Категориальное мышление в праве: его значение Акашкин А. Ю

Вид материалаДокументы

Содержание


Использованные источники
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   75

Использованные источники
  1. Судариков С.А. Интеллектуальная собственность. - М.: Издательство деловой и учебной литературы, 2007. - 800 с.
  2. Ананьева Е. Авторское право и Интернет // Интеллектуальная собственность. 2000. №3. С.38-41.
  3. Паферова О. К вопросу о квалификации отдельных нарушений авторского права в сети Интернет // Биллютень нормативно-правовой информации. Юридический мир. 2007. 1 января. С. 69-72.
  4. Интернет-портал Института социологии Российской академии наук [Электронный ресурс] / Арефьев П.Г. Интеграция российского академического сообщества в глобальные коммуникации // Социологический журнал. 2001. №2. – Режим доступа: urnal.ru/review/436 –Дата доступа: 18.12.2008.
  5. Интернет-портал Института социологии Российской академии наук [Электронный ресурс] / Батыгин Г.С. Социология Интернет: Наука и образование в виртуальном пространстве // Социологический журнал. 2001. №1. – Режим доступа: ru/review/419 –Дата доступа: 07.01.2009.


К вопросу о содержании некоторых семейных правоотношений: Брачный договор


Андрияшко М.В.

Барановичский государственный университет, Беларусь


Вопрос об отраслевой самостоятельности семейного права относится к числу спорных. Дискуссия о месте семейного права в системе права ведется с 1960-х годов и наиболее развернуто представлена, в частности, в работах Е.М. Ворожейкина, О.С. Иоффе, В.А. Рясенцева, М.В. Антокольской и других исследователей.

Спорность указанного положения заключается в утверждении об отсутствии отраслевой самостоятельности семейного права и включении его в систему гражданского права, поскольку «существенных различий между предметом семейного и гражданского права выявить невозможно» [1, с.18]. Эта позиция, высказанная и аргументированная М.В. Антокольской, сводится к тому, что гражданское и семейное право соотносятся как общее и специальное. Допускается некоторая самостоятельность отношений в рамках предмета гражданского права [2, с.36], поскольку им в полной мере присущи качественные особенности гражданских отношений: «формальное юридическое равенство субъектов», «имущественно-распорядительная самостоятельность» и «автономия воли» [1, с. 8].

Однако нельзя не согласиться со словами виднейшего юриста Г.Ф. Шершеневича: «Физический и нравственный склад семьи создается помимо права» [3, с. 455]. Поскольку создание и существование семьи покоится на основе, не подвластной ни государству, ни его законам, а именно, на глубоко личных чувствах любви, взаимопонимания, ответственности за судьбу друг друга [4, с. 74]. Кроме того, «Семейное право располагает собственной общей частью и понятийным аппаратом. Здесь обозначены такие специфические правовое понятия, как, например, брак … [4, с. 77]», семья, близкое родство, воспитание детей, приемная семья и др.

В целом, придерживаясь позиции, в соответствии с которой семейное право является самостоятельной отраслью права, мы, тем не менее, отметим, что в настоящее время все больший круг брачно-семейных правоотношений приобретает черты имущественного характера, свойственные гражданско-правовым отношениям. Об этом свидетельствуют принимаемые в последнее время изменения в брачно-семейное законодательство. Так, например, Кодекс Республики Беларусь о браке и семье (далее – КоБС) 1999 года по сравнению с Кодексом БССР 1969 года содержит целый ряд новелл и новых институтов, характеризующихся имущественным содержанием, возмездностью выполнения услуг. Группу таких институтов составляют, в частности, институты Брачного договора, суррогатного материнства, приемной семьи, патронатного воспитания детей. К двум последним институтам применимы не только нормы брачно-семейного и гражданского, но также и трудового законодательства. Строго лимитированный объем настоящего доклада не позволяет рассмотреть каждый из перечисленных институтов, в связи с чем, ограничимся рассмотрением первого из указанных институтов.

