурологии Большой толковый словарь по культурологии.. Кононенко Б.И.. 2003.