Появившись в КоБС 1999 года впервые, институт Брачного договора имеет целью регулирование сразу нескольких групп отношений. Так, в предмет рассматриваемого договора в соответствии со ст.13 КоБС могут быть включены соглашения о:

1) совместном имуществе и имуществе каждого из супругов;

2) порядке раздела совместного имущества супругов в случае расторжения брака;

3) материальных обязательствах супругов по отношению друг к другу в случае расторжения брака;

4) формах, методах и средствах воспитания детей;

5) месте проживания детей, размере алиментов на них, порядке общения с детьми отдельно проживающего родителя, а также другие вопросы содержания и воспитания детей в случае расторжения брака.

На сегодняшний день правовое регулирование Брачного договора в Республике Беларусь представляется наиболее полным по сравнению с правовым регулированием этого института в странах СНГ. Указанное объясняется тем, что предусмотренные отечественным законодательством положения о Брачном договоре в наибольшей мере направлены на «укрепление брака и семьи, повышение культуры семейных отношений, осознание прав и обязанностей супругов, ответственности за детей и друг за друга» (ст.13 КоБС).

Изменения и дополнения КоБС, принятые в 2006 году, по словам В.Якимович, «…обусловлены именно практикой применения норм Кодекса Республики Беларусь о браке и семье, наличием пробелов в правовом регулировании тех или иных вопросов» [5, с. 69]. В.Якимович также поясняет, что уточнение отдельных нормативных предписаний КоБС потребовалось в настоящее время, «Учитывая новизну и недоработку отдельных положений Кодекса, а также динамику развития общества,…» [5, с. 69].

После внесения указанных изменений в КоБС в 2006 году Брачный договор вправе заключать не только супруги, как это было с 1999 года по 2006 год, но также и лица, вступающие в брак, то есть следует отметить установление более широкого субъектного состава. Указанная мера направлена на защиту прав и законных интересов в сфере брачно-семейных отношений большего круга субъектов. Кроме того, «Указанные изменения в целом направлено на унификацию белорусского законодательства с законодательством иных государств СНГ» [6, с. 26].

«Однако в законодательстве отсутствует определение термина «лица, вступающие в брак», поэтому к ним можно отнести как лиц, уже подавших совместное заявление о регистрации брака, так и лиц, только намеревающихся сделать это. Поскольку КоБС не требует документального оформления желания вступить в брак, право на заключение Брачного договора не обусловлено последующим заключением брака и может быть реализовано в любое время до заключения брака, так и в браке до его расторжения. Иное толкование было бы неправомерным ввиду необоснованности ограничения предоставленного Законом права.

К такому же выводу приводит системный анализ иных норм ст.13 КоБС. Согласно ч.3 и ч.5 ст.13 КоБС лица, вступающие в брак, наряду с супругами могут заключить Брачный договор в любое время и в определенном ими объеме соглашений, а также в любое время внести изменения и дополнения в Брачный договор, удостоверив их нотариально. Отсутствие в указанных нормах ссылки на юридический факт, определяющий начало срока, в течение которого может быть реализовано право на заключение Брачного договора, приводит к выводу о том, что возможность заключения Брачного договора обусловлена лишь добровольным согласием сторон и обоюдным желанием вступить в брак на момент заключения Брачного договора» [6, с. 27].

Как справедливо отмечает П.В. Рагойша, детального анализа требует новелла КоБС о возможности заключения Брачного договора несовершеннолетними лицами, вступающими в брак. Указанная новелла небесспорна, учитывая личный характер брачных правоотношений и ограниченную дееспособность несовершеннолетних. Российское законодательство, например, вопрос о способности несовершеннолетних к заключению Брачного договора не рассматривает, вследствие чего в литературе высказано мнение, что «для заключения брачного договора необходимо обладать полной дееспособностью, включая такой ее элемент, как способность к вступлению в брак. Брачный договор нерасторжимо связан с личностью его участников и, как следствие, не может быть заключен ни с участием законного представителя, ни по доверенности» [6, с. 28].

Вместе с тем, белорусский законодатель принял принципиальное решение, однозначно сформулировав норму права по данному вопросу. Со своей стороны полагаем, что такое решение правомерно. Допуская в установленных законом случаях снижение брачного возраста и заключение брака до достижения совершеннолетия, т.е. расширяя пределы ограниченной дееспособности несовершеннолетних за счет обретения ими брачной дееспособности, было бы неверным ограничивать право будущих супругов на установление договорного режима имущественных правоотношений в браке до его заключения, поскольку в таком случае вступающие в брак лица в отношении брака и его последствий обладали бы разным объемом правомочий. Однако связывать право на заключение гражданско-правовой сделки, которой по сути является Брачный договор, с обладанием брачной дееспособностью полагаем не вполне обоснованным, поскольку Брачный договор сам по себе не порождает брачных правоотношений. Условия указанного соглашения вступают в силу не ранее дня заключения брака между его сторонами, т.е. до заключения брака Брачный договор является «юридическим нулем».

Примечательно, что на такой же позиции стоит законодатель. Согласно ч.3 ст.13 КоБС в редакции Закона согласия законных представителей не требуется для заключения Брачного договора несовершеннолетними, которые приобрели полную дееспособность до заключения брака. Поскольку эмансипированные лица не наделяются автоматически брачной дееспособностью и ходатайствуют о снижении брачного возраста на общих основаниях, представляется, что способность к заключению Брачного договора по действующему белорусскому законодательству обусловлена не брачной дееспособностью, а общей гражданской дееспособностью [6, с. 29].

Не углубляясь в правовое регулирование брачной и общей гражданской дееспособности законодательством стран-участниц СНГ, отметим, что появившийся впервые в Семейном Кодексе Российской Федерации (далее – СК) в 1995 году институт брачного договора определяется в ст.40 СК как «соглашение лиц, вступающих в брак, или соглашение супругов, определяющее имущественные права и обязанности супругов в браке и (или) в случае его расторжения». Определения Брачного договора со схожими формулировками содержатся также и в семейных кодексах Казахстана и Кыргызстана. Несмотря на широкий субъектный состав (супруги и лица, вступающие в брак), рассматриваемый институт в семейных кодексах названных государств имеет весьма узкий предмет (имущественные правоотношения). Законодательство Украины относит к предмету Брачного договора определение лишь имущественных отношений супругов в браке и в случае его расторжения [6, с. 24] (узкий предмет), а заключен такой договор может быть только между супругами (узкий субъектный состав).


Использованные источники

1 Антокольская, М.В. Семейное право: учебник / М.В. Антокольская. – М.: Юристъ, 1996. – 366 с.

2 Антокольская, М.В. Лекции по семейному праву: учеб. пособие / М.В. Антокольская. – М.: Юристъ,1995. – 144 с.

3 Шершеневич, Г.Ф. Курс гражданского права / Г.Ф. Шершеневич. – Тула: Автограф, 2001. – 720 с.

4 Косова, О.Ю. Предмет семейного права и семейное законодательство / О.Ю. Косова // Государство и право. – 2000. – № 7. – 71-78.

5 Якимович, В. Готовятся изменения в Кодекс Республики Беларусь о браке и семье / В. Якимович // Юстиция Беларуси. – 2004. – № 8. – С. 69.

6 Рагойша, П.В. Последние изменения в Кодексе Республики Беларусь о браке и семье: сущность новаций / П.В. Рагойша // Юстиция Беларуси. – 2006. – № 10. – С. 26-29.


Проблемы деятельности исполнительной власти в сфере реализации прав и свобод человека и гражданина


Арбузова С.А.

Самарский юридический институт ФСИН, Россия


Проблема взаимоотношений между человеком и государственной властью занимает сегодня одно из центральных мест в дискуссиях политологов, юристов, социологов. Анализируя существующие на этот счет точки зрения, можно отметить, что, в принципе, каждое государство должно стремиться к такому положению дел, когда «самоограничение государственной власти в интересах свободы оказывается…лучшим средством упрочить свое властвование» [1, с.449]. Однако, как показывает история, достичь идеала пока не удалось никому. Напротив, личность и власть периодически вступают в состояние острого конфликта. Поэтому нынешнее состояние российской государственности, по историческим меркам, не представляет ничего сверхъестественного. Беспокойство вызывает другая тенденция – намечены пути реформирования, создаются новые механизмы взаимодействия, а эффективность решения проблемы остается чрезвычайно малой.

Из года в год показатели нарушения прав человека и гражданина, представляемые в докладах о деятельности Уполномоченного по правам человека в РФ, остаются высокими. Из всех ветвей власти своеобразным противовесом институту демократии выступает исполнительная власть, так как природа ее не позволяет организовывать работу на основе демократических принципов. Активное повседневное вмешательство со стороны органов исполнительной власти в жизнь граждан, помимо организующего фактора, означает и то, что эти же органы являются и главными нарушителями прав личности. В связи с этим, в сфере обеспечения прав человека и гражданина органами исполнительной власти можно выделить следующие серьезные проблемы:
  1. Проблема «двойных стандартов» и деформированного правосознания.

В социологии существует стройная теория полей, автором которой является француз П. Бурдье [2]. Согласно этой теории все социальное пространство есть совокупность некоторого числа полей. Находящиеся в поле социальные агенты активно влияют на характеристики поля. А индивид, как социальный агент, обладает свойствами, результирующими присвоение некоторых знаний и некоторого опыта, именуемых «габитусом». Объективные связи, определяемые социально, обусловливают в каждом поле свои «правила» и «ставки» игры и специфические интересы. Таким образом, чтобы поле функционировало, необходимо, чтобы ставки в игре и сами люди были готовы играть в эту игру, имели бы габитус, включающий знание и признание законов, присущих игре.

При проецировании положения теории на российское государство, возникает ряд вопросов: «Готовы ли мы, как социальные агенты, участвовать в игре в рамках различных субполей по существующим в них правилам? Насколько наш габитус позволяет понимать и признавать законы и правила игры?» В ответе на них, как нам кажется, лежит корень существующих в российском обществе противоречий. Анализ исторического развития института прав человека и механизма их обеспечения в России позволяет сделать вывод о том, что в нашем государстве население никогда (курсив наш.- А.С.) не рассматривало проблему личной свободы и личных прав как общественно значимую. Кроме того, Россия пошла по пути заимствования механизмов государственного устройства, которые были совершенно не адаптированы к нашей действительности, а «пересажены» в российскую почву без учета особенностей сложившейся государственности.

Таким образом, мы получили поле, стремящееся к патологическому состоянию, поскольку в его границах всегда действовали и действуют несколько «правил»: те, которые «вброшены» извне, и те, которые понятны социальным агентам на уровне подсознания, соответствующие габитусу каждого из них. Иными словами, речь идет о «двойных» стандартах, которые не только не способствуют функционированию поля, но и деформируют правосознание, являющееся составной частью габитуса.

2. Проблема коррумпированности государственного аппарата.

Коррупционные проявления характерны как для командно-административной, так и для рыночной экономики, однако формы таких проявлений меняются в зависимости от социально-экономических и политических условий в государстве. По данным общероссийского опроса населения, осуществленного Социологическим центром РАГС в декабре 2001 г., респонденты отнесли коррупцию (58,5%), разворовывание государственной собственности и бюджетных денег (54,9%), оторванность власти от населения (37,2%), бюрократическую систему правления (37,1%) к основным причинам слабости органов власти [3, с.145]. Решая проблему коррупции, необходимо учитывать ее экономические, криминологические, правовые, организационно-управленческие аспекты. Так, криминологи подчеркивают высокую латентность коррупционных проявлений, усугубление их привлекательности в виду распространения практики устранения коррупционных правонарушений без возбуждения уголовного дела (в отношении более 50 % правонарушений были вынесены рекомендации или постановления), зависимость мотивации коррупционеров от их статуса и масштаба бизнеса (когда уже нет необходимости в удовлетворении материальной нужды, а предпочтительнее повышение статуса и роста влияния) [4, с.220-222]. С правовой точки зрения можно констатировать, что антикоррупционное законодательство не образует стройной системы. Существующие правовые нормы не учитывают меняющихся форм коррупционных проявлений, нередко не совпадают в формулировках. Организация управленческой деятельности является закрытой, отсутствуют эффективные процедуры отбора и ротации кадров. Как показывает международный опыт, борьба с коррупцией должна осуществляться консолидированными силами государства и гражданского общества в разных направлениях. Однако исходным условием успеха любых антикоррупционных мероприятий является политическая воля органов власти в реализации таких программ. Участие же институтов гражданского общества позволяет решать проблему с позиций партнерства, уделить внимание информационному обеспечению антикоррупцонной деятельности и просветительству.
  1. Проблемы, связанные с организацией деятельности исполнительной власти.

Организационная проблематика имеет несколько аспектов: бессистемность реформирования, рост бюрократического аппарата, дублирование функций, слабость вертикали исполнительной власти, высокий уровень непроизводительных расходов.

Сегодня властные структуры осуществляют процесс реформирования. В качестве главной цели административной реформы в России определяется построение сильного государства, способного служить обществу и квалифицированно решать задачи поступательного развития страны. По сути дела, поставленная цель соответствует конечной цели любого управленческого процесса – оптимизации функционирования системы, когда максимальный эффект достигается минимальными управленческими затратами и усилиями. Следовательно, проводя реформы, правительство должно: а) определить тактические цели, задачи, направления, этапы, принципы реформирования; б) установить средства контроля эффективности процесса; в) учесть соотношение частного и публичного интереса в содержании каждого из перечисленных критериев. Анализ практики проведения реформаторских мероприятий позволяет выявить такие негативные тенденции как игнорирование ряда объективных закономерностей, отсутствие методологической основы и системных связей [5, с.19-21].

4. Проблема правового регулирования отношений, связанных с обращениями граждан и доступом граждан к информации.

Правовое регулирование отношений в сфере обращения граждан к органам государственной власти и местного самоуправления осуществляется посредством правовых норм различной юридической силы – законов и подзаконных актов. Но нередко специальные нормы (особенно подзаконного характера) содержат положения, ограничивающие права граждан России на обращение. Так, п. 49.4 Инструкции по работе с обращениями граждан в системе МВД России, утвержденной Приказом МВД РФ от 22 сентября 2006 г. № 750, разрешает не проводить проверку по обращению, если оно признано анонимным, некорректным по содержанию или изложению, а также текст которых не поддается прочтению (с точки зрения русского языка вообще неясно, о чем идет речь в последнем случае – то ли не поддающийся прочтению текст есть вариант некорректного изложения, то ли это отдельное основание для отказа в проведении проверки). При этом некорректными по содержанию признаются, согласно п. 45, обращения с нецензурными или оскорбительными выражениями, а некорректным по изложению – обращения, лишенные логики и смысла. Свобода усмотрения для должностных лиц представлена в самых широких границах, и можно не сомневаться, что они ею воспользуются. Кроме того, приходится констатировать, что на практике гражданин часто сталкивается с ситуацией, когда процедурные правила работы с обращением не нарушены, однако содержание ответа носит абсолютно формальный характер. Таким образом, цель обращения не достигается. Накапливая подобный негативный опыт, гражданин в какой-то момент переходит к протестным формам выражения своего мнения (единоличным или коллективным акциям различного рода), что, в свою очередь, означает возникновение или усиление конфликта. Что касается реализации права на информацию, нужно отметить, что сегодня органы исполнительной власти организуют свою работу, исходя из принципа свободного предоставления информации. Используются интерактивные технологии. Однако существует проблема не в возможности доступа к информации, а в ее объективности. Во-первых, специфика рыночных отношений сказывается и на деятельности средств массовой информации, а во-вторых, для власти по-прежнему существуют «закрытые» темы, обсуждение которых нежелательно.

Таковы, с нашей точки зрения, некоторые актуальные вопросы, связанные с деятельностью органов исполнительной власти, которые могут быть решены только системно и комплексно, с привлечением всех участников общественных отношений.


Использованные источники

1. Коркунов Н.М.Русское государственное право: В 2-х т. Т.1. – СПб., 1909. – 623 с.

2. Бурдье П. Социология политики. – М.: Socio - Logos, 1993. – 333 с.; Бурдье П. Начала. – М.: Socio - Logos, 1994. – 287 с.

3. Бойков В. Социальные предпочтения и тревоги в массовом сознании российского общества // Государственная служба. – 2002. – №2 – С.142-149.

4. Гончаренко Г.С. Уголовно-правовые аспекты проявления коррупции в России в конце ХХ в. // Уголовная и уголовно-исполнительная политика современной России: проблемы формирования и реализации: Сборник материалов международной научно-практической конференции. – Вологда: ВИПЭ ФСИН России, 2007. – С.212-227.

5. Бутусова Н.В. Административная реформа в России - путь к эффективному государству? // Административное право и процесс. – 2005. - №1. – С.19-21.